Терри Пратчетт. Понюшка. Плоский мир – 39

Терри Пратчетт

Понюшка

Плоский мир – 39

Глава 1

«Гоблинское восприятие мира ‑ культ или даже религия под названием «Унггэ». Вкратце это целый своеобразный религиозный комплекс, основанный на идее перерождения и святости секреций тела. Данный центральный принцип провозглашает, что все, что выделяет тело гоблина является частью него и следовательно должно соответственно восприниматься и тщательно сохраняться до тех пор, пока не будет в надлежащий срок захоронено вместе со своим владельцем. В ожидании этого срока «материал» хранится в специальных горшочках унггэ, об удивительном способе изготовления которых я расскажу позднее.

Если преодолеть брезгливость, то мы должны будем прийти к мысли о том, что подобное сокровище должно быть тщательно оберегаемо от доступа любого существа, однако потребует огромных затрат, вместительного хранилища и особого подхода к выбору соседей.

Таким образом, в реальности большая часть гоблинов исповедует «Унггэ Хад». Данный термин можно понимать как упрощенную и легкую форму культа Унггэ, которая охватывает лишь ушную серу, обрезки ногтей, а так же сопли. Жидкость, если можно так обобщить, не является принадлежностью унггэ, а нечто проходящее как бы сквозь тело, не являясь его частью. Они объясняют это тем, что нет очевидной разницы в воде до и после, с чем с прискорбием нужно согласиться, учитывая качество воды в их подземных логовах. Аналогичным образом фекалии считаются продуктами питания, претерпевшими всего лишь некую трансформацию. Удивительно, но зубы вовсе не вызывают у гоблинов никакого интереса, поскольку они воспринимают их как некоего рода гриб‑ фунгус, как и не испытывают никакой привязанности к волосам, которых, надо заметить, они имеют не так уж много».

На этом месте лорд Витинари, патриций Анк Морпорка прервал чтение и уставился в ничто. Спустя пару секунд «образ ничто» загородил «образ» его секретаря Барабантера, который, надо сказать, всей своей карьерой доказывал, что свято место пусто не бывает, и что тот, «кто был никем может стать всем».

– Вы выглядите задумчивым, милорд, – произнес Барабантер, приложив к своему изречению легкий намек на вопрос, который тут же испарился в воздухе.

– Горько плачу, Барабантер, омываюсь слезами.

Барабантер замер с присыпкой в руке, которой наносил пыль на безупречно чистый черный лакированный стол.

– Пастор Овес очень впечатляющий писатель, не так ли, сэр?

– Разумеется, Барабантер, но основная проблема остается в другом. Это другое таково ‑ человечество может договориться с гномами, с троллями и даже с орками, которые все без исключения порой бывают пугающими, но знаешь ли ты почему это так, Барабантер?

Секретарь осторожно закрыл присыпку и поднял взгляд к потолку.

– Могу ли я предположить, милорд, что в их дикости мы видим собственное отражение?

– О, отлично, Барабантер. Я еще сделаю из тебя настоящего циника! Хищник всегда оценит другого хищника, не так ли? О, он может даже ценить жертву. К примеру, лев может терпеть овцу, даже если он потом ее съест, но лев никогда не станет терпеть крысу. Вредители, Барабантер, только представь ‑ целая раса деградировала во вредителей!

Лорд Витинари печально покачал головой, и всегда все подмечающий Барабантер заметил, что пальцы его светлости в третий раз за этот день перелистнули страницу, озаглавленную «Горшочки унггэ», и, похоже он, что было на него непохоже, завел разговор с самим собой…

– Эти емкости изготовляются самим гоблином из любого подручного материала, начиная с драгоценных минералов, заканчивая деревом или костью. Среди произведенных в древности можно найти даже прекрасные тончайшие сосуды, которым нет равных во всем мире. Ради них имевшие место разграбления поселений гоблинов всевозможными искателями сокровищ и самими гоблинами с целью мести по сей день омрачают наши взаимоотношения с гоблинами.

Лорд Витинари прочистил горло и продолжил:

– Я вновь процитировал пастора Овса, Барабантер. Должен отметить, что жизнь гоблинов оказывается на грани часто именно потому, что туда их подталкиваем мы. Когда ничто не способно выжить, они выживают. Их общее приветствие звучит как «Ханг! », что значит «Выживай! » Я знаю, что им приписывают ужасные преступления, но мир никогда не был к ним милостивым. К слову сказать, тем, чья жизнь всегда висит на тонкой ниточке, прекрасно ясна чудовищная алгебра нужды, в которой нет места жалости, и когда нужда прижимает до крайности, что ж, это самое подходящее время, чтобы женщины племени подготовили подходящий горшочек унггэ ‑ тот, что называется «душой слез». Это самые великолепные сосуды, покрытые мелкими резными цветами и словно омытые слезами.

Прекрасно выверив время с последним сказанным словом лорда Витинари, Барабантер поставил перед своим господином чашку кофе:

– «Чудовищная алгебра нужды», Барабантер. Нам ведь она так же известна, не так ли?

– Совершенно верно, сэр. Между прочим, сэр, мы получили послание от Алмазного короля троллей с выражением благодарности за нашу твердую позицию по вопросу наркотиков. Прекрасная работа, сэр.

– Небольшая поблажка, – провозгласил Витинари, отмахиваясь. – Вам же известна моя позиция, Барабантер. Я не имею никаких возражений, если люди принимают какие‑ то препараты, улучшающие их самочувствие или уверенность, или же к слову, чтобы посмотреть на маленьких танцующих фиолетовых фей или даже, если удается, своих богов. В конце концов, это их мозги и у общества нет на них никаких прав, если только они не управляют при этом тяжелой техникой. Однако, продавать троллям наркотики, от которых у них взрывается голова, это просто убийство. Тяжкое преступление.

Я рад, что командор Ваймс в этом вопросе полностью со мной солидарен.

– Совершенно верно, сэр. И если мне будет дозволено, я хотел бы напомнить вам, что вскоре ему предстоит нас покинуть. Вы намерены его до этого принять?

Патриций покачал головой.

– Думаю, нет. Он должно быть потрясен, и я не хотел бы своим присутствием ухудшать его состояние.

В словах Барабантера был легкий намек на сочувствие:

– Не вините себя, милорд. В конце концов, вы с командором всего лишь игрушка в руках высших сил.

* * *

Его высочество, герцог анкский, командор анкморпорской городской Стражи, сэр Сэмуэль Ваймс энергично шевелил карандашом, засунутым за край ботинка, чтобы унять чесотку. Но это не помогло. В который раз. Ноги чесались из‑ за носков. В сотый раз он подумал, не сказать ли супруге, что среди множества ее достоинств ‑ вязание не самое явное. Хотя, он скорее бы отрубил себе ногу, чем сделал бы подобное. Это просто разбило бы ей сердце.

Носки же были действительно ужасными. Они были такими толстыми, узловатыми и неуклюжими, что ему пришлось купить ботинки на полтора размера больше. А сделал он это потому, что Сэмуэль Ваймс, который ни разу не ходил в храм с религиозными намерениями, поклонялся леди Сибилле, и не проходило ни дня, чтобы он с удивлением не обнаружил, что она отвечает ему взаимностью. Он сделал ее своей супругой, а она его миллионером. Встав за его спиной, она превратила мрачного, несчастного и циничного копа в богатого и влиятельного герцога. Ему правда удалось сохранить свой цинизм и даже целое стадо обезумевших быков не смогло бы выбить из Сэма Ваймса копа, потому что он был отравлен этим ядом до мозга костей. И вот Сэм Ваймс чесался и считал проклятья, пока совсем не сбился со счета. Между чертыханиями он пытался работать с документами.

Бумажная работа никогда не переводилась. Каждому известно, чем больше стараешься от нее избавиться, тем больше ее становится.

Разумеется, у него были подчиненные для подобной работы, но рано или поздно, в конце концов, ему все равно приходилось подписывать бумаги или хотя бы читать их. В полицейской работе невозможно было полностью без них обойтись ‑ была вполне определенная возможность, что дерьмо попадет в вентилятор. Инициалы Сэма Ваймся требовались на бумаге, чтобы уведомить мир о том, что ими он отмывает вентилятор, а стало быть подчищает за собой дерьмо.

Но сейчас он прервался, чтобы позвать сержанта Малопопку, которая исполняла обязанности его адъютанта.

– Что там ещё, Веселинка?

– Не совсем то, что вы имеете в виду, сэр, но, полагаю, вам понравится узнать, что мне только что передали семафорное сообщение от и. о. Капитана Хаддока из Квирма, сэр. Он сообщает, что все налаживается, сэр, и ему даже начал нравиться «avec». [1]

Ваймс вздохнул.

– Что‑ то еще есть?

– Глухо как в бочке, сэр, – ответила гномиха, просунув голову в дверь. – Жарко, сэр, слишком душно, чтобы драться и липко, чтобы красть. Ну разве не прекрасно, сэр?

Ваймс крякнул.

– Там, где есть полицейский, там всегда есть место преступлению, запомни это, сержант.

– Да, сэр! Запомню, сэр! Хотя, я думаю, что звучало бы лучше, если слегка переставить слова.

– Полагаю, у меня нет ни единого шанса увильнуть от отпуска?

Сержант нахмурилась:

– Прошу прощения, сэр, но апелляция невозможна. В полдень капитан Моркоу официально отберет у вас жетон.

Ваймс грохнул кулаком по столу и взревел:

– Я не заслужил подобного обращения после стольких лет, отданных службе городу!

– Коммандор, если позволите вмешаться, я бы сказала, вы заслужили гораздо большего.

Ваймс откинулся на стуле и прорычал:

– И ты туда же, Веселинка?

– Мне правда, очень жаль, сэр. Я знаю, как вас это тяготит.

– Да, после стольких лет быть вышвырнутым прочь! Знаешь, я умолял! А таким как я, можешь быть уверена, это дается нелегко. Умолял!

На лестнице раздался звук чьих‑ то шагов. Веселинка заметила, как Ваймс вложил что‑ то в вынутый из ящика стола коричневый конверт, быстро лизнул его клапан, запечатал и бросил на стол, где тот звякнул.

– Вот, – сказал он, скрипнув при этом зубами. – Тут мой значок, всё как приказал Витинари. Я в отставке. И никто не сможет сказать, что его у меня забрали!

Капитан Моркоу появился в кабинете, быстро пригнувшись, проходя сквозь двери. В руках у него был сверток, а из‑ за спины выглядывало несколько улыбающихся копов.

– Прошу прощения, сэр, понимаете ‑ приказ свыше и все такое. Если это вас несколько успокоит, полагаю, вам повезло, что ваш отпуск продлится только две недели. Изначально она говорила про месяц.

Он передал Ваймсу сверток и вежливо кашлянул.

– Мы тут с парнями сбросились, – сказал он с вымученной улыбкой.

– Я бы предпочел что‑ нибудь поумнее, например стать начальником полиции, – ответил Ваймс, взяв сверток. – Знаешь, что я понял? Если я позволю им навесить на себя достаточно всевозможных титулов, то смогу с этим жить.

Он рванул бумагу и к всеобщей радости вынул из свертка крохотное цветное ведерко и совочек.

– Мы знаем, вы не собирались выбираться на море, – начал было оправдываться Моркоу, – но…

– Хотелось бы, чтобы это было море, – пожаловался в ответ Ваймс. – Там бывают кораблекрушения, контрабандисты, утопленники и прочие преступления на море! Хоть что‑ то происходит интересненькое!

– Леди Сибилла рассказывала, что вы и в обществе друг друга находите много приятных моментов, – вставил Моркоу.

Ваймс фыркнул.

– Это же деревня! Что приятного можно сказать о деревне? Ты знаешь, почему ее вообще назвали «деревня», Моркоу? Потому что там вообще ничего нет, кроме проклятых деревьев, за которыми, как предполагается, мы должны ухаживать, но на самом деле они всего лишь трава‑ переросток! Это скучно! Ничего не происходит, одно длинное воскресенье! И, в придачу, мне придется встречаться со всякой знатью!

– Сэр, вам это понравится. Я никогда не слышал, чтобы вы брали выходной, кроме как по ранению, – сказал Моркоу.

– И даже тогда он каждую секунду только суетился и ворчал, – произнёс чей‑ то голос от дверей. Он принадлежал леди Сибилле Ваймс, и Ваймс находил очень обидным то, как его подчиненные ее слушались. Разумеется, он был без ума от леди Сибиллы, но это не мешало отметить то, что ему более нельзя есть сэндвичи с беконом, латуком и помидором. Точнее раньше это преимущественно были сэндвичи с беконом, помидором и латуком, а теперь превратились в сэндвичи с латуком, помидором и только после этого ‑ с беконом. Разумеется, все это было ради его же здоровья, но это только для отвлечения внимания. Почему бы им, ради разнообразия, не найти какой‑ нибудь вредный для здоровья овощ? Разве среди овощей не встречается, к примеру, лук? От него же газы. Разве это полезно для здоровья, а? Сэм был уверен, что где‑ то про это читал.

Только представьте, две недели отпуска с регулярным питанием под присмотром жены. Это просто невозможно вынести, но все равно придется. И еще был Сэм‑ младший, который рос как на дрожжах и проникал повсюду. Конечно, выходные на свежем воздухе, как утверждает его мать, пойдут ему на пользу. В этом с Сибилл не поспоришь, потому что если ты решил, что выиграл спор с женой, что по каким‑ то магическим законам природы для мужа совершенно невероятно, то, значит, ты все неверно понял.

По крайней мере, ему разрешили выехать из города не снимая доспехов. Они были словно часть него и такими же помятыми, как и он сам ‑ за единственным исключением, что доспехи можно выправить в кузнице.

Держа на колене сына, Ваймс уставился на удаляющийся от несущей его навстречу двум неделям буколического сна[2] кареты, город. Он чувствовал себя изгнанником, но если взглянуть на светлую сторону ‑ вдруг в городе стрясётся какое‑ нибудь ужасное убийство или ограбление века (поскольку, если уж на то пошло, воровство один из столпов общества), и это потребует присутствие главы городской Стражи. Остается только надеяться на чудо.

Сэм Ваймс с самого момента свадьбы знал, что у его супруги есть недвижимость где‑ то за чертой города. И одна из причин его осведомленности была в том, что эту недвижимость жена подарила ему. К слову, она передала ему все движимое и недвижимое имущество, в трогательной уверенности, что всем должен управлять супруг, как глава семейства[3].

Она была настойчива.

Время от времени, в зависимости от времени стоявшего на дворе года, из деревни к ним в Овсяный переулок прибывала телега, груженная всевозможными овощами и фруктами, сыром и мясными деликатесами, которые производило никогда не виданное ими поместье. К слову, он и не собирался его увидеть. Одно он знал о деревне наверняка ‑ она хлюпает под ногами. Что примечательно, в Анк‑ Морпоке большая часть улиц хлюпала под ногами, но это было «правильное» хлюпанье, и которое так хлюпало с самого первого в его жизни шага, после которого он, кстати, поскользнулся и упал.

Местечко, где находилось поместье, официально именовалось Крендель, хотя чаще его просто называли Чертог Овнец. К слову частью поместья был ручей с форелью и, насколько мог припомнить из документов Ваймс, паб. Сэму было понятно, что можно владеть пабом, но как можно владеть ручьём с форелью? Если это ваша собственность, то почему она старается сбежать вниз по течению, пока вы на нее смотрите? Разве это не означает, что в этот самый момент там какой‑ то сукин сын ловит вашу рыбу в вашей воде? А та часть, которая в данный момент находится перед вами только что принадлежала какому‑ то парню выше по течению? И этот чванливый сосед‑ богач теперь, тот еще ублюдок, возможно, считает тебя каким‑ то там браконьером! Рыба‑ то плавает куда ей вздумается, так? Как узнать ‑ какая именно ваша? Хотя, может они ее метят ‑ это звучало для Ваймса достаточно по‑ деревенски. В общем, оказавшись в деревне, нужно постоянно быть начеку. Никакого сравнения с городом.

Глава 2

Лорд Витинари громко рассмеялся, что было для него неестественно. Он почти со злорадством хлопнул по поверженному кроссворду на странице анкморпоркской Таймс, лежавшей на его столе.

– Люффа! Из рода тыквенных и по форме напоминает огурец! Я утер вам нос, мадам!

Занимавшийся бумагами, Барабантер улыбнулся и заметил:

– Очередной триумф, милорд?

Всем было известно о противостоянии Витинари и главного составителя кроссвордов Таймс.

– Уверен, она просто теряет хватку, – ответил Витинари, откидываясь в кресле. – Что там у нас, Барабантер?

Патриций указал на пухлый коричневый конверт.

– Значок командора Ваймса, сэр. Доставлен лично капитаном Моркоу.

– Он опечатан?

– Да, сэр.

– Значит, в нем нет его значка.

– Верно, сэр. Тщательное прощупывание выявило, что в нем содержится пустая жестянка из‑ под табака «Двоной гром». Этот же вывод подтверждает тщательное обнюхивание.

Все еще полный энтузиазма Витинари сказал:

– Но капитан должен был это заметить, Барабантер.

– Верно, сэр.

– Ну конечно, это так похоже на нашего командора, – сказал Витинари, – разве он мог поступить иначе? Он выиграл небольшую битву, а тот, кто может выигрывать в малом, способен выиграть по‑ крупному.

Барабантер неожиданно нерешительно задержался с ответом.

– Да, сэр. К слову об этом, разве не леди Сибилла предложила отправиться в загородное поместье?

Витинари вздернул бровь:

– Ну, разумеется, Барабантер. Я даже и представить не могу, кому бы еще подобное пришло в голову. Наш храбрый командор известен своей привязанностью к работе. Кто еще, кроме любимой жены, был бы способен убедить его в том, как прекрасно было бы провести пару недель загородом?

– Действительно, кто еще, сэр, – согласился Барабантер, и оставил данную тему, потому что не было смысла ее развивать. У его господина имелись свои источники информации, о которых не было известно даже Барабантеру, как бы сильно он ни пытался о них узнать, и только небесам было известно, кто же все эти шпионы, притаившиеся в темноте на высоких лестницах. Вся жизнь в Овальном кабинете была полна тайн, предположений и отвлекающих маневров, где сама сущность истины трансформировалась подобно цветам радуги. Секретарю это было хорошо известно, потому что он и сам играл в этом спектре не последнюю роль. Узнать же то, что известно лорду Витинари, или точно, о чем именно он думает, человеку просто психологически невозможно, поэтому Барабантеру просто нужно вернуться к своим канцелярским делам.

Витинари встал и выглянул в окно.

– Разве наш город не обитель попрошаек и воров, Барабантер? Я могу гордиться тем, что среди них находятся самые умелые на свете. Если бы среди городов проводилось состязание по воровству, полагаю, Анк‑ Морпок не только вернулся бы домой с выигранным кубком, но и прихватив бумажник каждого участника. У воровства есть цель, Барабантер, но город инстинктивно чувствует, что пока есть вещи, недоступные обычным людям, то есть и такие, которые не дозволены и богачам, и влиятельным персонам.

Для посторонних понимание Барабантером мыслительного процесса своего хозяина было сродни магии, но для него было сродни озарению то, что можно почерпнуть, наблюдая, что именно лорд Витинари читает, выслушивать порой совершенно бессмысленные наблюдения и соединять их, как умел только Барабантер, в общие текущие проблемы и чаяния. Поэтому он произнёс:

– Вы имеете в виду контрабанду, сэр?

– Именно так, именно так. У меня к контрабанде нет претензий. Она требует задействовать множество связей, оригинальное мышление и соблюдать тайну. Качества, похвальные для большинства простых смертных. По правде говоря, она наносит не столь уж значительный ущерб, зато дает людям на улицах немного пощекотать нервы. Каждый должен, по возможности, слегка преступить закон, Барабантер. Это полезно для чистоты ума.

Барабантер, в чистоте черепной коробки которого сомневаться не приходилось, сказал в ответ:

– Тем не менее, сэр, налоги должны регулярно взиматься и поступать в казну. Город постоянно растёт, и за все нужно платить.

– Верно, – произнес Витинари. – Я многое мог бы обложить налогами, но решил создать налог на то, без чего можно обойтись. Непривычно, не так ли?

– Некоторые именно таки и подумали, сэр. Многие этим недовольны.

Витинари не стал отрываться от своих документов.

– Барабантер. Жизнь входит в привычку. Когда недовольство людей достигнет предела, думаю, я обращу на это их внимание.

Патриций снова улыбнулся и сложил вместе пальцы.

– Короче говоря, Барабантер, некоторое количество бандитов среди низшего класса в городе достойно улыбки, если не аплодисментов, ради здоровья самого города, но что прикажешь делать, если в преступность втянуты благородные или богатейшие слои общества? Если для бедняка, который от голода пойдет на кражу, будет достаточно и года в тюрьме, то какой высоты должна быть виселица для богача, который из жадности преступает закон?

– Я хотел бы еще раз повторить, сэр, что я покупаю скрепки на собственные деньги, – встревожился Барабантер.

– Ну, разумеется, но в твоем случае, я должен с удовольствием отметить чистоту твоих помыслов, которая прямо‑ таки слепит глаза.

– У меня есть все чеки, сэр, – продолжал настаивать Барабантер, – просто на случай, если вы решите на них взглянуть. – На какое‑ то мгновение повисла тишина, потом он добавил:

– Командор Ваймс должно быть уже почти добрался до своего поместья, милорд. Это может оказаться благоприятным обстоятельством.

Витинари остался невозмутим.

– Конечно, Барабантер. Конечно.

* * *

Поместье находилось на расстоянии дня пути, что в единицах, измеряемых каретами, означало два, с остановкой в постоялом дворе. Ваймс провел это время в предвкушении желаемого стука копыт гонца из города с вестью о разразившейся катастрофе. Обычно Анк‑ Морпок мог рассылать подобных вестников чуть ли не ежечасно, но именно в этот час отчаянья он покинул своего сына.

Свет уже нового дня ложился на этого самого блудного сына, когда карета, наконец, остановилась перед парой ворот. Спустя пару мгновений из ниоткуда возник старик и устроил огромное представление из открывания вышеупомянутых ворот, потом встал по стойке смирно и сияя, с осознанием выполненного долга, проводил проезжающую карету взглядом. Едва въехав внутрь, карета снова остановилась.

Читавшая в этот момент Сибилла, не отрываясь от книги, толкнула мужа в бок и сказала:

– Здесь такой обычай, нужно заплатить мистеру Гробу пенни. Знаешь, в прежние времена мой дедушка держал в карете жаровню с углями. Теоретически от холода, но на самом деле он нагревал на ней монетки до красна, брал щипцами и швырял привратнику. Всем это нравилось, или так казалось моему деду, правда, после его смерти мы так не делали.

Ваймс полез в кошелёк за мелочью, открыл дверцу и сошел вниз, чем крупно озадачил упомянутого м‑ ра Гроба, который вжался в росший пышный куст, словно загнанный зверь.

– Прекрасная работа, мистер Гроб, просто пример для всех открывателей засовов. – Ваймс протянул монетку, и м‑ р Гроб вжался в куст ещё сильнее. Его поза говорила о том, что он готов удрать в любую секунду. Ваймс подбросил монетку, и испуганный старик поймал ее на лету, успев плюнуть на нее, и тут же растворился в пейзаже. У Ваймся сложилось впечатление, что м‑ р Гроб был возмущён отсутствием шипения.

– И как давно ваша семья перестала швырять раскаленные монетки слугам? – спросил он, возвращаясь в карету.

Сибилла отложила книгу.

– Этому положил конец мой отец, хотя моя мать была недовольна. Как и привратник.

– Уж я‑ то думаю!

– Нет, Сэм. Они были недовольны тем, что прервался такой замечательный обычай.

– Но это же ‑ унизительно!

Сибилла вздохнула:

– Да, мне это известно, Сэм, но, видишь ли, это были легкие деньги. Во времена моего прадеда, если дела шли хорошо, человек мог заработать до шести пенсов в день. А поскольку старик был почти все время навеселе от рома и бренди, то порой швырял по целому доллару. Я говорю не о нынешнем, а о старом, добром, полновесном золотом долларе. На такой привратник мог прокормиться целый год, особенно в этих краях.

– Да, но… – начал было Ваймс, но его супруга обезоружила его улыбкой. Для подобных случаев у нее имелась особая улыбка. Она была ласковой и дружеской, и при этом была словно вырезана из камня, как бы говоря: «либо ты прекратишь разговоры о политике, либо тут же в нее вляпаешься, себе же и навредив». Поэтому Ваймс разумно, с учетом обретенной за последнее время мудрости, заставил себя уставиться в окно.

Ворота постепенно растаяли из вида в вечернем свете и перед взглядом возник большой особняк, который, по всей видимости, являлся центром всего этого, но до него невозможно было добраться, не проехав сквозь аллею деревьев и мимо того, что какой‑ нибудь плохой поэт назвал бы «занудными лужками», на которых в свою очередь, как решил Ваймс, с определенной вероятностью паслись овцы, потом мимо аккуратно подстриженного леска, пока, наконец, не добрались до моста, который сделал бы честь своим городским собратьям. [4]

Мост оказался перекинутым через нечто, что Ваймс сперва принял за искусственное озеро, но оказалось рекой приличной ширины. Когда они забрались на мост, река оказалась еще впечатляющее. Ваймс заметил какую‑ то большую лодку, движущуюся по ней вдоль берега непонятным способом, зато, судя по характерному запаху, та была как‑ то связана с коровами. В этот самый момент Сэм‑ младший заявил:

– Эти тёти совсем без штанишек! Они собираются поплавать?

Ваймс рассеяно кивнул, потому что целый хоровод обнаженных дам не подходящая тема, которую хочется обсуждать с шестилетним мальчиком. В любом случае его внимание было приковано к лодке. Вокруг нее бурлила вода, а матросы на палубе делали какие‑ то моряцкие знаки леди Сибилле или, что тоже возможно, обнаженным дамам на мосту.

– Это река, не так ли? – уточнил Ваймс.

– Это Капелла, – объяснила леди Сибилла. – Она протекает через всю Октариновую равнину и дальше в Квирм. Однако, если мне не изменяет память, чаще ее называют «Старой мошенницей». У нее есть характер, но девочкой мне очень нравилось кататься по ней в крохотных прогулочных яликах. Было действительно весело.

Карета прогрохотала по дальнему концу моста и выехала на длинный подъездной путь к, да‑ да, к величественному особняку. Ваймсу показалось, что именно так можно охарактеризовать это здание, потому что оно было достаточной величины. На лужайке перед домом оказалось стайка оленей, и огромная «отара» людей перед тем, что очевидно называют «парадным крыльцом». Они, словно на свадьбе, построились в две линии. На самом деле это оказалось чем‑ то вроде почетного караула, хотя их число ‑ от садовников до лакеев ‑ приближалось к трем сотням. Все они, хотя и не очень успешно, пытались улыбаться. Это напомнило Ваймсу парад Стражи.

Два лакея столкнулись лбами, пытаясь поставить перед каретой лесенку, а Ваймс полностью испортил момент, выйдя с противоположной стороны и вытащив за собой леди Сибиллу.

Посреди толпы нервничающих лиц он разглядел единственное дружелюбное, которое принадлежало Вилликинсу, который был дворецким Ваймса и единственным их слугой в городе. В этом Ваймс был непреклонен. Раз он сам собрался в деревню, стало быть, и Вилликинса следовало взять с собой. Он аргументировал это супруге тем, что Вилликинс точно не полицейский, а, значит, это не то же, что брать работу на дом. И это было правдой. Вилликинс определенно не был полицейским, потому что большинство копов не умели вырубить кого‑ нибудь бутылкой, не поранив рук или сделать специфическое, но действенное оружие из ограниченных кухонных принадлежностей. У Вилликинса было темное прошлое, что проявлялось, когда ему требовалось приготовить фаршированную индейку, но сейчас Сэм‑ младший, увидев напуганное, но знакомое лицо бросился мимо рядов нервничающих слуг и обнял его за колени. Вилликинс, в свою очередь, поднял его в воздух, перевернул вверх ногами и снова аккуратно поставил ребенка на выложенную гравием дорожку. Эта процедура вызывала непременный восторг шестилетки. Своему дворецкому Ваймс верил, хотя не доверял очень многим. Долгие годы службы копом поневоле заставят быть разборчивым в подобном вопросе.

Сэм наклонился к супруге:

– А сейчас, что мне следует сделать? – прошептал он, потому что ряды натянутых полуулыбок стали его нервировать.

– Все, что желаешь, милый, – ответила супруга. – Ты ‑ босс. Разве ты не принимал парад Стражи?

– Да, но я всех там знаю и мне известны их звания, и все прочее! Ничего подобного в городе не было!

– Да, милый, но это потому, что в Анк‑ Морпоке каждый знает командора Ваймса.

Так. Насколько это может быть трудно? Ваймс подошел к человеку в мятой соломенной шляпе с лопатой в руке. Едва Сэм приблизился, на его лице отразился страх больший, чем чувствовал сам Сэм. Ваймс протянул ему руку. Человек посмотрел на нее так, будто впервые увидел. Ваймс сумел выдавить из себя:

– Привет, я ‑ Сэм Ваймс. А вы?

Человек, к которому он обратился, огляделся в поисках поддержки, помощи и подсказок, а может и путей для бегства, но не получил ни того, ни другого. В толпе царила мертвая тишина. Наконец он признался:

– Вильям Батлер, ваша милость, если будет угодно.

– Рад познакомиться, Вильям, – сказал Сэм и снова протянул руку, от которой Вильям едва не отшатнулся, но потом протянул Ваймсу руку жесткую, словно древняя дубленная кожа.

«Что ж, – подумал Ваймс, – не так плохо». И сделал шаг в неведомое со словами:

– А чем ты здесь занимаешься, Вильям?

– Садовничаю, – сумел сказать Вильям, и поставил между собой и Ваймсом лопату ‑ одновременно в качестве вещдока «А» в доказательство своей невиновности и для защиты. Сэм, чувствуя себя точно брошенным в море, потрогал пальцем лезвие и пробормотал:

– Как вижу, хорошо наточено. Молодчина, мистер Батлер.

Почувствовав хлопок по плечу, Ваймс вздрогнул, и услышал голос жены:

– И ты молодец, милый, но на самом деле тебе всего лишь нужно подняться по лестнице и поблагодарить всех, включая дворецкого и экономку за прекрасное управление слугами. Если ты собираешься поболтать с каждым, мы проторчим здесь весь день. – С этими словами леди Сибилла твердо взяла мужа за руку и повела вверх по лестнице под взглядами выпученных глаз.

– Ну ладно, – прошептал он. – Я вижу слуг, поваров и садовников, но кто эти парни в строгих кафтанах и котелках? Разве у нас на работе есть судебные приставы?

– Разумеется, нет, милый. Это всего лишь наши егеря.

– Эти шляпы на них выглядят как седло на корове.

– Полагаешь? На самом деле их придумал лорд Котелок, чтобы защитить головы своих егерей от нападений со стороны браконьеров. Мне говорили, они очень прочные, и куда лучше стальных касок, потому что не оставляют звона в ушах.

Не пытавшиеся скрыть своего недовольства по поводу того, что их новый хозяин предпочел сперва пожать руку какому‑ то садовнику, а не одному из них, дворецкий и экономка, которые излучали традиционную пышность талии и розовощекость, чего вполне можно ожидать от подобных должностей, поняли, что их новый хозяин не собирается подходить к ним, поэтому устремились навстречу, быстро перебирая своими короткими ножками.

Ваймс знал, каково это жить под лестницей, в помещении для прислуги. Дьявол! Разумеется, знал. Не так давно вызванный в большой особняк полицейский должен был бы направиться к черному ходу, где ему дадут указание вытащить вон какую‑ нибудь зареванную горничную или не слишком умного подмастерья башмачника, обвиненных, безо всяких на то оснований, в краже какого‑ нибудь кольца или серебряного гребня, которые позднее обнаружатся хозяйкой дома. Скорее всего, после того, как она прикончит стаканчик джина. Предназначение копов было не в этом, хотя в реальности оказалось совсем наоборот. Все дело в привилегиях, и молодой Ваймс еще не успел сносить первую пару ботинок, когда его сержант объяснил ему эту истину. Это называлось «частное» право. В те дни влиятельному человеку многое могло сойти с рук, если у него правильный акцент, отлично повязан галстук и есть связи. А молодой полицейский за свои возражения мог вылететь со службы и остаться без рекомендаций.

Теперь все уже не так, как было, но не далеко ушло.

Но в те времена молодой Ваймс видел в дворецких двойных предателей, и вот крупный человек в черном фраке встретил его пронзительным взглядом. Тот факт, что он слегка поклонился Ваймсу, не исправил ситуацию. Ваймс жил в мире, где все друг другу отдавали честь.

– Меня зовут Сильвер, ваш дворецкий, ваша милость, – укоризненно произнес человек.

Ваймс немедленно взял его за руку и тепло пожал:

– Рад встрече, мистер Сильвер!

Дворецкий поморщился:

– Просто Сильвер, сэр. Без мистера.

– Извините, мистер Сильвер. А как ваше имя?

На лицо дворецкого стоило полюбоваться.

– Сильвер, сэр! Всегда Сильвер!

– Что ж, мистер Сильвер, – сказал Ваймс, – Для меня вопрос веры, что надев штаны, все мужчины становятся одинаковы.

Дворецкий с невозмутимым видом ответил:

– Возможно, сэр, но я был и всегда, командор, останусь Сильвер. Добрый вечер, ваша милость. – Дворецкий повернулся: – И добрый вечер, леди Сибилла. Прошло семь или восемь лет с тех пор, как нас навещал кто‑ то из семейства. Можем мы в будущем рассчитывать на учащение визитов? И, пользуясь случаем, разрешите мне представить вам свою супругу, миссис Сильвер, вашу экономку, с которой, на сколько мне известно, вам еще не приходилось встречаться.

Ваймс не сумел с собой справиться и в уме перевел его слова так: «Я раздосадован тем, что вы первым пожали руку не мне, а какому‑ то садовнику…» Что, если быть честным, не было преднамеренно. Ваймс схватил руку садовника из чистого, непреодолимого страха. Перевод продолжился: «а теперь я беспокоюсь, что пришел конец нашей беззаботной и легкой жизни».

– Погоди‑ ка, – сказал Ваймс, – разве моя жена не «милость», как я? Это же немного больше, чем просто «леди». Сиби… ее милость заставила меня просмотреть табель о рангах.

Леди Сибилла отлично знала своего мужа, как могут знать люди, соседствующие, скажем, с вулканом. Главное ‑ не позволить устроить тарарах.

– Сэм, для всех слуг в обеих домах я леди Сибилла еще с тех пор, как была девочкой, кроме того, это мое имя и я на него отзываюсь, по крайней мере в разговоре с теми, кого считаю друзьями. И тебе это известно! – А про себя добавила: «У всех нас есть заскоки, Сэм. Даже у тебя».

И в этой накалившейся до красна атмосфере леди Сибилла пожала руку экономке и повернулась к сыну:

– А тебе, Сэм‑ младший, пора ужинать и спать. И никаких отговорок.

Ваймс огляделся, когда они в сопровождении небольшого числа слуг вошли внутрь помещения, которое и своим убранством и целью создания скорее напоминало арсенал. В глазах любого полицейского это не могло быть ничем иным, хотя, без сомнения, сами Овнецы, развешивая на стены мечи, алебарды, сабли, булавы, пики и щиты, считали, что это часть древней мебелировки. По центру располагался огромный герб Овнецов. Ваймс уже знал, что их девиз: «Храним то, что имеем». Это можно было считать… подсказкой.

Вскоре леди Сибилла была целиком занята в огромной прачечной и по совместительству гладильной комнате с гувернанткой по имени Чистота, взятую на службу по настоянию Ваймса после рождения младшего Сэма, и у которой, по мнению обеих супругов намечались отношения с Вилликинсом, но их мнение осталось всего лишь догадкой. Обе женщины были поглощены традиционным женским развлечением ‑ перекладыванием вещей из одной штуковины в другую. Это могло продолжаться бесконечно долго, включая церемонию разглядывания чего‑ нибудь на свет с попутными раздосадованными покачиваниями головы и вздохами.

Не зная чем еще заняться, Ваймс вернулся по великолепной лестнице к выходу и зажег сигару. Сибилла была тверда как кремень в вопросе курения в доме. Голос за спиной уведомил:

– Вам нет необходимости это делать, сэр. В доме есть отличный кабинет для курения с заводным экстрактором дыма, очень шикарным. Поверьте, сэр, такое вы редко где увидите.

Ваймс позволил Вилликинсу указывать путь.

Это была очень миленькая курительная, хотя опыт Ваймса в этом вопросе был чрезвычайно ограничен. В кабинете оказался большой бильярдный стол и спуск вниз, в винный погреб, в котором хранилось столько выпивки, сколько ни разу в жизни не видел ни один завязавший алкоголик.

– Разве мы не уведомили их, Вилликинс, что я не пью?

– Разумеется, сэр. Сильвер ответил, что в поместье считают пристойным, так он выразился, держать бар полным на случай прихода гостей.

– Что ж, Вилликинс, похоже будет грешно не воспользоваться подобной оказией. Так, что будь моим гостем и налей себе чего‑ нибудь.

Вилликинс заметно отшатнулся:

– О, нет, сэр. Я не могу этого сделать, сэр.

– С какой стати?

– Просто не могу, сэр. Я стану посмешищем всей лиги Джентльменов, если до них дойдет, что я был настолько дерзок, что посмел выпивать со своим нанимателем, сэр. Не в свои сани не садись.

Это обидело Ваймса до самого эгалитарного[5] нутра. Он ответил:

– Мне все известно про твои сани, Вилликинс. Ситуация как у меня, наступает решающий момент и раны зажили.

– Послушайте, сэр, – почти умоляющим голосом заявил Вилликинс. – Так уж вышло, что мы вынуждены следовать определенным правилам. По этой причине я не могу с вами выпить, кроме Страждества или рождения наследника, что является исключением, но вместо этого я предлагаю приемлемую альтернативу ‑ я подожду, пока вы не отправитесь спать, а потом выпью полбутылочки.

«Что ж, – подумал Ваймс, – у всех нас свои смешные странности, хотя, если Велликинса хорошенько разозлить и наткнуться на него в темном переулке, некоторые его странности окажутся не такие уж смешные». Но Сэм оживился, заметив, что Вилликинс пошарил по великолепно оборудованной барной стойке и принялся методично набирать содержимое в стеклянный шейкер[6].

Как известно, невозможно добиться эффекта алкогольного напитка, не используя алкоголь, однако среди приобретенных за годы, а может и краденных, умений Вилликинса имелся талант смешивать обычные продукты в совершенно обычный с виду напиток в котором было почти все то, что вы желаете получить от алкоголя. В нем были смешаны табаско, огурец, имбирь и чили, а так же что‑ то еще, о чем лучше не спрашивать.

С великолепным напитком в руке, Ваймс откинулся в кресле и спросил:

– Как тебе местный штат, Вилликинс?

Тот в ответ понизил голос:

– О, тащат потихоньку, сэр, но не больше, чем все на моей памяти. Каждый что‑ нибудь ворует. Таков мир и привилегии, предлагаемые работой.

Ваймс улыбнулся, увидев почти театральную безжизненную мину, изображенную Вилликинсом, и громко сказал для скрытого наблюдателя:

– Значит, Сильвер очень добросовестный человек, не так ли? Рад это слышать.

– Мне кажется очень надежным, сэр, – ответил Вилликинс, закатив глаза к потолку в направлении решетки легендарного экстрактора дыма, который, без сомнения, служил для проветривания часового механизма, но разве любой дворецкий не готов пожертвовать своим животом ради возможности подслушать, что о нем думает новый хозяин? Конечно, да.

Это ведь тоже привилегия? Разумеется местный персонал настороже. Этому даже не нужно доказательств ‑ это в природе людей. Он постоянно предлагал Сибилле, поскольку не осмелился бы настаивать, закрыть это поместье и продать кому‑ нибудь, кто действительно желает жить в деревне в чем‑ то, что по доходившим до него слухам является скрипучей и промерзающей горой, в которой может поселиться целый полк. Она бы не стала слушать. У нее об этом месте остались теплые детские воспоминания, как она лазила по деревьям, плавала в реке и ловила рыбу, собирала цветочки и помогала садовникам, и занималась прочими сельскими забавами, от которых Ваймс был далек как от Луны, учитывая, что его юношескими забавами было как остаться в живых. Можно даже порыбачить в реке Анк, если только не пытаться что‑ нибудь поймать. Удивительно, что можно поймать, если хотя бы капля Анка коснется ваших губ. А что до «пикничков», то что ж, дети в Анк Морпоке когда ничком, когда пикой, но в основном под зад.

Это был длинный день, ночь на постоялом дворе вышла беспокойной, но прежде чем удалиться в огромную постель Ваймс открыл окно и уставился в ночную мглу. В листе шуршал ветер. Ваймс, мягко говоря, не одобрял деревья, но Сибилле они нравились и с этим ничего не поделаешь. Какие‑ то штуки, до которых ему не было никакого дела, шуршали, кричали, тараторили и вообще сходили в темноте с ума. Он не знал, что там творится, и надеялся, что никогда не узнает. Ну, как в таком шуме, нормальный человек может лечь спать?

Он присоединился к жене в постели, правда пришлось некоторое время пошарить рукой, прежде чем удалось ее найти. Она велела ему оставить окно открытым, чтобы дать «притока великолепному сельскому воздуху», и несчастному Ваймсу только и оставалось, что лежать, нервно дергая ушами на каждый незнакомый звук, надеясь услышать такие упоительные напевы идущего домой пьяницы или ругань возницы о заблеванных подушках кареты, музыки случайной уличной драки, домашней ссоры или даже пронзительного крика о помощи, пунктуально прерываемые боем городских часов, которые, как было широко известно, еще ни разу не пробили вовремя, или иных посторонних шумов, вроде дребезжания разъезжавшихся по делам своего основного бизнеса «медовых» фургонов Короля Гарри, чтобы вывезти плоды ежедневной человеческой деятельности. Или самое лучшее, услышать с противоположного конца улицы выкрик постового: «Двенадцать ночи и все спокойно! » Еще совсем недавно любой, кто попытался бы это сделать еще до того, как стихло эхо его голоса, обнаружил бы, что его колокольчик, шлем, нагрудник, а возможно и сандалии пропали. Но все в прошлом! Фигушки! Это была современная Стража. Стража Ваймса, и любой, кто нападет на стражника в патруле с нехорошими мыслями, в мгновение ока узнает, что если кого‑ то и будут пинать по улице, то только не стражника. Постовой выкрикивал свою фразу всегда немного театрально и ровно на пересечении с первым Ячменным переулком, чтобы командор мог его услышать. А теперь Ваймсу пришлось засунуть голову под огромную подушку, чтобы пытаться не слышать эту гнетущее и нервирующее отсутствие шума, способное мгновенно поднять на ноги даже мертвого, который за годы уже научился не замечать регулярно повторяющийся крик.

Глава 3

Но ровно в пять утра Мать Природа нажала какую‑ то потайную кнопку, и мир сошел с ума: каждая божья птаха и тварь, и, судя по звукам, даже аллигатор, громко запели, чтобы другие могли их послушать. Этой какофонии потребовалось какое‑ то время, чтобы проникнуть в сознание Ваймса. Преимуществом гигантской постели было изобилие подушек, чьим большим фанатом был Сэм, когда не спал в своей постели. Два или три жалких мешочка набитых перьями на кровать для отмазки ‑ не для него! Он обожал зарыться в них с головой, превратить их в своего рода мягкую крепость, оставив единственное отверстие ‑ для притока кислорода.

К тому моменту, когда он выплыл на льняную поверхность, адский шум несколько поубавился. «Ах, да! – вспомнил он. – Это же еще одна особенность деревни. Все встают чертовски рано». Командор по обычаю, необходимости и наклонностям вел преимущественно ночной, а иногда и «всю‑ ночь‑ напролетный» образ жизни. Поэтому для него было чуждым понятие, что в сутках дважды бывает ровно семь часов. С другой стороны, он почувствовал запах бекона и спустя пару мгновений в комнате оказались две нервничающих молодых дамы с подносами на сложной металлической штуковине, которая в разложенном состоянии практически, но не абсолютно, исключала возможность насладиться установленным поверх нее завтраком.

Ваймс моргнул от удивления. А жизнь‑ то налаживается! Сибилла решила, что ее супружеский долг состоит преимущественно в том, чтобы обеспечить мужу вечную жизнь, и была убеждена, что такой счастливый исход возможен, если кормить его орехами, пшеном и йогуртом, который по мнению Ваймса был ни чем иным, как недозрелым и потому не затвердевшим сортом сыра. Следующим шагом было досадное посягательство на его сэндвич с беконом, латуком и помидорами. Удивительно, но факт, что по данному вопросу его подчиненные решили следовать указаниям его супруги, и если их босс вопил и топал ногами, что вполне понятно и даже простительно, если ему запрещают отведать утром кусочек поджаренной свинины, ссылаясь на инструкции, данные им его женой, в полной уверенности, что все кары небесные и увольнение не более, чем пустые угрозы, и уволенный тут же будет восстановлен в должности.

Среди подушек всплыла Сибилла со словами:

– Ты в отпуске, дорогой.

То, что нужно есть в отпуске, по выходным и по праздникам так же включало яичницу из двух яиц, точно как Ваймс любил и сосиску, но только не бекон, что, несмотря на «праздник», считалось грехом. Однако поданный кофе был густым, черным и с сахаром.

– Ты хорошо спал, – отметила Сибилла, когда Ваймс набросился на неожиданно щедрый дар.

– Что ты, дорогая! Уверяю, даже глаз не прикрыл! – возразил он.

– Сэм, ты храпел всю ночь! Я слышала.

Превосходное чувство бракосохранения Ваймса‑ мужа, предостерегло его от дальнейших комментариев, кроме:

– В самом деле? Храпел? Прости, пожалуйста.

Сибилла разобрала кучку конвертов в пастельных тонах, которые были приложены к подносу.

– Так‑ так, новости уже разнеслись по округе, – сказала она. – Герцогиня Сантимент приглашает нас на балл. Сир Генри с леди Увяданс приглашают нас на балл, и лорд и леди Вислопалец ‑ да! Тоже, приглашают нас на балл!

– Ух ты, – сказал Ваймс. – Какая куча…

– Даже не начинай, Сэм! – предупредила супруга, и Ваймс покорно закончил:

– … приглашений? Ты же знаешь, дорогая, я не умею танцевать. Я просто топчусь на месте и наступаю тебе на ноги.

– Ладно, в основном их устраивают для молодых людей. Ясно? Люди приезжают на лечебные воды в Ветчину ‑ на ‑ Ржи. Это совсем рядом, дальше по дороге. А на самом деле, вся затея для того, чтобы выдать дочек за подходящих джентльменов, а означает балл, череда бесконечных баллов.

– Ну с вальсом я еще справлюсь, – признался Ваймс. – Там все дело в счете, но ты же знаешь, я никогда не сумею все эти галопы, вроде «Раздень Вдову» или «Эй Гордон».

– Не бойся, Сэм. Большинство мужчин постарше просто находят себе местечко в сторонке посидеть, выкурить трубку или нюхнуть табаку. Матери заняты поисками женихов для своих дочерей. Я надеюсь моя старая подруга Ариадна найдет подходящую партию своим дочкам. У нее шестеряшки, что бывает очень редко. Конечно Мавис очень набожна, а здесь есть молодой священник, который как раз ищет себе супругу, но прежде всего приданное. Эмилия ‑ симпатичная, блондинка, прекрасный повар, но сильно смущается своего огромного бюста.

Ваймс уставился в потолок.

– Подозреваю, эта не столько найдет себе жениха, – предсказал он, – сколько жених сам ее найдет. Называй это мужской интуицией.

– Так, потом идет Флёр, – продолжила леди Сибилла, не поддавшись на уловку. – Она, как я понимаю, сама делает небольшие милые шляпки. И, э, Аманда, кажется. Которая почему‑ то очень интересуется лягушками, хотя, возможно, я не верно поняла ее мать. – Она мгновение подумала, и добавила: – О, и Джейн. Довольно странная девочка, судя по словам ее же матери, которая не знает, что из нее выйдет.

Незаинтересованность Ваймса в подробностях жизни чужих отпрысков не имела пределов, но он умел считать:

– А что с последней?

– О, это Гермиона. С ней есть сложности, поскольку она опозорила весь семейный род, по крайней мере на их взгляд.

– И как же?

– Стала дровосеком.

Ваймс секунду обдумал услышанное и сказал:

– Ну, дорогая, все знают, что молодой человек, располагающий[7] значительными зарослями леса, должен подыскивать себе жену, способную справиться с большим, э… внушительным…

Леди Сибилла резко его прервала:

– Сэм Ваймс, уж не собираешься ли ты сделать недопустимое замечание?

– Я решил, что ты сделала это до меня, – улыбаясь, ответил Ваймс. – Это так, признай, дорогая.

– Возможно, ты прав, милый, но лишь для того, чтобы не дать тебе произнести вслух. Все‑ таки ты герцог Анка и широко известен как правая рука Витинари, так что не повредит сохранять достоинство, не так ли?

Это было бы хорошим советом для жениха. Для мужа это было равносильно приказу, довольно строгому, поскольку он был сделан в деликатной форме.

Так что, когда сэр Сэмуэль Ваймс и командор Ваймс, а так же его светлость герцог Анкский[8] вышел из‑ за «стола», он был в приподнятом настроении. Как оказалось, прочие люди этого не разделяли.

В коридоре снаружи убиралась горничная, которая, едва увидев идущего навстречу Ваймса, с безумным взглядом повернулась к нему спиной и осталась стоять, пялясь в стену. Ее очевидно трясло от ужаса, так что Ваймс решил, что в подобных обстоятельствах явно не следует задавать вопросов, тем паче предлагать помощь. В ответ можно услышать вопль. «Может она просто стесняется», – решил он.

Но оказалось, что застенчивость заразна. За время своей прогулки по дому он встречал много других горничных с корзинами в руках, вытирающих пыль, подметающих, и каждый раз, едва он приближался к одной из них, она поворачивалась спиной и стояла, уставившись в стену так, словно от этого зависела ее жизнь.

К тому времени, когда Ваймс добрался до галереи с портретами предков супруги, Ваймс решил, что с него достаточно, и когда очередная юная мисс с чайником на подносе моментально сделала фуэте, словно балерина на музыкальной шкатулке, он спросил:

– Простите, мисс, я правда такой страшный?

Это ведь было лучше, чем спрашивать ее, почему она ведет себя столь неучтиво, верно? Так почему же, во имя всех трех богов, она рванула с места так, что остался только звон посуды по всему коридору? Среди всех прочих Ваймсов верх взял командующий Стражей. Герцог тут не годился, а гномий Хранитель Доски просто не подходил для подобной работы:

– Стоять на месте! Медленно положи поднос и повернись!

Ее занесло (действительно! ) и, не отпуская крепко зажатый в руках поднос, она грациозно повернулась, аккуратно затормозила и осталась стоять, трепеща от страха, пока Ваймс не схватил ее за руку со словами:

– Как вас зовут, мисс?

Она ответила, старательно отворачивая лицо:

– Ходжес, ваша милость. Простите, ваша милость.

Слова сопровождал тихий звон посуды на подносе.

– Послушай‑ ка, – вновь обратился к ней Ваймс. – Я не могу спокойно думать под весь этот перезвон! Положи его аккуратно, хорошо?

Тебе не грозит ничего плохого, но я предпочитаю видеть того, к кому обращаюсь. Заранее спасибо. – Девушка с неохотой повернула к нему лицо.

– Ну вот. Мисс, э, Ходжес. Так в чем дело? У тебя же нет причины от меня убегать, верно?

– Прошу вас, сэр! – с этими словами девушка рванула в ближайшую обитую зеленым сукном дверь и заперлась изнутри. В этот момент Ваймс заметил, что прямо за его спиной стоит еще одна горничная, которая в своей темной униформе почти слилась со стеной, в которую пялилась. Ее выдавала только дрожь. Разумеется, она видела то, что произошло, поэтому он тихонько, чтобы не вспугнуть, подкрался к ней и сказал:

– Я не хочу, чтобы ты что‑ то рассказывала. Просто кивни или покачай головой, когда я буду задавать вопрос. Поняла?

Едва заметный кивок в ответ.

– Хорошо, у нас прогресс! У тебя будут неприятности, если ты со мной заговоришь?

Еще один микроскопический кивок.

– А есть вероятность, что будут неприятности оттого, что я заговорил с тобой? – Горничная находчиво пожала плечами.

– А у другой девушки? – Не оборачиваясь, невидимая горничная вытянула левую сжатую в кулак руку и, оттопырив большой палец, повернула его вниз.

– Благодарю, – ответил Ваймс своему невидимому информатору. – Ты была чрезвычайно полезна.

С задумчивым видом он направился обратно наверх, прошел мимо череды спин и чрезвычайно обрадовался, увидев по пути Вилликинса рядом с прачечной. Его слуга не повернулся к нему спиной, что было огромным облегчением. [9]

Вилликинс тщательно сворачивал рубашки с такой осторожностью и вниманием, с каким, возможно, отрезал бы ухо поверженного противника. Когда манжеты его безукоризненно чистого костюма слегка задирались, можно было разглядеть кусочек татуировок, но, к счастью, нельзя было понять ‑ каких именно.

– Вилликинс, – обратился к нему Ваймс: – Объясни, почему у нас горничные с завихрениями?

Тот улыбнулся:

– Это традиция, сэр. А причина ее, как это часто бывает, чертовски глупа. Без обид, командор, но зная вас, я бы предложил оставить горничных вращаться, пока у вас есть хоть клочок земли. Кстати, ее милость с Сэмом‑ младшим в игровой.

Пару минут спустя Ваймс, после кучи проб и ошибок, наконец набрел на то, что, правда в довольно затхлом смысле слова, можно было назвать «раем».

У Ваймса никогда не было много родственников. Не многие люди были готовы признаться, что среди их отдаленных предков есть убийца. Все это, разумеется, было прошлым, историей, и очень удивляло новоиспеченного герцога Анкского, что новые учебники истории теперь восхваляли память о Старике Камнелице, стражнике, который обезглавил злобного коронованного ублюдка и принес неожиданный глоток свободы и справедливости. Сэм понял, история ‑ это то, что делаешь ты сейчас. Лорд Витинари, просто на всякий случай, хранил связку ключей от оставшейся, как назло, от эпохи «царизма» и хранящихся в подвале целой кучи убедительных пыточных механизмов в идеальном, отлично смазанном состоянии. История, и правда, это то, что ты делаешь, и лорд Витинари делал с ней… все что хотел. Только что был ужасный цареубийца и вдруг волшебным образом исчез, как будто никогда его не было, вы, должно быть, ошиблись, никогда о таком не слышал… и появился трагически непонятый герой, Победитель Тирании ‑ Камнелиц Ваймс, известный предок всеми уважаемого герцога божьей милостью Анкского, командора, сэра Сэмуэля Ваймса. История вещь удивительная. Она движется подобно морю, и Ваймса подхватило течением.

Семейство Ваймсов жило только одним поколением. У нее не было ни наследства, чтобы передать потомкам, ни фамильных драгоценностей, ни вышитых дальней давно умершей родственницей салфеток, никаких замысловатых древних ваз, найденных на бабушкином чердаке, в надежде, что какой‑ нибудь молодой человек, все знающий об антиквариате, заявит, что они стоят немалых денег, чтобы вам лопнуть от самодовольства. Не было никаких денег, одни лишь неоплаченные счета. А тут в этой детской игровой, аккуратно расставленными находились поколения игрушек и игр, некоторые из них слегка потрепанные от длительного использования, а особенно лошадь‑ качалка почти с натурального коня величиной и с настоящим кожаным седлом и атрибутами сбруи сделанными (Ваймс к своему изумлению убедился в этом сам, потерев их пальцем) из чистого серебра! Здесь же была игрушечная крепость, позволявшая спрятавшемуся внутри ребенку защищаться от нападения, стоя в полный рост. Кроме того имелся богатый игрушечный арсенал разных вариантов и размеров, чтобы вести штурм, возможно с помощью многочисленных коробок и коробок с тщательно сделанными и аккуратно раскрашенными в подлинные полковые цвета оловянными солдатиками. Да Ваймс и просто так был рад тут же встать на колени и поиграть в них. А тут еще были всевозможные модели яхт, и плюшевый медведь, такой огромный, что Сэм даже испугался, не настоящий ли он, просто набит опилками. Тут тебе и рогатки, и бумеранги и планеры… а посредине всего этого изобилия стоял ошарашенный Сэм‑ младший. Он был готов разрыдаться от бессилия сыграть во все и сразу. Это было так не похоже на детство Ваймса, в котором приходилось играть палочкой с отбросами.

Когда выскочившие из орбит глаза обоих Сэмов единодушно остановились на лошадке, у которой, кстати, были пугающе большие зубы, Ваймс рассказал жене о возмутительном поведении вращающихся горничных. Та просто пожала плечами в ответ:

– Они просто не умеют иначе, дорогой. Так они привыкли.

– Как ты можешь так говорить! Это же унизительно!

Общаясь с мужем, Леди Сибилла выработала абсолютно спокойный и понимающий тон.

– Так происходит потому, что с технической точки зрения, они и правда унижены. Большую часть времени они проводят, прислуживая людям, которые гораздо важнее их самих. Но в основном ты, разумеется, прав, дорогой.

– Но я вовсе не считаю себя важнее других! – выпалил Ваймс.

– Полагаю, я знаю, что ты хочешь этим сказать, и это делает тебе честь. Нет, правда, – ответила супруга, – но то, что ты только что заявил полнейшая чепуха. Ты ‑ герцог, командующий городской Стражи и… – Сибилла сделала паузу.

– Хранитель Доски, – автоматически продолжил Ваймс.

– Верно, Сэм. Величайший титул, которым мог тебя наделить король гномов. – Глаза Сибиллы блеснули. – Хранитель Доски Ваймс ‑ тот, кто может стирать то, что написано. Тот, кто может стереть то, что было. Вот кто ты, Сэм! И если бы тебя убили, в правительствах всего мира поднялся бы шум, но они Сэм, к сожалению, даже не моргнут при вести о смерти одной из горничных. – Она подняла руку, пресекая возражения, поскольку Сэм уже открыл рот, и добавила: – Я знаю, что ты бы так не поступил, Сэм, но какими бы они не были изумительными девушками, во что я охотно верю, но в случае их смерти, расстроились бы только родственники, и, возможно, женихи, а прочему миру было бы все равно. И ты, Сэм, знаешь, что я права. Однако, если бы убили тебя, о чем меня меня посещают ужасные мысли всякий раз, когда ты выходишь в город на дежурство, не только весь Анк‑ Морпок, но и мир узнал бы об этом моментально. Возможно, даже начались бы войны, и я подозреваю, положение Витинари немного пошатнулось бы. Ты куда значительнее, чем служанки. Ты куда важнее любого в Страже. Думаю, ты просто перепутал значение с ценностью. – Она быстро поцеловала его встревоженное лицо. – Кем бы ты себя не считал когда‑ то, Сэм Ваймс, ты сильно вырос, и ты заслужил свой рост. Ты слышал выражение, что сливки всегда всплывают на поверхность?

– Дерьмо тоже, – на автомате буркнул Ваймс, хотя тут же об этом пожалел.

– Сэм Ваймс! Как ты смеешь говорить подобное? Может ты и необработанный брильянт, зато ты гранил себя сам! И сколько бы ты не отрицал очевидное, муж мой, ты больше не человек из народа. Теперь ты определенно превратился в человека для народа, и, полагаю, для этого подходят только лучшие люди, слышишь?

Скачущий галопом на игрушечной лошадке младший Ваймс с обожанием смотрел на своего отца. Против супруги и сына у него не было ни единого шанса. Ваймс выглядел таким несчастным, что леди Сибилла, как часто поступают жены, решила его немного утешить.

– В конце концов, Сэм, ты же рассчитываешь, что твои подчиненные будут выполнять свои обязанности, верно? Так и экономка полагается на горничных.

– Это разные вещи, правда. Копы тоже следят за порядком, но я не запрещаю им общаться с кем бы то ни было. В конце концов, этот «кто бы то ни было» может предоставить полезную информацию. – Ваймс знал, что технически все верно, но любого, замеченного за передачей сколько‑ нибудь полезной информации полицейскому, кроме ответа на вопрос «который час», в лучшем случае придется подыскивать соломинку, через которую ему следующие несколько лет питаться. Но аналогия все равно была верной, решил он, или решил бы, если бы он был тем, к кому слово «аналогия» могло легко прийти на ум. Нельзя вести себя подобно заводной игрушке только потому, что ты работаешь слугой в чьем‑ то штате…

– Хочешь, Сэм, я назову тебе причину, почему горничные отворачиваются? – спросила Сибилла, наблюдая как Сэм‑ младший испугался внезапного рыка плюшевого медведя, которого только что обнял. – Это правило появилось при жизни моего деда по настоянию бабушки. В те годы на выходные мы часто принимали гостей. Разумеется, большей частью эти гости были молодыми кавалерами из хороших городских семей, с отличным образованием и то что называется «полными сил и энергии».

Сибилла посмотрела на младшего Ваймса и с облегчением увидела, что тот выстраивает оловянных солдатиков в боевые порядки.

– Горничные, с другой стороны, по своей природе девушки не избалованные образованием и, стыдно сказать, слегка уступчивые перед лицом тех, кто прибыл попытать счастье. – Она начала краснеть, и стрельнула взглядом на сына, который по‑ счастью, был полностью увлечен своим делом. – Уверена, ты уловил картину, Сэм? Абсолютно точно и моя бабуля, которую ты с большой долей вероятности ненавидишь, тоже. У нее было отличное чутье, и поэтому она приказала горничным не только воздерживаться от разговоров с гостями‑ мужчинами, но и под страхом увольнения не встречаться с ними взглядами. Ты можешь сказать, что она поступила жестоко, но если хорошенько подумать, то не столь уж все плохо. В свое время горничная покинет поместье с хорошими рекомендациями и без стыда наденет подвенечное платье.

– Но у меня счастливый брак, – запротестовал Ваймс. – И я не могу себе представить, что Вилликинс посмеет рассердить Чистоту.

– Верно, дорогой, и я замолвлю словечко перед миссис Сильвер. Но это деревня, Сэм. Здесь все происходит медленнее. А теперь, почему бы тебе не взять Сэма‑ младшего и не прогуляться на реку? И возьмите с собой Вилликинса, он знает, что здесь и как.

Глава 4

Чтобы развлечь Сэма‑ младшего не требовалось много усилий. Он был самодостаточным ребенком, в избытке наслаждаясь осмотром окрестностей, сказками на ночь или просто какой‑ нибудь бабочкой, которая напомнила ему о мистере Свистке, о чем он взахлёб поведал отцу. Мистер Свисток жил в домике на дереве, а иногда превращался в дракона. Еще у него были огромные сапоги, зонтик и ему не нравилась Среда, потому что от нее смешно пахнет.

Младшего представителя Ваймсов совершенно не пугала деревня, и он бежал впереди Ваймса и Вилликинса, указывая на деревья, овец, цветы, птиц, стрекоз, облака интересной формы и человеческий череп. Он оказался очень впечетлён своей находкой и бросился с нею в руках к отцу, который уставился на него так, словно это был, мда, человеческий череп. Он совершенно определенно принадлежал человеку и довольно продолжительное время, однако, если приглядеться повнимательнее, за ним явно ухаживали, так как он был отполирован до блеска.

Пока Ваймс вертел его в руках, определяя, в чем подвох, из ежевичных кустов раздался приближающийся шлепающий звук, сопровождаемый громкими комментариями о том, что неизвестный сделает с похитителями его черепов. Когда кусты раздвинулись, из них возник выше упомянутый неизвестный, который оказался человеком неопределенного возраста в грубой власянице и с такой длинной бородой на лице, какой Ваймс еще никогда прежде не видел, а он часто бывал в Невидимом Университете, в котором жили волшебники, считавшие мудрость воплощением отращивания бороды, потому что она согревает колени. Эта конкретная борода струилась следом за хозяином подобно хвосту кометы. И хвост догнал его, когда его огромные сандалии, проехав по земле, пожелали остановиться, но их импульс передался голове. Возможно в ней была капля мудрости, потому что ее обладатель оказался достаточно сметлив, чтобы застыть как вкопанный, увидев выражение лица Ваймса.

Повисла тишина, если не считать хихиканья Сэм‑ младшего над бесконечной бородой, обладавшей собственной жизнью, которая медленно опускалась, покрывая чудака подобно снегу.

Вилликинс прочистил горло и сказал:

– Полагаю, это отшельник, командор.

– Что здесь делать отшельнику? Я думал они живут на столбах в пустыне! – Ваймс оглядел оборванца, который почувствовал, что от него требуется объяснение и собрался его дать, прошенное или нет.

– Да, сэр, я знаю, это довольно популярное заблуждение, и лично я не стал бы ему доверять, в особенности из‑ за сложностей с принятием того, что я называю гигиеническими процедурами и тому прочее. Возможно подобного рода штуки вполне сойдут для заграницы, где есть солнышко и много песка, но что для меня, сэр, то определенно, твердо «нет».

Видение вытянуло руку, которая в основном состояла из длинных ногтей, и гордо продолжило:

– Пень, ваша милость, хотя меня пинают не так уж часто, ха‑ ха! Мой личный каламбур.

– Да уж, – с невозмутимым видом сказал Ваймс.

– Именно, сэр, – продолжил Пень. – Правда он у меня один. Я следую здесь благороднейшей из профессий отшельника уже почти пятьдесят семь лет, практикуя благочестие, умеренность, воздержание и стремление к истинной мудрости как мой отец, и отец его отца, и его отец до него. Это моего пра‑ пра‑ деда вы держите сейчас в руках, сэр. – Радостно добавил отшельник. – Классно блестит, правда?

Ваймс сумел не выронить череп из рук. Между тем Пень все не умолкал:

– Я надеюсь, что ваш сынишка заглянет в мой грот, сэр, без обид, но деревенские ребятишки порой такие шалуны, и мне только две недели назад пришлось доставать моего прадедулю из дупла.

Только Вилликинсу удалось улучшить момент, чтобы вставить слово:

– Значит, вы держите череп своего прадеда в пещере?

– О, совершенно верно, джентльмен! А так же моего отца. Это такая семейная традиция, ясно? И дедулин тоже. Эта традиция непрерывно поддерживается почти триста лет, высвобождая благочестивые мысли и знания о том, что все пути ведут не куда‑ нибудь, а в могилу, и прочие мрачные соображения всем тем, кто ищет, которых, я должен добавить, так бесконечно мало в наши дни. Надеюсь, мой сын сумеет влезть в мои сандалии, когда достаточно подрастёт. Его мать утверждает, что он превращается в очень ответственного молодого человека, так что я живу надеждой, что когда‑ нибудь он хорошенько отполирует и меня. Должен с удовольствием заметить, что на полке для черепов в гроте еще полно свободного места.

– Твой сын? – уточнил Ваймс. – Но ты упомянул воздержание…

– Вы очень наблюдательны, ваша милость. Каждый год нам положен недельный отпуск. Ни один человек не может жить на одиноком речном берегу одними только улитками и кореньями…

Ваймс деликатно намекнул, что им надо идти дальше, и отпустил отшельника, с трепетом несущего семейный реликт в безопасное место в гроте, где бы он ни находился. Когда они оказались вне досягаемости его ушей, Сэм, махнув рукой в воздухе, сказал:

– Почему? Я имею в виду… почему?

– О, лишь несколько действительно старых фамилий имеют в своем штате отшельника, сэр. Считается очень романтичным иметь грот с отшельником.

– Довольно пахучего для чужого носа, – отметил Ваймс.

– Обет не мыться, сэр, и я думаю, вам следует знать, ему выделяется помощь из ваших средств в составе двух фунтов картофеля, три пинты легкого пива или сидра, три буханки хлеба и один фунт свинины в неделю. А так же в его распоряжении все улитки и растения, растущие на берегу реки, которые он сумеет сам добыть. Я взглянул на счета, сэр. Довольно неплохая диета для украшения сада.

– Не так уж плохо, если добавить немного фруктов и немного слабительного, – заявил Ваймс. – Значит предки Сибиллы частенько заходили к отшельнику поболтать, если им встретился неразрешимый философский парадокс?

Вилликинс выглядел озадаченным:

– Святые небеса! Да нет же, сэр! Даже представить себе не могу одного из них в такой ситуации. Они никогда не связывались ни с каким философским параллаксом[10]. Они же ‑ аристократы!

Аристократам до лампочки какой‑ то там параллакс. Они его просто не замечают. Философия, сэр, рассматривает возможность, что вы можете ошибаться, а истинный аристократ точно знает, что он всегда прав. И это не тщеславие, знаете ли, это врожденная уверенность. Порой они могут быть безумны как погремушка, но их безумие всегда определенно и точно.

Ваймс был впечатлён.

– Откуда, к черту, ты все это знаешь, Вилликинс?

– Наблюдаю, сэр. В старые‑ добрые деньки, когда был еще жив дедушка ее милости, он настоятельно требовал, чтобы весь штат городского особняка приезжал сюда вместе с семьей на лето. Как вам известно, я далеко не ученый, и, сказать по правде, вы тоже, но выросшие на улице учатся быстро, потому что те, кто не учится ‑ становится трупом.

Они шли через ажурный мостик, перекинутый через то, что, по догадке Ваймса, являлось ручьем, где водилась форель. Это был приток Старой Мошенницы. За река получила это прозвище он пока так и не уразумел. Два взрослых человека с ребенком прогуливались по мосту, который легко мог выдержать толпу народа с телегами и лошадьми. Мир сошел с ума.

– Понимаете, сэр, – продолжил Вилликинс, – уверенность ‑ это то, что дает им их богатство и поместья. Иногда она же помогает все потерять. Один из двоюродных дедушек леди Сибиллы однажды потерял виллу и две тысячи акров фермерских угодий в твердой уверенности, что билет в театр старше тройки тузов. На последующей после этого дуэли он был убит, но он, по‑ крайней мере, был определенно мертв.

– Это снобизм и мне это не нравится, – ответил Ваймс.

Вилликинс потер край носа.

– Что вы, командор, это не снобизм. По моему опыту в настоящих аристократах этого нет. В некоторых, я имею ввиду… им наплевать что о них думают соседи и не смущаются ходить в старых обносках. Они уверенные люди. Понимаете? Когда леди Сибилла была моложе, семья приезжала сюда стричь овец, и ее отец наравне со всеми возился в грязи, и единственное о чем о беспокоился, это чтобы после работы всем парням хватило пива, и он пил вместе с остальными, бутылку за бутылкой. Конечно, он предпочитал бренди, так что немного пива не смогло бы свалить его с ног. Он не волновался о том, кто он. Ее отец был порядочным малым, как и ее дед. Уверен, понимаете? Ни о чем не волновался.

Они некоторое время шли вдоль каштановой аллеи молча, потом Ваймс угрюмо спросил:

– Ты хочешь сказать, я не знаю, кто я?

Вилликинс посмотрел на кроны деревьев и задумчиво ответил:

– Похоже в этом году будет много каштанов, командор, и, если вы не против моего предложения, вам стоит задуматься, не привезти ли сюда юного джентльмена, когда они начнут падать. Ребенком я был чемпионом по броскам крысиными каштанами, пока не узнал, что настоящие растут на деревьях и их не так просто раздавить. А что до вашего вопроса, – продолжил он, – думаю, Сэм Ваймс лучше всего действует, когда он уверен, что он Сэм Ваймс. Черт побери! Да они рано плодоносят в этом году!

Каштановая аллея закончилась и перед ними раскинулся яблоневый сад.

– Не самый лучший фрукт, эти яблоки, – заявил Вилликинс, когда они вместе шли насквозь, подняв пыль на известняковой дороге. Комментарий показался Ваймсу незначительным, хотя по виду Вилликинса было похоже, что сад важен.

– Парнишке нужно на это взглянуть, – с энтузиазмом продолжил Вилликинс. – Я сам тоже увидел это, когда пешком под стол ходил. Это полностью изменило мой взгляд на мир. У третьего графа, Безумного Джека Овнеца был брат, которого, возможно за грехи, назвали Вулсторп[11]. Он был своего рода ученым и его отправили бы в университет, где он стал бы волшебником, если бы не тот факт, что его брат дал понять, что любой мужчина их рода, который захочет выбрать профессию, включающую ношение платья, будет лишен наследства. Топором.

Тем не менее, юный Вулсторп, как и пристало настоящему джентльмену, упорно занимался изучением натуральной философии, раскапывая найденные по соседству подозрительные курганы, наполняя свой пресс для лягушек всеми редкими видами, которых он сумел отыскать, и высушивая каждый редкий цветок ‑ пока они все не исчезли. Как гласит история, в один теплый летний день он задремал под яблоней и был разбужен упавшим на голову яблоком. Человек попроще, как выразился его биограф, не увидел бы в этом ничего такого, но Вулсторп догадался, что раз яблоки и практически всё остальное всегда падает вниз, значит мир ужасно неустойчив… если только где‑ то нет другой силы, задействованной в натуральной философии, которая до сих пор оставалась не открытой. Не теряя времени он притащил в сад лакея и приказал ему под страхом увольнения лежать под деревом, пока тому на голову не упадет яблоко! А чтобы увеличить вероятность этого события, приказал второму лакею изо всех сил трясти яблоню, пока не упадет указанное яблоко. Сам Вулсторп наблюдал за опытом, стоя в сторонке.

Кто бы мог представить его удовольствие, когда неизбежное яблоко упало, но было и второе яблоко ‑ оторвавшееся с верхушки и с увеличивающейся скоростью исчезнувшее в небе, подтвердив гипотезу о том, что все что падает должно взлететь, таков закон сохранения равновесия вселенной[12].

К сожалению, данный закон справедлив только для яблок и только с этой самой яблони. Malus equilibria! Яблоня равновесия. Я слышал, что кто‑ то открыл будто яблоки на верхушке этой яблони наполняются газом и взлетают, если ее потрясти, чтобы ее семена могли рассеяться по свету. Чудесная вещь, природа. И какое несчастье, что плоды на вкус как собачье дерьмо. – Добавил Вилликинс, увидев, как Сэм‑ младший отплевывается от откушенного яблока. – Сказать по совести, командор, за большую часть знакомых мне представителей высшего класса я не дал бы и двух пенсов, особенно за городских, но некоторые, особенно среди тех, что живут в сельской местности изменили мир к лучшему. Например Турпнепс Овнец, произведший революцию в агрономии…

– Думаю, я слышал о нем, – сказал Ваймс. – Это не он что‑ то там сделал с посадкой клубней? Вроде бы от этого он и получил свое прозвище?

– Очень близко к правде, сэр, – сказал Вилликинс. – Но на самом деле, он придумал сеялку, что означало получение убедительных всходов и экономию семян[13]. Просто он сам был похож на турнепс. Порой люди бывают так грубы, сэр. А еще у него был брат по прозвищу Резиновый Овнец, который не только придумал резиновые калоши, но и задолго до гномов пропитал резиной ткань[14]. Очень был заинтересован, как я слышал, в резине, но она принимает разные виды, создавая окружающий мир. Это было бы смешное старое место, если бы все мы были одинаковыми и особенно, если бы были похожи на него. Сухие ноги и плечи, сэр, вот о чем молятся фермеры всего мира! Одну зиму, сэр, я сам провел за резкой капусты. Погода была ледяной, а дождь таким сильным, что каплям пришлось выстроиться в очередь, чтобы упасть на землю. Вот когда я начал боготворить его имя, даже если правда то, что болтали про юных девушек, которым понравилось другое его изобретение…

– Все это, конечно, здорово, – сказал Ваймс, – но это не объясняет все эти глупые, высокомерные…

На этот раз Вилликинс прервал своего хозяина.

– А еще была летучая машина.

Покойный брат ее милости потратил много сил на этот проект, но она так и не оторвалась от земли. Его целью было добиться полета без метлы и заклинаний, но, к сожалению, он пал жертвой своего происхождения, бедолага. Кстати, в детской есть модель. Она летает на резиновом двигателе.

– Подозреваю, вокруг оказалось полно подходящего материала, если только Резиновый Овнец не прибрался за собой, – сказал Ваймс.

Прогулка продолжилась через луг на котором гуляло что‑ то, что Ваймс решил звать «коровами», а потом вокруг поля, на котором росла кукуруза. Они проходили мимо «га‑ га», постарались обойти стороной мимо «иго‑ го» и полностью проигнорировали «бе‑ бе», потом взобрались по плавному подъему на холм на котором была высажена буковая роща, откуда можно было бы увидеть всю округу, вплоть до края вселенной, но для этого потребовалось бы смотреть прямо сквозь рощу. Отсюда были даже видны тучи смога, поднимавшиеся над Анк‑ Морпоком.

– Это Висельный холм, – пояснил Вилликинс, когда Ваймс сумел отдышаться после подъема. – Похоже, дальше вам идти не захочется, – добавил он, когда они приблизились к вершине. – Если только вы не собираетесь поведать мальчугану, что такое виселица.

Ваймс вопросительно посмотрел на слугу:

– В самом деле?

– Ну, как я уже сказал, это Висельный холм. Как вы думаете, почему он так называется, сэр? «Черный Джек» Овнец чудовищно ошибся, поспорим со своим собутыльником, что из своего поместья сможет увидеть дым над городом. Землемер, который проверял эту гипотезу, объявил ему, что холм на тридцать футов ниже, чем следует. Задержавшись, чтобы неудачно попытавшись подкупить землемера, а когда не получилось, отстегав его кнутом, он собрал всех рабочих поместья и со всей округи, и заставил их насыпать недостающие тридцать фунтов земли на холм. Это был очень амбициозный проект. Разумеется, это стоило целого состояния, но чуть ли не каждая семья в округе получила за это теплую зимнюю одежду и новую обувь. Это сделало его популярным, и, разумеется, он выиграл спор.

Ваймс вздохнул:

– Не знаю, почему, но почему‑ то я знаю ответ, и все равно спрошу. О какой ставке идёт речь?

– Два галлона бренди, – ответил Вилликинс торжественно, – которые он выпил за один присест, стоя на этом самом месте, под дружные аплодисменты всех рабочих, а потом, если верить легенде, скатился вниз, под их дружный хохот.

– Даже когда я пил по черному, не думаю, что мне удалось бы выпить два галлона одним махом, – заметил Ваймс. – Это же двенадцать бутылок!

– Ну, полагаю, под конец большая часть выпивки, так или иначе, пролилась ему на штаны. И таких как он было много.

– На штаны! – Прыскнул Сэм‑ младший, и залился заразительным смехом, который свойственен только шестилетнему мальчишке, который считает, что услышал нечто неприличное. И судя по истории, рабочие не слишком далеко от него ушли. Аплодировать алкоголику, пропившему за один присест их годовой оклад?

Какой в этом смысл?

Должно быть Вилликинс прочёл его мысли.

– Деревня не так проницательна, как город, командор. Здесь любят все крупное и прямолинейное, а Черный Джек был настолько крупным и прямолинейным, насколько возможно. Поэтому он всем здесь и нравился, потому что они знали, чего он стоит, даже если он уже упал. Бьюсь об заклад, они хвастались им по всей округе. Могу представить. Наш старый вечно пьяный хозяин может перепить вашего старого вечно пьяного хозяина в любой момент. И гордились бы этим. Уверен, вы считали, что поступаете правильно, подав руку садовнику, но этим вы озадачили людей. Они не понимают, как с вами себя вести. Кто вы ‑ простой человек или хозяин? Дворянин или один из них? Потому что, командор, там, куда вы вознеслись нет места двум сразу. Это противоречит природе. А в деревне не любят озадачиваться.

– Огромные озадаченные штаны! – заявил Сэм‑ младший и упал на траву, заливаясь от хохота.

– Я тоже не знаю, кто я, – ответил Ваймс, взяв на руки сына и стал спускаться вслед за Вилликинсом с холма. – А вот Сибилла знает. Она подписала меня на всякие балы, танцы, ужины и о, да, суаре[15], – закончил он тоном человека с врожденным на генетическом уровне отвращением к каждому произнесенному слову.

Я говорю, в городе я уже сжился с подобном. Если я догадываюсь, что намечаемое дельце приобретает угрожающий характер, я подстраиваю себе срочный вызов с полдороги на приём, по крайней мере я наловчился, пока Сибилла не заметила. Знаешь, как ужасно, когда твои же подчиненные получают приказы от жены?

– Да, командор. Она приказала поварам никаких сэндвичей с беконом без ее личного приказа.

Ваймс поморщился.

– Ты ведь захватил с собой походный кухонный набор, а?

– К сожалению, ее милость узнала о нашем походном наборе, командор. Она запретила кухне выдавать мне бекон без ее личного приказания.

– Честное слово, она хуже Витинари! Как она про это пронюхала?

– На самом деле, командор, думаю, она не догадывалась. Просто она знает вас.

Можете считать это обоснованным подозрением. Нам нужно поспешить, командор. Мне сказали у нас на обед куриный салат.

– А я люблю куриный салат?

– Да, командор. Ее милость сказала мне, что любите.

Ваймс вздохнул.

– Что ж, значит так и есть.

Глава 5

Дома, в Овсяном переулке Ваймс с Сибиллой только раз за сутки ели вместе, в уютной кухне. Они садились друг напротив друга за столом, который был достаточно длинным, чтобы вместить всю ваймсову коллекцию: бутылочек с соусами, баночек с разнообразными горчицами, соленьями и, разумеется, чатни[16]. Ваймс разделял популярное заблуждение, что ни одна банка не считается полностью пустой, если в ней хорошенько поскрести ложкой.

В поместье все было иначе. Во‑ первых, здесь было значительно больше блюд. Ваймс не вчера родился и даже не позавчера, но воздержался от комментариев.

Ваймсу с леди Сибиллой прислуживал Вилликинс. Строго говоря, это была не его работа, поскольку они находились вдали от городского дома, но говоря прямо, не каждый джентльмен джентльмена носит с собой в карманах идеально скроенного костюма целую коллекцию бронзовых кастетов.

– Чем же вы, мальчишки, занимались утром? – весело спросила Сибилла, когда тарелки опустели.

– Мы видели человека‑ вонючку! – заявил Сэм‑ младший. – Он целиком состоял из бороды и вонял! А еще мы нашли яблоню. У нее яблоки как какашки!

Леди Сибилла и бровью не повела.

– А на холм, похожий на пудинг залезали? А видели «га‑ га», «иго‑ го» и «бе‑ бе»?

– Видели, только там повсюду коровьи какашки! Я в одну наступил!

Младший Ваймс ждал ответа, и его мать ответила:

– Ну у тебя же есть твои новые деревенские сапоги, верно? Они как раз для того и нужны.

Сэм увидел, как лицо его сына расплылось в довольной улыбке. Между тем его мать продолжила:

– Твой дед всегда повторял мне: «увидишь в поле большую дымящуюся кучу ‑ хорошенько пни ее. Она разлетится по окрестностям, что хорошо для почвы и потом вырастет отличная трава». – Она улыбнулась Ваймсу, заметив выражение его лица, и добавила:

– Это правда, дорогой. Большая часть работы фермера в навозе.

– Возможно, лишь бы он догадался, что в городе не стоит пинать кучки. – Ответил Ваймс. – Некоторые из них могут дать сдачи.

– Он должен побольше узнать о деревне. Ему следует знать, откуда мы получаем еду и как она добывается.

Это важно, Сэм!

– Разумеется, дорогая.

Леди Сибилла посмотрела на мужа так, как может только супруга.

– Оставь этот свой «послушный» тон, Сэм.

– Я не понимаю…

Но Сибилла вмешалась:

– Однажды Сэм‑ младший все это получит в наследство, и я хочу, чтобы он понимал, что к чему, а еще я хочу, чтобы ты расслабился и насладился отпуском. Позднее я возьму Сэма с собой на ферму, посмотреть на дойку и как собирают куриные яйца. – Она поднялась: – Но сперва я возьму его в фамильный склеп, чтобы навестить предков. – Она заметила панический взгляд мужа и быстро добавила: – Все в порядке, Сэм. Они не шатаются по округе. На самом деле они лежат в очень дорогих ящиках. Почему бы тебе не пойти с нами?

Сэм Ваймс был накоротке со смертью, и наоборот. Что его раздражало ‑ это самоубийства. В основном это были повешения, потому что вариант прыжка в Анк с камнем на шее для самоубийства это уже чересчур, и не только по тому, что вам пришлось бы несколько раз грохнуться о твердую поверхность, прежде, чем удалось бы проломить твердую корку. И все самоубийства тоже приходилось расследовать, чтобы убедиться, что это не убийства, замаскированные под самоубийства[17]. Был еще мистер Трупер, городской палач, который мог отправить вас в вечность так быстро и гладко, что вы ничего бы не заметили, и Ваймс слишком часто видел, что вытворяли любители.

Фамильный склеп семьи Овнец напомнил Ваймсу городской морг в конце рабочего дня. Там было «людно». Некоторые гробы были поставлены на ребро, и хотя они находились на полках, оставалось только надеяться, что они не попадают оттуда вниз. Ваймс беспомощно наблюдал как его жена ходит от одной таблички к другой, вслух читая имена сыну и коротко рассказывая про владельца гроба. Сам он чувствовал окутавшие его холод и бесконечную глубину времени, словно источаемые самими стенами склепа. Каково же его сынишке, узнать имена всех этих бессчетных, ушедших в века, дедушек и бабушек? Сам Ваймс не знал даже своего отца. Его мама рассказывала ему, что того переехала телега, но Ваймс подозревал, если это правда, значит это была телега с пивом, которая «переезжала» его не раз. О, разумеется, был еще Старик Камнелиц, ныне реабилитированный цареубийца, у которого была даже собственная статуя в городе, и которую не трогали городские граффити, поскольку Ваймс отчетливо дал понять, что именно он сделает с «художником».

Но Старик Камнелиц был всего лишь вехой в истории, своего рода правдивой сказкой. Между ним и Сэмом Ваймсом не было прямой связи, только болезненная бездна.

И все же, Сэм‑ младший однажды станет герцогом, и за эту мысль стоило цепляться. Ему не придется расти с беспокойной мыслью о том, кто он, потому что ему это будет известно, и влияние с материнской стороны должно перевесить ненормальный груз того факта, что его отцом является Сэмуэль Ваймс. Сэм‑ младший сможет вернуть мир на правильный путь. Для этого нужна уверенность в себе, а целая куча (по всей видимости) чокнутых предков поможет произвести впечатление на людей с улицы, а Ваймс знал много улиц и много людей.

Вилликинс не был полностью откровенен. Даже городским нравятся личности, особенно злобные или довольно интересные, чтобы добавить живости в бесконечное цирковое представление, которым является уличная жизнь Анк‑ Морпока, и если иметь пьянчугу отца просто социальная оплошность, то иметь пра‑ пра‑ прадедушку, который пил столько бренди, что его моча вполне вероятно была огнеопасна и который появлялся дома только для того, чтобы пообедать палтусом с жареным гусем на закуску (с подходящим вином), а так же до рассвета играть в седло поросенка[18] со своими дружками и отыграть все проигранное ранее… ну, народу нравятся такие штуки, и подобные личности, которые способны пнуть остальной мир под зад и прикрикнуть вслед. Не таким ли предком стоит гордиться?

– Думаю… мне стоит пойти прогуляться, – заявил Ваймс. – Знаешь, оглядеться, самостоятельно разобраться кто чем здесь в деревне дышит.

– Возьми Вилликинса за компанию, дорогой, – предложила леди Сибилла. – Просто на всякий случай.

– На случай чего, родная? Я каждую ночь хожу один по улицам, не так ли? Не думаю, что, отправляясь на прогулку по деревне, мне стоит надевать стальную каску. Мне просто хочется понять дух этого места. Хочу взглянуть на цветочки, чтобы проверить, действительно ли они как должны вселяют в меня радость, или что им полагается делать? А так же постараюсь не пропустить редкую камышовку‑ поганку и полюбуюсь на бабочек. Я много читал про природу в книгах, так что, думаю, я сумею сам за себя постоять, милая. Командующий Стражи не боится испачкаться о грязную мухоловку!

Леди Сибилла по опыту знала, когда стоит возражать, а когда нет, поэтому удовольствовалась таким ответом:

– По крайней мере, дорогой, постарайся никого не расстраивать, ладно?

Прогулка Ваймса не успела начаться, как через десять минут он полностью заблудился. Не физически, а метафорически, духовно, перипатетически[19]. Аромат, источаемый живой изгородью, по сравнению с устойчивой городской вонью не имел для него осязаемой формы, а так же Ваймс не имел ни малейшего понятия, что может шуршать в листве. Он сумел признать в пасущихся животных телок и бычков, но только потому, что часто ходил мимо района боен, но тут животные не были полубезумны от страха, а казалось осторожно за ним наблюдают и делают заметки. Верно! В этом и дело. Мир перевернулся с ног наголову! Он был копом, всегда им оставался, и умрет копом. Нельзя перестать быть копом, и прогуливаясь по городу для всех он оставался почти невидимкой, за исключением тех, кто поставил целью своего бизнеса замечать копов, и чья жизнь зависела от того, кто кого заметит раньше. Ты в основном просто часть декораций, пока не раздастся чей‑ нибудь крик, звон разбитого стекла или звук шагов преступника, которые выведут тебя на первый план.

А тут всё и вся наблюдали за ним. Какие‑ то создания улепетывали за изгородь, взлетали в панике или подозрительно шуршали в подлеске. Здесь он был чужаком, нарушителем, нежелательной личностью.

Сэм свернул и увидел деревню. Он еще издали заметил дым, но ведущие туда дорожки и тропинки были так перепутаны и пересекались под разными углами в изгородях и в рядах деревьев, образуя завлекательные тенистые туннели, что совершенно сбивали столку и путали чувство направления, которого и так не было в помине.

К тому времени когда Ваймс выбрался на длинную пыльную тропинку с крытыми соломой домиками с каждой стороны, он совершенно запутался, вспотел и был в смятении. Впереди он увидел крупную хижину с надписью «Бар» на крыше и, в частности, трех стариков, сидевших на лавочке и с надеждой наблюдавших за приближением Ваймса. В их взглядах читался вопрос, не он ли тот добрый малый, что угостит их пинтой пива. Одежда на них казалась прибита гвоздями. Когда он подошел поближе, один что‑ то сказал двум приятелям и все трое поднялись ему навстречу, приложив пальцы к шляпам. Один из них сказал:

– Бробрый пень, вшачесть, – фраза, которую Ваймс сумел понять только после небольшого анализа. Последовал также многозначительный кивок в сторону пустых кружек, подсказывая что они, и в самом деле, пусты, и данную аномалию требуется устранить.

Ваймс знал, что от него хотят. В Анк‑ Морпорке не было ни одного бара, где бы не нашлось копии этой троицы, греющейся снаружи на солнышке, и всегда готовых поведать прохожему о добрых старых деньках, например, когда их кружки были полны. И весь их внешний вид подсказывал, чтобы ты наполнил им кружки дешевым пивом и получил в ответ: «Вот уж спасибо, добрый человек», и, вполне возможно, немножко информации о том, кого за каким занятием видели, с кем и когда. В общем льют воду на полицейскую мельницу.

Но едва другой старик что‑ то быстро шепнул своим приятелям их выражение изменилось.

Они дружно сели на скамейку, словно изображая полнейшую невинность, но не выпуская из рук пустую посуду, потому что… ну, никогда не знаешь наверняка, как повернется дело. Вывеска над дверью заведения гласила, что это «Голова Гоблина».

Напротив бара находилось большое открытое пространство, как говорят местные, с лугом. На нем паслись несколько овец, а в дальнем конце находилось какое‑ то сооружение из переплетенных кусков дерева, назначение которого Ваймс не сумел определить. Однако, он был знаком с термином «выпас для скота», но никогда не видел ничего подобного.

В Анк‑ Морпорке с выпасами было туго.

В баре пахло застарелым пивом. Это помогло избавиться от соблазна, хотя Ваймс уже много лет был «в завязке», и при случае мог справиться с рюмочкой шерри на официальном приёме, в особенности потому, что его ненавидел. Вонь застарелого пива имела схожий эффект. При тусклом свете жалких окон Ваймс разглядел пожилого мужчину, старательно полирующего кружку полотенцем. Мужчина взглянул на Ваймса и кивнул. Это был простой кивок, который везде понимался одинаково: «Я вас вижу, вы видите меня. Только от вас зависит, что мы будем делать дальше». Хотя некоторые из владельцев заведений умели вкладывать в подобный кивок еще и сообщение о том, что под стойкой дожидается двухфутовая свинцовая труба, на случай, если вечеринка перестанет быть томной.

Ваймс спросил:

– Тут подают что‑ нибудь без ‑ алкогольное?

Бармен очень аккуратно повесил кружку на крюк над стойкой, взглянул Ваймсу в лицо и беззлобно ответил:

– Видите ли, сэр, это то, что мы здесь называем «баром». Без алкоголя народу здесь станет скучно. – Он секунду побарабанил пальцами по стойке, а потом неуверенно добавил: – Моя жена варит пиво из корнеплодов. Сойдет?

– Из каких именно?

– Из свеклы, сэр. Она поддерживает в человеке регулярность.

– Отлично. Я всегда считал себя очень регулярным человеком, – ответил Ваймс. – Налей пинту. Хотя нет, достаточно половины. Спасибо.

Последовал очередной кивок, и мужчина быстро исчез за стойкой и тут же появился с большим стаканом, наполненным красной жидкостью с пеной.

– Вот, – сказал он, аккуратно поставив сосуд на стойку. – Мы не разливаем его по оловянным кружкам, потому что оно что‑ то делает с металлом. За счет заведения, сэр. Меня зовут Джимини, владелец «Головы Гоблина». Осмелюсь предположить, что знаю вас. Моя дочь служит горничной в большом доме, и я тут каждому рад, так как владелец бара друг каждому, у кого в карманах водятся деньжата, а так же любому по своей личной прихоти. Даже тем, кто временно на мели, что, на данный момент, не относится к трем приставалам снаружи. Бармен видит, что бывает с каждым после двух пинт пива, и для него не существует причин для дискриминации.

Джимини подмигнул Ваймсу, который в ответ протянул руку со словами:

– Тогда я с удовольствием пожму руку республиканцу!

Ваймсу была знакома эта нелепая молитва. Каждый, кто работал за барной стойкой, считал себя одним из величайших мыслителей, и было разумно ему подыграть. После рукопожатия он добавил:

– Вкус вполне ничего. Немного острый.

– Верно, сэр. Моя жена кладет туда чилли и семена сельдерея, чтобы пьющий мог поверить, что он пьет нечто забористое.

Ваймс облокотился на стойку, почувствовав необъяснимый покой. Стена над баром была увешена головами мертвых животных, в основном украшенных рогами и клыками, тем более шокирующим для Сэма было в неясном свете увидеть среди остальных чучел голову гоблина. «Спокойно, – сказал он себе. – У меня отпуск, и это скорее всего случилось давным‑ давно. Древняя история», и он сделал вид, что все в порядке.

Джимини занимался полудюжиной неотложных дел, которые всегда способен отыскать бармен, порой поглядывая в сторону своего единственного клиента. Ваймс подумал пару мгновений и сказал:

– Нельзя ли, мистер Джимини, передать пинту тем джентльменам снаружи, и добавить в каждую кружку бренди, чтобы они знали, что пьют нечто забористое?

– Их зовут Длинный Том, Короткий Том и Том‑ Том, – ответил Джимини, доставая кружки. – Приятные ребята, кстати, тройняшки. Вполне самостоятельные, хотя, вы могли бы сказать про них, что у них одна голова на всех, и не самая светлая к тому же. Хотя, вполне сойдет, чтобы пугать ворон.

– И всех троих зовут Том? – уточнил Ваймс.

– Верно. Так уж случилось, что это у них семейное. Видите ли, их отца тоже звали Томом. Может их так назвали, чтобы не путать. Их просто запутать. Они сейчас на мели, но если вы дадите им работу, они ее выполнят, потом переделают и будут продолжать до тех пор, пока вы не скажете им остановиться. В деревне нет попрошаек, ясно? Здесь всегда найдется работенка. После того, как вы уйдете, я налью им по капельке бренди. Не стоит их запутывать, если вы уловили мою мысль.

Хозяин поставил кружки на поднос и исчез в ярком после полумрака бара дверном проеме. Ваймс быстро нырнул за стойку бара и, не останавливаясь, вынырнул обратно. Пару секунд спустя Ваймс как ни в чем ни бывало стоял облокотившись у стойки. В этот миг в открытую дверь заглянули три лица. С некоторым опасением Ваймсу были продемонстрированы три поднятых вверх больших пальца, и лица вновь исчезли из вида, на случай, если Сэму вздумается взорваться или у него вдруг вырастут рога.

Джимини вернулся в бар с пустым подносом и наградил Ваймса довольной улыбкой.

– Вы завели себе новых друзей, сэр, но не смею вас задерживать. Уверен, у вас еще много дел.

«Он коп, – подумал Ваймс. – Я могу отличить полицейскую дубинку с первого взгляда. Это же заветная мечта любого копа: уйти в отставку с улиц и завести где‑ нибудь небольшой бар. А поскольку ты коп, и невозможно перестать быть им, то ты в курсе всех дел. Я знаю, кто ты, а ты не знаешь, что я знаю. И со своих позиций я могу назвать это результатом. Но вам придется подождать, мистер Джимини. Я знаю, где вы живете».

Ваймс издалека услышал медленную и тяжелую поступь. К бару начали подтягиваться местные в рабочей одежде с разнообразными штуками, которые большинство опознало бы как сельскохозяйственные инструменты, а Ваймс мысленно определил как оружие, пригодное для нападения. Неприятельские войска остановились за дверью, и Ваймс услышал перешептывание. Все три Тома рассказали свежие новости, которые были восприняты с недоверием или даже с презрением. Наконец, было принято какое‑ то решение. Не слишком радостно.

Неприятель двинулся внутрь, и мозг Ваймса моментально подготовил на них справку. Экспонат номер один был стариком с длинной белой бородой, и, о небеса, в смокинге. Они в самом деле здесь их носят?

Вне зависимости от его имени остальные скорее всего звали его «дедом». Он робко коснулся указательным пальцем лба, отсалютовав всем, и двинулся к барной стойке. Дело было сделано. У него в руках был огромный крюк ‑ не самое милое оружие. Экспонат номер два был с лопатой, которую, если человек умеет с нею обращаться, можно использовать и как топор, и как дубину.

От Ваймса не ускользнуло, что и этот тип был в смокинге, а его приветствие было похоже на слабое подобие взмаха рукой.

Номер три нес в руке ящик с инструментами (ужасное оружие, если размахивать аккуратно), он быстро прошмыгнул мимо Ваймса, едва удостоив его взглядом. Он выглядел юным и довольно худощавым, но даже при этом, с ящиком можно развить неплохую инерцию. Четвертым шел еще один пожилой селянин в кузнечном фартуке, но сшитом неверно, из чего Ваймс заключил, что тот не кузнец, а коновал. И по смыслу эта профессия ему хорошо подходила: мужчина был низкого роста и сухощавым, что было удобно, чтобы залезать под лошадь. Коновал поприветствовал вполне радушно, и Ваймс не сумел определить, было ли под фартуком спрятано что‑ то опасное. Ваймс ничего не мог поделать с этими вычислениями. Это просто часть работы. Даже когда не ожидаешь неприятностей, на самом деле ты их ожидаешь.

Вдруг все в помещении замерли.

Рядом с мистером Джимини возник несколько бессвязный разговор, который мгновенно стих. В баре появился кузнец. Настоящий засранец. Все чувства Ваймса забили во все колокола. Это вам не страждественские колокольчики. Они грохотали. Окинув коротким взглядом комнату, человек так напористо направился к стойке, что готов был либо врезаться, либо пройти прямо сквозь в нее, и даже сквозь Ваймса. Сэм как бы невзначай подхватил свой стакан с опасного пути, чтобы не позволить хулигану его «случайно» опрокинуть.

– Мистер Джимини! – крикнул Ваймс. – Поставьте выпивку этим джентльменам за мой счет, хорошо?

Это вызвало несколько одобрительных возгласов среди вновь пришедших, но кузнец грохнул рукой похожей на лопату по стойке так, что зазвенели стаканы.

– Я не желаю пить с теми, кто угнетает бедняков!

Ваймс выдержал его взгляд и ответил:

– Прошу прощения, не захватил сегодня с собой свой гнёт. – Это было глупо, потому что парочка выпивох у бара хихикнула, затушив пламя, которое кузнец позабыл оставить на работе, и это сильнее его разозлило

– Кто ты такой, что считаешь себя лучше меня?

Ваймс пожал плечами и ответил:

– Не знал, что я лучше. – А сам лихорадочно думал: «Ты смотришь на меня как важная шишка в маленьком сообществе, и считаешь, что ты крутой, потому что сильный и металл, с которым ты работаешь не может ускользнуть тебе за спину и дать по орехам. Чёрт подери, ты просто болван! Даже капрал Шноббс мог бы сбить тебя с ног, прицельно дав в развилку между ног, а ты бы даже ничего не понял».

Как всякий, кто боится, что будет разбито что‑ нибудь дорогостоящее, мистер Джимини метнулся к смутьяну и схватил его за руку со словами:

– Ну хватит уже, Джетро. Не устраивай сцен. Его милость просто зашёл выпить, как и любой у кого есть на то право…

Это, казалось, возымело действие, но на лице Джетро застыло агрессивное выражение, накалив атмосферу. Судя по лицам остальных присутствующих они уже привыкли к подобным представлениям. Только никудышный коп не сумел бы прочесть публику в баре, а Ваймс был способен написать целую энциклопедию с комментариями.

В каждом обществе есть свои заводилы, сумасшедшие, или политики‑ самоучки. Обычно их терпят, потому что они добавляют обществу каплю развлечения, а на их выходки обычно пожимают плечами и говорят: «Просто он такой, какой есть», тучи рассеиваются, и все опять идет своим чередом. Но Джетро, который уселся в угол, обхватив пивную кружку, словно лев свою добычу, Джетро, по каталогу рисков Ваймса, был пороховой бочкой с зажжённым фитилем. Разумеется, миру порой просто необходимы взрывы, просто не хотелось бы, чтобы он взрывался там, где пьет Ваймс.

Ваймс заметил, что бар снова наполняется, в основном другими сыновьями земли, а так же другими людьми, которые, в не зависимости от того, являлись ли они джентльменами или нет, желали бы, чтобы их так называли. Они носили разноцветные шляпы, белые штаны и без умолку разговаривали.

Снаружи тоже продолжалась активность. На лужайку перед баром прибывали лошади и телеги. Откуда‑ то слышался стук молота, а за стойкой теперь вовсю хозяйничала жена Джимини, пока её муж носился взад‑ вперёд с подносом. Джетро сидел в своём уголке словно поджидая удобного момента, периодически бросая в сторону Ваймса острые «кинжальные» взгляды, а так же, по возможности, «кулачные» и «пиночные».

Ваймс решил смотреть в окно. К сожалению в баре оно было самым ужасающим предметом интерьера и довольно колоритным: оно состояло из множества круглых кусочков стекла, сложенных вместе с помощью свинцового оклада. Их предназначение было в том, чтобы пропускать свет внутрь, а не для того, чтобы смотреть наружу, поскольку стекло настолько хаотично преломляло свет, что он фактически ломался пополам. В один кусочек был виден огромный белый кит, который, возможно, на самом деле являлся овцой, но только пока существо не двигалось. Тогда оно превращалось в чудовищную белую поганку. Прохожий оказался без головы, пока не попал в другой кусочек окна, где превратился в один единственный ненормального размера глаз. Сэму‑ младшему это наверняка понравилось бы, но его отец предпочел временную слепоту, поэтому решил выйти на свет.

«Ага, – подумал он. – Затевается какая‑ то игра. Ну что ж».

Ваймсу не нравились игры, потому что они вызывали столпотворение, а толпа задает много дополнительной работы копам. Но сейчас‑ то он был в отпуске, верно? Странное чувство, поэтому он забыл про бар и превратился в обычного зеваку. Он даже не мог припомнить, когда выступал в подобной роли в последний раз. Чувствовал себя… очень уязвимо. Сэм подошел к одному из участников, который забивал какие‑ то колышки в землю, и спросил:

– Так, что тут у нас происходит?

Поняв, что он ведет себя скорее как коп, а не обычный гражданин, Сэм быстро добавил:

– Если вы, конечно, не против моего вопроса.

Человек выпрямился. Он тоже был в цветной шляпе.

– Вы что, сэр, никогда не видели игру в горшкет? Это же лучшая из игр!

Мистер Гражданин Ваймс изо всех сил постарался сделать вид, что ему очень интересны подробности. Судя по воодушевлению на лице его собеседника, Сэму предстояло узнать правила игры вне зависимости от собственного желания.

«Что ж, – решил он. – Я сам спросил…»

– На первый взгляд, сэр, горшкет похож на любую другую игру с мячом, где противники всеми силами с помощью рук, биты или других устройств пытаются забить гол в ворота своих соперников. Однако, крокет был придуман в теологическом колледже святого Онана в Ветчине ‑ на ‑ Ржи во время игры в крокет, когда новый священник Джексон Чистополе, который теперь стал епископом квирмским, взял свой молоток двумя руками и вместо того, чтобы легонько стукнуть по мячу…

После этого Ваймс сдался, и не только потому, что правила игры были абсолютно непонятны, но и потому что молодой человек позволил своему энтузиазму вырваться наружу и помешать изложить вещи в разумном порядке. Это означало, что поток информации постоянно прерывался всевозможными отступлениями типа: «прошу прощения, мне следовало объяснить раньше, что второй конус не выставляется больше одного раза за гейм, и в обычной игре может быть только один «холм», если конечно, мы говорим о королевском горшкете…

Ваймс умер… солнце упало с неба, злой крокодил проглотил мир, звезды взорвались и пропали, надежда с бульканьем стекла в воронку забвения, твердь заполнилась газом и сгорела. Возникло новое небо, новый диск и, воистину, возможно, даже скорее всего, из моря выползла какая‑ то живность или не выползала, потому что, может быть, была создана каким‑ то божеством ‑ тут все зависит от точки зрения верующего. Ящерицы скинули лишнюю чешую, а может и не сбрасывали, потому что сразу превратились в птиц, а червячки в бабочек. Из семечка яблока вырос банан, и, очень вероятно, потянувшаяся за ним обезьяна упала с яблони на голову и вдруг поняла ‑ жизнь‑ то прекраснее, если ее не тратить на висение на чем‑ то там, и всего лишь за какие‑ то пару миллионов лет, за которые придумали штаны и декоративные полосатые шляпы… наконец, придумали горшкет, и вот, переродившись волшебным образом, появился Ваймс. Слегка ошарашенный, стоявший на лугу посредине деревни, глядя в улыбающееся лицо спортсмена‑ энтузиаста.

Все, что он сумел сказать:

– Ох ты, это было познавательно. Большое спасибо. С нетерпением жду начала игры.

На этом месте он решил, что следующим в плане будет быстрое отступление домой, но этому не суждено было осуществиться. За спиной, к сожалению, раздался до боли знакомый голос:

– Эй, ты. Я говорю, эй, ты! Да, ты! Ты же, Ваймс?

Это оказался лорд Ржав, беспощадный старый боевой конь Анк‑ Морпорка, без чьего уникального восприятия стратегии и тактики никогда не случилось бы столь кроваво доставшихся побед в нескольких войнах. Сейчас он сидел в кресле‑ каталке, новомодном чуде техники, которое толкал человек, чья жизнь, зная характер его милости, вполне возможно, была совершенно невыносима.

Но ненависть живет недолго, и за последнее время Ваймс понял, что Ржав не более, чем титулованный идиот, ставший с возрастом совершенно беспомощным, но все еще обладающий раздражающим голосом, который, если его направить в нужную сторону, вполне мог сгодиться для валки леса. Поэтому лорд Ржав больше не был проблемой. Без сомнения пройдет всего пару лет, и он будет ржаветь с миром. Где‑ то глубоко в своем черством сердце Ваймс восхищался старым сварливым мясником с его вечнозеленой самооценкой и абсолютной готовностью ни о чем не менять свое мнение ни при каких обстоятельствах. Старик воспринял факт, что Ваймс, презренный коп, стал герцогом, а стало быть куда знатнее его самого, как невозможный, поэтому просто его проигнорировал. В списке Ваймса лорд Ржав был опасным шутом, но была одна тонкость ‑ вместе с тем был отчаянно, если не самоубийственно, храбрым. И все бы ничего, если б не самоубийство тех бедолаг и глупцов, которые следовали за ним в бой.

Свидетели говорили, что это нечто сверхъестественное: Ржав, не моргнув глазом, бросался галопом прямо в пасть смерти во главе войска, но стрелы и булавы летели мимо, без счета поражая тех, кто следовал за ним. Это подтверждали свидетели, точнее те, кому посчастливилось наблюдать сражения, укрывшись за подходящими по размеру спасительными камнями. Возможно Ржав умел игнорировать и летящие прямо в него стрелы, но от возраста невозможно отмахнуться просто так, и старик, так и не ставший менее несносным, имел слегка пожухлый вид.

Невероятно, но Ржав улыбнулся Ваймсу и сказал:

– Впервые вижу вас здесь, Ваймс. Неужели Сибилла решила вернуться к своим корням?

– Она хочет, чтобы Сэм‑ младший слегка испачкал ботинки, Ржав.

– Отлично, что! Это на пользу мальчугану, и поможет ему стать мужчиной, что!

Ваймс так и не понял, откуда в нем берется это взрывное «что». «В конце концов, – решил он, – какой смысл просто кричать «что» без какой‑ либо видимой причины? Или «что, что»? Зачем это? Почему «что»? Эти «что» были вколочены в разговор, но какого черта, что? »

– А здесь, что, по какому‑ нибудь официальному делу?

Мысли Ваймса так быстро понеслись вскачь, что Ржав мог расслышать как завизжали прокручивающиеся колеса. Он изучил тон, вид собеседника, тот незначительный, небольшой, но все же ощутимый намек на надежду, что ответ будет «нет», и позволил ему предположить, что бросить котенка в голубятню будет хорошей мыслью.

Ваймс рассмеялся.

– Ну, Ржав. Сибилла все уши прожужжала о приезде сюда с тех самых пор, как родился Сэм‑ младший, а в этом году топнула ногой. И я решил, что приказ от супруги следует понимать как официальный, когда! – Ваймс заметил, что человек, стоявший за креслом, попытался скрыть улыбку, особенно когда Ржав ответил громогласным: «Что?! »

Ваймс решил не вставлять: «где? », и вместо этого экспромтом сказал:

– Что ж, вы же сами все знаете, лорд Ржав. Полицейский везде найдет преступление, если решит взглянуть повнимательнее.

Улыбка лорда Ржава осталась, но слегка поувяла, когда он ответил:

– Я бы прислушался к совету вашей доброй жены, Ваймс. Не думаю, что вы найдете здесь что‑ нибудь стоящее! – Не последовало никакого «что», и это отсутствие «присутствия» каким‑ то образом послужило своеобразным акцентом.

Ваймс нашел, что всегда полезно занять глупую часть мозга какой‑ нибудь работой, чтобы разгрузить важную часть, и не мешать ей исполнять важную работу. Поэтому он полчаса следил за первой в своей жизни игрой в горшкет, пока внутренний будильник не подсказал ему, что ему следует вернуться в поместье, дабы успеть почитать Сэму‑ младшему ‑ желательно что‑ нибудь такое, где при удаче на каждой странице не будут упоминаться какашки, и потом перенести его в постель.

Его своевременное прибытие было встречено удовлетворительным кивком Сибиллы, которая робко передала ему новую книгу для сына.

Ваймс взглянул на обложку. Название гласило «Мир какашек». Когда его жена отошла, Ваймс быстренько пролистал книгу. Что ж, нужно признать, что мир не стоит на месте, и современные сказки больше не рассказывают про маленьких созданий с крылышками. Переворачивая страницу за страницей, Ваймсу пришло в голову, что кто бы ни написал эту книгу, ему было отлично известно, что может заставить описаться от смеха детишек вроде Сэма‑ младшего. Отрывок про сплав по реке заставил улыбнуться даже самого Ваймса. Вперемешку с копрологией[20] попадался и интересный материал про септические баки и ассенизаторов, золотарей и о том, как собачьи экскременты помогают выделывать первоклассную кожу, и прочие вещи, про которые вы никогда бы не подумали, что вам следует знать, но когда‑ то слышали и это отложилось в памяти.

Как оказалось это был тот же автор, что написал «Пись‑ пись», и если бы Ваймса попросили проголосовать за лучшую книгу, то он отдал бы свой голос именно за «Пись‑ пись». Его энтузиазм, видимо, подогревался каким‑ то тайным бесом, который подталкивал Ваймса дополнительно озвучивать все встречавшиеся в книге события.

Позже, после ужина, Сибилла спросила его, как прошел вечер. Особенно она заинтересовалась, когда он сообщил, что видел игру в горшкет.

– О, они до сих пор играют? Как чудесно! И как все прошло?

Ваймс отложил нож с вилкой и на пару секунд задумчиво уставился в потолок, а потом ответил:

– Так, я какое‑ то время болтал с лордом Ржавом, и, разумеется, спешил, потому что мне нужно было к младшему, но удача улыбалась «священникам», когда их пробивающий сумел окопать пару «фермеров», удачно использовав короб. Было несколько обращений к судье, он даже сломал свой молоток во время разбора дела, но на мой взгляд, его решение было вполне обосновано, поскольку «фермеры» сыграли ястребиный обход. – Он перевел дыхание. – Когда игра возобновилась, «фермеры» так и не сумели найти свою игру, но получили передышку, когда на центр поля вышла овца, и «священники», решив, что игра закончилась, слишком расслабились, и в это время Джей Хиггинс совершил великолепный подпил под животом жвачного…

Наконец, поняв, что тарелки остывают, Сибилла остановила Ваймса, со словами:

– Сэм! Как ты успел стать экспертом в этой благородной игре?

Ваймс снова взял приборы:

– Прошу, даже не спрашивай, – он вздохнул. В это время в его голове крохотный голосок сказал: «лорд Ржав сказал мне, что здесь мне нечего делать. О, боже! Разве мне не стоит узнать, что именно, что? »

Он прочистил горло и сказал:

– Сибилла, ты сама заглядывала в книгу, которую я читал Сэму?

– Конечно, дорогой. Фелисити Бидл самая известная детская писательница. Она пишет уже давно.

Она написала «Мелвин и большая варка», «Джоффри и волшебная наволочка», «Утенок, который считал себя слоном»…

– А про слона, который считает себя утенком не писала?

– Нет, Сэм, потому что это было бы глупо. О, а еще она написала «про Дафну и ковыряние в носу», а за «Большую проблему Гастона» ей в пятый раз присудили премию Глэдис Х. Дж. Фергюсон. Заметил, она помогает заинтересовать детей чтением книг?

– Да, – ответил Ваймс, – но в них написано про какашки и безумную утку!

– Сэм, это же неотъемлемая часть человеческой жизни, так что не будь ханжой. Сэм‑ младший теперь настоящий деревенский мальчуган, и я очень им горжусь. Ему нравятся книги, и в этом все дело! Мисс Бидл спонсирует программу стипендий квирмского колледжа благородных девиц. Она могла бы очень разбогатеть, но я слышала, она приобрела яблоневый коттедж ‑ его отсюда видно, он на другой стороне холма. И думаю, было бы правильно, если не возражаешь, чтобы мы пригласили ее в гости в поместье.

– Разумеется, – ответил Ваймс, хотя его покорность полностью объяснялась тем, как был сформулирован вопрос его супругой и с какими интонациями задан, так что вопрос о приглашении мисс Бидл был решен.

Этой ночью Ваймс спал намного лучше, в основном благодаря тому, что где‑ то неподалеку его поджидала загадка, которая требовала решения. От предвкушения у него даже зудели пальцы.

Глава 6

Утром, как обещал, он взял сына покататься на лошади. Ваймс ездил верхом, но ненавидел это занятие. Тем не менее, падать со спины какой‑ нибудь клячи на голову полезное искусство, которым стоит овладеть каждому молодому человеку, чтобы избегать делать это в будущем.

Однако, остальная часть дня пошла наперекосяк. Ваймс был метафорически и всего лишь в одном шаге от фактически был утащен Сибиллой к ее подруге Ариадне. Эту даму боги наградили шестью дочерьми‑ близнецами. В гостиной же, куда проводили его с Сибиллой, присутствовало только пять девушек. Сэма представили как «нашего дорогого прославленного командора Ваймса» – именно так, как он ненавидел, хотя под ласковым, но внимательным взглядом Сибиллы, Сэм благоразумно не стал высказываться вслух, по крайней мере, с использованием нецензурных слов. Поэтому ему оставалось улыбаться и скучать, пока они кружили вокруг него как огромные мотыльки, а он отмахивался от добавки кекса и чая (против которого он ничего не имел бы, если бы тот не был по цвету и запаху похож на то, во что превращается нормальный чай сразу после его использования). Если хорошенько подумать, Сэм Ваймс даже любил чай. Правда, на его взгляд чай не являлся настоящим, если сквозь него можно было разглядеть дно чашки.

Еще хуже угощения была предложенная тема беседы, которая свернула на обсуждение шляпок, предмет, в котором невежество Ваймса было не просто полным, но и тщательно оберегаемым. Кроме того, ему натирали узкие штаны: ужасная вещь, которую заставила его надеть Сибилла, утверждая, что он в них выглядит как настоящий сельский помещик. По всей видимости у сельских жителей в нижней части тела были какие‑ то анатомические отклонения.

Помимо Ваймса с Сибиллой был приглашен молодой омнианский священник, облаченный в скромную черную рясу, с которой у него точно не было никаких анатомических проблем. Ваймс не имел ни малейшего понятия, зачем здесь молодой человек, но очевидно, что девушкам требовался кто‑ то, кому они могли подливать слабый чай, подкладывать мучное и кто бы мог поддерживать их бессмысленное щебетание, когда никого, вроде Ваймса не оказывалось под рукой. Когда к шляпкам интерес был потерян, единственными темами остались получение наследства и предстоящие баллы. Поэтому, учитывая его растущее расстройство от чисто женского общества, чая цвета мочи и беседы, которую не увидишь и под микроскопом, Ваймс задал вопрос:

– Простите, что спрашиваю, дамы, но чем вы собираетесь заняться… я имею в виду, в жизни?

В ответ он увидел пять абсолютно непонимающих лиц. Ваймс не мог отличить одну близняшку от другой, кроме Эмилии, которая, по всей видимости, не только западала в память, но и застревала в дверях, и которая ответила Ваймсу голосом, исходящим откуда‑ то из глубин ее тела:

– Прошу прощения, командор, но, полагаю, мы не поняли, с чем именно вы до нас снизошли?

– Я хотел сказать, э, на что вы собираетесь жить? Кто‑ то из вас нашел работу? Как вы добываете хлеб насущный? Что вы делаете руками? – Ваймс не знал, что думает Сибилла о его вопросе, поскольку не видел ее лица, но мать девочек смотрела на него с радостным увлечением. Что ж, если уж получать по шее, стоит пройти весь путь до конца. – Дамы! Я хочу сказать следующее: как вы собираетесь устроить своё будущее? Чем будете зарабатывать на жизнь? Разбираетесь вы в чем‑ то, кроме шляпок? В кулинарии, например?

Другая дочь, вполне возможно, что это была Мавис, хотя Ваймс мог не угадать, прочистила горло и ответила:

– К счастью, командор, для этого есть слуги. Мы же леди. Для нас было бы крайне неразумно заниматься торговлей или коммерцией. Это был бы настоящий скандал! Такое просто непозволительно.

Теперь стало заметно, что происходит борьба кто кого полностью разочарует, или, сперва, кем. Но Ваймс сумел сказать:

– Разве ваша сестра не работает в бизнесе, связанном с деревом?

Удивительно, что ни их мать, ни Сибилла до сих пор не вмешались. Теперь ответила третья сестра (быть может Аманда? ). Кстати, почему, ради всего святого, они носят эти глупые полупрозрачные платья? Невозможно выполнять повседневную работу в подобной одежде. Аманда (предположительно это была она) осторожно ответила:

– Боюсь, для нашей семьи несколько неприятно обсуждать нашу сестру, ваша светлость.

– Что? За то, что она работает? Почему?

Другая девушка, Ваймс уже не мог угадать, кто, сказала:

– Но, командор, ведь теперь она не может рассчитывать на достойное замужество… э, с джентльменом.

Все становилось слегка запутанно, поэтому Ваймс сказал:

– Поясните мне, леди, кто по вашему «джентльмен»?

После недолгого шушуканья была выбрана жертва ‑ другая сестра, которая очень нервничая, произнесла:

– Мы так понимаем, что джентльмен это мужчина, который не пачкает свои руки любым трудом.

Говорят адамантиум самый твердый из материалов, но даже он мог погнуться о спокойствие Сэма Ваймса, когда он ответил, тщательно выговаривая каждый слог:

– О, стало быть, бездельник. И как же, молю объясните, вы собираетесь ухватить подобного джентльмена?

Девушки выглядели так, словно в самом деле готовы были молиться. Одна из них нашлась, что ответить:

– Понимаете, командор, наш несчастный отец потерпел неудачу на финансовом рынке, так что, боюсь, что до смерти нашей двоюродной бабушки Мэриголд, на которую мы возлагаем большие надежды, нам не откуда ждать приданного.

Пока с трудом державшемуся Сэму Ваймсу объясняли в чем смысл «приданного», небеса затаили дыхание, а на окнах начал образовываться ледок.

Наконец он прочистил горло и сказал:

– Леди, на мой взгляд, решение этой проблемы в том, чтобы вы оторвали свои привлекательные попки и вышли в мир, чтобы идти по нему своей дорогой! Какое еще приданное?

Вы хотите сказать, что кому‑ то нужно заплатить за то, что он на вас женится? В каком веке вы живете? Вы видите меня или самого тупого на свете человека, которого вы можете себе представить? – Он оглядел симпатичную Эмилию и подумал: «Боже мой, да мужики выстроятся в очередь, дорогая, и будут драться за твою руку. Как получилось, что еще никто тебе об этом не сказал? Аристократизм это хорошо, но практичность куда лучше. Выбирайся в свет, и пусть он увидит тебя и найдет для тебя какое‑ нибудь слово. Например: Ух ты! » Вслух же он продолжил так:

Честно говоря, вокруг для юной леди полно работы, особенно, если у нее есть голова на плечах. Бесплатной больнице леди Сибиллы всегда требуются умные девушки для работы медсестрами. Хорошая заплата, привлекательная униформа, и отличный шанс заполучить способного молодого врача, начинающего звездную карьеру, особенно если вы подтолкнете его ногой. Плюс, медсестры обычно знают много забавных неприличных историй о том, какие предметы люди помещают в… Возможно, это вам знать рано, но все равно, есть возможность стать заведующей, если наберете определенный вес. Очень ответственная работа, полезная для общества в целом и позволяющая в конце рабочего дня получить удовлетворение оттого, что вы сделали что‑ то хорошее.

Ваймс оглядел розовые и бледные личики, собираясь с силами, чтобы шагнуть в неведомое, и продолжил:

– Разумеется, если вы хотите заниматься шляпками, тогда у нас с Сибиллой есть подходящая собственность в Старых Башмачниках, в городе, которая сейчас пустует. Там, конечно, крутой район, но сейчас большой приток троллей и вампиров, курс доллара устойчивый, а темному доллару на них начхать, особенно потому, что они платят доллар сверху за все, что хотят. Довольно сложный район, ага.

Людям приходится ставить стулья со столами прямо на мостовую, и их даже не всегда воруют. Мы можем сдать помещение бесплатно на три месяца, чтобы посмотреть, как у вас пойдут дела. Потом вы, возможно, научитесь особенностям термина «аренда», хотя бы ради самоуважения. Поверьте, девушки, самоуважение получается тогда, когда вам не приходится сидеть сиднем, в ожидании смерти какой‑ то старушки, чтобы украсть ее пожитки.

Ваймс воспринял переглядывание девушек с выражением того, что можно было назвать озарением, что они могут начать полезную жизнь, за благоприятный знак и добавил:

– Но, чем бы вы ни занялись, перестаньте читать глупые проклятые любовные романы!

На этом, однако, возник намек, или, возможно, попытка к сопротивлению революции. Одна из девиц стояла рядом со священником словно тот был ее собственностью. Она с вызовом посмотрела на Ваймса и сказала:

– Прошу, не сочтите меня прямолинейной, командор, но я скорее выйду замуж за Джереми и стану помогать в его духовных трудах.

– Очень хорошо, – сказал Ваймс, – вы любите его, а он вас? Высказывайтесь, прошу.

Молодые кивнули, залившись краской, одним глазом косясь в сторону матери «невесты», чья широкая улыбка добавляла баллы в их копилку.

– Что ж, тогда полагаю, с вами можно сказать все ясно, а вам молодой человек стоит задумать о новой хорошо оплачиваемой работе. С этим я ничем помочь не могу, но вокруг полно религий, и будь я на вашем месте, я бы произвел впечатление на какого‑ нибудь епископа своим благоразумием, которое необходимо каждому священнику прежде всего остального… ну, почти всего. И помни ‑ наверху всегда найдется место… Хотя в случае религии, не на самом верху, верно, а? – Ваймс секунду подумал и добавил: – Но, возможно, будет лучше, леди, оглядеться вокруг в поисках подходящего способного молодого человека, неважно кого ‑ дворянина или нет, но если он подходящий, цепляйтесь за него, поддерживайте, помогайте ему когда ему трудно, но, главное, будьте рядом, когда он в вас нуждается, и убедитесь, что он всегда под рукой, когда он нужен вам. Если вы будете держаться с ним спина к спине, то из этого обязательно выйдет что‑ то стоящее. Однажды это определенно сработало ранее, верно, Сибилла?

Его супруга рассмеялась, и ошарашенные девушки покорно кивнули, словно действительно все поняли, но Ваймс был рад увидеть ободряющий кивок от леди Сибиллы, что вселяло надежду, что ему не придется дорого расплачиваться за свои высказывания этим драгоценным цветочкам.

Сэм огляделся, словно в поисках темы для подведения итога:

– Ну что? С этим вроде разобрались, так?

– Простите, командор? – Ваймсу потребовалось некоторое время, чтобы понять, откуда доносится голос. Эта девушка за все время не проронила ни слова, но все тщательно записывала в свой блокнот. Сейчас она смотрела на него внимательнее, чем остальные сестры.

– Да? Чем могу помочь, мисс? Не подскажете свое имя?

– Джейн, командор. Я пытаюсь стать писательницей[21]. Могу я поинтересоваться, насколько приемлемой вы считаете данную карьеру для молодой особы?

«Джейн, – подумал Ваймс, – та, что со странностями». Она была столь же скромной, как остальные сестры, но каждый раз, когда Сэм встречался с ней взглядом, ему казалось, что девушка видит его насквозь.

Немного опешивший Ваймс откинулся в кресле и ответил:

– Это не сложная работа, учитывая то, что все слова уже давно придуманы, так что на этом можно сэкономить время. Помня об этом, нужно просто расставить их в другом порядке. – На этом все его ограниченные знания о литературном творчестве закончились, но он еще добавил:

– А о чем вы собираетесь писать, Джейн?

Девушка смутилась:

– Знаете, командор, в данный момент я работаю над романом о сложностях личных отношений, со всеми надеждами, мечтами и недоразумениями. – Она, словно извиняясь, нервно кашлянула.

Ваймс надул губы.

– Мда. Звучит как отличная идея, мисс, но ничем не могу помочь. Хотя, на вашем месте, и тут я говорю с высоты своего опыта, я бы добавил побольше драк, скелетов в шкафу… и возможно какую‑ нибудь войну, хотя бы в качестве фона для повествования?

Джейн неуверенно кивнула.

– Хорошее предложение, командор, и очень полезное, но может тогда отношения отойдут на второй план?

Ваймс обдумал эту мысль и ответил:

– Что ж, возможно, вы и правы. – Затем, откуда ни возьмись, возможно из какой‑ то черной дыры, его пронзила внезапная мысль, как иногда случалось в кошмарах. – Интересно, задумывался ли какой‑ либо автор об отношениях между охотником и жертвой, полицейским и таинственным убийцей, про служителя закона, который чтобы хорошо выполнить свою работу, должен думать как преступник, и, возможно, к своему неудовольствию узнает, что в этом преуспел. Это просто идея. – Осекшись, добавил он, подумав, откуда, черт возьми, она могла взяться. Быть может его на это подвигла эта странная Джейн и даже, возможно, сможет ее решить.

– Кому еще чаю? – заявила довольная Ариадна.

* * *

По дороге домой в коляске леди Сибилла была очень молчалива, так что Ваймс решил сразу броситься в омут с головой и будь, что будет. Супруга выглядела задумчивой и это настораживало.

– Сибилла, я все испортил?

Жена ответила непонимающим взглядом, и через секунду ответила:

– Ты имеешь в виду, когда сказал этому букету бесценных цветов перестать ждать в тоске на клумбе, выбираться в мир и что‑ то сделать? Святое небо, конечно, нет! Ты сделал все правильно, так как я и ожидала, Сэм. Как всегда. Я говорила Ариадне, что ты не подведешь. У нее мало средств, и если бы ты не дал им наставление, ей бы пришлось прогонять их лопатой. Нет, Сэм. Я просто задумалась о том, что творится в твоей голове. Только и всего. Я хотела сказать, многие считают, что быть полицейским просто такая работа, но только не ты, верно? Я так тобой горжусь, Сэм! И не хочу, чтобы ты менялся, но порой беспокоюсь. И все равно, ты молодец! Жду с нетерпением, что же такого напишет юная Джейн.

* * *

На следующий день Сэм взял сына на рыбалку, несмотря на полное отсутствие собственных навыков в этом деле.

Но Сэму‑ младшему было все равно. Среди огромных залежей игрушек в игровой он раскопал сачок для креветок, и гонялся по мелководью за раками и порой неподвижно замирал, увидев что‑ нибудь интересненькое. Избавившись от первоначального шока, Ваймс заметил, что сын делает это с совершенно счастливым видом, и даже при случае показал что‑ то любящему отцу, какую‑ то пятнистую как булыжник козявку в воде. Ваймсу пришлось посмотреть, и это поразило Сэма даже больше чем его сына, который на обратном пути домой на обед объяснял отцу, что следил, не будет ли рыба какать. Этот вопрос ни разу в жизни не посещал Ваймса, но по всей видимости был очень важен для его сына. Да еще настолько, что всю обратную дорогу к дому его приходилось удерживать, чтобы он не сбежал обратно к ручью, чтобы посмотреть выходят ли они на берег, потому что в противном случае, э, фу!

Глава 7

Сибилла обещала Сэму‑ младшему еще одну вылазку на домашнюю ферму, так что Ваймс остался сам по себе, или точнее как это бывает с копами, оказывающимися в тихой деревне, со своими подозрениями. Ваймс думал по‑ уличному. Он не знал, чем заняться в деревне, но возможно это было связано с ловлей хорьков или чем‑ то связанным с распознаванием мычащих созданий с первого взгляда, без необходимости заглядывать им под хвост.

Прогуливаясь по бескрайним просторам своей собственности на начавших болеть ногах, он пожалел, что под ногами нет мостовой, и в который раз почувствовал звоночек. Это был тот самый сигнал, от которого встают дыбом волоски на шее копа, когда отточенные чувства подсказывают ему что‑ то не так и требуют что‑ то предпринять.

Но здесь был и другой коп, не так ли? Настоящий старый топтуп, отошедший от дел, поваляться на травке, но бывших копов не бывает, верно? Ваймс улыбнулся. Не пора ли пойти выпить с мистрером Джимини?

Голова гоблина оказалась пустой, за исключением вечной троицы, сидящей снаружи на скамье у двери. Ваймс уселся у бара со стаканом свекольного пива мадам Джимини и доверительно наклонился к бармену.

– Итак, мистер Джимини, что в округе есть интересного для старого копа?

Джимини открыл было рот, но Ваймс продолжил:

– Розвудовская дубинка, так? Стража Псевдополиса? Уверен, я прав. Тут все чисто. Это же мечта любого копа, и ты забрал свою верную дубинку с собой, чтобы иметь надежного друга на случай, если ликер попадет клиенту не в то горло и он не понимает намеков. – Ваймс облокотился на стойку и водил пальцем по крохотной лужице пролитого пива. – Но работа никогда не оставляет, верно? А если содержишь бар, то все усложняется, поскольку порой слышишь кое‑ что, но ничего не можешь сделать, поскольку ты уже не коп, но все равно помнишь, кто ты. И где‑ то глубоко в душе засело беспокойство о том, что дело нечисто. Это даже я могу сказать. Это полицейский нюх. Я тоже чую. Это проникает даже сквозь подошвы моих ботинок. Тайны и ложь, мистер Джимини. Тайны и ложь.

Джимини вытер пролитое пиво полотенцем и сказал как бы между прочим:

– Знаете, командор Ваймс, в деревне все иначе. Людям кажется, что деревня это такое место, где они могут спрятаться. Но это не так. В городе ты просто еще один прохожий в толпе. В сельской местности деревенские будут пялиться на тебя, пока ты не скроешься из вида. Ты просто еще одна достопримечательность. Как вы упомянули, я больше не коп: у меня нет жетона и нет желания вмешиваться. А теперь, если не возражаете, у меня есть дела. Скоро явятся клиенты. Берегите себя, ваша милость.

Ваймс не позволил ему сорваться с крючка.

– Забавный факт, мистер Джимини. Я знаю, что вы арендуете этот бар, и, что удивительно, я являюсь владельцем земли. Мне, конечно, очень жаль, но перед тем как зайти, я взглянул на карту и обнаружил, что бар находится как раз на этой земле, и вот ведь незадача, я ее владелец. Не слишком по‑ республикански, я знаю, просто интересно, мистер Джимини ‑ может ли оказаться так, что не всем в этой тихой местности по душе командующий городской Стражи, а? – перед внутренним взором Ваймса промелькнул образ старого лорда Ржава, простодушно говорящему ему, что здесь делать нечего.

Лицо Джимини застыло, но Ваймс, хорошо знакомый с этой игрой, увидел небольшое подергивание, которое он расшифровал как: «да, но я вам ничего не говорил и у вас нет свидетелей, что говорил. В том числе вы, друг мой».

Дальнейший разговор был прерван появлением сынов земли, которые один за другим стали появляться в баре, чтобы отметить конец трудового дня. На этот раз в их поведении было меньше подозрительности, когда они приветствовали Ваймса, поэтому он остался сидеть, сжимая стакан с пинтой остро‑ приправленного свекольного сока и просто наслаждался моментом. Этот момент оказался недолгим и прервался сразу же с появлением кузнеца, который целенаправленно направился прямо к нему:

– Эй, ты занял мое место!

Ваймс огляделся. Он сидел на скамье, которую было трудно отличить от других, стоящих в зале, но он мысленно согласился, что существует подобная вероятность и нечто мистическое в том месте, которое занял именно он. Поэтому он прихватил свой стакан и переместился на другое незанятое место, где тут же услышал:

– И это тоже моё, ясно?

«Вот, чёрт! Да я слышу задиристые нотки».

Ваймс не был зачинщиком, верно, а у кузнеца был вид настроенного подраться человека, и Ваймс был самым подходящим кандидатом.

Сэм почувствовал как медный кастет в кармане его штанов слегка шевельнулся, разминаясь. Отправляясь в отпуск, Ваймс слегка покривил душой, обещая не брать с собой оружие.

Однако, он решил, что кастет оружием не считается, если хочешь быть уверенным, что останешься живым. Скорее нужно называть его инструментом самообороны, видом щита, если хотите, особенно если вам нужно воспользоваться самообороной до того, как на вас нападут.

Сэм поднялся на ноги.

– Мистер Джетро, я буду вам признателен, если вы будете столь любезны и выберите, на каком месте вы собираетесь сидеть этим вечером, после чего я продолжу мирно пить свое пиво. Заранее спасибо.

Кто‑ то умный сказал, что вежливый ответ в баре никогда не срабатывает. Кузнец раскалился как железо в его горне.

– Никакой я тебе не Джетро. Для тебя я мистер Джефферсон, ясно?

– А вы можете звать меня Сэм Ваймс. – Сэм увидел, как Джефферсон демонстративно поставил свой стакан на стойку бара и отправился навстречу Ваймсу.

– Я знаю, как тебя называть, мистер…

Ваймс чувствовал гладкую медную поверхность кастета, отполированную до блеска за годы вынимания из кармана, и, не нужно добавлять, обработки о нечаянные подбородки. Едва он сунул руку в карман, кастет сам прыгнул в руку.

– Прошу прощения, ваша милость, – раздался голос Джимини, который аккуратно отодвинул Ваймса, и оказался перед носом кузнеца: – Остынь, Джетро. Чего ты сегодня завелся?

– Ваша милость? – фыркнул Джетро. – Ни за что на свете не стану его так звать! Не желаю целовать твои сапоги как все прочие! Заявился тут, лорд с горы, командует всеми, словно купил себе это место! Так или нет? Тебе принадлежит эта земля! Одному человеку целая страна! Так не правильно! Скажи, как так вышло? Давай, ответь!

Ваймс пожал плечами.

– Ну, я не эксперт, но как я понимаю, один из предков моей жены ради этого надрал кому‑ то задницу.

Лицо противника злорадно просияло, когда он сорвал с себя кожаный кузнечный фартук:

– Что ж, ладно. Тогда нет проблем. Значит так это происходит, да? Все честно. Знаешь, что я отвечу? Я надеру задницу тебе, здесь и сейчас, и вот как я поступлю еще, я сделаю это с привязанной за спиной одной рукой, поскольку ты ниже меня ростом.

Ваймс услышал за спиной тихий деревянный стук: это бармен тихонько вытаскивал двухфутовую розвудувскую дубинку из‑ под барной стойки.

Джетро, похоже, тоже его услышал, поскольку выкрикнул:

– Даже не пытайся, Джим. Я вырву ее у тебя раньше, чем ты догадаешься, что случилось, и засуну туда, где не светит солнце.

Ваймс оглядел остальных клиентов, которые очень похоже претворились каменными изваяниями.

– Послушай, – сказал Сэм. – Ты ведь на самом деле не хочешь со мной драться, верно?

– Хочу, еще как! Ты же сам сказал. Какой‑ то там предок получил всю округу, надрав кому‑ то задницу, так? А кто сказал, что больше нельзя драться?

– «Бурлей и Рукисила», сэр, – ответил вежливый, но слегка прохладный голос за спиной силача. К удивлению Ваймса это оказался Вилликинс. – Я не жесток, сэр, и не стану стрелять в живот, но наверняка заставлю пересчитать пальцы на ногах. Нет, прошу, не стоит делать резких движений. У арбалетов «Бурлей и Рукисила» очень легкий спуск.

Ваймс снова начал дышать, когда Джетро поднял руки. Где‑ то глубоко посреди его ярости нашлось место для самосохранения ценой в полпенса. Тем не менее, в лицо Сэму кузнец бросил:

– Значит, тебя охраняет наемный убийца, так?

– На самом деле, сэр, – тихо ответил Вилликинс. – Я нанят командором Ваймсом в качестве джентльмена для джентльмена, а арбалет мне нужен поскольку его носки иногда начинают отстреливаться. – Он посмотрел на Ваймса. – Какие будут указания, командор? – И тут же крикнул: – Не с места, мистер! Насколько я знаю, кузнецам нужны обе руки. – Он снова повернулся к Ваймсу: – Простите за вмешательство, командор, но мне известны подобные типы.

– Вилликинс, ты ведь тоже из таких.

– Разумеется, сэр. Спасибо, сэр, и я бы не стал доверять такому, как я ни на дюйм, сэр. Я легко узнаю худших из подобных типов. У меня есть зеркало.

– Так, вот что я хочу. Я хочу, чтобы ты немедленно опустил проклятую штуку, Вилликинс. Могут пострадать люди! – Спокойно сказал Ваймс.

– Да, сэр, именно таким и было мое намерение. Мне было бы трудно глядеть ее светлости в лицо, если бы с вами что‑ то случилось.

Ваймс перевел взгляд с Вилликинса на Джетро. В нем бурлил гнев, который требовалось остудить. Но парня не в чем было винить. Сам Ваймс неоднократно думал так же.

– Вилликинс, – сказал Сэм, – пожалуйста, аккуратно положи хреновину и возьми блокнот и карандаш. Благодарю. А теперь запиши дословно: «Я, Самуэль Ваймс, ставший не по своей воле герцогом анкским, желаю обсудить, ха‑ ха, с моим другом Джетро…» Как бишь твое полное имя, Джетро?

– Послушайте, мистер, я не собираюсь…

– Я спросил тебя твое треклятое имя, мистер! Джимини, как его полное имя?

– Джефферсон, – ответил бармен, державший дубинку словно щит. – Но, послушайте, ваша светлость, вы же не хотите…

Ваймс отмахнулся от него и продолжил диктовать:

– На чем я остановился? А, да! «с моим другом Джетро Джефферсоном в дружеском поединке за право владения поместьем и окрестными угодьями, чем бы они, ко всем чертям, не оказались, и каковые отойдут тому из нас, кто первым не завопит «пусти, дядя! », и в случае, если это буду я, то с моей стороны не последует преследований любого рода моего друга Джетро, и моего слуги Вилликинса, который умолял меня не ввязываться в этот дружеский обмен тумаками». Записал, Вилликинс? Я даже выдам тебе освобождение от тюрьмы, чтобы ты мог предъявить его ее светлости, если вдруг у меня будет синяк. Так, давай подпишу.

Вилликинс неохотно отдал блокнот.

– Не думаю, что это успокоит ее светлость, сэр. Послушайте, герцогам не полагается… – его голос стих под впечатлением от улыбки на лице Ваймса.

– Ты же не хотел сказать, что герцоги не дерутся, Вилликинс, не так ли? Потому что я отвечу, что слово «герцог» абсолютно точно означает, что нужно драться.

– Ну хорошо, сэр, – ответил слуга, – но, возможно, вы бы хотели его предупредить…?

Вилликинс был прерван толпой клиентов, которые со всей поспешностью рванули из бара и помчались по поселению, бросив опешившего Джетро наедине с противником. На полпути к нему Ваймс обернулся к Вилликинсу и сказал:

– Тебе может показаться, что я закуриваю сигару, Вилликинс, но, полагаю, тебе случайно что‑ то попало в глаз. Ясно?

– Да, кстати, командор, я еще и оглох.

– Прекрасно. А теперь давай выйдем на свежий воздух, потому что тут полно стекла и плохо видно.

Джетро был похож на человека, у которого внезапно выбили почву из‑ под ног, но он не знал, как упасть.

Ваймс закурил сигару и мгновение наслаждался запретным плодом. Он протянул пачку кузнецу, но тот молча отказался.

– Очень разумно, – сказал Ваймс. – Итак, теперь я должен предупредить тебя, что как минимум раз в неделю мне приходится сражаться с людьми, которые пытаются меня убить всем на свете, начиная с меча, заканчивая стульями, а однажды даже громадной рыбиной. Возможно они не желали мне смерти, зато пытались не позволить мне себя арестовать. Послушай, – Сэм обвел рукой по округе, – вся эта… чепуха, просто случилась сама по себе, хотелось мне того или нет. Прежде всего я простой коп.

– Ага, – ответил Джетро, впившись в него взглядом. – Угнетатель трудящихся масс!

Ваймс привык к подобным выпадам и пропустил их мимо ушей.

– Сегодня массы не угнетаю, оставил кнут и цепи дома. Ладно, признаю, не смешно. – Ваймс заметил, что люди стали возвращаться на площадь перед баром. С ними оказались женщины и дети. Такое ощущение, что посетители бара позвали всех соседей. Сэм повернулся к Джетро. – Будем драться по правилам маркиза Пышнохвоста[22]?

– Что за правила? – спросил кузнец, помахав собирающейся орде.

– Правила спарринга маркиза Пышнохвоста, – ответил Ваймс.

– Если их выдумал какой‑ то там маркиз, то я не желаю с ними связываться!

Ваймс кивнул.

– Вилликинс?

– Я все слышал, командор, и записал в блокнот: «отказался от Пышнохвоста».

– Ну что же, ладно, мистер Джефферсон, – продолжил Ваймс. – Я предлагаю попросить мистера Джимини дать отмашку.

– Я хочу, чтобы твой лакей записал в эту книжечку, что мою маманю не выкинут из ее дома, что бы ни случилось, хорошо?

– Ладно, – согласился Ваймс. – Вилликинс, пожалуйста, подготовь заявление, что пожилая мать мистера Джефферсона не будет выселена из ее собственного дома, избита палками, брошена в темницу или подвержена иным побоям, ясно?

Вилликинс, безуспешно пытаясь скрыть улыбку, послюнявил карандаш и все записал. Ваймс сделал мысленно зарубку на память, гораздо тише произнес:

– Злость постепенно выветривается из парня. Он задается вопросом, не погибнет ли. Я еще даже не замахнулся, а он уже готовится к худшему. Разумеется правильнее было бы надеяться на лучшее.

Толпа росла с каждой секундой. Ваймс даже увидел, как люди принесли какого‑ то старика на матрасе. Чтобы пробраться быстрее, он подгонял их, стегая по ляжкам своей тростью. Стоявшие на краю толпы матери поднимали детей повыше, чтобы было лучше видно, и все мужчины были вооружены. Это было похоже на крестьянское восстание, но без восстания, и с очень воспитанными крестьянами. Встречавшиеся взглядами с Ваймсом люди, кланялись или хотя бы кивали, женщины приседали или подпрыгивали, не в лад, словно дергающиеся педали органа.

Джимини очень осторожно и, судя по покрытому потом лицу, встревоженно, подошел к Ваймсу и кузнецу:

– Итак, джентльмены, меня выбрали судьей в этом небольшом кулачном состязании, веселой пробе сил и демонстрации мастерства, и ловкости, который только можно устроить летним вечером между друзьями. Все в порядке? – Он с умоляющим видом посмотрел на них и продолжил: – А когда вы закончите, каждого из вас ждет пинта пива. Пожалуйста, ничего не нарушайте. – Он вытащил из жилета повидавший виды носовой платок и поднял его вверх. – Когда этот платок коснётся земли, джентльмены… – сказал он, и быстро отскочил в сторону.

Скользнувший вниз кусочек материи на какой‑ то миг бросил вызов гравитации, но в тот же миг, когда он коснулся земли, Ваймс поймал руками выброшенную вперед ногу кузнеца, и очень тихо сказал дергающемуся парню:

– Немного поспешил, не так ли? И чем тебе это помогло? Слышишь, как они хихикают? На этот раз я тебя отпущу.

Ваймс с толчком отпустил ногу, заставив Джетро попятиться. Сэм с удовольствием увидел, что парень присмирел с самого начала, но кузнец собрался с духом и бросился навстречу, но застыл на месте, поскольку Ваймс широко улыбался.

– Вот тебе урок, парень, – сказал Ваймс, – ты только что избежал очень неприятной боли в причиндалах.

Сэм сжал кулаки и махнул приглашающе своему оппоненту поверх левого кулака. Кузнец размахнулся и бросился вперед, но тут же получил удар в коленную чашечку, отчего опустился на землю, но был снова опущен Ваймсом, только на этот раз метафорически:

– Ты что, решил, что я собираюсь побоксировать? Мы, профессионалы, называем это введением в заблуждение. Хочешь побороться? На твоем месте, если бы я был таким же крупным, я бы хотел, но у тебя нет ни единого шанса. – Ваймс печально покачал головой. – Лучше бы ты согласился на маркиза Пышнохвоста. Думаю, эти слова высечены на многих могильных плитах. – Сэм вытащил сигару изо рта, нужно было стряхнуть пепел.

Взбешенный до белого каления Джетро бросился на Ваймса и схлопотал оглушительный удар в голову, одновременно столь же сильный коленом в живот, который выбил из него весь воздух. Они упали вместе, но Ваймс был дирижером оркестра. Он удостоверился, что он оказался сверху, и, наклонившись, прошептал на ухо Джетро:

– Давай проверим, насколько ты умен, так? Умеешь ли ты сдерживать свой нрав? Потому что в противном случае, твой нос станет таким широким, что тебе придется сморкаться в платок, держа его на палке. Может ты на какую‑ то секунду подумал, что я на такое не способен. Но я уверен, что кузнецы знают когда нужно охладить метал, поэтому я даю тебе шанс сказать, что ты, по крайней мере, сумел уложить герцога на землю на глазах своих друзей, потом мы встанем и пожмем друг другу руки как джентльмены, которыми мы не являемся, толпа похлопает в ладоши, все отправятся в бар выпить пива. Я плачу. Итак, мы на одной волне?

Послышалось сдавленное: «Ага», – и Ваймс поднялся, протянув кузнецу руку. Он поднял сцепленные руки вверх, что вызвало некоторое замешательство, но когда он сказал:

– Сэм Ваймс приглашает всех выпить с ним в заведении мистера Джимини! – каждый стряхнул с себя недоумение, чтобы освободить место для пива. Вся толпа устремилась в бар, оставив Ваймса наедине с кузнецом, не считая верного Вилликинса, который, когда хотел, мог быть удивительно скромным.

Когда все скрылись в баре, Ваймс сказал:

– Кузнецам нужно знать про нрав. Иногда быть холодным лучше, чем горячим. Я ничего про вас не знаю, мистер Джефферсон, но Городской Страже нужны те, кто учится быстро, и я вижу, что у нас вы бы быстро выбились в сержанты. Мы могли бы использовать вас и по кузнечному профилю. Удивительно как часто приходится выправлять старые латы, когда встречаешься лицом к лицу с преступностью.

Джетро уставился на свои ботинки.

– Ну ладно, вы сумели меня побить, но это не значит, что это правильно. Ясно? Вам неизвестно и половины.

Из бара послышались веселые возгласы. Ваймсу оставалось только диву даваться, сколько скоро родится небылиц про эту маленькую драку. Он повернулся обратно к неподвижно стоящему кузнецу.

– Послушай‑ ка, ты, тупой молокосос! Я не родился с серебряной ложкой во рту! Когда я был ребенком, единственные ложки, которые я когда‑ либо видел, были деревянными и нужно было быть очень большим везунчиком, чтобы на ее конце оказалось что‑ нибудь съедобное. Я был уличным мальчишкой, понял? Если бы я оказался здесь раньше, то решил бы, что очутился в раю. Здесь живность выпрыгивает тебе прямо под ноги из любых кустов. Но я стал копом, потому что за это платят, и я учился профессии у настоящих копов, потому что, уж поверь мне, мистер, я вставал каждую ночь, зная, что я могу стать кем‑ то. Потом я нашел хорошую леди, и на твоем месте, парень, я бы тоже постарался найти себе подружку. Так что я поумнел сам, и однажды лорд Витинари, ты должен был слышать о нем, не так ли, парень? Так вот, ему нужен был кто‑ то, чтобы улаживать дела, а титулы открывают многие двери, поэтому мне не приходится вышибать двери ногой, и знаешь что? Мои ботинки за прошедшие годы видели столько преступлений, что сами выводят меня не очередной след, поэтому я знаю, что здесь есть, что нужно пнуть. И есть ты. Я чувствую, что ты замешен. Давай, выкладывай, что это.

Джетро молча, не отрываясь, пялился на свои ботинки. Вилликинс деликатно кашлянул:

– Командор, возможно поможет, если мы с молодым человеком перекинемся парой слов, так сказать с менее высоких позиций? Почему бы вам пока не полюбоваться на местные красоты?

Ваймс кивнул.

– Сделай одолжение. Если считаешь, что из этого что‑ то выйдет.

И он пошел и с большим интересом стал рассматривать изгородь из жимолости, пока Вилликинс в до блеска начищенных ботинках и идеальном костюме джентльмена подошел к Джетро, обнял его и сказал:

– У твоего горла находится стилет, и это не дамская шпилька, а настоящий нож с очень острым лезвием. Так то. Ты маленький засранец, но я не командор, и если ты хотя бы шевельнешься, я порежу тебя до кости. Ясно? Не нужно кивать! Отлично, мы учимся, не так ли? А теперь, дорогой друг, я должен тебе сообщить, что командору доверяют и Алмазный Король троллей, и Подгорный Король гномов, по одному слову которых твое бренное тело тут же окажется изрублено тысячей топоров. Это не говоря уж про леди Морголотту Убервальдскую, которая мало кому доверяет, и лорда Витинари, который вообще никому не доверяет. Дошло? Не нужно кивать! А ты, мой юный друг, имеешь наглость ставить его слово под сомнение. Я человек спокойный, но подобные вещи выводят меня из себя. И мне все равно, что я тебе это сказал. Ясно? Я спросил, тебе ясно? О, верно, теперь ты снова можешь кивнуть. Кстати, молодой человек, будьте осторожны, когда вы кого‑ то называете лакеем, понятно? Некоторые люди могут сделать насильственное исключение. Это совет, парень. Я знаю командора, и ты подумал о своей престарелой маме, и что с ней случится. Я очень сентиментальный человек, поэтому я не хочу увидеть тебя в траурном венке.

Нож исчез из руки Вилликинса так же мгновенно, как и появился. В другой руке джентльмена для джентльмена появилась щеточка, которой он легонько провел по воротнику кузнеца.

– Вилликинс, – позвал Ваймс со своего места. – Не желаешь немного прогуляться? Пожалуйста.

Когда его слуга немного удалился в аллею под деревьями, Ваймс сказал:

– Прости за это, но у каждого есть гордость. Я всегда об этом помню. О том же должен помнить и ты. Я коп, полицейский, и здесь есть нечто, что взывает ко мне. И кажется, что у тебя есть что мне сказать, хотя совсем не о том, кто сидит в замке, я прав? Происходит нечто дурное, ты фактически излучаешь это. Итак?

Джетро наклонился вперед и сказал:

– В труповом подлеске, на холме. В полночь. Долго я ждать не стану.

Затем кузнец повернулся и ушел, не оборачиваясь.

Ваймс зажег новую сигару и направился к дереву, где любуясь пейзажем стоял Вилликинс. Он выпрямился, увидев Ваймса.

– Нам лучше поторопиться, сэр. В восемь часов будет ужин, и ее светлость желает, чтобы вы вели себя благоразумно. Она возлагает большие надежды на то, что вы разумно вывернетесь.

Ваймс застонал.

– Хотя бы не официальный прием?

– К счастью, нет, сэр. Не в деревне, но ее светлость была очень категорична по поводу сливового вечернего костюма, сэр.

– Она говорит, он заставляет меня казаться лихим, – мрачно ответил Ваймс. – Как ты считаешь, в нем я кажусь лихим? Ты мог бы сказать, что я лихой?

На нижней ветке запела какая‑ то птичка.

– Скорее быстрый, сэр.

Они отправились домой, помолчав какое‑ то время, потому что бессмысленно что‑ то говорить, когда беснуется дикая природа: поет, жужжит, визжит, что, наконец, вынудило Ваймса сказать:

– Интересно, что за чертовщина там надрывается.

Вилликинс склонил голову набок, послушал пару секунд и ответил:

– Камышовка Паркинсона, длинношеяя цапля и плавунец обыкновенный, сэр.

– Откуда ты знаешь?

– О, это просто, сэр. Я посещаю мюзик холл, где часто бывают подражатели птиц и животных. Это заразно. А еще я знаю семьдесят три звука фермы, а мой любимый ‑ звук фермера, чей сапог засосало в грязь, после чего ему не остается делать ничего иного, кроме как вытащить ногу в носке и встать в ту же грязь. Очень забавно, сэр.

Они добрались до длинной аллеи, ведущей к поместью и под ногами заскрипел гравий. Ваймс тихо сказал:

– Я договорился с молодым мистером Джефферсоном о встрече на Висельном холме в подлеске. Он хочет сообщить мне нечто важное. Напомни, Вилликинс, а что это за подлесок такой?

– Все, что расположено между рощицей и небольшим леском. Технически, сэр, то, что находится на Висельном холме буковая роща. Подлесок означает поросль на вершине холма. Помните Безумного Джека Рамкина? Того, кто, потратив много денег, увеличил холм на тридцать футов? Это он повелел посадить бук на вершине.

Ваймсу нравился звук скрипа гравия под ногами. Он скрывал их разговор.

– Я мог бы поклясться, что мы разговаривали с кузнецом без свидетелей. Но здесь же деревня, верно, Вилликинс?

– Был один человек. Он расставлял силки на кроликов в кустах прямо за вашей спиной, – ответил Вилликинс. – Вполне безобидное занятие, хотя на мой взгляд, он слишком долго возился.

Они еще шли какое‑ то время, потом Ваймс сказал:

– Скажи, Вилликинс, если кто‑ то назначает встречу в полночь в месте, которое называется «подлесок Висельного холма», то что бы ты посоветовал тому, чья жена запретила брать с собой в загородный дом оружие?

Вилликинс кивнул:

– Видите ли, сэр, учитывая, что вы сами вывели правило, что оружием является то, что вы считаете оружием, я бы посоветовал упомянутому человеку проверить, нет ли у него компаньона, у которого, к примеру, есть ключ от шкафа, в котором хранится набор ножей для резьбы по дереву, которые отлично подходят для ближнего боя. А лично я дополнительно включил бы резак для сыра[23], сэр, поскольку я верю, что единственно важным в смертельном бою является то, чтобы смерть не была вашей.

– Нет, парень, я не могу взять резак для сыра. Я же командующий Стражи!

– И верно, командор. Тогда могу я предложить взять ваш медный кастет, как альтернатива для джентльмена? Я знаю, что вы никогда не путешествуете без него, сэр. Вокруг так много опасных людей, и я знаю, вам бы хотелось, оказаться среди них.

– Послушай, Вилликинс. Мне бы не хотелось втягивать в это дело тебя. В конце концов, это всего лишь догадка.

Слуга отмахнулся.

– Вам бы ни за что на свете не удалось от меня отделаться, сэр, потому что это дело растравило мое любопытство. Я подготовлю вам несколько подходящих колюще‑ режущих предметов в вашей гардеробной, сэр, а сам с верным луком и избранным набором игрушек отправлюсь в рощицу за полчаса до назначенного вам времени. Луна почти полная, небо чистое, поэтому повсюду будет достаточно теней, так что я выберу местечко потемнее.

Ваймс мгновение смотрел на него, а потом ответил:

– Позволь я тебя поправлю? Не мог бы ты выбрать не самое темное место, а второе и занять его за час до назначенного времени, чтобы посмотреть, кто спрячется в самом темном?

– А! Хорошо! Именно поэтому вы командуете Стражей, сэр, – сказал дворецкий, к потрясению Ваймса, со слезой в голосе. – Вы всегда прислушиваетесь к улице, верно, сэр?

Ваймс пожал плечами:

– Здесь нет улиц, Вилликинс!

Тот в ответ покачал головой.

– Уличный мальчишка навсегда таким и останется, сэр. Это остаётся с вами до самой смерти. Матери уходят, отцы уходят ‑ если вы знали, кем он был, но Улица всегда за вами присмотрит. В крайней нужде, она сохранит нам жизнь.

Вилликинс вырвался чуть вперед и позвонил в дверной колокольчик, чтобы лакей успел открыть дверь как раз к появлению Ваймса на верхней ступени лестницы.

– У вас как раз остается достаточно времени, чтобы послушать как Сэм‑ младший читает, сэр, – добавил Вилликинс, поднимаясь по лестнице. – Удивительная штука, чтение. Как бы мне хотелось научиться читать, когда я был ребенком. Ее светлость в ее гардеробной, гости начнут съезжаться через полчаса. Мне нужно идти, сэр. Я должен научить эту толстую жабу ‑ дворецкого ‑ манерам, сэр.

Ваймс вздрогнул.

– Вилликинс, нельзя душить дворецких! Уверен, я читал про это в книге по этикету.

Вилликинс укоризненно посмотрел в ответ:

– Никаких гаррот, сэр. – сказал он, открывая для Ваймса дверь гардеробной, – но он сноб чистейшей воды. Я еще ни разу не встречал такого дворецкого, кто им бы не являлся. Просто нужно преподать ему урок верного направления.

– Так он же дворецкий, и это его дом.

– Нет, сэр. Это ваш дом, и поскольку я ваш личный слуга ‑ я, по негласному правилу, старше любого из местных ленивых засранцев! Не беспокойтесь, я покажу им, как мы работаем в реальном мире, сэр…

Его прервал громкий стук в дверь, сопровождаемый вращением ручки. Вилликинс открыл дверь и внутрь вошел Сэм‑ младший, громко провозгласивший:

– Читаем!

Ваймс подхватил сынишку и усадил на стул.

– Ну, парень, как прошел твой вечер?

– Ты знал, – начал рассказывать сын, словно излагая результаты научных изысканий, – что у коровы большие круглые лепешки, а у овцы маленькие, похожие на шоколадки?

Ваймс постарался не оглядываться на Вилликинса, который сдерживал смех. Сэм постарался сохранить серьезный вид и ответил:

– Ну конечно, овцы же меньше.

Сэм‑ младший хорошенько обдумал этот вопрос:

– Из‑ под коровки шлепаются лепешки, – заявил он. – В книжке «Где моя корова? » про это не говорится.

Голос ребенка выдавал его крайнее беспокойство таким важным упущением.

– Мисс Фелисити Бидл не могла это пропустить.

Ваймс вздохнул:

– Могу поклясться, не стала бы.

В дверях показался Вилликинс:

– Я вас оставляю, джентльмены. Увидимся позже, сэр.

– Вилликинс? – позвал Ваймс, когда слуга уже взялся за ручку. – Ты упоминал, что мой кастет слишком скромен, по сравнению с твоим. Это правда?

Вилликинс улыбнулся в ответ:

– Вы же против шипастых кастетов, не так ли, сэр? – и тихо прикрыл за собой дверь.

Глава 8

Сэм‑ младший уже читал сам, что стало большим облегчением для его отца. К счастью труды мисс Фелисити Бидл не полностью состояли из красочных описаний отходов жизнедеятельности во всех их проявлениях. Ее малоформатные публикации для самых маленьких были регулярными и очень популярными, по крайней мере среди тех же детей. Это вышло благодаря тому, что писательница тщательно изучала свою аудиторию, и Сэм‑ младший оглушительно хохотал над «Маленьким свободным народом», «Войной с сопливыми гоблинами» и «Жоффрей и страна Каки». Мальчишкам определенного возраста они исключительно нравились. В данный момент сынишка хихикал и смеялся над книгой «Про мальчика, который не знал, как выковыривать козявки», и для мальчика которому только что исполнилось шесть едва не рыдал от смеха. Сибилла упоминала, что эти книги развивают словарный запас Сэма‑ младшего, и не только про туалетные темы, и это было правдой ‑ сын действительно стал читать другие книги, где никто не собирается на горшок. Что, если хорошенько задуматься, само по себе фантастика.

Спустя десть минут насыщенного смехом чтения, Ваймс отнес сынишку в кровать, успел побриться и переодеться в ненавистный вечерний костюм за пару мгновений до стука в дверь. «Вот, что значит отдельные ванные и гардеробные… – подумал Ваймс. – Если есть деньги, ничто иное не сможет помочь сохранить счастье в браке».

И чтобы сделать брак еще счастливее, он разрешил Сибилле ворваться внутрь, одетой в настоящий ураган[24], чтобы поправить ему рубашку, галстук и пригласить составить компанию.

– Я понимаю, дорогой, ты преподал кузнецу небольшой урок в безобидной стычке… – Она сделала паузу, которая повисла в воздухе как шелковая петля.

В ответ Ваймс сумел ответить:

– Тут творится что‑ то неладное, я чувствую.

– Мне тоже так кажется, – ответила Сибилла.

– Правда?

– Да, Сэм, но сейчас не подходящее время, чтобы это обсуждать. Гости прибудут с минуты на минуту. Я была бы очень благодарна, если бы ты поостерегся и не стал за ужином никого выбрасывать из окон. – По ее стандартам это было чрезвычайно строгое предупреждение. Ваймс поступил так, как поступил бы любой верный муж, что означает ‑ никак. Внезапно внизу раздались громкие голоса и скрип подъезжающих экипажей. Сибилла расправила свои паруса и направилась вниз, чтобы побыть радушной хозяйкой.

Несмотря на все, что воображала его жена, Ваймс отлично вел себя на ужинах, насобачившись на многочисленных мероприятиях в Анк‑ Морпорке. Вся суть была в том, чтобы не вмешиваться в болтовню остальных гостей и во всем с ними соглашаться, а самому в это время поразмышлять о своем.

Сибилла сделала все возможное, чтобы сегодняшний вечер прошел как можно беззаботнее. Приглашенные были в основном людьми, проживавшими в сельской местности, но не являвшимися деревенскими обывателями. Отставные вояки, священник Ома, мисс Пикингс, старая дева с компаньонкой, другая строгая на вид дама с короткой стрижкой в мужской рубашке и карманными часами, и да, верно, мисс Фелисити Бидл. Ваймс решил, что вляпался, и сказал:

– Ах, да! Кака‑ дама. – На что она совсем не обиделась, прыснув от смеха и протянула руку со словами:

– Не беспокойтесь, ваша милость, я регулярно мою руки после труда над книгой.

Это вызвало взрыв смеха. Она оказалась маленькой женщиной, обладавшая особым качеством ‑ казалось, что она вибрирует, даже стоя неподвижно. Такое впечатление, если внезапно порвутся незримые путы, высвободившаяся внутренняя энергия вышвырнет ее в окно.

Мисс Бидл дружески пихнула его в живот.

– А вы, знаменитый Ваймс, командующий городской Стражей. Неужели приехали, чтобы всех нас арестовать? – Разумеется нужно все это терпеть, если не сдерживать порывы Сибиллы, принимать все подряд приглашения от надутого общества. Но хотя мисс Бидл смеялась, на остальных, словно стопудовый сейф, внезапно обрушилась тишина. Гости покосились на мисс Бидл, а та намеренно следила за Ваймсом, и Сэму был хорошо знаком этот взгляд. Он подсказывал, что его обладателю есть что сказать. Но данный момент был неподходящим, поэтому Ваймс мысленно отметил этот факт в разделе «любопытно».

Несмотря на все опасения Ваймса, в поместье приготовили чертовски вкусный ужин и… что было немаловажным… правила гостеприимства позволили Сибилле махнуть рукой на ряд таких пунктов, которые дома были бы для Ваймса под строгим запретом, даже если бы он умолял на коленях. Одно дело быть арбитром вкусов собственного мужа, другое ‑ своих гостей.

Прямо напротив за столом сидел отставной военный, которого жена уверяла, вопреки его собственным убеждениям, что он не любит тушеных креветок. Мужчина совершенно напрасно вяло протестовал, что ему казалось, что он любит креветок, но получил твердый ответ:

– Может, Чарльз, ты и любишь креветок, но они не любят тебя.

Ваймс посочувствовал бедолаге, который казался озадаченным, как ему удалось обзавестись врагами среди беспозвоночных отряда ракообразных.

– Хорошо, дорогая. А, э, лобстеры меня любят? – уточнил он со слабой надеждой в голосе.

– Нет, родной. Они все с тобой не в ладах. Помнишь, что случилось в «Петрушке» после ужина?

Ветеран покосился на призывно сервированный стол и попробовал снова:

– А, как считаешь, гребешки ‑ они смогут побыть со мной минут пять или около того?

– Святые небеса, Чарльз! Нет, разумеется.

Он вновь покосился на стол.

– Подозреваю, что мой лучший друг ‑ зеленый салат, верно?

– Ты абсолютно прав, дорогой!

– Ага. Я так почему‑ то и думал.

Несчастный посмотрел через стол на Сэма и удрученно улыбнулся:

– Мне сказали, что вы, ваша светлость, полицейский. Это так?

Ваймс с первого взгляда понял, кто перед ним: закаленный ветеран в отставке, и, вполне вероятно, тот, кто ест то, что ему велит супруга. Все его лицо и руки было покрыто шрамами, и у него был явно различимый акцент Псевдополиса. Это было просто.

– А вы служили в Легких Драгунах, верно?

Старик выглядел польщенным:

– Прекрасно, парень! Не многие о нас помнят. Хотя, выжил только я. Полковник Чарльз Август Миротворец ‑ странное имя для солдата, согласен, а может и нет. Я не знаю. – Он фыркнул. – Мы всего лишь выжженная страница в истории войн. Осмелюсь предположить, вы не читали мои мемуары «Двадцать четыре года без бровей? » Нет? Ну, должен сказать, вы не одиноки. Кстати, встречал в те дни вашу супругу. Она говорила нам, что невозможно будет вывести болотных драконов достаточно стабильных, чтобы использовать в военных действиях. Она оказалась, без сомнения, права. Но мы все равно пошли на это, потому что так поступают настоящие военные.

– Вы имеете в виду: наваливать очередную неудачу поверх кучи прежних? – поинтересовался Ваймс.

Полковник рассмеялся:

– Что ж, порой это срабатывает. Я до сих пор держу пару дракончиков. Без них так одиноко. День без ожога, словно день без рассвета. И большая экономия на спичках, и еще отпугивают нежелательных гостей.

Ваймс отреагировал как задремавший рыбак, почувствовавший, что клюнула серьезная рыба.

– О, но ведь здесь их итак немного, верно?

– Вы так считаете? Да вы и половину не знаете, юноша. Я мог бы рассказать вам пару историй…

Тут он осекся, и опыт семейной жизни Сэма подсказал ему, что его собеседника только что пнули под столом ногой его собственной супруги, которая не выглядела довольной его болтовней, и, если судить по складкам на ее лице, не была никогда в жизни. Она наклонилась к своему супругу, который как раз забирал очередной стаканчик бренди у официанта, и колко сказала:

– А разве, ваша светлость, ваша юрисдикция в качестве полицейского распространяется на Шир?

«Очередной круг на воде, – подсказал рыбак в голове Ваймса.

– Нет, мадам. Моя доля ‑ Анк‑ Морпорк и ближайшие окрестности. Однако, традиционно полицейский носит свою юрисдикцию с собой, особенно, если он кого‑ то преследует по подозрению в преступлении, совершенном на его участке. Анк‑ Морпорк, разумеется далеко, и сомневаюсь, что смог бы добежать в такую даль. – Это вызвало смех за столом, и тонкую улыбку от полковничихи.

«Трепыхайся, рыбка, трепыхайся…»

– Тем не менее, – продолжил Ваймс, – если я окажусь свидетелем преступления здесь и сейчас, я буду вынужден провести арест. Гражданский арест, но куда более профессиональный, после чего, мне придется передать подозреваемого местным властям или другим представителям правопорядка, которые я сочту подходящими.

Священник, за которым Ваймс следил краем глаза, заинтересовался услышанным и, наклонившись вперед, переспросил:

– Вы сказали, сочтете подходящими, ваша светлость?

– Моя светлость не станет вмешиваться, сэр. Как принявший присягу член городской стражи Анк‑ Морпорка, я считаю своим долгом обеспечить безопасность подозреваемого. В идеале я посадил бы его в карцер. В городе у нас их не осталось, но в отсталых районах, я так понимаю, они сохранились, даже если теперь в них держат только пьяниц и свиней.

Снова послышался смех, и мисс Бидл заметила:

– У нас есть свой констебль, ваша светлость, и он сажает в карцер у моста свиней!

Она весело поглядела на Ваймса, который сохранял невозмутимое выражение лица. Сэм ответил:

– А людей вы туда никогда не запирали? А ордер у него имеется? А значок?

– Ну, порой он сажает туда случайного пьянчужку, чтобы протрезвел, и говорит, что свиньи не возражают, но я не имею понятия, есть ли у него ордер.

Снова смех, но он быстро стих, рассосавшись под пристальным взглядом Ваймса.

Потом Сэм добавил:

– Я бы не рассматривал его как полицейского, пока не убежусь, что он работает в рамках закона. До тех пор, я бы сказал, что по моим стандартам он просто дворник с полномочиями, а не полицейский. Это полезно, но не имеет отношения к полиции.

– По вашим стандартам, ваша светлость? – уточнил священник.

– Верно, сэр. По моим стандартам. По моему мнению. Под мою ответственность. По моему опыту. На мою задницу, если все совсем плохо.

– Но ваша светлость, вы же сказали, что вы вне своей юрисдикции, – вежливо напомнила полковничиха.

Ваймс почувствовал нервозность ее супруга, и она вовсе не была связана с едой. Муж всей душой желал оказаться подальше отсюда. Забавно, насколько народ так и тянет поболтать с полицейским о преступлениях, даже не подозревая, что их выдают крохотные странности поведения.

Сэм повернулся к полковничихе, улыбнулся и ответил:

– Да, но как я упомянул, мэм, как только коп натыкается на явное преступление, его юрисдикция тут же возникает рядом, словно старый приятель. Кстати, вы не против, если мы сменим тему? Я не хочу никого обидеть, дамы и господа, но за прожитые годы я заметил, что банкиры, вояки и купцы стараются съесть все самое вкусное на столе как раз под подобный разговор, пока бедный коп отдувается, рассказывая о своей работе, которая по большей части довольно скучна. – Он улыбнулся, показывая, что шутит, и добавил: – И тут она, по моему, особенно скучна. На мой взгляд, это место сильно напоминает… склеп. – Успех: старый добрый вояка поморщился, а священник опустил глаза на тарелку, хотя последнюю нельзя было принимать всерьез, поскольку трудно встретить такого попа, который бы не мог, не глядя, высечь искры ножом и вилкой.

Сибилла воспользовалась своим правом хозяйки, и, словно ледокол, разбила ледяную тишину:

– Думаю, пора отведать основное блюдо, – заявила она, – великолепный муттон авек, и не желаю ничего слышать о полиции. В самом деле, если вы заведете Сэма, он начнет цитировать кодекс и законы Анк‑ Морпорка, начнет выписывать ордера, пока вы не кинете в него подушкой.

«Отличный ход, – подумал Ваймс, – по крайней мере, теперь у меня появился шанс перекусить». Он немного расслабился, поскольку разговор переместился с него на повседневную болтовню и пересуды о местных жителях, трудностях с подбором хороших слуг, перспектив на урожай, и, о да, проблемах с гоблинами.

Ваймс навострил уши. Гоблины? В городской страже служило по крайней мере по одному представителю двуногих разумных, включая одного Шнобби Шнобса. Так уж сложилось: если из нечто может получиться коп, то существо можно признать разумным видом. Но никто еще ни разу не предлагал Ваймсу нанять гоблина, и по единственной причине ‑ они повсеместно были известны как вонючие, подлые, порочные ублюдки‑ каннибалы.

Разумеется, всем известно, что и гномы не подарок, и обманут, если смогут. Тролли не далеко ушли от бандитов с большой дороги. Единственная проживающая в городе медуза не поднимает глаз на собеседника. Вампирам ни за что нельзя доверять, как бы мило они вам не улыбались. Вервольфы ‑ те же вампиры, которые не улетают, если на них наступить, а ваш сосед вообще полный ублюдок, который швыряет мусор к вам через забор, да и его женушка ничуть не лучше. Но все равно ‑ именно из всех таких особенностей состоит мир. Этого бы не случилось, будь вы предвзяты. В конце концов, даже в Университете служит орк, обожающий футбол, и многое можно простить, увидев, какой гол был забит из центра поля… но только не треклятых гоблинов, благодарю покорно. Едва они появляются в городе, люди начинают за ними охотиться и гоблины предпочитают держаться ниже по течению, работая на Гарри Короля в костедробилке, кожевенных мастерских, собирают металлолом. Честно держатся за чертой города и не попадают под городские законы.

Но видимо они водились поблизости от поместья, о чем говорили пропавшие кошки, цыплята и тому подобное. Что ж, возможно это и так, но Ваймс мог припомнить похожие разговоры в прошлом о том, что кур воровали тролли. Это было бы все равно, что заявить будто люди едят гипс. Сэму уж точно не могло прийти подобное в голову.

Верно, о гоблинах никто не мог сказать ни одного доброго слова, хотя мисс Бидл даже рта не раскрыла. Она пристально смотрела в лицо Ваймса. Зная как, или будучи копом, вы легко можете прочитать обстановку за столом и узнать, что думает каждый из гостей. Все можно было узнать по их взглядам. Сказанное и недосказанное. Люди попавшие в магический круг, и те кто оказался за его пределами. Мисс Бидл была явным аутсайдером, которого терпели только из‑ за такой штуки как хорошие манеры, но не принимали за равного. Как там было сказано? «Не нашего круга».

Ваймс понял, что уставился на мисс Бидл, а та на него. Они разом улыбнулись, и Сэм подумал, что любознательный человек легко может заглянуть к ней в гости, чтобы поинтересоваться творческими планами милой леди, пишущей книжки, которые так нравятся его малышу, а вовсе не потому, что она похожа на того, кто готов взорваться таким возмущенным свистом, что может позавидовать целая толпа болельщиков.

Мисс Бидл сильно хмурилась, услышав, что в разговоре упоминались гоблины, а иногда и некоторые имена, особенно те, что Сэм ассоциировал с полковничихой, один вид которой наводил на мысль о нашкодившем ребенке.

Поэтому он изобразил, что внимательно слушает застольную беседу, а сам стал мысленно прокручивать события сегодняшнего дня. Его раздумья были прерваны фразой полковничихи:

– Кстати, ваша светлость, мы были рады услышать, что вы дали этому Джефферсону отличную выволочку. Этот человек просто несносен! Он на всех нападает.

– Я заметил, что он не стесняется высказывать свои взгляды, – заметил Ваймс, – а как же мы?

– Но, разумеется вы, ваша светлость, – вмешался священник с серьезным видом, – не считаете, что какой‑ то там Джек‑ слуга ровня господину?

– Зависит от Джека, от господина и зависит от того, что вы считаете равенством, – ответил Ваймс. – Полагаю, я и сам был таким Джеком, но во всем, что касается городской стражи Анк‑ Морпорка я ‑ господин.

Полковничиха уже открыла рот, чтобы возразить, но тут вмешалась Сибилла, которая весело сказала:

– Кстати, Сэм, я получила письмо от миссис Уэйнрайт с благодарностями. Напомни мне, чтобы я его показала.

У супругов, имеющих длительные отношения вырабатывается собственный тайный язык. Классический пример ‑ чтобы супруга могла мягко подсказать мужу, что из‑ за поспешного одевания либо по рассеянности он забыл кое‑ что застегнуть в нижнем отделе[25].

В случае Ваймса и леди Сибиллы упоминание мисс Уэйнрайт переводилось как: «Если ты не перестанешь досаждать этим людям, Сэм Ваймс, вечером тебя ждет семейный скандал».

Но на этот раз Сэм хотел, чтобы последнее слово осталось за ним, поэтому он ответил:

– На самом деле, если хорошенько подумать, знавал я пару Джеков, сумевших встать на ноги, и позвольте заметить, они были куда лучшими хозяевами, чем их бывшие господа. Все что им было нужно ‑ добрый шанс.

– Сэм, не забудь напомнить, чтобы я показала тебе это письмо!

Ваймс сдался, а появление на столе мороженного помогло сбавить накал страстей, особенно после того, как ее светлость убедилась, что бокалы гостей наполнены, а в случае с полковником регулярно налиты с горкой. Ваймс с удовольствием бы поболтал с ним после, но отставной вояка был под постянным пристальным надзором своей супруги. Присутствие полицейского явно натолкнуло полковника на какую‑ то мысль, отчего его поведение сделалось нервным. А нервозность по‑ видимому заразительна.

По всем параметрам ужин был не слишком помпезным. Сибилла организовала скорее небольшую вечеринку перед тем, как устроить нечто более шикарное, и некоторые довольно дружные слова прощания прозвучали задолго до полуночи. Провожая гостей к каретам, Ваймс специально прислушивался к разговорам между четой полковника, последний шел довольно нетвердой походкой. Все, что ему удалось подслушать было шипение полковничихи: «У тебя весь вечер конюшня нараспашку! »

В ответ послышалось бурчание:

«Но лошадка‑ то давно спит, дорогая».

Когда последний экипаж уехал, и широкие главные двери были крепко заперты, Сибилла сказала:

– Итак, Сэм. Я понимаю, правда понимаю, но они же наши гости!

– Я знаю, дорогая, и мне очень жаль, но похоже, они так не думают. Я просто хотел слегка встряхнуть их мировоззрение.

Леди Сибилла проверила бутылку с шерри и налила себе рюмочку.

– Но, разумеется, на самом деле ты не считаешь, что у этого кузнеца есть право драться с тобой за владение этим поместьем?

Сэм пожалел, что не может прямо сейчас выпить.

– Нет. Конечно же, нет. Я хочу сказать, на этом не закончится. Люди играют в старую‑ добрую рулетку судьбы и постоянно то проигрывают, то выигрывают. И так продолжается тысячи лет. я это знаю, но тебе известно мое мнение ‑ если собираешься остановить рулетку, придется задуматься о бедных засранцах, оставшихся на нуле.

Жена нежно взяла его за руку.

– Но, Сэм, мы же основали больницу. Тебе известно, как это дорого. Доктор Лужайка учит любого, кто проявляет способности к медицине, даже если они, по его словам, путают голову с задницей. Он учит даже девушек! Чтобы стать докторами! И нанимает Игорин! Мы меняем ход вещей, Сэм. Потихоньку, помогая людям самим вставать на ноги. И, кстати, посмотри, что стало со Стражей! Сегодня любой ребенок с гордостью рассказывает, что их отец или мать служат в страже. А простым людям важно чем‑ то гордиться.

Ваймс взял ее руку в свою:

– Спасибо тебе за то, что так терпелива к мальчишке с Кокбил Стрит.

Она улыбнулась:

– Я так долго ждала, когда ты проявишь себя, Сэмуэль Ваймс, и не собираюсь позволять тебе тратить силы попусту!

Это было добрым сигналом для Сэма, чтобы сказать:

– Ты не будешь против, если мы с Вилликинсом перед сном прогуляемся до подлеска на висельном холме?

Сибилла одарила его улыбкой, которую женщины приберегают для маленьких детей и мужей.

– Я не могу тебе отказать, и тут в воздухе чувствуется что‑ то странное. И я рада, что Вилликинс будет рядом. Кстати, там очень красиво. Быть может вам повезет и вы услышите соловья.

Ваймс легонько поцеловал ее и, пока она не передумала, и сказал:

– Вообще‑ то, дорогая, я рассчитываю на «канарейку»[26].

Ни один герцог, а может быть и командующий Стражи, еще не находил в своей гардеробной то, что обнаружил Сэм Ваймс. На самом почетном месте находился садовый нож, который был не только полезным садовым инвентарем. Сэм видел их в работе днем. Тогда он сделал для себя заметку, что «садовый инструмент» не означает, что инструмент «не является оружием». Так или иначе, среди уличных банд периодически появлялось то или иное агрокультурное приспособление, способное напугать до чертиков как тролль с головной болью.

Затем ‑ дубинка. Это была собственная дубинка самого Ваймса, которую заботливый слуга прихватил с собой. Разумеется на нее была нанесена серебряная инкрустация, поскольку данная дубинка являлась частью церемониального облачения командора Стражи, и технически ‑ ну разумеется, а как иначе‑ то! – не считалась оружием.

С другой стороны, Ваймс знал, что он не был торговцем сыром, поэтому ему было бы трудно объяснить, зачем ему нужен фут проволоки для резки сыров. Ей придется остаться тут, а вот садовый нож отправится с Сэмом. То, что владелец земли имеет право подрезать ветку другую не слишком внятный аргумент, чтобы иметь при себе такую вещь, но что делать с кучей бамбука, превращенного в подобие латного нагрудника и в абсолютно непривлекательный шлем? На кровати его ждала записка от Вилликинса: «Командующий, этот наряд лучший друг вратаря. Поверьте ‑ и ваш тоже! »

Ваймс хмыкнул и шмякнул дубинкой по бамбуковому нагруднику. Тот изогнулся, словно живой, и швырнул дубинку через всю комнату.

«Ух ты, век живи, век учись, – подумал Ваймс, – или что важнее, век учись и век живи».

Сэм прокрался вниз и проскользнул в ночь… которая почему‑ то оказалась как шахматная доска черно‑ белой. Он постоянно забывал, что загородом, где нет смога, пара и дыма, наполнявшего мир тысячей оттенков серого, существуют места вроде этого, состоящие из черно‑ белых цветов. И, если вы ждали метафоры, то только что это была она.

Он знал, как пройти к холму, мимо не пройдешь. Путь освещался луной, словно она помогала ему добраться до места. Вокруг резвилась природа. Поля сменились дроковыми аллеями с изрытыми норками кроликов лужайками, похожими на бильярдный стол… хотя судя по звуку кролики были заняты не только поеданием травки, так что Сэм бы с удовольствием сыграл в бильярд кучкой пушистых шариков. При его приближении зайки бросились в рассыпную, что вызвало беспокойство у Ваймса. Возможно он производил слишком много шума. Правда это была его собственность, а он просто прогуливался в парке. Поэтому он пошел немножко свободнее по единственной тропинке и, наконец, в лунном свете увидел виселицу.

«Что ж, – подумал он, – говорят, Висельный холм есть на карте, так? В прежние времена всегда так поступали, верно? А еще там должна быть металлическая клетка, чтобы выставлять в ней тела на корм воронам во весь рост, чтобы птицам не нужно было наклоняться. Если решите поиграть у кого‑ нибудь на нервах и вызвать мурашки, это можно назвать старым‑ добрым правопорядком. Кучка древних костей у подножия виселицы в качестве подтверждения, что правопорядок в старомодном стиле действует как надо.

Ваймс почувствовал движение чьего‑ то ножа в волоске у шеи.

Мгновение спустя Вилликинс поднялся с земли и отряхнул грязь с одежды.

– Отлично, сэр! – слегка задыхаясь и восстанавливая дыхание. – Вижу, что мне с вами не справиться, командор. – Он замер, поднес руку к носу и вдохнул воздух. – Ловко вы вырубили меня, командор! У меня все лицо в крови! Но вы же не пользовались дубинкой, верно, сэр? Просто развернулись и дали мне по орехам, что должен заметить, было исполнено виртуозно.

Ваймс втянул воздух. Он знал как пахнет кровь. Она отдает железом. Кто‑ то может заявить, что железо не пахнет, но это неверно. Железо пахнет кровью.

– Ты явился вовремя?

– Так точно, сэр. Не видел ни одной живой души. – Вилликинс присел. – Этого я не заметил. Так и не обнаружил бы, если б вы не макнули меня лицом прямо в лужу. Она тут повсюду.

«Мне бы здесь пригодился Игорь», – подумал Ваймс. В последнее время он передоверил часть работы экспертам, с другой стороны на работе нарабатываешь собственные навыки, хотя помимо запаха крови он чувствовал запах резни и невероятного совпадения. Джефферсон собирался встретиться с Ваймсом, но налицо наличие отсутствия кузнеца, в большом количестве присутствие крови и полное отсутствие тела. Мозг Ваймса привык работать методично. Вы можете считать само собой разумеющимся, что раз один гражданин собирается сообщить какую‑ то секретную информацию полицейскому, может найтись и некто, желающий помешать вышеупомянутому гражданину это сделать. И если вышеупомянутый гражданин найден мертвым, то названный полицейский, которого видели дерущимся с этим гражданином, может быть заподозрен после того как все было сказано и сделано, но раз все говорится и выполняется и некто явно хотел втянуть Ваймса в неприятности, разве он не оставил бы тело кузнеца, чтобы его нашли, не так ли?

– Я кое что нашел, сэр, – выпрямляясь сказал Вилликинс.

– Что?

– Кое‑ что, сэр. Как могли бы выразиться вы, сэр, это валялось на земле.

– Но она же вся пропитана кровью!

Но это вовсе не беспокоило Вилликинса.

– Мне это не мешает, командор, пока она не моя. – Послышалось шуршание и вспыхнул свет. Вилликинс сдвинул дверцу потайного фонаря. Он передал его Ваймсу и поднес нечто маленькое к свету. – Это кольцо, сэр. Похоже, что оно сделано из камня.

– Что? Ты хочешь сказать, что это камень с дыркой?

Послышался вздох Вилликинса.

– Нет, сэр. Оно гладко отполировано. И на конце есть коготь. Мне кажется оно принадлежит гоблину.

Ваймс обдумал это заявление. Вся эта кровь. Гоблины не крупные создания. Кто‑ то забрался сюда специально, чтобы убить гоблина. А где же его останки? В теории в лунном свете искать проще, но он обманчив, отбрасывает тени там, где их быть не должно, и поднимался ветер. Даже с помощью потайного фонаря Сэм мало что был способен сделать.

* * *

Занавески на окнах в Голове Гоблина были подняты, и пробивался еле видимый свет. По‑ видимому закон соблюдался. Хороший коп должен быть всегда готов проверить, насколько. Сэм обошел бар и постучал в крохотное окошко со сдвижной деревянной дверкой, встроенное в заднюю дверь.

Пару мгновений спустя Джимини отодвинул дверку, и Ваймс подставил руку, чтобы собеседник не смог ее закрыть без его желания.

– Только не вы, ваша светлость. Магистрат сделает из моих кишок шнурки.

– Уверен, получится очень симпатично, – откликнулся Ваймс, – но этого не случится, потому что я уверен, что треть твоих постоянных посетителей до сих пор потягивают алкогольные напитки, и наверняка кто‑ то из магистрата тоже… Нет, последнее слово беру назад. Магистрат пьет по домам, где закон это делать не препятствует. Не стану ничего говорить, но один коп может испортить весь вечер, если не получит от бывшего коллеги стаканчик чего‑ нибудь чтобы промочить горло. – Он шлепнул пару монет на тонкую полочку и добавил: – На это налей двойной бренди для моего приятеля здесь, снаружи, а для меня назови адрес мистера Джефферсона, кузнеца.

– Вам меня не запугать, и вы это знаете.

Ваймс обернулся к Вилликинсу.

– А должен?

Джентльмен для джентльмена прочистил горло:

– Здесь мы в мире феодальных законов, командор. Вы владеете землей, на которой стоит это общественное заведение[27], но у владельца столь же сильные права, как и ваши. Если он исправно платит аренду, то вы не имеете право даже заходить без его разрешения.

– Откуда ты все это знаешь?

– Ну, командор, как вы знаете, в свое время я провел пару выходных в Танти. А в тюрьме есть хорошая сторона: там всегда много книг о разных законах, преступники рады поделиться своим опытом и оставляют на полях заметки, просто на всякий случай, если обуть пацана из конкурирующей банды в цементные башмаки и бросить в реку все‑ таки окажется законным. Это своего рода азбука.

– Сейчас я расследую таинственное исчезновение. Кузнец был так добр, что согласился встретиться со мной на холме, но когда я там оказался, там не было ничего, кроме разлитой повсюду крови. Джефферсон хотел мне что‑ то сказать, и ты знаешь, чем это пахнет для копа. – «Даже если я сам в этом не уверен», – мысленно добавил Ваймс.

– Что‑ то не так, это уж точно.

Владелец бара пожал плечами.

– Это меня не касается, эсквайр[28].

Ваймс сжал запястье бармена до того, как тот успел отдернуть руку, и дернул его так, что его лицо оказалось прижато к деревянной раме.

– Не смей обзываться. Здесь что‑ то творится, что‑ то скверное. Я чувствую это подошвами ботинок, и уж поверь мне, это самые чувствительные ботинки на свете. Владельцу бара известно многое. Я это знаю, и ты тоже. Если ты не на моей стороне, значит ты стоишь на моем пути, а тебе что‑ то известно. Я вижу по глазам. Если окажется, что тебе известно что‑ то важное про кузнеца, то постфактум ты сам увидишь перед собой выбор и за что я выбил тебе зубы, и что приведшее к этому событию решение было недальновидным. И это факт.

Джимини постарался вывернуться, но хватка Ваймса была крепкой.

– Ваш значок здесь ничего не значит, мистер Ваймс. Вам это известно!

Ваймс услышал тонкие нотки страха в голосе человека, но старый коп был несгибаем. Если ты не становишься несгибаемым, то никогда не станешь старым копом.

– Я собираюсь вас отпустить, мистер, – что на полицейском слэнге означало «трусливая задница». – Ты думаешь, раз у тебя все законно, то мне к тебе не подступиться. Это либо так, либо нет, но мой слуга не полицейский и не привык поступать всегда законно, как принято у нас, поэтому может оказаться так, что ты не сможешь встать за стойку, по причине отсутствия ног. Я говорю тебе это как друг. Мы же оба знаем правила игры, так? Полагаю, ты был в баре, когда убили гоблина, это так?

– Не знал, что треклятого гоблина убили, и откуда? Поэтому как мне знать, где я мог или не мог быть в это время? Мой совет, сэр, – сказал Джимини, в том же стиле, что использовал Ваймс, – утром обо всем сообщить куда следует. У нас есть молодой Апшот, который называет себя копом. Послушайте, Ваймс, я здесь в отставке, и хочу остаться в стороне. Я не сую свой нос в то, что меня не касается. Я знаю, есть много чего что вы можете сделать, и так же знаю, что вы этого делать не станете, но чтобы вы не ушли не солоно хлебавши, вот вам ‑ Джетро живет там же, где и все кузнецы: прямо по центру деревни с видом на центральную площадь. Он живет со своей старой мамой, так что я не стал бы беспокоить ее ночью. А теперь, джентльмены, мне нужно закрыть бар. Мы же не хотим нарушить закон.

Дверца закрылась, и послышался стук закрывшегося засова на той стороне. Спустя мгновение с другой стороны из открытой входной двери послышался годами вырабатывавшийся мощный выкрик: «Эй вы, бездельники! Вас дома не заждались? » и лужайка наполнилась людьми, пытающимися собрать мозги воедино, чтобы идти в ту же сторону, что и ноги, либо наоборот.

Притаившийся в темноте позади бара, где пахло старыми винными бочками, Вилликинс сказал:

– Хотите поспорим, сэр, что ваш кузнец спокойно спит в своей постели?

– Нет уж, – ответил Ваймс, – но все это дурно пахнет. Думаю, у меня на руках убийство, но тело отсутствует, по крайней мере, большая его часть. – Вилликинс открыл было рот, но Ваймс рыкнул: – Чтобы установить факт убийства, Вилликинс, нужно чтобы не хватало какой‑ нибудь важной части, без которой невозможно выжить. Например, головы, ну, или крови, но ее будет трудно собрать в темноте. Так?

Они отправились в обратный путь и Ваймс добавил:

– Что можно с уверенностью сказать о мертвых, то что они остаются мертвыми, в основном… Ладно, это был трудный день, и еще предстоит длинный путь обратно, а годы берут свое.

– Со стороны, ни за что бы не подумал, командор, – преданно заявил Вилликинс.

Дверь открыл зевающий лакей и едва тот ушел, Вилликинс вытащил из кармана вонючий и отвратительный коготь гоблина и положил его на стол в холле.

– Не слишком похож на ту голову гоблина или как там они ее называют. Поглядите, это кольцо для пальца. Очень похоже на камень. Видите эти крохотную голубую бусинку? Тонкая работа для гоблина.

– Но животные не носят украшений, – ответил Ваймс. – Знаешь, Вилликинс, я уже говорил это раньше, из тебя бы вышел хороший коп, если б не тот факт, что из тебя вышел чертовски хороший убийца.

Вилликинс широко улыбнулся.

– В юности я подумывал о гильдии убийц, сэр, но к сожалению я оказался не из их класса, кроме того, у них есть правила. – Он помог Ваймсу снять сюртук и продолжил: – А у улицы нет правил, командор, за исключением одного, гласящего: «Выживай любой ценой! », и мой дорогой папаша перевернулся бы в могиле, если б я стал копом.

– Но я полагал, что ты не знал своего отца?

– Верно, сэр. Но нужно учитывать факт наследственности. – Вилликинс извлек крохотную щетку и смахнул с ее помощью пятнышко грязи перед тем, как повесить сюртук на вешалку, и добавил: – Порой мне не хватает отца, и я задумываюсь, не пойти ли на кладбище Малых Богов, чтобы покричать: «Папуля! Я собираюсь стать копом! » – а потом проверить, не треснула ли какая‑ нибудь могильная плита.

Ваймс заметил, что слуга улыбается, и не в первый раз, что было крайне необычно для джентльмена джентльмена, особенно учитывая, что ни один не являлся истинным джентльменом.

– Вилликинс, и я говорю это от всей души, на твоем месте, я бы отправился в Танти и покричал в творильную яму, что у виселицы[29].

Улыбка Вилликинса стала шире:

– Благодарю, сэр. Не нужно говорить, что ваши слова так много для меня значат. Если позволите, сэр, перед тем как отправиться спать, мне нужно положить мой сюртук в мусоросжигатель.

Глава 9

Когда Ваймс примостился рядом, Сибилла повернулась и громко, и тепло всхрапнула. День был длинным, и Сэм впал в некий розовый полубессознательный ступор, который даже лучше сна ‑ просыпаться примерно каждый час оттого, что никто не звонит в колокольчик на улице не слишком здорово.

Снова он проснулся, услышав звук колес проезжавшей по мостовой тяжелогруженой телеги. Несмотря на сон в Ваймсе проснулась подозрительность. Мостовая? Вокруг поместья один треклятый гравий. Он открыл окно и уставился на освещенный луной пейзаж. По окрестным холмам пронеслось эхо. Пара оставленных на ночное дежурство мозговых клеток удивилось: какие полевые работы можно вести ночью? Они тут что, выращивают грибы? Или нужно укрывать турнепс от холодов?

Эта пара сомнений растворились в сонном мозгу словно сахар в чашке чая, просочившись из мозговых клеток в синапс и нейро‑ трансмиттеры, пока они не прибыли в рецепторы под обозначением «подозрительность», которое, если вы видели медицинские схемы полицейского мозга отлично заметный бугорок, слегка крупнее другого, под названием «способность понимать длинные слова».

Он подумал: «Ага! Контрабанда! » – и со счастливым чувством, и надеждой на будущее он аккуратно прикрыл окно и лег обратно в постель.

* * *

Питание в поместье было обильным и роскошным, и вполне возможно включало все на свете, что могло перевариться в желудке. Ваймс достаточно пожил на свете, чтобы знать о том, что старший персонал забирает остатки еды себе, поэтому всегда старался, чтобы остатки были в достатке. Помня об этом, он положил себе большой кусок окуня и съел все с тарелки, включая четыре кусочка поджаренного бекона. Сибилла только поцокала языком, и Ваймс оправдался, что у него отпуск, а в отпуске можно делать все, чего нельзя делать в обычные дни, заставив Сибиллу добавить, что это включает расследования. К этому Сэм был готов, поэтому ответил, что понимает это и именно поэтому собирается отправиться на прогулку в центр деревни, чтобы поведать о своих подозрениях местному полциейскому, и прихватить с собой на прогулку Сэма‑ младшего.

Сибилла сдалась, но по тону, которым она попросила захватить Вилликинса, было ясно, что она не верит ни единому слову.

Эта иная грань его жены озадачивала Сэма до глубины души. Сибилла с равной силой верила, что Шнобби Шнобс хороший полицейский, хотя и является не ограненным бриллиантом, и что Ваймсу будет безопаснее в компании того, кто никогда не выходит из дома без уличного арсенала оружия, и кто однажды открыл пивную бутылку чужими зубами. Это верно, но только отчасти.

Сэм услышал звон дверного колокольчика, потом как слуга открыл парадную дверь, последовавшее за этим приглушенный разговор и чьи‑ то шаги на гравийной дорожке, ведущей вокруг дома к черному ходу поместья. Это было неважно, просто белый шум, и тихое появление лакея, который о чем‑ то пошептался с леди Сибиллой относился к той же категории.

Он расслышал, как супруга ответила:

– Что‑ что? Ну что ж, полагаю, лучше впустить его, – затем внезапно привлекла внимание Ваймса, обратившись к нему: – Пришел местный полицейский. Ты не мог бы принять его в кабинете? Полицейские никогда не вытирают ноги качественно, особенно ты, Сэм.

Ваймс еще ни разу не был в кабинете. Похоже, в поместье было бесконечное число комнат. Получив указание от очередной отвернувшейся к стене горничной, Ваймс ухитрился прибыть на место за несколько секунд до местного копа, сопровождаемого лакеем, судя по лицу которого можно было представить, что он несет на вытянутой руке дохлую крысу. По крайней мере со всей очевидностью это был именно местный коп: он выглядел как местный коп, сын другого местного копа. Ему было лет семнадцать и от него пахло свиньями. Парень встал там, где ему указал лакей и уставился на Ваймса.

Спустя некоторое время Ваймс спросил:

– Чем могу помочь, офицер?

Юноша моргнул.

– Э… Я обращаюсь к сэру Сэмуэлю Ваймсу?

– С кем имею дело?

Данный вопрос застал молодого человека врасплох, поэтому Ваймс спустя какое‑ то время сжалился над ним и сказал:

Послушай, сынок, по правилам следует сперва представиться, а потом уточнить, что я ‑ это я, чтобы вести беседу. И все же, я так и не знаю, кто ты. Ты, как я вижу, не носишь форму, и не предъявляешь мне жетон или удостоверение. И на тебе нет форменного шлема. Тем не менее, чтобы закончить это странное интервью, я заключу, что ты старший констебль этой деревни. Так, как твое имя?

– Э, Апшот, сэр. Фини Апшот[30]… э, старший констебль Апшот?

Ваймс почувствовал стыд за свое поведение, но это дитя пыталось выдавать себя за полицейского, а над этим казусом рассмеялся бы даже Шнобби Шнобс.

Вслух Сэм ответил:

– Ну что же, старший констебль Апшот, я сэр Сэмуэль Ваймс, помимо всего прочего, и как раз думал о том, чтобы с вами побеседовать.

– Э, это здорово, сэр, потому что я как раз думал о том, чтобы вас арестовать по подозрению в убийстве деревенского кузнеца Джетро Джефферсона.

Ваймс и бровью не повел: «И что мне делать? А ничего. Вот так. У меня есть право хранить молчание. Я говорил это сотням людей, уверенный, что все это полная мура, но в одном я точно уверен ‑ я и пальцем не тронул треклятого кузнеца, кроме как преподал ему один поучительный урок. Так что будет занимательно выслушать от этого маленького хама, почему он уверен, что может схватить меня за шиворот».

Коп должен постоянно учиться, и Ваймс многое узнал от лорда Витинари, что не следует реагировать на какие‑ либо комментарии или ситуации, пока не решишь конкретно, что собираешься предпринять. Это позволяло избежать двух вещей: действий или слов невпопад, и в то же время ‑ заставляло нервничать других.

– Прошу прощения сэр, но мне стоило целого часа выгнать свиней и прибраться в камере, сэр. Пахнет немного дезинфекцией и свиньями, сэр. Но я побелил стены, принес табурет и там есть кровать, не бог весть какая, но на ней можно притулиться. О, и чтобы вам было нескучно, я разыскал журнал.

Он с надеждой посмотрел на Ваймса, кто продолжал невозмутимо стоять, постепенно превращаясь в камень, но спустя какое‑ то время Ваймс все же ответил:

– Какой журнал?

– Простите, сэр? Я и не знал, что их много. У нас был всего один. Он про свиней. Он уже порядком зачитанный, но свиньи всегда свиньи.

Ваймс встал.

– Я собираюсь пройтись, старший констебль. Не желаете присоединиться?

– Простите, сэр, но я же вас только что арестовал!

– Нет, сынок, вовсе нет, – ответил Ваймс, направляясь к двери.

– Но я очень четко объявил вам, что вы арестованы, сэр! – Он едва не сорвался на крик.

Ваймс вышел через парадную дверь и начал спускаться по ступеням, так что Фини был вынужден семенить следом. Пара садовников, которые в противном случае вынуждены были бы отвернуться, остались, опершись на свои метлы в ожидании предстоящего представления.

– А что именно, ради всего святого, может убедить меня в том, что ты являешься настоящим полицейским? – бросил Ваймс через плечо.

– У меня есть официальная дубинка, сэр. Это фамильная реликвия!

Сэм Ваймс остановился и обернулся:

– Ладно, парень, раз это официально, тогда тебе стоит дать мне на нее взглянуть, хорошо? Ну, давай ее сюда.

Фини покорно отдал вещь.

Это был чуть громоздкий блэкджек, со словом «закон», которое было неумело выжжено скорее всего кочергой. Но имелся отличный баланс. Ваймс похлопал дубинкой по ладони и сказал:

– Ты только что дал мне понять, что я потенциальный убийца, и отдал мне свое оружие! Как думаешь, это разумно?

В следующий миг, пролетая над террасой, Ваймс увидел промелькнувший мимо пейзаж, и клумбу, куда он приземлился на спину, глядя в небо. Над ним склонилось встревоженное лицо Фини, почему‑ то выглядевшее неестественно крупным.

– Простите, командор. Я бы не стал причинять вам боль, но не хотел, чтобы у вас сложилось превратное мнение. Этот прием называется: «кувырком и прости».

Разглядывая голубое небо в состоянии удивительного покоя, Ваймс услышал, как парнишка сказал:

– Понимаете, мой дед в молодости плавал на больших кораблях, доплыл даже до Бангхангдюка и побывал во множестве странных мест, а когда вернулся, привез с собой бабулю, Минг Чанг. Она‑ то и научила этому моего отца и меня заодно. – Он всхлипнул. – Она скончалась пару месяцев назад, но успела научить маму готовить. Банг‑ минг‑ сак‑ дог[31] очень популярное блюдо и не так уж трудно достать продукты, особенно так рядом с морем. Бонг‑ кэн‑ банг‑ кенг тут не растет, в вот пакет‑ шоп‑ чоп‑ мак‑ дик наоборот растет и отлично. О, сэр, я вижу на ваше лицо возвращается румянец. Очень рад.

С болью в каждом суставе Ваймс сумел подняться:

– Не делай так больше, понял?

– Постараюсь, сэр, но все равно вы под арестом.

– Я тебе уже сказал, юноша, что ты не правильно меня арестовал. – Сэм встал на ноги, слегка покачиваясь. – Для того, чтобы произвести законный арест производящий арест офицер должен физически коснуться подозреваемого и громко и внятно произнести «я вас арестовываю», примерно так, хотя в этот момент ты и не должен указывать преступление, в котором подозревается подозреваемый. А делая это… – в этот момент Ваймс изо всех сил двинул парнишку в солнечное сплетение, так что тот сложился пополам, – нужно быть настороже, и лучше делать это постоянно, парень, если по‑ прежнему собираешься меня арестовать, чего, я могу сообщить, ты так и не сделал, к большому стыду, потому что теперь у тебя был бы замечательный повод объявить, что я оказываю сопротивление и напал на полицейского офицера при исполнении. Однако, пока у меня не было ни единого доказательства, что ты настоящий полицейский.

Ваймс присел на удобный камушек и смотрел на скорчившегося Фини.

– Я Сэм Ваймс, молодой человек, поэтому не стоит пылить в мой адрес, ясно?

Теперь голос Фини было едва слышно:

– Однажды кто‑ нибудь скажет вам: «Да вы, знаете, с кем имеете дело, констебль? », на что вы должны ответить: «Да, сэр (или мадам), вы лицо, которое я собираюсь допросить в связи с вышеупомянутым преступлением». Или произнести иные схожие по смыслу слова, но следует избегать таких выражений, как: «Да пошел ты, дружок» или «я щаз прям взорвусь напрочь, так и знай». Не обращайте внимания, но запомните все высказанные вам угрозы. Закон один и неизменен. Ему все равно, кто перед вами, и кто вы, в самом прямом смысле этого слова, а значит, и вам.

Ваймс сидел с открытым ртом, а Фини продолжил:

– Мы тут не часто получаем Таймс, но я год назад купил целую кучу лекарств для поросят, и они были завернуты в газеты, на которых я увидел ваше имя и то, что вы говорите про то, как быть полицейским. Я с гордостью прочел эти слова, сэр.

Сэм припомнил ту самую речь. Он написал ее сам по поводу парада в честь выпуска свежеиспеченных полицейских из академии. Он потратил на нее многие часы, поскольку любой вид литературной деятельности для него был словно закрытая книга в прямом смысле.

В отчаяние он показал черновик Сибилле и спросил, не лучше ли попросить кого‑ то помочь ему в этом деле, но она погладила его по голове и ответила:

– Нет, дорогой. Потому что в противном случае будет видно, что кто‑ то написал ее для кого‑ то другого, а в этом тексте налицо истинный Ваймс, он сияет словно яркий маяк. – Ее слова очень его развеселили, потому что раньше никто не называл его маяком.

Но сейчас его сердце екнуло, ход мыслей был прерван вежливым покашливанием, и голос Вилликинса произнес:

– Простите, командор, я решил, что сейчас самое подходящее время для знакомства молодого человека с моими друзьями ‑ мистерами Бурлейном и Рукисилой. Леди Сибилле не понравится ваш арест, командор. Боюсь это ее несколько… расстроит, сэр.

Ваймс вступился:

– Эй, ты, треклятый идиот! Убери проклятую фиговину! Там же легкий спуск! Убери немедленно!

Вилликинс безмолвно опустил блестящий арбалет на парапет, окружавший лестницу, словно мать младенца в его кроватку. Раздался щелчок, и находившаяся в семнадцати ярдах герань осталась без бутона. Данное событие осталось незамеченным никем, кроме герани и оборванным субъектом, прятавшимся в рододендронах. Некто сказал: «Блин! », но решительно продолжил следить за Ваймсом.

Сцена была прервана появлением леди Сибиллы, которая для крупной женщины умела ходить очень тихо:

– Джентльмены, что здесь происходит?

– Этот молодой человек, дорогая, предположительно местный полицейский, желает отправить меня в кутузку по подозрению в убийстве.

Между мужем и женой проскочила искра, которая заслуживает именоваться телепатией. Сибилла уставилась на Фини:

– А, вы, полагаю, должно быть юный Апшот. Я слышала о смерти вашего отца. Соболезную, и, надеюсь, с вашей матерью все в порядке. Девочкой я часто к ней захаживала. Значит, вы собираетесь арестовать моего мужа?

Фини выпучил глаза и сумел очень непрофессионально выдавить:

– Да, мэм.

Сибилла вздохнула и сурово сказала:

– Ну что ж, тогда могу я надеяться, что в дальнейшем это обойдется без резни ни в чем неповинных растений? – Она посмотрела на Ваймса. – Значит, он ведет тебя в тюрьму?

Она снова перевела взгляд на Фини, и парень почувствовал, что на него нацелена тяжелая артиллерия, заряженная всеми тысячелетиями уверенности высшего света:

– Ему потребуется смена белья, констебль. Если вы скажете, куда доставить вещи и куда его забираете, я лично вынесу их вниз. Мне нужно пришить к ним заплатки или они возникают сами собой? И не будете ли вы столь любезны, вернуть моего мужа к чаю, поскольку мы ожидаем гостей?

Леди Сибилла сделала шаг вперед, а Фини шаг назад, чтобы спастись от гневно выпяченной груди:

– Желаю вам, молодой человек, удачи в вашей работе. Она вам понадобится. А теперь, прошу меня простить. Мне нужно поговорить с поваром.

Она ушла, оставив Фини пялиться ей вслед. Потом закрывшиеся за нею двери распахнулись вновь, и хозяйка уточнила:

– Вы ведь до сих пор холостяк, молодой человек?

Фини снова сумел выдавить:

– Да.

– Тогда вы тоже приглашены на чай, – весело продолжила Сибилла. – Будут несколько подходящих юных барышень. Уверена, они обрадуются присутствию молодого человека, который готов с ними танцевать до самого края ада. Сэм, надень свой шлем, на случай полицейского произвола. Вилликинс, идем со мной. Мне нужно с тобой поговорить.

Ваймс позволил паузе немного повисеть в воздухе. Спустя продолжительное время Фини сказал:

– Ваша жена очень впечатляющая женщина, сэр.

Ваймс кивнул.

– Ты даже не имеешь представления, насколько. Итак, что планируете делать, старший констебль?

Парнишка занервничал. В этом была вся Сибилла. Просто говоря спокойно и уверенно она могла бы заставить вас поверить, что мир перевернулся кверху тормашками и свалился вам на голову.

– Так, сэр, полагаю, мне нужно представить вас перед магистратом?

Ваймс отметил легкий намек на вопрос.

– А кто твой босс, Фини?

– Как я уже упомянул, совет магистрата, сэр.

Ваймс начал спускаться по ступеням, и Фини поспешил следом. Ваймс дождался, пока парнишка не бросится следом и встал как вкопанный, заставив его врезаться в спину.

– Твой босс ‑ закон, старший констебль. Запомни это хорошенько! А одна из задач магистрата не позволять тебе об этом забывать! Ты вообще приносил присягу? Что в ней говорилось? И кому именно?

– О, помню. Это был совет магистрата, сэр.

– Что‑ что? Ты принес присягу повиноваться магистрату? Они не могут так поступать! – Он остановился. «Помни, в деревне за тобой всегда кто‑ то наблюдает, – подумал Сэм, – и скорее всего подслушивает».

Фини выглядел ошарашенным, поэтому Ваймс продолжил:

– Ладно, веди меня в свою кутузку, малыш, и запирай замок. Не спеши, не задавай вопросы, и не повышай голос, а так же не говори ничего, вроде: «Поделом тебе, злодей», и прочий вздор, потому что, молодой человек, я знаю, что кое‑ кто здесь попал в настоящие неприятности и этот кто‑ то ‑ ты. Если у тебя есть хоть капля мозгов, ты помолчишь и отведешь меня в камеру, ясно?

Фини кивнул с выпученными глазами.

Это была приятная прогулка до камеры, которая закончилась на узком берегу реки. Область была подтопляемой, чего и можно было ожидать, а так же разводной мост, нужный скорее всего для того, чтобы позволить проходить крупным лодкам. Солнце сияло и ничего особенного не происходило. Время тянулось медленно. И вот показалась пресловутая «кутузка». Она выглядела как большой горшок, построенный из камня. Все стены были оплетены цветущими вьюнками, а возле двери на цепи сидел огромный боров. Когда он заметил приближающихся людей, он встал на кривые задние ноги, словно умоляя его простить.

– Это Толкушка, – пояснил Фини, – Его отцом был дикий кабан, а мать застали врасплох. Видите какие клыки? Никто не решается подойти, когда я спускаю Толкушку с цепи. Правда, Толкушка? – Фини скрылся за стеной и немедленно появился обратно с ведром помоев, в которое Толкушка тут же попытался забраться целиком, удовлетворенно громко похрюкивая. Создаваемый им шум был сродни его клыкам. Ваймс, не отрываясь, следил за ними, когда из стоявшей неподалеку крытой соломой избушки появилась добродушная женщина в фартуке. Она замерла, увидев Ваймса и сделала книксен. Потом она с надеждой посмотрела на Фини.

– Кто этот симпатичный джентльмен, сынок?

– Командор Ваймс, мамуль… ну, знаешь, наш герцог.

Последовала долгая пауза, во время которой женщина успела пожалеть о том, что она одета неподобающим образом, не сделала прическу, нет нужных туфель, не вымыла туалет, кухню, раковину, не привела в порядок палисадник, не покрасила дверь, и не прибралась на чердаке.

Ваймс не позволил ей испариться, провертев попутно дыру в земле, ухватив ее за руку и сказав:

– Сэм Ваймс, мадам. Очень рад с вами познакомиться. – Но это только увеличило панику.

– Моя мамуля не равнодушна к аристократам. – Поведал Фини, отворяя дверь камеры невероятно огромным ключом.

– А что так? – поинтересовался Ваймс. Внутри камеры было сносно. Свиньи оставили там о себе добрую память, но парню из Анк‑ Морпорка это было все равно, что горная свежесть. Фини присел рядом на отлично отдраенную скамью.

– Знаете, сэр, когда мой дедуля был молод, лорд Овнец подарил ему целых пол‑ доллара за то, что тот открыл перед ним ворота, когда он отправлялся на охоту. По словам моего отца, тот сказал: «Ни один треклятый лицемер, трубящий о правах человека, не дал мне и пол‑ полушки, а лорд Овнец дал целых пол‑ доллара будучи в стельку пьяным, и не потребовал обратно, протрезвев. Вот это я и называю истинным благородством».

Ваймс прикусил язык, зная, что у так называемого «благородного» пьяницы денег куры не клевали, а с другой стороны ‑ перед Сэмом был простой работяга, который был очень трогательно благодарен за подачку старого засранца. В душе он обругал давно умершего дворянина. Но часть Сэма, давно женатая на Сибилле, прошептала на ухо: «Он ведь не обязан был что‑ то давать этому бедняге, а в те дни пол‑ доллара стоили больше, чем подозревал старикан! » Однажды Сибилла во время одного из редких споров ошарашила Ваймса, сказав следующее: «Что ж, Сэм, моя семья заработала себе состояние, если хочешь знать, пиратством. Тебе это должно понравится! Превосходный физический труд! И посмотри, к чему это привело! Твоя проблема, Сэм, в том, что ты решил стать сам для себя классовым врагом».

– Что‑ то не так, командор? – спросил Фини.

– Все не так, – ответил Ваймс. – С одной стороны, ни один полицейский не приносит присяги исполнительной власти, а клянется защищать закон. О, политики могут менять законы, и если они не нравятся копу, он имеет право уйти в отставку. Но пока он на работе, он обязан следовать букве закона. – Он откинулся на стену. – Ты не должен был приносить присяги магистрату! Мне следует взглянуть, что ты там подписал… – Ваймс умолк, потому что в двери откинулась крохотная металлическая дверца и в проеме показалось лицо матери Фини. Оно казалось встревоженным.

– Я приготовила Банг сак дак, Фини, с брюквой и дольками картошки. Там хватит и герцогу тоже, если он снизойдет, чтобы отведать ее.

Ваймс наклонился вперед и прошептал:

– Она знает, что ты меня арестовал?

Фини вздрогнул:

– Что вы, сэр! И пожалуйста, не говорите ей, потому что она не пустит меня домой.

Ваймс подошел к двери и ответил сквозь щель.

– С радостью принимаю ваше гостеприимное предложение, госпожа Апшот.

Послышался нервный смешок с противоположной стороны, за которым последовал ответ женщины:

– К сожалению, ваша светлость, у нас нет серебряных тарелок.

Дома Ваймсу с Сибиллой подавали на вполне приличных глиняных тарелках. Те были дешевыми, практичными и их было легко мыть. Поэтому он громко ответил:

– Мне тоже жаль, что у вас нет серебряных тарелок, госпожа Апшонт. Поэтому я позабочусь, чтобы вам их прислали лично в руки.

С той стороны двери послышался какой‑ то шум, а Фини спросил:

– Прошу прощения, но вы что, сдурели, сэр?

«А это бы помогло», – решил Ваймс.

– У нас в поместье, парень, сотня треклятых серебряных тарелок. Они совершенно бесполезны. Еда на них моментально остывает, и не успеешь отвернуться, как они тут же чернеют. А еще у нас явный переизбыток ложек. Нужно проследить, чтобы их вам тоже доставили.

– Вы не можете так поступить, сэр! Она боится держать в доме ценные вещи!

– Неужели у вас в округе так много воров, старший констебль? – уточнил Ваймс, сделав акцент на последней паре слов.

Фини отворил дверь камеры и поднял с земли мать, которая упала в обморок при мысли об обладании серебряными тарелками, отряхнул с нее траву и бросил через плечо:

– Нет, сэр. Просто для того, чтобы нечего было воровать. Моя матушка всегда говорила, что на деньги счастье не купишь.

«Верно, – подумал Ваймс. – То же самое твердила моя ма, но была очень рада моей первой получке, поскольку это означало, что мы сможем позволить себе обед, в котором будет что‑ то съедобное. Да и что такое счастье? Не более чем ложь, которой мы себя обманываем…»

Когда пунцовая от смущения госпожа Апшот удалилась за блюдом, Ваймс обратился к Фини:

– Только между нами, ты сам‑ то веришь в мою виновность?

– Нет, сэр! – немедленно заявил Фини.

– Ты ответил слишком быстро, молодой человек. Хочешь сказать, что это чутье копа? Потому что у меня ощущение, что ты не долго пробыл копом, и работы было не много. Я не специалист, но не представляю, чтобы свиньи часто тебе лгали.

Фини тяжело вздохнул.

– Знаете, сэр. – тихо сказал он. – Мой дедушка был стрелянный воробей и умел читать людей. Он часто брал меня с собой, сэр, знакомил с людьми и когда мы отходили подальше, рассказывал их историю, вроде той, где кого‑ то застали на месте преступления с общественной курицей подмышкой…

Ваймс слушал с открытым ртом розовощекого, чисто выбритого юнца, который рассказывал об этой тихой и симпатичной сельской местности так, словно она была напичкана демонами, вырвавшимися из ада. Он разворачивал перед глазами Сэма широкое полотно преступлений, которое нуждалось в хорошей стирке: тут были не очень тяжкие преступления, в основном жестокость, тупоголовость и все, что обычно происходит благодаря беспечности и человеческой глупости. Разумеется, там где есть люди, там всегда найдется место преступлению. Это только кажется, что в тихом местечке, находящемся на краю света, все тихо и птички поют. И даже он, едва оказавшись тут, сразу же почувствовал, что творится нечто неладное, и вот он прямо в самом центре.

– Мой отец говорил, что ты почувствуешь покалывание. – Рассказывал Фини. – Он велел, наблюдай, слушай и не спускай глаз с каждого. Еще не родилось ни одного хорошего полицейского, в ком бы не сидел крохотный злодей, и это его зов. Он подсказывает: «Этот парень что‑ то скрывает». Или: «он напуган сильнее, чем должен быть», либо: «парень ведет себя нахально, потому что сильно нервничает». Вот, что это такое.

Ваймс был скорее восхищен, чем шокирован этой исповедью, хотя и не очень сильно.

– Итак, мистер Фини, вижу твой дед и отец все сделали верно. Значит, я посылаю тебе верный сигнал, так?

– Нет, сэр. Совсем нет. У моих деда с отцом бывало такое же раньше. Абсолютно чисто. Это заставляет нервничать. – Фини склонил голову на бок и добавил: – Прошу прощения, сэр. Кажется у нас возникла крохотная проблемка…

Констебль Апшот выскочил из камеры, хлопнув дверью, и убежал за здание. Раздался писк и визги, и потом Ваймс который все это время мирно сидел внутри, внезапно увидел в своих объятьях гоблинов. На самом деле гоблин был только один, но даже один гоблин в стесненном помещении больше, чем нужно. Начиная с запаха, и этим не заканчивается, поскольку он пронизывает весь мир. С другой стороны, это нельзя было назвать вонью, хотя от него пахло всеми веществами, которые только может произвести органическое существо. Любой житель Анк‑ Морпорка, который хоть раз бывал на его улицах был более или менее не восприимчив к вони, и, возвращаясь к запаху, его можно было бы даже назвать «изысканным ароматом», если бы известный коллекционер Дэйв из лавки «булавок и марок Дэйва» в очередной раз собирался расширить свою коллекцию. Но вы бы не смогли закупорить этот аромат, или как там это называется у коллекционеров, поскольку исключительный запах гоблина скорее ощущение. И это ощущение сродни тому, что вы чувствуете как разрушается эмаль на ваших зубах и одновременно с той же скоростью ржавеет все имеющееся у вас железо. Ваймс отпихнул существо в сторону, но оно вцепилось всеми конечностями, издав звук, который должен был быть голосом, но был скорее похож на грохот, который издает мешок, набитый орехами, когда на нем резво прыгает ваш отпрыск. Тем не менее, существо не нападало, если не считать биологического оружия. Оно цеплялось ногами и размахивало руками, так что Ваймс предотвратил попытку Фини оглушить существо официальной дубинкой, потому что, если сосредоточиться, было понятно, что гоблин пользовался словами и эти слова были:

– П‑ ливатсь! П‑ ливатсь! Мы хотеть справа п‑ ливатсь! Трепаватсь! Трепаватсь справа п‑ ливатсь! Так? Справа п‑ ливатсь!

Фини с другой стороны вопил:

– Вонючка! Ты, мелкий дьяволенок, я же говорил тебе, что с тобой сделаю, если хотя бы увижу, что ты снова воруешь помои для свиней? – И посмотрел на Ваймса в поисках поддержки. – Они же могут вас заразить чем‑ нибудь ужасным, сэр!

– Ты не прекратишь прыгать тут с этой треклятой дубинкой, парень? – Ваймс снова посмотрел на гоблина, который извивался в его хватке и сказал: – Теперь ты, маленький засранец. А ну, перестань вопить!

В крохотной камере стало тихо, только до сих пор звучало перемежающееся эхо: «Они пожирают собственных детей! » и «Справа п‑ ливатсь! » Последнее было от гоблина с простой и тщательно подобранной кличкой «Вонючка».

Переставший бояться гоблин ткнул когтистой лапкой в левое запястье Ваймса, взглянул в его лицо и сказал: «Справа п‑ ливатсь? » Это была мольба. Когтистая лапка постучала по ноге. «Справа п‑ ливатсь? » Создание указало на дверь и оглянулось на хмурящегося старшего констебля, а потом вновь обратилось к Ваймсу с усталым видом обреченного человека: «Справа‑ п‑ ливатсь? Мистсер поли‑ сисей‑ ски? »

Ваймс вынул из кармана табакерку. Можно было бы подумать, что он решил это сделать ради ее содержимого, но это была своего рода церемония, которая помогала выиграть время и дать подумать, гораздо большее, чем прикуривая сигару. Наконец, Сэм произнес:

– Так вот, старший констебль, у нас тут имеется кое‑ кто, умоляющий вас о справедливости. Что вы намерены предпринять по этому поводу?

Растерявшийся Фини постарался собраться с мыслями:

– Но это же вонючий гоблин!

– И часто ты видишь их слоняющимися возле твоей кутузки? – Уточнил Ваймс, стараясь не закипеть.

– Только Вонючку, – ответил Фини, нахмурившись в сторону гоблина, который показал ему свой похожий на червячка язычок. – Он постоянно тут крутится. Остальным хорошо известно, что с ними будет, если их тут поймают.

Ваймс снова опустил взгляд на гоблина и приметил, что одна из ног существа плохо срослась после перелома. Сэм вертел в руке табакерку, не глядя на юношу.

– Но на месте полицейского я бы призадумался, что такого могло приключиться, чтобы бедолага вроде этого явился прямо в руки закона, рискуя быть изувеченным… снова?

Он снова шарил в потемках, но, черт побери, он так часто так поступал, что это можно считать отличным стартом.

Рука чесалась. Он постарался не замечать этого, но всего на секунду перед ним разверзлась пропасть и из головы исчезли все до единой мысли, кроме беспредельной мести. Сэм моргнул, и увидел вцепившегося в рукав гоблина, и начинавшего закипать Фини.

– Я ничего подобного не делал! И ни разу не видел!

– Но тебе известно о подобных фактах, не так ли? – Ваймс вновь вспомнил темноту, ее жажду мести. И в этот момент маленький гаденыш дотронулся до его руки. Сэм пришел в себя, но пожалел, что это произошло, потому что раз в каждом полицейском должен жить маленький преступник, это вовсе не означает, что коп должен шататься в придачу с демоном в качестве татуировки.

Фини больше не злился, потому что перепугался до чертиков:

– Епископ утверждает, что они демоны и назойливые существа, созданные в насмешку над человечеством.

– Я ничего не смыслю в епископах, – ответил Ваймс, – но здесь что‑ то творится, и я чувствую покалывание. С того самого дня, как сюда приехал. И это покалывание в моей руке. Послушай‑ ка, старший констебль. Если ты встречаешь подозреваемого от которого можно ожидать проблем, то его нужно спросить ‑ будут ли с ним проблемы, и если он отвечает отрицательно, то нужно уточнить, может ли он доказать свою невиновность. Ясно? Тебе полагалось так спросить. Понял? И мой ответ, по порядку: к черту, нет! И да, ко всем чертям!

Крохотная когтистая лапка вновь поскребла рубашку Ваймса.

– Справа‑ п‑ ливатсь?

«О, боже! Мне казалось, до сих пор я был достаточно деликатен с парнем», – решил Ваймс.

– Старший констебль, стряслось что‑ то плохое, и ты знаешь, что что‑ то стряслось, ты одинок, так что было бы лучше подыскать себе помощника среди знакомых и кому можешь доверять. Например, кого‑ нибудь вроде меня, правда, в моем случае я подозреваемый, который был нанят всего за один пенни, – и тут Ваймс извлек на свет немного позеленевшую монету и предъявил ее обалдевшему Финни. – для оказания помощи в полицейских делах, как раз вроде этого. С этой стороны все будет нормально и разумно, и согласно процедуре, которую, дружок, написал я сам, уж можешь поверить. Я не равняю себя с законом, потому что ни одтин коп не может ставить себя наравне с законом. Коп всего лишь человек, но поутру будит его не будильник, а зов закона. До сих пор я был с тобой вежлив и деликатен, но неужели ты поверил, что я с радостью проведу ночь в свинарнике? Пришло время стать настоящим копом, дружок. Сперва дело, а бумажная возня потом ‑ как я всегда поступаю. – Ваймс покосился на нетерпеливо подпрыгивающего гоблина.

– Давай, Вонючка, показывай дорогу.

– Но, командор! Моя мамуля как раз несет ужин! – сорвался на писк Фини, и Ваймс замешкался. Не стоит расстраивать старушку.

Пришло время выпустить герцога. Ваймс никогда ни перед кем не кланялся, но перед госпожой Апшот поклонился. Та едва не выронила поднос от подобного нарушения феодальных отношений.

– Мне ужасно жаль, дорогая госпожа Апшот, но я вынужден просить вас подержать ваше Ман‑ дог‑ сак‑ по для нас теплым, потому что ваш сын, следуя зову долга и его предков, попросил меня о помощи в делах неотложной важности, которые могут быть выполнены только таким ответственным молодым человеком как ваш парень.

Женщина едва не растаяла от гордости и счастья. Ваймс подтолкнул паренька к выходу.

– Сэр, блюдо называется Банг‑ сак‑ дак. А Ман‑ дог‑ сак‑ по мы делаем только по субботам. Мы приправляем его морковным пюре.

Ваймс вернулся и тепло пожал руку госпожи Апшот, сказав:

– Буду рад отведать и это блюдо, попозже, дорогая госпожа Апшот, но прошу простить меня ‑ как вам наверняка известно, ваш сын очень строг в вопросах службы.

Глава 10

Еще давным‑ давно, на основе богатого жизненного опыта и как опытный стратег, полковник Чарльз Август Миротворец решил во всем полагаться на свою супругу Летицию. Это позволило избежать массы проблем и освободило для него массу времени для прогулок по саду, для ухода за собственным выводком болотных дракончиков и периодической рыбалки, которую он так полюбил в последнее время. Полковник взял в аренду пол‑ мили реки, но с досадой отметил, что уже не может как прежде угнаться за течением. Поэтому большую часть времени он проводил в библиотеке, работал над вторым томом своих мемуаров, преспокойно поживая под каблуком своей жены и ни во что не вмешиваясь.

До сего дня мистер Миротворец был вполне счастлив ее постом председателя в магистрате, поскольку эта работа часами держала ее вдали от дома. Он никогда не принадлежал к тем, кто вечно размышляет о плохом и хорошем, своей виновности или невинности. Он скорее думал в терминах «свои‑ чужие» и «живые‑ мертвые».

Поэтому он не слишком прислушивался к группе, сидевшей за длинным столом на другом конце библиотеки, которая что‑ то обсуждала встревоженными голосами, но как ни старался, кое‑ что все‑ таки услышал.

Она все‑ таки подписала проклятую бумагу! Он пытался отговорить ее от этого шага, но хорошо знал, где остановиться. Командор Ваймс! Ну ладно, по всем расчетам этот парень из тех, кто бросается вперед сломя голову, и он, с большой вероятностью, имел трения с кузнецом, который в общем‑ то не был плохим малым, немного вспыльчивым, разумеется, зато всего за день изготовил отличное стрекало для драконов и по уместной цене. Но Ваймс? Он точно не убийца. Этому быстро учит военная служба. Убийца там долго не протянет. Вынужденное убийство по зову долга совсем иное дело. Летиция выслушала его доводы, и все решили, что бумагу стоит подписать хотя бы потому, что на этом настаивал этот чокнутый Ржав.

Полковник открыл свежий номер «Когтей и пламени». Внезапно кто‑ то из собеседников понизил голос, что было просто возмутительно, особенно потому что они сидели в его библиотеке, да к тому же без его собственного дозволения. Однако полковник не стал возражать. Он давно научился не возражать, поэтому сосредоточился на выставленной прямо перед носом, словно оберег от сглаза, странице, где были изображены детали огнестойкого инкубатора.

Однако, среди всего прочего, что он не «подслушал», прозвучало:

«Ну разумеется он женился на ней ради денег». – И это был голос его собственной супруги. Потом: «Я слышала, она уже отчаялась найти себе достойного мужа». – Удивительно противный голос принадлежал мисс Пикингс, которая, как не мог не отметить полковник, мрачно уставившись на страницу с рекламой асбестовых будок для дракончиков, сама не слишком торопилась обзавестись мужем.

Сам полковник был из категории «живи и дай жить другим», и если уж на то пошло, раз одна девица путается с другой девицей, у которой лицо как у бульдога, отведавшего уксуса, которая носит рубашку с галстуком и, в добавок, объезжает лошадей ‑ это абсолютно их личное дело. В конце концов, был же и старик Джексон‑ Бычок, который на ночь надевал кружевную ночнушку и, для мужика, брызгался довольно цветистым одеколоном, но когда дело дошло до боя, дрался как треклятый демон. Таков уж мир.

Полковник попытался вернуться к тому месту, которое читал до этого, но был остановлен фразой Святоши‑ Маузера (полковник вообще не видел смысла во всех видах церкви, и в богах тоже):

– Мне очень подозрительно, что эта семейка Овнецов вернулась сюда спустя столько лет. А вам? Я читал об этом Ваймсе в газетах, и суда по ним, он не тот, кто запросто берет выходной.

– Если верить Гравиду, его зовут терьером Витинари, – сказала Летиция.

На другом конце комнаты ее муж еще глубже уткнулся в свой журнал. Гравид! Ну кто додумается назвать его собственного сына Гравидом? Уж точно не тот, кто держал у себя дракончиков или хотя бы рыбку. Разумеется существовала еще и такая штука как словарь, но старый лорд Ржав не любил открывать книги, даже если бы захотел. Полковник постарался сосредоточиться на статье по уходу за «зубчато‑ грудыми» особями, но его дражайшая половина продолжила:

– Нам не нужно здесь всей этой чепухи Витинари. Несомненно, его светлость забавляет как Ваймс пускает ветры в его приемной. И, разумеется, Ваймс не соответствует своему титулу. Как и наоборот. И абсолютно точно он был готов напасть на честного работягу.

«Как забавно, – подумал полковник, – впервые слышу, как она называет кузнеца иначе, чем «проклятое недоразумение».

Ему казалось, что разговор за их столом какой‑ то никчемный, надуманный, словно зеленые рекруты бахвалятся перед своим первым боем. «С другой стороны, – подумал он, – есть командующий Стражей Ваймс, герой долины Кум (что было за великолепное представление! Превосходная работа. Устроить мир между братствами троллей и гномов, и прочее. И что? Просто работа! Я‑ то уж повидал настоящих мясорубок), которого ты хочешь выгнать с работы и опорочить, просто потому что какой‑ то жирный ублюдок с именем как у беременной жабы запудрил тебе мозги».

– Я слышал, что у него очень взрывной характер, – заявил как‑ там‑ его, на ком, на взгляд полковника, была надета довольно скверная шляпа. Какой‑ то дружок Ржава, купивший виллу рядом с Свесом. Как там бишь его имя? Ах, да ‑ Эджхилл! Такому вы бы не стали доверять будь он хоть за спиной, хоть маячь у вас перед носом, но они все равно привели его к присяге.

– К тому же он был беспризорником и пьяницей! – заявила Летиция. – Как вам это?

Полковник пялился в страницу, в то время как его невысказанные мысли воскликнули: «По мне, так звучит здорово, дорогая. А все, что я получил, женившись на тебе, это обещание твоего отца дать долю в лавке, продававшей жаренную рыбку с картошкой, когда я выйду в отставку ‑ и то ничего из этого мне не досталось».

– Всякий знает, что его предок убил короля, так что думаю, он, и глазом не моргнув, мог убить кузнеца, – заявил Достопочтенный Эмброз. Этот был загадкой. Занимался какими‑ то поставками. Смылся из города из‑ за какой‑ то девушки, чтобы залечь на дно. И полковник, который располагал значительным свободным временем для раздумий[32] задумался, как, в наши‑ то дни, кого‑ то могут выпереть из города из‑ за какой‑ то там девушки, и его шестое чувство подсказало, что это как‑ то связано с возрастом девушки. Созрев некоторое время спустя, эта мысль натолкнула его на идею написать своему старому приятелю «Самовольщику» Робинсону, который был в курсе разных вещей ‑ о том, о сем, и еще много о чем ‑ и был кем‑ то вроде политической шишки во дворце. Ради своего друга, который однажды спас ему жизнь, вытащив за шкирку в седло прямо из‑ под удара клатчасткой сабли, он навел кое‑ какие справки и прислал записку, в которой было всего несколько слов: «Все верно, малолетка. Замяли за ОЧЕНЬ большие деньги». После этого полковник тщательно следил за тем, чтобы случайно не пожать ублюдку руку.

Не догадываясь о размышлениях полковника, Достопочтенный Эмброз ‑ который всегда выглядел на размер больше своей одежды, упомянутая одежда, кстати, по стилю больше подошла бы кому‑ то на двадцать лет моложе ‑ с усмешкой сказал:

– Думаю, мы окажем всему миру большую услугу. Говорят, ему нравятся гномы и прочие низшие расы. От такого человека можно ожидать чего угодно!

«Ага, ты‑ то уж точно», – мысленно поддактнул полковник.

А мисс Пикингс заявила:

– Мы же не делаем ничего дурного, верно?

Полковник перевернул страницу и расправил ее с чисто военной аккуратностью. «Ну что ж, – подумал он при этом, – вы оправдываете контрабанду, если в нее вовлечены нужные люди, поскольку они ваши приятели, а не те, кто ими не является ‑ безусловно виновны. Вы применяете один и тот же закон к беднякам и богатым, но по‑ разному, поскольку последние богаты, а бедняки ‑ так, недоразумение! »

Внезапно полковник почувствовал на себе взгляд ‑ семейная телепатия жуткая вещь. Его супруга произнесла:

– Никакого вреда мы не нанесем, это всем понятно. – Ее голова вновь повернулась к полковнику, когда тот перевернул страницу, не отрываясь от текста. Но в его голове громко, насколько это вообще возможно, стучалась в стенки черепа мысль: «Ну, разумеется… правда, пару лет назад случился… инцидент. И это не очень хорошо. Совсем нехорошо. Даже скверно, когда маленьких детей, кем бы они ни были, отбирают у их матерей. Очень скверно. И вам это хорошо известно, вас это беспокоит, и по праву».

В комнате на мгновение повисла тишина, и потом полковничиха продолжила:

– Не вижу препятствий. Лорд Ржав‑ младший меня заверил, что проблем не будет. В конце концов, мы в своем праве.

– А я во всем виню этого треклятого кузнеца, – заявила мисс Пикингс. – Он постоянно напоминал о том случае, бередил в народе память. Он, заодно с этой ненормальной писакой.

На этом месте полковничиха натянула поводья:

– Понятия не имею, о чем вы, мисс Пикингс. С юридической стороны у нас ничего не случилось. – Она снова повернула голову к своему мужу, и резко спросила: – Дорогой, с тобой все в порядке?

На какое‑ то мгновение полковник замешкался, решая «все ли? », потом ответил:

– О! Да, дорогая. Как огурец. – Но мысленно добавил: «А вот ты принимаешь участие в том, что я рассматриваю, как крайне циничную попытку разрушить карьеру хорошего человека».

– Мне показалось, что ты кашлял. – Фраза прозвучала как обвинение.

– А, просто пыль, дорогая. Не обращай внимания, я как огурец. – И грохнул журналом об стол. Встав, он продолжил:

– Когда я был еще зеленым лейтенантом, дорогая, одним из первых моих уроков было: никогда не сдавать позиции, как бы ни был силен огонь врага. Думаю, я знаю вашего командора Ваймса. Лорд Ржав‑ младший может не беспокоиться, благодаря своим связям и деньгам, а вот на счет вас у меня большие сомнения. Кто знает, что случилось бы, если бы вы не поспешили? Подумаешь, немножко контрабанды? А вы только что дернули дракона за хвост и этим его разозлили.

Когда его супруга справилась с изумлением и нашлась что сказать, она ответила:

– Да как ты смеешь, Чарльз!

– О, как оказалось, очень просто, дорогая, – ответил полковник, счастливо улыбаясь. – Контрабанду можно счесть небольшим грешком, но только не тогда, когда предполагается, что вы должны блюсти закон. Я удивлен, что никто из вас этого не понимает. Если у вас есть хоть крупица здравого смысла, вы тут же должны объяснить его светлости это недоразумение с гоблинами. В конце концов, всему виной ваш приятель Гравид. Проблема в том, что, как я припоминаю, вы позволили ему это сделать и ни сказали ни слова против.

– Но в этом нет ничего противозаконного, – холодно ответила супруга.

Ее муж не шелохнулся, но каким‑ то непостижимым образом он внезапно показался выше:

– Думаю, все немного запутаннее. Видишь, ты уже рассуждаешь о том, что законно и незаконно. Что ж, я простой солдат и даже не самый лучший, но по моему мнению вы так на этом зациклились, что даже не задумались хорошо это или плохо. А теперь, если позволите, я собираюсь отправиться в паб.

Его жена рефлекторно возразила:

– Нет, дорогой, ты же знаешь, что алкоголь с тобой не в ладах.

Полковник расплылся в улыбке:

– Думаю, сегодня мы уладим с ним все разногласия и станем большими друзьями.

Остальные члены магистрата молча смотрели на миссис полковничиху, которая в свою очередь не сводила глаз с мужа:

– Мы обсудим это позже, Чарльз, – прорычала она.

К ее удивлению улыбка мужа не дрогнула:

– Верно, дорогая. Полагаю, ты станешь говорить, но увидишь, что я тебя не слушаю. Всем доброго вечера.

– Послышался щелчок закрывшейся за ним двери. Ей полагалось изо всех сил хлопнуть, но у некоторых дверей напрочь отсутствует чувство момента.

* * *

Гоблин трусил довольно быстрой рысью. К удивлению Ваймса Фини сходу рванул, а вот направление совсем Сэма не удивило ‑ они двинулись в сторону Висельного холма. Он услышал, что паренек быстро начал пыхтеть. Возможно, чтобы ловить поросят не нужно уметь быстро бегать, зато надо быть по‑ настоящему быстрым, чтобы догнать молодого тролля, до самых бровей обдолбанного Слабом и хорошей выносливостью, чтобы не просто догнать, но и защелкнуть на нем браслеты, пока он не попытался открутить вам голову. В деревне служба копа определенно иная.

«В деревне за тобой всегда наблюдают, – вспомнил он на ходу. – Что ж, в городе тоже, только с надеждой, что вы свалитесь замертво и им удастся стащить ваш бумажник. Им в сущности не интересно». – Но здесь он чувствовал на себе множество взглядов. Может быть они принадлежали белкам или сусликам, или еще какой‑ нибудь проклятой живности, которую он слышал ночью. Может, гориллам.

Он не знал, что увидит, но явно не ожидал, что вершина холма будет окружена ярко‑ желтой веревкой. Но на нее он бросил лишь мимолетный взгляд. Он сосредоточился на трех гоблинах, сидевших спиной к ближайшим деревьям, и выглядевших очень испуганными. Один из них выпрямился и его голова оказалась на уровне паха Сэма. Не слишком удобное положение для переговоров. Гоблин поднял руку и сказал:

– Ваймс! Ханг!

Ваймс уставился на него сверху вниз, потом на Фини:

– Что это значит, «ханг»?

– Точно не знаю, – ответил Фини. – Кажется, что‑ то вроде «приятного дня», только по‑ гоблински.

– Ваймс! – продолжил старый гоблин. – Сказано, ви быть поли‑ сисей‑ ски. Быть пальшой поли‑ сисей‑ ски. Если поли‑ сисей‑ ски, тогда справа п‑ ливатсь! Но справа п‑ ливатсь не быть! И когда тьма внутрь тьма! Тьма идет! Тьма должен приходить, Ваймс! Тьма подниматься! Справа п‑ ливатсь!

Ваймс понятия не имел какого пола существо стоит перед ним и сколько ему лет. Одежда не давала никакой подсказки: похоже, гоблины надевали на себя все, что попадалось им под руку. Компаньоны старика следили за ним немигающим взором. У них при себе имелись каменные топоры из кремня ‑ ужасное оружие, но теряющее свою остроту после пары ударов, что довольно малоутешительно для того, кто огреб им по шее и лежит, истекая кровью. Сэм, кстати, слышал, что гоблины неистовые бойцы‑ берсерки. О, а что там еще про них говорили? А, не позволяйте им себя поцарапать…

– Значит, вам нужна справедливость? Справедливость в чем?

Оратор гоблинов посмотрел на Ваймса и ответил:

– Ступай за мной, поли‑ сисей‑ ски, – эти слова прозвучали как проклятье, или как угроза. Гоблин повернулся и твердой поступью направился вниз по дальнему склону холма. Остальные трое гоблинов, включая того, кто был известен Ваймсу под именем Вонючка, не тронулись с места.

Фини прошептал:

– Это может быть ловушкой, сэр.

Ваймс закатил глаза и фыркнул:

– Ты так считаешь? А я‑ то думал, что меня приглашают на магическое шоу Великолепного Бонко, Дорис, Фидо‑ Кошки и братьев на одноколесных велосипедах‑ неваляшках. А что это за желтая веревка, мистер Апшот?

– Полицейское ограждение, сэр. Его сделала для меня моя мама.

– А, ясно. Вижу она даже смогла несколько раз вплести слово «пилиция» черной ниткой.

– Да, сэр. Прошу прощения за ошибку, сэр. – ответил Фини смущенный обращенными к нему взглядами. Он добавил: – Тут повсюду была кровь, сэр, поэтому я соскреб немного в чистую баночку из‑ под варенья. Просто на всякий случай.

Ваймс не обратил на последнюю фразу внимания, поскольку двое охранников поднялись и встали. Вонючка помахал Ваймсу, приглашая идти. Ваймс покачал головой, сложил руки на груди и повернулся к Фини.

– Позволь рассказать тебе, что ты в тот момент подумал, мистер Апшот. Ты действовал по наводке, не так ли? И ты слышал, что мы с кузнецом немного повздорили в пабе и у нас была небольшая кулачная потасовка на улице. И это правда. Без сомнения тебе так же рассказали, что позднее кто‑ то слышал наш разговор, в котором он назначил мне встречу в этом месте, так? Не отвечай, я вижу по лицу. У тебя еще не отработано дежурное лицо копа. Значит, мистер Джефферсон исчез?

Фини кивнул.

– Да, мистер Ваймс.

Он не заслуживал, или наоборот заслужил то, с какой яростью Ваймс набросился на него в ответ:

– Не смей называть меня «мистер» Ваймс, парень. Ты не заслужил это право. Зови меня «сэр» или «командор», или даже «ваша светлость», если настолько туп, ясно? Я бы мог отправить кузнеца домой очень странной походкой, и, признаю, вчера у меня была такая мысль. Он хоть и здоровый бугай, но вовсе не уличный боец. Но я позволил ему выпустить пар и придти в себя, не утратив лица. Да, он действительно назначил мне здесь встречу прошлой ночью. Но когда я пришел, кстати говоря со свидетелем, здесь повсюду на земле была кровь, которая, могу ручаться, принадлежит гоблину, и совершенно точно не было ни единого признака пребывания кузница. Явившись ко мне домой, ты выдвинул против меня удивительно идиотское обвинение, и оно действительно идиотское. Будут еще вопросы?

Фини посмотрел себе под ноги.

– Нет, сэр. Прошу прощения.

– Отлично. Я рад. Считай это хорошим уроком, дружок, и это не стоило тебе ни цента. А теперь, я вижу, что нашим гоблинам не терпится, чтобы мы последовали за ними, и я так и собираюсь поступить. И полагаю, ты отправишься с нами. Ясно?

Ваймс взглянул на Вонючку и двух других гоблинов‑ охранников. Мимо в волоске от его носа тут же промелькнул каменный топор, указывавший направление движения. Они вместе направились вперед, и Сэм заметил, как позади погрустневший Фини пытался принять бравый вид, но вышло не очень.

– Они не собираются нас трогать, сынок, во‑ первых, если бы они собирались, то давно бы сделали, а во‑ вторых, им кое‑ что от меня нужно.

Фини придвинулся на шаг ближе.

– И что же, сэр?

– Справедливости, – пояснил Ваймс. – И, полагаю, знаю, что происходит…

Глава 11

Порой люди интересовались у командующего Ваймса, почему он держит на службе в обновленной Страже сержанта Колона и капрала Шноббса. Особенно учитывая, что указанного Шноббса нужно время от времени переворачивать, чтобы вытряхнуть из него мелкие предметы, принадлежащие другим людям, а сержант Колон выработал привычку ходить на дежурство с закрытыми глазами и в конечном итоге, даже спать на ходу, возвращаясь в таком виде в Псевдополис Ярд, порой даже с графити на нагруднике.

Для лорда Витинари Ваймс подготовил три аргумента. Во‑ первых, оба отлично знали город и его обитателей, представителей власти и наоборот, настолько, что могли посоперничать с самим Ваймсом.

Во‑ вторых, традиционный «серый» аргумент: уж лучше они будут в команде и «серят» на тех, кто не с нами, чем останутся на улице и будут «серить» на головы нам.

И последний, но отнюдь не окончательный аргумент, они просто драные счастливчики. Многие преступления были расследованы благодаря тем вещам, что буквально свалились им на головы, пытались их убить, плавали в их похлебке, подвернулись под ноги, а в одном случае даже пыталось отложить яйца прямо на носу у Шнобби.

Вот и сегодня, какое бы божество ни выбрало их своей игрушкой, оно направило их шаги на угол Базарной и Рифмованной улицы, к благоухающему «Торговому центру» Офигенца Смекалкина. [33]

Сержант с капралом, как заведено у полицейских, зашли в здание с черного хода, и были радушно встречены мистером Смекалкиным (правда его улыбка показалась несколько натянутой), как обычно прожженный торгаш встречает старого приятеля, которому скоро продаст товар со стопроцентной скидкой.

– А, Фред! Как я рад тебя видеть! – воскликнул он, попутно открывая третий глаз, который обретают все малые предприниматели, особенно те, кто имеют дело со Шнобби Шноббсом, вошедшим в их магазин.

– Да мы просто патрулировали улицу неподалеку, Офигенц, и я подумал, а не прикупить ли мне табачку, а заодно проверить, как у тебя идут дела со всей этой суетой с налогами и прочим?

Сержанту приходилось говорить довольно громко, чтобы перекричать шум табачной мельницы и грохот тележек, которые сновали туда‑ сюда по фабрике. Длинная вереница женщин, сидящих за столами, паковала нюхательный табак, а с другой стороны ‑ он даже чуть наклонился в сторону, чтобы лучше рассмотреть ‑ активно работала линия по набиванию сигарет.

Колон огляделся. Полицейский обязан глядеть в оба, по скольку первый закон копов гласит: «всегда есть на что посмотреть». Разумеется, порой они считают, что разумнее будет забыть все, что они видели, по крайней мере, для протокола. На галстуке господина Смекалкина красовалась новая заколка со сверкающим бриллиантом. Туфли на нем так же были новенькими, и судя по тому, что мог определить Фред, изготовленными на заказ, а если слегка втянуть воздух, то ‑ ага! – ощущался аромат «одеколона кедрового Pour Hommes» из Квирма по пятнадцать долларов за флакон.

Фред спросил:

– Ну, что как бизнес? Налоги не задушили?

Всем своим видом мистер Смекалкин тут же изобразил трудягу, находящегося под жестоким гнетом купеческой судьбы и политических махинаций. Он горько покачал головой и ответил:

– Едва свожу концы с концами, Фред. Рад даже тому, что могу хоть что‑ то наскрести на ужин.

«Ага! И золотой зуб в придачу, – отметил про себя сержант Колон. – Вот ведь, едва не пропустил».

Вслух же он сказал:

– Очень жаль, Офигенц, в самом деле. Позволь мне чуточку поправить твои дела, вложив в бизнес два доллара, и купив три унции моего любимого крученного табака.

Фред Колон протянул руку к бумажнику, но мистер Смекалкин с возмущенным выкриком отмахнулся от него. Таков был старинный ритуал, заведенный между полицейскими и торговцами, благодаря которому вращалось мировое колесо. Владелец отрезал шмат табака от свертка на мраморной стойке у кассы, быстро и ловко завернул его, и, чуточку помедлив, запустил руку под стойку, достав оттуда огромную сигару, которую протянул сержанту.

– Попробуй‑ ка вот эту симпатичную штучку, Фред. Только что доставили, не местного производства. Делают на плантациях для наших особых клиентов. Нет‑ нет, пожалуйста, я настаиваю, – добавил он, когда Фред пробурчал какие‑ то благодарности в ответ. – Ты же знаешь, мне всегда приятно видеть неподалеку нашу храбрую Стражу.

На самом деле, все что у мистера Смекалкина на уме, когда он смотрел вслед выходящим копам, было очевидно: «И что это недоразумение Шноббс тут вынюхивает? »

– Должно быть они хорошо заколачивают деньгу, – заметил Шнобби Шноббс, когда они выбрались на воздух. – Заметил объявление на окне: «Требуется персонал? » И он забыл на стойке свежий прайс‑ лист. Они снижают цены! Могу только сказать, должно быть они заключили отличную сделку с партнерами на плантациях.

Сержант обнюхал огромную толстую сигару ‑ она была такого размера, какого он еще никогда в жизни не видел, и пахла так отлично, что скорей всего была противозаконной. Он почувствовал небольшой звоночек. Это чувство, подсказывавшее ему, что стоит потянуть за ниточку, как тут же проявится нечто гораздо большее. Фред прокрутил сигару между пальцами, как делали знатоки. Если говорить о сержанте Колоне и табаке, то Фред был потребителем самого дешевого массового сегмента, при чем дешевизна играла преимущественную роль, поэтому обряд раскуривания сигар тем, кто предпочитает жевательный табак, был неведом. Что там дальше желают сливки общества? Ах да, нужно поднести ее к уху и покрутить в пальцах. Он не имел ни малейшего понятия, для чего, но в точности повторил этот шаг.

И громко выругался.

А потом бросил сигару на землю…

* * *

Тропинка с вершины холма вела все время вниз мимо деревьев, сквозь лохматые кусты и ветвистые заросли, по грубой, бесплодной почве, на которой погибло все живое. Дикая, пустынная местность, родина всяких худосочных кроликов, утративших надежду мышей и припадочных крыс, и гоблинов.

Тут среди кустов был скрыт вход в пещеру. Человеку, чтобы пролезть внутрь узкой норы, требовалось сложиться вдвое, и он был бы легкой мишенью. Но Ваймс, пригибаясь, знал твердо, что он в полной безопасности. Просто знал. На свету он об этом догадывался, но, попав в темноту, он уже знал твердо. Это знание было почти физическим, похоже на распростертые над его головой крылья тьмы. Здесь, в пещере он слышал каждый шорох.

Внезапно он узнал пещеру, вплоть до самого дна, где находился источник воды, росли плантации мха и грибов, патетично пустынные кладовые и кухня. Эти понятия были, разумеется, человеческими. Гоблины ели там, где могли и спали там, где их застанет сон. У них вообще отсутствовало понятие о специально для чего‑ то предназначенных помещениях. Он знал это будто знал об этом всю жизнь, но раньше ни разу не был ни в этом месте, ни в каком‑ либо другом жилище гоблинов.

Но здесь была тьма, а тьма и Ваймс… возможно, достигли взаимопонимания? По крайней мере это было мнение тьмы. А мнение Ваймса было далеким от прозы: «Блин! Ну вот, опять двадцать пять! »

Сэм почувствовал легкий толчок в спину и услышал оханье Фини. Ваймс обернулся к улыбнувшемуся гоблину и сказал:

– Сделаешь так еще раз, солнышко, и я дам тумака, ясно? – Именно эти слова он сказал и услышал… вот только каким‑ то образом какой‑ то не совсем незнакомый голос пробрался сквозь слова, словно змея, обвившаяся между веток дерева, и оба стража‑ гоблина выронили свое оружие и выпрыгнули обратно на свет. Очень быстро. Не кричали и вообще не издали ни звука. Они должны были поберечь дыхание для бега.

– Великая преисподняя! Командор Ваймс! Это колдовство какое‑ то! – воскликнул Фини, приседая, чтобы поднять выпавшие топоры. Ваймс наблюдал, как парнишка шарит в темноте и нащупал оружие, но по чистой случайности.

– Оставь! Я сказал оставь, где взял, ну!

– Но мы же безоружны!

– Не смей со мной пререкаться, пацан! – Раздался глухой стук, топоры упали на землю.

Ваймс вздохнул.

– А теперь, мы отправляемся за милым гоблином‑ старейшиной. Ясно? И пойдем без страха, потому что мы представители закона, ясно? А закон по своей надобности может ходить где угодно.

По мере их продвижения пещера расширялась, пока Ваймс не смог, наконец, выпрямится во весь рост. У Фини же были трудности. За спиной Сэм слышал целый хор стуков, шарканий и слов, которые не должна даже слышать старушка‑ мать, не то, что узнать. Ваймс был вынужден остановиться и подхватить парнишку, когда он споткнулся о легко перешагиваемый выступ и ударился лбом о внезапно опустившийся потолок.

– Соберись, старший констебль! – прикрикнул Ваймс. – У копа должно быть хорошее ночное зрение. Клади больше моркови в свой банг‑ сунг‑ сак‑ док и не только!

– Да здесь же темно, как в… Я не вижу ничего, даже свих рук! Ух! – Фини наткнулся на Ваймса. Стало светлее, но не для Фини.

Ваймс огляделся в извилистой пещере. В ней было светло как днем. Нигде не было ни факелов, ни свечей, только всепроникающий, очень яркий свет ‑ этот свет Сэм уже видел прежде, несколько лет назад, в другой пещере, которая находилась далеко отсюда, и он сразу догадался, что это значит. Он видел в темноте, и, возможно, даже лучше, чем гоблины. В тот день Ваймс сражался в темноте с тварями ‑ ходячими и разговаривающими, но вынашивающими темные планы, и чей дом был вдали от любого источника света. Ваймс смог их победить, он не мог иначе, и именно благодаря этому был подписан мирный договор Кумской долины, положивший конец древнейшей в мире войне. Если этот договор и нельзя было назвать миром, то уж точно тем местом, где были посеяны его семена, которые можно взрастить. Это было приятно осознавать, потому что в этой темноте Ваймс обрел… компаньона. У гномов было имя для этого явления: Призываемая тьма. А еще у них было великое множество объяснений этого феномена, среди которых: и демон, и заблудившийся бог, одновременно проклятье и благословение, воздаяние воплоти, которое само по себе бесплотно, но берет плоть взаймы, высший закон и убийца, но иногда и защитник, или нечто, для чего ни у кого еще не нашлось подходящих слов. Она могла проходить сквозь стены, воду, воздух и плоть, и, насколько было известно Ваймсу, сквозь время. В конце концов, какие могут быть ограничения для существа, которое состоит из ничто? Да, Ваймс повстречался с ней, и когда они расстались, для смеха, из баловства, от расстройства, а может в благодарность, Призываемая тьма поставила на нем свою метку, которая превратилась в светящуюся татуировку.

Ваймс закатал рукав, и вот она тут как тут, и судя по всему стала ярче. Иногда они встречались с тьмой во сне, там они раскланивались в почтении и шли каждый своей дорогой. Между встречами могли пройти месяцы, а то и годы, и могло даже показаться, что все уладилось, но метка так и оставалась на руке. Иногда она чесалась. В общем и целом, это было как обрести кошмар воплоти. И вот теперь у него появилась возможность видеть в темноте. Хотя, постойте‑ ка, это же гоблинская нора, а не гномья пещера! И в ответ донеслись мысли, высказанные его собственным чуть искаженным голосом, словно они спели на два голоса дуэтом: «Верное, но гоблины, командор, тащат все, что плохо лежит».

А вот здесь кажется украли самих гоблинов. Весь пол был завален какими‑ то ошметками, мусором и вещами, которые гоблины предположительно считали для себя важными, что, в свою очередь, может быть чем угодно, если учесть, что они по религиозным соображениям собирают собственные сопли. Сэм увидел, как старик‑ гоблин помахал ему перед тем как исчезнуть. Впереди оказалась дверь, гоблинского производства, что означало, что она была собрана из какого‑ то гнилья, висела на единственной петле, которая тут же отвалилась, едва Ваймс толкнул створку. За спиной встрепенулся Фини:

– Что это было? Ну, пожалуйста, сэр, я же ничего не вижу!

Ваймс подошел к парнишке и похлопал его по плечу, отчего тот подпрыгнул.

– Мистер Апшот, я провожу вас к выходу, чтобы вы могли отправиться домой, хорошо?

Парня аж передернуло:

– Ни за что, сэр! Я лучше останусь с вами, если вы не против… Ну, пожалуйста!

– Но ты же не видишь в темноте, парень!

– Знаю, сэр. Зато у меня есть в кармане шнурок. Мой дедуля часто повторял, что у хорошего копа всегда должен быть под рукой шнурок. – Сказал парнишка дрожащим голосом.

– Действительно, он очень полезен, – согласился Ваймс, аккуратно достав шнурок из чужого кармана. – Удивительно, насколько беспомощным становится подозреваемый, когда его большие пальцы связаны вместе. А ты уверен, что тебе не будет лучше на свежем воздухе, а?

– Простите, сэр, но если вы не против, то я останусь с вами. Сейчас самое безопасное место прямо у вас за спиной, сэр.

– Ты в самом деле ни черта не видишь, парень?

– Ничегошеньки, сэр. Такое чувство, что я ослеп.

На взгляд Ваймса паренек был готов вот‑ вот сойти с ума, и возможно привязать его к себе было лучшим решением для Сэма, чем позволить ему сбежать в панике и треснуться обо что‑ нибудь головой.

– Успокойся, ты не ослеп, парень. Просто, кажется, благодаря всем моим ночным дежурствам… это, в общем у меня гораздо лучше с ночным зрением, чем у тебя.

Фини снова вздрогнул от прикосновения Ваймса, но совместными усилиями они привязали старшего констебля Апшота к Ваймсу шестифутовым шнурком, от которого заметно пахло поросятами.

За сломанной дверью не оказалось ни малейшего признака гоблинов, только тлеющий костер с куском, слава богу, непонятного происхождения, мяса на вертеле. Кто‑ нибудь мог подумать, что гоблины побросали свой ужин и в спешке убежали. Кстати об ужине, тут же находился заварочный чайник, который на самом деле оказался ржавой консервной банкой, в которой на углях кипела вода. Сэм принюхался и был приятно удивлен тем, что от чая пахло бергамотом. Внезапно образ гоблина, пьющего из чашки благородный напиток с оттопыренным мизинцем, своей нелепостью едва не сразил его наповал. И все же, что с того? Чай ведь растет, так? И гоблинов тоже мучает жажда, правда? Так что не о чем беспокоиться. Хотя, если бы он наткнулся еще и на блюдо с печеньем, то все же пришлось бы присесть, перевести дух.

Сэм двинулся вперед. Свет не померк, а гоблины так и не появились. Пещера определенно начинала спускаться. Повсюду были видны следы присутствия гоблинов, но их самих не видно, что теоретически было добрым знаком, учитывая то, что обычно первый признак присутствия гоблина ‑ это когда он сваливается вам на голову и пытается ее открутить или использовать как шар для боулинга. Вдруг посреди мусора и серо‑ бурой подземной палитры он заметил цветную вспышку. Это оказался букетик цветов, или точнее то, что от него осталось после того, как его уронили. Ваймс никогда не был экспертом в цветоводстве, хотя время от времени и покупал Сибилле цветы, через определенные интервалы, когда его супружеский долг подсказывал ему, что время пришло. Но обычно он останавливался на пучке роз или их подходящем эквиваленте вроде единственной орхидеи. Разумеется, он знал о существовании других видов цветов, если точнее, то они для него дополняли краски окружающего мира, но Сэм ни за что не назвал бы их по именам.

Тут не было ни роз, ни орхидей. Эти цветы нарвали на лугу или с каких‑ то кустов, а так же были какие‑ то несчастные растения, которым удалось выжить на пустыре наверху. Кто‑ то принес их вниз. Кто‑ то их уронил. Кто‑ то, кто очень спешил. Ваймс легко прочел это по цветам. Они выпали у кого‑ то из рук, они рассыпались по полу в виде хвоста кометы. А потом они попали не под одну пару ног, но скорее всего не потому, что эти ноги преследовали владельца букета, а, судя по всему, просто им было очень нужно в ту же сторону, куда бежали он или она, и, возможно, хотелось попасть быстрее, чем мог он или она.

В общем на лицо паническое бегство. Испуганные, куда‑ то бегущие люди. Вот только вопрос, от чего они бежали?

«От тебя, командор Ваймс, от тебя ‑ ваше величество Закон. Теперь видишь, командор, чем я могу тебе помочь? » – Знакомый голос раздражал. Он был очень похож на его собственный.

– Но я же здесь для того, чтобы им помочь! – ответил он в пустоту пещеры. – Я не собирался ни с кем драться! – А в его голове прозвучал ответ его собственным голосом: «О, мои маленькие затворники, отбросы, всеми отвергнутые, кому не не доверяют, и они не доверяют в ответ! Будь очень осторожен, господин Полицейский. У тех, кого все ненавидят, нет причин кого‑ то любить. Ох уж этот странный и таинственный народец, худший из всех, рожденный среди отбросов, утративший надежду, позабытый всеми богами. Удачи тебе, брат мой… мой собрат по тьме… Сделай все, что в твоих силах, господин Поли‑ сисей‑ ски».

На запястье Ваймса мигнул знак Призываемой тьмы.

– Никакой я тебе не брат! – выкрикнул в ответ Сэм. – И не убийца! – Эхо его слов разбежалось по пещере, но он ощутил, как под их звучание нечто ускользнуло прочь. Как что‑ то, у чего отсутствует тело, может ускользнуть? Будь прокляты все гномы с их подгорными сказками!

– С вами все в порядке, сэр? – раздался нервный голос Фини за спиной. – Э. Вы кричали…

– Просто только что ударился головой о потолок, парень, – солгал Ваймс. Его нужно было быстро успокоить, иначе Фини может сорваться и от страха броситься в сторону выхода. – Ты отлично держишься, старший констебль!

– Просто не люблю темноту, сэр. Никогда не… ой, как думаете, никто не будет против, если я немножко обмочу стену?

– На твоем месте, я пошел бы дальше, парень. Не думаю, что запаху этого места способно хоть что‑ то повредить.

Ваймс услышал за спиной какой‑ то невнятный звук, и потом слегка отсыревший голос Фини:

– Ой, природа сама взяла свое, сэр. Прошу прощения.

Ваймс мысленно улыбнулся.

– Не беспокойся, парень. Ты не первый коп, кто обмочил свои носки, и уж точно не последний. Помню как я впервые пытался арестовать тролля. Здорового такого, и с очень скверным характером. Так я потом весь день проходил в сырых носках, и даже не заметил. Считай это своего рода крещением! – «Сведи все это в шутку, – решил он. – Пусть это будет просто забавное происшествие. Пусть отвлечется от мысли о том, что он вот‑ вот окажется на месте преступления, которого даже не может видеть». – А самое смешное, тот самый тролль теперь мой лучший сержант, и я несколько раз доверял ему собственную жизнь. Так что никогда не знаешь, что может случиться, хотя, подозреваю, что именно не знаешь мы так и не узнаем.

Ваймс свернул за угол и наткнулся на гоблинов. Он тут же обрадовался, что Фини ни черта не видит. Честно говоря, сам Ваймс не имел ни малейшего желания их видеть тоже. Тут набралось около сотни гоблинов, и многие из них были вооружены. Если быть точным, оружие было примитивным, но каменному топору не требуется докторская степень по физике, чтобы огреть вас по голове.

– Мы что‑ то нашли, сэр? – спросил Фини. – Вы остановились.

«Они стоят, – размышлял Ваймс, – словно выстроились на параде. Стоят и молча наблюдают, ожидают, кто нарушит тишину».

– Тут несколько гоблинов, парень, и они за нами наблюдают.

Спустя пару секунд молчания Фини ответил:

– Не могли бы вы разъяснить поточнее, что вы подразумеваете под словом «несколько», сэр?

Десятки похожих не совиные лиц не моргая уставились на Ваймса. Если в тишине раздастся слово «в атаку! », их с Фини просто размажут по стенам и полу, которые и так уже достаточно перепачканы. «Зачем я вообще сюда попёрся? С чего мне взбрело в голову, что это отличная идея? Ну что ж, парнишка полицейский, и у него уже случилась проблема с одеждой».

Ваймс ответил:

– Точно не могу сказать, но около сотни, парень. И, насколько могу судить, они серьезно вооружены, если не считать дюжины стариков прямо перед нами, которые, должно быть, старейшины. У них такие бороды, что можно спрятать целого кролика, а может уже прячутся. И похоже, что они чего‑ то от нас ждут.

Последовала еще одна пауза, и Фини ответил:

– Как поучительно работать с вами, сэр.

– Послушай, – сказал Ваймс, – если я повернусь и брошусь бежать, просто держись следом, ладно? Бег одно из тех качеств, которые требуются развивать копу.

Он повернул голову обратно к молчаливой толпе гоблинов и обратился к ним:

– Я командор Ваймс из городской Стражи Анк Морпока! Чем могу помочь?

– Справа п‑ ливатсь! – раздался дружный крик, вызвавший осыпь какой‑ то требухи с потолка. Он разнесся по пещере, докатился до ее конца и вернулся обратно, словно пещера за пещерой подхватывали крик и отвечали. Зажглись факелы и стало светлее. Ваймсу потребовалось некоторое время, чтобы это понять, потому что он итак все видел достаточно ясно в своего рода искуственном свете, который, возможно, существовал только в его воображении, и теперь его странная смесь с дымным оранжевым пламенем наполнила эту пещеру.

– Что ж, сэр. По всей видимости они нам рады, не так ли?

Облегчение и надежду Фини можно было разливать по бутылкам и продавать отчаявшимся людям по всему миру. Ваймс просто кивнул в ответ. Ряды гоблинов раздались в стороны, оставляя посредине проход, в конце которого, бесспорно, находилось тело. С большим облегчением он понял, что это труп гоблина, хотя труп никогда еще не был хорошей новостью, особенно при подобном мрачном освещении и особенно для самого трупа. Но что‑ то внутри Сэма воскликнуло: «Аллилуйя! », потому что вот он наконец ‑ труп! Он является копом, и преступление, несмотря на то, что место преступления заполнено дымом и забито глядящими с подозрением гоблинами ‑ есть преступление. Это его мир. Да, вот он его мир.

Глава 12

В это время в Анк Морпорке в судебной лаборатории Стражи, под аккомпанемент отдаленного грохота и бульканья, окутанный странными вспышками света и запахом электричества, Игорь варил кофе. Наконец, он потянул за огромный выкрашенный в красный цвет рычаг, и в лабораторную реторту с громким шипением полилась бурая жидкость, которая была разлита по двум кружкам. На одной из них красовалась надпись: «Игорь вшегда тебя заштопает», а на другой ‑ «Гномы делают это гораздо ниже». Эту кружку Игорь передал сержанту Веселинке Малопопке, которая как штатный алхимик, предположительно, находилась в лаборатории по уважительной причине. Но в этот момент процесс наслаждения утренним кофе был прерван появлением Шнобби Шноббса, который приволок на себе сержанта Колона.

– Сержант в шоке, Игорь, поэтому я решил, что ты сможешь ему помочь.

– Што ж, я мог бы шделать с ним это еше раз, – с радостью вызвался Игорь, пока сержанта усаживали в кресло, которое застонало по его весом. К креслу были приделаны ремни для привязывания пациентов.

– Послушайте, – вмешался Шнобби, – я не шучу! Вы когда‑ нибудь слышали, чтобы табак ожил? А у него сигара, которая плачет. Я, по инструкции, положил ее в пакет для улик.

Веселинка взяла пакет и заглянула внутрь:

– Эй, там внутри бутерброд с яйцом! Послушай, Шнобби, кто‑ нибудь объяснял тебе, что значит криминалистика? – Решив, что хуже уже не будет, Веселинка вывалила содержимое пакета на стол, где бутерброд оказался слеплен с сигарой с помощью майонеза. Она аккуратно вытерла ее и осмотрела. – Ну и что, Шнобби? Я не курю и ничего в них не понимаю, но мне кажется, что эта сигара выглядит очень даже довольной жизнью и ей незачем плакать.

– Поднеси ее к уху, – с готовностью подсказал Шнобби.

Веселинка сделала как он предложил и сказала:

– Все, что я слышу, это шелест табака, который, как я подозреваю, недоволен подобным обращением.

Гномиха отвела сигару в сторону, посмотрела на нее с подозрением и молча передала ее Игорю. Тот поднес ее к уху ‑ к тому, которым пользовался в данный момент, потому что, имея дело с Игорем, никогда не знаешь точно. Они переглянулись, и Игорь нарушил тишину:

– Я шлышал, што имеется табачный паразит?

– Уверена, что есть и такие, – ответила Веселинка, – но сомневаюсь, чтобы они умели… смеяться?

– Шмеяться? Нет, для меня это прозвучало как плась, – сказал Игорь, покосившись на сигару, и добавил: – Нужно промыть штол, очистись шкальпель, взять зажим номер два и надеть по две, нет лучше по четыре хирургических машки и перчаток. Возможно внутри находится какой‑ нибудь необычный жук.

– Я держал эту штуку возле уха, – пожаловался Шнобби. – О каком именно жуке мы говорим?

– Не уверен точно, – ответил Игорь, – но в тех мештах, где выращивают табак, водятся очень опашные. Например, ешть такие говондаланданшкие желтые травяные жуки, которые проникают в череп через уши, откладывают яйца прямо в мозг жертвы, отчего жертва поштоянно галлюцинирует, пока личинка не выберетша через ноздри. В итоге наштупает летальный ишход. Мой кузен Игорь держит таких в аквариуме. Они очень полезны, ешли нужно тщательно очиштить череп. – Игорь сделал паузу. – Мне так рашказывали, хотя лично я не могу этого подтвердить. – Он снова сделал паузу, – разумеется.

Шнобби Шноббс направился к двери, но, совершенно неожиданно, его друг сержант Колон не последовал за ним. Вместо этого он произнес:

– Поможет, если я суну пальцы в уши?

Он наклонил голову, внимательно глядя, как Игорь осторожно отложил сигару в сторону, и произнес дружеским тоном:

– Говорят, что заграницей сигары сворачивают из разных листьев на бедрах юных девушек. Я считаю это возмутительным.

Раздался звон, блеснуло[34] и что‑ то выпало на стол. Веселинка осторожно вытянула шею, чтобы посмотреть, что это. Вещица была похожа на крохотный очень дорогой сосуд для самых деликатных алхимических экспериментов, и еще, что дошло до нее несколько позже, казалось, что внутри что‑ то движется, оставаясь при этом неподвижным. Игорь оглянулся через плечо и только сказал:

– Ой.

Они молча смотрели на сосуд. Молчание нарушил сержант Колон:

– Похоже, эта штука светится. Ценная вещь?

Веселинка, глядя на Игоря, вскинула бровь, тот в ответ пожал плечами. Ответил Игорь:

– Бесценная, полагаю, если возможно найти покупателя, у которого найдется достаточно денег и, должен добавить, с правильным вкусом.

– Это горшочек унггэ, сержант, – осторожно добавила Веселинка. – Церемониальный гоблинский горшочек.

На огромном газовом гиганте лица сержанта Колона свершился восход понимания.

– А это не они делают разные штуки, чтобы хранить всякие там ссаки и дерьмо? – откидываясь в кресле уточнил он.

Игорь прочистил горло и обернулся к Веселинке, холодно сказав:

– Если не ошибаюсь, этот вовсе не для таких нужд, по крайней мере здесь на Равнинах. Те, делают другие гоблины, горные. Они хранят свои горшки высоко в горах, вместе с использованными расческами унггэ и разумеется масками. – Он выжидательно, но без надежды во взгляде, посмотрел на сержанта. Веселинка, которая немного дольше знала Фреда, добавила:

– Я так понимаю, сержант, местные гоблины на Равнинах считают горных довольно странными. Что же до этого горшочка, – она замялась. – Боюсь, что этот очень особенный.

– Ладно, кажется эта фитюлька в полном порядке, – с довольным видом сказал Фред, и, к ужасу Веселинки, схватил крохотный сосуд со стола. – Он мой, и слишком хорош для каких‑ то там вонючих гоблинов. А, кстати, откуда шел звук?

Сержант Малопопка посмотрела на выражение лица Игоря, и, чтобы предотвратить намечающиеся проблемы в криминалистическом отделе схватила сержанта Колона за руку и вытащила его за собой за дверь, захлопнув ее за собой.

– Простите за это, сержант, но я заметила, что Игорь немного обеспокоен.

Сержант Колон собрал все достоинство, какое смог наскрести, и ответил:

– Если эта штука чего‑ то стоит, тогда, благодарю покорно, но я хочу ее себе. В конце‑ концов, ее отдали мне по доброй воле. Верно?

– Хорошо. Разумеется это так, сержант, но видите ли, она уже принадлежит гоблину.

Сержант расхохотался в ответ:

– Им? А что у них вообще есть, кроме огромных куч мусора?

Веселинка помедлила. Несмотря на лень и оглушительный темперамент, Фред Колон, не смотря на недостатки, по многим свидетельствам был полезным и готовым помочь офицером. Ей нужно быть с ним тактичной.

– Сержант, позвольте сперва отметить, что я с самых первых дней в Псевдополис Ярде очень ценю оказанную вами помощь. Я буду всегда помнить, что это именно вы показали мне все те местечки, где может спрятаться патрульный во время дождя и переждать порыв ветра. И в моей памяти навечно запечатлен список пабов, которые не поскупятся поставить выпивку страдающему от жажды сменившемуся копу. Я навсегда запомнила ваши слова, что коп не должен брать взятки, и то, что ужин взяткой не считается. Мне по душе ваше покровительство, сержант, особенно учитывая то, что вы не в восторге оттого, что в Страже служат женщины, особенно женщины гномьей расы. Я прекрасно понимаю, что, не взирая на длинный послужной список, вам приходится адаптироваться к новым обстоятельствам. И, тем не менее, я горжусь таким коллегой как вы, сержант Колон, и надеюсь, что вы простите меня за то, что я скажу, ведь бывает так, что вместо того, чтобы жить прошлым, нужно заткнуться, прислушаться к свежим идеям и вдолбить их в свою огромную толстую башку. Вы взяли эту крохотную пробирку, сержант, и она теперь действительно ваша, и даже больше ваша, чем вы, возможно, способны представить. Хотела бы я рассказать больше, но о гоблинах я знаю ровно столько, сколько и любой гном, и совсем ничего об этом виде горшочков уннгэ, но, полагаю, судя по растительному оформлению и небольшому размеру, это именно то, что они называют «душой слез», сержант. Думаю, вы, сержант, внезапно обрекли свою жизнь на очень интересные перемены, потому что… не могли бы вы на секундочку, пожалуйста, его положить? Я честно обещаю, что не стану его отбирать.

Мгновение поросячьи глазки Колона с подозрением рассматривали Веселинку, но потом он произнес:

– Ладно, только чтобы сделать тебе приятное.

Он попытался поставить горшочек на подоконник, и гномиха заметила, как он встряхивает рукой. – Ой, похоже, он прилип.

«Значит, это правда», – подумала Веселинка. Вслух она сказала:

– Очень жаль это слышать, сержант, но, видите ли, в этом горшочке живет душа ребенка гоблина, и теперь она принадлежит вам. Мои поздравления! – добавила она, стараясь скрыть растущий сарказм.

Этой ночью сержанту Колону снилось, что он находится в пещере с чудовищами, ревущими на него своими жуткими голосами. Он попытался заглушить их с помощью пива, но, к общему веселью, не смог избавиться от сверкающей штуки в ладони. Его пальцы так вцепились во флакончик, что как он не старался, не смог их расцепить.

* * *

Только небесам известно как, матушка Сэма Ваймса умела ежедневно наскрести один пенни, чтобы отправить его в Пристойную школу госпожи Слёгка.

Госпожа Слёгка была олицетворением всего, что называется быть дамой. Она была толстой и производила впечатление, что целиком сделана из пастилы. А еще она понимала, что мочевые пузыри маленьких мальчиков почти столь же деликатны, как у стариков, и умела научить алфавиту, в основном, при минимуме наказаний и с максимумом пастилы.

Она, как и положено респектабельной даме, держала гусей. Позже повзрослевший Ваймс не раз задавался вопросом, не носит ли госпожа Слёгка под многочисленными юбками красные панталоны в горошек. Она носила вязанный чепчик и звук ее смеха был похож на ручеек, стекающий в водосточную канаву. И каждый раз, за преподаванием она либо чистила картошку, либо ощипывала гуся.

В его сердце до сих пор есть местечко для госпожи Слёгка, у которой всегда был наготове мятный леденец для мальчугана, который хорошо выучил алфавит и может повторить его задом наперед. А еще следует быть благодарным тому, кто научил вас не бояться.

В ее крохотной гостиной была единственная книга, и в первый раз, когда дама дала ему ее прочесть вслух, Сэм Ваймс добрался не дальше седьмой страницы. Там он застрял. На странице был нарисован гоблин: судя по подписи ‑ веселый гоблин. Смеялся ли он или скалился, а может был зол и пытался откусить чью‑ то голову? Юный Сэм не стал пытаться разобраться и остаток урока провел, прячась под креслом. В то время он оправдывал свой поступок тем, что, как он помнил, большинство детишек чувствовали то же, что и он. Но взрослые часто неверно толкуют то, что в детстве воспринимается совершенно невинно. В любом случае, после урока госпожа Слёгка усадила его на свое вечно слегка влажное колено и заставила его повнимательнее рассмотреть гоблина. Он состоял из точек! Очень крохотных, если тщательно приглядеться. Чем сильнее вы вглядывались в гоблина, тем меньше его оставалось. Взгляни в его лицо, и он утратит свою пугающую силу.

– Я слышала, что они исковерканные, грубо сделанные создания, – с грустью поведала дама. – Незавершённый народ, так о них говорят. Такое счастье, что хотя бы у этого есть какая‑ то причина для веселья.

Позднее, поскольку Сэм был хорошим мальчиком, дама сделала его дежурным по доске. Это был первый человек на свете, который оказал ему доверие. «Старая‑ добрая госпожа Слёгка, – думал Ваймс, стоя во мраке пещеры, окруженный молчаливыми рядами суровых гоблинов. – Если выберусь отсюда живым, я принесу на вашу могилу целый мешок мятных леденцов». Он прочистил горло:

– Итак, парень, у нас тут побывавший в драке гоблин. – Сэм посмотрел на тело, потом на Фини. – Если не против, расскажи, что видишь?

У Фини едва колени не дрожали от страха.

– Ладно, сэр. Полагаю, он мертв, сэр.

– И как ты до этого догадался?

– Э… У него голова лежит отдельно от тела, сэр?

– Верно подмечено. Обычно это верный признак того, что найденное тело действительно является трупом. Кстати, парень, ты можешь отвязать шнурок. Не могу сказать, что это лучшее освещение, при котором приходилось проводить осмотр, но и такое сойдет. Заметил что‑ то еще, старший констебль? – Ваймс постарался не повышать голос.

– Что ж, сэр, очень ловко отрублено, сэр.

Ваймс одобрительно улыбнулся.

– Есть что‑ то еще по этому поводу? – Фини наморщил лоб, но так всегда поступают все новички, таращась изо всех сил, забывая при этом смотреть. – Ты хорошо справляешься, старший констебль. Может подключишь воображение?

– Простите, сэр? Воображение?

– Почему у кого‑ то могут появиться порезы на руках? Подумай об этом.

Фини пошевелил губами в такт своим мыслям и потом улыбнулся:

– Он защищался руками, сэр?

– Отлично, парень! А те, кто защищаются руками поступают так потому, что у них нет ни щита, ни оружия. И еще могу поспорить, что его голова была отрублена, когда он был повержен на землю. Не стал бы ставить голову об заклад, но мне сильно кажется, что она была прицельно отрублена, а не быстро срублена. Тут все в беспорядке, однако, заметь, что брюшная полость аккуратно разрезана, но вокруг почти нет крови. – Тут его застигли врасплох. Поэтому он добавил: – Рассмотрев рану на животе по‑ внимательнее, я узнал кое‑ что, о чем хотел бы не знать.

– И что же, сэр?

– Он на самом деле она, и на нее напали из засады или поймали в ловушку. – И еще у нее отсутствует коготь.

Присев, но не слишком быстро и не на долго, Ваймс решил, что из трупа тело превратилось в загадку. Вслух он произнес:

– Посмотри на следы на этой ноге, парень. Думаю, она попала в силок для кроликов, возможно потому, что… от кого‑ то убегала.

Ваймс так быстро выпрямился, что окружавшие гоблины отшатнулись.

– Святые небеса, парень, нам не следует так поступать, даже здесь в деревне! Разве здесь нет правил на этот счет? Вроде того, что можно убивать оленей‑ самцов, но не олених? Это вовсе не случайное убийство! Кто‑ то сознательно хотел выпустить побольше крови из этой леди! Ответь, почему?

Ваймс не знал, что ответил бы ему Фини, не будь он окружен толпой суровых гоблинов, что даже было на руку.

– Это убийство, парень. Тяжкое преступление! А знаешь ли ты, почему его совершили? Могу побиться об заклад, что это было сделано для того, чтобы действовавший по наводке констебль Апшот нашел много крове на месте предполагаемой встречи командора Ваймса с надоедливым кузнецом, и, учитывая, что они оба люди вспыльчивые, вполне возможно, что кто‑ то из них коварно подловил второго, так?

– Вы должны признать, что это довольно обоснованный вывод, сэр.

– Разумеется, признаю, как и то, что этот вывод полная ерунда, признай это!

– Да, сэр, признаю, сэр. И прошу прощения. Однако, я бы желал произвести обыск в этом помещении, чтобы удостовериться, что здесь нет признаков наличия мистера Джефферсона. – Фини выглядел наполовину пристыженным, наполовину дерзко.

– И за какой‑ такой надобностью, старший констебль?

Фини выпятил подбородок.

– Потому что один раз я уже показал себя полным болваном и не собираюсь становиться им еще раз. Кроме того, сэр, вы можете ошибаться. Эта бедная леди сама могла подраться с кузнецом, это возможно, но я не могу этого знать. А наверняка я знаю одно ‑ если я этого не сделаю, некто важный, кто разбирается что к чему, спросит, почему я этого не сделал. И этим некто будете вы сами, не так ли, командор?

– Хороший ответ, юноша! И должен заметить, что оказывался болваном бессчетное число раз, так что сочувствую.

Ваймс снова посмотрел на труп, и внезапно задумался, что Вилликинс сделал с найденными ночью когтем и кольцом. Чувствуя неловкость, Сэм обратился к старому гоблину:

– Похоже, я нашел кое‑ какую драгоценность, принадлежавшую юной леди, и, разумеется, отдам ее вам.

Со стороны неподвижной орды орков не было ни малейшего движения. Ваймсу пришла на ум интересная мысль, ведь орда обычно служит для налетов и убийств. А эта выглядела толпой очень испуганных людей. Сэм подошел к поникшему старику, которого видел на поверхности, казалось бы тысячу лет назад, и сказал:

– Я бы хотел оглядеться в этом месте, сэр. Мне очень жаль, что молодая леди погибла. Обещаю, что убийца будет найдет и справедливость восторжествует.

– Справа п‑ ливатсь! – еще раз раздался дружный крик, облетевший эхом все подземелье. Старый гоблин очень осторожно шагнул вперед и коснулся рукава Ваймса:

– Темнота ваш друг, мистер Поли‑ сисей‑ ски. Пожалуйста, не убивать нас.

Ваймс оглядел ряды гоблинов за спиной старика, которые по большей частью были худыми, так что сквозь кожу, словно грабли, торчали ребра. А этот вождь, который выглядел так, словно разлагался на ходу, не хотел, чтобы Ваймс им навредил? Он вспомнил брошенные цветы, оставленный чай с бергамотом. Не съеденный обед. Значит, они пытались спрятаться от меня? Он кивнул сам себе.

– Я не стану нападать, если никто не нападает на меня, сэр. Не сегодня. Не могли бы вы рассказать, как была… обнаружена смерть этой леди?

– Ее кинуть в нашу пещеру прошлой ночь, мистер Поли‑ сисей‑ ски. Она ходить проверить силки для кролик. Кинуть, как старый кость, мистер Поли‑ сисей‑ ски. Как старый кость. Нет кровь в ней. Ай‑ ай. Как старый кость.

– Как ее звали?

Старик потрясенно посмотрел на Ваймса, и спустя мгновение сказал:

– Ее имя был «Милый оранжевый и желтый контраст лепестка можжевельник». Спасибо, мистер Поли‑ сисей‑ ски, человек тьмы.

– Боюсь благодарить не за что. Я только начал расследование. – Ответил Ваймс, необычно растрогавшись.

– Я хотеть, мистер Поли‑ сисей‑ ски, благодарить вас за вера, что гоблин иметь имя. Моя звать «Звук дождя по сухой земля». Она быть моя второй жена.

Ваймс уставился на морщинистое лицо, которое могла терпеть и, возможно, полюбить только родная мать, в поисках признаков скорби. Был только намек на печаль и безнадежной отстраненности от осознания факта того, что существующий мир был и будет неизменным, и с этим ничего нельзя поделать. Гоблин был олицетворением горестного вздоха на ногах. Он уныло посмотрел на Ваймса и добавил:

– Обычно они посылать в нашу пещеру голодных псов. Это быть хорошо. Мы быть сыты.

– Это моя земля, – сказал Ваймс, – думаю, я смогу устроить, чтобы вас не беспокоили.

Сквозь потрепанную бороду гоблина проникло нечто похожее на горький смешок.

– Мы знать закон, мистер Поли‑ сисей‑ ски. Закон есть земля. Ты говорить: это мой земля, но ты не делать земля. Ты не делать твой овца, ты не делать кролик, который мы есть. Ты не делать корова или лошадь, но ты говорить: они мой. Это не есть правда. Я делать мой топор, мой горшок. Они мой. На мне надеть ‑ все мой. Я любить ‑ мой. Теперь ‑ нет. Я думать ты хороший человек, мистер Поли‑ сисей‑ ски, но мы видеть ход время. Сто или два по сто лет назад здесь быть земля, который люди звать: «пустыня» или «ничей», «брошенный». Мы жить такой место. Мы брошенный народ. Здесь быть раса тролль, раса гном, раса человек. Мне жаль раса гоблин. Мы не мочь бежать за всеми быстро.

Кто‑ то дернул Ваймса за рубашку. На этот раз это оказался Фини.

– Нам лучше сейчас уйти, сэр.

Ваймс обернулся.

– Почему?

– Простите, сэр, но ее светлость проинструктировала меня на счет чая.

– Мы расследуем убийство, старший констебль! Не хочу быть грубым, но уверен, что господин «Дождь на сухой земле», меня поймет Мы должны проверить, нет ли здесь пропавшего кузнеца.

Фини поежился.

– Должен заметить, ее светлость была очень настойчива в этом вопросе.

Ваймс кивнул старику‑ гоблину:

– Я найду, кто убил вашу жену, сэр, и восстановлю справедливость.

Он подождал, пока рассеется эхо очередного «Справа п‑ ливатсь! »

– Но сперва я должен, по полицейской процедуре, обследовать остальные… помещения, если вы, конечно, не возражаете.

Гоблин посмотрел на него посветлевшими глазами:

– А если возражать, мистер Поли‑ сисей‑ ски?

Ваймс выдержал взгляд.

– Хороший вопрос, – ответил он. – Если вы угрожать нам силой, я уйду. Разумеется, если вы запретите мне обыскать пещеру, я уйду, и да, сэр, хуже всего ‑ я не вернусь. Поэтому, сэр, я со всем уважением прошу вас не препятствовать моим действиям в этом помещении.

Ему показалось, или на лице гоблина промелькнула улыбка?

– Ну разумеется, мистер Поли‑ сисей‑ ски.

За спиной пожилого гоблина толпа начала медленно расходиться кто куда. Наверное, пришло время делать горшки или их наполнять? «Дождь на сухой земле», который, как понял Ваймс, раз иного не было сказано или опровергнуто, был их вождем, а может и просто стариком, которого выбрали чтобы общаться с тупыми представителями человеческой расы, сказал:

– Вы искать кузнец? Он навещать нас иногда. Там есть железо, не много, но он считать полезным. Железо плохо для делать горшков, но мы торговать его за еда. Не знать, сколько дней кузнец не видеть. Все равно, мочь искать кузнец без помехи. В тебе тьма. Я не сметь стоять на твой путь, Поли‑ сисей‑ ски. Так вот. Это место ‑ твой.

С этими словами старик махнул рукой нескольким подросткам, чтобы они забрали останки его жены. Они направились в проем, ведущий в другое ответвление пещеры.

– Командор, а вы много мертвецов видали? – спросил Фини, стараясь сдержать дрожь в голосе.

– О, да, парень. И некоторым я помог ими стать.

– Вы убивали?

Чтобы не смотреть на парнишку, Ваймс поднял глаза к потолку:

– Я предпочитаю считать, что сделал все возможное, чтобы этого не делать. И в целом, преуспел в этом, но, рано или поздно, всегда найдется тот, кто твердо решил тебя прикончить, и тебе приходится валить его просто потому, что он слишком туп, чтобы сдаться по‑ хорошему. От этого ничуть не легче, и мне еще ни разу не приходилось встречать труп, на который было бы приятно смотреть.

Похоронная процессия исчезла в другой пещере, и двое полицейских остались одни, но с ощущением, что вокруг множество людей, занятых своими делами.

Стоявший только что на этом месте старый гоблин как бы мимолетно упомянул, что убитая была его женой. Он даже не повысил голоса! Если бы на земле лежала Сибилла, Ваймс бы не стоял так спокойно. И уж ясно как день, не был бы вежлив с любым оказавшимся тут гоблином. Как такое возможно? Как жизнь кого‑ то может довести до такого состояния?

Вилликинс повторял: «Улица всегда с тобой! » Ваймс помнил женщин, которые вечно все скербли. На Петушиной улице скребли так часто, что было удивительно, что улица не ушла на много метров под землю. Скребли пороги, а потом их белили. Скребли красные плитки пола внутри дома, которые потом полировали красным грифелем. Скребли закопченный дымоход над плитой, который потом чернили еще сильнее черным грифелем. У женщин тех дней локти двигались словно поршни. Все это было во имя выживания, а гордость и выживание суть одно. Пусть ты не можешь контролировать собственную жизнь, но с помощью щетки ты можешь содержать ее в чистоте и показать миру, что хоть ты и беден, зато приличный человек. Это шло от ужаса. Страха опуститься, утратить ориентиры. Стать не лучше тех, живших в трущобах под названием Тени, кто дерется, размножается и тащит все, что плохо лежит.

Значит, гоблины не выдержали? Не успевая за движением, пока мир не выдавил их постепенно прочь. Они сдались, пустили дела на самотек… но убийство это убийство как ни крути. Поэтому Ваймс завязал свои мысли в узелок под подбородком, подхватил пару закопченных факелов и произнес:

– Двинули, старший констебль. Пойдем сражаться с преступностью.

– Хорошо, сэр, – ответил Фини, – но позвольте задать вопрос?

– Задавай, – ответил Ваймс, направляясь к туннелю с заметным уклоном вниз.

– Что тут происходит, сэр, если вы не против, что я спрашиваю? Я знаю, здесь убийство, и, вполне возможно, что какой‑ то ублюдок хотел, чтобы я думал, что его совершили вы, но, сэр, как получилось, что вы понимаете это их лепетание? Я слышу как вы с ними болтаете, и они должно быть вас понимаю, потому что отвечают, но их язык, сэр, похож на треск скорлупы под башмаком, и я не могу разобрать ни единого треклятого слова, сэр, если вы простите мой клатчаский. Ни единого треклятого слова. Я хочу знать ответ, потому что итак чувствую себя идиотом, и не желаю становиться им еще больше.

Ваймс мысленно попытался сложить внятный ответ. «Что ж, раз уж ты спросил, то внутри моего разума сидит опасный демон, который почему‑ то решил мне помочь. Он помогает мне видеть во мраке и каким‑ то непостижимым образом позволяет понимать гоблинские разговоры. Его зовут Призываемая Тьма. Не знаю, какой у нее интерес в гоблинах, но гномы считают, что она обрушивает свой гнев на неправедных. Раз случилось убийство, я приму помощь откуда угодно». – Но всего этого он не стал произносить вслух, поскольку за большинством людей, услышь они первую часть, пришлось бы гнаться, чтобы досказать остальное. Поэтому он остановился на упрощенной версии:

– Мне помогают высшие силы, старший констебль. А теперь, хватит болтать ‑ пойдем осмотрим это место. – Такой ответ не удовлетворил Фини, но он понял, что иного он не получит.

Это было странное путешествие. Холм внутри был похож на пчелиные соты: весь был изрыт природными и, если хорошенько приглядеться, искусственными проходами. Это было похоже на небольшой город. Тут были кухни, огромные амбары ‑ для чего бы они ни предназначались ранее, теперь пустовавшие. Тут и там были целые поля фунгуса. На некоторых как раз пришло время сбора урожая. Уборка шла очень и очень медленно. Мох собирали гоблины, которые совсем не обратили на полицейских никакого внимания. В одном месте они прошли через площадь, которая вела, судя по звуку, к яслям, в которых словно воробьи щебетали младенцы‑ гоблины. Ваймс не смог заставить себя заглянуть внутрь.

Спустившись еще глубже, они миновали крохотный родничок, бьющий прямо из стены пещеры. Гоблины в довольно примитивной и грубой манере приспособили его под водопровод, поэтому дальнейшая часть путешествия сопровождалась журчанием воды. И повсюду были гоблины, и гоблины делали горшки. Ваймс был готов к этому, но подготовился плохо. Он ожидал увидеть что‑ нибудь вроде гномьей мастерской, встреченной им в Убервальде ‑ где было шумно, все были заняты важным и нужным делом. Но гоблинам такой вариант не подходил. Похоже, если гоблин хотел сделать горшок, все, что ему было нужно это найти место, где притулиться, порыться в том, что есть в карманах и под рукой, и приступить к работе, причем так медленно, что было трудно сказать, что конкретно происходит. Несколько раз Ваймсу показалось, что он слышит как постукивает камень по камню, или скрежет, или как пилят, но всякий раз, как он попытался рассмотреть поближе, гоблин тихонько отворачивался, пряча свою работу, склоняясь над ней словно ребенок, желающий сохранить свои дела в секрете. «Ну сколько, – думал Ваймс, – сколько соплей и ногтей могут собрать гоблины за год? На что будет похож горшок для годового сбора? На дамскую табакерку или огромную бочку? »

А кстати, почему не зубы? Даже люди с большой осторожностью обращаются с выпавшими зубами, и, если уж на то пошло, те же люди, особенно волшебники, никакого внимания не уделяют состриженным ногтям. Сэм улыбнулся себе под нос. Может гоблины и не так уж глупы, а всего лишь чуть глупее людей, но чтобы придти к такому выводу потребовалось некоторое усилие над собой.

Вот они прошли мимо гоблина, сидевшего скрестив ноги. Тот сидел на корточках и держал в руках… свет. Ваймс повидал много драгоценностей: целые связки колец, брошей, ожерелий и тиар, накопленных за долгие века и попавшие в наследство леди Сибилле, хотя в настоящее время большая их часть хранилась в банке. Это всегда его веселило.

Быть может драгоценности и способны блестеть, но Сэм мог бы поклясться, что ни одна из них не была способна озарить окружающее пространство светом, как сделал крохотный сосуд, который с критичным видом разглядывал гоблин ‑ его создатель. Тот вертел горшочек так и сяк, рассматривая его словно лошадь, покупая ее у кого‑ нибудь вроде парня с именем Честный Гарри. Когда он поворачивал сосуд, в стороны расходились белые и желтые лучи, наполняя пещеру чем‑ то, что Ваймс мог бы назвать эхом света. Фини уставился на представление словно ребенок, оказавшийся на первом в своей жизни празднике. Вот только сам гоблин не был так уж восхищен своим творением, и пренебрежительно бросил горшочек через плечо, разбив его о стену.

– Зачем ты это сделал? – закричал Ваймс. Получилось так громко, что гоблин спрятался и сжался, словно в ожидании удара. Все, что он сумел выдавить:

– Плохой горшок! Плохой работа! Стыд! Делать лучше другой раз! Начать прямо сейчас! – Он бросил еще один испуганный взгляд на Ваймса и сбежал в темный проход.

– Он его разбил! Прямо взял и разбил вдребезги! – Фини уставился на Сэма. – Он посмотрел на него всего раз и разбил. А он был прекрасен! Это же настоящее преступление! Нельзя просто взять и уничтожить нечто столь прекрасное! Как это возможно?

Ваймс положил руку на плечо Фини.

– Думаю, возможно, если сам создашь его, и считаешь, что он недостаточно хорош и можешь сделать лучше. В конце концов, даже лучшие мастера иногда совершают ошибки, верно?

– Вы считаете, это была какая‑ то ошибка? – Фини бросился к осколкам и собрал пригоршню светящихся останков горшочка. – Сэр! Он выкинул это прочь!

Ваймс открыл рот для ответа, но в руках Фини раздался легкий шелест и сквозь пальцы просыпался прах, словно пески времени. Фини нервно улыбнулся и сказал:

– А может он прав, и получилось фигово.

Ваймс наклонился и пропустил пыль сквозь пальцы. Это была обыкновенная пыль. Каменная, в которой не было ни крупицы света или искры. Такую легко найти у любой дороги. Не осталось ни следа той радуги, что они только что наблюдали. Но у другой стены сидел еще один гоблин, работавший над другим горшком и пытавшийся казаться неприметным. Ваймс осторожно подкрался к нему, потому что гоблин держал свой сосуд так, словно хотел им защититься от пришельцев.

Аккуратно, стараясь продемонстрировать, что он не намерен нападать, Сэм убрал руки за спину и произнес, подражая тону своей жены:

– Ну надо же! Выглядит как отличный горшок. Скажите‑ ка, сэр, а как вы делаете горшки?

Гончар посмотрел на предмет в своих руках или если желаете по‑ грубее, но ближе к истине ‑ штуковину в когтях, и ответил:

– Я делать горшок. – И вернулся к работе.

Ваймс не очень разбирался в камнях, если они не были похожи на кирпичи, но в этом были какие‑ то слегка светящиеся желтые прожилки:

– Да, я это вижу, но как именно вы делаете горшки?

Гончар еще раз поискал просветления у Вселенной, посмотрел вверх, вниз и всюду, где не было Ваймса. Наконец его осенило:

– Я делать горшок.

Ваймс мрачно кивнул.

– Спасибо за то, что поделились секретом мастерства, – сказал он, поворачиваясь к Фини: – Двинули дальше.

В общем‑ то пещера гоблинов, а может логово или нора? – в зависимости от того, как на это взглянуть ‑ была вовсе такой уж адовой дырой. Совсем наоборот, хотя она и была прямо скажем дырой, душной от тысяч костров гоблинов, куч гниющего мусора и не забудем о личных кухнях.

Когда они шли мимо, гоблины и стар и млад смотрели на них, словно это была какая‑ то программа развлечений. Были среди них и подростки. Ваймс вынужден был признать, что среди всех обладающих речью рас, дети гоблинов были крайне уродливой, уменьшенной копией своих родителей, которые сами вовсе не были маслом писанными красавцами, и даже не акварелью. Ваймс сказал себе, что с этим ничего нельзя поделать. Какой‑ то некомпетентный бог оставил после себя кучу недоделанной работы, и решил, что миру нужен некто, кто выглядит как неудачное сочетание волка с мартышкой, вместо этого внушив им самую неуклюжую религиозную догму, даже по стандартам небесного идиотизма. Они были похожи на плохих парней, и, если б не вмешательство Призываемой Тьмы, и говорили так же. Если б орехи могли пищать, когда их колют, то вы могли бы сказать: «О, очень похоже на гоблинов! » И, не останавливаясь на достигнутом, тот же веселый бог наделил их худшим даром на свете ‑ самопознанием, оставив им уверенность, что они безоговорочно ходячий мусор, который, метафорически говоря, не в состоянии даже очистить порог.

– О, блеск! Я на что‑ то наступил… во что‑ то… – произнес Фини. – Кажется, вы здесь ориентируетесь гораздо лучше меня, сэр.

– О, гляди‑ ка. Отличная аккуратная «кучка», парень. Морковка или то, что ею было.

– Джефферсон может быть где‑ то здесь. Уверен, есть другие ответвления, где мы не были.

– Я знаю, что его здесь нет, парень. Не спрашивай, почему, потому что буду вынужден соврать. Я просто продолжаю идти, чтобы собраться с мыслями и хорошенько подумать. Это такой старый полицейский трюк.

– Да, сэр, каждый новый шаг наводит меня на новые подозрения!

Ваймс улыбнулся в полумраке.

– Отлично, парень. Юмор ‑ лучший друг копа. Могу сказать, что без смеха день потерян, – Сэм замер, потому что что‑ то звякнуло по шлему. – Мы нашли разработки Джефферсона, юноша. Я только что нашел масляную лампу. Уверен, нашел бы быстрее, если бы смотрел вверх. – Он похлопал по карманам и вскоре чиркнул спичкой.

«Что ж, – подумал Ваймс. – Она не моя, но это лучше чем платить гномам».

– Не вижу выхода наружу, – объявил Фини. – Полагаю, он вытаскивал руду через главный вход.

– Не думаю, что гоблины настолько глупы, что живут в пещере с единственным входом. Скорее всего есть какой‑ то еще, только его не видно снаружи. Послушай, можно же увидеть, если кто‑ то тащил что‑ то тяжелое по камням… – Ваймс замер. В пещере был еще один человек, кроме них. «Что ж, спасибо тебе, тьма. А можно поинтересоваться, кто это? »

– Сэр, думаю, здесь занимались не только добычей руды. Посмотрите, что я нашел, – обратился к нему Фини, стоявший сзади.

В его руках было несколько книг. Детских книг. Они были грязные, в конце концов они были в пещере у гоблинов, но Ваймс открыл первую попавшуюся страницу первой попавшейся книги, и совсем не удивился, увидев нереально огромный арбуз, который оказался испачкан множеством грязных рук.

В темноте раздался голос, женский, который сказал:

– Не все вопросы нужно задавать, командор, но к счастью, часть ответов получена. Я пытаюсь учить детей гоблинов. Разумеется мне следовало принести самым маленьким настоящий арбуз, чтобы они могли его увидеть воочию, – добавила женщина из темноты. – Не многие из них знают, какой он, и уж точно не знают, как он называется. Язык троллей чудовищно сложен по сравнению с тем, что имеется в наличии у этих бедных дьяволят.

Когда Ваймс услышал голос, он обернулся, и теперь стоял с открытым ртом.

– Это… вы? Эта, как вас там, э…

– Да, кака‑ дама. Верно, командор Ваймс. Удивительно, что именно запоминают люди, не правда ли?

– Ну, вы должны признать, что так и есть. Как бы это выразить? Просто засело в памяти, мисс Фелисити Бидл.

– Отлично, командор! Особенно, учитывая, что мы встречались всего лишь однажды.

И он заметил, что с женщиной был гоблин, юный индивид, судя по его росту, но очень заметный, поскольку он глядел прямо на Сэма острым и заинтересованным взглядом, который был так нехарактерен для других гоблинов, кроме несчастного Вонючки. С другой стороны, Ваймс заметил, что Фини‑ то как раз старался избегать взгляда женщины.

Сэм улыбнулся мисс Бидл:

– Мадам, я вижу ваше имя не реже раза в день. Когда я вчера укладывал сына спать, знаете, что он мне сказал? Он сказал: «Папа, а знаешь, почему у коровки мокрые какашки и похожи на лепешки, а у лошадки сухие, мягкие, аккуратные и пахнут травой? Странно, да? Два похожих животных одного размера, едят одну и ту же травку, а какашки разные, да, папа? А кака‑ дама говорит, что так происходит потому, что внутри коровки живут крохотные муравьи, которые помогают ей извлекать больше еды из травы, а у лошадки таких муравьев нет, поэтому лошадка не жует травку так тщательно и поэтому в ее какашках все еще много травы и они пахнут не так плохо».

Ваймс увидел, что женщина улыбается, и добавил:

– Думаю, завтра он спросит маму, если в один день он будет жевать еду тщательнее, а в другой нет, будет ли запах разным? А что вы думаете, мадам?

Мисс Бидл рассмеялась. Это был радостный смех:

– Что ж, командующий, мне кажется ваш сын совмещает ваш аналитический дар со скрытым талантом Овнецов к экспериментам. Должно быть вы гордитесь им? Уверена, что гордитесь.

– Можете быть уверены, мадам. – Ребенок стоявший в тени мисс Бидл тоже улыбнулся. Это была первая улыбка гоблина, которую он увидел. Но прежде, чем он смог хоть что‑ то сказать, мисс Бидл с укоризненным видом повернулась к Фини:

– Только хотелось бы встретить вас в более подходящей компании, командор. Интересно, офицер, не знаете, где находится мой друг Джетро?

Даже в свете лампы было заметно, как вспыхнул Фини, но если вы умеете читать людей, а Ваймс это умел делать очень хорошо, вам стало бы ясно, что его гнев был смешан с большой долей стыда и страха. Потом Ваймс перевел взгляд ниже, на крохотную скамеечку, на которой были сложено несколько инструментов и книг в ярких обложках. Улица научила Сэма, что бывает так, что нужно заставить нервничающего человека занервничать еще сильнее, поэтому он как ни в чем ни бывало выбрал одну книгу и сказал:

– Ух, ты, это же «Где моя корова? »! Сэм‑ младший ее просто обожает. А вы, мисс, читаете ее с гоблинами на уроке?

Не сводя глаз со взволнованного Фини, мисс Бидл ответила:

– Да, на всякий случай. Но это трудно. Кстати, технически я «миссис Бидл». Мой муж был убит на клатчатской войне. Я решила исправить на мисс, поскольку это более авторитетно, и кроме того, у меня было не достаточно времени, чтобы привыкнуть к статусу «миссис».

– Печально слышать, мадам. Если б я знал, то не стал бы вести себя очертя голову, – сказал Ваймс.

Мисс Бидл кисло улыбнулась:

– Не беспокойтесь, иногда в этом вся соль. – Маленький гоблин, стоявший рядом с учителем, сказал:

– «Очертя голову»? Разве головой чертят?

– «Слезы гриба» моя лучшая ученица. Ты прекрасна, не так ли, Слезы гриба?

– Прекрасна это хорошо, – ответила девочка‑ гоблин, словно пробуя каждое слово на вкус. – Ум хорошо, грибы хорошо. Слезы ‑ мягкие. Я ‑ Слезы гриба, как уже сказано.

Это была странная речь: девочка словно доставала слова с полки и аккуратно ставила их обратно после того, как они были произнесены. Она произнесла их очень торжественно, со странным, ничего не выражающим бледным лицом. В каком‑ то роде Слезы гриба была симпатичной, если не красивой. Она была завернута в нечто, похожее на фартук. Ваймсу стало интересно, сколько ей лет. Тринадцать? А может, четырнадцать? А еще ‑ неужели все они выглядят столь же смышлеными, если содержат в порядке когти и сумеют справиться со своими убогими волосами? У девочки были длинные совершенно белоснежные волосы, заплетенные в косы. К его удивлению в этом месте ее лицо было похоже на кусочек хрупкого фарфора.

Не зная, что ответить, он все равно сказал:

– Очень приятно, Слезы гриба. – И протянул руку.

Девочка посмотрела на нее, потом подняла глаза на него, затем на мисс Бидл. Женщина сказала:

Они не пожимают руку, командор. Для тех, кто выглядит столь простым, они чрезвычайно сложно устроены. Кажется, само провидение вовремя послало вас сюда, чтобы расследовать убийство Милого контраста. Она была отличницей. Я пришла как только узнала, но гоблины привыкли к незаслуженным и случайным смертям. Я провожу вас до выхода, а потом вернусь к урокам.

Ваймс подтолкнул Фини, чтобы он шел следом за мисс Бидл навстречу поверхности и свежему воздуху. По пути он размышлял, что стало с телом? Как гоблины поступают со своими мертвыми? Закапывают, съедают или бросают в печь? Или он все понимает неверно ‑ подобная мысль не раз стучалась в голове. Особо не задумываясь Ваймс произнес:

– Чему еще вы их учите, мисс Бидл? Как быть хорошими гражданами?

Пощечина пришлась на подбородок, поскольку даже в гневе мисс Бидл понимала, что на голове у Сэма шлем. Он был не стальной, но это неважно. Краем глаза он заметил, что Фини отпрыгнул назад. По крайней мере, в парне есть здравый смысл.

– Вы убогий идиот, командор Ваймс! Нет, я не учу их как подражать людям. Я учу их как быть гоблинами. Умными гоблинами! Вам известно, что они знают только пять оттенков цвета? Даже у троллей их около шестидесяти! Это гораздо больше, чем найдется в лавке торговца краской! Означает ли это, что они глупы? Нет. У них такие названия для переливов и перемен цветов, переходов одного оттенка в другой, что никакой поэт не выдумает. У них одним словом называются очень сложные чувства. Я знаю около двухсот подобных слов, но, полагаю, существует еще много. То что вам кажется рычанием, уханьем и пыхтением на самом деле несет в себе кучу информации. Они словно айсберг, командор, большая их часть находится там, где вы не можете разглядеть или понять. Я учу Слезы гриба и несколько ее друзей, чтобы они могли разговаривать с людьми вроде вас, кто считает гоблинов тупыми. И знаете, что, командор? У меня не так уж много времени! Их режут! Конечно здесь не называют вещи своими именами, но все заканчивается именно этим, потому что они, видите ли, просто тупое недоразумение. Почему бы вам, командующий Стражей, не спросить мистера Апшота, что случилось с остальными гоблинами три года назад?

С этими словами мисс Бидл развернулась на каблуках и исчезла в темноте вместе со Слезами гриба, предоставив Ваймсу самому пройти несколько оставшихся шагов до выхода на солнечный свет.

Выйдя на свет, Ваймс испытал удар, словно некто в один мир проткнул его тело раскаленной кочергой, а затем выдернул ее вновь. Парнишке пришлось подхватить Сэма под руку, чтобы он не упал. «Высший балл, парень, – подумал Ваймс. – За то, что оказался достаточно умным, чтобы сперва посмотреть под ноги, или по крайней мере, не броситься на свет сломя голову».

Сэм присел на травку, наслаждаясь свежим воздухом сквозь поросль дрока. Чтобы вы ни думали о гоблинах, их пещера была из тех, о которых говорят: «На вашем месте, я бы обождал еще пару минуток, прежде чем соваться внутрь».

– Мне нужно поговорить с тобой, старший констебль, – сказал Сэм. – Как коп с копом. О прошлом и, возможно, о будущем.

– Вообще‑ то я сперва хотел поблагодарить вас, командор, за то, что считаете меня полицейским.

– Значит, три года назад твой отец был здесь полицейским, так?

Фини уставился вдаль.

– Верно, сэр.

– Так что же случилось с гоблинами, Фини?

Паренек прочистил горло.

– Ну, отец сказал нам с мамой сидеть дома. Он велел не смотреть, но мы все равно слышали. Было очень много криков, и не знаю, что к чему, но это сильно расстроило маму. Я позднее слышал, что из холма забрали много гоблинов, но папа мало о чем рассказывал. Думаю, это событие его надломило, сэр. В самом деле. Он рассказал, что видел егерей и много каких‑ то головорезов, которые спустились в пещеру и вывели оттуда гоблинов, сэр. Много. Он говорил, что это было так ужасно, и что гоблины были очень покорны. Словно не знали, что делать.

Ваймс немного успокоился, увидев выражение лица Фини.

– Продолжай, сынок.

– В общем, сэр, он еще сказал, что люди выходили из домов и было много суеты, так что он стал задавать вопросы и, ну, магистрат сказал ему, что все в порядке, потому что гоблины всего лишь вредители, вроде крыс, и их собираются отвести в доки и отправить туда, где они смогут отработать свое проживание и не досаждать людям. Папа сказал, что все в порядке. Их отправят куда‑ нибудь в теплые края, подальше отсюда.

– Просто из интереса, мистер Фини, откуда он об этом узнал?

– Папа сказал, что магистрат твердо стоял на своем, сэр. Их просто отправили куда‑ то, чтобы они могли отработать свое проживание. Он сказал, что это одолжение. И их не собираются убивать.

Ваймс ответил с абсолютно невозмутимым выражением лица:

– Если это происходило без их согласия, значит это означает рабство. А если раб не отрабатывает свое проживание, он умирает. Ты понимаешь это?

Фини посмотрел на свои ботинки. Если б на глазах был крем для обуви, его ботинки засверкали как зеркало.

– Когда папа мне все это рассказал, он заявил, что теперь я коп и мне придется приглядывать за мамой. Он отдал мне дубинку и значок. Потом у него затряслись руки, сэр, и через пару дней он умер. Думаю, нечто вкралось в него. Недуг, сэр. Вроде как в голову, сэр. Одолел его.

– Ты когда‑ нибудь слышал о лорде Витинари, Фини? Не стану говорить, что он мне нравится, но порой он просто помешан на деньгах. Так вот, у нас случилось несколько «скандалов», как у нас это называют, и так оказалась, что у одного из людей была собака. Как говорили свидетели, полудохлая тварь, и он пытался ее оттащить, потянув за поводок. Но, когда она на него зарычала в ответ, он схватил топор с прилавка мясника и отрубил ей задние ноги. Вот так. Думаю кто‑ то мог бы сказать: «Это же его собака. Пусть делает с ней что хочет», и тому подобное, но лорд Витинари вызвал меня и заявил: «К тому, кто может сделать подобное с собакой, закону следует присмотреться повнимательнее. Немедленно произведите у него обыск». Через неделю того человека повесили, и вовсе не из‑ за собаки, а из‑ за того, что нашли в его подвале, о чем я умолчу и не стану обременять подробностями. Хотя, что касается меня, то будь иначе, я о нем все равно и слезинки бы не проронил. И чертову Витинари снова все сошло с рук, поскольку он оказался прав: где есть место мелкому преступлению, тяжкое всегда отыщет туда дорогу.

Ваймс уставился на раскинувшиеся поля внизу: его поля, его деревья, его поля желтеющей кукурузы… Все они принадлежат ему, даже если он никогда в жизни не посеял на них ни зернышка. Хотя, когда он был мальчишкой, он пытался вырастить в корыте горчицу и салат. Все пришлось выбросить, так как никто не объяснил ему, что прежде следовало хорошенько отмыть корыто от мыла., Что и сказать, не слишком хороший опыт для землевладельца. И все же… это его земля, не так ли? И он был твердо уверен, что ни он, ни Сибилла не соглашались, чтобы каких‑ то несчастных гоблинов выгоняли из того бардака, что они называют своим домом, и отправили одни боги знают куда.

– Никто нам не сказал!

Фини отшатнулся, чтобы не попасть в волну гнева.

– Я ничего не знал, сэр.

Ваймс поднялся и протянул руки:

– Слышал достаточно, парень, и с меня хватит! Пора обратиться к верховной власти!

– Думаю, потребуется где‑ то полтора дня, чтобы галопом добраться до города, сэр, и это если повезет с лошадьми.

Сэм спокойно направился вниз.

– Я имел в виду леди Сибиллу, парень.

Глава 13

Когда Ваймс трусцой добрался до поместья, таща за собой Фини, Сибилла оказалась в гостиной в окружении чашек и дам. Она всего лишь взглянула на него и сказала чуть более радостнее, чем обычно:

– О, вижу нам нужно кое‑ что обсудить. – Она обернулась к гостям, и улыбнулась: – Прошу извинить меня, дамы, я должна перекинуться парой слов с моим супругом.

После этого она схватила Сэма за руку и не слишком вежливо утащила его вглубь коридора. Она было открыла уже рот, чтобы прочитать ему супружескую нотацию о пользе пунктуальности, но принюхалась и отпрянула:

– Сэм Ваймс! От тебя воняет! Ты, что упал во что‑ то слишком аграрное? Я не видела тебя с самого завтрака! И почему за тобой до сих пор таскается этот юный полицейский? Уверена, у него есть дела поважнее. Он уже раздумал тебя арестовывать? Кстати, он все еще собирается к нам на чай? Только надеюсь, он сперва умоется. – Все это было высказано Ваймсу, но предназначалось Фини, который старался держаться на расстоянии и, судя по виду, был готов сбежать в любой подходящий момент.

– Это было недоразумение, – быстро вставил Ваймс, – и если я узнаю где именно находится мой герб, на его щите не найдется ни пятнышка, а мистер Фини здесь по собственному желанию и по собственной воле поделился со мной информацией.

К тому времени, когда супружеский разговор перешел на ожесточенный шепот, прерываемый сдерживаемый выкриками: «Определенно ‑ нет! » и «Я считаю, он говорит правду! », Фини уже готов был сорваться с места.

– И они даже не стали сопротивляться? – наконец, обратилась к нему Сибилла. Юный полицейский пытался избежать взгляда, но он был способен заворачивать за углы и все равно отыскать вас, где бы вы не находились.

– Нет, ваша светлость, – сумел он выдавить.

Леди Сибилла посмотрела на мужа, тот пожал плечами.

– Если бы кто‑ то хотел увести меня куда‑ то, куда я не желаю, разразилась бы кровопролитная битва, – сказала Сибилла. – Вроде у гоблинов есть оружие? Я слышала, они известны как жестокие воины. Я думала тут случилась настоящая война! Но об этом мы бы обязательно услышали. А судя по вашему рассказу, он шли как лунатики. Или они голодали? Я заметила, что вокруг не так много кроликов, как во время моего детства. И зачем кого‑ то из гоблинов оставлять? Сэм, это какая‑ то загадка. Почти все в округе друзья семьи… – она быстро подняла руку. – Я даже не мечтаю, чтобы ты забыл о своем долге, Сэм, и ты должен это понимать. Но будь осторожен и осмотрителен, делая каждый шаг. Прошу, Сэм, я тебя хорошо знаю, не бросайся как бык на ворота. Местные могут не так понять.

Сэм был уверен, что он уже не так понял. Он заломил бровь и спросил:

– Сибилла, я понятия не имею, как бык бросается на ворота? Он, что останавливается и выглядит озадаченным?

– Нет, дорогой. Он разбивает все в щепки.

Леди Сибилла предостерегающе улыбнулась и поправила прическу.

– Думаю, нам больше незачем вас задерживать, мистер Апшот, – произнесла она обрадованному Фини. – Передайте вашей матери от меня привет. Если она не против, пока мы здесь, я бы хотела ее навестить и вспомнить прежние времена. А пока я предлагаю вам пройти в кухню, и что бы там не воображал мой муж об использовании полицейскими черного хода для слуг, попросите повара снабдить вас всем, что требуется вашей маме.

Потом она повернулась к мужу:

– Почему бы тебе не проводить его, Сэм? И, кстати, раз тебе понравились прогулки на свежем воздухе, почему бы заодно не отправиться поискать Сэма‑ младшего? Думаю, он снова на ферме с Вилликинсом.

Всю дорогу по коридорам Фини молчал, но Сэм чувствовал, что мозг парня напряженно трудится, что, наконец, выразилось в его словах:

– Леди Сибилла очень добрая женщина, не так ли, сэр?

– Мне ли об этом не знать, – ответил Ваймс. – И чтобы ты верно все понял, она полная противоположность мне. Я себе места не нахожу, когда знаю, что преступление не раскрыто. Потому что нераскрытое преступление противоестественно.

– А у меня, сэр, не выходит из головы гоблинская девочка. Она похожа на статуэтку, и то как она говорит, ох. Даже не знаю, что и сказать. Просто, они мог быть полным треклятым недоразумением, и могут украсть даже шнурки из ваших ботинок, если идти не достаточно быстро, но когда видишь их в пещере, и, ну, их детишек, стариков гоблинов и…

– Их матушек, так? – тихо подсказал Ваймс.

И снова сын миссис Апшот попал в неизведанный и пугающий мир философии, и только и сумел выдавить:

– Вот сэр, можно сказать, что коровы хорошие матери, но, в конце‑ концов, для теленка все заканчивается бифштексом, верно?

– Возможно, но что ты будешь делать, если теленок подойдет к тебе и скажет: «Привет! Меня зовут Слезы гриба»?

И снова лицо Фини нахмурилось, встретившись с незнакомой мыслью:

– Думаю, я перейду на салат, сэр.

Ваймс улыбнулся:

– Да, ты окажешься в тяжелом положении, парень, я тебе кое‑ что скажу. Я бы тоже так сделал. Это и называется быть копом. Именно поэтому мне нравится, когда они убегают. Это многое упрощает: они убегают, а я догоняю. Не знаю, есть ли в этом нечто сверхъестественное или нет. Но у нас труп. Ты его видел, я видел, и его видела мисс Бидл. Просто имей это в виду.

Сэм‑ младший сидел на ворохе сена, наблюдая как загоняют в загон лошадей. Увидев отца, он с довольным видом бросился к нему и выпалил:

– Пап, а ты знаешь цыплят?

Ваймс поднял сына на руки и ответил:

– Конечно я о них слышал, Сэм.

Отпрыск вывернулся из объятий отца, словно это было совершенно неуместно для серьезного исследователя‑ животновода, и стал серьезным:

– Пап, а ты знаешь, что беленькая капелька на курином помете это они так писают? Похоже на пудру на булочке, да, пап?

– Спасибо, что объяснил, – ответил Ваймс. – Обязательно вспомню, когда стану есть булочки. – «А так же после этого», – добавил он мысленно. – Ну, как, Сэм? Теперь ты узнал все, что хотел? – спросил он с надеждой, и заметил улыбку на лице Вилликинса.

Сэм‑ младший не отрываясь от кучки куриного помета, который он разглядывал сквозь увеличительное стекло, покачал головой:

– Нет, пап. Мистер… – тут он поднял голову и вопросительно посмотрел на Вилликинса.

Тот прочистил горло и сказал:

– Мистер Форель, один из местных егерей, был здесь около полутора часов назад, и так как ваш сын заводит разговор с каждым встречным, так что, так вышло, сэр, что Сэм‑ младший начинает собирать коллекцию помета всех лесных обитателей.

«Егеря, – подумал Ваймс. Он повертел мысль о том, кто именно сгонял гоблинов три года назад, так и эдак. Но пришел к выводу, что эта мысль не так важна, как вопрос: «Кто им приказал? » – Кажется я уловил суть этого места. Люди здесь делают то, что им прикажут, потому что они всегда делают то, что им прикажут. Но егеря совсем иное дело, они ‑ плуты. Им приходится тягаться умом отнюдь не с людьми. А еще помни, здесь тебе не город, а деревня, где каждый знает каждого, и все примечает. Думаю, Фини не солгал, и люди знают, что случилось однажды ночью три года назад. Сибилла сказала, я не должен бросаться как бык на ворота, и она права. Нужно разведать, что да как. То, что случилось, произошло три года назад. Я могу позволить себе не торопиться».

Вслух он произнес:

– Но как долго?

– Похоже у вас был трудный день, сэр, – заметил Вилликинс. – Утром вы отправились в кутузку с маленьким легавым, считающим себя копом, а потом в компании гоблина и все с тем же легавым отправились в рощу на Висельном холме, где пробыли какое‑ то время, пока не вышли все с тем же легавым, и потом вернулись сюда, минус один легавый. – Вилликинс улыбнулся. – В здешней кухне не протолкнуться от посетителей, сэр, а беседа, когда оказываешься за зеленой дверью, что‑ то вроде здешней валюты. Нужно напомнить, что несмотря на злобные взгляды мистера Сильвера, я внизу главный и могу ходить, где хочу и делать, что хочу, так что он может хоть удавиться от злобы. Из одного из окон отлично виден холм, а горничные оказались очень дружелюбны, сэр. Похоже им не терпится получить работу в Ячменном переулке. Их очень привлекают городские огни. Очень дружелюбны. А еще в кабинете я отыскал отличный телескоп. Знаете, с ним Висельный холм совсем как на ладони. Я почти мог читать ваши разговоры по губам. Сэму‑ младшему очень понравилась игра «Проследи за папой».

От этих слов Ваймс почувствовал укол совести. Разве не предполагалось, что выходные будут семейными? И все же…

– Кто‑ то убил на Висельном холме гоблинскую девушку, – пояснил он мрачным тоном. – Убийца удостоверился, что крови будет достаточно, чтобы наш милейший юный коп разглядел в этом дело. Но он плавает. Не уверен, видел ли он труп до этого.

Вилликинс был явно ошарашен:

– Что? Никогда прежде не видел трупа? Может мне стоит именно здесь поселиться на пенсии? Если только я не умру от скуки.

Внезапно Ваймса озарила мысль:

– Послушай, когда вы следили в телескоп, вы никого больше не видели на холме?

Вилликинс покачал головой:

– Нет, сэр. Только вас.

Они оба повернулись посмотреть, чем занят мальчик, который аккуратно перерисовывал куриный помет в свой блокнот, и Вилликинс тихонько сказал:

– Хороший мальчик. Смекалистый. Большую часть времени.

Ваймс покачал головой.

– О, боги, ты прав. Но, слушай, ее зарезали. Сталью, определенно сталью. У них есть только каменное оружие. А ее выпотрошили так, чтобы было побольше крови, и было заметно даже самому тупому топтуну. Ее звали в честь разноцветных лепестков.

Вилликинс неодобрительно фыркнул:

– Копы не должны становиться сентиментальными. Это вредит правосудию. Вы сами это говорили. Вот вы оказываетесь по уши замешаны в некрасивой деревенской сцене, и считаете, что можно поправить дело, выбив из кое‑ кого чуточку дерьма. Вот только как вы узнаете, где остановиться? Я повторяю ваши собственные слова. Вы сами говорили, что поколотить негодяя в драке одно, а когда он в браслетах ‑ не правильно.

К удивлению Ваймса Вилликинс дружески похлопал его по плечу (о не‑ дружеском похлопывании Вилликинса вы бы узнали уже на больничной койке).

– Примите совет, командор, и отдохните завтра. Здесь неподалеку на пруду есть лодки, а позже вы могли бы отвести малыша в лес, где, по моим подсчетам, можно угодить по колено в какашки разного вида. Он будет на седьмом небе от счастья! А, и еще он говорил мне, что хотел бы еще раз навестить вонючего человека с черепом. Должен отметить, с его сметливостью, он точно к шестидесяти станет архканцлером Невидимого Университета!

Должно быть Вилликинс заметил гримасу на лице Ваймса, потом что добавил:

– А чему вы удивляетесь? Ведь он вполне может захотеть стать алхимиком, так? Только не говорите, что хотите сделать его копом. Ведь это не так? По крайней мере волшебников не станут пинать в развилку по орехам. Разумеется, придется иметь дело с разными опасными тварями из других дьявольских измерений, но они при себе не носят ножи, а его научат как с такими тварями обращаться. Ценная идея, подумайте над ней, командор, потому что он растет как на дрожжах, и нужно поскорее направить его на нужную дорожку в жизни. А теперь, прошу меня извинить, сэр. Мне нужно идти и позлить слуг.

Вилликинс прошел пару шагов и остановился, потом обернулся к Ваймсу и сказал:

– Послушайте, сэр, если вы чуть‑ чуть подождете, то преступление не перестанет быть преступлением, а труп менее мертвым, но вот ее милость не станет пытаться отрезать вам голову вешалкой для белья.

Когда Ваймс вернулся в поместье, гости уже разошлись. Сэм отскреб деревенскую грязь с подошв и направился в хозяйскую ванную комнату.

Разумеется, в поместье было полно ванных комнат. Возможно даже, что в этом доме их было больше, чем на какой‑ нибудь улице среднего города, где оловянные ванны, кувшины и тазы, и ничего вообще для омовения были продиктованы необходимостью или предпочтением… но ванная комната была построена по личному проекту Безумного Джека Овнеца и напоминала знаменитую ванную в Невидимом Университете, хотя, если бы ту создал Безумный Джек ее бы назвали «Университетом непристойности», поскольку у Джека было нездоровое, или наоборот, здоровое, влечение к женщинам, и это было заметно ‑ да еще как! – по его ванной комнате. Разумеется мраморные прелестницы были снабжены урнами, гроздями мраморного винограда и очень популярными отрезами тюли, которые, по счастью, были расположены в правильных местах, указывая границу между искусством и порнографией. Но это была единственная ванная комната на свете, где были краны, помеченные надписями «горячая», «холодная» и «бренди».

А еще тут были фрески, так что будь вы человеком легко впечатлительным, вы бы обрадовались существованию крана с надписью «холодная», и чтобы окончательно поставить все точки над «и»… тут было столько таких интересных точек… и дамы были только частью проблемы. Тут еще был мраморный джентльмен, который был определенно мужчиной, несмотря на козлиные ноги. Удивительно, как это вода в ванной не бурлила сама по себе. Сэм спрашивал Сибиллу о скульптуре, и та ответила, что та является важной частью поместья, и господа‑ коллекционеры антиквариата часто навещали поместье, чтобы ею полюбоваться. Ваймс ответил, что удивился бы, если бы было иначе. Да уж. Сибилла сказала, что не стоит говорить это подобным тоном, потому что, время от времени, она принимала здесь ванну, когда ей было двенадцать и не видела ничего криминального. Кстати, заметила она, в более взрослом возрасте это избавило ее от удивления.

И вот Ваймс лежит в роскошной ванной, пытаясь собрать кусочки разума воедино. Он почти не обратил внимания на открывшуюся дверь и голос Сибиллы, проинформировавшую:

– Я уложила Сэма‑ младшего спать, и даже не представляю, что ему снится.

А Ваймс все плавал в теплой окутанной паром атмосфере, не обратив внимания на шорох платья, упавшего на пол. И леди Сибилла скользнула в воду рядом с ним. В соответствии с законами физики вода в ванной поднялась, и все остальное тоже.

Парой часов спустя, утопая в подушках на огромной кровати и плавая на грани беспамятства в розовой дымке, Сэм был уверен, что услышал собственный голос, который прошептал: «Полагаю, что‑ то не складывается. Зачем милой даме из состоятельной семьи шляться в пещеру гоблинов, словно на работу? »

Он ответил самому себе: «Ну что ж, к примеру та же Сибилла половину жизни провела в жаропрочном костюме и шлеме, потому что ей нравятся болотные драконы. Это просто такие привычки знатных дам».

Он еще подумал и ответил на это другому себе: «Верно, но драконов можно назвать социально приемлемыми. А вот гоблинов ‑ определенно нет. Ни у кого нет ни единого доброго слова для гоблинов, кроме мисс Бидл. А почему бы завтра утром не проведать ее с Сэмом‑ Младшим? В конце концов, она та, кто отвечает за всю эту суету с гуано, к тому же писательница, так что, полагаю, будет рада немного прерваться. Отличная идея, очень поучительно для Сэма‑ младшего, и совсем не похоже на расследование…»

Удовлетворившись этим, он подождал, не придет ли сон под хор завываний, щелканья, таинственных отдаленных стуков, громких шорохов, приводящих в замешательство, и пугающего близкого хлопанья крыльев, в общем всего того адского концерта, который называют мирными деревенскими звуками.

Сэм сыграл пару партий в бильярд с Вилликинсом, просто, чтобы не терять форму, и теперь, слушая природную какофонию, размышляя, не похоже ли расследование сложных преступлений, при которых требуется большая осторожность, на эту игру. В этой игре участвует огромное число красных шаров и они мешаются на пути, но ваша цель, ваша главная цель ‑ шар черного цвета.

В Шире живут очень влиятельные люди, поэтому нужно быть очень осторожным. Образно говоря, Сэм Ваймс мысленно взялся за кий.

Лежа в кровати, наслаждаясь прекрасным чувством буквального растворения в подушках, Сэм спросил Сибиллу:

– А, что, у Ржавов тоже здесь поместье?

Он поздно подумал, к чему может привести подобный вопрос, поскольку она почти наверняка уже рассказывала ему об этом в один из тех моментов, когда давно женатый мужчина отключается от разговоров жены, так что сейчас он вполне мог сам устроить себе горячую взбучку на ночь. Единственная часть тела Сибиллы, которая была ему видна из подушек, был кончик носа. Она полусонно пробормотала в ответ:

– А, они купили тут поместье лет десять назад. После того, как маркиз Пышнохвост убил свою жену обрезочным ножом в ананасовом домике. Разве ты не помнишь тот случай? Ты почти неделю занимался его поисками, обшарил весь город. Наконец все решили, что он отправился в Форек, стараясь не откликаться на имя Пышнохвост.

– А, да, – вспомнил Ваймс, – помню его приятелей, которым не нравилось расследование. Они говорили, что он и убил‑ то всего лишь свою жену, причем она сама же и была в этом виновата ‑ померла от единственного крохотного укола!

Леди Сибилла повернулась, что означало, при ее богато одаренных природой габаритах, что вокруг Сэма тут же сомкнулись подушки, и он, словно цепь намотанная на шестерню, повернулся вокруг своей оси в противоположную сторону, оказавшись практически лицом вниз. Он постарался выплыть на поверхность и спросил:

– Значит его купил Ржав? Странно, от старого скряги и пенни не дождешься.

– Да нет, дорогой, это не он. Это был Гравид.

Ваймс привстал.

– Сын? Он преступник?

– Думаю, Сэм, более подходящее слово ‑ предприниматель. А теперь, я ложусь спать и тебе того же желаю.

Сэму было отлично известно, что лучший ответ в данной ситуации ‑ это помолчать. Так что он вновь нырнул в мягкую пучину, размышляя о педофилах, уличных дилерах и прочих личностях, вставляющих свою фомку между тем, что правильно и неправильно, твоим и моим, своими в доску парнями‑ «предпринимателями» и неприкасаемым…

Тихо соскользнув в мир кошмаров, где хорошие и плохие парни так часто без предупреждения меняются шляпами, бессонница прижала Ваймса и он проворочался все восемь часов.

Следующим утром Ваймс рука об руку с сыном прямиком направился к домику мисс Бидл, не зная, чего ожидать. Он не имел опыта общения с богемными миром прозаиков, скорее предпочитая прозаический мир, и кстати, слышал, что писатели все дни проводят в ночном халате, распивая шампанское[35].

С другой стороны, подходя к месту по узкой аллее между кустов, в его голове стали происходить некоторые изменения. С одной стороны у «домика» имелся садик, который дал бы фору ферме. Когда Сэм заглянул через забор, то увидел грядки с овощами и ягодами, а с другой стороны был сад и что‑ то вроде свинарника, а там ‑ отличный профессионально изготовленный сортир, с почти обязательным полумесяцем, выпиленным в дверце. Неподалеку, под рукой, находилась поленница, чтобы «как говорится» зря не бегать. Все здесь было устроено разумно и серьезно, и невозможно было ожидать от кого‑ либо кто целый день только и делает, что возится со словами.

Мисс Бидл приоткрыла дверь на стук. Она не выглядела удивленной.

– Как раз поджидала вас, ваша милость, – произнесла она, – или вы сегодня, «господин полицейский»? Хотя, судя по тому, что я слышала, вы всегда полицейский. – Она взглянула вниз. – А это, должно быть, Сэм‑ младший? – Она снова посмотрела на отца: – Они бывают довольно косноязычны, не так ли?

– А знаете, я собрал коллекцию какашек, – с гордостью заявил Сэм‑ младший. – Я держу их в пустых баночках из‑ под варенья, и еще у меня лаборатория в ванной. А у вас нет слоновьих «лепешек»? Они называются… – он сделал паузу для лучшего эффекта: – Навоз!

В первый момент на лице мисс Бидл застыло выражение, которое часто бывает у людей, впервые повстречавших Сэма‑ младшего. Писательница посмотрела на его отца:

– Вы должно быть очень им гордитесь.

Гордый отец ответил:

– Сложно устоять, верно? Уж я‑ то знаю.

Мисс Бидл проводила их через холл в комнату, где большую роль в декоре играл ситец. Она подвела Сэм‑ младшего к огромному бюро, открыла один из ящиков и дала мальчику небольшую книжечку.

– Это пробный экземпляр «Веселой ушной серы». Если хочешь, я подпишу его тебе на память.

Сэм‑ младший взял книгу словно святыню, а его отец, на время перевоплотившийся в его мать, подсказал:

– Что нужно сказать? – На что сын, просияв, ответил «спасибо! » и добавил:

– Пожалуйста, не надо подписывать. Мне не разрешают писать в книжках.

Пока счастливый сын листал страницы новой книги, его отцу представили пышное кресло. Мисс Бидл улыбнулась и отправилась на кухню, оставив Ваймса оглядывать книжные полки, которыми была забита вся комната, остальную пышную мебель, полноразмерную концертную арфу и настенные часы в виде совы. Их гипнотизирующие бегающие туда‑ сюда под мерное тиканье глаза были способны либо вызвать самоубийство, либо позыв взять в руки кочергу и долбить по ним, пока не повылетают пружины.

Пока Ваймс остро переживал этот момент, он понял, что за ним наблюдают. Он оглянулся и увидел встревоженное лицо и выдающуюся челюсть гоблинши по имени Слезы гриба. Инстинктивно Сэм перевел взгляд на сына, и внезапно самой важной изюминой в его кексе стала мысль: как поступит Сэм‑ младший? Сколько книг он прочел? Родители не рассказывали ему об ужасных гоблинах и не читали сказочек в которых с каждой страницы выпрыгивает какой‑ нибудь кошмар, способный вызвать ненужный страх, который однажды может тебя подвести.

А Сэм‑ младший поступил следующим образом: он прошел через комнату, встал как вкопанный перед девочкой и сказал:

– А я все знаю про какашки. Это очень интересно!

Пока сынишка, заливаясь соловьем, делал диссертационный доклад про овечий помет, Слезы гриба с отчаянием высматривала мисс Бидл. В ответ, словно высекая из слов кирпичи, она спросила:

– А… какашки… для… чего?

Юный отпрыск нахмурился, словно кто‑ то подверг сомнению труд всей его жизни. Потом он поднял глаза и ответил:

– Без них ты просто взорвешься! – И остался стоять с сияющим лицом, поскольку снова появился смысл в жизни.

Слезы гриба рассмеялась. Это был звонкий смех, напомнивший Ваймсу смех определенного рода женщин, после внушительной порции джина. Но все равно, это был смех ‑ открытый, подлинный и чистый. Сэм‑ младший, хихикая, купался в нем так же, как и его отец, под холодные капли пота, стекавшие за воротник.

Потом сын сказал:

– Какие у тебя большие руки! Мне бы такие. А как тебя зовут?

Ваймс сумел уловить, как в этой своеобразной манере, девочка ответила:

– Я ‑ Слезы гриба.

Внезапно сынишка обнял ее и выкрикнул:

– Грибы не могут плакать!

Выражение лица девочки, которая повернулась к Ваймсу, было ему хорошо знакомо ‑ такое часто появлялось у тех, кто попадал в объятья к сыну. Это была смесь удивления и беспомощности.

В этот миг мисс Бидл вернулась в комнату с блюдом, которое она передала Слезам гриба.

– Дорогая, будь добра, поухаживай за нашими гостями.

Слезы гриба взяла блюдо и целенаправленно подала его Ваймсу, что‑ то при этом сказав, что прозвучало будто прокатившаяся по лестнице дюжина кокосов, но он сумел вычленить из этого «кушайте» и «готовила сама». В ее выражении лица читалась мольба, словно она пыталась его в чем‑ то убедить.

Ваймс некоторое время таращился на ее лицо, а потом решил: «Ладно, я ведь могу ее понять, верно? Попытка не пытка», – и он закрыл глаза, что было несколько сомнительным выходом перед подобным лицом с такими челюстями. С плотно закрытыми глазами, прикрыв их для надежности ладонью, чтобы полностью избавиться от света, Сэм сказал:

– Будь добра, юная… леди, повтори еще раз?

И в образовавшейся в его черепе темноте он очень четко услышал:

– Сегодня я сама приготовила печенье, мистер полицейский. Я мыла руки, – и нервно добавила: – печенье чистое и вкусное. Именно это я только что сказала, и они именно такие.

Ваймс открыла глаза с мыслью: «гоблины пекут печенье», и взял немножко неуклюжее, но вполне аппетитное печенье с блюда, потом вновь прикрыл глаза и спросил:

– Почему грибы плачут?

В темноте он услышал оханье девочки и ее ответ:

– Они плачут потому, что кругом очень много других грибов. Это все знают.

Ваймс услышал тихий звон посуды за спиной, и когда он отвел руку, то услышал голос мисс Бидл:

– Нет‑ нет, оставайтесь в темноте, командор. Значит, это то, что о вас говорят гномы, правда.

– Понятия не имею, что обо мне говорят гномы. И что же это, мисс Бидл?

Ваймс открыл глаза. Писательница сидела в кресле почти прямо напротив, а Слезы гриба с видом человека, которому приказали ждать, пока не отменят приказ, стояла с блюдом в руках. Она умоляюще посмотрела сперва на Ваймса, потом на его сына, который с интересом изучал девочку‑ гоблина, хотя, зная Сэма‑ младшего, большая доля его интереса была связана с печеньем. Поэтому Ваймс сказал:

– Хорошо, парень, можешь попросить у юной леди печенье, но помни о своих манерах.

– Они говорят, что в вас сидит тьма, командор, но держите ее в клетке. Говорят, это подарок из Кумской долины.

Ваймс заморгал на свету:

– Гномьи суеверия в пещере гоблинов? Что вам известно о гномах?

– Довольно много, – ответила мисс Бидл. – И еще больше о гоблинах. Они, как и гномы, верят в Призываемую тьму. В конце‑ концов, все они создания, живущие в пещерах. Призываемая тьма реальна. Она не в вашей голове, командор. Не важно, что вы слышите ее именно там. Даже я иногда ее слышу. Боже мой, из всех на свете, именно вам должно быть понятно, когда происходит подмена личности. Она реальна, даже если вы в нее не верите. Меня научила этому моя мать, а она была гоблином.

Ваймс оглядел сидевшую перед ним миловидную женщину с каштановыми волосами, и вежливо сказал:

– Не может быть.

– Ладно, может я хотела привнести немного театральности? Но, действительно, мою мать в три года нашли и воспитали гоблиныв Убервальде. И до одиннадцати лет ‑ я говорю об этом приблизительно, поскольку она до конца жизни не имела представления, сколько прошло лет ‑ она была полностью уверена, что она гоблин и вела себя соответственно, а так же разговаривала на их языке, который безумно тяжело изучить, если вы с ним не родились. Она с ними ела, возделывала свой участок на грибной ферме, и ее высоко ценили за то, что она очень умело разводила крыс на ферме. Однажды она призналась, что до того, как повстречала моего отца, лучшие ее годы были прожиты среди гоблинов в пещере.

Мисс Бидл помешала кофе ложечкой и добавила:

– А еще она сказала мне, что худшие воспоминания, преследовавшие ее в кошмарах, и, добавлю, которые теперь преследуют и меня, о том дне, когда жившие неподалеку люди обнаружили, что среди ужасных подлых подземных созданий, которые известны тем, что пожирают детей, живет златокудрая и розовощекая девочка. Но как бы она не кричала и не дралась, они вытащили ее из пещеры, тем более, что люди, которых она считала своей семьей, были убиты у нее на глазах.

Возникла пауза. Ваймс с некоторым испугом посмотрел на сына, который, к счастью, увлеченно читал новую книжку.

– Вы не притронулись к своему кофе, командор. Вы просто держите его в руках и смотрите на меня.

Ваймс сделал большой глоток обжигающего кофе, но даже не заметил этого:

– Это правда? Простите, не знаю, что сказать.

Слезы гриба внимательно следила за Ваймсом, готовая ринуться в атаку с предложением печенья. Которое оказалось на удивление вкусным, и чтобы скрыть свое смущение, Сэм похвалил его и взял еще одно.

– Тогда и не о чем говорить, – ответила мисс Бидл. – Убиты, и безо всякой на то причины. Так бывает.

Всем известно, что они бесполезные существа, разве нет? Говорю вам, командор, это правда. Самые чудовищные поступки в мире совершаются людьми, которые считают, действительно считают, что они поступают хорошо, особенно, если в дело вовлечено какое‑ нибудь божество. Так что ушло очень много времени и прочих вещей, чтобы убедить маленькую девочку, что она больше не одна из ужасных гоблинов, а действительно одна из людей, которые вовсе не ужасны, потому что они были твердо уверены, что все эти обливания холодной водой и чудовищные побои за то, что она говорит по‑ гоблински или отрешенно напевает гоблинские песенки, все это делается ради нее самой. К счастью, хотя она так не думала, она была умной, сильной, и быстро училась. Она научилась быть хорошей девочкой, научилась носить правильную одежду, научилась есть ножом с вилкой, кланяться и благодарить за все, что получает, включая оплеухи. И она так навострилась не быть гоблином, что ей разрешили работать в саду, откуда она сбежала, перебравшись через стену. Им так и не удалось ее сломать, и она сказала мне, что внутри нее всегда будет жить гоблин. Я никогда не видела отца, но судя по словам моей матери, он был добрым и трудолюбивым человеком, а еще, подозреваю, что он был терпеливым и понимающим.

Мисс Бидл поднялась и отряхнула платье, словно пытаясь смахнуть с себя крупинки этой истории. Стоя в ситцевой комнате рядом с арфой она заявила:

– Я не знаю, кем были те люди, что убили ее сородичей и били мою мать, но если я когда‑ либо узнаю, кто это был, я бы не раздумывая убила их, потому что хорошие люди не должны быть такими плохими. Добро заключается в поступках человека, а не в его молитвах.

Так уж случилось, что мой отец был ювелиром, и вскоре он узнал, что моя мать очень одарена в этом вопросе, возможно именно из‑ за времени, проведенного с гоблинами, которые хорошо чувствуют камни. Уверена, иметь жену, которая, расстроившись, ругается по‑ гоблински, а гоблинские проклятья могут длиться по четверть часа, не просто. Она, как вы можете догадаться, не была создана для чтения книг, а вот мой отец был, и однажды я задумалась, а насколько трудно писать книги?

В конце‑ концов, основные слова будут «я», «и», «это», и остается еще богатый выбор, так что большая часть работы уже проделана за тебя. Это было пятьдесят семь книг назад. Похоже, это срабатывает.

Мисс Бидл села в кресло и наклонилась вперед.

– У них, командор, один из самых трудных языков, какой только возможно вообразить. Значение слов меняется, в зависимости от стоящих рядом с ними, оратора, слушателя, времени года, погоды и еще целой кучи вещей. У них имеется даже собственный эквивалент поэзии. Они умеют обращаться с огнем… а три года назад большую часть из них захватили и увезли неизвестно куда, потому что они досаждают людям. Разве вы не поэтому приехали?

Ваймс глубоко вздохнул.

– Вообще‑ то, мисс Бидл, я приехал проведать поместье моей супруги, и показать сынуле как живет деревня. В процессе этого я уже был арестован по подозрению кузнеца и увидел истерзанное тело женщины гоблинов. Кроме этого, мне так и не известно, где именно находится вышеозначенный кузнец, и, мисс Бидл, тот, кто смог бы просветить меня по этому поводу.

– Да, я тоже видела тело, и, к моему большому сожалению, не могу сказать, где находится Джетро.

Ваймс задумчиво уставился на нее. Похоже, она говорила правду.

– Значит, он не прячется в какой‑ нибудь шахте?

– Нет, я проверяла. Я уже везде посмотрела. Никаких следов. Ничего. И его родители тоже не имеют представления, где он. Он, конечно, своевольный, но не мог исчезнуть, ничего не сказав мне. – Смутившись, она опустила глаза.

Ее молчание было говорящим. Ваймс нарушил тишину:

– Пока я жив, убийство той девушки на холме не останется безнаказанным. Можно сказать, я принял его очень близко к сердцу. Думаю, кто‑ то решил подставить меня и сбить со следа. – Он сделал паузу. – Скажите, те горшочки, что делают гоблины. Они ведь постоянно носят их с собой?

– Да, конечно, но только те, разумеется, что нужно наполнять в данный момент. – С заметной нервозностью ответила мисс Бидл. – Это важно?

– Что ж, можно сказать, полицейский вынужден мыслить на языке гоблинов: все на свете зависит от всего на свете. И, кстати, кому еще известно про ваш ход, ведущий в пещеру под холмом?

– Почему вы решили, что у меня есть такой ход?

– Давайте разберемся. Этот дом расположен практически у подножия холма, и, если бы я жил здесь, то вырыл бы себе добрый погреб. Это одна из причин, а другая, спросив, я заметил искру в ваших глазах. Хотите, я снова задам тот же вопрос?

Женщина открыла было рот, но Ваймс поднял вверх палец:

– Я не закончил. Вчера вы каким‑ то чудом попали в пещеру так, что никто не заметил, как вы поднимались по холму. Мне каждый твердит, что здесь всегда кто‑ нибудь за тобой наблюдает, и так уж удачно случилось, что как раз вчера кое‑ кто это делал для меня. Прошу, не тратьте зря время. Вы не замешаны в известных мне преступлениях ‑ вы ведь понимаете, что дружить с гоблинами не преступление? – Он еще подумал и добавил:

– Хотя, возможно, некоторые люди в округе так и считают. Лично я ‑ нет, и я не тупой, мисс Бидл. Я видел в местном пабе голову гоблина. Она выглядит так, словно она здесь уже давно. А теперь, если вы не против, я бы хотел вернуться обратно в пещеру так, чтобы меня никто не видел, потому что у меня есть несколько вопросов.

– Вы хотите допросить гоблинов?

– Нет. Это слово подразумевает запугивание. Я же просто хочу получить информацию, которая нужна мне для начала расследования убийства девушки. Если не хотите помогать, то, боюсь, это будет ваш собственный выбор.

Глава 14

На следующий день сержант Колон не явился на службу. Миссис Колон, едва вернулась со своей работы, с мальчишкой прислала записку[36].

Когда супруга пришла домой, во Фреде Колоне не было ни капли романтики, поэтому помыв пол, закончив стирку, вытерев все поверхности и потратив еще какое‑ то время чтобы вытряхнуть пыль из половиков, она бегом отправилась в Псевдополис Ярд, забежав по дороге к Милдред, у которой был отличный фарфоровый кувшин и таз, которые она хотела продать. Когда она, наконец‑ то, добралась до участка, то объяснила, что Фред очень плох, у него испарина размером с кулак и что‑ то все время болтает о каких‑ то кроликах. Сержанта Малопопку отправили разведать обстановку. Она вернулась очень мрачной и направилась прямиком в кабинет Ваймса, который оккупировал капитан Моркоу. То, что он оккупант было легко догадаться, и не только по тому, что тот сидел в чужом кресле, что, разумеется, было довольно прозрачным намеком, но еще и потому, что вся бумажная работа была выполнена и бумаги аккуратно разложены. Этот подход всегда очень впечатлял инспектора А. И. Пессимиста ‑ маленького человечка с сердцем льва и силой котенка. У него было такое лицо, овал и остальные черты, глядя на которое любой, даже самый закаленный бухгалтер сказал бы: «Эй! Посмотрите‑ ка на него! Разве он не похож на типичного бухгалтера? »

Но это ни капли не трогало храброе сердце А. И. Пессимиста. Он был секретным оружием Стражи. Не было в городе ни одного бухгалтера, кто был бы рад визиту господина Пессимиста, если только он, разумеется, не был абсолютно невинен, хотя, в большинстве случаев, все можно было уладить, потому что сын миссис и мистера Пессимистов мог отыскать любую вкравшуюся в счета ошибку и проследить ее шаги вниз по лестнице вплоть до подвала, где была спрятана черная бухгалтерия. И единственное, что А. И. Пессимист хотел в обмен за свой талант было тщательно вычисленная зарплата и шанс каждый день выйти на улицу в сопровождении настоящего полицейского, помахивая дубинкой и косясь на троллей.

Моркоу откинулся на спинку.

– Ну, как там Фред, Веселинка?

– Я не так уж много видела. Ох…

– Это было довольно большое «ох», Веселинка.

Вся проблема заключалась в том, что у капитана Моркоу было дружелюбное, честное и открытое лицо, которому так и хочется сказать правду. И ничуть не спасало то, что сержант Малопопка регулярно ставила за капитана свечку, ведь он, технически, был таким же гномом, и мечтать никто не запрещает.

– Ну… – неохотно начала она.

Моркоу наклонился вперед.

– Итак, Веселинка?

Она сдалась:

– Ну, сэр, все дело в унггэ. Вы же из Медноголовых… Вам там попадались гоблины?

– Нет, но я знаю, что унггэ их религия, если можно так выразиться.

Веселинка Малопопка покачала головой, пытаясь выбросить из головы кое‑ какие размышления о том, какое место в налаживании добрых отношений может сыграть табурет повыше, и уговаривая себя, что сержант Золотой Молот из участка в Сестричках Долли старается поймать ее взгляд каждый раз, когда она косится на него, когда они встречаются в патруле. И это был бы действительно отличный улов, если бы она набралась смелости чтобы уточнить у него, мужчина ли он[37]. Она возразила:

– Унггэ вовсе не религия, это суеверие. Гоблины не верят в Така[38], сэр. Они просто дикари, мусорщики, но… – она вновь запнулась. – Однажды мне кое‑ что рассказали, в это трудно поверить, но иногда они едят своих детей, сэр, или же в голод мать съедает своего новорожденного ребенка. Можете в такое поверить?

Моркоу на секунду открыл рот, но вмешался чей‑ то тонкий голосок:

– Я в это верю, сержант, если вы простите меня за то, что вмешиваюсь.

А. И. Пессимист смотрел с вызовом и старался выглядеть выше.

– Это ведь логично, не так ли? Ведь еды нет? Мать может выжить, съев свое дитя, если вышло, что вся еда закончилась, а дитя в любом случае обречено. На самом деле дитя фактически обречено с момента, когда была поставлена подобная дилемма. С другой стороны, с этим поступком мать может протянуть до появления пищи и сумеет родить новое дитя.

– Ну, знаете ли! Это слишком бухгалтерский подход! – выпалила Веселинка

А. И. Пессимист ответил спокойно:

– Благодарю, сержант Малопопка. Принимаю это как комплимент, потому что логика безупречна. Ее так же называют неумолимой логикой неизбежного выбора. Я отлично разбираюсь в ситуациях выживания.

Стул скрипнул под наклонившимся вперед капитаном.

– Только без обид, инспектор Пессимит, но можно поинтересоваться, как выживание связано с ведением двойного бухучета?

А. И. Пессимист тяжело вздохнул:

– Чем ближе конец финансового года, тем опаснее он может стать, капитан.

Однако, я понял ваш намек, и хотел бы заверить вас, что прочел практически все имеющиеся на данный момент мемуары, наставления, записи в журналах и послания в бутылках ‑ под которыми я, разумеется, подразумеваю послания из бутылки ‑ и смею утверждать, что вы бы поразились, какие ужасные решения порой приходится принимать группе людей, чтобы выжить, хотя бы и не всем. Классическим примером являются оставшиеся в лодке в открытом океане после кораблекрушения без малейшего шанса на спасение матросы.

Конечно основная процедура состоит в постепенном съедении одной за другой всех ног, хотя рано или поздно запас ног, если позволите так выразиться, неизбежно истощится. И тут встанет вопрос: кто умрет, чтобы смогли выжить остальные? Пугающая алгебра, верно, капитан? – только тут А. И. Пессимист покраснел. – Прошу прощения. Я знаю, что мал ростом и слаб, но у меня огромная библиотека, и я мечтаю об опасных приключениях.

– Возможно вам стоит почаще ходить через Тени, инспектор? – предложил Моркоу. – Тогда и мечтать не придется. Продолжай Веселинка.

Малопопка пожала плечами.

– Но ведь съесть собственное дитя неправильно, верно?

– Что ж, сержант, – ответил инспектор Пессимист, – Я читал о подобном, и если подумать об исходе ‑ умереть обоим или пожертвовать ребенком ради выживания матери, то конечный ее вывод может быть не таким уж неправильным. В своей книге «Обед для червей» полковник Мэссингэм Ф. Дж. упоминает данный факт о гоблинах и, кстати, о гоблинском восприятии мира, в котором поедание матерью ребенка, которого она произвела на свет, означает всего лишь его возвращение к истоку, и он, возможно, будет перерожден позже, когда обстоятельства будут более благоприятны. Так что никакого вреда не случилось. Вы можете сказать, что подобные взгляды не выдерживают никакой критики, но когда вы встречаетесь с пугающей алгеброй, мир превращается в другое место.

Повисло молчание. Все обдумывали услышанное.

Потом Моркоу произнес:

– Ты же знаешь, Веселинка, как оно бывает в уличной драке: когда становится жарко и встает вопрос: ты или они ‑ вот тут‑ то и возникает алгебра.

– Не похоже, что Фред знает, на каком он сейчас свете, – ответила Веселинка. – У него нет температуры, и не сказать, что в комнате тепло, но он ведет себя так, словно в горячке и не выпускает проклятый пузырек. Если кто‑ то даже подходит близко, он вопит. И даже накричал на меня! И вот что еще, его голос изменился. Словно у него во рту куча камней. Я перекинулась парой слов с Думмингом Тупсом в университете, но у них нет никого, кто хоть что‑ то знал о гоблинах.

Капитан удивленно вскинул бровь:

– Уверена? Я точно знаю, что у них имеется Профессор Пыли, всевозможных Частиц и Нитей, а ты говоришь, что у них нет экспертов по целой расе разумных гуманоидов?

– Кажется так, сэр. Все, что нам о них известно ‑ это всякая проклятая чепуха. Вы сами знаете, какая.

– Значит, никто ничего не знает о гоблинах? Я имею в виду, ничего стоящего?

А. И. Пессимист отдал честь:

– Гарри Король должен знать, капитан. У него ниже по течению работает несколько. Они не часто заглядывают в город. Возможно, вы помните, что лорд Витинари был столь любезен, что откомандировал меня проверить налоги мистера Гарри Короля, учитывая то, что прочие налоговые инспекторы боялись даже к нему подступиться. Что до меня, сэр, то я не испугался. – С гордостью добавил инспектор Пессимист: – потому что меня защищал мой значок и превосходство закона. Гарри Король мог выкинуть из дома налогового инспектора, но благоразумно не стал так поступать с человеком командора Ваймса! – Возникшим сиянием раздувшейся гордости, выпятившего грудь А. И. Пессимиста, можно было осветить целый город.

Она немного поубавилась, когда капитан Моркоу произнес:

– Прекрасная работа, инспектор. Вы действительно человек особого сорта у которого счеты так и дымятся в руках. Думаю, завтра с утра первым делом мне стоит нанести визит нашему старому приятелю Гарри.

* * *

Ваймс обдумал, стоит ли вести Сэма‑ младшего на место преступления, но если честно, парень при любом событии проявлял себя во всей красе. Кроме того, любой мальчишка хочет посмотреть, где работает его отец. Сэм посмотрел вниз на сына:

– А ты не испугаешься, сын, если придется долго идти в темноте? Со мной и этими дамами?

Парнишка мгновение серьезно подумал и ответил:

– Думаю, я позволю пугаться мистеру Свистку, а сам не буду беспокоиться.

Дверца в потайной туннель, если он таковым являлся, действительно оказалась в подвале мисс Бидл, где, кроме того, имелся отличный стеллаж с винными бутылками, и что особенно примечательно, здесь отнюдь не пахло подвалом. А пройдя за дверцу можно было сразу уловить отдаленный запах присутствия гоблинов.

Путешествие в темноте вышло долгим, особенно когда приходится спускаться под уклон на карачках.

Спустя некоторое время запах гоблинов стал сильнее, и Ваймс к нему привык. Тут и там темноту пронзали лучи, исходящие из дыр, ведущих в окружающий мир. Ваймс решил было, что это такое разумное инженерное решение, пока не понял, что инженерами были кролики, которые тоже пользовались этим туннелем и оставили много кучек в знак своего пребывания. Он предложил было сыну захватить немного для коллекции, но мужественно следовавший за ним Сэм‑ младший отмахнулся:

– Не, пап. Кролики у меня уже есть. А вот найдешь помет слона ‑ зови.

Как заметил Ваймс, кроличий помет был похож на изюм в шоколаде, что мысленно вернуло его в далекую юность, в котором было дело он не совсем легально добыл немного наличности и потратил ее на билет в задрипанный мюзик‑ холл и пакетик изюма в шоколаде на сдачу. Никто не пытался, и просто не додумался подмести под креслами, так что вскоре Ваймс усвоил один важный урок: если конфетка упала и закатилась под кресло, то лучше не пытаться ее искать.

Ваймс остановился, заставив мисс Бидл уткнуться в мешок с яблоками, который она попросила его захватить с собой, и осмелился высказаться вслух:

– Мне нужно несколько секунд, чтобы перевести дыхание, мисс. Прошу прощения, но я уже не так молод, как прежде. Я вас догоню. А для чего вообще нам тащить эти мешки?

– В них фрукты и овощи, командор.

– И что? Они для гоблинов? Я всегда думал, что они сами обеспечивают себя пропитанием.

Мисс Бидл протиснулась мимо него и направилась в темноту, бросив через плечо:

– Верно, так и есть.

Ваймс немного посидел вместе с сыном и спросил:

– Ну, как ты, сынок?

Тонкий голос в темноте ответил:

– Я попросил мистера Свистка не волноваться, пап. Потому что он немного глуповат.

«Как и твой отец, – подумал Ваймс, – и, похоже, собирается продолжать в том же духе. Но это все потому, что он взял след. Так или иначе, а я ведь иду по следу, а тот, кого мы преследуем может и подождать. Весь смысл как раз в самой погоне».

Гнев помог Ваймсу преодолеть последний отрезок пути. Гнев на себя самого и на того, кто бы он ни был, кто испортил его отпуск. Но в это чувство подмешивалось беспокойство: он хотел, чтобы что‑ то случилось, и так и вышло. Кто‑ то умер. Иногда нужно внимательно посмотреть на себя и отвернутся.

Он обнаружил, что мисс Бидл и Слезы гриба стоят в окружении дюжины или около того… других леди. Данное предположение было основано на расчете, учитывая, что он еще не выработал эффективный способ, как отличить гоблинов мужчин от женщин, за исключением того, что на Слезах гриба был надет передник с карманами, который Сэм прежде на ней не видел, и которого не было у других леди. Теперь Слезы гриба была хитом сезона, что выдавало оживление ее сестер, учитывая довольно смелые наряды, которые носили они сами в виде кусочков старой мешковины, плетеной травы и кроличьих шкурок. Они крутились вокруг своей счастливой товарки с гомоном, который был гоблинским эквивалентом «Ух ты, дорогуша! Ты выглядишь сногсшибательно! » [39]

Мисс Бидл бочком приблизилась к Ваймсу и сказала:

– Я знаю, что вы думаете, но это всего лишь начало. Ношение вещей, полезных штучек, без использования собственных рук. Это шаг в верном направлении. – Она легонько подтолкнула Ваймса в сторону от только что сформировавшегося гоблинского отделения женского института, которое привлекло внимание Сэма‑ младшего. Он сам привык быть в центре внимания, и это был для него удар.

Между тем, мисс Бидл продолжала:

– Если хотите изменить народ, начните с девочек. Причина ясна: они учатся быстрее, и передают знания своим детям. Итак, помится, вы задавали вопрос, зачем мы тащим эти мешки?

За их спиной фартук поменял одну хозяйку за другой: в этом году это будет самая востребованная вещица в местном гардеробе. Ваймс обернулся обратно к писательнице:

– Ну что ж, у меня есть догадка, но я видел вокруг много кроличьих костей, а так же слышал, что, питаясь исключительно кроличьим мясом, можно умереть. Только я не знаю, почему?

Мисс Бидл просияла:

– Очень хорошо, командор Ваймс! Вы определенно выросли в моих глазах. Верно, кролики ‑ проклятье гоблинской расы! Как я понимаю, если вы не питаетесь чем‑ то еще, их мясо вытягивает из вашего тела какие‑ то питательные элементы. Так что подойдет любой растительный гарнир, но дело в том, что мужская часть считает, что настоящая еда ‑ это кроличьи окорочка. – Она вздохнула. – Гномам про это известно, и они просто фанаты здоровой пищи. Раз вы провели с ними какое‑ то время, вы должны были это заметить, но никто не подумал о том, чтобы сообщить об этом гоблинам. Даже если бы они выслушали. Так что все равно, их доля ‑ плохое здоровье и преждевременная смерть. Некоторые, разумеется, выживают но в основном те, кто предпочитает разнообразить меню крысой или съедает всего кролика целиком, а не просто самые вкусные кусочки, или просто ест овощи.

Она принялась развязывать мешок с капустой:

– Я была на короткой ноге с женой местного вождя, и когда он заболел, я позаботилась, чтобы его кормили правильно. Разумеется, он клянется, что его исцелила его личная гоблинская магия, но его жена была очень разумной дамой, а прочим мужчинам наплевать, чем заняты девочки, так что они подбрасывают в местную похлебку овощи и фрукты, объясняя, что они магические. Так у них будет выживать больше детей, и тем самым, с помощью редиски с морковкой, постепенно, мы изменим мир. Если только у гоблинов есть шанс выжить. – Она печально посмотрела на болтающих девочек, и добавила: – Что им действительно нужно, это первоклассный теолог, потому что они согласились с остальным миром в том, что они просто мусор.

Они считают, что давным‑ давно чем‑ то провинились, и за это они вынуждены жить так, как живут. Можно сказать, они сами навлекли это на себя.

Ваймс нахмурился. Он уже забыл, когда посещал храм или церковь или другое святое место кроме как по делам работы. И то, туда его затаскивала Сибилла в качестве жены, чтобы его видели с ней рядом, и по возможности бодрствующего.

Нет. Множественность миров, жизнь после смерти, искупительные врата ‑ все это просто не укладывалось у него в голове. Хочешь ты или нет, но ты родился и стараешься жить как можешь, а потом, хочешь ты того или нет, но ты умираешь. Вот то, что известно наверняка, поэтому лучшее из того, что по силам копу ‑ это хорошо справляться со своей работой. А теперь конкретному Сэму Ваймсу пора приступить к своей работе.

Сэм Младший, как ни пытался, не стал объектом внимания переодевающейся компании, и был оттиснут к престарелому гоблину, изготовлявшему горшочек, и наблюдал за работой с выражением восторженного восхищения к удовольствию, насколько мог судить, Ваймс, старика‑ гоблина. «Это нам всем урок… не знаю чего, но уж точно урок», – подумал он.

Ваймс подождал, пока мисс Бидл оторвется от обсуждения с девочками возможных модныз трэндов сезона, и вежливо поинтересовался:

– Скажите, а у жертвы имелись при себе каки‑ нибудь горшочки унггэ?

– Я бы сильно удивилась, если бы это было не так, – ответила писательница. – По крайней мере один или два, но скорее всего довольно маленьких для повседневного использования.

– Понятно, но были ли они при ней, э, я имею в виду, после всего, как ее нашли? – Он не знал каков в таком случае протокол, поэтому продолжил: – Послушайте, мисс Бидл. Может быть так, что при ней был горшочек, который пропал? Я знаю, что они ценные. Ну, разумеется, они же светятся.

– Не знаю, но могу пойти спросить Просыпающиеся продрогшие кости. Он вождь, он должен знать.

Это напомнило Ваймсу кое о чем. Он порылся в карманах и извлек очень аккуратно завернутый крохотный сверток, который передал писательнице с умоляющим взглядом:

– Мне кажется, это принадлежало бедной девушке. Это каменное кольцо с крохотной голубой бусиной. Не могли бы вы передать его кому‑ нибудь на память о ней? – «Все, что у нее было ‑ это кольцо, и то у нее отобрали».

Наступают времена, когда миру не нужны полицейские, потому что ему на самом деле нужен кто‑ то, кто знает, что делать, чтобы все уладить и начать сызнова, чтобы в другой раз все вышло лучше…

Но прежде чем он впал в отчаяние, вернулась мисс Бидл:

– Как уместно, что вы задали тот самый вопрос, командор. Один из горшочков пропал! Унггэ кот!

Ваймс продемонстрировал абсолютно непонимание выражение лица, которое в крови у каждого настоящего копа. Оно просто‑ таки излучал невежество, что было кстати, потому что мисс Бидл готовилась фонтанировать информацией:

– Уверена, вы знаете то же, что и все остальные, командор, что все гоблины изготавливают, я бы назвала это частью религии, хранилища для хранения выделений тела в виде горшочков. Они верят, что их тело должно воссоединиться с его выделениями после смерти. Это обязательство называется унггэ. Все гоблины по обычаю, который среди гоблинов очень строг, обязаны выдерживать Унггэ‑ Хад: троицу среди выделений ‑ это сопли, обрезки ногтей и ушная сера. Пропавший горшочек, кот, содержал обрезки ногтей. И не позволяйте слову «кот» ввести себя в заблуждение, поскольку оно не имеет отношения к кошачьему семейству… просто в мире не так много односложных слов.

– А вы впервые услышали о его пропаже, мисс Бидл?

– Я здесь впервые после случившегося позавчера, и с ее семьей было трудно побеседовать. Вы ведь можете себе представить…

– Ясно, – ответил Ваймс, хотя ничего не понял. Хотя он почувствовал, что в темноте его сознания зажегся маленький лучик света. Он вновь взглянул на сына, который, не отрываясь, изучал труд горшечника. Мой мальчик! – Они искали горшочек?

– Смотрели везде, где только можно, командор, даже снаружи. Он очень маленький. Видите ли, каждый гоблин изготавливает целый набор горшочков, которые хранятся внутри пещеры. Даже я не знаю, где их держат, хотя они мне доверяют. А все потому что люди вороют их горшочки. По этой причине большинство гоблинов делает для повседневного использования ‑ и когда они вынуждены покидать пещеру ‑ совсем крохотные горшочки, содержимое которых потом, в тайне, перемещается в горшки покрупнее. – Она попыталась улыбнуться: – Разумеется, вам, командор, это может показаться диким, но изготовление и хранение горшков для них религия сама по себе.

В данный момент командор не хотел, чтобы кто‑ то узнал его личное мнение об этих горшках. Вместо этого ответил:

– Не мог ли его украсть другой гоблин? И, кстати, что вы имели в виду, говоря «совсем крохотный»?

Мисс Бидл удивленно посмотрела на Ваймса.

– Если вы мне хоть в чем‑ то доверяете, то поверьте: ни один гоблин не украдет горшочек у другого гоблина. Уверяю вас, данное действие для них полностью противоестественно. А размер? О, что‑ то с дамскую пудреницу или табакерку. И сияет, словно в ней опалы.

– Да. Я знаю, – ответил Ваймс, подумав: «яркие цвета в темноте»: – Я не хочу сложностей, но не мог бы я одолжить один из таких горшочков жертвы? Мне нужно предъявить что‑ то свидетелям, что именно я ищу.

Мисс Бидл вновь удивилась:

– Это совершенно невозможно, но я полагаю, что могла бы поговорить со Слезами гриба. Быть может она сможет, возможно, одолжить вам один из собственных. В этом случае я скажу, что вы совершенно особенный человек, командор. Горшочек может передаваться из рук в руки только в чрезвычайных случаях, но Слезы гриба провела со мной много времени и, хочется верить, научилась гибкому мышлению. А еще, она к вам неравнодушна.

Она отошла оставив ошарашенного Ваймса с сыном. Тут и там гоблины занимались своими делами, разведя крохотные костерки, дремали или по большей части, занимались своими горшочками. А несколько гоблинов сидели, безучастно уставившись невидящими взглядами.

Из памяти Ваймса всплыл еще один образ: группа крохотных синих человечков, вопящих: «Кривенс! » Нак Мак Фиглы! Они тоже жили в норах в земле. Правда, как утверждалось, те норы были более приспособлены для жизни, чем эта пещерная система, но если посмотреть на ситуацию в целом, то они находились точно в таком же положении, что и гоблины. Они тоже жили на грани, но фиглы танцевали на краю, прыгали и даже свешивались вниз, чтобы заглянуть за край, строили всем рожи, чихали сопливыми носами и отказывались воспринимать угрозу как настоящую, проявляя гигантский вкус к жизни, приключениям и особенно к выпивке. Как полицейский он не должен был такого говорить, поскольку они были проклятыми сорванцами, но в том, как они встречали любые, э… сложности… было нечто похвально задорное.

Кто‑ то потянул его за рукав. Сэм посмотрел в лицо Слез гриба, рядом с которой, словно тетушка, стояла мисс Бидл, а за ними, словно эфебский хор, парами остальные девушки‑ гоблины.

Слишком серьезный голос для такого юного лица сказал:

– Сердца должны отдавать, мистер Поли‑ сисей‑ ски.

Как слишком активная училка, мисс Бидл вмешалась с подсказкой в самый неподходящий момент, и Ваймс внутренне порадовался, увидев досаду на маленьком лице:

– Она хочет сказать, раз она доверит вам свой горшочек, тогда и вы должны доверить ей в обмен что‑ то равноценное. Думаю, это можно назвать ситуацией с заложниками.

«Думаю, мы все же не станем», – решил Ваймс, встретившись взглядом с девочкой. Он был открытый. Если отвлечься от внешности, которую в лучшем случае можно было бы назвать грубоватой, в зависимости от того к какой именно грубости вы привыкли, ее глаза были по‑ настоящему человеческими. В них была глубина на которую не может рассчитывать даже самое умное животное. Он потянулся к бумажнику, на что мисс Бидл тут же остро выкрикнула:

– Деньги не годятся!

Ваймс проигнорировал ее слова и достал из бумажника портрет Сэма‑ младшего, который носил везде и повсюду, и передал ее Слезам гриба, которая приняла ее словно редкий и драгоценный предмет. Впрочем, для Ваймса он таковым и являлся. Девочка посмотрела на портрет, потом на Сэма‑ младшего, который ответил ей радостной улыбкой, и ее глаза ответили ему гримасой, которая на самом деле была улыбкой. Для Сэма‑ младшего пещера гоблинов была сродни волшебной стране эльфов. Нужно признать, он обладал феноменальной способностью ничего не бояться.

Слезы гриба вновь посмотрела на портрет в руках, снова на Сэма‑ младшего, и перевела взгляд на Ваймса. Она аккуратно положила портрет в карман передника и достала переливающийся цветами радуги сосуд. Она передала его Ваймсу слегка дрожащими руками, и он обнаружил, что робко держит его двумя руками. Потом Слезы гриба сказала своим странным голосом ожившего шкафа:

– Сердца отданы, – что едва не заставило Ваймса опуститься на колени.

«А ведь это ее голова могла бы скалиться со стены паба! Кого‑ то ждет трепка! »

Где‑ то в глубине его разума чей‑ то тонкий голосок произнес: «Отлично, Командующий! Наконец‑ то ты запел по‑ моему! »

Ваймс проигнорировал его, чувствуя в руках крохотный сосуд ‑ он был гладким словно кожа. Для чего бы он ни предназначался, Ваймс так и не стал это уточнять ‑ содержимое было скрыто за резному переплетению цветов и грибов.

Глава 15

Прохладной глубине подвала паба Джимини готовился к вечернему набегу посетителей, но услышал звук в темноте между бочек. Сначала он не воспринял его всерьез, решил, что это еще одна крыса, пока его рот не закрыла чья‑ то рука.

– Прошу прощения, сэр, но у меня есть на то причины. Я считаю, что вы сумеете помочь в моем расследовании. – Мужчина дернулся, но Ваймс знал все трюки, которые может выкинуть подозреваемый, наперечет. Поэтому он прошептал ему на ухо:

– Вам известно, сэр, кто я, а мне ‑ кто вы. Мы оба ‑ копы, и находимся у себя дома. Вы упомянули, что бармен все видит и слышит, но молчит. Я честный парень, мистер Джимини, но сейчас я расследую убийство. Убийство, сэр! Тяжкое преступление! А может, что и похуже. Поэтому, прошу меня простить, если я воспринимаю тех, кто не за меня, как стоящих на моем пути, как говорится, со всеми вытекающими.

К этому времени у Джимини уже закончился воздух, и он вяло начал сопротивляться:

– А, как погляжу, слишком много выпивки, и мало ходьбы, – заметил Ваймс. – Я не стал бы у кого‑ то требовать нарушить священную клятву бармена, поэтому уберу руку, и мы сядем рядком и поговорим ладком, например, поиграем в шарады. Итак… я убираю.

Бармен шумно выдохнул проклятье и добавил:

– Не стоит так поступать, командор. У меня слабые легкие!

– Все не так уж плохо, как могло бы случиться в противном случае, мистер Джимини. И, кстати, не умничайте.

Бармен покосился на Ваймса, а тот продолжил:

– Я честный коп. Я не убиваю тех, кто не пытается меня убить. Кстати, возможно, вы видели моего слугу, мистера Вилликинса. Он приходил вчера. К большому сожалению он куда прямолинейнее и чрезвычайно мне предан. Пару лет назад, спасая мою семью, он убил закованного в броню гнома простым ножом для колки льда. Но у него есть и особый талант: помимо всего прочего он способен как никто погладить рубашку. И, как я уже упомянул, он очень предан. Ну хватит, мистер Джимини. Я коп, и вы ‑ коп. Несмотря ни на что, вы остались копом. Им остаются до самой смерти. Вы знаете, на что я способен, и я знаю, на что способны вы. Я верю, что вы достаточно разумны, чтобы принять верный выбор.

– Ладно, нет нужды ворошить прошлое, – проворчал Джимини. – Мы оба знаем приход и расход. – Тут его голос внезапно преобразился, став наигранно услужливым: – Чем я, как добрый гражданин, могу помочь вам, офицер?

Ваймс аккуратно вытащил из кармана крохотный горшочек. Он и в самом деле был не больше табакерки. От Ваймса не укрылось несуразность: в одном кармане у него была сверкающая драгоценность, которая скорее всего была предназначена для хранения соплей гоблинов, а в другом ‑ собственная табакерка.

Увидев, что у него в руках, Джимини совершенно очевидно дернулся, но сделал вид, что ничего не произошло. Есть определенная разница между тем, когда пытаются что‑ то скрыть, и делают вид, что ничего не случилось.

– Ладно, ладно, мистер Ваймс. Вы правы. Таким прожженным копам, как нам не стоит играть в игры. Сдаюсь. Я знаю, что это. И кстати, видел недавно похожую штучку.

– И?

– Могу подсказать имя, мистер Ваймс. А почему? Потому, что он чокнутый забулдыга, к тому же не местный. Имя Стретфорд, или просто так кличут. Настоящий головорез. Из тех парней, должен заметить, которых не хочется пускать на порог приличного паба. Спасибо, хоть не часто заглядывает. Как раз позавчера был тут впервые за несколько месяцев. Не знаю, где он трется, но тусуется он с одним сопливым подлецом по имени Тэд Флюгер, который работает на лорда Ржава. Говорят, его лордство крупный табачник. – Джимини остановился.

Ваймс, по его мнению, все понял именно так, как рассчитал Джимини: лорд Ржав в чем‑ то замешан. И выдав эту информацию, Джимини бросал Ваймсу косточку, чтобы тот от него отстал. Некоторые посчитали бы такое поведение аморальным, но хозяин паба был бывшим копом.

Джимини слегка покашлял, словно в нетерпении выдать Ваймсу еще одну жертву:

– Ну так вот, этот самый Флюгер, он просто громила. Если кому‑ нибудь что‑ то нужно ‑ помочь там или что‑ то еще, он именно тот, кого зовут на помощь или дают задание переломать кости. А между делом он держит птичник с индюшками выше по дороге к Свесу. Мимо пройти не возможно ‑ это старая вонючая дыра. Он не особенно‑ то следит за своим курятником. На мой взгляд, у него точно не все дома.

Ваймс взвесил услышанное:

– Табак, да? О! Мистер Джимини, я полагаю, что чувствую, что здесь пахнет табаком сильнее, чем я мог надеяться, и, разумеется, поскольку я полицейский, мне просто необходимо все разузнать, если только будет время. – Он подмигнул бармену, и Джимини многозначительно кивнул.

Поскольку атмосфера значительно разрядилась, Джимини сказал:

– Они тут на ночь оставляют несколько бочек, а потом забирают. Ладно, я все понимаю, прибыль там и все такое, но если честно, не вижу вреда. И поскольку, мистер Ваймс, мы с вами друг друга отлично понимаем, я поясню: я тут всего три года. Знаю, тут были какие‑ то разборки, может потрепали пару гоблинов ‑ я не знаю, и не мое дело. Понятия не имею, что к чему, не знаю, кто, если вы меня понимаете. – Ваймс заметил, что Джимини вспотел.

Бывают времена, когда привычная респектабельная реакция «моя хата с краю», перестает служить высшим целям, и поэтому Ваймс тонко улыбнулся:

– Однажды, мистер Джимини, я приведу себя даму. Думаю, ее очень заинтересует ваш интерьер.

Джимини выглядел озадаченным, но смог ответить:

– Буду ждать с нетерпением, командор.

– Я пытаюсь сказать, что если к тому времени, как я снова навещу этот паб, в нем останется голова гоблина, то тут случится случайное возгорание. Ясно? Не сомневаюсь, вы сохраните с лордом Ржавом и его приятелями добрые отношения, потому что иметь могущественных приятелей полезно, и мне это прекрасно известно. Сейчас я ваш друг, мистер Джимини, и позвольте заверить, что не в ваших интересах будет иметь командора Ваймса врагом. Просто наставление, знаете ли, от одного копа другому.

С вымученной улыбкой Джимни ответил сахарным и лелейным голосом:

– Никто в жизни не сказал, что констебль Джимини не понимает, откуда дует ветер, и раз уж вы были столь любезны, что навестили мое скромное жилище, то могу сказать, что ветер дует со стороны Ваймса.

Ваймс приподнял люк, чтобы выйти и добавил:

– О, я тоже так думаю, мистер Джимини, правда. И если флюгер решит повернуться иначе, я, на хрен, порву его пополам.

Джимини неуверенно улыбнулся и ответил:

– А вы в своей юрисдикции, командор?

И тут же был притянут за грудки вплотную к лицу Ваймса ‑ глаза в глаза:

– А ты проверь.

Чувствуя себя значительно посвежевшим после подобной интерлюдии, Ваймс направился по тропике на холм, где у дверей котеджа встретил мисс Бидл и Слезы гриба. Они собирали яблоки, набрав уже несколько корзин фруктов и еще сложив из них горку. Ему показалось, что девочка ему улыбнулась, хотя как тут разберешь? По лицам гоблинов читать тяжело.

Горшочек унггэ был торжественно обменен на портрет. Ваймс не мог не заметить, что и сам Сэм, и девочка очень внимательно осмотрели свои сокровища, не оскорбив чувства другого. Он был уверен, что слышал вздох облегчения писательницы.

– Вы нашли убийцу? – спросила она, быстро наклонившись вперед. Она повернулась к девочке. – Иди в дом, дорогая, пока я побеседую с командором. Хорошо?

– Хорошо, мисс Бидл. Я пойду, как вы просите.

Ну вот опять. Язык, на котором могли бы разговаривать комоды, выдвигая и закрывая свои ящики. Когда девочка исчезла в доме, и Ваймс сказал:

– У меня есть сведения, что в ночь убийства в пабе было два посетителя, и у одного из них совершенно точно был горшочек. Мне дали понять, что ни тот ни другой не является столпом общества.

Мисс Бидл похлопала в ладоши:

– Ура, это же здорово, не так ли!? Вы же их прижучите!

Ваймса всегда умиляли всякие гражданские начинают разговаривать с ним, словно «полицейский с полицейским». Когда доходило до такого, их трудно было дальше воспринимать как гражданских. А кто же еще полицейский как не гражданский со значком? Но сегодня этот термин используют, чтобы описать тех, кто не является полицейским. Это вредное поветрие ‑ едва коп перестает быть гражданским, как тут же превращается в солдата. Сэм вздохнул:

– Насколько мне известно, мисс, иметь гоблинский горшочек не преступление. И так же не является преступлением не быть «столпом общества». Скажите, гоблины как‑ то помечают свои горшочки?

– Ну разумеется, командор. Любой сосуд, изготовленный гоблином, неповторим. А у этих преступников есть amodus operandi?

Сердце Ваймса екнуло.

– Нет. И, полагаю, они бы не узнали что это, даже на него наступив. – Он решил, что нужно ответить твердо, поскольку мисс Бидл выглядела готовой выхватить любимое увеличительное стекло и свистнуть ищейку, чтобы броситься в погоню.

И вдруг, словно радуга из звуков, в его мир вошла музыка, вылившаяся из открытого окна домика. Он слушал ее, стоя с открытым ртом, абсолютно позабыв, о чем именно говорил.

Его высочество герцог анкский, командор, Командующий городской Стражей сэр Самуэль Ваймс не был создан для частого посещения концертов классической музыки да и любой другой музыки, кроме той, что можно насвистывать под нос по дороге домой. Но принадлежа к высшему обществу, ему нет‑ нет, да приходится время от времени посещать оперу, балет и любые музыкальные выступления, куда его способна вытащить Сибилла. К счастью у них была собственная ложа, и Сибилла, как разумная жена, хоть и вытаскивала мужа с собой, совершенно не настаивала, чтобы он оставался на представлении в сознании. Тем не менее, что‑ то все‑ таки просачивалось внутрь, и этого было достаточно для него, чтобы понять ‑ то, что он слышит, настоящая, высокопробная вещь. Невозможно под такую музыку дремать, и никто не станет выкрикивать: «На, получи бананом! » Это была сама квинтэссенция музыки, чье звучание заставляло опуститься на колени и пообещать исправиться. Онемевший Сэм повернулся к мисс Бидл, которая спросила:

– Она хороша, не так ли?

– Это ведь арфа? Разве гоблины играют на арфе?

Мисс Бидл удивилась такому нелепому вопросу:

– А почему нет? У нее большие руки, которые, как ни странно, идеально подходят для этого инструмента. Не думаю, что она полностью поняла концепцию «чтения нот», и мне приходится помогать ей с настройкой, но играет она очень хорошо. Только небеса знают, откуда берется музыка, которую она слышит…

– Небеса? – повторил Ваймс, быстро добавив: – А как долго она обычно играет? У меня есть время, чтобы привести сюда Сибиллу? – Он даже не стал дожидаться ответа, сразу бросившись по дорожке, попутно распугал в разные стороны овец, выругался, наткнувшись на калитку, прыжками промчался через «га‑ га», и полностью проигнорировал «иго‑ го». Он пулей промчался по тропинке, взлетел по лестнице и влетел в своевременно распахнутую лакеем дверь.

Сибилла в дамском обществе пила чай, что, похоже, в последнее время стало обязательной вечерней процедурой, но Ваймс, не обращая на них внимания, оперся о стену и, задыхаясь, выпалил:

– Ты должна пойти послушать эту музыку! И бери Сэма! И этих дам тоже, если они хотят, что бы ты не решила ‑ быстрее. Я никогда не слышал ничего подобного!

Сибилла оглядела гостей:

– Мы только что поели, Сэм. Знаешь, ты выглядишь очень запыхавшимся. Что‑ то случилось? – Она умоляющим взглядом посмотрела на подруг, которые уже начали подниматься со своих мест, и добавила: – Дамы, прошу простить меня. Очень трудно быть женой важного человека. – В ответ на последнюю тираду послышался понимающий гомон.

– Уверена, Сэм, что что бы там ни произошло, это может подождать, пока я не попрощаюсь с моими гостями.

Так что Сэму пришлось пожимать руки, улыбаться, снова пожимать руки, снова улыбаться и приплясывать от нетерпения пока не был сделан последний поцелуй и не ушла последняя подруга

Проводив последнюю карету, леди Сибилла вернулась к мужу, села в кресло перед Сэмом и выслушала сбивчивую речь мужа.

– Это та самая девочка‑ гоблин, которую мисс Бидл учит говорить?

Ваймс горел от нетерпения:

– Да! И она великолепно играет! Просто чудесно!

– Сэм Ваймс! Когда я беру тебя с собой на концерт, ты неизменно засыпаешь на десятой минуте. Тебе это известно? Хорошо, ты меня убедил. Идем.

– Куда? – по‑ мужски запутавшись, переспросил Ваймс.

Сибилла удивленно подняла брови:

– Как куда? Слушать игру твоей юной дамы на арфе, разумеется. Кажется, ты этого хотел? Пока я пойду накину жакет, ты отправляйся и разыщи Сэма, хорошо? Он в лаборатории.

Недоумение Ваймса выросло еще сильнее:

– В какой? …

– В лаборатории, Сэм. Ты же знаешь, что моя семья была известна своими исследователями? Кстати, с ним Вилликинс, и, мне кажется, они препарируют какие‑ то экскременты. Так что убедись, что они хорошенько вымоют руки. Тщательно! – добавила она на полпути к двери. – Передай им, что я настаиваю, и объясни Сэму, что это значит!

Карета была оставлена пустой на тропинке. Они не стали стучать в двери, чтобы не вспугнуть райскую музыку, текущую из окон домика. Сибилла утирала слезы умиления и часто повторяла, поднимая взор к небу:

– Такое просто невозможно сыграть на арфе!

Даже юный Сэм попал под впечатление, застыв на месте с открытым ртом, слушая бушующую в окружающем мире музыку, которая пронзала душу и отпускала все грехи, что, как заметил Ваймс, в случае с Сэмом‑ младшим было ни к чему, зато вдвойне отыгралась на его папаше. Когда мелодия кончилась, Сэм‑ младший воскликнул:

– Еще! – и его родители присоединились. Они стояли не глядя друг на друга, потом дверь домика отворилась и на порог вышла мисс Бидл.

– Я вас давно заметила. Входите, но только тихо. Я приготовила лимонад. – Она провела их в холл и затем в гостинную.

Слезы гриба по всей видимости была предупреждена своей воспитательницей. Она сидела на стуле рядом с арфой, смиренно сложив свои огромные руки на коленях поверх фартука. Сэм‑ младший молча подошел к ней и похлопал по коленке. Девочка испуганно оглянулась, но Ваймс ее успокоил:

– Не бойся. Он просто показывает, как сильно ты ему нравишься. – А про себя подумал: «Я только что сказал гоблину, не бояться моего сына, потому что она ему нравится». Мир перевернулся вверх ногами, все прегрешения забыты, кроме, возможно, моих.

Когда карета неспешно покачивалась на обратном пути к Овнец‑ холлу, Сибилла тихонько сказала Ваймсу:

– Я так поняла, что та юная дама‑ гоблин, которую… убили могла играть на арфе не хуже мисс Слезы.

Ваймс, поглощенный размышлениями, отвлекся и ответил:

– Да? Я этого не знал.

– Да, это так, – сказала Сибилла странно мрачным тоном. – По всей видимости мисс Бидл хочет, чтобы девушкам‑ гоблинам было чем гордиться. – Она прочистила горло и после паузы добавила: – У тебя уже есть подозреваемый, Сэм?

– О, есть. Даже двое. У меня есть надежный свидетель, который дал показания о том, что они были тут в определенное время, и я начал выстраивать логическую цепь, которая, возможно, приведет меня к месту, где находится кузнец мистер Джефферсон. В конце концов, это деревня. Куда бы вы не пошли, всем тут же это становится известно, а вы никогда не узнаете, кто стоял за оградой. Думаю, той ночью, которую Таймс назвала бы «судьбоносной», кто‑ то подслушал наш разговор про встречу на холме.

Сибилла посмотрела на сына, который мирно спал между ними на сиденье, и ответила:

– Тебе известно, где они живут?

– По крайней мере один из них. Думаю, другой просто ошивается поблизости. – Скрип гравия под колесами подсказал им, что они свернули на подъездную дорожку.

Сибилла снова прочистила горло и тихо произнесла:

– Боюсь, Сэм, у тебя могло сложиться впечатление, что я слишком сильно на тебя давила, заставляя, отправившись в отпуск, оставить твои профессиональные дела дома. Порой я могу быть излишне… неразумной.

– Вовсе нет, Сибилла. Я целиком разделяю твои сомнения.

Было похоже, что леди Сибилла никак не может справиться с кашлем, но она осторожно продолжила:

– Сэм, я была бы очень тебе благодарна, если бы ты сумел, с посильной помощью Вилликинса, отыскать этих злодеев, отравляющих мир своим существованием, и представил их на правосудие.

Он почувствовал ее клокочущий гнев, и ответил:

– Я хотел сделать это как можно скорее, дорогая, но должен сказать, что все может пойти вразрез с кодексом. В конце концов, я вне своей юрисдикции.

Но жена ответила:

– Ты всегда стоишь за закон, Сэм, и я это ценю. Но для юрисдикции хорошего человека в мире нет границ, хотя бы преступники сбежали на край свет. Хэвелок повесил бы их, и тебе это известно. Но он очень очень далеко. Тем не менее, Сэм, я уверена в одном ‑ худшее, что ты можешь сделать, это бездействие. Так, что, Сэм, приступай.

– Вообще‑ то, Сибилла, я хотел передать их местному правосудию.

– Что‑ что? Они кучка гнусных паразитов, пользующихся тем, что они называют законностью в собственных интересах!

Будет ужасная вонь!

Ваймс улыбнулся:

– О, дорогая! Ты так считаешь?

Смысла идти спать не было, поэтому Ваймс поцеловал свою жену и отправился в бильярдную, где одинокий Вилликинс упражнялся в одном из немногих социально одобряемых навыков, приобретенных за время буйной молодости. Увидев Ваймса, Вилликинс выпрямился и сказал:

– Добрый вечер, командор. Не желаете ли укрепляющий коктейль?

Ваймс позволил себе так же редкую для него в последнее время сигару, потому что, какая же бильярдная без завитков дыма, предававших воздуху голубоватый оттенок ‑ цвет утраченных надежд и шансов?

Вилликинс, который отлично был знаком с протоколом, дождался пока Ваймс не сделает первый удар, после чего вежливо кашлянул:

– О, хороший удар, сэр. Как я понимаю, сэр, ее светлость очень расстроена ситуацией с гоблинами. Насколько понимаю, все очень серьезно, поскольку я чуть раньше встретил ее в коридоре и услышал от нее такое, чего не слышал из уст женщины с тех пор, как моя мать ушла в мир иной, примите боги ее душу, если только сумеете ее найти. Но все равно, отлично, сэр.

Ваймс отложил кий.

– Я хочу их прижать, Вилликинс. Но не хорошо разбираться с местными громилами.

– Верно, командор. Все сводится к раздаче синяков.

Ваймс оторвался от своего острого напитка.

– Вижу в свое время ты недурно играл, а Вилликинс? Ты никогда не встречался с Пелвичем Вилльямсом? Был очень религиозным парнем, по своему. Он жил где‑ то возле двора Кур‑ и‑ цыплят со своей сестрой, и играл так, как никто до него. Клянусь, он мог заставить шар запрыгнуть на стол, прокатится по краю борта и упасть обратно на сукно именно там, где он хотел, чтобы свалиться в лузу. – Ваймс удовлетворенно хмыкнул и продолжил: – Разумеется, все болтали, что это жульничество, но он просто стоял спокойный как молоко, все время повторяя:

– Шар в лузе.

Сказать по‑ правде единственное, почему парня ни разу не побили, потому что это было очень поучительно. Однажды он забил шар, отскоком от лампы и кружки с пивом. Но, как он любил повторять, все равно шар был в лузе. – Ваймс расслабился и продолжил. – Жалко, что в жизни правила куда строже.

– Точно, командор, – сказал Вилликинс. – Там, где я учился играть, единственное правило гласило следующее: «после того, как ты нанес удар… кием оппоненту по голове… нужно бежать со всех ног». Как я понял со слов ее светлости, вам понадобится моя помощь?

– Верно. Пожалуйста. Мы собираемся навестить деревню Вислокоготь. Она милях в двадцати вверх по реке.

Вилликинс кивнул:

– Точно, сэр. Когда‑ то было владением семейства Вислокогтей, из которых наиболее примечательным был лорд Правосудие Вислокоготь, прославившийся тем, что никогда не принимает во внимание слова о невиновности обвиняемого на том основании, что «преступники все лгуны», и который, кстати, является старшим мастером милой компании по производству веревок и канатов. Если нам повезет, мы с ним не встретимся.

– Прекрасно, Вилликинс, и по пути мы остановимся и подберем нашего доброго местного констебля, который проследит, чтобы все было законно. Я хочу в этом убедиться.

– Рад это слышать, сэр, – заявил Вилликинс, – но имейте в виду: какая разница, если шар уже в лузе?

Глава 16

Дверь открыла миссис Апшот, закричала, захлопнула дверь перед носом Сэма, потом вновь открыла дверь и извинилась за то, что ее захлопнула, после чего осторожно ее прикрыла, оставив Ваймса торчать на крыльце. Тридцать секунд спустя дверь снова открылась и в нее выглянул Фини в ночной рубашке, поспешно заправленной в штаны.

– Командор! Что‑ то случилось? – спросил он, тщетно пытаясь заправиться.

Ваймс быстро сжал его руки:

– Да, старший констебль Апшот. Почти случилось, но кое‑ что можно поправить прямо сейчас с твоей помощью. Относительно убийства, у меня есть определенные сведения, которых достаточно, чтобы призвать к ответу двух типчиков. Это твоя вотчина, поэтому, выражаясь на нашем языке, будет справедливо и юридически верно, чтобы ты помог нам с арестом.

Ваймс сделал шаг вперед, чтобы открылось лицо стоявшего за его его спиной Вилликинса, и продолжил:

– Кажется, вы знакомы с Вилликинсом, моим слугой, который любезно предложил свои услуги, чтобы править каретой и, разумеется, накрахмалить пару рубашек, если они мне вдруг потребуются.

– Угу, – пробурчал Вилликинс и подмигнул Ваймсу.

– Старший констебль Апшот, я буду очень обязан, если вы вооружитесь чем‑ нибудь подходящим, раз уж у ваши наручники ни к черту. О прошу прощения! Нельзя ли одолжить хотя бы кусок бечевки?

На лице Фини отразилась целая палитра эмоций: «я буду работать с самим Сэмуэлем Ваймсом, ура! », «но это серьезное дело. О, боже! », «но я стану настоящим полицейским, ура! », «но я уже положил в постель грелку. О, боже! », «с другой стороны, если все выйдет плохо, то, в конце‑ концов, он герцог анкский и здешний землевладелец, так что меня не в чем обвинить, ура! », «и если я сумею себя проявить, то смогу получить работу в городе, так что можно будет переселить маму в более подходящий дом, где не придется наблюдать войну тараканов и мышей, ура! »[40]

Для Ваймса было настоящим наслаждением наблюдать за сменой выражений на лице Фини в свете свечей, тем более, что тот при этом шевелил губами. Наконец Сэм сказал:

– Я уверен, констебль, что твоя помощь в этом деле очень поможет твоей дальнейшей карьере.

Последнее заявление вызвало вмешательство миссис Апшот, наблюдавшей за происходящим из‑ за плеча сына. Исполненная гордости за сына, она сказала:

– Слушай его милость, Фини! Я тебе всегда говорила, что ты можешь выбиться в люди! Хватит спорить. Отправляйся на работу, сынок!

Материнский совет сопровождался столь частыми кивками головы, чему могла позавидовать любая швейная машинка. «Хвала богам, что матери всегда остаются матерями», – подумал Ваймс, глядя как Фини забирается в карету в обнимку с бутылкой горячего чая, куском яблочного пирога и парой чистых подштанников.

Когда колеса покатились, и Фини перестал махать маме из окна, Ваймс, аккуратно балансируя на покачивающемся сидении, зажег спиртовую лампу. Это был единственный источник света в карете. Сэм откинулся на сидение и сказал:

– Парень, я буду тебе признателен, если ты найдешь время и запишешь в своем блокноте все, что я скажу, начиная с этого момента. Это может очень нам помочь. – Фини отдал честь, и Ваймс продолжил: –, Мистер Фини, а когда мы вчера обнаружили тело мертвой гоблинской девушки, ты вел записи?

– Да, сэр! – Фини снова отдал честь. – Мой дедуля говорил: «всегда все записывай в свой блокнот! »

Они дружно подпрыгнули на сидении, когда карета наехала на кочку, и Ваймс тихо спросил:

– А он, случайно, не советовал тебе оставлять пропуски в пару чистых листочков?

– Нет, сэр! А следует?

Они вновь подпрыгнули на сидении, и Ваймс ответил:

– Говоря прямо, парень, ответ отрицательный, особенно, когда работаешь со мной. А теперь, пожалуйста, запиши все это в блокнот, как я и просил. И поскольку я не так молод, как ты, то, с твоего позволения, я немного отдохну.

– Да, сэр! Понимаю, сэр. Можно еще вопрос, сэр? Мистер Курильщик, клерк местного магистрата, заходил к нам вечером, проведать нас с мамой, и сказал не волноваться насчет гоблинской девушки, поскольку гоблинов официально признали вредителями. Он был очень любезен, и даже принес немного бренди для мамули. Он говорит, вы хороший джентльмен, но у вас зуд, словно вас пчела ужалила, что часто случается с дворянами и вы оторваны от реальной жизни, сэр. Сэр? Вы уже уснули?

Ваймс покачал головой и вкрадчиво спросил:

– А это ты записал в свой блокнот, сынок?

– О, разумеется, сэр!

– И все равно отправился со мной? С чего бы это, мистер Фини?

Под ними загрохотали булыжники, и Фини Апшот некоторое время собирался с мыслями, чтобы ответить:

– Я решил, командующий Стражей Ваймс, что этот мистер Курильщик хоть и является местной шишкой, но и командор Ваймс то же, только он еще и герцог, и кроме того шишка куда круче этого Курильщика. И раз уж попал между двух шишек, то лучше уж выбрать ту, что круче. – Он услышал, как Ваймс хмыкнул, и продолжил: – И кроме того, сэр, я подумал, что ж, я был там и видел бедняжку, и то, что с ней стало. И еще я запомнил, что этот мистер Курильщик уже пытался меня одурачить, заставляя арестовать вас, сэр, и на счет гоблинов, я решил, что ж, они вороватые и вонючие, но старик‑ гоблин плакал, а животные не плачут. И гоблины, они, это, умеют делать всякие штуки, очень красивые, и если уж они и воруют помои для свиней, раз уж они все тащат, то мы не должны становиться менее человечными, хотя и среди нас полно точно таких же типов. Я мог бы даже рассказать пару историй на этот счет, и решил, что этот мистер Курильщик должно быть ошибается.

Послышался грохот, когда карета въехала на мост, который стих, когда колеса вновь очутились на утрамбованной глине. Фини взволнованно продолжил:

– Я верно поступил, сэр? – Он нервно ждал ответа. Потом послышался голос Ваймса, который прозвучал словно откуда‑ то издалека:

– Знаешь, как называется эта короткая речь, мистер Фини?

– Нет, сэр. Наверное, просто мысли.

– Она называется «раскаяние», мистер Фини. Запомни это чувство.

* * *

Ваймс очнулся ото сна, в котором Сэм‑ младший играл на арфе, и когда он понял, что это всего лишь сон, услышал, что звук колес изменился, карета замедлилась и, скрипнув, остановилась.

Вилликинс открыл сдвижную дверцу в стенке кареты и тихо произнес:

– Подъем! Уважаемые пассажиры, мы находимся в полумиле от местечка Вислокогтя. Население тридцать семь не слишком умных граждан. Если принюхаться, вы сможете легко почувствовать запах индюшатника, о чем тут же чертовски пожалеете. Прошу прощения за свой клатчасткий. Я решил, сэр, что оставшуюся часть пути будет лучше пройти пешком.

Ваймс сошел из кареты на землю и стряхнул крошки с колен. Пахло странным, всепроникающим запахом курятника. Даже от гоблинов пахло в два раза лучше. Но это не так отвлекало, как чувство… тревоги? Да! Легкой тревоги. Как давно он лично не возглавлял облаву? Слишком давно. Теперь в место него это делали капитаны и сержанты, а он сидел в штабе, и это называлось руководством городской Стражей. Но не сегодня.

Идя по колено в тумане, Ваймс прошептал:

– Ты, старший констебль Апшот, по моему сигналу постучишься в дверь, а я встану у черного хода, на случай, если джентльмен решит податься в бега. Лады?

Они уже приблизились к участку, на котором нашлось бы дело для обоих. Фермерский домик был как раз такого размера, чтобы иметь пару выходов, но вряд ли в нем нашлось место для третьего.

– А что говорить‑ то, командор? – прошептал Фини.

– Ну, парень! Ты же растреклятый сын и внук копов! Так какого черта задумываешься, что тебе кричать? Вот тебе намек: никаких слов «пожалуйста». Когда займу позицию, я свистну, ясно? Вот и здорово.

Они осторожно пробрались через вонючий двор, и Ваймс встал прямо за дверью черного хода, где ему на ум пришла очень интересная идея, и он мысленно сделал отметку. Затем он прижался к грязной стене, взял щепотку нюхательного табака, чтобы отбить вонь птиц и легонько свистнул.

– Открывайте именем закона! Вы окружены! У вас одна минута, чтобы открыть дверь! Я не шучу! А ну, открывайте! Это полиция!

Тихо прячась у стены, Ваймс отметил, что для новичка исполнено неплохо, за одним минусом ‑ фраза «я не шучу», явно лишнее. И тут с черного хода вылетел человек, и Сэм подставил ногу.

– Доброе утро, сэр! Мое имя командор Ваймс! Надеюсь, вы, случайно, не забыли свое.

Птицы в клетках начали безумстовать, вызвав накатившую волну запаха. Мужчина поднялся на ноги и затравленно оглянулся.

– О, верно, вы можете попытаться бежать, можете, – продолжил Ваймс ненавязчивым тоном, – но кое‑ кто может решить, что раз вы бежите, то у вас есть для этого причина. А лично я признаюсь, что любой, кого пытается остановить какой‑ нибудь коп, может бежать как угорелый, вне зависимости от виновности, просто из принципа. Кроме того, в последнее время мы все так обросли жиром, что нам не помешало бы поупражняться. Так, что если вы побежите, мистер Флюгер, я тоже побегу, и гораздо быстрее.

Теперь Флюгер уже улыбался, считая, что ему достался не слишком умный коп.

– Думаю, у вас нет ордера от магистрата, верно?

– Очень хорошо, мистер Флюгер! А почему вы так решили, а? Возможно потому, что считаете, что магистрат не выдал бы ордер на ваш арест, не так ли? Кстати, спасибо, что указали, где именно находятся бочки с табаком. Ваше содействие будет принято во внимание.

Некоторые дни не задаются, когда вам приходится проводить осмотр истерзанного трупа молодой женщины, и бывают удачные дни ‑ когда подозреваемый выдает себя, уставившись прямо в то место на хозяйственным дворе, где спрятано добро.

– Разумеется, мне придется упомянуть о вашем содействии местным властями, и, конечно же, в местном пабе.

Теперь мистер Флюгер проявил «ту самую» глупость:

– Я ничего вам не говорил ни о каком табаке, и тебе это известно, легавый!

В этот момент из‑ за угла показался Фини с устрашающей дубинкой в руках и комично выглядящим на его лице «страшным» взглядом:

– Только скажите, командор, и я разделаю его на раз‑ два!

Ваймс закатил глаза в притворном отчаянии:

– Ничего такого не нужно, Фини. Разве не видишь, что мистер Флюгер в отчаянном положении и готов с нами поговорить?

Флюгер решил, что лучше всего будет аппелировать к Фини:

– Послушай, Фини, ты же меня знаешь…

Он не смог договорить, поскольку Фини его перебил:

– Для тебя, констебль Апщот, Флюгер. Мой отец хватал тебя за шкирку пару дюжин раз. Он называл тебя зеленой мухой, потому что где бы он не нашел кучу дерьма, рядом всегда ошивался ты. И он наказал мне присматривать за тобой, что я прямо сейчас и делаю.

Фини посмотрел на Ваймса, который ободряюще ему кивнул в ответ:

– Видите ли, какая у меня проблема, мистер Флюгер. Мы явились сюда не для того, чтобы расспрашивать вас о табаке. Я никогда не собирался быть коммерсантом. Я коп до мозга костей, простой и прямой как палка, и вот у меня в одной руке некто, кто сделал одолжение своему нанимателю и взял на хранение несколько бочек табака, с другой стороны, если я в другой руке обнаружу разыскиваемого убийцу, храни вас от этого боги, то, возможно, я забуду о первой руке… Не заставляйте меня дорисовывать всю картину, мистер Флюгер, поскольку у меня итак все руки заняты.

Флюгер испугался:

– Это вы о гоблине, верно? Послушайте, это не я! Ладно, признаюсь, я не кристально честный парень, но я не убийца! Я ломщик[41], а не треклятый мокрушник!

Ваймс перевел взгляд на Фини. Некоторые могли бы сказать, что он доволен как Панч. Фини же мог поправить, что он доволен как Панч, Джуди[42] и собачка Тоби, крокодил и коп вместе взятые. Ваймс вскинул бровь, подсказывая, продолжать допрос, но Фини заявил:

– Я ему верю. В нем этого нет, клянусь. Худшее на что он способен, это обокрасть старушку, и то, если она слепая.

– Вот видите! – Победно выпалил Флюгер. – Я не плохиш!

– Ага, – согласился Ваймс. – Вы мальчик из приходского хора, мистер Флюгер, я это ясно вижу. Я тоже очень набожный человек, и не прочь порой прочесть святой стих или главу, но готовы ли вы поклясться, что три ночи назад человек, известный под именем Стрэтфорд, зарезал гоблинскую девушку на Висельном холме в поместье Овнецов?

Флюгер поднял палец:

– Могу я заметить, что пытался его отговорить, но он только рассмеялся, и кроме того я не знал, что это девушка. В смысле, откуда мне вообще было знать?

На лице Ваймса не отразилось ни одной эмоции:

– А скажите, Тэд, как бы вы поступили, если б знали? Я заинтригован.

Флюгер опустил взгляд себе под ноги.

– Ну, я это, ну… в общем… я хотел сказать, не будь девочки… ну, это не правильно. Ясно, что я имею в виду?

«И таких опасных для общества клоунов можно найти по‑ соседству повсюду», – подумал Ваймс.

– Поистине, рыцарство еще не умерло, мистер Флюгер. Ладно, Фини, давай шевелиться. Мистер Флюгер, а как вы оказались в указанную ночь на Висельном холме?

– Мы просто гуляли, – ответил Флюгер.

Лицо Ваймса осталось невозмутимым, только слегка помертвело.

– Ну разумеется, мистер Флюгер. Глупо, что я спросил. Констебль Апшот, я вижу, что Вилликинс курит в сторонке.

Он толкнул дверь и втащил Флюгера внутрь:

– В этом доме есть подвал?

Флюгер был готов описаться от страха, но все равно продолжал топить себя все глубже, поскольку ухмыльнулся и спросил:

– Возможно, а что?

– Мистер Флюгер, я уже говорил, что очень верующий человек, и поскольку вы способны поколебать веру даже у святого, мне нужно провести некоторое время в тихой молитве. Ясно? Уверен, ваи известно, что есть простой способ и сложный. Сейчас я пробую простой способ, но с другой стороны, как ни странно, сложный способ тоже прост. Перед тем как снова вас расспросить, я хотел бы остаться один и все хорошенько обдумать. И мне кажется, мистер Флюгер, что у вас может возникнуть мысль сделать ноги, поэтому мой коллега старший констебль Апшот посторожит дверь, а еще я приставлю к вам своего слугу, мистера Вилликинса, составить вам компанию.

Ваймс только поднес руку, чтобы постучать в окно, как входная дверь открылась и на пороге возник как всегда безупречный Вилликинс ‑ чистенький, в ярко начищенных скрипучих туфлях и с блеском в напомаженных волосах. Потом на глазах у всех троих Ваймс дернул за кольцо в полу и открыл люк с лестницей, ведущей в темный подвал.

– Констебль Апшот, мне требуется некоторое время, чтобы поразмышлять в темноте. Я ненадолго. – Ваймс спустился вниз и закрыл люк за собой.

Его приветствовала темнота:

– А, командующий! Сколько лет, сколько зим. Подозреваю, что ты явился, чтобы допросить свидетеля.

«Это неправильно, – подумал Ваймс. – Как можно призвать дать показания демона, особенно без определенного места жительства? С другой стороны кому нужны свидетели, если есть признательные показания?

Наверху Тэд Флюгер, анализируя ситауацию, покосился туда‑ сюда: «Давай подумаем. Тут у нас молокосос, воображающий себя копом, и чистюля‑ дворецкий ‑ весь из себя розовощекий и сияющий. Я думаю, что любимому сыночку мамаши Флюгер среди них не место» В этот самый момент Вилликинс, не глядя на Флюгера, протянул руку к карману, достал и со шлепком положил на стол перед собой металлическую расческу. Она была сверкающей. В воображении Флюгера она была просто ослепительной. Он только один раз посмотрел на выражение лица Вилликинса и сынок мамаши Флюгер решил сидеть очень тихо, чтобы благополучно дождаться возвращения командора Ваймса. Тем временем, из другого кармана Вилликинс достал нож, о котором с первого взгляда было ясно, что он чрезвычайно острый. Острее всех, которые Флюгер видел. И стал чистить им ногти

На самом деле прошло всего несколько секунд, как люк в подвал открылся, и из него появился Ваймс, кивнувший Вилликинсу, который спрятал расческу и безмолвно вышел из комнаты. Ваймс занял его кресло:

– Итак, мистер Флюгер. У меня есть свидетельские показания, которые подтверждают ваше нахождение на Висельном холме в компании другого мужчины, известного как Стрэтфорд. Мой свидетель рассказал, что он слышал, как вы говорили тому другому, что у вас при себе емкость с индюшачьей кровью, но тот ответил, что вокруг полно кроликов и он никогда не промахивается, если бросает камень из пращи. Свидетель утверждает, что в этот момент из кустов появилась девушка‑ гоблин, и ваш спутник схватил ее, хотя она умоляла ее отпустить, и стал избивать и резать, так яростно, что даже вмещались вы, попросив оставить ее в покое, после чего он с ножом в руке, который мне описали похожим на мачете, повернулся к вам так быстро, что вы обмочились.

Нет, молчите. Я еще не закончил. Тем не менее, мне передали ваши слова, с которыми в обратились к тому типу, что вам предполагалось оставить только следы крови, а не, с ваших слов: «развесить кишки по кустам», после чего вас заставили запихивать внутренности обратно в труп и спрятать его у подножия холма под каким‑ то кустом. Нет! Я же просил, помолчите! В вашем кармане был пирог со свининой, который вы принесли из дома и три доллара мелочью, которые вам заплатили за это мелкое беспокойство.

Потом вы со Стрэтфордом вернулись к лошадям, которых вы оставили в каком‑ то заброшенном старом амбаре на краю деревни. Лошади были такие ‑ пегая кобыла и сивый мерин. Обе захудалые из‑ за скверного обращения. Мерин даже, когда вы отправлялись, сбросил подкову, и вам пришлось уговаривать вашего спутника не убивать лошадь на месте. А, и еще мой свидетель утверждает, что вы сняли рубашку, потому что она была насквозь мокрой от крови и ее пришлось бросить после спора со Стрэтфордом. Позже я загляну в тот амбар. Ваш приятель говорил вам бросить и штаны, но вы отказались. Однако, я все равно раньше заметил на них разводы. Мне не хочется тратиться на отправку гонца в город, чтобы выяснить у моего Игоря чья это кровь ‑ индюшачья, гоблинская или человечья. Я же просил помолчать? Я не упоминал о другом разговоре, состоявшемся между вами и мистером Стэдфордом, потому что слушает Фини, и вы можете вздохнуть спокойно. Болтовня бывает очень колкой.

А теперь мистер Флюгер я собираюсь помолчать, и первое слово, которое я желаю от вас услышать ‑ внимание! – «Слово и дело! » Да, я знаю, этим пользовались при королях, которых теперь нет, но закон никто не отменял. Вы тот еще субчик, но я, хоть и неохотно, но могу поверить, что вы оказались втянуты в нечто не подконтрольное вам, и худшее, чем вы можете представить. Есть хорошая новость: лорд Витинари почти определенно прислушается к моему мнению и сохранит вам жизнь. Помните? «Слово и дело! » Это то, что я хочу услышать, мистер Флюгер. В противном случае, я отправлюсь погулять, а мистер Вилликинс станет причесываться.

Флюгер, который выслушал большую часть этой речи с закрытыми глазами, и едва Сэм замолчал, выпалил слова так быстро, что Ваймс попросил его повторить медленнее. Когда он закончил, ему разрешили сходить в туалет, куда его проводил Вилликинс, подождавший снаружи, продолжая чистить ножом ногти. Фини тем временем отправился покормить взбесившихся птиц.

Ваймс между делом заглянул в один из вонючих птичьих загончиков и заглянул в кучу грязной соломы, заранее зная, что он там обнаружит. И не разочаровался. При приближении к куче он почувствовал запах табака, который перебивал даже запах индюшек. Сэм выкатил одну из бочек, отыскал Фини и сказал:

– Думаю, он до верху набит табаком и я собираюсь взять образцы доказательств. Тебе нужно найти ломик и кого‑ нибудь в качестве понятого, если кого‑ то можно разыскать в этой дыре.

– А, ну так здесь есть Дейв, владелец «Собаки и барсука», – предложил Фини.

– А он крепко стоящий на ногах гражданин?

– Не знаю, но я часто видел его сидящим. Зато он знает что к чему,

Ваймс кивнул и подождал пару минут, пока Фини не вернется с фомкой и кривоногим мужчиной, за которым явились несколько зевак, которые на данный момент, пока не доказано обратное, могли считаться «невинными мирными жителями».

Они собрались вокруг Ваймса, который приготовился открыть бочку. Он объявил:

– Внимание, джентльмены. Я считаю, что в этом бочонке находятся контрабандные товары. – Он закатал рукава: – Как видите, у меня ничего нет в руках, кроме этого ломика. – После чего с заметным усилием он вскрыл крышку бочонка, распространив сильный запах табака по округе. После этого некоторые из зевак решили, что пора незаметно делать ноги.

Ваймс вытаскивал коричневые листья из бочонка, сверток за свертком, завернутый в хлопчатую ткань.

– Я не смогу взять в карету много, – пояснил он Фини, – но если мистер Дейв не против, как честный член общества, подписать то, что он видел своими глазами, то, мистер Фини, сделает краткое описание и мы разойдемся каждый по своим делам.

Фини просиял:

– О, отлично, командор! А я‑ то думал, что же можно спрятать среди такой вони? – спустя мгновение он посмотрел на изменившееся выражение лица Ваймса и спросил: – Командор?

Казалось, отвечая Ваймс смотрит куда‑ то сквозь него:

– Вы далеко пойдете, старший констебль Апшот. Давайте опустошим весь бочонок?

Он не знал, откуда пришла мысль. Возможно откуда‑ то из главных принципов: раз решил заняться контрабандой, то где предел? Каков будет твой целевой рынок? Какова лучшая цена за килограмм груза? Он вытаскивал и вытаскивал свертки, и тут один из них, находившийся в самом низу бочки оказался тяжелее других. Пытаясь сохранить невозмутимость, Сэм передал его Фини и сказал:

– Я буду благодарен тебе и мистеру Дейву, если вы вскроете этот пакет и расскажете, что вы обнаружили.

Сам он уселся на бочонок и достал щепотку, слушая шуршание за спиной. Наконец, Фини произнес:

– Командор, это нечто похожее на…

Ваймс поднял руку:

– Похожее на каменную пыль? Верно, Фини?

– Да, но…

Ваймс вновь вскинул руку:

– А в ней случайно нет красных и синих искорок, когда вы смотрите ее при свете?

Наследие копов в крови Фини взыграло, и он выкрикнул:

– Да, командор!

– Отличная работа! Вы с мистером Дейвом молодцы, – Ваймс посмотрел на указанного Дейва и решил, что доля сомнения не помешает: – И вам повезло, что вы оба не тролли, потому что уже лежали бы как мертвые. То, что вы держите не что иное, как Хрустальный Слам. Могу поставить на это свой значок. Вы знали, что детишки троллей используют его как наркотик? Они вдыхают щепотку размером с ваш мизинчик и решают, что могут проходить сквозь стены, что они в конце‑ концов и делают. А после парочки стен валятся замертво. Он абсолютно нелегален по всему миру без исключений, и его очень трудно изготовить, потому что запах, когда его варят ни с чем невозможно перепутать. Кроме того, от него много искр. Его продажа висельное дело в Анк‑ Морпорке, Убервальде и в любом городе, населенном троллями. Алмазный Король троллей обещал хорошую награду любому, кто представит ему доказательство производства этой дряни.

Ваймс с надеждой посмотрел на вышеупомянутого Дейва, просто на тот случай, если он ухватит наживку. «Пустышка, – решил Сэм. – Они не стали бы проворачивать это прямо здесь. Весь этот табак привезли из какого‑ то теплого места, а это очень‑ очень далеко».

Они в спешке разбили еще несколько бочек, и обнаружили в них кучу табака, и а так же несколько свертков первоклассных сигар, пару которых Ваймс сунул в свой нагрудный карман, для более детального изучения позднее, и в каждой бочке они нашли еще несколько свертков с Хрустальным Сламом, Сланца, Слаба, Хлопка и прочей гадости, правда Хлопок считался расслабляющим наркотиком, если только вы можете расслабиться, очнувшись в канаве, не зная, чья голова у вас на плечах.

В карету загрузили большое количество доказательств, и Ваймса остановило только то, что она была готова треснуть. Остальные бочки сложили в кучу и по сигналу Ваймса очень гордый Фини поджег их. Когда наркотики охватил огонь, они вспыхнули словно фейрверк, и Сэму пришла на ум мысль, что эти вспышки еще только цветочки.

Население выбежало на улицу, посмотреть на происходящее. Ваймс убедил всех в своей bona fides[43] и объяснил, что мистер Флюгер некоторое время будет отсутствовать и попросил кого‑ нибудь приглядеть за птичником. Полученный ответ сделал очевидным факт, что все соседи считали мир без мистера Флюгера и его вонючих птиц будет гораздо лучше, поэтому напоследок Ваймс открыл клетки и выпустил бедных птиц на свободу.

Под конец Ваймса посетила светлая идея. Он подал знак Дейву и подсказал:

– Знаете, Алмазный Король будет рад тому, что сегодня произошло. Разумеется офицеры при исполнении не могут претендовать на вознаграждение…

– Правда? – разочарованно воскликнул Фини.

Ваймс проигнорировал его и добавил:

– Но я прослежу, чтобы вас за помощь достойно вознаградили.

Лицо владельца паба просияло. Когда в ход идут слова вроде «алмазы» и «вознаграждение», эффект предсказуем.

Глава 17

Они ехали обратно в скрипящей карете с закрытыми дверями, но с открытыми окнами, поскольку они были стеснены в пространстве, но немногие хотели бы сидеть взаперти с мистером Флюгером, от которого невыносимо воняло юндюшками.

«Слово и дело! » Это сработало. Флюгер и не думал отпираться, и Ваймс прекрасно видел, какое на него произвело впечатление свидетельство Призываемой Тьмы. Ваймс припомнил каждое его движение и ужимку, сложил все вместе и решил, что не ошибся. «Слово и дело! » Любой на месте Флюгера схватился бы за эту соломинку, чтобы спасти шкуру или выбить себе камеру получше. Вы выкрикиваете «Слово и дело! », спасая свою жалкую задницу и скорее всего так и есть, но всему есть своя цена, и имя ей ‑ петля для шеи, если ваши слова окажутся ложью. Такова одна из аксиом: ложь, сказанная в этот момент ‑ королева лжи! Вам придется солгать судьям, солгать королю или тому, кто вместо него, солгать обществу, всему миру, так что довольный мистер Трупер с радостью проводит вас к виселице, пожмет руку на прощанье и спустя миг дернет рычаг, который отправит вас из мира который вы предали, в последний путь, который закончится… рывком посредине.

Но были еще и наркотики для троллей. Их наличие настолько сильно встревожили Флюгера, что он своими молитвами вполне возможно придумал новых богов, которые не подозревали о его существовании. Ваймс ему верил. До сих пор Флюгер был уверен, что в бочках нет ничего, кроме табака. Старый‑ добрый табак, в котором нет ничего опасного, кроме самого табака, и продать его, не заплатив пошлины было своего рода игрой, и всем вокруг это было хорошо известно. В том, чтобы сберечь пару монет не было ничего плохого, все было ради прибыли. «Разве не это я все время повторяю? – подумал Ваймс. – Мелкие преступления порождают тяжкие. Можно плевать на мелкое преступление, но тут большое преступление оторвете тебе голову».

Несчастный с виду Флюгер сидел на противоположном сидении, по всей видимости опасаясь, что его до смерти забьют тролли, но с другой стороны, как заметил Ваймс, Флюгер сейчас пугался каждого куста. Так что Ваймс почувствовал, что должен его немного подбодрить:

– Ты оказался в скверной компании, Тэд. Ты считал, что просто хочешь осложнить какому‑ то копу жизнь, но внезапно оказался втянутым во‑ первых в убийство, пусть и помимо твоей воли, а во‑ вторых ‑ втянутым в чрезвычайно серьезное дело, связанное с торговлей наркотиками для троллей. И это хуже всего. Но ты оказался в дурной компании, и я скажу это на суде, Тэд.

На лице Флюгера в покрасневших глазах появилась надежда, и он поблагодарил:

– Вы очень добры, сэр.

И все. Ни чванства, ни слез ‑ просто благодарность за добро и подаренную надежду.

Ваймс наклонился вперед и протянул растерянному молодому человеку свою табакерку. Флюгер взял из нее большую щепотку и втянул ее с такой силой, что казалось табак сейчас выскочит из ушей. Стараясь не замечать этого и взвившийся легкий коричневый туман, Ваймс откинулся на стенку кареты и весело сказал:

– У меня есть связи в Танти, они мне кое‑ чем обязаны… – Он посмотрел на воодушевившееся лицо и подумал: «А! К черту! Я же знаю, что тюрьма уже переполнена. Что бы я не сделал, такой тип как он там долго не протянет. Ох, ладно». Он продолжил:

– Хотя нет, мистер Флюгер. Я скажу вам, что я сделаю вместо этого. Мы поместим вас в камеру в Певдополис Ярде. Как вас такой вариант? Там может показаться одиноко, но некоторым это даже на пользу, особенно после пятнадцати минут, проведенных в камере в Танти, Кроме того мои парни очень разговорчивы и любят поболтать, когда долго ничего не происходит. Правда, у нас первоклассные крысы и свежая солома, мы не плюем в обед, и если ты приветлив и не будишь людей по ночам, то ты будешь в полном порядке.

– Со мной, командор, у вас проблем не будет! – слова посыпались словно в отчаянии, что их могут не услышать.

– Рад слышать, Тэд. – весело кивнул Сэм. – Мне нравятся те, кто способен сделать верный выбор. Кстати, Тэд, а кто предложил сыграть со мной ту шутку на холме?

– Как на духу, сэр, это был Стрэтфорд. Он сказал, что это будет такая шутка. Догадываюсь, сэр, о чем вы хотели меня спросить дальше. Я спросил его, кто стоит за всем этим, потому что беспокоился ‑ я ведь всего лишь разводил птиц и катал бочки. Понимаете? – Флюгер состроил честное, невинное лицо. – Он ответил, что рассказав, ему придется убить меня. Я ответил, сказал: «Все равно, мистер Стрэтфорд, спасибо, но я не хочу ввязываться в неприятности». Тут мне пришлось заткнуться, потому что у него было странное выражение лица. – Фдюгер мгновение подумал и добавил: – Оно у него всегда странное.

Ваймс сделал вид, что это его мало интересует. Словно натуралист с сачком, банкой и булавкой наготове, чтобы приколоть к табличке очень редкую ланкрскую голубую бабочку, которая только что седа на соседний куст чертополоха, Сэм старался не вспугнуть удачу.

Как бы между прочим он сказал:

– Но ты ведь знаешь, Тэд? Я знаю, Тэд, под всем этим наносным слоем, ты умный. Многие сказали бы, что даже пень умнее тебя, но ведь в старом‑ добром мире не сделаешь дела, не держа уши и глаза открытыми, верно?

Кто же расскажет что‑ нибудь важное такому типу как Флюгер? Он ведь даже не громила какой‑ нибудь ‑ ведь чтобы им стать нужно иметь хоть какое‑ то тактическое мышление, но и громилы, шатаясь без дела, могут проболтаться такому как Флюгер ‑ они плохо умеют держать язык за зубами.

Вслух он сказал:

– И верно, такой стыд, Тэд, что все это из‑ за того, что ты просто помог приятелю за пару монет и пинту пива. Как считаешь? Ужасно, что честные люди могут оказаться под подозрением, верно? Особенно, если подозреваются в тяжком преступлении. – Сэм посмотрел на Флюгера.

– Ну‑ у‑ у, – протянул Флюгер, – однажды, когда он был навеселе, он проболтался, что на него очень рассчитывает лорд Ржав, приблизил его к себе и побеспокоился, чтобы в его карманах всегда звенело, но я думал, что это всего лишь бахвальство.

Ваймс удивился собственному спокойствию:

– Послушай, Тэд, а ты слышал от них что‑ нибудь про гоблинскую девочку?

Лицо преступника прорезала кривая ухмылка:

– Если нужно, командор, услышу!

Ваймс мгновение не сводил с лица Флюгера глаз, потом сказал:

– Тэд, мне хочется знать все, что ты слышал или видел, а не то, что ты можешь навоображать. И что важно, Тэд, не нужно пытаться мне подольстить, хорошо? Иначе я тут же перестану быть твоим другом… – Ваймс кое‑ что прикинул и добавил: – А ты слышал что‑ нибудь от лорда Ржава или этого Стрэтфорда что‑ нибудь про кузнеца?

Было поучительно посмотреть как у пленника работает мозг. Было похоже будто огромная собака жует ириску. Возможно он до чего‑ то додумался. ю потому что следующими его словами были:

– Кузнец? Не знал, что они обсуждают кузнеца. Ага, когда мы шуровали во дворе молодой лорд Ржав подошел к Стрэтфорду и сказал что‑ то вроде: «Есть новости про нашего приятеля? » А тот ответил так: «Не беспокойтесь, сэр, он собирается навестить Королеву», и оба заржали, сэр. – В воцарившейся тишине он спросил: – С вами все в порядке, сэр?

Ваймс ответил:

– Ты понял, о чем они говорят?

– Нет, сэр, – ответил Флюгер.

– Тут есть что‑ то, что называется Королевой? Может быть паб? Может баржа на реке? – Ваймсу пришла в голову идея. У них тут повсюду странные имена, среди них у кто‑ то зовется Королевой. И вновь он увидел как огромный пес жует ириску. – Простите, командор, ничего не знаю. И баржи на речке с таким названием нет.

Ваймс отстал. Даже это уже результат. Хотя и не отличный. Этим, конечно, не удивишь Витинари, но есть намек на небольшой заговор, способный отправить Джетро туда, где ему быть не хочется. По крайней мере Ваймс был удовлетворен.

Сэм понял, что Флюгер осторожно тронул его за руку, словно испуганный ребенок ожидающий нагоняя от учителя.

– Да, Тэд?

Тот отдернул руку.

– Сэр, я обрету бога?

– Что‑ что? Какого бога?

Флюгер казался испуганным, но справился с собой:

– Сэр, я слышал, что люди, попавшие в тюрьму обретали там бога, а если ты обрел бога, то ты не конченный человек и еще способен исправиться, если хорошенько молиться. Так что я подумал, сэр, если я буду в камере участка, то насколько выше там шанс обрести бога, если вы уловили мою мысль? Разумеется, я не хочу неприятностей.

– Что ж, Тэд. Если во вселенной и есть где‑ нибудь справедливость, то в Танти очень мало шансов найти каких‑ нибудь богов. Но на твоем месте, оказавшись перед лицом выбора: божественное вмешательство или трехразовое питание в которое не плюют и нет никаких обломов, храпящих на ухо всю ночь, и ты точно знаешь, что опускаться на колени придется только ради молитвы, то я бы сказал, что небеса подождут.

Солнце уже было высоко в небе, и Вилликинс продолжал вести их на приличной скорости. Ваймс это отметил. Улица говорила с ним даже, если вокруг не было ничего, кроме узкой тропинки. Сэм толкнул Фини локтем:

– Скоро будем дома, парень. Думаю, мистер Флюгер захочет навестить твою очаровательную кутузку.

Флюгер выглядел озадаченным, поэтому Ваймс пояснил:

– Ты же не думал, что я немедленно помчусь в Анк Морпорк? Мне нужно отправить какого‑ нибудь гонца, чтобы за тобой прислали тюремный фургон. Не бойся, кутузка крепкая, из камня, и есть плюс ‑ и я считаю, что это действительно плюс ‑ миссис Апшот скорее всего угостит тебя очень вкусным Банг Сак Мак‑ Мак Догом[44] с морковкой и горохом. Speciality de Maisonette[45].

«Все‑ таки у титула есть плюсы», – решил Ваймс, пройдясь вокруг видавшей виды кутузки чуть позже.

– Старший констебль Апшот, прошу, устройте нашего пленника и убедитесь, что он сыт, утолил жажду и так далее, и кстати, заполните бумаги.

– Что заполнить, сэр?

Ваймс встал как вкопанный:

– Как, мистер Фини, вам не знакомо выражение бумажная работа?

Фини смутился:

– Знакомо, сэр, разумеется, знакомо, но в основном я просто заношу имя в свой блокнот. Я все равно знаю, кто он есть и что наделал. Ах, да и после того как у нас вышла проблемка с мистером Парсли, когда его раздуло, я всегда проверяю, нет ли у узника аллергии на какую‑ нибудь стряпню в духе бхангбхангдюка. У меня ушел целый день на то, чтобы все прибрать, правда до сих пор слегка пованивает.

– Habeas corpus, парень! Ты же хочешь стать настоящим копом, верно? Итак, мистер Флюгер твой узник. Ты за него отвечаешь. Если он захворает, то это твоя проблема. Если он умрет, тогда труп будет на твоей совести, а если он сбежит, то ты окажешься в столь щекотливой ситуации, что слово «проблема» даже близко ее не описывает. Я пытаюсь помочь, но с той же легкостью могу забрать его в поместье. У нас полно подвалов, так что я быстро найду ему койку и запру его в одном из них. Нет проблем. Но если я это сделаю, то зачем тогда ты?

Фини был ошарашен. Он выпрямился:

– Я ничего этого не слышал, сэр! И никто из моих предков тоже. С другой стороны, у нас еще не было ничего подобного убийству.

– Прекрасно. Тогда выдай мне акт о приемке узника. Это такая важная штука, и я отправлюсь подремать в поместье.

Ваймс вернулся вдоль берега реки, по которой плыла очередная лодка. Течение в этом месте было неспешным, и мутные волны лениво бились о низкие берега. Лодка была оборудована гребными колесами. Сибилла объяснила Сэму: тот бык в ярме, который лениво брел по палубе вокруг ворота, вращал шестерню, которая была связана с колесами, двигавшими судно.

Рулевой помахал рукой. Когда лодка проплывала мимо, Сэм заметил на корме женщину, которая развешивала белье, и наблюдавшую за ней кошку. Хорошая жизнь! Никто не пытается тебя убить. На мгновение, всего на мгновение, он почувствовал зависть, глядя как за лодкой тянется череда барж. Следом за лодками проплыло семейство уток с утятами. Ваймс вздохнул и сел в карету. Спустя некоторое время, прибыв в поместье и приняв быстрый душ, он уже нырнул в подушки, и его поглотила дрема.

* * *

Говорят, что ныне Анк Морпорк уже не тот, он меняется. Другие хоть и соглашаются, но считают, что это к лучшему, как бывает с выдержанным сыром. И как этот гипотетический сыр, как его выпирает из формы, так и город выпирает из‑ за стен, который, по словам лорда Витинари, был словно «корсет, который следовало расшнуровать». И первым подобным ручейком был Гарри Король, который теперь, разумеется, должен был называться сэром Гарольдом Королём. Гарри был прохвостом, авантюристом, безжалостным драчуном и устрашающий инициатор сделок, совершаемых с превышением скорости. Так как все это было голословно, то в равной степени о нем можно было сказать, как об успешном бизнесмене, что в сущности одно и тоже. Он был гением, умевшим превращать мусор в звонкую монету. Когда капитан Моркоу с Ангвой шли вдоль тропинки к болоту у реки, впереди ярко пылали огни Гарри Короля. Все работало на мельницы навозного Короля. Армии его рабочих наводняли улицы, опустошали нужники, чистили дымоходы, забирали останки из района боен, они вывозили оттуда все кусочки некогда живой ткани, которые, ради приличия, нельзя было класть в колбасу. Говорили, что Гарри Король смог бы забирать и дым из труб, если бы придумал, как на этом заработать. Если вы хотели получить работу, у Гарри вы можете наняться ‑ цена не будет слишком большой, если только вы не сможете найти себе что‑ то получше в самом городе. Но если украдешь у Гарри, то получишь по заслугам. Разумеется, мельницы Гарри воняли, зато город теперь нет, по крайней мере не так сильно как раньше, так что некоторые жители даже стали жаловаться, что утратили привычный запах, которым так славился Анк Морпорк, и который по слухам отгонял все болезни и хвори всех сортов, и от которого лучше росли волосы на груди.

Анк Морпорк не был бы самим собой, если бы в нем тут же не возникло Общество за сохранение запаха.

Добравшись до дыма перемешанного с туманом, оба стражника стали дышать не так глубоко. Неподалеку раскинулся небольшой городок рабочих, трущобы, прилепившиеся к фабрике, что было большим плюсом, поскольку это означало, что они не будут опаздывать на работу.

Охранник у ворот моментально позволил пройти. Гарри хоть и не был самым честным предпринимателем, но если порой и случалось нечто бесчестное в местах, которые не касались Стражи, то память об этих событиях стиралась из памяти участников, едва стихали круги на воде и течение уносило все прочь.

Едва Моркоу с Ангвой начали подъем по крутой наружной лестнице в гигантский офис Гарри, возвышавшийся над его империей, как навстречу им горизонтально отправился в путь человек, которого Гарри Король, взяв за воротник и заднюю часть штанов, сбросил с лестницы, прикрикнув вдогонку: – Ты уволен!

Стражники отошли в сторону, пропустив скатившегося человека.

– Только попробуй снова попасться мне на глаза! Собаки не кормлены! О, здравствуйте капитан Моркоу, – моментально изменившимся голосом добавил Гарри Король: – И очаровательная мисс Ангва, разумеется, тоже. Какой замечательный сюрприз! Проходите, всегда рад оказать содействие нашей Страже!

– Сэр Гарри, вам не следует сбрасывать людей с лестницы, – заявил Моркоу.

Гарри Король с невинным видом широко раскинул руки и ответил:

– А что? Вы про те проклятые ступеньки, что снаружи? Я же приказал их разобрать! Спасибо за совет, капитан, но дело в том, что я поймал его на воровстве, и он жив только потому, что я сегодня добрый. Чай, кофе? Может чего‑ то покрепче? Нет, думаю. Что ж, тогда я присяду, это ведь никак не повредит.

Все уселись, и Моркоу продолжил:

– Нам нужно поговорить о гоблинах.

Гарри Король остался невозмутим, но сказал:

– Если угодно, на меня работают несколько таких. Честные работяги, как ни удивительно. Порой слегка странные, не самые сообразительные, но если поймут, чего ты от них хочешь, то можно оставить их одних, пока не придет время сказать «стой». Я плачу им вполовину меньше чем людям, и они делают вдвое больше работы, и куда качественнее. Если тут появится еще сотня другая ‑ буду рад их нанять.

– Но вы же платите им меньше, чем людям! – сказала Ангва.

Гарри наградил ее печальным взглядом:

– А кто еще стал бы им платить, милая? Бизнес есть бизнес. Я же не приковываю их цепями. Не каждый взял бы на работу гоблина из‑ за их вони, но мне известно, судя по тому, как морщится ваш очаровательный носик, капитан, что и от меня воняет. Такова уж работа. Кроме того, я разрешил им остаться на моей земле, чтобы они могли делать свои странные горшки в свободное время, и стараюсь, чтобы его у них было поменьше. Когда они набирают достаточно денег на то, что они желают, засранцы уходят туда, откуда пришли. Остаются только юный Слизень и его бабуля. Этот сам выбрал себе имя.

– Нам бы хотелось поговорить с несколькими гоблинами об упомянутых вами горшках, если вы не против, Гарри? – спросил Моркоу.

Гарри Король улыбнулся и ткнул в него пальцем.

– Знаешь, от вас двоих я это стерплю, потому что мы все повидали мир и знаем, каков он, но за пределами этого офиса я сэр Гарри, хорошо? Лично мне наплевать, но жена настаивает и бесится. Представьте, так задирает нос, что сшибает воробьев. Но плевать, вреда‑ то от этого никакого. – Гарри Король или, возможно, сэр Гарольд Король, мгновение еще подумал и добавил:

– Просто из интереса, а зачем вам гоблинские горшки?

Ангва не нашлась, а Моркоу ответил:

– Мы интересуемся гоблинским фольклором, сэр Гарри.

Гарри Король усмехнулся:

– Знаешь, никогда не умел читать по твоему лицу, капитан Моркоу. Не стал бы я садиться играть с тобой в покер. Ладно, это не мое дело, так что поверю на слово. Спускайтесь вниз и ступайте к сортировочному конвейеру. Найдите там Билли Слизня, и скажите, что Гарри Король почтет за честь, если ему будет угодно проводить вас повидать его бабулю, лады? И не стоит меня благодарить. Я только надеюсь, что старина Ваймс замолвит обо мне пару слов перед Витинари, когда будут раздавать медали, если вы поняли мой намек. Говорят, рука руку моет, но в моем, когда дело доходит до старика Гарри Короля, случае я бы перефразировал так: рука руку скребет.

Они нашли Билли Слизня укладывающим на телегу в стопки старые номера Таймс. Гоблина легко отличишь от прочих рабочих, несмотря на одинаковые лохмотья. Единственное отличие ‑ это был работающий гоблин.

Моркоу вежливо похлопал его по плечу и Билли оглянулся:

– А, копы!

– Билли, мы пришли от Гарри Короля, – сказал Моркоу, быстро добавив: – Мы не сделаем тебе ничего плохого. Нам бы просто немного узнать про горшочки унггэ.

– Вы хотите узнать про унггэ? – Билли уставился на Моркоу. – Мне известно, что я не сделал ничего дурного, парень, и не нуждаюсь в твоих подсказках. А еще я ни за что не притронусь к этим треклятым горшочкам, даже ради спасения жизни. Я сам зарабатываю себе на жизнь, так то. И мне плевать на разные сказки.

Ангва вышла вперед и вмешалась:

– Мистер Слизень, это очень важно. Нам нужно найти кого‑ нибудь, кто смог бы поведать нам про горшочки унггэ. Вы знаете кого‑ нибудь, кто мог бы нам помочь?

Билли весело оглядел ее с головы до ног:

– Значит это ты оборотень, да? Могу учуять тебя за милю. И что вы будете делать, если я отвечу, что никого не знаю?

– В этом случае, – ответил Моркоу, – мы с большим сожалением вернемся к своим делам.

Билли покосился в его сторону:

– А эти дела включают пинки и тычки?

Утреннее солнце сверкнуло на ярко надраенном нагруднике Моркоу:

– Нет, мистер Слизень, исключают.

Билли хорошенько оглядел его и ответил:

– Ладно. Пойдем к бабуле. Может она захочет с вами поболтать, а может нет. Я с вами вообще разговариваю только по просьбе мистера Короля. Она очень осторожно выбирает, с кем ей общаться, можете поставить на это свой шлем. Кстати, а что вы у нее хотите выяснить про эти горшки? Она в последнее вообще редко выбирается из кровати. Не замечал ее за воровством.

– Нам об этом тоже ничего не известно, Билли. Нам просто нужно узнать кое‑ какую информацию.

– Что ж, тогда вы пришли по адресу. Она настоящий эксперт, насколько я знаю. Все уши мне прожужжала про эти горшки. Кстати, вы не захватили бутылку бренди? Моя бабуля не доверяет чужакам, но чужак с бутылкой бренди становится бабуле родным.

Ангва шепнула Моркоу:

– У Гарри большой бар в офисе. И это нельзя рассматривать в качестве взятки. Может попробуем?

Она осталась с Билли, пока Моркоу улаживал дела, и заметила, чтобы хоть что‑ то сказать:

– Билли Слизень не похоже на гоблинское имя.

Билли поморщился:

– Верно! Бабуля зовет меня Печальным дуновением ветерка. Ну разве это имя, а? Кто вообще тебя будет серьезно воспринимать с таким именем? Сейчас же новое время, верно? – Он с вызовом посмотрел на нее, и Ангва подумала: «Вот так мы шаг за шагом превращаемся в людей: люди‑ оборотни, люди‑ гномы, люди‑ тролли… горнило переплавляет только одним путем, и это путь ‑ путь прогресса». Вслух она сказала: – Разве ты не гордишься своим гоблинским именем?

Он посмотрел на нее с открытым ртом, показав острые зубы:

– Что‑ что? Гордиться? Как, блин, кто‑ то может гордиться тем, что он гоблин? За исключением моей бабули, разумеется. Пойдем внутрь, и я очень надеюсь, что бренди очень быстро появится. Без него она может быть очень вредной.

Билли Слизень с бабулей жили в халупе, возведенной в соответствии с духом этих трущоб. Растущая старая ива и ее более молодая поросль, освободившиеся от болота, были использованы, чтобы создать довольно крупное гнездо, размером с небольшой коттедж. На взгляд Ангвы к этой постройке приложили не только руки, но и ум: мелкие ветки и побеги были переплетены друг с другом так, что некоторые срослись и даже дали корни, после чего кто‑ то, скорее всего Билли, вплел новую поросль в уже существующую конструкцию, так что, по крайней мере, в летнее время получалось довольно мило, особенно, если кто‑ то догадался прикрыть прорехи мелкими веточками. Внутри помещение было похоже на задымленную пещеру, но для глаз оборотня, которым темнота была не почем, было видно, что внутренние стены были очень аккуратно завешены старыми мешками и просто тряпьем, способным впихиваться и мяться. Скажем сразу, на постройку этого чуда ушло минимум пара дней и полный ноль денег, но в городе было полно людей, которые позавидовали бы подобному жилью.

– Простите за хоромы, – посетовал Билли. – Не могу похвастаться, что Гарри щедрый работодатель, зато он закрывает глаза на то, что мы забираем часть мусора, если не собираемся извлекать из этого прибыль.

– Да у тебя есть даже печная труба! – воскликнула пораженная Ангва.

Билли потупился.

– Немного течет, ждет, пока я ее подлатаю. Подождите тут. Я схожу убежусь, что она вас примет. Что я знаю наверняка: она никогда не откажется принять бренди.

Раздался вежливый стук в дверь, что означало появление капитана Моркоу в обнимку с бутылкой. Он открыл облупленную и многократно перекрашенную дверь, впустив внутрь немного света. Затем, оглядевшись, он сказал:

– Миленько.

Ангва наступила ему на ногу:

– Взгляни‑ ка, он даже словно головоломку сложил из кусочков крышу. В этом доме все продуманно. – Она понизила голос и прошептала: – Он же гоблин. Совсем не такого я ожидала от…

– У которого так же очень хороший слух, мисс! – заявил Билли, вновь появляясь в комнате. – Удивительно, каким только трюкам могут научиться гоблины, верно? Спорю, вы почти подумали обо мне как о человеке? – Он ткнул рукой в сторону подобия занавески, закрывавшей другой конец комнаты. – Принес бренди? Тогда входите, но держи бутылку перед собой. Обычно это срабатывает. Кстати, офицеры, эта женщина мне не бабушка, а пра‑ прабабушка, но когда я был ребенком, все эти «пра‑ пра» были для меня чересчур, так что я стал называть ее просто бабулей. Если позволите, говорить буду я, потому что не будь вы треклятыми гениями, не поймете ни бельмеса! Давайте‑ давайте, поторапливайтесь! Через полчаса мне нужно будет готовить ей обед, а пока вы будете мяться, выпивка кончится.

– Я ее вижу, – сказал Моркоу, почувствовав движение, и Ангва ответила осторожно: – И я. Билли, не мог бы ты представить нас своей пра‑ прабабушке?

Моркоу все еще пытался что‑ то разглядеть в кромешной тьме, когда решил, что услышал речь молодого гоблина, хотя сперва ему показалось, что рядом перемалывают гравий. Потом, после какого‑ то скрытого перемещения в темноте в ответ раздался другой голос ‑ похожий на звук ломающегося льда. Потом Билли вполне отчетливо произнес:

– Жалость опавшего листа приветствует вас, стражники, и ваш дар! Отдайте ей чертов бренди!

Моркоу протянул бутылку куда‑ то в направлении голоса Билли, и она в мгновение ока испарилась у заслонившего темную заднюю часть комнаты еще более темного силуэта. Далее тень, судя по словам Билли, произнесла:

– Зачем пришли, поли‑ сисей‑ ски? Что вам нужно от умирающей женщины? Что вам до унггэ? Унггэ наше, наше! Вам в нем нет ничего хорошего, большой поли‑ сисей‑ ски!

– А что такое унггэ, мадам? – спросил Моркоу.

– Не религия, не веселые бубенцы, не молитвы на коленках, не песен хором, не алиллуйя ‑ только унггэ, одно унггэ! Оно происходит от нужды. Крохотные унггэ! Когда боги, кончив дело, моют руки, появляется унггэ, засучивая рукава! Унггэ разит из тьмы. Если унггэ не приходит сам, он присылает подручных. Унггэ повсюду!

Моркоу прочистил горло:

– Жалость опавшего листа, один человек, полицейский, добрый парень, он умирает от уггэ. Мы не понимаем, что к чему. Прошу, помогите нам разобраться. В своей руке он сжимает горшочек унггэ.

Раздавшийся скрежет потряс хижину. На самом деле от него могла бы сойти лавина с небольшой горы.

– Вор унггэ! Воришка горшков! Не достоин жизни! – Переводил Билли каждый вопль. Старая гоблинща попыталась встать, но, что‑ то бормоча, вновь упала на свои подушки.

Вступила Ангва::

– Вы не правы, мадам. Этот горшок попал к нему случайно. Он нашел его. Этот горшок зовут душой слез.

До этого ответ Жалости опавшего листа заполнил мир. На этот раз она опустошила его своим молчанием. Потом, что удивительно, она ответила по‑ человечески, хотя ее правнук уверял, что она не знает языка.

– Найден в гоблинской пещере, о да! На конце лопаты! Плохая находка.

– Нет! – Внезапно Моркоу очутился нос к носу со старушкой. – Он попал к нему случайно, словно проклятье. Он не желал его получить, и не знал, что это. Он нашел его в сигаре.

Последовала пауза, во время которой старая гоблинша, скорее всего, серьезно обдумывала ответ, поскольку сказала:

– Заплатишь ли ты мою цену?

– Мы отдали тебе бренди, – возразила Ангва.

– Верно, волчий выкормыш, но это было только за консультацию. А теперь я объявляю цену за диагноз и лечение. И она будет такова ‑ из табачной лавки два фунта «ежевички», один фунт «приятеля плута», и фунт «особой микстуры доктора Разницы ‑ то, что нужно в морозный день! » – Старушка издала что‑ то похожее на смешок. – Глоток свежего воздуха. Мой мальчик ходит по округе ‑ то тут, то там, и слышал, что вам можно верить, но гоблины приучены не полагаться на слово, так что мы скрепим сделку старым, понятным нам способом.

Удивленный Билли отступил назад, и из темноты к Моркоу протянулась длинная рука с длинными когтями. Тот плюнул на ладонь, не задумываясь, будет ли это правильно и гигиенично, и они ударили по рукам. Старушка‑ гоблинша вновь заговорила:

– Эту сделку не отменишь, так‑ то. Никогда. – Пару мгновений спустя голос добавил: – Обязательно помой потом руки.

Послышалось бульканье бренди, и прабабушка Билли продолжила:

– Вы сказали горшочек слез?

Ангва кивнула.

– Раз так, это может означать только одно. Бедняжке, голодающей матери пришлось съесть новорожденного ребенка, потому что она не могла прокормить их обоих. Я слышу, что у вас перехватило дыхание. Разве такое может быть? Ужасная правда такова ‑ о, да! В плохой стране часто случаются ужасные времена и нет пищи. Так, обливаясь слезами, она вырезала крохотный горшочек для души своего ребенка и, вплакала его жизнь внутрь и отправила прочь, пока не настанет лучшее время.

Моркоу тихо сказал:

– Вы можете нам рассказать больше, мадам?

Пожилая гоблинша мгновение молчала, потом ответила:

– Внутри сигары, был завернут в табачный лист? Спрашивайте торговца табаком!

Билли перевернул бутылку и она оказалась пуста.

– Еще одно напоследок, мадам, прошу! Как нам помочь нашему другу? Судя по всему он бредит, считает себя гоблином!

В темноте сверкнули глаза:

– Я поверила на счет табака. Теперь запишу на счет бутылку бренди. Ищите пещеру гоблинов! Ищите деву! Только она сможет забрать горшочек из его руки, в надежде однажды обрести дитя! Только так и не иначе. Для вас большая проблема, мистер, что девушек‑ гоблинок очень сложно стало найти. Здесь нет. Может, нигде нет. Мы опадаем и уносимся ветром как опавшие листья. А пока нет бренди, прощайте. Нет! Давайте поменяем на коньяк из Квирма, особой выдержки. Шестьдесят долларов, если покупать на Бродвее у Хоррида или две по цене одной в винном магазине у Твистера Бута в Тенях. Слегка воняет анчоусами, но никто не задает вопросов и никто не отвечает.

Голос старушки стих, и стражники потихоньку стали приходить в себя, пытаясь стереть из памяти страшные картины.

Моркоу сумел себя заставить спросить:

– Прошу прощения, но не повредит ли это моему сержанту? У него непрекращающиеся кошмары и мы не можем вырвать горшок из его рук!

– Три бутылки бренди, мистер поли‑ сисейски, – перевел Билли.

Моркоу кивнул.

– Хорошо.

– Как долго пробыл с ним горшочек?

Моркоу посмотрел на Ангву.

– Может, два дня, мадам.

– Тогда как можно скорее тащите своего человека в логово гоблинов. Тогда выживет. Но может и умиреть. В любом случае, три бутылки бренди, мистер. – Маленькие черные глазки сверкнули в сторону Моркоу. – Как приятно встретить настоящего джентльмена. Торопитесь!

Старушка скрылась в темном углу среди своих подушек и ковров. Аудиенция закончилась, как и бренди.

– Вы понравились бабуле, – удивленно заявил Билли, когда они выбрались наружу. – Можете поверить. И она даже ничем в вас не швырнула. Кстати, лучше поскорее принести ей табак и бренди, хотя, она бывает настойчивой в оккультном плане, если вы меня поняли. Приятно было повидаться, но старик Гарри Король не любит праздно шатающихся.

– Прости, Билли, – спросил Моркоу, взяв его за жилистую руку. – Поблизости есть пещеры гоблинов?

– Вы получили все, что хотели, офицер. Насколько я знаю, здесь нет ни одной. Да мне и плевать. И вот мой совет: я бы попробовал в сельской местности, но мне не плевать. Потому что если вы найдете на карте хоть одну пещеру гоблинов, то зуб даю ‑ гоблинов в ней точно нет. Живых уж точно.

– Спасибо за помощь, мистер Слизень. И позвольте вас поздравить, у вашей прабабушки прекрасный словарный запас.

Из‑ за стен достался обрадованный вскрик: стены бли очень тонкие.

– Чертовски верно! Прабабушка Слизня не так уж тупа!

– Что ж, по крайней мере, у нас есть результат, – заявил Моркоу на обратном пути в город, – но ответь мне вот на что: я знал, что Анк Морпорк сродни горнилу, в котором переплавляются люди, но тебе не жаль, что, прибыв сюда, они забывают свое наследие?

– Это верно, – согласилась Ангва, отводя взгляд. – Так и есть.

Когда они вернулись в Псевдополис Ярд, Моркоу вызвал Веселинку:

– Я бы хотел, чтобы ты прогулялась навестить табачника, который дал сержанту Колону сигару. Спроси его, откуда он получает табак. Мы все равно знаем, что в этом замешана контрабанда, так что он будет волноваться. Так что будет нелишним захватить с собой офицера, при виде которого его волнение станет чуточку больше. Крошка Артур как раз вернулся из отпуска.

Веселинка улыбнулась.

– В таком случае беру. Уж он‑ то напустит страху на кого угодно.

Глава 18

До сих пор у мистера Офигенца Смекалкина день шел неплохо. Он сходил в банк, чтобы внести на счет выручку и приобрел два билета в оперу. Миссис Смекалкин будет очень довольна, уж точно больше, чем своей фамилией. Она вечно пилила его, желая попасть в высшее общество, или хотя бы в общество повыше, но в каком‑ то смысле фамилия Смекалкина висела гирей у нее на ногах. Предприниматель открыл дверь в свой магазин и увидел полицейского, терпеливо ждущего в кресле.

Веселинка Малопопка поднялась навстречу:

– Мистер Смекалкин Офигенц?

Тот попытался улыбнуться:

– Обычно ко мне заходит Фред Колон, офицер.

– Верно. А меня зовут сержант Малопопка, но вот что странно… мой визит как раз касается сержанта Колона. Вы помните, что дали ему сигару?

Мистер Смекалкин страдал от той же иллюзии, что и многие другие, заключающейся в том, что копы не понимают, что им лгут, так что он ответил:

– Не припоминаю.

– Мистер Смекалкин, – ответила Веселинка, – общеизвестен тот факт, что сержант Колон покупает или точнее «отоваривается» табаком в вашем высокоуважаемом заведении.

И снова мистер Смекалкин не смекнул, что к чему и выбрал неверный ответ:

– Я желаю видеть своего адвоката!

– Я тоже, мистер Смекалкин. Возможно вы кого‑ нибудь пошлете за ним, пока мы с моим коллегой подождем тут?

Смекалкин удивленно огляделся:

– С каким еще коллегой?

– Эй, перец! Это она обо мне, – ответил констебль, в узких кругах больше известный, часто довольно мимолетно, как Двинутый Крошка Артур, который до этого прятался среди пачек с сигаретами.

Два копа это куда хуже, чем просто удвоение проблемы, и Веселинка, умело воспользовавшись внезапной паникой хозяина, осторожно произнесла:

– У меня, мистер Смекалкин, очень простой вопрос. Где именно вы взяли ту сигару?

Веселинке было известно, что Сэм Ваймс терпеть не может идиому: «невиновному нечего бояться», поскольку он верил, что как раз невиновному‑ то очень даже есть чего бояться, и в основном виновных, но в долгосрочной перспективе как раз тех, кто произносит подобные слова: «невиновному нечего бояться». Смекалкин боялся ‑ Веселинка видела, что он покрылся потом.

– Нам известно про вашу контрабанду, мистер Смекалкин, точнее о том, что вы извлекаете дополнительную выгоду из, гм, подвернувшихся сделок. Но прямо сейчас все, что мне от вас нужно, это одно слово ‑ откуда появилась та сигара. Как только вы нам ответите, мы тут же с благодарностью за ваше сотрудничество покинем здание.

Смекалкин посветлел. Веселинка продолжила:

– Разумеется вас могут навестить представители других подразделений Стражи. Но в данный момент, сэр, вы имеете дело со мной. Так вам известно, откуда к вам поступают сигары?

Осмелевший Смекалкин вновь попытался:

– Я все покупаю через дилеров, – заявил он. – Мне понадобятся целые столетия, чтобы найти нужные записи!

Веселинка улыбнулась шире:

– Нет проблем, мистер Смекалкин. Я позову своего коллегу, эксперта в подобных вопросах, мистера Пессимиста. Вы с ним, случайно, не знакомы? Удивительно, как быстро он расправляется с любыми завалами документов. Я уверена, что он отыщет время в своем напряженном графике, чтобы помочь вам отыскать нужный документ и совершенно бесплатно.

Пять минут спустя посеревший и запыхавшийся мистер Смекалкин вручил Веселинке клочок бумаги.

Та посмотрела на него:

– Кактотамландия? Я думала, табак в основном выращивают в Клатче

Смекалкин пожал плечами:

– Теперь они разбили плантации в Кактотамландии. Тоже отличный товар. – Слегка осмелев, он добавил: – Могу вас уверить, за все честно уплачено. Да, я знаю, что есть контрабанда, но мы с ней не связываемся. Нет нужды, раз у нас и так отличный контракт на крупные поставки. Это все зафиксировано в книгах. Есть все счета, каждый платеж. Все аккуратно учтено.

Веселинка смягчилась. Мистер Пессимист возможно что‑ то накопает в книгах. В конце концов, бизнес есть бизнес. Но есть бизнес и есть грязный бизнес. Нет необходимости вдаваться в подробности. Она поднялась:

– Спасибо за сотрудничество, мистер Смекалкин. Не будем вас больше задерживать.

Смекалкин замешкался и спросил:

– А что не так с Фредом Колоном? Он, конечно, к слову, вымогатель, но я не хотел бы, чтобы с ним что‑ то стряслось. Там ведь не было… яда или чего‑ то еще?

– Нет, мистер Смекалкин. Просто сигара начала ему петь.

– Обычно они так не поступают, – нервно заявил мистер Смекалкин. – Мне нужно проверить на складе.

– Прошу вас, сэр. И пока вы будете это делать, быть может вы заодно взглянете на этот список?

Табачник осторожно принял бумагу у нее из рук. Он пошевелил губами и сказал:

– Он довольно длинный.

– Да, сэр, – согласилась Веселинка, – но у меня достаточно наличных, чтобы все оплатить.

Смекалкин сильно удивился:

– Что‑ что? Полиция собирается платить?

Идти по улице в компании Двинутого Крошки Артура было трудно даже для гнома вроде Веселинки. В нем всего‑ то было шесть дюймов роста, так что для окружающих, разговаривая с ним, можно было показаться сумасшедшим. С другой стороны ему очень не нравилось, когда его брали в руки. Нужно было просто с этим смириться. В конце концов, один вид Двинутого Крошки Артура во многих вселял неуверенность.

Они вернулись в участок и доложились Моркоу. Первым делом он спросил у Веселинки:

– Ты знаешь по близости какие‑ нибудь гоблинские пещеры, Веселинка?

– Нет, сэр. А почему вы спрашиваете?

– Я объясню позже, – ответил Моркоу. – Но это почти невероятно. Вы нашли что‑ нибудь у Смекалкина?

Веселинка кивнула:

– Да, сэр. Сигара сержанта Колона прибыла к нам из Кактотамландии.

В ответ Моркоу уставился на нее.

– Не знал, что в Кактотамландии живут гоблины. Семья Джолсон как раз оттуда. – Он щелкнул пальцами. – Погоди‑ ка. – Он пробежался по коридору до столовой и вернулся с констеблем Ценностью Джолсон, дамой, для которой слово «необъятная» было тесно. Все в ней было так сказать семейного размера, даже ее добродушие. Ценность Джолсон нравилась всем. Она фонтанировала весельем, и у нее всегда для всех имелось доброе слово, даже когда она подбирала на дороге пьяниц и забрасывала их в полицейский фургон.

После пары быстрых вопросов Ценность ответила:

– Папа отправлял меня туда в прошлом году. Хотел, чтобы я нашла свои корни. Не могу сказать, что нашла их. Там хорошая погода. Делать особо нечего. Ничего примечательного, если только не собираетесь погладить одну из местных кошек. Они довольно сварливы на вид. Никогда не слышала о том, что там есть гоблины. Подозреваю, что там для них неподходящие условия. Прошу прощения, капитан, у меня чай стынет.

В воцарившейся после ее ухода тишине раздался голос Моркоу:

– До Кактотамландии несколько месяцев плыть на корабле, а метлы не очень хорошо летают над морем, даже, если волшебники одолжат нам одну из своих. Есть идеи?

– Кривенс! – воскликнул Двинутый Крошка Артур: – Но проблемо! Соображаю, что могу добраться тудыть меньше, чем за день, ага, знашь.

Все уставились на него. Двинутый Крошка Артур был настолько маленьким, что мог летать на любой птице крупнее среднестатистического ястреба. Его регулярные воздушные отчеты о заторах на городских улицах Анк‑ Морпорка были частью городской жизни[46], но другой континент?

Тот только ухмылялся:

– Як знашь, я трохи гостевал у своих братьёв, Нак Мак Фиглов. Так вот они много лётают на птахах, и, знашь, у них есть такая штуковина ‑ уздечка для зоба. Знашь, розумею, шо сумею ею использоваться.

– Три «знашь» в одном монологе, Артур, – под общий смех заметила Ангва. – Ты в самом деле вжился в роль фигла, не так ли?

– О, могете ржать, токмо я единый из вас отвратцев, кто ведает, откель у нас в небе столько птахов в это время года. В Анк‑ Морпорке жарко! Видали серое марево сверху? То и есть жара. Она подымается кверху, подпихивает ветер в крылья. Слыхали про таинственного альбатросца? Нет, потому как только мы с прохфессором орниптахалогии про него прознаем, дык и он прознал только потому, что я сказал отвратцу. Не садится на землю, пока не наступит брачный сезон. Токмо это не единая странноватость. Орлы ховаются под видом альбатросца. Вы могете назвать их небесными акульцами, а они ‑ меня. Город им нравится. Они парят так высоко, что их и не видать. Наверху всегда есть хотя бы один, и я могу отправиться прям сегодня. Ну что скажете?

– Констебль, – сказал Моркоу, – но так высоко ты же замерзнешь?

– О, верняк. Моих утепленных подштанников могёт быть не достаточно, но мне поможет штука под названием «бренди». Не парьтесь, капитан. Я смотаюся за пару дней.

– Это получается сколько? – уточнила Ангва.

Крошка Артур закатил глаза:

– Для тех, кто в тапках, капитан, за два.

И в самом деле Двинутому Крошке Артуру понадобилось всего около часа, чтобы отыскать мирно дрейфующую над городом птицу, только что отобедавшую чайкой, перья которой до сих пор тихо кружились, спускаясь к крышам домов. У таинственного альбатроса не было естественных врагов, так что он не обращал внимания на непримечательного и безобидного с виду ястреба, пока на спину не приземлился Крошка Артур. Птица пыталась извиваться, но не могла справиться с фиглом, потому что он комфортно устроился, обхватив руками его шею. У Крошки Артура были собственные методы приручения диких животных.

Альбатрос посопротивлялся еще немного, покрутившись в воздухе на восходящих потоках, а Крошка Артур провел время вспоминая карандашные наброски карты мира. Да ладно, это не сложно. Континенты не так уж сложно найти, а вокруг их контуров болтаются корабли. Двинутый Крошка Артур был экспертом в разглядывании мира сверху, и это было весело, поскольку остальному народу чтобы увидеть Артура приходилось смотреть вниз.

«Ну лады, – подумал он. – Приступаем! »

Это приспособление называли «зобовой уздечкой», и Нак Мак Фиглы из Мела очень тщательно показали, как ею пользоваться, когда ты уже сидишь на птице.

Горожане подняли голову, услышав «бабах» в небе, но, не увидев ничего подозрительного, тут же потеряли интерес. Тем временем, на одном очень смущенном тайном альбатросе восседал один очень довольный собой фигл, который, удобно устроившись среди перьев, принялся подкрепляться сваренным в крутую яйцом с двухдюймовым куском хлеба, составлявшими его рацион на все путешествие[47], а вселенная проносилась мимо со звуком «ви‑ и‑ и‑ у‑ у‑ у‑ у»!

* * *

В четвертом часу ночи Ваймс проснулся от прыгающего по кровати и по самому Сэму мальчугана. Он заявил:

– Вилликинс нашел птичку, которая только что умерла. Пап! Мама сказала я могу вск… рыть ее если ты разрешишь, пап!

Ваймс пробубнил:

– Ладно, ладно. Если мама разрешила, – и снова провалился в сон. Вокруг сомкнулась тьма. Он услышал собственные мысли: «Призываемая Тьма может поведать мне все, что я пожелаю, и это правда. Но будет ли правдой то, что она мне поведает и как я ее отличу? Если я буду целиком полагаться на нее, то в каком‑ то смысле подчинюсь ей. Или же она подчинится мне? Возможно мы объединились, что помогло мне в Кумской долине и от этого мир стал лучше? Зачем Тьме лгать? Ночь мне всегда нравилась, глухая ночь, полностью окутанная покрывалом тьмы, заставлявшим нервничать собак, и овец перепрыгивать от страха высокие ограды. Тьма всегда была мне другом, но я не могу позволить ей стать мне хозяином, хотя рано или поздно мне придется дать клятву, и если я солгу, я ‑ старший полицейский чин, тогда кем я стану? Как я смогу работать копом, если загляну на другую сторону? »

Сэм поворочался среди подушек. И все же это удобно. Очень удобно. Некто Стрэтфорд убил гоблинскую девушку, и у меня есть тому доказательства: слова его сообщника и показания нематериального существа, чья помощь принесла материальную пользу обществу. Что примечательно, я навел на парня страху, но все равно, люди подобные Флюгерам всего боятся, и уж лучше пусть они боятся меня, чем Стрэтфорда, потому что я по крайней мере знаю, где остановиться. Он всего лишь очередной красный шар в лузе, и в этом ключе Стрэтфорд ничем не лучше. За ним кто‑ то стоит. У таких всегда есть за спиной какой‑ то знатный босс, потому что в здешней округе куда ни ткни, всяк либо работник, либо дворянин, и насколько мне известно ‑ никто не скажет и пары добрых слов о гоблинах. Это мир наживы, а проблема мира наживы в том, что трудно отличить цель жизни от наживы.

Ваймс снова провалился в сон, и вновь был разбужен энергичными толчками сына, вытолкнувшими его из той сумятицы, в которую превратился сон Сэма:

– Мама сказала, вставай, пап. Она говорит, к тебе пришли.

Ваймс не привык долго собираться, так что он быстро натянул одежду и привел себя в порядок настолько, насколько это возможно для человека нуждающегося в бритье, но у которого не было на это времени.

В шезлонге сидел человек в шляпе с пером, в галифе и с нервной улыбкой: три вещи, раздражавшие Ваймса до глубины души. Нервная улыбка означает, что некто задумал предпринять что‑ то такое, чего обычно не делает. Перья в шляпе лично Сэму казались глупыми, а что до галифе ‑ никто не должен встречаться с копом в штанах, которые подозрительно оттопыриваются, наводя на мысль, что их обладатель, только что навестивший дом, богатый разным столовым серебром, только что судорожно распихал его по карманам. Ваймсу даже показалось, что он может разглядеть очертания чайника, но, возможно, это была просто игра воображения.

При появления Ваймса обладатель трех столь неудачных предметов гардероба поднялся навстречу:

– Ваша милость?

– Временами, – буркнул Ваймс. – Чем могу служить?

Человек с опаской оглянулся на леди Сибиллу, которая с улыбкой сидела в углу, и сказал:

– Ваша милость, боюсь, я должен вручить вам предписание о прекращении противоправных действий от лица совета магистрата этой земли. Мне очень жаль, ваша милость, но я надеюсь на ваше понимание, что они идут вразрез с тем, как должен вести себя джентльмен. Никто не может быть превыше закона и все должны ему подчиняться. Позвольте представиться, я Уильям Стонер, клерк‑ правовед… – на этих словах мистер Стонер осекся, поскольку Ваймс устремился к двери.

– Просто хочу убедиться, что вы не сбежите, – пояснил Ваймс, закрывая дверь на ключ. – Присаживайтесь, мистер Стонер, потому что вы именно тот человек, кто мне нужен.

Клерк осторожно присел, со всей очевидностью не желая быть «именно тем» человеком. Перед собой он выставил свернутый документ с красной сургучевой печатью ‑ которая заставляет бумажку казаться официальным документом, или дорогим, что в большинстве случаев родственные вещи.

Внезапно Ваймс понял, что годы, проведенные в противостоянии Ветинари были своего рода мастер‑ классом, о котором он не догадывался. Что ж, пришло время держать экзамен. Сэм вернулся к своему креслу, удобно устроился в нем и хмуро уставился на клерка поверх сцепленных пальцев рук, выдержав паузу в десять секунд, которая всегда заставляла его понервничать, и что, он был уверен, обязательно сработает на этом прыще.

Наконец, Сэм нарушил молчание:

– Мистер Стонер, три ночи назад на моей земле было совершено убийство. Ведь владение землей в этих местах еще чего‑ то стоит, не так ли, мистер Стонер? Увы, все было подстроено так, чтобы бросить на меня тень в исчезновении некоего Джетро Джефферсона, местного кузнеца. Вы можете подумать, что меня это как‑ то задело, но это ничто по сравнению с тем оскорблением, что я испытал, встретив констебля Фини Апшота, нашего местного полицейского, к слову ‑ славного малого, заботливого сына прекрасной женщины, который, как бы то ни было, считал себя ответственным перед неким таинственным советом магистрата, а не перед законом. Магистрат? Кто это вообще? Какой‑ то местный орган? По всей видимости никому не подконтрольный, здесь нет даже окружного судьи или… я не закончил!!!

Посеревший мистер Стонер вжался в сиденье. Ваймс откинулся на спинку кресла, стараясь не смотреть на Сибиллу, на случай, если она смеется. Сэм постарался сохранить серьезное лицо и продолжил:

– Так выходит, мистер Стонер, что официально, в данной местности, гоблины признаны вредителями. Я вам скажу так, крысы ‑ вредители, или мыши, хотя я верю, что к вредителям так же можно причислить голубей и ворон. Но все они не умеют играть на арфе, Мистер Стонер. И они не умеют создавать удивительно изысканные сосуды, и еще, мистер Стонер, они не умоляют о пощаде, хотя должен признаться, я тут наблюдал мышь, которая так трогательно шевелила носом, что я даже отложил молоток. Но я отвлекся. Гоблины могу быть гнусными, негигиеничными и плохо питаться, но все это в равной степени относится к человеческому роду. Где ваш магистрат, мистер Стонер, провел черту? Кстати, мы в Анк‑ Морпорке не ставим таких границ, поскольку раз гоблины могут быть вредителями, то и всякий бедняк тоже, и всякий гном и тролль. Но она не была вредителем и она умоляла о пощаде.

Сэм сделал паузу, ожидая, когда до мистера Стонера дойдет сила слова. Когда это случилось, клерк‑ правовед поступил так, как обычно поступает истинный чинуша, то есть полностью проигнорировал все сказанное:

– Тем не менее, мистер Ваймс, вы находитесь вне своей юрисдикции, и, должен отметить, подталкиваете констебля Апшота к образу мышления, и, добавлю, поведения, которые могут существенно сказаться на его карьере…

Клерк застыл с открытым ртом, поскольку Ваймс тут же воскликнул:

– На карьере? Да у него нет карьеры! Он единственный в округе коп, ему никто не помогает, может, за исключением свиней. Он в глубине души добрый малый, его не просто запугать, пишет разборчиво и может произнести слово по‑ буквам, что в моем разумении сразу делает его подходящим материалом для производства в сержанты. А что до треклятой юрисдикции, то убийство ‑ преступление из преступлений. Согласно омнианству, это было третье на свете преступление! [48] Мне неизвестно ни одно общество в мире, где убийство не воспринималось бы преступлением и не преследовалось бы со всей силой. Ясно? А что до законов, то не нужно меня тыкать в законы. Я не над законом, а хожу прямо под ним и поддерживаю на своих плечах! И в настоящее время я сотрудничаю с мистером Фини в расследовании. У нас уже есть свидетель, который ждет в камере, и восторжествует правосудие, а вовсе не всеобщее удобство.

– Прекрасно, Сэм, – вставила Сибилла, неторопливо похлопав в ладоши, как обычно поступают, когда хотят, чтобы к ним присоединились.

Мистер Стонер просто ответил:

– Отлично, сэр, но тем не менее, у меня есть приказ вас арестовать. Видите ли, магистрат привел меня к присяге в качестве полицейского, а юного Апшота освободили от обязанностей. – Он тут же вздрогнул от внезапно воцарившегося холода.

Ваймс поднялся на ноги и ответил:

– Не думаю, что позволю вам, мистер Стонер, сегодня себя арестовать! Осмелюсь сказать, чтобы Сибилла предложила вам чашку чая, если вам будет угодно, а я собираюсь навестить старшего констебля Апшота.

С этими словами Сэм открыл дверь и вышел из комнаты, потом из дома и быстрым шагом направился в сторону кутузки.

На полпути его нагнал Вилликинс со словами:

– С возмущением выслушал весь этот вздор про арест, командор, поскольку по пункту пятому кодекса джентльмена для джентльмена был обязан это сделать. Какой накал страстей! Я должен прикрыть вашу спину!

Ваймс покачал головой.

– Не думаю, что в это должны вмешиваться гражданские, Вилликинс!

Слуге пришлось бежать следом, потому что Ваймс ускорился, но он сумел выдохнуть:

– До глубины души обидно слышать подобное от вас, командор. – И прибавил шаг.

У кутузки что‑ то происходило. Ваймсу показалось, что это что‑ то вроде народных волнений, скандала, или бесплатного шоу для соседей, что в таком случае, для кого‑ то окончится плохо. Мелькнула счастливая мысль: да, вполне возможно, что это дебош – полезное слово, когда никто не знает, что именно происходит, зато звучит настораживающе.

Но едва Ваймс рассмотрел, что происходит, он рассмеялся. Фини стоял перед входом в кутузку с багровым лицом и с наследственной дубинкой в руках. Вполне возможно она уже была опробована на небольшой толпе, пытавшейся штурмовать кутузку, потому что неподалеку лежал стонущий человек, сжимающий паховую область. Тем не менее, опыт подсказал Ваймсу, что данного типа скорее всего настигла неудача со стороны миссис Апшот, которая тоже находилась в полуокружении мужчин, готовых в любой момент отпрыгнуть, если она махнет своей метлой.

– Не смейте заявлять, что мой Фини не коп! Он настоящий коп, каким были его отец и дед, прадед и пра‑ прадед до него. – Она на мгновение прервалась, но неохотно поправилась: – Пардон, тут я не права. Тот‑ то как раз был преступником, но это все равно, что быть копом!

Метла крутанулась вперед и назад, издав свист.

– Я вас всех знаю! Некоторые из вас егеря, другие контрабандисты, а остальные просто засранцы, простите за мой клатчатский. – В этот момент она заметила Ваймса, опустила метлу словно молот на ногу зазевавшегося и сделавшего шаг в не том направлении человека, выставила палец в сторону Сэма и выкрикнула: – Вот видите его? Вот он настоящий джентльмен, а еще великий коп! Всегда можно сказать кто перед вами, настоящий коп или нет, как мой Генри, упокой Господи его душу, или командор Ваймс, потому что у них есть значки, которыми была открыта не одна бутылка пива, и уж поверьте, если вы попытаетесь дернуть их за нос, то можете обжечься. Ваши размахивания этой туалетной бумажкой меня позабавили! Давай, Дейви Хакетт, подходи! – обратилась она к ближайшему, – и я засуну свою метлу прямо тебе в ухо, уж поверь мне, я смогу!

Ваймс оглядел толпу, пытаясь отделить опасных и злых от невинных и глупых, и готов был отмахнулся от прожужжавшей у головы мухи, как услышал общий вздох толпы, и увидел лежавшую на земле стрелу и миссис Апшот недоуменно взирающую на две половинки метлы.

В теории миссис Апшот полагалось кричать, но она всю жизнь прожила в окружении копов, так что с побагровевшим лицом она указала на сломанную метлу и сказала так, как может только мать:

– Между прочим она стоила полдоллара! А они на деревьях не растут! За них нужно платить!

Тут же все начали хлопать по карманам, от великого ума по кругу была пущена чья‑ то шляпа, в которую посыпались деньги. Поскольку большая часть монет была долларовыми и полудолларовыми, собранной суммы вполне хватит миссис Апшот, чтобы обеспечить себя метлами до конца жизни.

Но Фини, который кипел от возмущения, сбросил протянутую шляпу на землю:

– Нет! Мама, это же как взятка! Они в тебя стреляли. Я видел стрелу. Она прилетела из толпы из самой середины! А сейчас, ма, я хочу, чтобы ты зашла внутрь, потому что я не хочу потерять тебя как папу, хорошо? Давай‑ ка, уходи в треклятый дом, ма, потому что как только ты закроешь дверь изнутри, я преподам этим джентльменам урок подходящих манер!

Фини был в ударе. Если бы на его голову сейчас свалился каштан, тот бы взорвался. А его гнев ‑ ярость в чистом виде, в которой человек может наткнуться на какую‑ нибудь идею или обрести дополнительные силы, чтобы побить до смерти всех окружающих ‑ испугал всех озадаченных граждан в толпе до мокрых подштанников, перевесив второй фактор ‑ разбросанные на земле по меньшей мере шесть общественных долларов, которые они могли потребовать вернуть.

Ваймс не стал вмешиваться. Ему просто некуда было вставить слово. Кроме того это слово могло сломать тормоз, на котором удерживалось хрупкое равновесие. Наследственная дубинка Фини, положенная на плечо, казалась священным оружием богов, посланным на землю в знак предупреждения. В его руках она могла обернуться чье‑ то внезапной смертью. Никто не смел сбежать. Бегство, без сомнения, было бы прямым сигналом к применению куска дуба по беглецу.

«Сейчас, наверное, как раз кстати».

– Старший констебль, можно вас на пару слов, как коп копу?

Фини повернулся к Ваймсу с расфокусированным взглядом, словно человек, оказавшийся на другом конце света, и пытавшийся вспомнить, зачем он здесь находится. Один из толпы принял это за сигнал к бегству, но за спинами послышался глухой удар, и затем голос Вилликинса:

– О, прошу прощения, ваша светлость, но этот джентльмен споткнулся о мою ногу. К моему большому сожалению у меня большие ноги. – И чтобы подтвердить свои извинения, Вилликинс поднял человека, нос которого придет в норму не раньше чем через неделю.

Все глаза повернулись к Вилликинсу, за исключением Ваймса, который заметил стоявшего в тенечке проклятого адвокатишку. Он был не в толпе, совершенно очевидно, что респектабельный юрист не может быть частью толпы, конечно же нет. Он был просто наблюдателем.

Фини оглянулся на толпу, потому что опасность могла возникнуть в любой момент.

– Я благодарен вам за помощь, командор, но здесь мой участок, если вы улавливаете мою мысль, и мне есть, что им сказать.

Фини тяжело дышал, и стрелял взглядом влево‑ вправо в поисках первого, кто посмеет пошевелиться или даже просто замыслившего сделать это.

– Я полицейский! Пусть не самый лучший или умный, но, тем не менее, я полицейский и человек, сидящий в моей кутузке мой узник, которого я буду защищать до смерти, и если это будет смерть какого‑ нибудь ублюдка, который наставит арбалет на мою маму, не зная как им пользоваться, что ж, да будет так! – Он понизил голос, перестав кричать: – А теперь, я скажу вам, что знаю вас, как знал мой отец и дед. Или некоторых из вас, но я уверен, что не все вы конченные люди…

Он на мгновение прервался, уставившись вперед:

– А вы что здесь делаете, мистер Стонер? Просто стоите рядом с толпой? Не вы ли виновник звона в их карманах?

– Данное заявление весьма спорно, молодой человек, – ответил Стонер.

Ваймс тихонько подкрался к Стонеру и прошептал:

– Должен сказать, вы дергаете удачу за хвост, мистер Стонер, потому что ваша удача сбежит, как только вы взглянете ей в лицо. – Он постучал по кончику носа. – Вот вам намек. У меня тоже большие ноги.

Не обращая внимания, Фини продолжил:

– Вот, что я хочу вам рассказать: несколько дней назад здесь была убита гоблинская девушка. Ее порезали на куски, несмотря на то, что она умоляла ее не убивать. Это плохо. Очень плохо! Потому что тот, кто может порубить гоблина, может однажды убить и чью‑ нибудь сестру. Но я помогу своему… – Фини сделал паузу и добавил: – коллеге командору Ваймсу представить виновного на суд. Но это не все. О боже, совсем не все, потому что я, как и вы, знаю, что случилось три года назад, когда ночью было схвачено множество гоблинов и отправлены вниз по реке. Мой бедный старик отец делал, как ему было велено и закрыл на все глаза, но я не из такого теста. Не знаю, был ли в этом замешан кто‑ то из вас, и прямо сейчас меня это не сильно волнует, потому что здешний народ привык делать то, что велят, хотя некоторым делать то, что велят нравится куда больше других.

Фини обернулся посмотреть, что все слушают.

– И мне известно кое‑ что еще! Мне известно, что вчера вечером, когда мы уехали в Вислокоготь, из Свеса похитили группу гоблинов и запихнули на речную баржу…

– Что? Почему ты мне не сказал сразу? – выкрикнул Ваймс.

Фини не оборачиваясь, сверлил взглядом толпу перед собой:

– Когда сразу? Простите, командор, но я сам узнал об этом только, когда мы вернулись, прямо перед появлением этих чудаков. С тех пор я был немного занят. Баржа прошла мимо нас, когда мы вскрывали бочки в Вислокогте. А эти чудаки хотели отобрать у меня… забрать моего… вашего… в общем нашего узника, и разумеется вмешалась мама, а когда мамы вмешиваются все становится сложнее… Я не разрешал вам двигаться!

Это относилось к человеку, который почти сложился пополам, сжимая промежность и подпрыгивал на месте.

– Простите, э, мистер Фини, констебль, э, старший констебль Апщот, сэр, но мне действительно нужно в туалет, если вы не против. Спасибо большое.

Ваймс присмотрелся к скорчившемуся человеку и воскликнул:

– Как? Это вы, мистер Стонер? Вилликинс! Проводи его пожалуйста туда, где бы он смог оправиться, хорошо? Только убедись, что он после этого снова присоединится к нам. И если случится так, что ему не очень было нужно отлучаться, сделай так, чтобы он сходил не напрасно. – Сэму хотелось еще кое‑ что добавить, но сейчас в центре внимания был Фини, и парень удивительно хорошо справлялся с тем, как давить на тех, кто запугивает пожилых женщин.

И парень еще не закончил. Его настроение просто изменилось от расплавленной стали к холодному, твердому железу.

– Перед тем, как рассказать вам, джентльмены, что сейчас произойдет, я бы хотел привлечь ваше внимание к гоблину, сидящему на дереве, и наблюдающему за вами. Всем вам он известен как Вонючка, и каждый из вас порой удостаивал его кто пинком, а кто давал сигарету или отправлял с поручением, не так ли?

Все почувствовали облегчение, словно самое страшное было позади. На самом деле это было только начало.

– Командор Ваймс, как и я, хотел бы довести до вас один момент. Закон применим ко всем, что означает и к гоблинам тоже.

Последовало множество согласных кивков, и Фини продолжил:

– Но раз закон применим к гоблинам, значит у гоблинов так же есть права. А раз у них есть права, значит будет правильно, если у гоблинов будет собственный полицейский, который будет подчиняться полиции Шира.

Ваймс с удивлением и нескрываемым восхищением посмотрел на Фини. Эта фраза всех добила: они кивали, соглашались с его словами, и так кивок за кивком, он довел их до того, что они только что согласились утвердить гоблина полицейским.

– Итак, джентльмены, я собираюсь назначить Вонючку специальным констеблем с испытательным сроком, чтобы он помог мне наводить порядок на холме и держать в курсе дел. Он получит значок и теперь каждый пинок будет расцениваться как нападение на полицейского при исполнении. И наказание за это будет не просто повешение, а еще и придется поболтаться между небом и землей. Данное решение является внутренним полицейским и не требует специального одобрения магистрата. Верно, командор Ваймс?

Сэм был сам удивлен тому, как его рот самостоятельно без вмешательства мозга открылся и ответил:

– Верно, старший костебль Апщот, согласно партикуляру 12, часть 3 свода законов Анк‑ Морпорка, и является стандартной полицейской процедурой, – добавил он уверенно, зная, что никто все равно не станет читать, а будут только хлопать глазами.

Внутри Ваймс поморщился. Он возился в Страже с гномами, троллями и наконец даже с оборотнями и вампирами, но на то, чтобы принять их на службу ушли годы. Ветинари всегда рассуждал так: «Что такое норма? Норма это вчерашний день, прошлая неделя и месяц вместе взятые». И Ваймс привык, что нужно менять вещи по одной за раз, чтобы все привыкли к тому, что это нормально, хотя мистеру Вонючке, точнее специальному констеблю на испытательном сроке Вонючке лучше пока будет ограничить свою полицейскую работу пределами пещеры. Идея вовсе не дурная, если только тому удастся оградить местных кур от посягательства, то у нового состояния нормы будет шанс. В конце концов, люди очень легко расстаются со своими правами и свободами, забираемыми свыше, но притеснение личных свобод обычно является пощечиной в лицо и точно так и расценивается.

Фини наконец выговорился и добавил напоследок:

– Я не принуждаю вас что‑ то мне рассказывать, но может быть среди вас найдется кто‑ нибудь, желающий оказать содействие?

Ваймс постарался скрыть от окружающих, и пуще всего от Фини, выражение лица. Разумеется когда‑ то даже капитан Моркоу был таким же… и может быть… сам Сэм Ваймс? Но совершенно точно странно было бы ожидать от людей из толпы, чтобы кто‑ нибудь вытянул руку и воскликнул:

«Да, констебль! Я бы хотел все вам рассказать и пригласить этих замечательных джентльменов в свидетели! »

Обычно после подобного представления просто ждешь, пока кто‑ нибудь не скользнет в сторону и, дождется, когда вы останетесь наедине, шепнет что‑ нибудь, или просто кивнет в нужном направлении или, как бывало с Ваймсом, напишет инициалы в пролитой луже пива на барной стойке и через две секунды вытрет все насухо. Конечно порой мелькнет мысль: а вдруг удача? Но в конце концов, Фини еще учится, верно? Счастливые отношения с обществом однажды сами собой наладятся.

Ваймс сдул розовую пену смущения:

– Итак, джентльмены, обращаясь к вам в качестве командующего Городской Стражи Анк‑ Морпорка, должен отметить, что ваш старший офицер полиции был с вами довольно мягок. Я таким не буду, так что скажите ему спасибо. Так скольких из этих… – Ваймс фыркнул, – джентльменов, вы знаете, старший констебль Апщот?

– О, где‑ то половины из них, командор, включая имена, их семьи, домашний адрес и прочее. Остальные из разных мест, не могу сказать, что они все ангелы в душе, но в основном не плохие люди.

Данное высказывание вызвало ухмылки на лицах и облегчение, на что Ваймс спросил:

– Хорошо, а кто, как вы считаете, мистер Фини, был готов пустить в вас стрелу?

Но прежде, чем Фини успел ответить, Ваймс обернулся и встретился лицом к лицу с мистером Стонером, заставив его присесть. Вилликинс, которого редко подводили инстинкты, внимательно следил за клерком. Ваймс весело обратился к новоприбывшему:

– Кого я вижу! Это же вернулся мой добрый друг мистер Стонер! Он у нас адвокат, а я полицейский, и мы знаем как общаться друг с другом. Давайте поговорим, мистер Стонер.

Сэм осторожно, но крепко подхватил сопротивляющегося адвоката и вытащил его прочь из наблюдающей за ними с большим подозрением толпы, что не преминул отметить Ваймс.

– Вы же адвокат, мистер Стонер, не так ли? Часом не по уголовным делам?

– Нет, ваша светлость, я специализируюсь в вопросах земельного и имущественного права.

– А, ну это не так опасно, – отметил Ваймс, – и как я полагаю, вы являетесь членом анкморпоркской гильдии, которую возглавляет мистер Кривс? – Сэм произнес эту фразу между делом, зная какой страх имя старого зомби вселяет в сердце каждого адвоката, хотя есть ли оно у мистера Кривса вопрос спорный. Теперь должно быть мистер Стонер быстро шевелил мозгами. Если у него была крупица здравого смысла, и он читал журнал «Закон» между строк, то он бы понял, что несмотря на то, что мистер Кривс и кланялся богатым и влиятельным клиентам (хоть и со скрипом в спине), он терпеть не мог ошибок, тем более, когда закон выставлялся на посмешище неумелыми адвокатами и дилетантами, свято веря, что это позволено лишь старшим юристам, вроде самого мистера Кривса, который обтяпает дело осторожно и по всем правилам, зарабатывая $300 в час. И еще мистер Стонер должен был подумать о том, что местные помещики вертят законами как хотят, что в целом было прерогативой профессиональных юристов. Мистер Кривс не был счастливым зомби, от которого и сложившийся обычай и практика требовали, чтобы он перестал ходить с вытянутыми вперед руками (с чьей‑ то оторванной головой в одной из них для пущего эффекта). Он был известен тем, что проветривал свою селезенку, находившуюся во все еще приличном состоянии, на сопливых юристах с идеями, беседуя с ними некоторое время спокойным тихим голосом, после чего они неизменно заявляли, что оторванная голова ‑ это для вегетарианцев.

Ваймс наблюдал за выражением лица юриста, просчитывающего варианты, и обнаружившего, что их не много.

– Я стремился дать хороший совет по ситуации, – заявил он, словно умоляя о прощении, – но как ни печально признаться, они решили, что раз они владеют здешними землями, то они и устанавливают на них законы. Но должен сказать, что они не плохие в сущности люди.

Ваймс сам удивился, насколько ему в последние дни удавалось справляться со своим характером.

– Земля, я очень люблю землю. Это лучшая штука в мире, на которой так удобно стоять. Но земля, землевладельцы и законы… так легко в них запутаться, верно? Особенно за приличную плату. Кстати, легко оставаться неплохим человеком, когда нанимаешь плохих людей, чтобы делать грязную работу, и которым даже не нужны приказы, просто кивок или подмигивание.

В этот момент прогремел раскат грома, который не имел отношения к последним словам, и следовательно не имел никакого оккультного значения. Тем не менее, гром прокатился через все небо, оглушив всех своей громкостью. Ваймс поднял голову и увидел на горизонте набухающий синяк, в то время как повсюду царили спокойствие и тепло, а насекомые и прочие твари, которых он не смог бы назвать, гудели в подлеске. Успокоившись, что не нужно срочно искать укрытие, Сэм сосредоточился на извивающемся юристе.

– Дайте я догадаюсь, мистер Стонер. Вы внезапно почувствовали острую необходимость проехаться до города и возможно пообщаться там с кем‑ нибудь из юристов по‑ опытнее? Я бы посоветовал вам описать свои действия как «глупые», и когда они увидят ваши мокрые штаны, это, поверьте, будет являться подтверждением ваших слов. Если придется, я смогу найти в себе силы сделать заявление от вашего имени, чтобы подтвердить, что вы скорее сглупили и на вас было дурное влияние, а не действовали по злому умыслу.

По лицу было легко прочесть благодарность, так что Ваймс добавил:

– Почему бы вам не попробовать уголовное право? В наше время это в основном касается тяжких телесных повреждений и убийств. Можно назвать это бальзамом для сердца. Хотя еще пару вопросов: что вам известно о гоблинах, которых отправили по реке? И что вам известно об исчезновении кузнеца Джефферсона?

Тяжело отвечать на неудобные вопросы, когда мысленно ты уже сел на лошадь и удаляешься на большой скорости:

– Могу вас заверить, ваша светлость, что мне ничего не известно об исчезновении кузнеца. Может быть он просто нашел себе работу в каком‑ нибудь другом месте? А что до гоблинов, да, мне известно, что сколько‑ то из них были отправлены несколько лет назад, но меня наняли всего два года назад, так что не могу сказать ничего определенного. – И чопорно добавил: – Мне ничего не известно про гоблинов, которых недавно забрали из их мест обитания, во что склонен верить старший констебль.

Закрыв спиной обзор толпе, Ваймс уставился на него:

– Мистер Стонер, поздравляю! Вы образец перестраховки. – Сэм схватил адвоката за шкирку и добавил: – А теперь, послушай‑ ка сюда, куча дерьма! То, что ты мне тут наплел может казаться правдой, но ты действительно тупой для юриста, если не догадался, что кучка землевладельцев не может решать за всех и заявлять, что их желание закон для остальных. Если вы желаете услужить обеим сторонам, мистер Стонер, а я подозреваю, вы этого и хотите, то вам следует отыскать окошко в своем напряженном графике и сказать своим бывшим хозяевам, что командор Ваймс знает про их делишки и знает, что предпринять. Я знаю, кто они, мистер Стонер, потому что старший констебль Апшот подготовил для меня список с именами.

Потом он аккуратно отпустил клерка и тихо добавил:

– Очень скоро здесь станет очень неуютно для вас, мистер Стонер. – И громко добавил, повернувшись, так, чтобы толпе было видно, весело пожав адвокату руку: – Большое спасибо, сэр, за ценные сведения. Уверяю, с вашей помощью я гораздо быстрее закончу свое расследование! Я уверен, что старший констебль Апшот ко мне присоединится. Всем нам станет гораздо легче жить, если все жители станут столь же рьяно сотрудничать с органами правопорядка. – Сэм покосился на потерявшего дар речи адвоката и тихо добавил: – Не мне вас судить, но некоторые из этих джентльменов в толпе выглядят готовыми начать прямо сейчас. Я таких очень хорошо знаю ‑ много зубов и мало ума. А сейчас, мистер Адвокат, они размышляют, сколько вы знали и сколько разболтали мне. На вашем месте я бы не стал задерживаться и собирать вещи, а положился бы на быстрые ноги лошади.

Клерк с большой скоростью испарился, и по кивку Фини толпа разошлась, испарившись среди декораций. Ваймс подумал: «Еще один упал в лузу». Один за другим красные шары исчезнут, и мы доберемся до черного. Он остался в компании Вилликинса и старшего констебля, который, оглядевшись, только что вдруг понял, что укусил больше, чем был способен проглотить, а так же, чем был способен поднять. Увидев, что Ваймс разглядывает его, Фини выпрямился. Настал момент собраться силами, так что Ваймс подошел и похлопал его по спине.

– Итак, могу точно сказать, что не просто знаю, а уверен! Отличная работа старший констебль Апшот! И я ни сколько не смеюсь, Фини, не пытаюсь тебя приободрить! Я сам не верю, что ты тот самый парень, которого я встретил всего пару дней назад! Ты справился с ними одной левой! С этой толпой опасных идиотов! С адвокатом в придачу!

– Но они стреляли в мою маму! О, они станут отпираться, потому что надеялись нас запугать! Они говорят, у них нет стрел! Поэтому я быстро ответил, конечно нет, раз вы уже выстрелили в мою маму, ясно? Это было логично, и им нечем было крыть.

– Ух ты, мне и самому нечего сказать, Фини. Потому что мне показалось, что ты только что упоминал о каких‑ то других гоблинах, которых вчера отправили вниз по реке. Как ты это узнал?

Фини с улыбкой помахал большим пальцем, указывая за спину:

– Можете сами взять ключ и сходить поболтать с нашим узником. Вам это понравится, сэр. Он стал сам не свой, когда узнал, что эти все явились по его душу, так что запел как соловей!

– Мы таких называем канарейками, – сказал Ваймс, поворачиваясь в сторону покосившегося домика.

– Может быть, сэр, но у нас тут деревня, и местных птиц я отлично знаю по голосам. Он пел точно как соловей, могу ручаться! Отличные трели, сэр, лучше которых, на мой взгляд, будет только малиновка. Мне кажется, он был очень‑ очень напуган, сэр. Пришлось даже выносить ведро.

– Отличная работа, Фини! А теперь, позволь я посоветую тебе сходить проведать маму? Ты ведь знаешь, она очень волнуется. Мамы всегда волнуются.

Глава 18

Веселинка Малопопка поднялась навстречу:

– Мистер Смекалкин Офигенц?

Тот попытался улыбнуться:

– Обычно ко мне заходит Фред Колон, офицер.

– Не припоминаю.

И снова мистер Смекалкин не смекнул, что к чему и выбрал неверный ответ:

– Я желаю видеть своего адвоката!

– Я тоже, мистер Смекалкин. Возможно вы кого‑ нибудь пошлете за ним, пока мы с моим коллегой подождем тут?

Смекалкин удивленно огляделся:

– С каким еще коллегой?

– У меня, мистер Смекалкин, очень простой вопрос. Где именно вы взяли ту сигару?

Смекалкин посветлел. Веселинка продолжила:

Осмелевший Смекалкин вновь попытался:

– Я все покупаю через дилеров, – заявил он. – Мне понадобятся целые столетия, чтобы найти нужные записи!

Веселинка улыбнулась шире:

Пять минут спустя посеревший и запыхавшийся мистер Смекалкин вручил Веселинке клочок бумаги.

Та посмотрела на него:

– Кактотамландия? Я думала, табак в основном выращивают в Клатче

Смекалкин пожал плечами:

– Спасибо за сотрудничество, мистер Смекалкин. Не будем вас больше задерживать.

Смекалкин замешкался и спросил:

– Нет, мистер Смекалкин. Просто сигара начала ему петь.

– Обычно они так не поступают, – нервно заявил мистер Смекалкин. – Мне нужно проверить на складе.

– Прошу вас, сэр. И пока вы будете это делать, быть может вы заодно взглянете на этот список?

Табачник осторожно принял бумагу у нее из рук. Он пошевелил губами и сказал:

– Он довольно длинный.

– Да, сэр, – согласилась Веселинка, – но у меня достаточно наличных, чтобы все оплатить.

Смекалкин сильно удивился:

– Что‑ что? Полиция собирается платить?

Они вернулись в участок и доложились Моркоу. Первым делом он спросил у Веселинки:

– Ты знаешь по близости какие‑ нибудь гоблинские пещеры, Веселинка?

– Нет, сэр. А почему вы спрашиваете?

– Я объясню позже, – ответил Моркоу. – Но это почти невероятно. Вы нашли что‑ нибудь у Смекалкина?

Веселинка кивнула:

– Да, сэр. Сигара сержанта Колона прибыла к нам из Кактотамландии.

В ответ Моркоу уставился на нее.

После пары быстрых вопросов Ценность ответила:

В воцарившейся после ее ухода тишине раздался голос Моркоу:

Тот только ухмылялся:

– Констебль, – сказал Моркоу, – но так высоко ты же замерзнешь?

– Это получается сколько? – уточнила Ангва.

Крошка Артур закатил глаза:

– Для тех, кто в тапках, капитан, за два.

«Ну лады, – подумал он. – Приступаем! »

Горожане подняли голову, услышав «бабах» в небе, но, не увидев ничего подозрительного, тут же потеряли интерес. Тем временем, на одном очень смущенном тайном альбатросе восседал один очень довольный собой фигл, который, удобно устроившись среди перьев, принялся подкрепляться сваренным в крутую яйцом с двухдюймовым куском хлеба, составлявшими его рацион на все путешествие[50], а вселенная проносилась мимо со звуком «ви‑ и‑ и‑ у‑ у‑ у‑ у»!

* * *

В четвертом часу ночи Ваймс проснулся от прыгающего по кровати и по самому Сэму мальчугана. Он заявил:

Ваймс пробубнил:

– Мама сказала, вставай, пап. Она говорит, к тебе пришли.

При появления Ваймса обладатель трех столь неудачных предметов гардероба поднялся навстречу:

– Ваша милость?

– Временами, – буркнул Ваймс. – Чем могу служить?

Человек с опаской оглянулся на леди Сибиллу, которая с улыбкой сидела в углу, и сказал:

Наконец, Сэм нарушил молчание:

Клерк застыл с открытым ртом, поскольку Ваймс тут же воскликнул:

– На карьере? Да у него нет карьеры! Он единственный в округе коп, ему никто не помогает, может, за исключением свиней. Он в глубине души добрый малый, его не просто запугать, пишет разборчиво и может произнести слово по‑ буквам, что в моем разумении сразу делает его подходящим материалом для производства в сержанты. А что до треклятой юрисдикции, то убийство ‑ преступление из преступлений. Согласно омнианству, это было третье на свете преступление! [51] Мне неизвестно ни одно общество в мире, где убийство не воспринималось бы преступлением и не преследовалось бы со всей силой. Ясно? А что до законов, то не нужно меня тыкать в законы. Я не над законом, а хожу прямо под ним и поддерживаю на своих плечах! И в настоящее время я сотрудничаю с мистером Фини в расследовании. У нас уже есть свидетель, который ждет в камере, и восторжествует правосудие, а вовсе не всеобщее удобство.