Терри Пратчетт 15 страница

– В этом настоящем его срок подошел, командор, – ответил Ку. – Но свою роль в другом настоящем он еще сыграет. В конце концов сыграет. Ты доплывешь до берега. Должен доплыть. Иначе…

– Берега не будет, – закончил Метельщик.

– Нет, – покачал головой Ваймс. – Дело не только в этом. Я не плыву. Я тону. Знаете, сначала было даже весело… Прям как будто на дружескую попойку сбежал… Снова почувствовал улицы под своими ногами… Но теперь… Как же Сибилла? Мои воспоминания реальны? Я знаю только, что сейчас она еще девушка и живет с отцом. А время, в котором она моя жена, мать моего ребенка, оно существует? В действительности – существует? Или только в моей голове? Вы можете это доказать? Все это где‑ то происходит? Будет происходить? Что сейчас реально?

Монахи молчали. Метельщик посмотрел на Ку. Тот пожал плечами. Лю‑ Цзе посмотрел более многозначительно, и на сей раз Ку махнул рукой, словно говоря: «Ну ладно, ладно, хоть это и сущее безумие, можешь попробовать…»

– Да‑ а‑ а, – нараспев произнес Метельщик. – Думаю, мы можем тебе помочь, командор. Ты хочешь убедиться, что тебя ждет будущее… Хочешь подержать его в руке. Почувствовать его вес. Хочешь получить точку, по которой можно сверять курс, к которой нужно стремиться. Да, думаю, в этом мы можем тебе помочь, но…

– Да?

– Но ты перелезешь через эту стену обратно, и Джон Киль доиграет свою роль. До самого конца. Отдаст приказы, которые считает правильными, и это будут правильные приказы. Будет держать оборону. Делать свою работу.

– Не он один, – заметил Ваймс.

– Верно, командору Ваймсу тоже предстоит потрудиться.

– Не волнуйтесь. Карцера я здесь не оставлю, – прорычал Ваймс.

– Отлично. Мы с тобой свяжемся.

Ваймс отбросил окурок сигары и посмотрел на стену.

– Хорошо. Я доведу дело до конца. Но когда настанет время…

– Мы будем готовы, – пообещал Метельщик. – Но только при условии, что ты…

Он замолчал. Раздался едва уловимый звук, словно терлись друг о друга чешуйки кремния.

– Силы небесные, – пробормотал Ку.

Ваймс опустил взгляд.

Окурок сигары еще дымился. Но Сад Безмятежности Внутреннего Города пришел в движение; весь, вплоть до самого крохотного камешка, он закружился вокруг окурка. Вращаясь, проплыл мимо огромный, обточенный водой валун, и вот уже весь сад вертится на тончайшей струйке дыма, будто на оси. Обугленная спичка проскакала с камня на камень, словно невидимые муравьи перебрасывали ее по цепочке.

– Это все мой окурок? Такое вообще возможно? – спросил Ваймс.

– Теоретически, да, – ответил Метельщик. – Я вынужден тебя оставить, господин Ваймс.

Ваймс бросил последний взгляд на пришедший в движение сад, пожал плечами и стал карабкаться на стену.

Монахи наблюдали за происходящим. Волна крошечных камешков подхватила окурок и стала медленно подталкивать его к центру.

– Поразительно, – покачал головой Ку. – Он стал частью миропорядка. Не понимаю, как тебе это удалось.

– Я здесь ни при чем, – сказал Метельщик. – Ку, а мы можем…

– Никаких больше временных сдвигов, – отрезал Ку. – У нас и так достаточно неприятностей.

– Согласен, – кивнул Метельщик. – Что ж, придется выслать поисковые отряды. Скупщики краденого, жуликоватые ювелиры, лавки ростовщиков… мы найдем его. Я понимаю нашего друга. Одной работы недостаточно. Ему нужно нечто вещественное. И я знаю, что именно.

Они смотрели на вращающийся, беспрестанно меняющийся сад, чувствуя, как пальцы истории проникают в мир.

Весь обратный путь в штаб‑ квартиру Ваймс проделал шагом. Ему очень хотелось перейти на бег, однако люди на улицах уже стали сбиваться в нервные группки. А он был в форме, так что бежать означало искушать судьбу.

Кроме того, сержанты не бегают, а шествуют размеренной походкой, пусть даже их ждет вышестоящий офицер.

К своему легкому удивлению, он обнаружил, что стражники все еще во дворе. Кто‑ то даже развесил несколько мишеней для фехтования – несомненно, очень полезных приспособлений, если придется сражаться с безоружным и привязанным к столбу врагом.

Ваймс поднялся по лестнице. Дверь в кабинет капитана оказалась открытой, а стол новый командир переставил так, чтобы видеть лестничную площадку и пролет лестницы. Не очень хороший знак, вернее, совсем плохой. Офицер не должен видеть, что происходит, он должен полагаться на доклады сержантов. Только тогда машина работает как надо.

Въедливый, значит. Ну и дела…

Новый капитан поднял голову. «Черт возьми, – подумал Ваймс. – Опять этот мерзавец Ржав! » И действительно, это был сиятельный Рональд Ржав собственной персоной – дар божий для врага, причем врага любого, и ходячее средство воодушевления всех дезертиров.

Семейство Ржавов породило много великих воинов, вполне соответствующих нетребовательным стандартам прикладного военного искусства: «Вычти свои потери из потерь врага и, если результат будет положительным, можешь говорить, что одержал славную победу». Но Рональд Ржав стоял особняком в этом ряду. Полное отсутствие у него каких‑ либо способностей к военному делу уступало только его полководческому самомнению. Впрочем, его высочайшая оценка собственного таланта была бы вполне справедлива, если бы он не забывал добавить перед ней минус.

В прошлый раз был не Ржав. Ваймс смутно помнил какого‑ то другого бестолкового капитана. Все эти изменения кажутся незначительными… но к чему они приведут в итоге?

«Готов поспорить, его только что произвели в капитаны, – мысленно хмыкнул Ваймс. – Подумать только, сколько жизней я смогу спасти, чисто случайно отрубив ему голову прямо сейчас. Только посмотрите в эти голубые глаза, на эти дурацкие подкрученные усы… И это только начало».

– Ты – Киль? – рявкнул капитан.

– Так точно, сэр.

– Я передал приказ прибыть сюда еще час назад.

– Так точно, сэр. Но я дежурил всю ночь и утро, и было слишком много неотложных дел…

– Я хочу, чтобы мои приказы выполнялись без промедления, сержант.

– Так точно, сэр. Я тоже. Именно поэтому…

– Дисциплина начинается сверху, сержант. Стражники подчиняются тебе, ты подчиняешься мне, я подчиняюсь своему начальству.

– Очень рад слышать это, сэр.

В повседневном общении Ржав был столь же гениален, как на поле боя.

– Что происходит у нас во дворе?

Ваймс резко крутнул штурвал, подстраиваясь под изменившийся ветер…

– Пытаюсь укрепить моральный дух людей, сэр. Слегка сплотить их, – сказал он… и наткнулся на риф.

Ржав удивленно поднял брови.

– Зачем? – спросил он. – Люди должны делать то, что им приказывают. Как и ты, кстати. Групповые объятия в их служебные обязанности не входят.

– Дух товарищества иногда помогает нести службу, сэр. По опыту знаю.

– Киль, ты что, смотришь на меня как на сумасшедшего?

– Никак нет, сэр. Всем своим видом выражаю искреннее сомнение, сэр. «Смотрение как на сумасшедшего» находится на четыре ступени выше, сразу за «награждением странным взглядом», сэр. В соответствии со стандартными воинскими нормами и правилами, сэр, сержантам разрешается доходить лишь до выражения резкого…

– Кстати, что за ерунда у тебя на погонах помимо лычек?

– Она означает, что я сержант при оружии, сэр. Есть такое особое звание.

Капитан недовольно заворчал и посмотрел на лежащие перед ним бумаги.

– Лорд Ветрун получил необычную просьбу о том, чтобы тебя произвели в лейтенанты, сержант. Она поступила от капитана Загорло из Особого отдела, а его светлость всегда прислушивается к мнению капитана Загорло. Кстати, он настаивает на твоем переводе в Особый отдел. Лично я считаю, что он просто сбрендил.

– Совершенно с вами согласен, сэр.

– Не хочешь стать лейтенантом?

– Никак нет, сэр. Слишком длинно для Дика и слишком коротко для Ричарда, сэр, – сказал Ваймс, уставившись на точку в нескольких дюймах над головой Ржава.

– Что?

– Ни то ни се, сэр.

– Ага, значит, хочешь сразу стать капитаном, да? – спросил, злобно усмехнувшись, Ржав.

– Никак нет, сэр. Вообще не хочу быть офицером, сэр. Начинаю путаться, когда на столе больше одной вилки и ножа, сэр.

– Лично мне кажется, ты и не способен стать офицером, сержант.

– Так точно, сэр. Спасибо, сэр.

Старый добрый Ржав. Молодой Ржав. Та же тупая грубость, выдаваемая за откровенность, то же высокомерие, та же мелочная вредность. Только совсем никчемный сержант не сумел бы этим воспользоваться.

– Однако я не стал бы возражать по поводу перевода в Особый отдел, сэр, – высказал свое мнение Ваймс.

Он рисковал, но совсем немного. На здравый смысл Ржава можно было положиться.

– Не сомневаюсь, – фыркнул Ржав. – Ты ведь вил кольца из старика Мякиша, поэтому новый капитан, который держит руку на пульсе, тебе совсем не по нутру. Хрен тебе, останешься здесь, понятно?

«Чудесно, – подумал Ваймс. – Это как смотреть на то, как оса садится на жгучую крапиву – кого‑ то скоро ужалят, а тебе совершенно наплевать».

– Так точно, сэр, – произнес он, по‑ прежнему глядя прямо перед собой.

– Ты хотя бы брился сегодня?

– Освобожден от бритья, сэр, – соврал Ваймс. – По медицинским показаниям, сэр. Вся рожа заштопана, сэр. Могу брить только одну половину, сэр.

Он все так же стоял по стойке смирно, пока Ржав неприязненно его рассматривал. Ссадина еще не побледнела, а под повязку Ваймс вообще боялся заглядывать.

– Что, треснул себя по морде колокольчиком? – буркнул капитан.

У Ваймса дернулись пальцы.

– Очень смешно, сэр.

– Ступай построй людей, Киль. Да поживее. Смотр произведу незамедлительно. Да, скажи этому идиоту с носом как свиное рыло, чтобы освободил конюшню.

– Сэр?

– Скоро прибудет моя лошадь, так что уберите эту омерзительную клячу с глаз моих.

– Что, выгнать Мэрилин, сэр? – Ваймс не поверил своим ушам и не смог скрыть потрясения.

– Это приказ. И передай, что он должен быть выполнен сейчас же.

– И куда же нам ее девать, сэр?

– Не моя забота! Ты сержант, ты получил приказ. Наверное, в городе есть живодеры. Должны же люди чем‑ то питаться!

Мгновение подумав, Ваймс снова отдал честь.

– Вы абсолютно правы, сэр.

– Знаешь, что я видел по пути сюда, сержант?

– Не могу знать, сэр, – ответил Ваймс, по‑ прежнему глядя только перед собой.

– Люди строили баррикады, сержант.

– Сэр?

– Ты отлично меня расслышал!

– Другого и не следовало ожидать, сэр. Такое случалось и раньше. Люди взбудоражены. До них доходят слухи о бандах и озверевших солдатах. Граждане пытаются защитить свои улицы…

– Это возмутительный вызов власти! Люди не имеют право брать закон в свои руки!

– Конечно, но это естественный ход событий, и…

– О боги, как тебя вообще произвели в сержанты?!

Ваймс знал, что зря начал этот разговор. Разумеется, Ржав – дурак, но на сегодняшний день он еще молодой дурак, что простительно. И пока еще есть шанс, что, если ему своевременно прочистить мозги, он когда‑ нибудь заслужит право называться всего лишь полудурком.

– Иногда имеет смысл… – начал было Ваймс.

– Прошлой ночью все участки в городе подверглись нападению, – перебил его Ржав. – За исключением этого. Как ты это объяснишь?

У него ощетинились усы. То, что участок не подвергся нападению, было явным доказательством моральной неустойчивости Ваймса.

– Просто…

– Какой‑ то человек пытался тебя убить. Где он сейчас?

– Не знаю, сэр. Мы перебинтовали его и отвезли домой.

– Ты его отпустил?

– Так точно, сэр. Он был…

Но Ржав имел привычку прерывать ответ требованием того самого ответа, который он прерывал.

– Почему?

– Сэр, в тот момент мне показалось благоразумным…

– Ты знаешь, что прошлой ночью погибли три стражника? По улицам шатаются преступные толпы! В городе введено военное положение! Сегодня мы всем покажем, что значит твердая рука! Собирай людей! Немедленно!

Ваймс отдал честь, сделал поворот кругом и медленно спустился по лестнице. Спешить он не собирался.

Твердая рука. Преступные толпы. Когда по улицам шатались обычные преступные банды, мы палец о палец ленились ударить. А когда и с той и с другой стороны сплошь безумцы и идиоты и все держится только на том, что эти стороны друг друга уравновешивают… Чем больше людей ищут себе на задницы неприятностей, тем больше вероятность, что они их все‑ таки найдут.

Один из самых жестоких уроков в жизни молодой Сэм получил, когда понял, что люди, которые якобы отвечают за все, на самом деле ни за что не отвечают. Что те, кто стоит у власти, этой самой власти совсем не заслуживают. И что люди куда чаще планируют, чем думают.

Почти все стражники толпились у лестницы. Пятак умел доводить до сведения личного состава тревожные новости.

– Приведите себя в порядок, ребята, – сказал Ваймс. – Через несколько минут к нам спустится капитан. Очевидно, пришло время продемонстрировать силу.

– Какую силу? – тут же поинтересовался Билли Букли.

– Ну, Билли, план такой: как только злобные революционеры нас увидят, сразу попрячутся по щелям, и дело в шляпе, – сказал Ваймс, но сразу пожалел об этом. Билли еще не научился понимать иронию. – Я имею в виду, приводим в порядок форму и идем на улицы, – перевел он.

– Нас побьют, – заявил Фред Колон.

– Нет, если будем держаться вместе, – возразил Сэм.

– Вот именно, – согласился Ваймс. – В конце концов, мы вооруженные до зубов стражники, патрулирующие улицы, заполненные гражданскими лицами, которые, согласно закону, вооружены быть не должны. Если будем осторожны, может, пострадаем не слишком сильно.

Еще один неверный ход. «Мрачному сарказму нужно учить в школе, – подумал он. – Кроме того, вооруженные стражники запросто могут попасть в беду, если невооруженные гражданские лица достаточно разозлятся и вспомнят, что улицы вымощены булыжниками».

Издалека до него донеслись три удара часов. Сегодня вечером улицы взорвутся.

В учебниках истории напишут, что все началось из‑ за выстрела на закате. Солдаты одного из пехотных полков стояли на Несушьем поле в ожидании дальнейших приказов. Тут же вокруг собрались зеваки. Войска всегда привлекали зрителей: впечатлительных юношей, вездесущую блуждающую уличную толпу Анк‑ Морпорка и, конечно, дамочек, чье внимание выражается в денежном эквиваленте.

Потом кто‑ то высказал мнение: толпе, дескать, вообще не положено было там собираться. А где положено? Люди любили там гулять. В той части города Несушье поле – единственный островок чахлой зелени. Многие приходили туда поиграть на свежем воздухе, посмотреть, как поживает очередной труп на виселице. А солдаты, которые стояли там, были обычные пехотинцы, чьи‑ то сыновья и мужья; они хотели немного отдохнуть и, конечно, выпить.

Да, все верно, потом многие говорили, что солдаты были пьяны. Что они вообще не должны были находиться на поле. Точно, вот в чем главная причина, вспомнил Ваймс. На этом поле вообще никто не должен был находиться.

Так или иначе, люди там собрались, а потом капитан получил стрелу в живот и со стоном рухнул на землю, и кто‑ то из арбалетчиков ответил на выстрел. Так написано в книгах по истории. Они стреляли по окнам, откуда на них глазели зеваки. Может, в капитана и правда выстрелили из окна.

Некоторые стрелы не долетели, другие достигли цели. И кто‑ то из толпы начал стрелять в ответ.

И вот после этого кошмар следовал за кошмаром, потому что остановить их уже было невозможно. Напряжение стало раскручиваться, как гигантская пружина, выкашивая весь город.

Заговорщики существовали в действительности, это несомненно. Среди них были простые горожане, решившие, что с них довольно. И безденежные юнцы, возражавшие против того, что миром правят старые денежные мешки. Некоторые присоединились к заварушке только ради того, чтобы познакомиться с девушками. И конечно, хватало идиотов, безумцев вроде Загорло, имеющих свое собственное, нереальное, но непоколебимое представление о мире и выступающих на стороне тех, кого они называли Народом. Ваймс провел на улице почти всю свою жизнь; ему довелось встречаться и с приличными людьми, и с дураками, и с мерзавцами, готовыми украсть пенни у слепого нищего, и с теми, кто тихонько совершал чудеса или творил немыслимые преступления за закопченными окошками маленьких домов… Всяких людей он встречал, но с Народом ему так и не удалось познакомиться.

Народ, радеющий о благе Народа, всегда ждет разочарование. Очень скоро выяснится, что Народу вовсе не свойственно испытывать признательность к своим благодетелям, равно как не свойственны ему дальновидность и послушание. Зато Народу присущи глупость и нежелание что‑ либо менять, а любые проявления разума его пугают. Таким образом, дети революции всегда сталкиваются со старой, как мир, проблемой: сменив правительство, они обнаруживают, что менять надо было не только правительство (это‑ то само собой), но и народ.

Стоит лишь подойти к народу с теми или иными мерками, как выясняется, что мерить‑ то и некого. Только что по улицам победно шествовала революция – и вот уже никто не шествует, а просто мечутся напуганные люди. Так всегда происходит, когда механизм города дает сбой, колеса перестают вращаться и нарушаются мелкие повседневные правила. Тогда люди становятся хуже баранов. Бараны просто бегут, они не пытаются укусить других баранов, мчащихся с ними бок о бок.

К закату любой человек в мундире станет мишенью. И уже будет не важно, кому сочувствует стражник: восставшим или власти. Он станет просто человеком в доспехах…

– Что? – спросил Ваймс, рывком возвращаясь к действительности.

– Ты в порядке, сержант? – спросил капрал Колон.

– Гмм? – пробормотал Ваймс.

Реальный мир вокруг постепенно обретал очертания.

– Ты был какой‑ то странный, – пояснил Фред. – Смотрел в пустоту. Зря ты не поспал нормально, сержант.

– В гробу отосплюсь, – огрызнулся Ваймс, осматривая строй стражников.

– Да, я слышал, сержант. Вот только там тебя никто не разбудит и не принесет чашечку чая. Я построил людей, сержант.

Фред сделал все. Как и сами стражники. Впервые в жизни Ваймс видел таких… форменных стражников. Обычно стражник надевал шлем или нагрудник. Остальное обмундирование представляло собой повседневную одежду, подобранную в соответствии с личными вкусами. Но сегодня стражники, по крайней мере, оделись опрятно.

Жаль только, стражники так сильно отличались ростом. Никому не под силу было бы одним взглядом охватить строй, на одном фланге которого стоял Букли, а на другом – Масхерад. Коротышка Букли однажды даже получил выговор за то, что, стоя навытяжку, смотрел сержанту в пупок, а не в глаза, смотреть в которые ему было не под силу. Масхерад, напротив, всегда первым из патрульных узнавал, что начался дождь. Чтобы видеть эту парочку одновременно, не рискуя заработать сложную форму косоглазия, нужно было стоять очень далеко от строя.

– Молодцы, ребята, – скупо похвалил Ваймс стражников, но больше ничего сказать не успел: на лестнице уже послышались шаги Ржава.

Очевидно, капитан впервые увидел подчиненных в полном составе. Надо признать, он оказался крепким орешком, потому что всего лишь вздохнул.

– Мне нужно на что‑ нибудь встать, – сообщил он, повернувшись к Ваймсу.

Ваймс сделал вид, что не понял.

– Сэр?

– Я хочу обратиться к подчиненным, чтобы воодушевить их и подбодрить. Необходимо, чтобы они осознали политические предпосылки возникновения кризиса.

– О, мы все и так знаем, что лорд Ветрун полный псих, – радостно сообщил Букли.

Лоб Ржава едва не покрылся изморозью.

Ваймс вытянулся во весь рост.

– Ра‑ а‑ азойдись! – рявкнул он и наклонился к Ржаву, когда стражники бросились врассыпную. – Мы можем поговорить наедине, сэр?

– Этот человек действительно сказал, что… – промямлил Ржав.

– Так точно, сэр. Это ведь простые люди, сэр, – произнес Ваймс, лихорадочно ища выход из положения. – Лучше понапрасну не смущать их умы, сэр, если понимаете, о чем я.

Ржав добавил предложенную версию к тем, что у него ранее имелись. Ваймс почти воочию мог наблюдать за ходом его мысли. Точка зрения, подброшенная Ваймсом, вполне соответствовала общему мнению Ржава о Страже. Констебль вовсе не собирался дерзить, он был всего лишь обычным простофилей.

– Они знают, в чем состоит их долг, сэр, – добавил Ваймс, чтобы закрепить успех.

– Их долг, сержант, состоит в выполнении приказов.

– Так точно, сэр.

Ржав подкрутил усы.

– В твоих словах что‑ то есть, сержант. Ты этим людям доверяешь?

– Честно говоря, да, сэр.

– Гмм. Через десять минут начинаем обход ближайших улиц. Пора действовать. Донесения поступают тревожные. Мы должны держать фронт, сержант.

«И он в это верит, – подумал Ваймс. – Действительно верит».

Стражники строем вышли на залитые полуденным солнцем улицы, и выглядело это кошмарно. Они не привыкли маршировать, обычно они передвигались по улицам одним из двух способов: прогулочным шагом, вряд ли входившим в общепринятый перечень военных маневров, или бегом, что значилось в этом перечне как поспешное отступление.

Кроме того, шеренги неуклонно сжимались под давлением разумных опасений стражников за собственные шкуры. В движении колонны присутствовала боковая составляющая – каждый стремился оказаться в центре строя. У них были щиты, но легкие, сплетенные из прутьев, предназначенные для отражения несильных ударов и летящих камней; если в такой щит вонзится что‑ то острое, толку от него не будет. Таким образом, по мере продвижения строй превращался в удлиняющуюся толпу.

Ржав этого не замечал. У него был особый дар не видеть то, чего он не хотел видеть, и не слышать то, чего не хотел слышать. Но не заметить баррикаду было не под силу даже ему.

Анк‑ Морпорк ведь, по существу, не был единым городом, и особенно это становилось заметно, когда начинало пахнуть жареным. Такие известные всем места, как Сестры Долли, Сонный холм и Семь Лежней, когда‑ то были деревнями, которые просто оказались на пути беспорядочно растущего города. Они по‑ прежнему держались обособленно. Да и не только они… Стоило свернуть с одной из главных улиц, и ты попадал в скопление отдельных мирков. Люди почти не покидали их. Если что‑ то случится, ты мог рассчитывать только на свою семью и соседей. Что бы ни происходило, ты делал все, лишь бы это не происходило на твоей улице. Это не значило, что люди поднимались на революционную борьбу. Как раз наоборот. Они садились на порогах своих домов, чтобы защищать их от любых революций.

В Корсетном переулке возводили баррикаду. Не слишком прочную, потому что в дело шли в основном перевернутые рыночные палатки, небольшая повозка и очень много обычной мебели, но это был Символ.

Усы Ржава встопорщились.

– Прямо на наших глазах! – рявкнул он. – Абсолютное пренебрежение к законной власти, сержант. Выполняй свой долг!

– В чем именно он заключается в данный момент, сэр? – поинтересовался Ваймс.

– Арестуй зачинщиков! И пусть твои люди разберут баррикаду!

Ваймс вздохнул.

– Хорошо, сэр. Сейчас я их поищу, если отойдете в сторону и пропустите меня.

Чувствуя взгляды, направленные на него с обеих сторон, он двинулся к груде скарба. Когда до баррикады оставалось всего несколько шагов, Ваймс поднес ко рту ладони.

– Так‑ так, что здесь происходит? – прокричал он.

Он знал, что за баррикадой началось перешептывание. И был готов к тому, что должно было случиться. Когда из‑ за нагромождения табуреток вылетел камень, Ваймс ловко поймал его.

– Я задал вполне невинный вопрос! – крикнул он. – Отвечайте.

Снова шепот. Ваймсу удалось расслышать: «Это тот самый сержант, который прошлой ночью…» – что встретило горячие возражения среди шепчущихся. Потом кто‑ то проорал:

– Смерть тиранам!

Спор разгорелся с новой силой. Наконец кто‑ то сказал: «Ну ладно» – и крикнул:

– Смерть тиранам, за исключением тут присутствующих! Вот так, теперь все довольны?

Ваймс узнал голос.

– Господин Реджинальд Башмак? – спросил Ваймс.

– Да, и я жалею, что у меня только одна жизнь, которую я могу положить за Корсетный переулок! – донесся голос откуда‑ то из‑ за платяного шкафа.

«Если бы ты только знал…» – подумал Ваймс.

– Вряд ли до этого дойдет, – крикнул в ответ он. – Дамы и господа, разве можно так себя вести? Вы не можете… брать закон… в свои… руки. – Он смешался и умолк.

Иногда мозгу требуется некоторое время на то, чтобы поспеть за языком.

Ваймс повернулся и посмотрел на стражников. Им не нужна была подсказка, чтобы держаться от происходящего как можно дальше. Потом он снова посмотрел на баррикаду.

А где, собственно, закон? Где он в эту минуту?

Что он, Сэм Ваймс, сейчас делает?

Свою Работу, конечно. Которая прямо перед ним. И которую он делал всегда. И закон всегда был… где‑ то рядом. Ваймс никогда в этом не сомневался. Очень может быть, к этому имел отношение значок стражника.

Значок крайне важен. Да. Недаром он сделан в форме щита. Он защищает. Ваймс часто размышлял об этом длинными темными ночами. Значок защищал от зверя, притаившегося в темноте его разума.

Он убивал вервольфов голыми руками. Сам он тогда едва мог пошевелиться от ужаса, но зверь внутри придавал ему сил…

Кто знает, какое зло таится в сердцах людей? Стражник, вот кто. Прослужив десять лет, ты думаешь, что все повидал, но мрак продолжает извергать из себя новые сюрпризы. Ты видишь, как близко к зверю живут люди. И начинаешь понимать, что люди вроде Карцера далеко не безумцы. Напротив, они нормальны, как никто другой. Просто у них нет значка. Они смотрят на мир и понимают, что им не обязательно подчиняться его правилам, поскольку им этого не хочется. Их не собьешь с толку душеспасительными историями. Они уже побратались со зверем.

Но у него, Сэма Ваймса, был талисман, защищающий от этого соблазна, – значок. Если не считать тех времен, когда силы этого талисмана оказалось недостаточно и пришлось положиться на магию бутылки…

Сейчас ему казалось, будто он снова попал под действие этой магии. Мир бешено вращался. Где закон? Поперек улицы возведена баррикада. Кого она призвана защитить и от чего? Городом правит безумец и его держащиеся в тени дружки, так где же закон?

Стражники любят повторять, что люди не должны брать закон в свои руки. Стражникам кажется, будто они понимают смысл этих слов. Но при этом они подразумевают мирное время и людей вроде тех, кто идет с дубиной на соседа, потому что соседская собака слишком часто гадит у них на пороге. А когда наступают такие времена, как сейчас, в чьих руках оказывается закон? Если люди не должны брать его в свои руки, то кто должен? Те, кто лучше знает, что происходит? Выходит, надо вручить закон в руки Ветруну и компании, а что в этом будет хорошего?

Так… ну и что теперь? Ах да, у Сэма Ваймса есть значок… только на самом деле это не его значок. Сэм Ваймс получил приказ… неправильный приказ. У Сэма Ваймса есть враги… но эти люди не должны быть его врагами. И ко всему прочему у него, возможно, нет будущего. Будущего больше не существует. Не осталось ничего реального, никакой надежной опоры, только Сэм Ваймс, у которого нет права быть здесь…

Похоже, в попытке разрешить неразрешимые вопросы его мозг высосал из тела все силы. В глазах темнело. Ноги подкашивались.

Не осталось ничего. Только ошеломленное отчаяние.

И грохот взрывов.

Хэвлок Витинари вежливо постучал в окошко крошечной конторы возле главных ворот Гильдии Наемных Убийц.

Дежурный привратник поднял заслонку.

– Хотелось бы отметиться в книге ухода, господин Бордо, – сказал убийца.

– Конечно, сэр, – откликнулся Бордо, передавая ему пухлый журнал. – Куда направляетесь сегодня, сэр?

– На общую рекогносцировку, господин Бордо. Просто хочу посмотреть, что происходит в городе.

– Ага, как раз вчера вечером я сказал госпоже Бордо, что смотреть вы умеете лучше всех, сэр.

– Мы смотрим и учимся, господин Бордо, смотрим и учимся, – кивнул Витинари, вписал свое имя в журнал и аккуратно вставил ручку в подставку. – Как ваш сынишка?

– Спасибо, что спросили, сэр, ему значительно лучше, – просиял привратник.

– Рад это слышать. О, как я вижу, достопочтенный Джон Кровопуск выполняет особое поручение. Во дворце?

– Перестаньте, сэр. – Бордо добродушно погрозил ему пальцем. – Вы же знаете, я ничего не сказал бы, даже если б знал.

– Конечно.

Витинари бросил взгляд на дальнюю стенку конторы, где на полках древнего бронзового стеллажа лежало множество конвертов. На верхней части стеллажа была выгравирована надпись «На задании».

– Доброго вам дня, господин Бордо.

– И вам того же, сэр. Приятно, э… осмотреться.

Он проводил юношу взглядом. Затем вошел в тесную комнатушку рядом с конторой и поставил на плиту чайник.

Господину Бордо, пожалуй, нравился молодой Витинари – спокойный, прилежный юноша и, что немаловажно, не упускающий случая проявить щедрость. И все же этот Витинари был со странностями. Однажды Бордо видел его в фойе Гильдии – юноша стоял неподвижно. Больше ничего не делал, просто стоял. Даже не пытался спрятаться. Примерно через полчаса Бордо подошел к нему и спросил: «Чем могу помочь, сэр? » А Витинари ответил: «Благодарю вас, господин Бордо. Просто пытаюсь научиться стоять неподвижно».