Терри Пратчетт 12 страница

– Да.

– Похоже, ты все сделал правильно, но мне нужен свет и стол, – сказал Газон. – Твои люди могут перенести его в караулку?

Ваймс надеялся, что до этого не дойдет. Что ж, надо извлечь из ситуации все возможное…

Он наугад ткнул пальцем в толпу.

– Ты, ты, ты и ты, а еще вы, госпожа, – произнес он. – Поможете Фреду и Дрынну перенести юношу в дом. Останетесь рядом с ним, двери будут открыты, понятно? И вы все будете знать, что там происходит. У нас секретов нет. Всё поняли?

– Да, но ты ведь стражник… – раздался чей‑ то голос.

Ваймс рванулся вперед и, схватив за грудки, выволок из толпы испуганного юнца.

– Да, стражник, – прорычал он. – А этого парня видишь? Он – тоже стражник. Его зовут Сэм Ваймс. Живет на Заводильной улице со своей матушкой. А это Фред Колон, он только что женился, занимает пару комнат на улице Старых Сапожников. А присутствующий здесь Экспонат Номер Три – это Дрынн, его знает каждый. А Билли Букли даже родился на этой улице. А как тебя зовут, я спрашивал?

– Не‑ е‑ ет, – проблеял юнец.

– Потому что мне наплевать, кто ты такой. – Ваймс отпустил бедолагу и окинул взглядом толпу. – Слушайте все! Меня зовут Джон Киль! И без моего ведома никто в эту караулку не попадает! А сейчас вы все свидетели! Те, на кого я указал, войдут туда и убедятся в том, что мы играем честно. Остальные хотят остаться и узнать, что будет со Щербини? Отлично. Я велю, чтобы Пятак напоил вас какао. Или можете разойтись по домам. Ночь холодная. Давно пора в теплые постели. Лично я с радостью отправился бы сейчас домой. Да, мы знаем, что произошло в Сестрах Долли, и нам это нравится ничуть не больше, чем вам. И мы знаем, что произошло на Колиглазной улице, и это нам тоже не нравится. Вот все, что я могу сказать. А теперь… если кто‑ нибудь из вас по‑ прежнему хочет подраться со стражником, пусть выйдет вперед. Форму я снял. Сразимся здесь и сейчас, открыто и честно, на глазах у всех. Есть желающие?

Что‑ то скользнуло по его плечу и с легким стуком упало на крыльцо штаб‑ квартиры.

С другой стороны улицы раздался грохот осыпающейся черепицы, и через мгновение на залитую светом фонарей мостовую рухнуло тело. Толпа охнула от изумления, пара человек даже вскрикнула.

– Похоже, появился желающий! – крикнул кто‑ то, и снова раздались нервные смешки.

Толпа расступилась, и Ваймс смог рассмотреть нежданного гостя.

Он был мертв. Если он и был живым, когда падал с крыши, то падение на мостовую определенно его доконало, потому что шея живого человека не может изгибаться под таким углом. Вместе с ним с крыши свалился арбалет.

Ваймс вспомнил, как что‑ то скользнуло по его плечу, и вернулся к ступеням. На поиски сломавшейся в нескольких местах стрелы не ушло много времени.

– Кто‑ нибудь знает этого человека? – спросил он.

Собравшиеся, даже те, кто не имел возможности толком рассмотреть арбалетчика, всем своим видом выразили полную неосведомленность.

Ваймс обшарил карманы трупа. Все они оказались пустыми, что недвусмысленно указывало на его личность.

– Похоже, ночь будет долгой, – заметил Ваймс, жестом приказав Колону унести труп в караулку. – Итак, дамы и господа, я вынужден вернуться к исполнению своих обязанностей. Если пожелаете остаться, а я, честно говоря, был бы весьма признателен за это, я попрошу кого‑ нибудь из наших развести костер. Не смею больше испытывать ваше терпение.

Он поднял с земли кольчугу и нагрудник и вошел в здание.

– Что они делают? – не оборачиваясь, спросил он у Сэма.

– Некоторые расходятся, но большая часть решила остаться, сержант, – доложил, выглянув на улицу, Сэм. – Сержант, один из них выстрелил в вас!

– Правда? А кто сказал, что тип, упавший с крыши, был одним из них? Арбалет не из дешевых. В карманах ничего нет. Совсем ничего. Даже засморканного носового платка.

– Очень странно, – послушно согласился Сэм.

– Да уж, а я так надеялся найти записку вроде: «Не сомневайтесь, я закоренелый и злостный революционер», – сказал Ваймс, внимательно рассматривая труп.

– Ага. Тогда бы нам сразу стало понятно, что он революционер, – радостно подтвердил Сэм.

Ваймс вздохнул и уставился на стену.

– Никто не заметил ничего странного в арбалете? – спросил он через некоторое время.

– Новый «Болсовер А7», – пожал плечами Фред Колон. – Неплохая машинка, сержант, хотя наемные убийцы такими не пользуются.

– Вот именно, – кивнул Ваймс и повернул голову трупа так, чтобы все увидели наконечник стальной стрелы, торчащий из черепа за ухом. – А такими – пользуются. Фред, ты знаешь всех в округе. В это время можно у кого‑ нибудь купить имбирное пиво?

– Имбирное пиво, сержант?

– Да, Фред.

– Зачем вам… – начал было Колон.

– Лучше не спрашивай, Фред. Просто добудь полдюжины бутылок, хорошо?

Ваймс повернулся к столу, на котором, в окружении зачарованных зрителей, Газон оперировал раненого Щербини.

– Ну, как дела? – поинтересовался Ваймс, пробившись к столу.

– Я работал бы гораздо быстрее, если бы никто не загораживал свет, – пробурчал Газон, аккуратно кладя пинцетом очередной окровавленный осколок в кружку возле руки пациента. – По пятницам, ближе к ночи, бывает и хуже. Пальцы будут работать, если это тебя интересует. Правда, некоторое время тачать сапоги он не сможет. Ты все правильно сделал.

Толпа тоже выразила свое одобрение. Ваймс окинул взглядом горожан и стражников. Некоторые о чем‑ то тихо переговаривались, и он уловил среди общего шума несколько фраз типа «дело дрянь» и «говорят, что…».

Его расчет оказался верным. Почти все его ребята жили на соседних улицах. Одно дело – наброситься на безликих гадов в форме, и совсем другое – швырять камнями в старину Фреда Колона, в старину Дрынна или Билли Букли, в тех, кого ты знаешь с двухлетнего возраста, с кем вместе играл в «каштаны дохлой крысы» в сточной канаве.

Газон отложил пинцет в сторону и задумчиво потер переносицу.

– Все, – устало промолвил он. – Осталось наложить несколько швов, и он в полном порядке.

– Я хотел бы, чтобы ты осмотрел еще кое‑ кого, – сказал Ваймс.

– Почему меня это не удивляет?.. – вздохнул лекарь.

– У одного множественные колотые раны на ступнях, другой провалился сквозь крышу в сортир и подвернул ногу, а третий помер.

– Вряд ли я чем‑ то смогу помочь третьему, – сказал Газон. – Кстати, а как ты определил, что он помер? Понимаю, возможно, я еще пожалею о том, что спросил…

– Сломал шею, когда упал с крыши. А с крыши упал потому, что кто‑ то всадил ему арбалетный болт прямо в мозг.

– Ясно. Да, он действительно должен был помереть, если тебе интересно мое мнение как врача. Твоя работа?

– Нет!

– Понимаю, сержант, ты занятой человек. Повсюду даже тебе не успеть.

Лекарь криво усмехнулся, заметив, как побагровело лицо Ваймса, и подошел к трупу.

– Да, определенно покойник, – констатировал он. – И?

– Я хочу, чтобы ты все записал. На бумаге. Официальным языком, со всякими вашими словечками типа «закрытый перелом» и «проникающее ранение». Запиши и укажи время, когда ты констатировал его смерть. Потом, если ты, конечно, не против, ребята проводят тебя к двум живым пациентам. А когда ты о них позаботишься, за что я заранее благодарен, я хочу, чтобы ты подписал еще одну бумагу, где будет сказано, что это я тебя вызвал. В двух экземплярах, пожалуйста.

– Хорошо. Можно узнать, зачем?

– Не хочу, чтобы пошла молва, будто это я его убил.

– С какой стати? Ты сам говоришь, что он свалился с крыши!

– В наше время все такие подозрительные. Ага, вот и Фред. Как успехи?

Капрал Колон принес ящик. Тяжело кряхтя, он водрузил его на стол.

– Старой госпоже Рассуди не нравится, когда среди ночи начинают колотить в дверь, – пожаловался он. – Пришлось заплатить целый доллар!

Ваймс не смел посмотреть доктору Газону в глаза.

– Правда? – спросил он с невинным видом. – Ты принес имбирное пиво?

– Шесть пинт ее самого лучшего пойла, – с гордостью произнес Колон. – Кстати, три пенса можно вернуть, если сдать бутылки. И… э… – Он беспокойно зашаркал ногами. – Сержант, я слышал, участок в Сестрах Долли сожгли. И на Сонном холме все закончилось скверно. В участке на Тряпичной выбили все стекла, а несколько стражников из караулки у Сточных ворот вышли сказать, чтобы пацаны перестали бросать камни, потом один из наших парней обнажил меч…

– И?

– Говорят, будет жить, сержант.

Доктор Газон окинул взглядом комнату, в которой по‑ прежнему оставалось несколько горожан‑ добровольцев, оживленно болтающих, будто на вечеринке. Между ними ходил Пятак с подносом, нагруженным кружками с какао. Некоторые стражники вышли на улицу постоять вокруг костра вместе с зеваками, так и не разошедшимися по домам.

– Должен признаться, я приятно удивлен, – сказал лекарь. – Судя по всему, только твой участок не попал в осаду сегодня ночью. Но я не хочу знать, как тебе это удалось.

– Немного повезло, – ответил Ваймс. – Впрочем, у меня в камерах сидят три неопознанных субъекта, а тут валяется неопознанный труп, в планы которого при жизни входило сделать трупом кое‑ кого еще.

– Нелегко тебе живется, – согласился Газон. – Хорошо, что в моей работе загадки попроще, типа: «Откуда эта сыпь? »

– Я собираюсь разгадать свои достаточно быстро, – сказал Ваймс.

Убийца неслышно уходил по крышам, пока не оказался достаточно далеко от окруженного шумной толпой здания Стражи.

Можно было бы сказать, что он шел по крышам, как кот, разве что не останавливался по дороге, чтобы побрызгать туда‑ сюда мочой.

Наконец он добрался до одного из многих потайных убежищ в верхнем мире Анк‑ Морпорка – благодаря густым зарослям печных труб это место было невидимо не только с земли, но и с большинства соседних крыш. Прежде чем скрыться в убежище, он несколько раз бесшумно обошел вокруг него, внимательно изучив окрестности.

Даже наблюдателя, знакомого с методами Гильдии Наемных Убийц Анк‑ Морпорка, заинтриговала бы невидимость этого мастера своего дела. Когда он двигался, еще можно было заметить движение, но когда он останавливался, то попросту исчезал. Заподозрив использование волшебства, наблюдатель был бы по‑ своему прав. Ведь в девяти случаях из десяти волшебство – это всего лишь знание некоего факта, неизвестного остальным.

Убедившись наконец в том, что его никто не видит, убийца нырнул в убежище. Между дымящихся зонтов печных труб был спрятан мешок. Через некоторое время из‑ за труб донеслись тихий шорох и напряженное дыхание, так что наблюдатель, если бы таковой нашелся, мог бы предположить, что убийца переодевается.

Когда минуту спустя убийца выбрался из потайной ниши, он был уже видимым. Почти незаметным, как тень среди других теней, но все же видимым, тогда как прежде различить его во тьме было не легче, чем разглядеть вечерний бриз.

Он легко спрыгнул на односкатную крышу пристройки, с нее – на землю и тут же скрылся в весьма кстати оказавшейся рядом темной нише, где с ним произошли дальнейшие превращения.

Последняя часть преображения не потребовала от него много времени и сил. Маленький, но смертоносный арбалет был разобран, детали спрятаны в карманы бархатной сумки, где они не смогут зазвенеть друг о друга. Мягкие кожаные туфли сменила пара более тяжелых башмаков, до сей поры спрятанная в темноте; черный капюшон был откинут на спину.

Легкой походкой убийца дошел до угла и подождал несколько минут.

Чадящая факелами карета на перекрестке замедлила ход, дверца открылась и тут же закрылась.

Наемный убийца откинулся на спинку сиденья, возница подстегнул лошадей.

Внутренность кареты была освещена очень тусклым светом единственного фонаря. Женщина, вольготно устроившаяся на сиденье, почти тонула во мраке. Только когда карета проезжала мимо уличных фонарей, можно было догадаться, что ее платье сшито из сиреневого шелка.

– Ты кое‑ что забыл, – произнесла женщина. Она достала носовой платок, тоже сиреневый, и поднесла его к лицу молодого человека. – Плюнь, – приказала она.

Убийца неохотно подчинился. Рука потерла ему щеку и поднесла платок к лампе.

– Темно‑ зеленый, – сказала женщина. – Очень странно. Насколько я знаю, Хэвлок, ты с треском завалил экзамен по скрытному перемещению.

– Мадам, могу я поинтересоваться, как вы это узнали?

– Где‑ то услышала, – небрежно ответила женщина. – Иногда достаточно поднести деньги к уху.

– Это верно, – подтвердил убийца.

– Так почему же ты его завалил?

– Экзаменатор решил, что я пытался его обмануть.

– Он ошибся?

– Нет, конечно. Я думал, в этом весь смысл.

– Он говорит, ты не посещал его занятия.

– О, посещал. Весьма прилежно.

– Он говорит, что ни разу тебя не видел.

Хэвлок улыбнулся.

– И что из этого следует, Мадам?

Знатная дама рассмеялась.

– Хочешь шампанского?

Раздался шорох – бутылку вытащили из ведерка со льдом.

– Благодарю, мадам, но нет.

– Как хочешь. А я выпью. А теперь… твой доклад.

– Я не верил собственным глазам. Я‑ то думал, это обычный дуболом. Впрочем, он и есть дуболом. Прямо видно, как мышцы принимают решение за него. Но он постоянно берет над ними верх! Мне даже показалось, что я наблюдаю за работой истинного гения, вот только…

– Что?

– Он всего лишь сержант, мадам.

– Не следует недооценивать его только по этой причине. Весьма удобное звание для умного человека. Оптимальный баланс власти и ответственности. Кстати, говорят, он умеет читать улицу сквозь подошвы башмаков и потому предпочитает, чтобы подошвы были очень тонкими.

– Гм. В городе действительно много разных поверхностей, но…

– Ты мыслишь чересчур формально, Хэвлок. Не то что твой покойный отец. Попробуй мыслить… мифологически. Он умеет читать улицу. Способен услышать ее голос, почувствовать ее температуру, считать ее мысли, разговаривать с ней через башмаки. Стражники суеверны. В этом они ничем не отличаются от других людей. Этой ночью на все участки Стражи в городе были совершены нападения. Распалили толпу, конечно, люди Загорло, а людская глупость и злоба сделали остальное. Но только не на улице Паточной Шахты. Киль открыл двери и впустил улицу в дом. Жаль, что я так мало знаю о нем. Мне сообщили, что в Псевдополисе его считали медлительным, задумчивым и чересчур благоразумным. А здесь он словно расцвел…

– Я прервал земной путь человека, что пытался срезать этот нераспустившийся бутон.

– Правда? Не похоже на Загорло. Сколько я тебе должна?

Тот, кого назвали Хэвлоком, пожал плечами.

– Допустим, доллар, – сказал он.

– Очень дешево.

– Он большего не стоил. Должен вас предупредить, скоро вы захотите, чтобы я занялся Килем.

– Но ведь такой человек, как он, никогда не встанет на сторону Ветруна и Загорло, верно?

– Он стоит на своей собственной стороне. И он осложняет ситуацию. Вы можете решить, что осложнения лучше… устранить.

Грохот колес по булыжникам лишь подчеркнул воцарившуюся после этого замечания тишину. Карета въехала в фешенебельную часть города, здесь было светлее и предназначенный для бедняков комендантский час соблюдался не слишком строго. Мадам гладила кота, развалившегося у нее на коленях.

– Нет. Он может нам пригодиться, – сказала она. – Все говорят мне о Киле. В мире, где мы все движемся окольными путями, он шествует прямо. А движение по прямой в мире кривых не может не иметь последствий.

Она почесала кота за ухом. Тот тихо замурлыкал. Это был рыжий котяра с редкостно самодовольной мордой. Время от времени он пытался сорвать с себя ошейник.

– Сменим тему, – сказала Мадам. – Что это за глупая история с книгой? Я не люблю привлекать к себе излишнее внимание.

– О, это был чрезвычайно редкий экземпляр, мне стоило большого труда его найти. Книга по искусству маскировки.

– И тот увалень сжег ее!

– Да. Большая удача. Я боялся, что он попытается ее прочесть. – Хэвлок едва заметно улыбнулся. – Правда, ему пришлось бы просить кого‑ нибудь растолковать слишком длинные слова.

– Ценная книга?

– Бесценная. Особенно после того, как сгорела.

– Понятно. В ней содержались полезные сведения, например насчет темно‑ зеленого цвета. Не хочешь поделиться ими?

– Я мог бы. – Хэвлок снова улыбнулся. – Но потом мне пришлось бы найти того, кто заплатит за ваше убийство.

– Тогда лучше молчи. Но мне действительно не нравится кличка «Коновал».

– Мадам, когда твоя фамилия Витинари, остается радоваться, если тебя называют всего лишь Коновалом. Вы не могли бы высадить меня на некотором расстоянии от Гильдии? Я войду через крышу. Мне еще нужно позаботиться о тигре, прежде чем… ну, вы сами знаете.

– О тигре… Как интересно. – Она снова погладила кота. – Ты придумал, как проникнуть во дворец?

Витинари пожал плечами.

– Еще много лет назад, мадам. Но сейчас дворец окружает половина полка. Четыре или пять стражников у каждой двери плюс патрули, которые не подчиняются никакому графику, и внезапные проверки. Со всеми я не справлюсь. Но если вы поможете мне пробраться внутрь, проблем не будет.

Кот опять принялся сдирать с себя ошейник.

– Может, у него аллергия на бриллианты? – задумчиво произнесла Мадам и поднесла кота к лицу. – У тебя аллергия на бриллианты, да, мусик?

Хэвлок вздохнул, но про себя, потому что уважал свою тетушку. Если бы она еще была более благоразумна, когда дело касается кошек… Что‑ то в душе молодого человека подсказывало, что если уж гладить кота во время плетения интриг, то кот должен быть длинношерстным и белым. А престарелый помоечный кот, подверженный нерегулярным приступам метеоризма, для этого никак не годится.

– Ну и что будем делать с сержантом? – спросил он, по возможности незаметно отодвигаясь от кота.

Дама в сиреневом осторожно опустила животное на сиденье. Карета наполнилась запахом, невыносимым, как пытка.

– Думаю, мне стоит как можно скорее познакомиться с этим Джоном Килем, – сказала она. – Возможно, мы сумеем его укротить. Прием состоится завтра вечером. И… будь добр, открой окно.

Чуть позже той же ночью Низз нетвердой походкой возвращался в свою спальню с попойки в комнате отдыха для старших учеников. Один из факелов в коридоре вдруг потух.

С быстротой, которая могла бы удивить любого, не видевшего ничего, кроме его раскрасневшегося лица и заплетающихся ног, Низз выхватил кинжал и окинул взглядом коридор. Не забыл осмотреть потолок. Ничего, кроме серых теней. А факелы иногда гаснут сами по себе.

Он сделал еще один шаг.

Очнувшись на следующее утро в своей постели, он объяснил страшную головную боль плохим бренди. А еще какой‑ то придурок раскрасил его лицо в оранжево‑ черную полоску.

Снова пошел дождь. Ваймсу всегда нравился дождь. В дождливую погоду на улицах совершается меньше преступлений. Люди предпочитают оставаться дома. Лучшие ночи за все время, что он служил в Страже, были дождливыми, когда он стоял в темноте под защитой какого‑ нибудь дома, втянув голову в плечи так, что края шлема почти касались поднятого воротника, и слушал серебристый звон дождя.

Как‑ то раз он стоял так неподвижно, так тихо, настолько был погружен в собственные мысли, будто его совсем не существовало, что грабитель, которому удалось ускользнуть от преследователей, прислонился к нему, переводя дыхание. А когда Ваймс крепко обнял его и прошептал на ухо: «Попался! » – грабитель сделал в штаны то, от чего его еще сорок лет тому назад с ангельским терпением отучала любимая матушка.

Люди разошлись по домам. Заштопанного Щербини Фред Колон проводил до дома на улице Новых Сапожников, где, всей своей красной круглой рожей излучая искренность, объяснил родителям юноши, что произошло. Газон, скорее всего, добрался наконец до постели.

А дождь весело журчал в водосточных трубах, бурными потоками вырывался из глоток горгулий, кружился водоворотами в сточных канавах и заглушал все звуки.

Полезная штука этот дождь.

Ваймс взял в руку бутылку имбирного пива госпожи Рассуди. Он помнил его. Шипучка была до предела насыщена газом и потому пользовалась бешеной популярностью. Способный юноша, при наличии воодушевления и надлежащей подготовки, мог прорыгать первый куплет национального гимна после всего одного глотка. Когда тебе только восемь, столь ценный навык может серьезно увеличить твой вес в обществе.

Для предстоящей работы он выбрал Колона и Дрынна, чтобы не впутывать Сэма. Не то чтобы Ваймс задумал нечто противозаконное. Но на вкус и запах это почти не отличалось от того, что противозаконно, а пускаться в объяснения Ваймсу сейчас не хотелось.

Подвал, где содержали арестованных, был старый, гораздо старше построенного над ним здания. Железные решетки, отгораживающие камеры, были сделаны гораздо позже. Камеры занимали не весь подвал, за сводчатым проемом находились и другие помещения. Там не было ничего, кроме крыс и мусора, но важно то, что они не просматривались из камер.

Ваймс приказал своим людям спустить мертвого арбалетчика в подвал. В этом не было ничего предосудительного. Зачем же посреди ненастной ночи будить из‑ за подобного пустяка служителей морга, если в здании есть такое удобное холодное помещение?

Через дверной глазок он проследил, как тело пронесли мимо камер. Появление трупа вызвало некоторое волнение, особенно у первого задержанного. Двое других держались спокойно – похоже, они повидали на своем веку достаточно дурных дел, совершенных ради денег. И когда их нанимали воровать, убивать или изображать стражников, эти двое знали, во что ввязываются. К смерти, если только это не происходило с ними самими, они относились с философским спокойствием.

Однако первый арестант явно занервничал.

Ваймс дал ему прозвище Хорек. Из них троих он был лучше всех одет, у него был достаточно дорогой кинжал, а еще, как успел заметить Ваймс, он носил перстень в виде черепа. Одежда двоих других была невзрачной, оружие – стандартным, ничем не примечательным, зато со следами частого использования.

Настоящий наемный убийца никогда не наденет украшения, собираясь на дело. Это опасно, да и лишний блеск совершенно ни к чему. Но Хорек явно хотел казаться важной шишкой. Вероятно, прежде чем выйти из дома, он долго рассматривал себя в зеркале, чтобы убедиться в собственной крутости. Такие вот недоноски часто хвастаются своими кинжалами перед шлюхами в трактире.

У Хорька были большие планы на будущее. У него отлично работало воображение.

И это было хорошо.

Стражники вернулись, и Ваймс вручил им приготовленные пакеты.

– Помните, действуем очень быстро, – сказал он. – Они волнуются, они устали, никто за ними не пришел, и только что мимо них пронесли очень мертвого коллегу. У первых двоих не должно быть времени на раздумья. Понятно?

Стражники кивнули.

– Коротышку оставим напоследок. Я хочу, чтобы как раз у него было много времени…

Хорек прикидывал свои перспективы. К сожалению, прикидывать было особо нечего.

Он уже успел полаяться с двумя другими арестантами. Хороши спасатели. Даже одеться нормально не могли. Впрочем, и легавые вели себя не как положено. Всем известно, что они всегда сразу дают деру. Они не должны сопротивляться и вообще вести себя разумно. Они…

Дверь в подвал распахнулась.

– Ну что ж, пора тяпнуть имбирчику! – заорал кто‑ то.

Мимо пробежал стражник с ящиком бутылок и скрылся где‑ то в задних помещениях.

Света в подвале почти не было. Хорек забился в угол и оттуда увидел, как двое стражников открыли соседнюю камеру, выволокли арестанта в кандалах и утащили его куда‑ то за угол.

Голоса тихим эхом разносились по подземелью.

– Держи его крепче. Про ноги не забудь!

– Отлично! Давай сюда бутылку! Потряси хорошенько, иначе ничего не получится!

– Итак, дружище. Ничего не хочешь сказать? Имя? Нет? Тогда ладно. Нам‑ то глубоко наплевать, сейчас ты заговоришь или потом…

Раздался громкий хлопок, шипение, и по темнице разнесся душераздирающий вопль.

Когда он наконец стих, кто‑ то сказал:

– Лады, тащи другого, пока капитан не пришел.

Хорек еще глубже вжался в угол, когда двое стражников ворвались в следующую камеру, вытащили из нее отчаянно сопротивлявшегося узника и скрылись в темноте.

– Вот так. Последний шанс. Будешь говорить? Да? Нет? Поздно!

Снова хлопок, снова шипение и снова крик. На этот раз более громкий и продолжительный, закончившийся каким‑ то странным бульканьем.

Хорек скорчился в маленький комочек, прикусив пальцы, чтобы не завизжать от ужаса.

За углом, в скудно освещенном единственным фонарем помещении, Колон ткнул локтем Ваймса под ребра и, наморщив нос, многозначительно глянул вниз. Между камерами в качестве жалкой подачки гигиене была проделана неглубокая канавка. Сейчас по ней тек тонкий ручеек. Хорек явно очень нервничал.

«Попался, – подумал Ваймс. – Ну, пусть твое воображение поработает еще чуть‑ чуть». Он наклонился вперед, и двое стражников тут же подошли ближе, ожидая дальнейших указаний.

– Ну что, – произнес он громким шепотом, – хорошо повеселились?

Поболтав со стражниками несколько минут, он встал, направился к последней занятой камере, отпер дверь и схватил за плечо забившегося в угол Хорька.

– Нет! Прошу вас! Я все скажу! – завопил арестант.

– Правда? – обрадовался Ваймс. – Какова орбитальная скорость луны?

– Что?

– Хочешь, чтобы я спросил что‑ нибудь попроще? – осведомился Ваймс, выволакивая узника из камеры. – Фред! Дрынн! Он будет говорить. Тащите блокнот!

Допрос длился около получаса. Фред Колон не умел быстро писать. А когда звуки его мучительных усилий завершились стуком последней поставленной точки, Ваймс сказал:

– Вот так, господин. А теперь напиши внизу: «Я, Джеральд Шерстиклокк, член Языческой Ассоциации Молодежи, даю эти показания по доброй воле и без малейшего принуждения». Поставь подпись. А иначе… Все понял?

– Да, сэр.

Инициалы «ДШ» были выгравированы на кинжале. Похоже, парень не соврал насчет имени. Ваймс повидал немало Шерстиклокков, которые колются при одной мысли о том, что их начнут колоть. А когда у них развязывается язык, они выкладывают всю свою подноготную. Всякий, кто хотя бы раз видел, как над кем‑ нибудь проделывают фокус с имбирным пивом, сознается в чем угодно.

– Отлично, – произнес он довольным тоном и встал. – Благодарю за сотрудничество. Тебя на Цепную подвезти?

– Ы? – сказали глаза Хорька – язык ему пока не подчинялся.

– Нам все равно придется забросить туда твоих друзей, – продолжил Ваймс, немного повысив голос. – Тодзи и Кляпса. Труп завезем в покойницкую. Кстати, вот необходимые документы. – Он кивнул на Колона. – Твои оказавшие нам неоценимую помощь показания, один экземпляр. Свидетельство о смерти на покойного незнакомца – уверяю, мы обязательно постараемся найти его убийцу. Счет за мазь, которую Газон наложил на ступни Кляпса. О… И счет за шесть бутылок имбирного пива.

Положив руку на плечо Хорька, он вежливо провел его в соседнюю комнату. Там глазам Джеральда предстали багровые от ярости Тодзи и Кляпс – рты их были надежно заткнуты, руки и ноги крепко привязаны к стульям. На столе рядом с ними стоял ящик с шестью бутылками имбирного пива. Пробки на всех бутылках были надежно закреплены проволокой.

Хорек непонимающе уставился на Ваймса. Старший сержант сунул палец в рот, надул щеки и быстро вытащил палец, издав громкий хлопок.

Дрынн громко зашипел сквозь зубы.

Фред Колон открыл было рот, но Ваймс успел зажать его ладонью.

– Не надо, – сказал он. – Знаешь, Джеральд, наш Фред слегка странноватый. Иногда как заорет…

– Вы меня обманули! – завопил Хорек.

Ваймс похлопал его по плечу.

– Обманули? – прорычал он. – И каким же образом, а, Джеральд?

– Заставили меня подумать, что устраиваете тут фокус с имбирным пивом!

– Фокус с имбирным пивом? – Ваймс озадаченно свел брови. – Что еще за фокус?

– Сам знаешь!

– Мы не пьем на службе, Джеральд, – строгим тоном произнес Ваймс. – Но не пойму, что плохого в глотке доброго имбирного пива? И фокусы показывать мы не умеем. А ты? Или недавно ты поприсутствовал на паре‑ другой представлений? Расскажи же нам, Джеральд!

До Хорька наконец дошло, что ему давно пора было заткнуться. Еще где‑ то с полчаса назад. Судя по выражению лиц Тодзи и Кляпса, им страстно хотелось побеседовать с Хорьком наедине.

– Я требую, чтобы меня взяли под стражу! В целях защиты важного свидетеля! – пробормотал он.

– После того как я тебя отпустил? – удивился Ваймс. – Ты ведь дал честные и искренние показания… Гм, напомни‑ ка, Фред, что он там говорил? Типа он просто выполнял приказ… И ему совсем не хотелось бродить с толпой по городу, швырять камни в стражников и солдат. Так ведь? Из чего я сделал вывод, что тебе не нравится торчать на Цепной улице, смотреть, как людей избивают и заставляют сознаваться в том, чего они не совершали. Ведь ты совсем не такой. Ты мелкая сошка, я это понимаю. И я предпочел бы закончить на этом, а ты?

– Пожалуйста! Я расскажу все, что знаю!

– Ах, так ты еще не все рассказал?! – взревел Ваймс, резко повернувшись и хватая бутылку.