Терри Пратчетт 10 страница

– Кажется, я выставил себя дураком, сержант, – сказал он.

«Нет, это я выставил тебя дураком, – подумал Ваймс, жутко раскаиваясь в душе. – Я намеревался подложить его в шкафчик Тренча, но не смог…

…Особенно после того, что обнаружил там».

– Знаете, сэр, – начал он, – мы можем сказать, что все это было проверкой…

– Киль, обычно я говорю только правду! – возмутился было капитан, но тут же добавил: – Тем не менее весьма признателен за предложение. Да, годы берут свое, признаю. Возможно, пора уже и в отставку. – Он вздохнул. – Последнее время я часто подумываю об этом.

– Не надо так говорить, сэр, – возразил Ваймс. Он старался, чтобы его голос звучал жизнерадостно, хотя на самом деле никакой радости не ощущал. – Не могу даже представить вас в отставке.

– Да, наверное, мне все ж придется еще задержаться… – пробормотал Мякиш, возвращаясь к своему столу. – Сержант, ты знаешь, что некоторые стражники считают тебя шпионом?

– Чьим? – поинтересовался Ваймс.

Он знал, что Пятак приносит капитану не только какао.

– Лорда Ветруна, полагаю, – ответил Мякиш.

– Мы все работаем на него, сэр. Но отчитываюсь я только перед вами, если хотите знать.

Мякиш поднял на него взгляд и печально покачал головой.

– Шпион ты или нет, Киль, признаюсь как на духу: некоторые последние приказы, которые мы получаем… не совсем обдуманны, на мой взгляд… Агась?

Он посмотрел на него свирепым взглядом, словно предлагая немедленно достать раскаленные докрасна тиски.

Ваймс понимал, как нелегко было старику признать, что похищения и пытки, а также выставление честных граждан закоренелыми преступниками… возможно, не совсем правильная правительственная политика. Мякиш был иначе воспитан. Он выступал под знаменем Анк‑ Морпорка на борьбу с щеботанскими сыроедами, клатчскими джонни или другими людьми, которых почему‑ то признавали врагами те, кто находился выше по командной цепочке. Он шел на войну, не задумываясь о том, за правое дело он сражается или нет, ведь подобные мысли не пристали истинному солдату, они остужают его пыл.

Мякиш с детства верил, что те, кто наверху, всегда правы, – иначе как бы они оказались наверху? Ему элементарно не хватало мыслей, чтобы мыслить как предатель, ведь только предатели могут помыслить об этом.

– Я тут слишком недолго, чтобы что‑ то говорить, сэр, – пожал плечами Ваймс. – Не знаю, как у вас тут заведено.

– Как заведено? Всяко не так, как раньше, – пробормотал Мякиш.

– Вполне возможно, сэр.

– Пятак говорит, ты поразительно хорошо знаешь город, сержант. По крайней мере, для новичка.

На конце утверждения покачивался крючок с наживкой, но из Мякиша был плохой удильщик.

– Все участки в мире чем‑ то похожи, сэр, – откликнулся Ваймс. – Кроме того, мне приходилось бывать в этом городе.

– Конечно, конечно, – торопливо согласился Мякиш. – Ну… спасибо тебе, сержант. Может, ты все сам объяснишь моим подчиненным? Я был бы весьма признателен…

– Да, сэр. Конечно.

Тщательно закрыв за собой дверь, Ваймс сбежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Стражники, похоже, за все это время не сдвинулись с места. Он хлопнул в ладоши, как школьный учитель.

– За дело, за дело! Улицы кто будет патрулировать, а? Шевелитесь! А ты, сержант Тук, выйди‑ ка со мной во двор на два слова!

Ваймс не стал оборачиваться, чтобы посмотреть, идет за ним сержант или нет. Просто вышел во двор, озаренный косыми лучами вечернего солнца, прислонился к стене и стал ждать.

Будь Ваймс на десять лет моложе… нет, не так. Будь Ваймс на десять лет моложе да еще и трезвый к тому же, ему хватило бы нескольких точных ударов, чтобы объяснить Туку, кто здесь главный. В нынешние деньки никто бы не удивился, если бы Ваймс решил преподать Туку урок. Когда Ваймс был констеблем, стражники нередко чистили друг другу лица. Но сержант Киль не стал бы драться.

Вышел Тук. Сержант чуть не лопался от задиристой храбрости и плохо скрываемого ужаса. Когда Ваймс вскинул руку, он испуганно шарахнулся в сторону.

– Сигару? – спросил Ваймс.

– Э…

– Я не пью, – сказал Ваймс, – но что может быть лучше хорошей сигары?

– Я… э… не курю, – пробормотал Тук. – Слушай, по поводу этой чернильницы…

– Представляешь, он сам убрал ее в сейф, – с улыбкой перебил его Ваймс.

– Правда?

– И забыл, – продолжал Ваймс. – С каждым может случиться, а, Уинсборо? Мысли человека начинают путаться, он толком не помнит, что делал вот прямо только что.

Все это время Ваймс дружески скалился. Слова работали не хуже кулаков. Ко всему прочему он еще и назвал Тука по имени, которое тот отчаянно скрывал, боясь насмешек.

– Просто подумал, надо сообщить тебе об этом, чтобы ты не беспокоился, – сказал Ваймс.

Сержант Уинсборо Тук неловко переступил с ноги на ногу. Он не был уверен, выбрался ли он на твердую почву или, наоборот, увяз пуще прежнего.

– Расскажи‑ ка мне о младшем констебле Тренче, – предложил Ваймс.

Лицо Тука перекосилось от усилий – сержант мучительно искал выход. В конце концов он остановился на проверенной тактике: если по твоему следу идут волки, нужно кого‑ нибудь сбросить с саней.

– О Неде, сэр? – уточнил он. – Прилежный работник, с работой справляется, но, между нами, сэр, с ним надо держать ухо востро.

– Правда? Кстати, совсем не обязательно обращаться ко мне «сэр», Уинсборо. По крайней мере, здесь.

– Считает, что работники ничем не хуже хозяев, если понимаете, о чем я. Ну, что он сам ничуть не хуже других. В этом смысле он немного смутьян.

– Философ‑ самоучка?

– Да, что‑ то вроде.

– Сочувствует мятежникам?

Тук поднял на него невинные глаза.

– Возможно, сэр. Хотя мне не хотелось бы, чтобы у парня были неприятности.

«Ты считаешь, что я шпионю для „непоминаемых“, – подумал Ваймс. – И решил бросить Тренча на съедение. А совсем недавно поддержал идею его повысить. Ты, жалкий червяк…»

– Значит, следует за ним присмотреть, да? – спросил он.

– Так точно, сэр.

– Интересненько… – обронил Ваймс.

На всех, кто ходил по тонкому льду, это слово всегда действовало одинаково: они начинали нервничать. Тук определенно занервничал. Ваймса вдруг осенило: «О боги, а ведь Витинари играет в эти игры все время …»

– Некоторые из нас после дежурства ходят… э… в «Порванный Барабан», – сказал Тук. – Открыт круглые сутки. Может, вы с нами, тогось…

– Я не пью, – перебил его Ваймс.

– Ну да, вы говорили.

– Что ж, думаю, мне пора. Надо отправляться с молодым Сэмом в обход, – сказал Ваймс. – Приятно было поболтать с тобой, Уинсборо.

И он направился прочь, с трудом сдерживаясь, чтобы не обернуться. Сэм покорно ждал его в штаб‑ квартире, но Ваймс‑ старший прошагал мимо так решительно, что юношу подхватило порывом ветра и понесло следом.

– Слушайте, а что это за баба там, рядом со стариной Фолли?

Старшие ученики подняли глаза. И вправду, на возвышении в конце шумного зала доктор Фоллетт – глава Гильдии Наемных Убийц и, по долгу службы, директор школы Гильдии – о чем‑ то оживленно разговаривал с какой‑ то дамой. В интерьере огромного зала доминировал черный цвет, отчего лиловое платье незнакомки сразу бросалось в глаза, а элегантная белизна ее волос казалась огнем маяка в непроглядной тьме.

В конце концов, это была Гильдия Убийц. Почти все носили черное. Ночь черна, и ты должен с ней сливаться. Кроме того, черный цвет выглядит стильно, и все сходились во мнении, что наемный убийца без стиля не более чем высокооплачиваемый головорез.

С тех пор как старшим ученикам исполнилось восемнадцать, им разрешили посещать те районы города, о существовании которых младшие ученики не должны были даже подозревать. Так что у них уже не вскакивали прыщи при одном только виде женщины. Когда прозвучал вопрос, все они посмотрели на упомянутую даму с хищным прищуром. Почти все начинающие убийцы давно поняли, что мир – это устрица, которую можно открыть золотом, если клинка оказалось недостаточно.

– Наверное, чья‑ то родительница.

– И кто же этот счастливчик?

– А я знаю, кто это такая, – заявил глава дома Гадюки Людорум, которого все звали Людо. – Слышал, как о ней говорили учителя. Это мадам Роберта Мизероль. Купила старый дом на Легкой улице. Говорят, сорвала хороший куш у себя в Орлее и решила поселиться здесь. Должно быть, ищет, куда вложить деньги.

– Мадам? – переспросил Низз. – Это почтительное обращение или название профессии?

– В Орлее? Вероятно, и то и другое, – ответил кто‑ то под общий смех.

– Фолли определенно решил накачать ее шампанским, – заметил Низз. – Приступили к третьей бутылке. Интересно, о чем они говорят?

– О политике, – сказал Людо. – Все знают, что Ветрун ни за что не уйдет по‑ человечески, поэтому нам придется о нем позаботиться. А Фолли обеспокоен, потому что мы уже потеряли троих ребят. Ветрун – хитрая бестия. Куда ни сунься, везде стражники или солдаты.

– Ветрун – балбес, – заявил Низз.

– Конечно, Низз. У тебя все балбесы, – невозмутимо отозвался Людо.

– Конечно все.

Низз повернулся к столу, и его внимание привлекло… нет, не движение, а его отсутствие. Один молодой убийца на дальнем конце стола пристроил перед тарелкой подставку для книги и с головой ушел в чтение. Он так увлекся, что замер, не донеся до рта пустую вилку.

Подмигнув приятелям, Низз взял из вазы яблоко, незаметно размахнулся и бросил яблоко со злонамеренной точностью.

Вилка метнулась быстро и прицельно, как змеиный язык, пронзив яблоко на лету.

Книгочей перевернул страницу, не глядя поднес вилку ко рту и откусил от яблока.

Сидевшие за столом посмотрели на Низза, кто‑ то захихикал. Низз нахмурился. Нападение закончилось полным провалом, оставалось только прибегнуть к язвительному остроумию, которым он не обладал.

– Вот ты точно балбес, Коновал.

– Конечно, Низз, – спокойно ответил книгочей, не отрывая взгляда от страницы.

– Как ты будешь сдавать экзамены, а, Коновал?

– Честно говоря, не знаю, Низз.

– Ты ведь еще никого не убил, а, Коновал?

– Насколько я знаю, нет, Низз.

Юноша перевернул страницу. Тихий шорох бумаги окончательно вывел Низза из себя.

– Что это ты читаешь? – рявкнул он. – Робертсон, будь добр, покажи, что читает Коновал. Передай мне книгу.

Мальчишка, сидевший рядом с тем, кого называли Коновалом, схватил книгу с подставки и с силой толкнул ее, запустив по столу.

Книгочей со вздохом откинулся на спинку стула и стал смотреть, как Низз торопливо листает страницы.

– Вы только посмотрите, ребята! – воскликнул тот. – Коновал читает книжку с картинками. – Он показал открытую книгу остальным. – Сам раскрасил красками или карандашами, да, Коновал?

Лишившийся книги читатель уставился в потолок.

– Нет, Низз. Книга была раскрашена по указанию автора, лорда Уинстэнли Гревиля‑ Дуду, его сестрой, леди Эмилией Джейн. Так написано на фронтисписе, если угодно.

– О, надо же, какой тут тигр красивый нарисован, – гнул свое Низз. – А на что тебе сдались эти картинки, а, Коновал?

– Потому что лорд Уинстэнли разработал ряд очень интересных теорий по искусству маскировки, Низз, – ответил юноша.

– Ха! Черно‑ оранжевый тигр среди зеленых деревьев? – фыркнул Низз, безжалостно пролистывая страницы. – Огромный красный примат в зеленом лесу? Черно‑ белая зебра на желтой траве? Это что, руководство по тому, как не стоит прятаться?

Кто‑ то снова захихикал, но на этот раз как‑ то вымученно. У Низза были друзья, потому что он был сильным и богатым, но иногда находиться рядом с ним было неловко.

– Кстати, лорд Уинстэнли сделал несколько крайне интересных замечаний, касающихся опасности интуитивного…

– Это книга Гильдии, Коновал?

– Нет, Низз. Несколько лет назад гравюры были изготовлены по частному заказу, и мне удалось отыскать экземпляр в…

Низз резко взмахнул рукой. Книга стремительно пролетела по воздуху, заставив сидевших на ее пути младших учеников шарахнуться в стороны, и приземлилась прямо в камине, у самой дальней стенки. Старшие члены Гильдии и гости за почетным столом обернулись, но ничуть не заинтересовались увиденным. Пламя лизало страницы. Тигр светло горел.

– Значит, редкая книга, да? – с ухмылкой спросил Низз.

– Думаю, теперь ее можно назвать несуществующей, – ответил тот, кого называли Коновалом. – Это был единственный сохранившийся экземпляр. А формы, с которых ее печатали, пошли на переплавку.

– Ты никогда не выходишь из себя, а, Коновал?

– Никогда, Низз. – Книгочей отодвинул стул и поднялся из‑ за стола. – А теперь, если позволите, я хотел бы пораньше лечь спать. – Он кивнул сидевшим за столом. – Доброй ночи, Низз, господа…

– Ты полный балбес, Витинари.

– Как скажешь, Низз.

На ходу Ваймсу всегда думалось лучше. Это простое движение успокаивало его и приводило мысли в порядок.

Помимо охраны ворот и надзора за соблюдением комендантского часа Ночная Стража мало чем занималась. Отчасти потому, что ни на что больше стражники и не были способны, а отчасти потому, что ничего другого никто от них и не ждал. Они ходили по улицам достаточно медленно, чтобы по‑ настоящему опасные личности успели не спеша раствориться во тьме. Они звонили в колокольчик, сообщая спящему, а точнее, только что разбуженному миру вокруг, что все спокойно (хоть с виду и не скажешь). А еще они ловили безобидных пьяниц и отбившуюся от стада скотину (но только в том случае, если она не вела себя совсем по‑ скотски).

«Они решили, что я шпионю для Ветруна? – думал Ваймс. – Шпионю за Стражей с улицы Паточной Шахты? С таким же успехом можно шпионить за тестом».

Ваймс наотрез отказался носить колокольчик. Молодой Сэм нашел колокольчик полегче, но из уважения к недвусмысленно выраженным желаниям Ваймса обернул язык колокольчика тряпицей.

– Сержант, а фургон будет сегодня ездить по городу? – спросил молодой Сэм, когда сумерки уже начали сменяться ночью.

– Да, сегодня на нем дежурят Колон и Дрынн.

– Задержанных отвезут на Цепную улицу?

– Нет, – ответил Ваймс. – Я приказал им доставлять всех в штаб‑ квартиру, там Пятак оштрафует их на полдоллара, запишет фамилии и адреса. Может, устроим лотерею.

– У нас будут неприятности, сержант.

– Комендантский час введен для того, чтобы запугать людей. Это почти ничего не значит.

– Мама говорит, скоро начнутся беспорядки, – сказал Сэм. – В рыбной лавке об этом судачили. Все говорят, что скоро во дворце будет сидеть Капканс. Он прислушивается к людям.

– Да, конечно, – откликнулся Ваймс. «А я прислушиваюсь к грому, – добавил он про себя, – но это еще не значит, что я поспешу ему на помощь».

– А мама сказала, когда Капканс станет патрицием, каждый сможет говорить что хочет, – продолжил Сэм.

– Да, да, только ты, юноша, пожалуйста, говори тише.

– И торговец рыбой говорит, что настанет день, когда разгневанные массы восстанут и сбросят свои подковы, – заявил Сэм.

«Если бы я был шпионом Загорло, этого торговца бы уже выпотрошили, – подумал Ваймс. – Да и наша мамочка – настоящая революционерка.

Может, преподать этому идиоту несколько уроков по основам политики? Кто же не мечтал о таком шансе… „Ах, если бы я уже тогда знал то, что знаю сейчас…“ Но с возрастом понимаешь, что ты‑ нынешний и ты‑ молодой – два совершенно разных человека. Тогда ты был простодушным идиотом. Ты был тем, кем и должен был быть, чтобы совершить восхождение по тернистой тропе к себе‑ нынешнему. И простодушный идиотизм – один из участков этой тропы.

Уж лучше иная мечта: „Ах если бы я никогда не узнал того, что знаю сейчас…“ По крайней мере, спал бы крепче».

– А чем занимается твой отец? – спросил Ваймс, будто сам не знал ответа.

– Он скончался очень давно, сержант, – ответил Сэм. – Когда я был совсем маленьким. Его сбила повозка, когда он переходил улицу, мама рассказывала.

«Она еще и непревзойденная лгунья».

– Жаль это слышать, – сказал Ваймс.

– Э… Мама говорит, что с радостью угостила бы вас чаем. Вы ведь тут почти никого не знаете…

– Юноша, дать тебе еще один совет? – спросил Ваймс.

– Конечно, сержант, ваши советы такие полезные.

– Младшие констебли не приглашают своих сержантов на чай. Не спрашивай почему. Просто не принято.

– Вы не знаете нашу маму, сержант.

Ваймс закашлялся.

– Все мамы одинаковы, младший констебль. Им не нравится, когда мужчины начинают жить самостоятельно – вдруг их милые мальчики нацепляют всякого разного?

«Кроме того, я знаю, что последние десять лет она живет в районе Мелких Богов, так что я скорее положу руку на стол и сам дам Загорло молоток, чем покажусь на Заводильной».

– Она сказала, что приготовит для вас сдавленный пудинг, сержант. Наша мама готовит замечательный сдавленный пудинг.

«Самый лучший, – подумал Ваймс, глядя перед собой. – О боги. Самый лучший. В этом никто не может с ней сравниться».

– Очень… любезно с ее стороны, – пробормотал он.

– Сержант, – сказал Сэм через некоторое время, – а почему мы патрулируем Морфическую улицу? Это ведь не наш участок.

– Я изменил маршрут. Хочу увидеть как можно больше, – ответил Ваймс.

– На Морфической улице и смотреть‑ то не на что, сержант.

Ваймс пристально вгляделся в темноту.

– Не знаю, не знаю… – пробормотал он. – Поразительно, и что только не заметишь, если как следует приглядеться? – Он резко затащил Сэма в дверную нишу. – Говори шепотом. А теперь посмотри на дом напротив. Видишь дверь, которая темнее остальных?

– Да, сержант, – прошептал Сэм.

– А почему она темнее, как ты думаешь?

– Не знаю, сержант.

– Потому что в ней стоит кто‑ то в черном, вот почему. Значит так: пройдем чуть дальше по улице, потом свернем за угол, там развернемся и снова сюда. Мы направляемся в штаб‑ квартиру, как порядочные парни, у нас какао уже остывает, понятно?

– Так точно, сержант.

Они неторопливо проследовали за угол и продолжали идти еще некоторое время, пока на Морфической улице были слышны их шаги. Наконец Ваймс решил, что они отошли достаточно далеко.

– Хорошо, теперь можем остановиться.

«Нужно отдать Сэму должное, – подумал он. – Он умеет стоять неподвижно. Надо еще научить его рассредоточиваться так, чтобы становиться почти невидимым, по крайней мере в пасмурный день. Это ведь Киль научил меня этому? Да уж, после определенного возраста на память действительно нельзя полагаться…»

Городские часы отбили четверть.

– Когда начинается комендантский час? – шепотом спросил Ваймс.

– В девять часов, сержант.

– Значит, почти наступил, – сказал Ваймс.

– Нет, сейчас только без четверти девять, сержант.

– И еще несколько минут мне понадобится на то, чтобы вернуться. А ты без шума следуй за мной и спрячься за углом. Когда начнется, беги ко мне, изо всех сил звоня в колокольчик.

– Начнется что, сержант? Сержант?

Но Ваймс уже неслышно скользил по улице. Надо будет дать Пятаку доллар, мельком подумал он, – башмаки сидели на ногах как перчатки.

На перекрестке шипели факелы, временно ослепляя любого, кто посмотрит в их направлении. Держась на границе полумрака, Ваймс боком прокрался вдоль стен до самой двери. И, только очутившись рядом, он прыгнул вперед, рявкнув:

– Попался, приятель!

– ––––! – ответила тень.

– Это оскорбительные выражения, сэр, жаль, если мой молодой младший констебль их услышал.

Младший констебль Ваймс уже бежал к ним со всех ног, отчаянно звоня в колокольчик и вопя:

– Уже девять часов, и все совсем не спокойно!

Были и другие звуки – захлопывавшихся дверей и торопливо удалявшихся шагов, – к которым Ваймс почти не прислушивался.

– Идиот! – завизжала фигура в черном, отчаянно пытаясь вырваться из хватки Ваймса. – Это что еще за игры?

Задержанный толкнул Ваймса, но тот только сильнее сжал руки.

– А это, сэр, нападение на офицера Стражи, – сообщил Ваймс.

– Я сам офицер Стражи, чертов легавый! С Цепной улицы!

– А где твоя форма?

– Мы не ходим в форме!

– А твой значок?

– Мы не носим значки!

– Не понимаю, почему я не должен считать тебя обычным вором. Ты присматривался к дому напротив, – сказал Ваймс, наслаждаясь ролью огромного, туповатого и абсолютно непрошибаемого стражника. – Мы тебя видели.

– Там должно состояться собрание опасных анархистов!

– Это еще что за религия, сэр? – Ваймс ощупал пояс задержанного. – А что у нас здесь? О, кинжал весьма зловещего вида. А ну‑ ка, засвидетельствуй, младший констебль Ваймс. Оружие, никаких сомнений! А это незаконно. Ношение оружия после наступления темноты еще более незаконно! Да еще и скрытое ношение.

– Что значит скрытое? – завопил извивающийся задержанный. – Кинжал ведь в ножнах, чтоб мне сдохнуть!

– Желаешь покончить жизнь самоубийством? Не выйдет! – Ваймс сунул руку в карман черного плаща. – А это что? Маленький сверток из черного бархата, а в нем набор отмычек? Ага, похоже, тут готовились к краже со взломом…

– Они не мои, и ты это знаешь! – огрызнулся мужчина.

– Ты уверен? – спросил Ваймс.

– Да! Потому что свои я ношу во внутреннем кармане, скотина.

– А это – Использование Выражений, Нарушающих Общественный Порядок, – сообщил Ваймс.

– Ха! Да из‑ за вас, идиоты, все давно разбежались. Кого я могу оскорбить?

– Меня, например. Уверен, ты этого не хочешь, господин.

– Ты ведь тот тупой сержант, о котором нам рассказывали, да? – прорычал мужчина. – Слишком глупый, чтобы понять, что происходит? Но сейчас ты все у меня поймешь, господин…

Он вывернулся из рук Ваймса, и из темноты донеслись металлические щелчки. «Запястные ножи, – подумал Ваймс. – Даже наемные убийцы считают их оружием идиотов».

Он отступил на пару шагов от приплясывающего и размахивающего клинками человека.

– Ну что, солдафон? Какой тупой ответ ты придумаешь на это?

И тут Ваймс увидел Сэма. К его ужасу, юнец подобрался к противнику со спины и медленно заносил свой колокольчик, целясь прямо в темечко.

– Не надо! – закричал он.

Особист обернулся, и Ваймс тут же врезал ему ногой.

– Если собираешься драться, дерись, – сказал он поверженному телу. – Если собираешься говорить, говори. Не пытайся драться и говорить одновременно. А сейчас не советую тебе делать ни того ни другого.

– Я легко мог с ним справиться, сержант, – обиженно проворчал Сэм, когда Ваймс достал наручники и опустился на колени рядом с задержанным. – Загасил бы его, что вашу свечу.

– Травма головы может быть смертельной, младший констебль. Мы должны оправдывать доверие общества.

– Но вы врезали ему прямо по, гм, причиндалам, сержант!

«Потому что не хотел, чтобы они объявили охоту на тебя, – подумал Ваймс, застегивая наручники. – А чтобы ее не объявили, ты не должен бить их по головам. Если будешь маячить на заднем плане как бестолковый сообщник, останешься в живых. И возможно, я тоже».

– Нельзя драться так, как ждет от тебя противник, – сказал он, взваливая человека в черном на плечи. – Помоги‑ ка мне… Оп‑ па, пошли отсюда. Я несу его, ты показываешь дорогу.

– Назад в штаб‑ квартиру? – изумился Сэм. – Вы решили арестовать «непоминаемого»?

– Да. Надеюсь, мы встретим по пути кого‑ нибудь из наших. Пусть это будет тебе уроком. Правил не существует. Как только ножи вынуты из ножен, правил больше нет. Ты просто вырубаешь противника. По возможности тихо и по возможности не причиняя ему серьезного вреда, но все равно вырубаешь. Он идет на тебя с ножом, ты лупишь его по руке дубинкой. Он идет на тебя с голыми руками, ты бьешь коленом, башмаком или шлемом. Твоя задача – мирные улицы. Ты должен умиротворять все окружающее как можно быстрее.

– Да, сэр. Но нас ждут большие неприятности.

– Это самое обыкновенное задержание. Даже стражники должны соблюдать закон, каким бы он ни был…

– Да, сержант, но я имел в виду, что неприятности нас ждут прямо сейчас.

В конце улицы, куда они уже почти подошли, маячили несколько темных силуэтов. Похоже, встречающие были настроены решительно – на такую мысль наводили их угрожающие позы да и тусклый блеск оружия в руках. Захлопали маленькие заслонки, улица осветилась светом потайных фонарей.

«Ну конечно, он был не один, – пожурил себя за несообразительность Ваймс. – Его дело было подождать, пока все не соберутся, и по‑ тихому смотаться за головорезами. Их не меньше дюжины. Ну, щас из нас шницель[7] сделают».

– Что будем делать, сержант? – шепотом спросил Сэм.

– Звони в колокольчик.

– Но они нас заметили!

– Звони в чертов колокольчик! Иди вперед, не останавливайся! И не переставай звонить!

«Непоминаемые» рассредоточились, и, подойдя поближе, Ваймс заметил, как несколько человек с обеих сторон прошмыгнули ему за спину. Значит, вот как это будет. Как с грабителями с Лепешечной. Они начнут непринужденную беседу, а их глаза скажут тебе: «Эй, ты знаешь, что наши приятели у тебя за спиной, и мы знаем, что ты это знаешь, и нам весело смотреть, как ты притворяешься, будто бы мы просто мило беседуем, хотя понимаешь, что в любую минуту можешь получить по почкам. Мы чувствуем твою боль. И нам это нравится…»

Он остановился. Пришлось остановиться, чтобы не воткнуться в кого‑ нибудь из них. А по всей улице горожане, разбуженные звоном колокольчика, открывали окна и двери.

– Добрый вечер, – сказал он.

– Добрый вечер, ваша светлость, – раздался голос из прошлого. – Приятно встретить старого друга, верно?

Ваймс застонал. Случилось самое худшее из того, что могло случиться.

– Карцер?

– Сержант Карцер, если угодно. Странные вещи случаются в этом мире, верно? Как оказалось, я прирожденный стражник, ха‑ ха. Мне выдали новый костюм, меч и назначили денежное содержание двадцать пять долларов в месяц, вот так‑ то. Парни, это тот самый тип, о котором я вам рассказывал.

– Эй, слышь, а почему ты назвал его «ваша светлость»? – спросил один из темных силуэтов.

Карцер не спускал глаз с лица Ваймса.

– Мы так шутим. Там, откуда мы приехали, все звали его Герцогом. – Карцер сунул руку в карман и достал какой‑ то предмет. Ваймс заметил тусклый латунный блеск. – Кличка у него была такая… Эй, Герцог! Прикажи‑ ка своему сопляку перестать звонить.

– Хватит, младший констебль, – тихо сказал Ваймс.

Шум уже сделал свое дело. У предстоящей сцены появились безмолвные зрители. Впрочем, присутствие зрителей не имело для Карцера никакого значения. Он мог запросто зарезать тебя на арене под взглядами сотен людей и невинно спросить: «Кто? Я? » Но громилы за его спиной стали нервничать, как тараканы, ожидающие, что вот‑ вот вспыхнет свет.

– Не волнуйся, Герцог, – успокоил Карцер, надевая на пальцы латунный кастет. – Я рассказал ребятам о нас с тобой. О том, как давно мы друг друга знаем, ха‑ ха.

– Неужели? – откликнулся Ваймс. Это был не суперостроумный ответ, но Карцеру явно хотелось поговорить. – А как тебе удалось стать сержантом, Карцер?

– Я услышал, что кое‑ где нужны стражники со свежими идеями, – пожал плечами Карцер. – Милейший капитан Загорло лично побеседовал со мной и понял, что я честный человек, которому в жизни просто чуть‑ чуть не повезло. Он измерил меня своими циркулями, линейками и прочей гёметрией, и они подтвердили, что я не могу быть преступником. А еще он сказал, что во всем виновата окружающая среда.

– Ты имеешь в виду трупы, которые появляются повсюду, где бы ты ни оказался?

– Здорово сказано, Герцог, ха‑ ха.

– И у тебя действительно есть свежие идеи?

– Ну, одна из них ему особенно приглянулась, – произнес Карцер, прищуриваясь. – Как оказалось, он никогда слыхом не слыхивал про фокус с имбирным пивом.

Фокус с имбирным пивом. Это превзошло самые худшие ожидания. Пыточных дел мастера много веков бились над секретом фокуса с имбирным пивом, а Карцер раскрыл его такому маньяку, как капитан Загорло.

– Фокус с имбирным пивом, – повторил Ваймс. – Молодец, Карцер. Именно такого человека искал Загорло. Настоящую сволочь.

Карцер улыбнулся, словно только что выиграл небольшой приз.

– Да, и я уже рассказал ему, как ты набросился на меня за то, что я украл всего‑ навсего буханку хлеба.

– Перестань, Карцер, – поморщился Ваймс. – Ты в жизни не крал хлеб. Ты предпочитал убить пекаря и присвоить всю пекарню.

– Еще тот пройдоха, да? – сказал Карцер, полуобернувшись к своим людям, чтобы подмигнуть и кивком указать на Ваймса.

И закончил разворот, сильно ударив в живот человека, стоявшего рядом.

– Никогда не смей звать меня «эй‑ слышь», – прошипел он. – Я – сержант, понятно?

Особист застонал в ответ, корчась на мостовой.

– Будем считать, это значит «да», ха‑ ха, – кивнул Карцер, убирая кастет в карман. – Теперь к делу… Герцог, так получилось, что у тебя мой человек. Как насчет того, чтобы ты передал его мне и мы тихо‑ мирно разошлись?

– Что тут происходит, сержант?

Голос донесся откуда‑ то из‑ за спины Ваймса. Он обернулся и увидел Букли и Зайтса. Они шагали не спеша, напустив на себя самодовольный и беспечный вид, но было заметно, что они только что бежали. А когда они узрели особистов, то мигом растеряли большую часть беспечности и еще более значительную часть самодовольства.