Терри Пратчетт 9 страница

Жить в прошлом оказалось совсем не просто. Нельзя же избить человека за то, что он совершит в будущем, или за то, о чем пока еще никто не знает. И предупредить никого нельзя. Совершенно непонятно, как может измениться будущее, но, насколько понял Ваймс, история всегда стремится вернуться в старое русло. Изменить можно лишь мелкие детали берегового рельефа. Важные события не отменить. Сирень все равно зацветет. Революция неминуемо свершится.

Ну то есть… что‑ то вроде революции. Не очень‑ то подходящее к случаю слово. Народная Республика Улицы Паточной Шахты (Свобода! Равенство! Братство! Любовь по разумным расценкам! И яйцо вкрутую! ), просуществовала всего несколько часов, она была подобна странной свече, которая моментально сгорела и тут же погасла, как фейерверк. А потом последовала чистка этого дома боли, и…

Впрочем… делай ту работу, что прямо перед тобой, и, как полагается нормальному стражнику, не включая воображение.

Он встал около часа пополудни. Газон заперся в операционной, откуда доносился жалобный вой второго участника врачебного действа. Ваймс постучал в дверь.

Через мгновение она приоткрылась. Лицо доктора Газона было закрыто маской, в руке он держал очень длинные щипцы.

– Да?

– Я ухожу, – сказал Ваймс. – Проблемы?

– Не слишком серьезные. Шнырри Харрису вечером не повезло за карточным столом. У него вдруг появился туз.

– Разве это плохая карта?

– Да, если Большой Тони знает, что он ее тебе не сдавал. Впрочем, я ее уже почти извлек. Кстати, если собираешься нанести сегодня травму кому‑ нибудь, постарайся сделать это до того, как я лягу спать. Заранее спасибо. – Газон закрыл дверь.

Ваймс кивнул дверным доскам и направился поразмять ноги и пообедать. Обед ждал его на переносном лотке, висевшем на груди торговца.

Торговец был молод, но было что‑ то знакомое в выражении его лица, во взгляде крысы, уверенной, что прямо за углом ее ждет сыр. Та же уверенность имелась у нее и насчет угла, который крыса только что миновала, и насчет всех предыдущих углов, и хотя мир оказался полон углов, но крайне беден сыром, крыса все равно верила, что вот за этим углом сыр уж точно есть.

Ваймс уставился на торговца. Что тут странного? Насколько он помнил, в этом городе всегда был кто‑ то, торговавший весьма сомнительного качества едой из химически восстановленной свинины. Торговец был явно знакомый. Просто… молодой.

Лоточник заметно оживился, увидев новое лицо. Он всегда был рад встретить человека, который еще не покупал один из его пирогов.

– А, сержант… Слушай, а что означает эта маленькая корона?

– Сержант при оружии, – пояснил Ваймс. – Скажем так, отборный сержант.

– Отлично, сержант, итак, не заинтересует ли тебя весьма особая сосиска в тесте? Гарантированно без содержания крысы? Органическая на сто процентов? Из свинины, побритой перед переработкой?

«А почему бы и нет? » – подумал Ваймс. Его желудок, печень, почки и кишечник немедленно объяснили почему, но он все же принялся шарить в карманах в поисках мелочи.

– И сколько она стоит, господин… э… – Ваймс вовремя спохватился и сделал вид, что пытается прочесть имя на лотке, – Достабль?

– Четыре пенса, сержант.

– И ты себя без ножа режешь, да? – развеселившись добавил Ваймс.

– Прошу прощения? – переспросил озадаченный Достабль.

– Я сказал, что, отдавая по такой цене, ты себя режешь без ножа.

– Себя режу?..

– Без ножа, – подсказал Ваймс.

– О. – Достабль явно задумался. – Верно. Да. Именно так. Как точно подмечено. Значит, купишь сосиску?

– Я заметил, что на твоем лотке написано: «Предприятие Достабля, осн. », – сказал Ваймс. – А разве там не должно дальше стоять, когда оно было основано?

– А что, должно? – Достабль опустил взгляд на лоток.

– Как долго ты этим занимаешься? – спросил Ваймс, выбирая пирожок.

– Сейчас подумаю… А какой сейчас год?

– Э… кажется, Пляшущей Собаки.

– Значит, с прошлого вторника, – сказал Достабль и вдруг просиял. – Но это только начало, господин. Чтобы застолбить участок. Через пару лет я стану заметной фигурой в этом городе.

– Я тебе верю, – ответил Ваймс. – Правда верю.

Когда Ваймс отошел, Достабль снова опустил взгляд на лоток.

– Себя режу без ножа, себя режу без ножа… – пробормотал он и, судя по всему, остался доволен. Потом он вгляделся в свой лоток и вдруг побледнел. – Сержант! – закричал он. – Не ешь эту сосиску!

Ваймс замер в нескольких ярдах от него, не успев донести сосиску в тесте до рта.

– А в чем дело? – спросил он. – Что не так с этой сосиской?

– Ничего! Просто вот эти… лучше!

Ваймс рискнул бросить на лоток еще один взгляд. Все сосиски казались ему одинаковыми. Продукция Достабля часто выглядела весьма аппетитно. Это был ее первый и единственный плюс.

– Не вижу разницы, – сказал он.

– Разница есть, есть! – затараторил Достабль, обливаясь потом. – Смотри! На той сосиске, что ты взял, сделаны узоры из теста в виде свинок. А на других – в виде колбасок. Видишь? Мне совсем не хочется, чтобы ты подумал, будто я считаю тебя свиньей и все такое, поэтому, если ты вернешь мне сосиску, я с радостью заменю ее правильной, не то чтобы эта была неправильной, но на ней как бы свинья, и поэтому…

Ваймс посмотрел ему прямо в глаза. Достаблю еще предстояло овладеть своим фирменным дружелюбно‑ смущенным взглядом. Нужно тридцать лет торговать пирожками воистину органического происхождения, чтобы обрести этот взгляд.

И прямо на глазах у обомлевшего от ужаса Достабля Ваймс впился зубами в сосиску.

Там было все, чего он ожидал, и ничего, что он мог бы опознать.

– Гм, – задумчиво произнес Ваймс и сосредоточенно, продолжая сверлить взглядом беднягу‑ торговца, доел свою сосиску в тесте. – Думаю, твои пирожки единственные в своем роде, господин Достабль, – продолжал он, облизывая пальцы на тот случай, если придется кому‑ нибудь пожимать руку.

– Ты ее правда съел? – спросил Достабль.

– А в чем дело? – осведомился Ваймс.

Облегчение валило от торговца, будто дым от сырых дров.

– Что? Нет, все в порядке! Ничего себе! Не хочешь заесть еще одной? За полцены?

– Нет, одной сосиски более чем достаточно, – невольно попятившись, отказался Ваймс.

– Ты правда ее съел? До последней крошки? – уточнил Достабль.

– А что?

– Ничего. Все правильно! Просто замечательно!

– Ну, мне пора, – сказал Ваймс и пошел дальше по переулку. – Надеюсь, мы еще встретимся, когда я буду не так голоден.

Отойдя подальше и немного покрутившись по лабиринту тесных переулков, он спрятался в темной дверной нише и нащупал во рту кусок пирожка, который оказался не разгрызаемым даже по пирожковым стандартам.

Обычно, обнаружив нечто странно твердое или хрустящее в одном из Знаменитых Пирожков со Свининой Достабля, ты либо глотал это нечто в надежде на лучшее, либо выплевывал, причем непременно с закрытыми глазами. Но Ваймс нащупал между деснами и щекой сложенный в несколько раз клочок бумаги, пропитанный соусами неизвестного происхождения.

Развернув его, он обнаружил расплывшуюся, но еще читаемую надпись карандашом: «Морфическая улицау сегодня в девять вечера. Пароль: рыба‑ меч».

«Рыба‑ меч»? Почему пароль всегда «рыба‑ меч»? Каждый раз, когда кто‑ то пытается придумать слово, которое, как ему кажется, никому не придет в голову, он обязательно выбирает рыбу‑ меч. Еще одна причуда человеческого разума.

По крайней мере, это объясняло виноватый вид Достабля. Заговор. Очередной треклятый заговор в кишащем заговорами городе. А оно мне надо, знать о заговорах? Впрочем, об этом заговоре Ваймс и так знал. Морфическая улица. Знаменитый Заговор с Морфической. Ха.

Он убрал замызганный клочок бумаги в карман и задумался.

Кто‑ то пытался оставаться неслышимым. На фоне далекого городского шума выделялась брешь в звуках, заполненная очень осторожным дыханием. А еще волосы на загривке предупреждающе зашевелились.

Почти беззвучно Ваймс достал из заднего кармана кистень.

Итак, какие могут быть варианты? Он стражник, и на него пытаются напасть. Если это не стражники, они не правы (потому что он как раз стражник). Если это стражники, значит, они из команды Загорло и, следовательно, тоже зря это затеяли (потому что Ваймс по определению лучший стражник, чем они; любая мерзость, плавающая в сточной канаве, и то лучше). Так что в любом случае не будет ничего предосудительного в том, чтобы обеспечить им ведерочко темноты.

С другой стороны, всем известно, что воры, наемные убийцы и головорезы Загорло привыкли подкрадываться к людям, так что неплохо владеют этим ремеслом. А тот, кто пытался незаметно подобраться к Ваймсу, так истово прижимался к стене, что был слышен шорох. Значит, скорее всего, это рядовой гражданин, которому что‑ то взбрело в голову, и Ваймс, подумав, решил не добавлять этой самой голове несколько унций свинцовой дроби (поскольку ему нравилось думать, что он не из таких стражников).

Он уже собирался шагнуть из ниши и сказать: «Да? »…

…и тут встретился взглядом со своим преследователем. Это был мальчик. То есть Ваймс надеялся, что это мальчик. Не хотелось бы верить, что природа может обойтись с девочкой настолько жестоко. Отдельные черты лица представшего перед ним создания сами по себе выглядели еще терпимо безобразными, но все вместе… Это был как раз тот случай, когда целое намного больше суммы своих составляющих. А еще запах. Он был не то чтобы скверным. Просто не вполне человеческим. В нем присутствовало что‑ то дикое, далекое от цивилизации.

– Э… – произнесло существо, вздернув сужающуюся к носу мордочку. – Знаешь чо, господин, давай ты скажешь, куда идешь, а я за это перестану следить за тобой, ну, по рукам? Со скидкой это обойдется тебе не больше пенни. Другие платили гораздо больше, чтоб я перестал за ними таскаться.

Ваймс молча смотрел на говорящего. Существо было одето в смокинг не по размеру, блестящий от жира и зеленоватый от старости, и цилиндр, который, похоже, побывал под копытами лошади. Но все, что не могли скрыть эти предметы гардероба, выглядело, к сожалению, весьма и весьма знакомым.

– О нет… – простонал Ваймс. – Нет, нет, нет…

– Господин, ты в порядке?

– Нет, нет, нет… Но, о боги, это ведь должно было случиться…

– Может, сбегать за Лишаем, господин?

Ваймс наставил на него обвиняющий палец.

– Ты Шнобби Шноббс, верно?

Сорванец попятился.

– Возможно. И чо? Это чо, преступление? – Он попытался развернуться и убежать, но рука Ваймса тяжело опустилась на его плечо.

– Некоторые считают именно так. Ты Шнобби Шноббс, сын Мэйси и Сконнера Шноббсов?

– Мож‑ быть, мож‑ быть! Но я ж ничо не сделал, господин!

Ваймс наклонился, чтобы заглянуть в глаза, смотревшие на мир сквозь дырочки в маске из грязи.

– Неужели тебе не доводилось щипать зелень, тырить из хохольника, циперничать? Или, скажем, расцокать дурку и подыбить скок?

Шнобби наморщил лоб в искреннем недоумении.

– А что такое тырить из хохольника?

Теперь уже Ваймс уставился на него озадаченно.

Должно быть, за тридцать лет уличный жаргон сильно изменился.

– Ну это… красть всякие мелочи?

– Не, господин. Это называется «ходить по верхам», – ответил, успокоившись, Шнобби. – Впрочем, для новичка ты неплохо разбираешься. Что такое… «ангельское масло»?

В памяти что‑ то щелкнуло.

– Взятка, – сказал Ваймс.

– А фанфарон?

– Это просто, – пожал плечами Ваймс. – Так называют либо главного нищего, либо просто красивого мужчину.

– Круто. А спорим, ты не знаешь, как воскресить клячу.

И снова ответ явился на свет из пыльных тайников памяти. Такое не забывается.

– Ничего себе, – покачал головой Ваймс. – Ты и это знаешь? Как не стыдно в таком юном возрасте. Если тебе нужно сбыть с рук заезженную лошадь и сделать так, чтобы перед покупателями она выглядела резвушкой, берешь свежий жгучий имбирный корень, поднимаешь кляче хвост и засовываешь имбирь прямо в…

– Ух ты, – выдохнул потрясенный Шнобби. – Все говорят, мол, ты подметки на ходу режешь, вот теперь и я вижу, что не врут. Ты прям как будто здесь родился.

– Почему ты следишь за мной, Шнобби Шноббс? – спросил Ваймс.

Сорванец протянул замызганную ладошку. Кое в чем язык улиц не меняется никогда.

Ваймс дал ему шестипенсовик. На ладони Шнобби монетка сияла, как бриллиант в ухе трубочиста.

– Есть одна дамочка, – сказал Шнобби и ухмыльнулся. Его рука осталась протянутой.

– Я дал тебе целых шесть пенсов, сопляк, – прорычал Ваймс.

– Да, но я ведь должен думать о…

Ваймс схватил его за лацканы засаленного смокинга и оторвал от земли, слегка поразившись тому, что не почувствовал ровно никакого веса.

«Уличный сопляк, – подумал он. – Вот именно, сопляк. Скользкий, как угорь, и колючий, как морской еж, с легким запашком гнилых водорослей. Но в этом городе сотни таких, цепляющихся за жизнь на самой грани, и Шнобби, насколько я помню, был одним из самых пронырливых. И столь же надежным, как шоколадный молоток. Впрочем, это не страшно. С этим можно справиться».

– Сколько? – спросил он. – Сколько за то, чтобы ты работал на меня постоянно?

– Но мои клиенты… Как же я их… – начал было сорванец.

– Легко и просто, – перебил его Ваймс. – Потому что я держу тебя сейчас за шиворот.

Шнобби обдумал свое положение, покачивая огромными не по размеру башмаками в футе над землей.

– Чо, ты меня на постоянку хочешь?

– Да!

– Ну… На такое я соглашусь, только если каждый день буду видеть его сиятельство…

– Целый доллар? Подумай еще раз!

– Э… полдоллара?

– Никаких шансов. Доллар в неделю, и я не стану превращать твою жизнь, Шнобби, в сущий ад, хотя, можешь мне поверить, у меня есть масса способов тебе это обеспечить.

По‑ прежнему болтаясь над землей, Шнобби попытался все тщательно взвесить.

– Значит… я буду, типа, стражником, да? – спросил он, хитро усмехаясь.

– Типа.

– Подозреваемый Номер Один говорит, стражникам хорошо живется – они ведь могут тырить, не боясь, что их сцапают.

– Не врет, – подтвердил Ваймс.

– А еще он говорит, что если тебе будут хамить, то можно треснуть гада по башке и отправить в Танти, – продолжил Шнобби. – Когда‑ нибудь я тоже стану стражником.

– А кто он такой, это Подозреваемый Номер Один?

– Так наша мама называет Сконнера, нашего папочку. Э… А плата вперед? – добавил он с надеждой в голосе.

– А ты как думаешь?

– Ага, понятно. Значит, нет?

– Нет. Знаешь что… – Он опустил Шнобби на землю, еще раз отметив про себя, что мальчишка легок как перышко. – Ступай за мной.

Многие люди в Анк‑ Морпорке жили в съемных комнатах. Все, у кого был свободный угол, сдавали его. Помимо вязания и штопки, которые сделали Сандру Батье самой высокооплачиваемой белошвейкой в городе, мужчины нуждаются еще кое в чем, что могут предоставить только женщины. А именно – в еде.

В городе было много харчевен быстрого питания, подобных той, к которой сейчас направлялся Ваймс. В ней продавалась простая еда для простых людей. Меню не было. Ты ел то, что ставили перед тобой, ел быстро и радовался, что у тебя есть хотя бы это. Если тебе не нравилась еда, на твою порцию всегда находилось много желающих. Блюда носили названия типа «трущобный зев», «вареные концы», «лобгуст», «мокрые коврижки», «расстегай‑ до‑ кучи» и «паточный козел». Хорошая, серьезная еда, после которой ты долго не захочешь есть и не сможешь встать. Во многих блюдах было слишком много турнепса, даже в тех, где его не должно было быть вовсе.

Ваймс локтями проложил дорогу к стойке, волоча за собой Шнобби. Надпись мелом на доске дежурных блюд гласила: «Все, что успеешь сожрать за десять минут, за десять пенсов».

Под надписью булькала гигантская кастрюля, где в серой жиже плавали куски неизвестного происхождения. Тучная особа в платье с засученными рукавами, надзирающая за кастрюлей, смерила Ваймса оценивающим взглядом и пригляделась к нашивкам.

– Что угодно, сержант? – спросила женщина. – Кстати, что случилось с сержантом Туком?

– Часто сюда заходит, да? – поинтересовался Ваймс.

– Обедать и ужинать. – Ее взгляд сообщил все остальное: всегда берет добавку и никогда не платит.

Ваймс поднял над стойкой Шнобби.

– Видишь? – спросил он.

– Эту обезьянку? – уточнила женщина.

– Ха‑ ха, как смешно, – буркнул Шнобби, когда Ваймс опустил его на пол.

– Он будет приходить сюда каждый день, чтобы нормально питаться, – сказал Ваймс. – Все, что сможет съесть на десять пенсов.

– Да? А кто будет платить, позволь спросить?

– Я. – Ваймс бросил на стойку полдоллара. – За пять дней вперед. Чем кормят сегодня? Трущобным зевом? О, от такого питания у него вырастут волосы на груди, когда, конечно, эта самая грудь появится. Дай ему большую миску. За десять пенсов он сожрет столько, сколько вам и не снилось.

Он усадил Шнобби на скамью, грохнул на стол перед ним жирную миску, а сам сел напротив.

– Ты упомянул некую даму, – напомнил он. – Ты со мной, Шнобби, лучше не шути.

– Сержант, я должен этим с кем‑ то поделиться? – спросил Шнобби, схватив деревянную ложку.

– Все твое. И смотри съешь все, до последнего кусочка. Возможно, в конце даже вкус почувствуешь, – сказал Ваймс. – Итак, ты говорил о женщине.

– Леди Мизероль, сэр, – прочавкал Шнобби сквозь овощи и жир. – Шикарная дама. Все называют ее Мадам. Приехала из Орлеи несколько месяцев назад.

– Когда она поручила тебе следить за мной?

– Сегодня утром, сержант.

– Что? Просто взяла и остановила тебя на улице?

– Э… У меня с ней заключено типа как генеральное соглашение, сержант.

Ваймс молча смотрел на него. Суровый взгляд всегда действует лучше слов. Шнобби заерзал на скамье.

– Честно говоря, сержант… Где‑ то месяц назад она поймала меня, когда я пытался обчистить ее хохольник. Просто очуметь, сержант, она бьет, как осел лягается! Когда я очнулся, мы поговорили, и она сказала, что такой проворный юноша может оказаться ей полезным: она, дескать, хочет знать, что творится в городе.

Ваймс был весьма впечатлен, хотя ничем не выдал этого. Юный Шнобби был прирожденным карманником. Чтобы схватить его за руку, надо было обладать неслыханным проворством. Ваймс еще немного прибавил суровости своему взгляду.

– Ну ладно, сержант, она сказала, что сдаст меня в Дневную Стражу, если я откажусь, – признался Шнобби. – А если жалобу подает знатный человек, это прямая дорога в Танти.

«Все верно, – подумал Ваймс. – Снова частный закон».

– Я не хочу в Танти, сержант. Там сейчас Сконнер сидит.

«Который не раз ломал тебе руки», – припомнил Ваймс.

– Ну и чем же я заинтересовал такую знатную даму? – спросил он.

– Я не спрашивал. Я рассказал ей о тебе, о тюремном фургоне, о «непоминаемых». Она назвала тебя интересным человеком. И еще Рози Лада платит мне жалкий пенс в день, чтобы я следил за тобой. Ну, капрал Гавкс с Цепной платит мне полпенса, но что такое полпенса в наше время?.. Я за такие деньги не особенно и стараюсь. Да, а еще один пенс я получаю от младшего капрала Тренча.

– Почему?

– Не знаю. Тоже нанял меня сегодня утром. Дешевая работа. – Шнобби громко рыгнул. – Не стоит держать в себе, верно? Сержант, а для тебя я кого должен пасти?

– Меня, – ответил Ваймс. – Если, конечно, для меня найдется место в твоем напряженном графике.

– Ты хочешь, чтобы я следил за тобой?

– Нет, просто сообщай, что обо мне говорят люди. Наблюдай за теми, кто следит за мной. Прикрывай меня. Что‑ то вроде того.

– Понял!

– Отлично. И вот еще что, Шнобби…

– Да, сержант? – прохрюкал Шнобби, отчаянно работая ложкой.

– Верни блокнот, носовой платок и четыре пенса, которые ты вытащил из моих карманов. Понял?

Чуть не захлебнувшись трущобным зевом, Шнобби открыл было рот, чтобы выразить протест, но, встретившись глазами с Ваймсом, мальчишка резко передумал отпираться и молча достал все украденное из своих многочисленных и жутких карманов.

– Молодец, – похвалил его Ваймс и встал. – Уверен, ты сам понимаешь, что с тобой будет, если попытаешься еще раз выкинуть подобный фокус, верно, Шнобби?

– Понимаю, сержант, – пробормотал, опустив взгляд, Шнобби.

– Хочешь еще миску? Не стесняйся. А мне пора на службу.

– Можешь на меня положиться, сержант!

«Странно, – подумал Ваймс, возвращаясь в караулку, – но я, скорее всего, правда могу на него положиться. Шнобби может спереть что угодно или выкинуть еще какой‑ нибудь фортель, однако он не плохой. Ему можно доверить собственную жизнь, но только дурак доверит ему хотя бы доллар».

У уличного торговца он купил пачку «Тонких Цыгарок Горлодера». Было непривычно таскать сигары в картонной пачке.

В штаб‑ квартире, когда он вошел, царило оживление. Стражники стояли маленькими группками. Сержант Тук, заметив Ваймса, тут же подскочил к нему.

– Кое‑ что случилось, сэр. К нам вломились, сэр. Прошлой ночью, – доложил он с легкой ухмылкой.

– Правда? – сказал Ваймс. – И что украли?

– А разве я говорил, что что‑ нибудь украли, сэр? – с невинным видом спросил сержант.

– Нет, не говорил, – кивнул Ваймс. – Это я сделал то, что мы называем поспешным выводом. Итак, что‑ нибудь украли, или к нам вломились лишь за тем, чтобы доставить коробку шоколада или поздравительную корзинку с фруктами?

– Похитили серебряный чернильный набор капитана, – доложил невосприимчивый к сарказму Тук. – И если хотите знать мое мнение, работал свой. Дверь на верхнем этаже была взломана, а входные двери – нет. Преступление совершил стражник!

Ваймс поразился такой глубине дедуктивной мысли.

– Подумать только, стражник – вор!

– Да, просто ужасно, – горячо подхватил Тук. – Особенно после того, как вы вчера объяснили нам, как важно быть честным и все такое. – Он бросил взгляд поверх плеча Ваймса. – Смирно! На караул!

По лестнице спускался Мякиш. Тишину в комнате нарушали только его неуверенные шаги.

– Что‑ нибудь удалось выяснить, сержант?

– Пока нет, сэр, – ответил Тук. – Я как раз рассказывал сержанту Килю об этом ужасном происшествии.

– На нем ведь были гравировки. Ну, в смысле, на наборе, – печально сообщил Мякиш. – Все в полку скинулись, кто сколько смог. Происшедшее… просто ужасно.

– Только настоящий мерзавец способен совершить такую подлость, да, сержант? – спросил Тук.

– Полностью согласен, – кивнул Ваймс. – Я вижу, у тебя все под контролем, сержант. Везде посмотрели?

– Везде, кроме шкафчиков, – ответил Тук. – Мы слишком серьезно относимся к обыску личных шкафчиков, но сейчас присутствуют все, и пусть капитан Мякиш будет свидетелем, что все по‑ честному. Хотя мне крайне неприятно, прошу вашего разрешения произвести обыск, капитан.

– Да‑ да, конечно, если это необходимо, – сказал Мякиш. – Но я не в восторге от этой идеи. В этом есть что‑ то постыдное.

– В таком случае, сэр, чтобы показать добрые намерения, – сказал Тук, – предлагаю в первую очередь обыскать шкафчики сержантов. Тогда никто не посмеет сказать, что мы отнеслись к происшествию несерьезно.

– Перестань, сержант, – едва заметно улыбнувшись, произнес Мякиш. – Уж вас‑ то никто не подозревает.

– Не надо, сэр! – горячо возразил Тук. – Будем поступать строго по правилам. Подадим пример, да, сержант Киль?

Ваймс пожал плечами. Тук усмехнулся, достал огромную связку ключей и позвал младшего капрала Тренча.

– Окажи нам честь, Нед, – широко улыбнувшись, сказал сержант. – Мой первым, конечно.

Дверь оказалась незапертой. В шкафчике Тука царил обычный для стражников бардак, но серебряного чернильного прибора не было. А если бы и был, то за день успел бы зарасти грязью дочерна.

– Отлично. Теперь, Нед, очередь сержанта Киля.

Пока стражник возился с замком, Тук преданно смотрел Ваймсу в глаза, сияя дружеской улыбкой. Лицо Ваймса оставалось невыразительным, как чистая грифельная доска, но взгляда он не отводил. Дверца со скрипом отворилась.

– Так, что у нас здесь? – спросил Тук, не удосужившись даже заглянуть в шкафчик.

– Мешок, сержант, – доложил Тренч. – А в нем что‑ то тяжелое.

– Ну и ну! – воскликнул Тук, по‑ прежнему глядя на Ваймса. – Развяжи его, приятель, только осторожно, чтобы ничего не повредить, хорошо?

Послышался шорох мешковины, а потом:

– Гм… Это полкирпича, – доложил Нед.

– Что?

– Половина кирпича, сэр.

– Коплю на дом, – пояснил Ваймс.

В толпе кто‑ то пару раз хихикнул, но наиболее сообразительные из стражников явно встревожились.

«Они знают, – подумал Ваймс. – Добро пожаловать в игорный дом Ваймса, ребята. Вращайте рулетку, посмотрим, куда упадет шарик…»

– Ты уверен? – спросил Тук, поворачиваясь к открытому шкафчику.

– Только мешок, сержант, – подтвердил Нед. – А в нем полкирпича.

– Может быть, там есть какое‑ нибудь двойное дно или еще что? – Тук был в отчаянии.

– В мешке, сержант?

– Итак, с нашими шкафчиками покончено, – сказал, потирая руки, Ваймс. – Кто следующий, сержант Тук?

Шарик – прыг, шарик – скок, в чей, в чей упадет он лоток?..

– Знаете, лично мне кажется, что капитан прав. Вряд ли кто‑ то из наших… – начал было Тук, но осекся.

Взглядом Ваймса можно было плющить заклепки.

– А мне кажется, сержант, нужно закончить то, что начали, – ответил Мякиш. – Так будет справедливо.

Ваймс подошел на пару шагов к Тренчу и протянул руку.

– Ключи, – велел он.

Тренч посмотрел на него испепеляющим взглядом.

– Ключи, младший капрал, – повторил Ваймс.

Он выхватил связку из руки Тренча и повернулся к ряду шкафчиков.

– Итак, – продолжил он, – начнем с отъявленного преступника младшего констебля Ваймса…

Они открывали дверцу за дверцей. В шкафчиках, содержимое которых могло бы весьма заинтересовать исследователя запахов нестираного белья и всего того, что способно вырасти на давно забытых носках, не оказалось ни одного серебряного чернильного прибора.

Зато в шкафчике капрала Колона обнаружился экземпляр «Амурных Похождений Молли Трещотки». Ваймс смотрел на пошлые гравюры, как на давно потерянного друга. Он помнил эту книгу, она много лет переходила из рук в руки стражников, и он в юности многое узнал из ее иллюстраций, хотя, как выяснилось потом, далеко не все было правдой.

К счастью, капитан Мякиш ничего не успел заметить, и Ваймс положил засаленную книгу обратно на полку и повернулся к Колону, уши которого приобрели багровый оттенок.

– Изучаешь теорию, Фред? Молодец. Навык мастера ставит.

Затем он повернулся к шкафчику Тренча. Младший капрал Тренч следил за Ваймсом, как ястреб.

Поцарапанная дверь со скрипом распахнулась. Все вытянули шеи, чтобы заглянуть в шкафчик. В нем лежала пачка старых блокнотов, висела гражданская одежда и валялся небольшой мешок. Его содержимое вывалили на пол – это оказалось белье.

– Удивлены? – спросил младший капрал.

«Не настолько, как ты», – подумал Ваймс.

Он подмигнул Тренчу и отвернулся.

– Капитан, я могу поговорить с вами в вашем кабинете?

– Да, сержант, пожалуй, – ответил Мякиш и окинул взглядом стражников. – Ну и дела…

Ваймс дал старику время подняться по ступеням, затем последовал за ним в кабинет и тактично закрыл за собой дверь.

– Итак, сержант? – сказал Мякиш, тяжело опускаясь в кресло.

– Вы везде посмотрели, сэр? – спросил Ваймс.

– Конечно, а ты как думал?

– Я думаю, может, вы случайно убрали его в ящик стола или в сейф, сэр?

– Конечно нет! Иногда я прячу его в сейф на выходные, но… вчера вечером я его точно никуда не убирал.

Ваймс заметил едва уловимую неуверенность в голосе. Он знал, что поступает скверно. Мякишу было почти семьдесят. В таком возрасте человек начинает понимать, что к собственной памяти следует относиться только как к весьма приблизительному путеводителю по событиям.

– Знаете, сэр, когда у человека дел по горло, бывает так, что он сделает что‑ нибудь, а потом оно у него начисто вылетит из головы, – сказал Ваймс.

«Вот я, например, – добавил он про себя. – Бывало, положу ключи от дома в совершенно пустой комнате, а уже через тридцать секунд никак не могу их найти».

– В последнее время приходится работать на износ, – продолжал Ваймс, зная, что Мякиш иногда засыпает днем прямо за столом и просыпается только после того, как Пятак громко раскашляется под дверью, прежде войти с кружкой какао.

– Да, это верно, – согласился Мякиш, поднимая на него полные отчаяния глаза. – Этот комендантский час… выбивает меня из колеи. Я давно потерял бы собственную голову, если бы она не была так крепко приделана…

Он повернулся и посмотрел на зеленый сейф.

– А его и ввели‑ то всего месяца два как, – пробормотал он. – Наверное, я… Слушай, сержант, отвернись, пожалуйста. Я тут поищу на всякий случай…

Ваймс послушно повернулся к нему спиной. Послышался звон ключей, скрип двери, потом – громкий вздох.

Мякиш поднялся на ноги, держа в руках серебряный чернильный прибор.