Терри Пратчетт 4 страница

Он упал вперед, но затем сумел‑ таки подняться на подгибающиеся ноги. Двое мужчин валялись на земле. Один, скорчившись, издавал странные булькающие звуки. Вдали быстро затихал топот.

– Повезло, что мы нашли тебя вовремя, дорогуша, – раздался голос прямо за его спиной.

– Зато другим не повезло, миленок, – добавил другой голос рядом.

Из темноты появилась Рози.

– Думаю, тебе лучше вернуться с нами, – сказала она. – Если будешь и дальше так носиться по городу, добром для тебя это точно не кончится. Пошли. К себе я тебя, конечно, пригласить не могу…

– Еще бы, – пробормотал Ваймс.

– …Но у Лишая найдется место, где ты сможешь передохнуть.

– Лишай Газон! – воскликнул Ваймс, вдруг ощутив приятное, легкое головокружение. – Это он! Трипперный доктор! Я вспомнил! – Превозмогая усталость, он попытался сосредоточить взгляд на девушке. Да, знакомая форма черепа. Подбородок. Подбородок, который не потерпит всяких шалостей. Подбородок, который имеет над людьми власть. – Рози… ты ведь госпожа Лада!

– Госпожа? – Ее тон стал холодным, а Тетушки Милосердия пронзительно захихикали. – Да вроде пока нет.

– Я хотел сказать… – запинаясь, произнес Ваймс.

Конечно, только старшие представительницы этой профессии относились к обращению «госпожа» как к заслуживающему уважение. Она еще не была старшей. Даже Гильдии как таковой еще не было.

– Я никогда раньше тебя не видела, – сказала Рози. – Дотси и Сади тоже тебя не знают, а у них поразительная память на лица. Но ты, Джон Киль, нас знаешь и ведешь себя так, словно весь город принадлежит тебе.

– Правда?

– Правда. Видно по тому, как ты стоишь. У тебя армейская выправка. Хорошо питаешься. Возможно, слишком хорошо. На твоем месте я бы сбросила несколько фунтов. Все тело покрыто шрамами. Я видела, когда ты лежал на столе у Лишая. Ноги загорели ниже колен, значит ты – стражник, только они ходят с голыми ногами. Но я знаю всех до одного стражников, и ты не из них. Возможно, ты военный. Дерешься ты, полагаясь на свое чутье и не гнушаясь грязными приемчиками. Значит, ты привык сражаться за свою жизнь в рукопашном бою, и это странно, потому что тогда выходит: ты рядовой солдат, а не офицер. Но по слухам, с тебя сняли богатые доспехи. Значит, все‑ таки офицер. Однако ты не носишь перстней. Значит, солдат, потому что кольца и перстни цепляются и застревают, из‑ за них можно лишиться пальца, если вести себя неосторожно. И ты женат.

– А это из чего следует?

– Женщины видят это с первого взгляда, – невозмутимо ответила Рози. – А теперь пошевеливайся. Мы уже нарушаем комендантский час. На нас Страже наплевать, а вот тобой могут заинтересоваться.

«Комендантский час, – подумал Ваймс. – Как давно это было. Витинари никогда не прибегал к таким мерам. Комендантский час мешает бизнесу».

– Наверно, я потерял память, когда на меня напали, – сказал он.

Такое объяснение показалось ему убедительным. Сейчас он нуждался только в одном – очутиться в каком‑ нибудь тихом месте, где можно спокойно все обдумать.

– Правда? Тогда я царица Гершебская, – фыркнула Рози. – Но запомни, дорогуша: я делаю это не ради тебя; наоборот, должна признаться, мне смертельно любопытно, сколько ты протянул бы в этом городе. Если б ночь не была такой холодной, если бы не шел дождь, я бросила бы тебя на улице. Я девушка работящая, и неприятности мне не нужны. Но ты похож на человека, у которого могут найтись пара‑ другая долларов, и уж поверь, счет не замедлит себя ждать.

– Я оставлю деньги на туалетном столике, – пробормотал Ваймс.

Мощная пощечина отбросила его к стене.

– Расценивай это как полное отсутствие у меня чувства юмора, – произнесла Рози, потряхивая онемевшей рукой.

– Извини, – сказал Ваймс. – Я вовсе не хотел… Послушай, спасибо тебе за все, просто пойми, ночка выдалась не из легких.

– Вижу.

– Все хуже, чем ты думаешь. Можешь мне поверить.

– У каждого хватает своих неприятностей. Можешь мне поверить, – парировала Рози.

Возвращаясь в Тени, Ваймс уже нисколечко не жалел о том, что их сопровождают Тетушки Милосердия. Это были старые Тени, и Газон жил всего в одном квартале от них. Стража боялась совать сюда нос. Честно говоря, новые Тени были ненамного лучше, но в конце концов до тамошних обитателей дошло, какие последствия могут быть, если кто‑ то вдруг нападет на стражника. А вот Тетушки – совсем другое дело. Никто никогда не нападал на Тетушек.

«Нормально поспать, – подумал Ваймс. – Всего одну ночь. И может, утром все вернется на круги своя».

– Ее там не было, да? – спросила через некоторое время Рози. – Ну, в смысле, твоей жены? Это ведь был дом лорда Овнеца. Какие у тебя с ним дела?

– Никогда с ним не встречался, – рассеянно ответил Ваймс.

– Тебе повезло, что нам сказали, куда ты пошел. Эти типы, скорее всего, состоят на службе у какого‑ нибудь местного воротилы. Они сами себе закон, и так по всему Анку. Появляется какой‑ то бродяга, на торговца или ремесленника не похож… Значит, его нужно прогнать, и кому какое дело, если его при этом ограбят до нитки?

«Да, – подумал Ваймс. – Все правильно. Привилегии, приравненные к местным законам. Лишь два типа людей могут насмехаться над законом: те, кто его нарушают, и те, кто его устанавливают. Ну конечно, сейчас положение дел немного изменилось…

…Но сейчас – это не сейчас. Будь прокляты эти волшебники…

Волшебники. Точно! Утром пойду к ним и все объясню! Как просто! Уж они‑ то поймут! Готов поспорить, они смогут вернуть меня обратно! У них там целый университет народу, способного справиться с этой задачей. Уф, прямо гора с плеч! »

Облегчение окутало его тело теплым розовым туманом. Осталось только пережить эту ночь…

Но зачем ждать? Университет ведь всегда открыт. Магия не закрывается. Ваймс вспомнил, как иногда, патрулируя улицы поздней ночью, видел в некоторых университетских окнах свет. Можно просто…

Стоп, стоп… Ему не давала покоя мысль, которая могла прийти в голову только стражнику. Тетушки никогда не бегали. Они славились тем, что никогда не бегают. Они настигают тебя медленно, но неотвратимо. Любой, кого они называли «скверным мальчишкой», спал крайне плохо, узнав, что Тетушки идут по его следу и медленно приближаются, останавливаясь только для того, чтобы выпить чайку со сливками и вареньем или посетить какую‑ нибудь интересную барахолку. Но Ваймс бежал, несся как ошалелый до самой Лепешечной улицы, в темноте, несмотря на множество повозок и людей, торопившихся добраться до дома, прежде чем начнется комендантский час. Никто не обращал на него ни малейшего внимания, да и кто стал бы запоминать его лицо? С чего бы? Он, Ваймс, никого здесь не знал. Вернее, не так. Его, Ваймса, тут не знали.

– Ну ладно, выкладывайте, – как бы небрежно произнес он. – Кто рассказал вам, куда именно я направился?

– Да так. Один из этих, монахов, – ответила Рози.

– Который из них?

– А кто его знает! Сухонький, лысенький, в рясе, с метлой. Эти монахи повсюду шляются, бубнят что‑ то и просят подаяние. Мы встретили его на Федрской улице.

– И спросили, куда я направился?

– Что? Нет. Он просто оглянулся и говорит: «Господин Киль побежал в сторону Лепешечной улицы». И давай себе дальше подметать улицу.

– Подметать?

– Наверное, это у них типа как ритуал. Чтобы на муравьев не наступать, потому как это грех. А может, они просто любят чистоту. Кому какое дело, чем заняты монахи?

– И тебе не показалось это странным?

– Что именно? Откуда ж я тебя знаю?! Вдруг ты мимо нищего пройти спокойно не можешь? – отрезала Рози. – Мне‑ то что с того? Дотси вон, тоже что‑ то бросила в его миску.

– Правда? И что же?

– А тебе‑ то зачем знать?

«И в самом деле, кому какое дело, чем заняты монахи? – подумала главная часть Ваймса. – Они монахи. Именно поэтому и кажутся странноватыми. Ну явилось одному из них откровение, с ними такое частенько бывает. И что с того? Разыщи волшебников, расскажи им, что произошло, пускай сами разбираются».

Но стражническая часть его разума возразила: «А откуда этому монаху знать, что меня зовут Киль? Чую, тут зарыта какая‑ то собака».

«Ага. Легавая», – заметила главенствующая часть.

«Да, – ответил ей стражник, – потому‑ то оно так и смердит».

– Послушайте, мне нужно уйти и проверить кое‑ что, – сказал он. – Я вернусь… Почти наверняка.

– Ладно, не могу же я посадить тебя на цепь, – хмыкнула Рози. И с мрачной улыбочкой добавила: – За такое я беру дополнительно. Но если ты не вернешься и все же решишь задержаться в этом городе, Тетушки…

– Уверяю, меньше всего мне сейчас хочется покидать Анк‑ Морпорк, – покачал головой Ваймс.

– Звучит достаточно убедительно, – заметила Рози. – Проваливай. Комендантский час уже начался, но мне почему‑ то кажется, тебя это мало беспокоит.

Как только он исчез в сумерках, к Рози бочком подступила Дотси.

– Нам проследить за ним, дорогуша?

– Не стоит.

– Тебе следовало разрешить Сади немного с ним поработать. После этого всякие нахалы ведут себя куда сдержаннее.

– Думаю, этого человека будет трудно сдержать. А неприятности нам не нужны. По крайней мере, сейчас. Мы уже слишком близко.

– Зря ты покинул свой дом в такое время, господин.

Ваймс перестал барабанить в закрытые университетские ворота и оглянулся.

За его спиной стояли трое стражников. Один из них держал факел. Другой – арбалет. Третий, похоже, считал, что подъем тяжелых предметов не входит в сегодняшнюю ночную программу.

Ваймс, стараясь не делать резких движений, повернулся.

– По‑ моему, он уже мечтает провести остаток ночи в приятной прохладе наших темниц, – заметил стражник с факелом.

«Ничего себе, – подумал Ваймс. – Ну прямо конкурс на лучшего шутника года. У тех, кто стоит на страже закона, никогда не было чувство юмора, однако они все равно пытаются шутить».

– Я просто хотел посетить Университет, – сказал он.

– Правда? – удивился стражник без факела и арбалета. Он был довольно тучным, и Ваймс сумел различить тусклый блеск сержантских нашивок. – А где ты живешь?

– Нигде, – ответил Ваймс. – Только что приехал в город. Продолжим по списку? Работы у меня нет, денег тоже. Но это не является преступлением.

– Стало быть, ты решил прогуляться? Во время комендантского часа? Вот так, налегке? – спросил сержант.

– Когда на душе легко, и дышится легче, – пожал плечами Ваймс.

– Ну, дышать‑ то тебе недолго осталось, гы‑ гы, – встрял один из стражников, однако, наткнувшись на взгляд Ваймса, тут же замолчал.

– Сержант, я хочу подать жалобу, – сказал Ваймс.

– По поводу?

– Тебя, – сказал Ваймс. – И присутствующих здесь братьев Гы. Вы действуете неправильно. Если хочешь кого‑ то арестовать, делай это немедленно. У тебя есть значок и оружие, правильно? А у него только поднятые вверх руки и нечистая совесть. Совесть нечиста у всех без исключения. Поэтому, пока он размышляет о том, что именно тебе известно и как ты дальше поступишь, ты должен начать задавать вопросы. Причем с ходу, без остановки. Вместо того чтобы отпускать всякие глупые шуточки, которые делают тебя слишком человечным в его глазах, нужно поддерживать в нем состояние сомнения, чтобы потенциальный задержанный не шагнул вот так, не схватил тебя за руку, едва не сломав ее, не выхватил у тебя меч и не приставил его к твоему горлу. А теперь прикажи своим подчиненным опустить оружие, хорошо? Они так размахивают клинками, что могут кого‑ нибудь поранить.

Сержант что‑ то неразборчиво пробулькал.

– Вот именно, – согласился Ваймс. – Сержант… И разве это меч? Ты когда‑ нибудь точил его? Что ты им делал, использовал его как дубинку? Итак, поступаем следующим образом. Вы все кладете оружие на землю, потом я отпускаю сержанта и убегаю вот по этому переулку, договорились? А когда вы снова возьмете в руки свое оружие, – а я очень советую сделать это, прежде чем отправляться за мной в погоню, – я буду уже далеко. Нет человека – нет проблемы. Вопросы?

Стражники промолчали. Но затем Ваймс услышал тихий звук, раздавшийся очень‑ очень близко. Это был шорох волосинок в его ушах, когда наконечник арбалетной стрелы крайне осторожно проник в его ушную раковину.

– Да, сэр, у меня есть один вопрос, – раздался голос за его спиной. – Ты когда‑ нибудь прислушиваешься к внутреннему голосу?

Давление в ухе чуть усилилось. Интересно, подумал Ваймс, насколько глубоко проникнет стрела, если нажать на спуск? Впрочем, одного дюйма будет более чем достаточно.

Что ж, иногда приходится проигрывать. Он нарочито аккуратно опустил меч на землю, выпустил из объятий сержанта и покорно отошел в сторону. Четвертый стражник проводил его арбалетом.

– Ноги расставить? – спросил Ваймс.

– А как же… – прорычал, обернувшись, сержант. – Раньше начнем, раньше закончим. Впрочем, для тебя, господин, у нас впереди вся ночь. Молодец, младший констебль. Мы еще сделаем из тебя настоящего стражника!

– И правда, отличная работа, – согласился Ваймс, не спуская глаз с юноши с арбалетом в руках.

А сержант уже начинал разбег.

Прошло время. Пришла боль.

Ваймс лежал на жесткой койке в камере и пытался не думать о боли. Впрочем, могло быть куда хуже. Полные тупицы. Не способны даже намять бока как следует. Большую часть времени они мешали друг другу, а о такой увертке, как перекат в момент удара, похоже, и вовсе не слышали.

Почему это было так приятно? Не боль, нет. Боль он переносил легко. Вернее, это она его переносила – прочь из реальности, в блаженное забытье. Но где‑ то внутри прятался другой Ваймс, который подавал голос, когда после долгой погони настигаешь преступника, и который подзуживал: дай ему еще, ну дай, – хотя в этом уже не было никакой необходимости. Эта часть его наслаждалась, избивая врага. Он называл эту часть себя зверем. Обычно зверь прятался в своем логове, но стоило возникнуть необходимости, он сразу был тут как тут. Чтобы призвать его, нужна была боль, а еще – страх. Ваймс убивал вервольфов голыми руками, обезумев от ярости и ужаса, чувствуя, как кровь зверя течет по жилам, наслаждаясь этим ощущением… И вот сейчас зверь принюхивался.

– Привет, господин Ваймс, ха‑ ха. Я все ждал, когда ж ты очухаешься.

Он резко сел. Камеры были отделены решетками не только от коридора, но и друг от друга, чтобы те, кто внутри, сразу понимали, где их место. В клетке. И в соседней клетке, заложив руки за голову, лежал на койке Карцер.

– Ага, вперед, – бодрым тоном продолжил Карцер. – Валяй, попробуй дотянуться до меня. Проверим, быстро ли прибегут стражники.

– По крайней мере, ты тоже попался, – сказал Ваймс.

– Ненадолго, ненадолго. Уже чую запах свободы, ха‑ ха. Гость города, заблудился, оказал всяческое содействие Страже, извинился за причиненное беспокойство, пожелал отблагодарить за помощь… Зря ты запретил Страже брать взятки, господин Ваймс. Жизнь была намного проще, ха‑ ха.

– Значит, я арестую тебя в другой раз, Карцер.

Карцер поковырялся в носу, извлек палец, критически осмотрел добычу и щелчком отправил ее к потолку.

– А вот здесь могут возникнуть трудности, господин Ваймс. Это не меня приволокли сюда четверо стражников, не я напал на Стражу, и не я пытался незаконно проникнуть на территорию Университета…

– Но я же просто стучал в ворота!

– О, господин Ваймс, я‑ то тебе верю. Но ты же знаешь, какими вредными бывают эти стражники. Стоит только косо на них взглянуть, и тебя обвинят во всех преступлениях сразу. Просто ужас, какие грехи они способны повесить на невинного человека, ха‑ ха.

Да, Ваймс это знал.

– Стало быть, у тебя есть деньги.

– Конечно, господин Ваймс. Я же мошенник. Кстати, гораздо проще быть мошенником, если никто не подозревает, что ты мошенник, ха‑ ха. Но стражник только тогда стражник, когда люди считают его стражником. Стоит занести в учебники, правда? Ты ведь уже понял, что мы попали в старые добрые времена, ха‑ ха?

– Похоже на то, – согласился Ваймс.

Ему не нравилось разговаривать с Карцером, но с кем еще можно было поговорить не таясь?

– Позволь спросить, где именно ты приземлился?

– В Тенях.

– И я тоже. И пара громил тут же попыталась меня ограбить. Меня! Нет, ты только подумай, господин Ваймс! Впрочем, они оказались при деньгах, и все прошло гладко. Кстати, у меня создается ощущение, что здесь я буду действительно счастлив. Ага, а вот и наши бравые ребята…

По коридору, помахивая ключами, прошел стражник. Он был пожилым, то есть в том возрасте, когда стражнику охотнее доверяют размахивать ключами, нежели дубинкой, и самой главной его отличительной чертой был нос – вдвое шире и вполовину короче среднестатистического носа. Бросив взгляд на Ваймса, стражник проследовал к камере Карцера и отпер дверь.

– Ты, – сказал он. – Проваливай!

– Да, сэр. Благодарствуйте, сэр, – пробубнил Карцер, поспешив на выход. Он показал пальцем на Ваймса. – На вашем месте, сэр, я не спускал бы с него глаз. Просто животное. Таких нельзя сажать в камеры с приличными людьми.

– Я сказал, вали отсюда!

– Уже валю, сэр. Спасибочки, сэр. – И Карцер, издевательски подмигнув Ваймсу, свалил.

Тюремщик повернулся к Ваймсу.

– И как тебя, х‑ на, зовут, а, господин?

– Джон Киль, – ответил Ваймс.

– Ну да?

– Ну да. И у меня есть деньги. Все по‑ честному. Я тоже хотел бы свалить.

– Правда, что ль? Х‑ на! То есть отдать тебе, х‑ на, ключи да еще и пять центов на дорожку за доставленное, х‑ на, беспокойство?

Тюремщик стоял слишком рядом с решеткой и, судя по ухмылке на лице, считал себя умнее всех. На самом же деле он был безумнее некуда, ведь даже при нынешних рефлексах Ваймсу хватило бы секунды, чтобы допрыгнуть с койки до решетки и так впечатать старого придурка в прутья, что его нос размажется по лицу еще больше. Да, в местной темнице настоящему психу есть где разгуляться.

– Достаточно просто помахать ручкой вслед, – произнес Ваймс, с трудом поборов искушение.

– Ничо, скоро тебе наш капитан, х‑ на, ручкой, х‑ на, помашет, – пообещал тюремщик.

– Это капитан Мякиш, правильно? – уточнил Ваймс. – Тот, что дымит, как печная труба? С бронзовым ухом и деревянной ногой?

– Ага, он самый, х‑ на. Ты с ним позвени, он твои, х‑ на, бубенцы на фиг открутит.

Память Ваймса, представляющая собой заваленный всякой дребеденью стол, откинула в сторону салфетку забывчивости, и под нею вдруг обнаружилось блюдце, полное воспоминаний.

– Ты ведь Пятак! – воскликнул он. – Тебе нос сломали, и он потом сросся неправильно! А еще у тебя постоянно слезятся глаза, поэтому тебя и перевели охранять задержанных…

– Господин, мы чо, знакомы? – спросил Пятак, подозрительно вглядываясь в лицо Ваймса слезящимися глазами.

– Мы? Нет, конечно. Нет! – торопливо произнес Ваймс. – Но я слышал, как о тебе рассказывали. Говорят, на самом деле ты в Страже практически главный. И типа очень справедливый. Жестокий, но справедливый. Никогда не плюнешь в овсянку, не отольешь в чай. И всегда знаешь, чья сосиска длиннее.

Видимые части лица стражника сложились в угрюмую гримасу, которая свидетельствовала, что ее обладатель не совсем поспевает за нитью беседы.

– Чо, правда? – наконец выдавил Пятак. – Ну, х‑ на, я всегда содержал камеры в чистоте, это точняк. – Невзирая на некоторую растерянность, вызванную неожиданным поворотом событий, он снова мрачно свел брови. – Оставайся здесь, господин, а я доложу капитану, что ты очухался.

Ваймс лег на койку и принялся разглядывать грешившие грамматическими и анатомическими ошибками граффити на потолке. Иногда снизу доносился визгливый голос, прерываемый смущенным «х‑ на! » со стороны Пятака.

Потом он услышал шаги тюремщика на лестнице.

– Ну чо? – произнес Пятак тоном человека, которому не терпелось, чтобы третья сторона побыстрее получила то, на что очень напрашивалась. – Случилось так, что капитан хочет видеть тебя прям щас. Дашь надеть наручники или позвать, х‑ на, ребят?

«Да хранят тебя боги, – подумал Ваймс. – Может, не зря болтали, что у Пятака извилины смялись от того удара, который размазал ему нос по физиономии? Нужно быть редкостным идиотом, чтобы попытаться в одиночку заковать особо опасного преступника. Если бы он попробовал выкинуть подобный фокус, к примеру, с Карцером, то стал бы мертвым идиотом еще пять минут назад».

Тюремщик открыл дверь. Ваймс встал и протянул руки. Чуть помедлив, Пятак надел на него наручники. С тюремщиками вежливость всегда окупается – по крайней мере, тебе не будут сковывать руки за спиной. А человек, обе руки которого находятся впереди, обладает достаточной степенью свободы.

– По лестнице поднимаешься первым, – приказал Пятак, наклоняясь, чтобы подобрать с пола весьма убедительный арбалет. – Попробуешь чо выкинуть, я, х‑ на, как шмальну в тебя, будешь потом дохнуть медленно.

– Все честно, – согласился Ваймс. – Я понял.

Он поднимался по ступеням очень осторожно, слыша за спиной тяжелое дыхание Пятака. Подобно большинству людей с ограниченными умственными способностями, Пятак крайне серьезно относился к тем немногим обязанностям, которые все же способен был исполнять. В частности, нажав на курок, он испытал бы освежающее отсутствие каких‑ либо угрызений совести.

Ваймс поднялся на верхнюю площадку и вовремя вспомнил, что нужно остановиться.

– Теперь, х‑ на, налево, – велел Пятак за его спиной.

Ваймс кивнул, в основном для себя. Да, а потом – направо. Воспоминания возвращались всесокрушающей волной. Он находился на улице Паточной Шахты. В штаб‑ квартире Стражи, куда когда‑ то пришел устраиваться на службу. Именно здесь все начиналось.

Дверь в кабинет капитана была открыта. Сидевший за столом немолодой и явно уставший человек поднял голову.

– Садись, – холодно приказал Мякиш. – Спасибо, Пятак.

В голове Ваймса о капитане Мякише сохранились лишь смутные воспоминания. Раньше он был военным, а эту должность ему предложили как синекуру, и это было скверно. Потому что он ждал Указаний Сверху и слепо выполнял их, в то время как Ваймс давно уже действовал иначе: ждал Указаний Сверху, после чего пропускал их через мелкое сито здравого смысла, привнося туда изрядную толику созидательного недопонимания и, возможно, даже зачаточной глухоты, так как Верхи крайне редко снисходят до уровня улицы. Мякиш особое внимание уделял надраенным нагрудникам и удалому виду на парадах. В чем‑ то он был прав, о таких вещах нельзя забывать. Нельзя позволять людям распускаться. Но Ваймс, хотя никогда и не говорил об этом вслух, предпочитал, придя в штаб‑ квартиру, увидеть в дежурке доспехи с вмятинами от ударов. Они означали, что кто‑ то оставил эти вмятины. Кроме того, не очень‑ то сподручно сидеть в засаде, когда ты весь сверкаешь, словно начищенный пятак.

На одной стене висел флаг Анк‑ Морпорка – некогда красный, а теперь вылинявший до невнятного оранжевого. По слухам, Мякиш ежедневно отдавал флагу честь. Большую часть письменного стола занимал огромный серебряный письменный прибор, украшенный позолоченным полковым крестом, который Пятак надраивал каждое утро до зеркального блеска. Мякиш так и не сумел навсегда распроститься с армией.

И все же старик был чем‑ то симпатичен Ваймсу. Он был успешным солдатом и, как правило, оказывался на стороне победителей, а хорошая, хотя и достаточно тупая тактика помогла ему прикончить больше врагов, чем удалось убить его подчиненным при помощи тактики плохой, хотя и весьма похвальной. Мякиш был по‑ своему добрым и в разумной степени честным. Стражники постоянно водили его за нос, а он ничего не замечал.

В данный момент Мякиш решил наградить новоприбывшего Тяжелым Взглядом Поверх Горы Важных Бумаг. Этот взгляд должен был сообщить задержанному: «Мы о тебе все знаем, так почему бы тебе самому не рассказать все о себе? » Но Мякиш не очень хорошо владел этим трюком.

Ваймс в ответ посмотрел на него без всякого выражения.

– Итак, – сказал Мякиш, сообразив наконец, что в этой игре ему победа не светит. – Назови‑ ка еще раз свое имя.

– Киль, – ответил Ваймс. – Джон Киль.

Да и вообще… какого черта…

– Слушай, – сказал он, – все упирается в один клочок бумаги, а именно в рапорт сержанта, если, конечно, тот сержант умеет писать. Давай разорвем его и…

– Честно говоря, в два клочка, – перебил его капитан. – И второй касается кончины некоего Джона Киля, агась?

– Что? Из‑ за мелкой стычки со стражниками?

– Учитывая чрезвычайные обстоятельства, этой стычки тебе вполне хватит для смертного приговора, – сказал, наклонившись вперед, Мякиш. – Впрочем, может, исполнять его и не потребуется, ха‑ ха, потому что Джон Киль умер еще вчера. Ты избил и ограбил его, агась? Деньги, конечно, забрал, а вот на письма не обратил внимания, потому что вряд ли такое отребье, как ты, умеет читать, агась? Поэтому ты не понял, что Джон Киль был стражником, агась?

– Что?!

Ваймс недоуменно уставился на тощую физиономию с триумфально встопорщившимися усами и тусклыми голубыми глазами.

А потом раздался звук, словно кто‑ то принялся прилежно подметать коридор за дверью кабинета. Капитан посмотрел поверх Ваймса, зарычал и бросил перо.

– Уберите его отсюда! – рявкнул он. – И вообще, какого дьявола он тут делает среди ночи?

Ваймс повернулся.

В дверях стоял тощий старик с испещренным морщинами лицом, лысый как младенец. Тупо улыбаясь, он держал метлу.

– Он, х‑ на, очень мало берет, сэр, и, как правило, работает, когда никого нет, – пробормотал Пятак, хватая старика чуть выше иссохшего локтя. – Давай, Лютик, проваливай…

Арбалет больше не смотрел в затылок Ваймса. А на запястьях у него висело несколько фунтов металла, что позволяло ему использовать руки как кувалду. Он начал незаметно подниматься…

Ваймс очнулся и уставился на потолок. Где‑ то рядом раздавался глухой грохот. Ветряная мельница? Или водяная?

Вопрос, который вертелся у него на языке, грозил прозвучать банально, но некоторые вещи нужно знать.

– Где я? – спросил он и добавил: – На этот раз?

– Молодец, – услышал он чей‑ то голос. – Всего пять секунд как очнулся, а к тебе уже вернулось чувство юмора…

Судя по ощущению в воздухе, комната была довольно просторной. На стене плясали тени – должно быть, где‑ то горели свечи, которых Ваймс не мог видеть со своего места.

– Я хотел бы, чтобы ты считал меня своим другом, – продолжил голос.

– Другом? С какой стати? – спросил Ваймс.

В воздухе витал запах сигаретного дыма.

– У каждого человека должен быть друг, – произнес голос. – А, похоже, ты понял, что все еще закован в наручники…

Голос произнес эти слова потому, что Ваймс одним движением слетел со стола и бросился вперед…

Ваймс очнулся и уставился на потолок. Где‑ то рядом раздавался глухой грохот. Ветряная мельница? Или водяная? Дальше мысли пренеприятнейшим образом свивались в тугой клубок.

– Что, – спросил Ваймс, – это было?

– Я знал, молодой человек, что ты просто так не уймешься, – сказал его невидимый друг. – Но у нас в запасе много фокусов. Попробуй просто сесть. Понимаю, тебе многое пришлось пережить, но у нас нет времени на всякую чепуху. Я бы предпочел, чтобы все развивалось немного медленнее, но решил: лучше уж забрать тебя оттуда, пока дела не обернулись по‑ настоящему прискорбным образом… господин Ваймс.

Ваймс замер.

– Кто ты? – спросил он.

– Официально меня зовут Лю‑ Цзе, господин Ваймс. Но ты можешь называть меня Метельщиком, мы ведь друзья.

Ваймс осторожно сел и огляделся.

Тускло освещенные стены были покрыты… наверное, все‑ таки письменами, но письменами, которые используются только в Пупземелье и которые недалеко ушли от самых обычных картинок.

Свеча стояла на блюдце. Чуть дальше, куда едва доходил ее свет, виднелись один над другим два гигантских цилиндра, толщиной с человека и вдвое его выше, установленные на массивных горизонтальных подшипниках. Оба медленно вращались, и оба казались значительно больше, чем были на самом деле. Их глухой грохот заполнял комнату. Цилиндры окружал странный лиловый ореол.

Двое монахов в желтых рясах суетились рядом с цилиндрами, но внимание Ваймса привлек тощий лысый старик, сидевший на перевернутом ящике рядом со свечкой. Он курил небрежно скрученную самокрутку вроде тех, что любил Шнобби, и выглядел как монах из какой‑ то далекой страны. Точнее, как один из монахов, которых Ваймс иногда видел на улицах города с мисками для подаяния.

– Выглядишь совсем неплохо, господин Ваймс, – заметил Метельщик.

– Это ты был в караулке, верно? – спросил Ваймс. – Лютик. Кажется, так назвал тебя Пятак.

– Да, господин Ваймс, но на самом деле меня зовут Лю‑ Цзе. Я подметал там каждый вечер последние десять дней кряду. Всего за два пенса и столько пинков, сколько мог вынести. Ждал тебя.

– И это ты сказал Рози, куда я направился? Ты был тем монахом на мосту?

– Еще раз да. Не был уверен, что она тебя догонит.

– Но откуда ты знаешь, кто я?