Терри Пратчетт 19 страница

«Нет, – подумала Агнесса. – Наоборот, кошмары навсегда уйдут. Порой требуется знать наверняка, что чудовище убито. И помнить об этом, чтобы рассказывать внукам».

– Они пытались превратить людей в вещи, – громко сказала она.

– Прошу прощения, госпожа? – переспросил Петр.

– Да так… мысли вслух.

Но откуда эти мысли берутся? Даже Пердита недоумевала. Особенно когда она предложила горожанам послать гонцов в другие города и рассказать о том, что произошло нынешней ночью. Как правило, она не отличалась столь изощренным коварством.

Но Агнесса помнила выражение ужаса на лице городского головы, которое сменилось сосредоточенной непроницаемостью, когда он пытался задушить графа своей золотой цепью. Вампир убил его одним ударом, едва не разорвав пополам.

Она коснулась пальцами ранок на шее. Вампиры никогда не промахиваются, но Влад определенно промахнулся, потому что она так и не превратилась в вампира. Она даже не испытывала ни малейшего желания съесть бифштекс с кровью. Когда на нее никто не смотрел, Агнесса экспериментировала над собой – проверяла, не появилась ли у нее способность к левитированию. В результате выяснилось, что она, как и прежде, весьма привлекательна для тяготения. Сосать кровь – нет, никогда, даже если это будет входить в сверхэффективную диетическую программу, а вот летать ей понравилось.

«Ты изменилась», – сказала Пердита.

– В чем?

– Что‑ что, госпожа?

«Стала более резкой… раздражительной… злой».

– Может, пришло время стать такой.

– Что‑ что, госпожа?

– Да нет, ничего. Кстати, у вас тут лишнего серпа не найдется?

Вампиры перемещались быстро, но беспорядочно, они скорее не летели, а тренировались для участия в чемпионате мира по прыжкам в длину.

– Мы сожжем этот неблагодарный город дотла, – простонала графиня, тяжело опускаясь на землю.

– Именно что дотла, – подтвердила Лакримоза. – Но только после. Вот к чему приводит доброта, отец. Надеюсь, ты наконец все понял.

– И это после того, как ты полностью оплатил строительство колокольни, – сказала графиня.

Граф провел рукой по горлу, на котором еще виднелись алые метки от звеньев золотой цепи. Он никогда не поверил бы, что простой человек может быть таким сильным.

– Да, возможно, это правильный план действий, – согласился он. – Впрочем, стоит позаботиться, чтобы об этом узнали все.

– Думаешь, такие новости сами собой не распространятся? – поинтересовалась опустившаяся на землю рядом с графом Лакримоза.

– Скоро рассвет, Лакки, – с трудом сдерживаясь, сказал граф. – Именно благодаря моему обучению ты воспримешь его всего‑ навсего как легкое неудобство, а не как причину обратиться в горстку пепла. Задумайся об этом.

– Это сделала старуха Ветровоск, да? – спросила Лакримоза, начисто игнорируя призыв оценить отцовскую мудрость. – Она перенеслась куда‑ то и теперь нападает на нас. Вряд ли она вселилась в ту мелкую девчонку. Кстати, Влад, надеюсь, ее не было в той толстухе? Там хватило бы места. Эй, ты меня слышишь?

– Что? – рассеянно спросил Влад.

Они уже миновали поворот дороги, и вдалеке замаячил замок.

– Я видела, как ты пытался укусить ее. Герой‑ любовник наконец‑ то сдался! Как романтично. Но людям удалось оттащить ее от тебя. Хотя им придется подыскать кол подлиннее, чтобы добраться до ее жизненно важных органов.

– Вряд ли, скорее всего, эта ведьма перенеслась в какое‑ то другое место, – сказал граф. – Она вселилась в кого‑ то, кто тогда находился в зале…

– Наверное, в одну из ведьм, – пожала плечами графиня.

– Гм‑ м…

– Или в этого глупого священнослужителя, – сказала Лакримоза.

– Очень возможно, – кивнул граф. – Но я так не думаю.

– Неужели… в Игоря? – изумилась дочь.

– Эту гипотезу я даже не рассматриваю, – фыркнул граф.

– А я по‑ прежнему считаю, что это была толстая Агнесса.

– Не такая уж она и толстая, – угрюмо заметил Влад.

– В конце концов, она все равно надоела бы тебе. И только путалась бы под ногами, как и все другие, – сказала Лакримоза. – Традиционно на память оставляют локон волос, а не весь череп.

– Она не похожа на других.

– Только потому, что ты не можешь читать ее мысли? Неужели тебе и дальше было бы с ней интересно?

– По крайней мере, я хоть кого‑ то укусил, – напомнил Влад. – А с тобой что случилось?

– Да, Лакки, ты вела себя очень странно, – подтвердил граф, когда они допрыгали до подъемного моста.

– Я сразу поняла бы, если бы она спряталась во мне! – огрызнулась Лакримоза.

– А вот в этом я не уверен, – откликнулся граф. – Ей, главное, отыскать слабое место…

– Отец, она самая обычная ведьма. А мы ведем себя так, словно она обладает какой‑ то чудовищной силой…

– Может, это все‑ таки была Агнесса? – сказал граф и бросил на сына взгляд лишь немногим более долгий, чем это было необходимо.

– Мы уже рядом с замком, – попыталась примирить их графиня. – Пораньше ляжем спать, потом будем чувствовать себя намного лучше.

– Наши лучшие гробы увезли в Ланкр, – обиженно буркнула Лакримоза. – Кое‑ кто был так уверен в себе…

– Не смей разговаривать со мной таким тоном, барышня! – одернул ее граф.

– Мне уже двести лет, – огрызнулась Лакримоза. – Как хочу, так и говорю.

– Но не с родным отцом!

– Мам, хоть один раз попробуй вести себя так, словно у тебя есть пара собственных мозговых клеток!

– Отец не виноват, что все сорвалось!

– Далеко не все, моя дорогая! Это не более чем временная неудача!

– Она перестанет быть временной, когда мясо из Воронау расскажет обо всем своим дружкам! Влад, хватит хандрить, хоть ты меня поддержи…

– Ну, узнают они, и что? Да, кто‑ то поднимет восстание, но в итоге оставшиеся в живых поймут, что были не правы, – сказал граф. – А мы тем временем разберемся с ведьмами. И с этой королевской дочкой.

– Но мы, полагаю, должны обойтись с ними достаточно вежливо?

– О, не думаю, что стоит заходить настолько далеко, – усмехнулся граф. – Возможно, мы оставим их в живых…

Что‑ то упало рядом с ним на мост. Он нагнулся, чтобы поднять странный предмет, но тут же с громким воплем отбросил его в сторону.

– Но чеснок… не должен обжигать… – пробормотал он.

– Это ефть вода из Фквинца, прямо из Ифточник Фвященной Черепахи, – раздался голос над их головами. – Фам епифкоп офвящайт ее в год Форели. – Послышалось какое‑ то бульканье, словно кто‑ то пил воду. – Это бывайт год офобенно удачный для благофловения, – продолжил Игорь. – Вы, конечно, мочь мне не доверяйт. Трепещийт, кровофофы!

Вампиры бросились врассыпную, увидев, как с зубчатой стены, кувыркаясь, полетела бутылка.

Она разбилась о мост, и большая часть содержимого попала на одного из вампиров‑ прислужников, который мгновенно вспыхнул, словно его облили горящим маслом.

– Криптофер, перестань, – укоризненно произнес граф, глядя на крутящуюся волчком и вопящую фигуру. – К чему это представление? Ты же знаешь, все зависит от твоего сознания. Позитивное мышление – вот что главное…

– Он уже чернеет, – заметила графиня. – Может, ты что‑ нибудь предпримешь?

– Ладно. Влад, будь любезен, сбрось его с моста.

Несчастный Криптофер с воплями полетел в пропасть.

– Все это очень странно… – пробормотал граф, разглядывая свои обожженные пальцы. – Видимо… он не был одним из нас.

Из пропасти донесся громкий «плюх» – это тело Криптофера наконец достигло воды.

Остальные вампиры попытались укрыться под аркой, когда очередная бутылка разбилась совсем рядом с графом. Капля воды попала ему на ногу, и он с интересом принялся рассматривать появившийся дымок.

– Вероятно, тут какая‑ то ошибка, – констатировал он.

– Ты знаешь, я никогда не сую нос не в свое дело, – сказала графиня. – Но сейчас, дорогой, настоятельно рекомендую тебе придумать новый план. И предпочтительно осуществимый.

– Уже придумал, – откликнулся граф, постучав костяшками пальцев по гигантским дубовым воротам. – Предлагаю всем отойти в сторонку…

На крепостной стене Игорь толкнул нянюшку в бок. Та опустила графин с водой из Священного Фонтана Семирукого Сека и посмотрела туда, куда Игорь указывал большим пальцем[14].

Тучи кружились по спирали, вокруг них вспыхивал синий огонь.

– Грядейт буря! – выкрикнул Игорь. – Макушка фтрашно чефайт! Бежайт! Бежайт!

Они как раз успели добраться до башни, когда единственный разряд молнии разнес на куски ворота и раздробил камни на том самом месте, где они только что стояли.

– Это было… лихо, – прокомментировала растянувшаяся на каменном полу нянюшка.

– Они мочь управляйт погодой, – сказал Игорь.

– Проклятье! – воскликнула нянюшка. – А ведь и точно! Это известно всякому, кто хоть немного разбирается в вампирах.

– Но ф внутренняя дверь такой фокуф не ходийт. За мной!

– Чем это воняет? – спросила нянюшка, принюхавшись. – Игорь, у тебя башмаки горят!

– Шайф! Подумайт только, вфего шефть мефяцев назад эти нога бывайт фовфем как новый, – пожаловался Игорь сквозь шипение воды, которой нянюшка поливала дымящиеся башмаки. – Это ефть провода виноват, притягивайт блуждающий ток.

– А ноги ты где взял? На кого‑ то тоже свалился бык? – спросила нянюшка, когда они побежали вниз по лестнице.

– Дерево, – укоризненным тоном произнес Игорь. – Михаил Фвениц бывайт лефорубом. Бедняга. Практичефки ничего не офтавийт пофле фебя, но его родители говорийт, я мочь взяйт его ноги на память.

– Неожиданно любезно с их стороны.

– А я давайт им запафную руку, которая один человек флучайно рубийт фебе топором нефколько лет назад. А когда у фтарый гофподин Фвениц фовфем прощайт печень, я давайт ему печень, которая мне давайт гофподин Кочак за то, что я давайт гофпожа Кочак новый глаз.

– По‑ моему, люди в здешних краях не столько умирают, сколько расходятся на запчасти.

– Мы называйт это великий круговорот людей в природе.

– И в чем заключается твой новый план? – спросила Лакримоза, осторожно перешагивая через обломки ворот.

– Мы убьем всех до единого. Согласен, план далеко не оригинален, но проверен и испытан временем, – сказал граф.

Все приняли план с одобрением, только Лакримоза выглядела недовольной.

– Что, всех? Одновременно?

– О, можешь кого‑ нибудь оставить для себя, если хочешь.

Графиня схватила его за руку.

– Милый, это так напоминает мне наш медовый месяц! – воскликнула она. – Помнишь чудесные ночи в Гржскнвийе?

– Да, тогда мы словно обрели мир заново, – торжественно произнес граф.

– Это было так романтично… Мы познакомились с такими милыми людьми. Ты еще вспоминаешь господина и госпожу Харкер?

– О да, с большой теплотой. Их хватило почти на наделю. А теперь слушайте все. Священные символы не могут причинить нам вреда. Святая вода – это просто вода. Да, я все понимаю, но Криптофер просто не смог сосредоточиться. Чеснок – всего лишь растение семейства луковых. Лук причиняет нам вред? Мы боимся шалота? Нет. Мы просто немного устали. Зловредия, позови остальных членов клана. Мы позволим себе немного отдохнуть от благоразумия. А завтра утром настанет время нового мирового порядка, я этого не потреплю…

Он потер лоб. Граф гордился своим умом, холил его и лелеял. Но сейчас он чувствовал себя незащищенным, как будто кто‑ то постоянно выглядывал у него из‑ за спины. Он не был уверен в правильности своих мыслей. Но ведь не могла же она проникнуть в его голову? Он обладал многовековым опытом. Неужели какая‑ то деревенская ведьма смогла так легко пробиться сквозь его защиту? Этого не могло быть…

У него пересохло в горле. По крайней мере, он сохранил способность отвечать зову своей природы. Но этот зов как‑ то странно тревожил, беспокоил.

– У нас есть… чай? – спросил он.

– А что такое чай? – в ответ спросила графиня.

– По‑ моему, он… растет на кустах, – сказал граф.

– Но как тогда его кусать?

– Его следует опустить… в кипящую воду, – пояснил граф и потряс головой, пытаясь избавиться от демонического наваждения.

– Живьем? – мгновенно повеселела Лакримоза.

– …И сладкое печенье… – пробормотал граф.

– Дорогой, я думаю, ты должен постараться взять себя в руки, – сказала графиня.

– А этот… чай? – спросила Лакримоза. – Он… коричневый?

– Да, – прошептал граф.

– Я спрашиваю потому, что, когда мы были в Воронау и я попыталась укусить одного из горожан, у меня перед глазами вдруг возникла чашка с каким‑ то мерзким коричневым напитком.

Граф еще раз попытался взять себя в руки.

– Не понимаю, что со мной происходит. Поэтому давайте придерживаться того, что знаем точно. Будем следовать зову крови…

Вторым погибшим в битве за вампирский замок стал Варго – худощавый юноша, который на самом деле превратился в вампира лишь потому, что думал, будто бы его ждут встречи с множеством привлекательных девушек. А еще ему сказали, что ему очень идет черное. Но потом он обнаружил, что все интересы вампиров в основном вращаются вокруг очередного приема пищи. Раньше он не считал горло самой привлекательной частью девичьего тела.

А сейчас Варго хотел только одного – спать. Поэтому, когда вампиры бросились в замок, он незаметно ускользнул в сторонку и направился в свой подвал, где его ждал любимый удобный гроб. Конечно, он был голоден, потому что в Воронау его угостили лишь ударом ноги в грудь, но у Варго было достаточно развито чувство самосохранения – он решил предоставить охоту другим, а сам собирался появиться в разгар пира.

Гроб стоял в центре темного подвала, крышка была небрежно брошена рядом. Он никогда не заправлял постель, даже когда был человеком.

Варго забрался в гроб, несколько раз повернулся, поудобнее устраиваясь на подушке, потом закрыл и запер крышку.

Два следующих события происходили практически одновременно. Одно происходило сравнительно медленно и заключалось в том, что Варго начал осознавать, что в его гробу никогда не было подушки.

Вторым событием был Грибо. Он вдруг пришел к выводу, что взбешен, как адский кот, и больше не намерен терпеть такое обращение. Сначала его трясли на какой‑ то штуковине с колесами, потом на него села нянюшка, и это его особенно разозлило, ведь своим дремучим звериным инстинктом он понимал, что, поцарапав нянюшку, совершит величайшую глупость в жизни, поскольку никто больше не испытывал желания его кормить.

Затем эта встреча с собакой, которая попыталась его облизать. Он поцарапал и покусал ее, но это не возымело должного эффекта. Собака начала вести себя еще более дружелюбно.

Наконец он нашел удобное место для отдыха и свернулся в клубок, а теперь кто‑ то пытается использовать его как подушку…

Шума почти не было. Гроб несколько раз качнулся, потом пару раз перекувырнулся.

Грибо спрятал когти и снова заснул.

– …Гори, гори пламенем ясным… Шлеп, чавк, шлеп.

– …И я в своей… Хвала Ому… Чавк, шлеп.

Овес спел почти все гимны, которые знал, – даже очень старые, которые давно не пел, но тем не менее помнил, потому что слова в них были хорошими. Он пел их громко и вызывающе, дабы разогнать сомнения и ночную тьму. Также пение помогало ему не обращать внимания на тяжесть матушки Ветровоск. За последнюю милю матушка страшно потяжелела, в особенности после того, как он пару раз, поскользнувшись, упал. Всякий раз матушка падала сверху.

Один башмак Овса остался в трясине. Его шляпа плавала в какой‑ то луже. Колючки разорвали его плащ в клочья…

Он снова поскользнулся и опять упал. Матушка свалилась с его плеча на поросшую осокой кочку.

Видел бы его сейчас брат Мельхио…

Ухтыястреб пролетел мимо и сел на ветку сухого дерева всего в нескольких ярдах. Овес ненавидел эту тварь. Она походила на какого‑ нибудь демона. Летала абсолютно уверенно, хотя ничегошеньки не могла видеть из‑ за колпачка. А стоило ему только подумать о ней, как птица тут же поворачивала голову и таращилась на него невидящими глазами. Овес снял второй, по сути дела уже ненужный, башмак (когда‑ то он так блестел, а сейчас его кожа поскарябалась и покрылась трещинами) и неумело метнул его в птицу.

– Убирайся, нечестивая тварь!

Птица даже крылом не взмахнула. Башмак пролетел мимо.

Потом Овес попытался подняться на ноги, но вдруг ощутил запах горелой кожи.

Две струйки дыма струились с обеих сторон из под колпачка.

Рука Овса машинально потянулась к шее, чтобы привычным движением сжать черепаховый медальон, но его там не было. А ведь за этот медальон он заплатил в Цитадели целых пять оболов! Но теперь уже поздно было жалеть о том, что он пожадничал и повесил медальон на цепочку, которая стоила всего одну десятую обола. Наверное, медальон сейчас мокнет в какой‑ нибудь грязной луже или утонул в вонючей трясине…

Кожа колпачка быстро сгорела, и вырвавшийся наружу свет был настолько ярким, что Овес едва мог рассмотреть силуэт птицы. Этот свет превратил мрачный пейзаж в линии и тени, окаймил золотом каждую травяную кочку, каждое дерево – и погас настолько неожиданно, что в глазах Овса еще долго плавали фиолетовые круги.

Когда его дыхание и самообладание наконец восстановились, птица уже летела над пустошью.

Овес вскинул бесчувственное тело матушки Ветровоск на плечо и побежал за птицей.

Тропинка вела дальше и дальше вниз по склону. Грязь и листья папоротника скользили под ногами. Ручьи текли вниз из каждой ямки, по каждой канавке. Иногда ему казалось, что он не идет, а только лишь контролирует скольжение вниз, отталкиваясь от камней, плюхаясь в лужи, зарываясь в кучи листьев.

И тут он увидел освещенный вспышками молнии замок. С трудом сохраняя вертикальное положение на каменистом склоне, Овес продрался сквозь колючий кустарник и упал на дорогу, в который раз ощутив всей спиной тяжесть матушки Ветровоск.

Матушка шевельнулась.

– …Немного отдохнуть от благоразумия… Убить их всех… Я этого не потреплю… – пробормотала она.

Ветер сдул с ветки капли дождя на ее лицо, и она открыла глаза. В первое мгновение Овсу показалось, что у нее красные зрачки, но тут же он почувствовал на себе взгляд ее ледяных синих глаз.

– Значит, уже прибыли? – спросила матушка.

– Да.

– А что случилось с твоей священной шляпой?

– Потерял, – резко ответил Овес.

Матушка осмотрела его повнимательнее.

– И твой волшебный амулет пропал, – заметила она. – С черепахой и маленьким человечком на ее спине.

– Это не волшебный амулет, госпожа Ветровоск! Понятно? Волшебный амулет – это символ примитивного и механистического идолопоклонства, в то время как Черепаха Ома – это… это… совсем другое. Понимаешь?

– Теперь – да. Спасибо, что объяснил, – сказала матушка. – Помоги мне встать, а?

Овес с трудом владел собой. Он тащил эту старую су… склочницу столько миль, продрог до костей, а она ведет себя так, словно сделала ему громадное одолжение.

– А волшебное слово? – прорычал он.

– О, не думаю, что такой религиозный человек, как ты, должен забивать себе голову всякими волшебными словами, – фыркнула матушка. – Священные слова куда лучше. Например: делай, что говорят, иначе я тебя искореню. Всегда действуют.

Он помог ей подняться на ноги, все еще кипя от непереваренного гнева, и даже поддержал, когда она покачнулась.

Со стороны замка донесся крик, который тут же смолк.

– Не женский, – заметила матушка. – Полагаю, девочки уже начали. Надо бы им помочь…

Ее поднятая рука тряслась. Ухтыястреб слетел с дерева и устроился у матушки на запястье.

– А теперь помоги мне добраться до ворот.

– Не стоит благодарности, всегда рад услужить, – пробормотал Овес и посмотрел на птицу, которая тут же повернула к нему закрытую колпачком голову.

– Это ведь… второй феникс, верно? – спросил он.

– Да, – сказала матушка, глядя на замок. – Просто феникс. Ни одно существо не способно выжить в одиночку. Каждой твари по паре.

– Но он похож на маленького ястреба.

– Потому что родился среди ястребов. Если бы он вылупился из яйца в курятнике, то был бы похож на цыпленка. Таков порядок. И он останется ястребом, пока ему не понадобится превратиться в феникса. Очень застенчивые птицы. Если выразиться совсем правильно: он, возможно, когда‑ нибудь станет фениксом…

– Слишком много скорлупок…

– Да, господин Овес. А когда феникс откладывает два яйца? Когда ему это необходимо. Ходжесааргх был прав. Феникс по своей природе – птица. Сначала птица, а уж потом миф.

Замковые ворота болтались на петлях, железная окантовка превратилась в скрученные полосы металла, дерево еще дымилось – но кто‑ то все же попытался прикрыть ворота. Высеченная в камне летучая мышь над останками арки говорила гостям все, что следовало знать об этом замке.

Колпачок сидевшего на запястье матушки ухтыястреба затрещал и принялся дымиться. Из‑ под кожи появились язычки пламени.

– Он знает, что они натворили, – пояснила матушка. – Вылупился с этими знаниями. Фениксы делятся знаниями друг с другом и не выносят зла.

Птица повернула голову в сторону Овса и впилась в него раскаленным добела взглядом. Священнослужитель, инстинктивно попятившись, попытался закрыть глаза рукой.

– Постучи, – велела матушка, кивнув на огромное железное кольцо, что висело на одной из расщепленных створок.

– Что? Ты хочешь, чтобы я постучался? В дверь вампирского замка?

– Мы собираемся проникнуть туда тайком. Кстати, вы, омниане, хорошо умеете стучать в двери.

– Да, разумеется, – сказал Овес, – но обычно только для того, чтобы разделить молитву или заинтересовать людей нашими брошюрами. – Он несколько раз поднял и опустил кольцо. Глухие удары разнеслись по долине. – А не для того, чтобы мне вырвали горло!

– Представь, что ты забрел на улицу, где живут особенно несговорчивые люди, – посоветовала матушка. – Постучи еще… Может, они прячутся за диваном?

– Ха!

– А вот ты, господин Овес, – хороший человек? – поинтересовалась матушка, когда эхо ударов стихло. – Без своей священной книжки, священного амулета и священной шляпы?

– Э… Я пытаюсь быть таким… – неуверенно произнес он.

– Что ж… Сейчас мы это и узнаем, – сказала матушка. – Нас ждет огонь, господин Овес, мы почти рядом. И сейчас мы оба все узнаем.

Нянюшка бежала вверх по лестнице. За ней по пятам гнались два вампира. Вампиры передвигались неуклюже, поскольку еще не привыкли к тому, что не могут летать, но мешало им не только это.

– Чая! – кричал один. – Я хочу… чая!

Нянюшка распахнула дверь на крепостную стену. Вампиры выскочили следом и споткнулись о выставленную ногу появившегося из тени Игоря.

Он поднял две заостренные ножки от стола.

– Как нафчейт кол, ребята?! – возбужденно закричал он. – Фледовайт говорить, что вы любийт мои пауки!

Переводя дух, нянюшка прислонилась к стене.

– Матушка где‑ то рядом, – задыхаясь, произнесла она. – Сама не знаю, откуда мне это известно. Но только матушка умеет вот так вот дурить головы. Чаю им, видите ли, хочется…

Грохот дверного молотка гулко разнесся по двору замка. Одновременно открылась на другом конце стены дверь, и из нее появились с полдюжины вампиров.

– Они ведут себя страшно тупо, верно? – сказала нянюшка. – Дай‑ ка еще пару колышков.

– Колы кончайтфя, нянюшка.

– Хорошо, тогда передай мне бутылку со святой водой… Быстрее!

– Ни одной не офтавайтфя, нянюшка.

– У нас что, совсем ничего нет?

– Ефть апельфин, нянюшка.

– Апельсин?

– Лимоны заканчивайтфя.

– И что будет, если я воткну в вампирскую пасть апельсин? – спросила нянюшка, пожирая глазами приближающихся тварей.

Игорь почесал затылок.

– Ну, думайт, этот вампир будейт потом меньше болеть.

Стук в ворота снова разнесся по замку. Несколько вампиров крадучись пересекли двор.

Нянюшка заметила, как за искореженной створкой мелькнул какой‑ то свет и внутри ее сразу сработал некий рефлекс. Когда вампиры приблизились к воротам, она схватила Игоря за шиворот и прижала к каменным плитам.

Арка взорвалась, камни и доски разлетелись во все стороны от непрерывно расширявшегося, ослепительного огненного шара. Вампиры едва успели отчаянно завопить, как пламя поглотило их и унесло.

Когда свет стал менее ярким, нянюшка осторожно выглянула во двор.

Над разбитой аркой парила птица размерами с дом и с крыльями шире замка.

* * *

Всемогучий Овес поднялся на карачки. Жаркое пламя бушевало вокруг, и грохот стоял неимоверный. Его кожа уже должна была обуглиться, но вопреки здравому смыслу пламя для него было не более смертоносным, чем горячий пустынный ветер. В воздухе пахло камфарой и специями.

Он поднял глаза. Языки пламени окутывали матушку Ветровоск, но выглядели странно прозрачными, не совсем реальными. По ее платью пробегали зеленоватые и золотистые искорки. Огонь обнимал матушку, терзал ее одежду.

Ведьма посмотрела на Овса сверху вниз.

– Сейчас ты находишься в крыльях феникса, господин Овес, – крикнула она сквозь шум. – И не горишь.

– Но как…

– Ты ведь ученый! Самцы любят покрасоваться, верно?

– Самцы? Так это самец феникса?

– Да!

Птица взлетела. Вернее, взлетело огромное пламя в форме птицы, внутри которого, похожий на голову кометы, был едва заметен силуэт настоящего феникса. «Но какой из этих двоих настоящий? …» – хмыкнул он про себя.

Птица взлетела на башню. Быстро смолкший крик сообщил о том, что кто‑ то из вампиров был недостаточно проворен.

– А он сам себя не сожжет? – слабым голосом спросил Овес.

– Вряд ли, – ответила матушка, перешагивая через обломки ворот. – Иначе какой смысл?

– Значит, это волшебный огонь…

– Говорят, от тебя одного зависит, сгоришь ты в нем или нет, – пояснила матушка. – Я часто наблюдала за фениксами, когда была еще девочкой. А узнала об их существовании от своей бабки. В особо морозные ночи можно было видеть, как они, зеленоватые и золотистые, танцуют в небе над Пупом…

– Ты, наверное, имеешь в виду центральное сияние, – постаравшись придать себе ученый вид, сказал Овес. – Но на самом деле причиной его возникновения являются магические частицы, ударяющие по…

– Я не знаю причин его возникновения, – перебила матушка, – но в небе танцевали фениксы. – Она протянула ему руку. – Давай обопрись на меня.

– Ты боишься, что я вот‑ вот упаду? – спросил Овес, не спуская глаз с горящей птицы.

– Именно.

Когда она оперлась на его руку, птица откинула голову и громко закричала на небо.

– А я считал ее аллегорическим существом, – сказал священнослужитель.

– Что ж… Аллегории тоже хотят жить, – усмехнулась матушка Ветровоск.

Вампиры не относятся к коллективным существам. Такие черты, как сотрудничество и взаимовыручка, противоречат самой их природе. Любой другой вампир – это соперник, претендующий на твою пищу. На самом деле идеальной для вампира является ситуация, когда все остальные вампиры уничтожены и практически никто не верит в твое существование. Вампиры склонны помогать друг другу ровно настолько же, насколько к этому склонны акулы.

Упыри абсолютно такие же. Разница лишь в терминологии.

Остатки клана спешили по коридору к заманчиво приоткрытой двери.

Ведро с коктейлем вод, освященных Рыцарем Оффлера, первосвященником Ио и человеком настолько святым, что он не стригся и не мылся целых семьдесят лет, упало на первых двух вампиров, имевших неосторожность войти в дверь.

Самого графа и членов его семьи не было в числе беглецов. Семейство Сорокула тихонько свернуло и улизнуло в боковую башню. А зачем еще нужны подчиненные, как не затем, чтобы первыми входить во всякие подозрительные двери?

– Нет, пап, ну как ты мог… – начала было Лакримоза и, к своему немалому удивлению, тут же получила от отца увесистую затрещину.

– Нам всем надо соблюдать спокойствие, – сказал граф. – Для паники нет причин.

– Ты ударил меня!

– И получил от этого большое удовольствие, – признал граф. – Только внимательность и осторожность могут нас спасти. Именно благодаря им мы выживем.

– Ничего не получается! – закричала Лакримоза. – Я – вампир! Я должна жаждать крови! А я мечтаю о чашке чая с тремя кусочками какого‑ то сахара, хотя даже понятия не имею, что это такое! Неужели ты не понимаешь, эта старуха что‑ то с нами сотворила?!

– Это невозможно, – возразил граф. – Для человека она весьма проницательна, но вряд ли она могла проникнуть в твою голову или мою…

– Но ты даже разговариваешь, как она! – закричала Лакримоза.

– Не теряй присутствия духа, дорогая, – сказал граф. – Помни: то, что не убивает, делает нас сильнее.

– А то, что убивает, делает нас мертвыми! – огрызнулась Лакримоза. – Ты же видел, что случилось с другими! Ты и сам обжег себе пальцы!

– На краткий миг утратил сосредоточенность, – кивнул граф. – Старая ведьма не представляет угрозы. Она – вампир. И подчиняется нам. Очень скоро она посмотрит на мир другими глазами…