Терри Пратчетт 10 страница

– Ты начал рассказывать про легковоспламеняемых коров, – подсказал Думминг.

– Ах да. Еще одна замечательная идея, из которой ничего не вышло. Я просто подумал, что если взять, к примеру, кусок дуба, известный своей горючестью, и соединить его с куском коровы, известной своей сыростью, тем самым можно решить кучу проблем. Но в результате я получил весьма странный куст, который производил крайне неприятные звуки вкупе с кислым молоком. И все же ПРИНЦИП был правильный. А поскольку мои последователи к этому моменту либо погибли, либо переселились в соседнюю долину, я решил: а не пошло бы все в преисподнюю, вникну‑ ка я в это дело по‑ настоящему, только на сей раз сделаю все разумно. – Божье лицо немного просветлело. – Вообще, если расщепить на очень маленькие частички даже самую обыкновенную корову, получаются поразительные вещи.

– К примеру, суп, – уточнил Чудакулли.

– В общем и целом все вокруг не более чем набор инструкций, – продолжал бог, не слушая его.

– Как я всегда и утверждал! – воскликнул Думминг.

– В самом деле? – Бог внимательно посмотрел нанего. – Что ж… вот так все и началось. Я подумал: а вот было бы интересно создать существо, которое в случае необходимости будет быстро изменять свои инструкции…

– Ты про эволюцию? – спросил Думминг Тупс.

– Про эволюцию? – Бог на мгновение задумался. – Так вы называете «изменения с течением времени»? Что ж, название неплохое. Эволюция… Да, пожалуй, именно эволюцией я и занимаюсь. К сожалению, пока не больно‑ то получается.

Рядом с ним раздался хлопок. Растение принесло плод. Кожура лопнула, и из‑ под нее, сложенный в форме хризантемки, показался белоснежный носовой платок.

– Видите? – сказал бог. – Вот против таких вещей я и возражаю. От них за версту несет ЭГОИЗМОМ.

Рассеянно сорвав платок, он высморкался в него, скомкал и бросил на землю.

– Прошу прощения за лодку, – продолжил он. – Я слегка торопился. Не хотел, чтобы вы тут все перевернули с ног на голову, а во всякие божьи кары я не верю. Но вы и сами хотели покинуть остров, вот я и решил помочь вам поскорее осуществить свое желание. Думаю, учитывая обстоятельства, я сделал свою работу неплохо. Новую землю лодка должна найти автоматически. В общем, хорошего плавания, приятно было познакомиться.

– Нас эта обнаженная дама на носу слегка отвлекла, – объяснил Чудакулли.

– Обнаженная… кто? – Бог посмотрел в сторону корабля. – Эти глаза плохо настраиваются… О, ну да. Фигура. Опять этот проклятый морфорезонанс… Да все уже, ХВАТИТ!

Носовоплаточное растение принесло еще один плод. Глаза бога превратились в щелочки. Вытянув палец в направлении цветка, бог испепелил непокорное растение.

Волшебники как один попятились.

– Стоит на минутку расслабиться, как дисциплина летит ко всем чертям! – воскликнул бог. – Они так и жаждут угодить! Ума не приложу почему!

– Прошу прощения, я правильно тебя понял? – осторожно спросил Думминг. – Так ты – БОГ ЭВОЛЮЦИИ?

– Э‑ э… а что в этом такого? – встревоженно осведомился бог.

– Но на эволюционный процесс уходят тысячи, а то и миллионы лет!

– Неужели? А я всего лишь пару годков как начал! Ты хочешь сказать, не я один этим занимаюсь?

– Боюсь, что так, – подтвердил Думминг. – Люди разводят собак, выбирая самых злобных, пытаются вывести лошадей порезвее, и есть множество других примеров…

– И мосты тоже иногда разводят, а‑ ха‑ ха, – добавил Чудакулли.

– В самом деле? – Похоже, бог эволюции шуток не понимал. – Чтобы вывести мост подлиннее? И зачем? Впрочем, век живи, век учись.

Аркканцлер подмигнул Думмингу Тупсу. Чувство юмора у богов частенько хромает, но у этого божества с юмором было даже хуже, чем у Чудакулли.

– Но мы сейчас в далеком прошлом, господин Тупс, – сказал он. – Никто никого еще не разводит УЖЕ.

– О. Да, – отозвался Думминг.

– И потом, один бог эволюции хорошо, а два лучше! – добавил Чудакулли. – И интереснее. Победит тот, у которого лучше получится.

Бог смотрел на Чудакулли с открытым ртом. Потом он закрыл рот, но не до конца, а ровно настолько, чтобы беззвучно повторить слова Чудакулли, затем божество щелкнуло пальцами и исчезло в облачке белых огней.

– Ну вот, вы двое его доконали, – укоризненно произнес профессор современного руносложения.

– Значит, будете сегодня без торта! – воскликнул казначей.

– Я всего лишь сказал, что победит тот, у кого лучше получится, – пожал плечами Чудакулли.

– Должен заметить, вид у него был вовсе не расстроенный, – произнес Думминг. – Скорее он выглядел как человек, вернее бог, который внезапно что‑ то понял.

Чудакулли бросил взгляд на небольшую гору, возвышающуюся посредине острова, и, по‑ видимому, пришел к какому‑ то решению.

– Что ж, пора отчаливать, – сказал он. – Разгадку странности острова мы нашли. Тут экспериментирует слегка недалекий бог. Лично меня такое объяснение вполне устраивает.

– Но, аркканцлер… – начал Думминг.

– А видите вон ту лозу, рядом с главным философом? – указал декан. – Она появилась минут десять назад, не больше.

Лоза походила на огуречную, но плоды на ней были желтого цвета.

– Господин Тупс, дай‑ ка сюда свой перочинный ножик, – велел Чудакулли.

Аркканцлер ловко рассек один из плодов напополам. Тот еще не совсем созрел, но желто‑ розовые клеточки, окруженные чем‑ то липким и сладким, уже были видны.

– Но ведь прошло всего десять минут, как я подумал о чем‑ то подобном! – воскликнул главный философ.

– По‑ моему, все очень логично, – сказал Чудакулли. – Есть мы, волшебники, существа, которые недвусмысленно выражают желание покинуть этот остров… И что мы возьмем с собой в плавание?

– Еду? – предположил Думминг. – Но ведь…

– Совершенно верно! Будь я каким‑ нибудь овощем, я бы тоже постарался тут пригодиться. Иначе так и останешься висеть на этом острове, соревноваться с другими, кто крупнее семена выведет. Прочь страхи! Кругом полно конкурентов, и они не дремлют! Нет, действовать надо немедленно. Представилась возможность – хватай ее! Кто знает, когда приплывет следующая лодка, может, лет через сто!

– А то и через тысячу, – поддержал декан.

– Или того дольше, – согласился Чудакулли. – Выживание шустрейшего – вот как это называется. Так что, господа, предлагаю грузиться и отчаливать.

– Что, вот так просто? – недоверчиво переспросил Думминг.

– Ну конечно. А что тут такого?

– Но… но… мы столько всего могли бы здесь узнать! – воскликнул Думминг. – От разворачивающихся перспектив просто захватывает дух! Наконец‑ то появился трезвомыслящий бог! Наконец‑ то появилась возможность получить ответы на многие важные вопросы! Мы могли бы… мы можем… Послушайте, нельзя просто так взять и уплыть отсюда. В конце концов… волшебники мы или нет?

Он вдруг почувствовал, что внимание коллег сосредоточилось только на нем, на нем одном, а волшебники своим вниманием не разбрасываются. Когда волшебник тебя слушает, это вовсе не означает, что он тебя слушает, – скорее всего, он обдумывает собственный ответ.

Но в следующий миг чары развеялись. Главный философ покачал головой.

– Интересная мысль, – похвалил он и повернулся к другим волшебникам. – Так это… голосую за то, чтобы взять на борт побольше этих… пирожных.

– Хорошее материальное обеспечение – залог успеха экспедиции, – одобрил декан. – И судно довольно вместительное, так что можно смело грузить сколько хотим.

Ухватившись за свисающий с борта усик, Чудакулли перевалился внутрь лодки. Поднявшись, он принюхался.

– Отдает тыквой, – сказал он. – Всегда любил тыквы. Очень УСВОЯЕМЫЙ овощ.

Думминг прикрыл глаза руками.

– Неужели? – простонал он. – Неужели волшебники Незримого Университета всерьез рассматривают эту перспективу – отправиться в путь на съедобном корабле?

– Хочешь – жарь, хочешь – вари, прекрасная основа для супа и, разумеется, отличная начинка для пирогов, – жизнерадостно продолжал аркканцлер. – А семечки – прекрасная закуска.

– С маслом особенно хороши, – сообщил заведующий кафедрой беспредметных изысканий. – Может, тут где‑ нибудь найдется и масляное дерево?

– Скоро будет, – тоном специалиста заверил его декан. – Ты нам не поможешь забраться, аркканцлер?

И тут Тупс взорвался.

– Не могу поверить своим глазам! – выкрикнул он. – Вы отворачиваетесь от поразительной, богом данной возможности!..

– Совершенно верно, господин Тупс, – отозвался сверху Чудакулли. – Не хочу никого обижать, но, если выбирать между путешествием по соленым волнам и пребыванием на островке, где кто‑ то занимается экспериментами по созданию горючей коровы, уж лучше я запишусь в морские волки.

– Это кормовая палуба? – подал голос декан.

– Надеюсь, нет, – отозвался Чудакулли. – Видишь ли, Тупс…

– Ты уверен? – гнул свое декан.

– Уверен. Так вот, ВИДИШЬ ЛИ, Тупс, когда ты немного наберешься жизненного опыта, то наверняка согласишься со мной: нет ничего более опасного, чем бог, у которого куча свободного времени…

– Если не считать разъяренной медведицы, – вставил главный философ.

– Боги куда опаснее.

– Вблизи – ничуточки.

– Все должно быть четко определено с самого начала. Где мы будем кормиться? На какой палубе?

Думминг в отчаянии покачал головой. Иногда его желание и дальше продвигаться по лестнице волшебной карьеры существенно ослабевало – особенно когда он своими глазами видел, что ждет его на вершине.

– Просто… просто не знаю, что сказать, – выдавил он. – Честно говоря, я ошеломлен.

– Отлично, юноша. Почему бы тебе в таком случае не сбегать вон к тем пальмам за бананами? Зеленые хранятся дольше. И не надо делать такое лицо. Что же до богов, я предпочитают тип «я‑ тебя‑ породил‑ я‑ тебя‑ и‑ убью». Во всяком случае, с ними знаешь, как общаться и о чем разговаривать.

– Они, так сказать, ближе к народу, – уточнил декан.

– Именно.

– Можете упрекнуть меня в излишней придирчивости, – вступил в разговор заведующий кафедрой беспредметных изысканий, – но я предпочитаю держаться подальше от богов, которым в любой момент может взбрести в голову, что с тремя ногами я стану бегать быстрее.

– Полностью разделяю твое мнение. Что‑ то не так, Тупс? А, он уже ушел. Ничего, скоро вернется. И… декан?

– Да, аркканцлер?

– Сильно подозреваю, что ты сейчас придумываешь назначение задней палубе. Так вот, уволь меня от шуток на сей счет.

– Эй, друг, ты там как?

Наверное, никто раньше не был так счастлив явлению Крокодила Крокодила.

Ринсвинд позволил себя усадить, после чего с удивлением обнаружил, что его рука не посинела и не распухла до невероятных размеров.

– Проклятый кенгуру… – пробормотал он, отмахиваясь от вездесущих мух.

– Какой кенгуру, друг?

Крокодил помог Ринсвинду подняться на ноги я повел его обратно к трактиру.

Ринсвинд огляделся. Кругом были лишь привычные составляющие местной декорации: сухие кусты, красная земля и миллионы зудящих мух.

– С которым я только что разговаривал.

– Я выглянул на крыльфо и увидел, как ты прыгаефь фловно фумаффедфий и вопифь, – покачал головой Крокодил. – Никакого кенгуру фдефь не было.

– Наверное, это ВОЛШЕБНЫЙ кенгуру, – утомленно отозвался Ринсвинд.

– А‑ а, волфебный, ну что ф, волфебный так волфебный, – отозвался Крокодил. – Пофалуй, дам‑ ка я тебе лекарфтва, друг, оно помогает, когда переберефь пива.

– Какого лекарства?

– Ефе пива.

– А сколько я выпил вчера?

– Пинт двадфать.

– Не валяй дурака, столько пива никому НЕ УДЕРЖАТЬ!

– А ты его офобо и не дерфал, друг. Но будь фпок! Нафтояфий муфик никогда не дерфитфя фа фвое пиво.

В зловонной яме Ринсвиндова мозга началась вторая серия хроники событий. Ринсвинда передернуло.

– Я что… пел? – с опаской спросил он.

– Не то флово. Ты вфе покафывал на плакат ф «Пивом Ру» и пел… – Крокодил пожевал гигантскими челюстями, вспоминая. – «Только ф кенгуру выфел облом». Чертовфки хорофая пефня!

– А потом?

– Потом ты проиграл все фвои деньги в «брофь монетку». Файка Дагги ободрала тебя как липку.

– Это когда… я… кажется, там были две монеты, и тот тип подбрасывал их, и надо было… надо было угадать, какой стороной они упадут?

– Точно. А ты вфе фтавил на то, что они фовфем не упадут. Клялфя, что рано или пофдно это проифойдет. Фато против тебя делали неплохие фтавки.

– И я проиграл все, что мне дал Безумный?

– Точняк.

– А чем же я тогда расплачивался за пиво?

– О, клиенты в очередь фтояли, чтобы тебя угофтить. Говорили, ты лучфе, чем фкачки на кенгуру.

– А потом я… Там было еще что‑ то с овцой… – На лице Ринсвинда отразился ужас. – О нет, только не это…

– Точняк, друг. Ты фкафал: «Эй вы, пьянчуги, бьюфь об факлад, что пофтригу эту овфу! На что фпорим, пофтригу как милую и ф фавяфанными глафами, а потом ваф вфех пофтригу, будь фпок, вфтановитефь в очередь, фаднифы…»

– И что? После этого меня побили?

– Что ты, друг, ты фтал гвофдем программы! Вфе только обрадовалифь, офобенно когда ты пофтавил пятьфот кальмаров, что в умении фтричь переплюнефь лучфего мефтного фтригаля.

– Но я не мог! Я вообще никогда не спорю на деньги!

– Фато я фпорю, и не будь ты таким уверенным в фебе, я бы на тебя и двухпенфовика не пофтавил, Ринфо.

– Ринсо? – слабым голосом переспросил Ринсвинд. Он посмотрел на стакан из‑ под пива, который до сих пор сжимал в руке. – Что вообще ты в это пиво подмешиваешь?

– Твой друг Бефумный клялфя, что ты такой великий волфебник, что фтоит тебе ткнуть в кого пальфем, как тот фрафу фамертво падает, – сообщил Крокодил. – Я бы не прочь на такое вфглянуть.

Ринсвинд в отчаянии зашарил взглядом по стенам. В глаза бросился очередной плакат с «Пивом Ру». На нем были все те же дурацкие местные деревья и безводная красная почва, вот только…

– Эй!

– Что такое, друг? – откликнулся Крокодил.

– А где кенгуру? – просипел Ринсвинд.

– Какой кенгуру?

– Вчера на этом плакате был кенгуру…

Крокодил уставился на плакат.

– Я больфе по фапаху ориентируюфь, – наконец признался он. – Но долфен ф тобой фоглафиться. Фудя по фапаху, кенгуру там нет.

– Здесь происходят очень странные события, – покачал головой Ринсвинд. – И само это место очень странное.

– У нас дафе опера ефть, – похвастался Крокодил. – Мы тут вфе окультуренные.

– Опера? Это когда, чтобы сказать, как тебе плохо, нужно использовать не меньше девяноста трех слов?

– Ага, мы это… того, любим вырафатьфя.

– Неужели я поставил пятьсот… Пятьсот чего я поставил?

– Кальмаров.

– …Кальмаров, которых у меня нет и не было?

– Точняк.

– И если бы я проиграл, меня бы убили?

– Будь фпок.

– Слушай, а других слов вы что, не зна…

Взгляд Ринсвинда опять упал на плакат.

– Кенгуру вернулся!

Крокодил неуклюже развернулся, подошел к плакату и принюхался.

– Вофмофно, – с осторожностью подтвердил он.

– Только смотрит не в ту сторону!

– Ну, ну, не принимай это блифко к фердфу, – произнес Крокодил Ганди, очевидно желая успокоить Ринсвинда.

Ринсвинд вздрогнул.

– Ты прав, – сказал он. – Наверное, эта жара, эти вечные мухи совсем меня доконали. Ну, точно, они.

Ганди налил ему еще пива.

– Выпей, пиво помогает от перегрева, – сказал он. – Вот рафве что ф мухами оно ничего не мофет поделать.

Ринсвинд начал было кивать и вдруг застыл. Снял шляпу и критически ее осмотрел. Потом помахал рукой перед лицом, вспугнув пару‑ тройку мух. Наконец, задумчиво уставился на батарею бутылок.

– У тебя веревочки не найдется? – спросил он.

После серии неудачных экспериментов и легкого сотрясения мозга Ганди предложил переключиться на пробки.

Сундук заблудился. Раньше он мог сориентироваться в любой точке времени и пространства, но сейчас… Сейчас это было все равно что идти одновременно по двум дорогам, ведущим в противоположные стороны, и это было выше его сил. Сундук знал, что провел под землей очень долгое время, – но вместе с тем был уверен, что провел там не больше пяти минут.

Мозгом как таковым Сундук не обладал, хотя у стороннего наблюдателя могло сложиться иное впечатление. Но Сундук не думал, а реагировал (порой весьма разнообразно) на изменения в окружающей среде. Как и большинство высокоразумных созданий, он все время искал, кого бы пнуть.

В данную минуту Сундук ковылял по пыльной дороге, периодически, хоть и без особого энтузиазма хлопая крышкой на мух. Опаловая облицовка Сундука блестела на солнце.

– Вввааууу! Что за ЛАПОЧКА! Эй, мальчики, ну‑ ка, за ним!

Сундук не обратил внимания на ярко размалеванную повозку. Поравнявшись с ним, повозка остановилась. Каким‑ то уровнем своей деревянности он, вероятно, ощутил, что из повозки вышли люди и стали разглядывать его. Но он не стал противиться, когда они, придя к некоему решению, принялись грузить его на повозку. Сундук не знал, куда ему следует направляться, а поскольку повозка ехала тоже неизвестно куда, с его стороны вполне логично было «подумать»: кто знает, быть может, она доставит его прямиком куда надо…

Будучи водруженным на повозку, Сундук сначала выждал положенное время, а потом осмотрелся. Вокруг теснились другие сундуки, сундучки и сумки, и это успокаивало. После целых пяти минут миллионолетнего пребывания под землей времяпрепровождение в таком обществе казалось весьма приятным.

Сундук не стал противиться даже тогда, когда кто‑ то открыл ему крышку и набил его доверху обувью. Обувью весьма необычной, как отметил про себя Сундук, с интересными каблуками, изысканно украшенной где шелком, где блестками. Сразу становилось ясно, что эта обувь принадлежит женщине. Хорошо, подумал (или почувствовал, или отреагировал) Сундук. Дамы обычно ведут довольно‑ таки спокойную жизнь.

Фиолетовая, вся в красных цветах, повозка возобновила свой тряский путь по пустынной дороге. На задней стенке красовалась грубо намалеванная надпись: «Петуния, Королева Пустыни».

Ринсвинд пристально посмотрел на ножницы в руках у главного стригаля. На вид они были весьма острыми.

– А те известно, как мы поступаем с теми, кто сначала заключает пари, а потом прет на попятный? – поинтересовался Дагги, главарь банды.

– Э‑ э… но я ведь был пьян.

– Мы тоже. И чо?

Ринсвинд окинул взглядом овечий загон. Он, само собой, знал, как выглядят овцы, и не раз встречал их на своем жизненном пути, правда, как правило, на этих знаменательных встречах овцы присутствовали только частично и обрамленные какими‑ нибудь овощами. А еще в детстве у него был игрушечный ягненок. Но есть в овце что‑ то отталкивающее, какая‑ то запредельная пучеглазая безмозглость, отдающая отсыревшей шерстью и паникой. Во многих религиях превозносятся достоинства кротких, но Ринсвинд в это никогда не верил. Самая кроткая тварь порой может показать себя с очень мерзкой стороны.

Но вообще… овцы покрыты шерстью, а ножницы на вид довольно острые. Может, и получится? Внутренний радар сигнализировал, что неудачная попытка чревата несколько меньшими последствиями, чем отказ от таковой.

– А могу я произвести пробный постриг? – осведомился он.

Из загона вытащили овцу и швырнули на землю перед ним.

Ринсвинд улыбнулся Дагги как профессионал – профессионалу. Во всяком случае, попытался. Улыбаться Дагги было все равно что швыряться меренгами в огромную скалу.

– Гм‑ м… еще бы кресло и полотенце. А также зеркало и расческу, – сказал он.

Подозрения, которые испытывал Дагги, крепли с каждой секундой.

– Это еще чо? На кой тебе все это?

– Привык делать все как положено.

На задней стороне загона для стрижки овец, на выбеленных солнцем досках, невидимый никем, начал проступать силуэт кенгуру. А затем белые черточки поплыли по деревянной поверхности, будто перистое облачко по чистому небу. А потом начали преображаться…

Сам Ринсвинд очень давно не стригся, но общий порядок он знал.

– Так вы в этом году уже ездили в отпуск? – бойко клацая ножницами, любезно осведомился он.

– Мнннэээ‑ ээ‑ ээ!

– А как вам нравится сегодняшняя погода? – В отчаянной попытке завязать разговор Ринсвинд прибегнул к проверенной веками теме.

– Мнннэээ‑ ээ‑ ээ!

Овца даже не пыталась оказать сопротивление. Она была пожилая, и зубов у нее было куда меньше, чем ног, зато опыта хватало, и даже ее чрезвычайно неглубокий разум понимал: процесс стрижки должен осуществляться совсем не так. Стрижка должна быть краткой борьбой, после которой опять приходит свобода загона – но свобода обновленная, прохладная и со всех сторон проветриваемая. И на протяжении этого процесса не положено интересоваться овечьим мнением о погоде или осведомляться, как именно данная овца намерена провести выходные, – в особенности учитывая, что овца не знает и представить себе не может, ни что такое выходные, ни как их должным образом следует «проводить». А льющаяся в уши лавандовая вода – это уж совсем ни в какой загон не лезет.

Стригали наблюдали за происходящим молча. Народу собралось изрядно: никто в городке не хотел пропустить предстоящее зрелище. В глубине души все знали: тут будет о чем порассказать правнукам.

Ринсвинд отступил на пару шагов, критическим взглядом окинул свою работу, после чего предоставил овце возможность посмотреть в зеркало на свой затылок. Бедное создание, не выдержав этого испытания, заблеяло, невероятными усилиями подобрало расползающиеся ноги и что было мочи рвануло к загону.

– Эй, подожди, еще ж укладка! – крикнул Ринсвинд вслед.

Он спиной почувствовал устремленные на него взгляды стригалей. После некоторой паузы один обалдело произнес:

– И что, так стригут овец в твоейной стране?

– Гм‑ м… а ты как думаешь? – дипломатично отозвался Ринсвинд.

– Вроде как… медленновато.

– А надо быстрее?

– Ну, Дагги как‑ то остриг за час чуть ли не полсотни штук. А ты ж должен переплюнуть его. Да и к чему весь ентот выпендреж? Надо быстро: чик – спина! чик – перед! чик – голова! чик‑ чик – по бокам! И делов‑ то!

– До стрижки, – с тоской в голосе произнес один стригаль, – была такая красивая овца…

Внезапно со стороны овечьего загона донеслось громкое блеяние.

– Ну, Ринсо, ты готов к настоящему делу? – спросил Дагги.

– Боги милостивые, это еще что такое? – воскликнул кто‑ то из толпы.

Изгородь разнесло в мелкие щепки. В проломе возвышался баран. Стряхивая деревянные щепки с рогов, он тряс головой. Из ноздрей животного вырывался пар.

Когда Ринсвинд думал об овцах, в первую очередь ему в голову приходили воспоминания об остром или пряном соусе. Еще с понятием «овца» ассоциировались представления о типичных овечьих качествах, таких как овечья глупость или овечья кротость. Сейчас же перед ним возвышался баран, и у Ринсвинда внезапно возникли аналогии с… ТАРАНОМ. Баран грозно бил копытом в землю. Он был гораздо крупнее средней овцы. Он был таким огромным, что Ринсвинду даже показалось: этот баран заполнил собой все его будущее.

– Эй, у меня таких не было! – воскликнул хозяин стада.

Дагги вложил в свободную руку Ринсвинда свои ножницы и похлопал его по спине.

– Он твой, друг. – С этими словами Дагги осторожно попятился. – Ты как, готов продемонстрировать нам свое мастерство?

Ринсвинд посмотрел на свои ноги. Они не двигались. Они словно бы приросли к земле.

Баран, храпя и таращась на Ринсвинда налитым кровью зраком, неотвратимо приближался.

– Зыкински, – вдруг шепнул он, приблизившись на достаточно близкое расстояние. – Ты исполняй свою часть с ножницами, а остальное овцы возьмут на себя. Будь спок.

– ТЫ? – Ринсвинд бросил тревожный взгляд на зрителей, предусмотрительно удалившихся на безопасное расстояние.

– Ха, угадал. Ну чо, готов? Они будут повторять за мной. Они ведь овцы.

Шерсть падала дождем. Стригали смотрели.

– Такое нечасто увидишь, – сказал один другому. – Чтоб овца вот так стояла на голове…

– А какое «колесо» получилось, – заметил другой, попыхивая трубкой. – Для овцы совсем зыкинское.

А Ринсвинд знай себе стриг. Ножницы в его руках как будто обрели собственную жизнь. Овцы так и кидались под лезвия, словно торопясь получить удовольствие. Овечье руно завалило Ринсвинд а сначала по щиколотки, потом по колени, потом добралось до пояса… И вот уже ножницы лязгают в пустом воздухе, шипя и остывая.

На Ринсвинда с подозрением таращились несколько десятков ошалелых овец. И стригалей.

– Гм‑ м… так соревнование уже началось? – произнес он.

– Ты только что за две минуты остриг тридцать овец!

– Это хороший результат?

– Хороший? Постричь тридцать овец за две минуты?

– Что ж, извините, быстрее не могу.

Стригали сгрудились посовещаться. Ринсвинд поискал взглядом барана, но тот как сквозь землю провалился.

Через некоторое время стригали, по‑ видимому, пришли к какому‑ то решению. Очень осторожно они приблизились к Ринсвинду, причем выглядело это достаточно странно: вроде бы стригали старались держаться от него подальше, а вроде нужно было все‑ таки подойти…

Затем впереди всех оказался Дагги. Именно что оказался – его товарищи, не сговариваясь, исполнили хореографическую фигуру «разом шаг назад».

– Э‑ э… Здоровеньки! – нервно поприветствовал он.

Ринсвинд ответил благодушным взмахом руки, лишь посреди жеста поняв, что по‑ прежнему сжимает в пальцах ножницы. А вот Дагги, судя по всему, не забывал об этом факте ни на мгновение.

– Это… ну… у нас пятьсот кальмаров будет только после того, как нам заплатят за…

Ринсвинд слегка растерялся.

– Будь спок, – наконец сказал он, прибегнув к помощи любимого местного выражения, которое, похоже, могло означать что угодно.

– …Так что, это, если ты здеся еще немного побудешь…

– Вообще‑ то, я тороплюсь в Пугалоу.

Дагги, не выключая застывшей улыбки, отступил на несколько шагов, чтобы опять посовещаться с товарищами. Затем снова повернулся к Ринсвинду.

– …Ну, может, у нас получится кой‑ чо продать…

– Деньги меня, в сущности, не интересуют, – громко объявил Ринсвинд. – Лучше объясни мне, как попасть в Пугалоу. И будь спок.

– Тебе НЕ НАДОБНЫ деньги?

– Будь спок.

Стригали опять сбились в тесную кучку. До Ринсвинда донеслось хриплое: «…Избавляться от него прям щас! »

Дагги повернулся к Ринсвинду.

– У меня есть коняга, могу тебе его отдать, – предложил он. – Парочку кальмаров он точно стоит, а то и поболе.

– Будь спок.

– И тогда ты сможешь уехать…

– Точняк. Будь спок.

Ну что за поразительная фраза. Просто волшебная. После нее все сразу становится… немного лучше. Акула откусила тебе ногу? Будь спок. Обожгла медуза? Будь спок! Кто‑ то умер? Зыкински! Будь спок! Срабатывает всегда!

– Будь спок, – повторил он.

– Конь ваще стоящий. Надежный скакун, – гнул свое Дагги. – Такого и на скачках выставить не стыдно.

В толпе зафыркали.

– Будь спок? – уточнил Ринсвинд.

На какое‑ то мгновение лицо Дагги приняло такое выражение, словно он обдумывал, уж не больше ли пятисот кальмаров стоит его конь. Но Ринсвинд мечтательно пощелкал ножницами, и Дагги сразу принял решение.

– Одним словом, домчит тебя до Пугалоу, глазом не успеешь отморгнуть, – заверил он.

– Будь спок.

Пару минут спустя даже неспециалисту Ринсвинду стала ясна причина доносившихся из толпы смешков. Этот конь мог выиграть лишь те скачки, остальные участники которых были бы давно мертвы. И то никто никаких гарантий не давал. Конь был пегим, мосластым, с копытами размером с миску и, наверное, самым коротконогим из всех коней, когда‑ либо становившихся под седло. Упасть с этого скакуна можно было, лишь загодя вырыв в земле яму. Такие лошади Ринсвинду нравились.

– Будь спок. Зыкински, – сказал он. – Только… одна маленькая проблемка.

Он уронил ножницы. Стригали попятились.

Ринсвинд приблизился к загону и тщательно изучил землю, которая была дочерна истоптана овечьими копытами. Затем внимательно осмотрел заднюю стенку загона. На которой буквально на мгновение проявился образ кенгуру – проявился и снова пропал…

Некоторое время спустя стригали осторожно приблизились к Ринсвинду, который яростно лупил по выбеленным солнцем доскам и вопил: «Я знаю, знаю, что ты здесь! »

– Енто, того… у нас ваще енто деревом называется, – сообщил Дагги. – Де‑ ре‑ вом, – добавил он для особо тупых. – Из него делают стен‑ ки.

– Вы видели кенгуру? Он вошел прямо в эту стену! – возбужденно воскликнул Ринсвинд.

– Кого‑ кого, друг?

– Он еще и овца к тому же! – объяснил Ринсвинд. – То есть в жизни он кенгуру, но тот баран – это ведь был он!

Слушатели смущенно зашаркали ногами.

– Ты про енто, прыгающие по всей пустыне свитера? – наконец осведомился один из них.

– Про что? При чем тут шерстяные изделия?