Терри Пратчетт 7 страница

Дорога. Все дороги куда‑ то ведут. Рано или поздно они КУДА‑ ТО приводят. А там, куда они приводят, зачастую имеются стены, здания, пристани… лодки. И, как правило, наблюдается полное отсутствие говорящих кенгуру. Можно сказать, их отсутствие является отличительным признаком цивилизации.

Не то чтобы Ринсвинд был ПРОТИВ спасения мира – или той его части, которая сейчас нуждалась в спасении. Просто он всегда считал, что в его помощи мир нуждается меньше всего.

Куда же пойти? Выбрав направление наугад, Ринсвинд двинулся по дороге. Через некоторое время взошло солнце.

Вдалеке показался клуб пыли. Исполненный надежд, Ринсвинд сошел на обочину и стал ждать.

Вскоре в перевернутом пылевом конусе показалась запряженная лошадьми карета. Лошади были черные. И карета тоже. И, судя по всем признакам, возница не намеревался снижать скорость.

Ринсвинд помахал шляпой пролетающим мимо лошадям.

Некоторое время спустя пыль осела. Ринсвинд поднялся на ноги и, спотыкаясь, двинулся через кусты по направлению к остановившейся карете. Лошади наградили его подозрительными взглядами.

Карета оказалась не такой уж большой, чтобы запрягать в нее целую восьмерку лошадей. Однако и карета, и лошади были увешаны таким количеством дерева, кожи и железа, что бедным животным, по‑ видимому, приходилось нелегко. Куда ни ткни, отовсюду торчали всевозможных размеров шипы.

И поводья тянулись не к сиденью возницы, но уходили через специальные отверстия внутрь передка кареты, щедро крытого теми же деревом и железом. Там были и обломки железной печки, и сплющенные латы, и крышки от кастрюль, и жестяные банки – все это было спрессовано и прибито к карете.

Из крыши, сразу над отверстиями для поводьев, торчал предмет, очень похожий на гнутую печную трубу. Вид у предмета был весьма бдительный.

– Гм‑ м… привет? – неуверенно начал Ринсвинд. – Прошу прощения, если испугал твоих лошадей…

Ответа не последовало. Тогда Ринсвинд вскарабкался на обитое железом колесо и оглядел крышу кареты. Там обнаружился открытый люк, словно бы приглашающий заглянуть внутрь.

Чего Ринсвинд делать не собирался. Темная голова, четко вырисовывающаяся на фоне ярко‑ синего неба, – цель лучше не придумаешь. Следующий этап – ваше бездыханное тело, элегантно валяющееся в придорожной пыли.

За спиной у него треснула сухая веточка.

Вздохнув, Ринсвинд принялся спускаться, изо всех сил стараясь не оглядываться.

– Полностью сдаюсь, – произнес он, поднимая руки.

– И правильно делашь, друг, – отозвался бесстрастный голос. – Это мой верный арбалет. А теперь покажи‑ ка нам свою рожу!

Ринсвинд медленно повернулся. Сзади никого не было.

Он опустил глаза.

Арбалетный болт был нацелен почти вертикально вверх, угрожая пронзить ему нос, если тетива ненароком будет спущена.

– Ты гном? – удивился Ринсвинд.

– Ты что‑ то имеешь против гномов, друг?

– Кто? Я? Да никогда! Можно сказать, гномы мне лучшие друзья. Если бы у меня вообще были друзья. Гм‑ м. Я – Ринсвинд.

– Неужто? А я, знаешь ли, очень вспыльчивый, – фыркнул гном. – И поэтому меня зовут Безумным.

– Просто Безумным? Весьма… необычное имя.

– А это и не имя вовсе.

Ринсвинд пригляделся к собеседнику. Относительно принадлежности последнего к гномьему племени сомнений не возникало. Хоть он и не носил ни традиционной бороды, ни железного шлема, были другие признаки, которые безошибочно выдавали в нем гнома. Подбородок, словно созданный для дробления орехов, застывшее на лице выражение вечной свирепости и некая ядроголовость, заставляющая предположить, что обладатель таковой головы без малейших колебаний будет таранить ею все стоящие на пути стены. Ну и, разумеется, самая последняя, наиболее верная примета тоже наличествовала: макушка собеседника располагалась где‑ то на уровне Ринсвиндова живота. Кожаные куртка и штаны Безумного, как и карета, были сплошь покрыты железными заклепками. Там, где заклепок не было, висели средства индивидуального и массового поражения.

Кстати о друзьях. Существует множество причин, по которым начинаешь с кем‑ то дружить. Наставленное на тебя крайне смертоносное оружие принадлежит к числу четырех самых главных.

– Значит, описание, – поспешил поправиться Ринсвинд. – Хорошее описание. И запомнить легко.

Склонив голову набок, гном как будто прислушался к чему‑ то.

– Проклятье, меня догоняют. – Он перевел взгляд на Ринсвинда. – Из арбалета стрелять умешь?

Его тон недвусмысленно давал понять, что отрицательный ответ – это верный способ подхватить опасное и очень острое заболевание носовых пазух.

– А как же!

– Тогда лезь в карету. Знашь, я по этой дороге много лет катаюсь, и до сих пор еще никто не пробовал меня тормознуть.

– Почему бы это? – пробормотал Ринсвинд. Внутри кареты было тесновато – большую часть пространства занимало все то же оружие. Безумный оттолкнул Ринсвинда в сторону, схватился за поводья, глянул в печную трубу – перископ и хлестнул лошадей.

По колесам заскребли ветки кустарника. Лошади вытащили карету на дорогу и начали набирать скорость.

– Красавицы, правда? – Безумный повернулся вполоборота к Ринсвинду. – Хоть и в доспехах, а уделают кого угодно.

– Да уж, карета… НЕОБЫЧНАЯ.

– Ну, сначала она была не такая, пришлось сфордыбачить пару‑ тройку изменений. – Безумный зловеще ухмыльнулся. – Ты ведь, друг, волшебник?

– Э‑ э, в широком смысле этого слова.

– И хороший волшебник? – Безумный принялся заряжать очередной арбалет.

Ринсвинд замялся.

– Нет.

– Тебе повезло. Окажись ты настоящим волшебником, я бы пришил тебя на месте. Терпеть не могу волшебников. Чертовы рукодрыжники.

Ухватившись за рычаги, он повертел печную трубу в разные стороны.

– Вона они, – процедил он.

Ринсвинд заглянул через голову Безумного. На изгибе трубы размещалось зеркальце, в котором был виден участок дороги сзади, а также несколько точек, окутанных облаком красной пыли.

– Дорожная банда, – объяснил Безумный. – Охотятся за моим грузом. Тащат все, что увидят. Все гады – гады, но некоторые гады – настоящие гады. – Наклонившись, он вытащил из‑ под сиденья несколько сумок, которые обычно надевались на лошадей. – Значит, так: ты отправляешься с парой арбалетов наверх, а я тут налажу супертягу.

– Как? Ты хочешь, чтобы я СТРЕЛЯЛ в людей?

– А ты хочешь, чтобы в людей стрелял я? – парировал Безумный, вталкивая Ринсвинда на лестницу.

Ринсвинд выполз на крышу. Карета раскачивалась и подпрыгивала на ухабах. Он чуть не задохнулся от красной пыли, а ветер так и норовил надеть балахон Ринсвинду на голову.

Ринсвинд ненавидел оружие – и не только потому, что из этого самого оружия зачастую целились в него. Но когда вооружен ты сам, это еще хуже. Когда человек боится, что ты можешь в него выстрелить, то стреляет без колебаний. С безоружным противником он, по крайней мере, может поговорить, хотя следует признать, что по большей части это фразы типа: «Ни за что не догадаешься, что мы сейчас с тобой сделаем». Но на произнесение любой фразы требуется ВРЕМЯ. Несколько секунд – это очень много, если ими правильно распорядиться, и уж кто‑ кто, а Ринсвинд умел найти им применение.

Далекие точки немного приблизились и оказались повозками, в конструкции которых упор был сделан не столько на грузоподъемность, сколько на быстроту перемещения. Некоторые – четырехколесные, другие – двухколесные… А одна была и вовсе… одноколесной, с крохотным сиденьем наверху. Внешний вид ее возницы наводил на мысль, что одежду он приобрел, облазав все металлоломные свалки Плоского мира, ну а где фрагменты одеяний не подошли друг к другу, заткнул дыры перьями, воспользовавшись услугами первой подвернувшейся под руку курицы.

Впрочем, та курица, что тащила его колесо, вряд ли дала бы себя в обиду. Эта птица была попросту огромной, больше Ринсвинда, и наполовину состояла из ног, а наполовину – из шеи. И мчалась она даже быстрее лошади.

– А это что за чудище? – прокричал Ринсвинд.

– Эму! – отозвался Безумный, к этому времени вылезший наружу и что‑ то подтягивающий в сбруе. – Очень вкусное мясо! Попробуй его подстрелить!

Карета подпрыгнула. Шляпа Ринсвинда, крутясь, улетела в придорожную пыль.

– Шляпа! Я потерял шляпу!

– Здорово! Где вообще ты такую чертовскую мерзость взял?

В железную пластину у самой ноги Ринсвинда ударилась стрела и, мерзко скрежетнув, отскочила.

– В меня стреляют!

Из облака пыли показалась грохочущая повозка. Сидящий рядом с возницей человек раскрутил над головой веревку и что‑ то метнул. Железный крюк вонзился прямо в щель между обшивающими карету пластинами и, резко дернув, сорвал одну из них, ту, что располагалась рядом со второй ногой Ринсвинда.

– И к тому же они… – начал было Ринсвинд.

– Ты тоже по ним стреляй, у тебя же есть арбалет! – проорал Безумный, балансирующий на спине у одной из лошадей. – И уцепись покрепче за что‑ нибудь! В любую минуту они…

До сих пор лошади шли галопом, но вдруг они сделали мощный рывок – настолько резкий, что Ринсвинда едва не сбросило с крыши. Колеса аж задымились. Пейзаж слился в одно размазанное облако.

– Что происходит?!

– Супертяга! – в восторге выкрикнул Безумный. Он едва не свалился под бешено работающие лошадиные копыта, но уже снова вскарабкался на карету. – Секретный рецепт! В общем, ты тут пуляйся, а я пойду порулю!

Из пылевого облака показался эму. За ним, лязгая, мчались другие повозки – те, что побыстрее. Стрела вонзилась в крышу кареты прямо у Ринсвинда между ног.

Ринсвинд мигом распластался на судорожно дергающейся крыше, выставил арбалет, закрыл глаза и спустил тетиву.

В полном соответствии с древними повествовательными законами арбалетная стрела отрикошетила от чьего‑ то шлема и угодила в сидящую на кусте неподалеку невинную птичку, чья роль в данном рассказе сводилась лишь к тому, чтобы с забавным писком брякнуться оземь.

Человек на колесе, запряженном эму, мчался уже совсем рядом, параллельно карете. Из‑ под знакомой шляпы с почти стершейся надписью «Валшебник» он широко ухмыльнулся Ринсвинду, выставив на обозрение заостренные зубы. «МАМА» – было выгравировано на передних четырех.

– Здоровеньки! – весело поприветствовал он. – Гоните груз, и я обещаю: мы вас убьем не сразу!

– Это моя шляпа! Верни мне мою шляпу!

– Так ты чертовский волшебник?

Человек приподнялся в седле, ловко балансируя на подпрыгивающем колесе, и помахал руками над головой.

– Эй, мужики, гля сюда! Я теперь волшебник! Магия, магия, шмагия!

Очень тяжелая стрела с привязанной к ней веревкой врезалась в задник кареты и там накрепко застряла. Разбойники приветствовали это попадание восторженными воплями.

– Отдай шляпу, или тебе не поздоровится!

– Это тебе, друг, ща не поздоровится. – Возница эму нацелил на Ринсвинда арбалет. – Слуш, а почему б тебе не превратить меня в како‑ нибудь чудище? О‑ о, я так бою…

Внезапно он позеленел. Отшатнулся назад. Выпущенная им стрела попала в возницу, восседавшего на соседней повозке, которая, завиляв, врезалась в третью повозку, которая налетела на верблюда. В результате образовалась куча мала, которая, по причине отсутствия у повозок тормозов, стала расти буквально на глазах. Периодически из кучи вылетали люди, подбрасываемые верблюжьими копытами.

Ринсвинд, прикрыв голову руками, выждал, пока последняя повозка, едва избегнув общей участи, не укатилась прочь, после чего неверным шагом двинулся по раскачивающейся крыше к висящему на поводьях Безумному.

– Пожалуй, уже можно остановиться, господин Безумный.

– Да? Чо, всех уложил?

– Гм‑ м… Не то чтобы всех. Некоторым удалось скрыться.

– Ты чо, прикалываешься? – Гном оглянулся. – Ты не мог этого сделать! Штоб меня завалило! Ну‑ ка, дергани за тот рычаг, да посильнее!

Он махнул в сторону длинного железного прута. Ринсвинд послушно дернул. Натужно завизжали тормоза, останавливающие колеса кареты.

– А почему они вдруг так быстро понеслись?

– Смесь овса и змеиной лимфы! – прокричал сквозь оглушительный скрежет Безумный. – Лошади от этого рвут и мечут!

Еще минут пять карета каталась по кругу, пока лошади не израсходовали весь свой адреналин, после чего вернулась туда, где валялись искореженные повозки разбойников.

Безумный опять выругался.

– Что здесь произошло?

– И так будет со всяким, кто посмеет позариться на мою шляпу, – пробормотал Ринсвинд.

Гном спрыгнул на землю и пнул сломанное колесо.

– И это из‑ за какой‑ то шляпы? А если те, допустим, в глаз дадут, ты чо, всю округу разнесешь?

– Это была моя шляпа, – угрюмо отозвался Ринсвинд.

Он и сам не очень‑ то понимал, что, собственно, произошло. В магии он был, мягко скажем, не силен. Лучше всего у него получались проклятья типа: «Да попасть тебе хоть раз в жизни под проливной дождь и без зонта» или «Да потерять тебе что‑ нибудь совсем неценное, а потом долго‑ долго искать, тогда как оно будет лежать у тебя прямо под носом». Но чтобы вот так позеленеть… Он опустил глаза… Да еще с желтыми пятнами… Ничего подобного у него ни разу не получалось.

Безумный тем временем шарился по повозкам. Пару раз он подбирал валяющееся вокруг оружие, но тут же отбрасывал в сторону.

– Хошь верблюда? – предложил он.

Животное, подозрительно косясь на Ринсвинда, паслось неподалеку. Исполнив одну из ведущих ролей в случившемся повозкокрушении, сам верблюд выглядел целым, невредимым и вполне довольным жизнью.

– Я скорее оседлаю беконорезку.

– Уверен? Ну, смотри. Тады привяжи его к карете, за такого зверя в Приноситтераспивайтте нам отвалят хорошие бабки.

Повертев в руках кустарного изготовления арбалет и брезгливо рыкнув, Безумный швырнул оружие за спину. Но при взгляде на очередную повозку его лицо просияло.

– А‑ а! НАКОНЕЦ‑ ТО мы будем жарить‑ парить на угле! – воскликнул он. – Сегодня, друг, наш счастливый день!

– О. Целый мешок сена, – восхитился Ринсвинд.

– Ну‑ ка, поможь… – Безумный принялся возиться с задним бортом своей кареты.

– Но что такого особенного в сене?

Наконец борт откинулся. Задок кареты был битком набит сеном.

– Это вопрос жизни и смерти, друг. За стог сена тебя распорют вот отседова до самого завтрака. Человек без сена – это человек без коня, а в наших краях человек без коня – это трупак ходячий.

– Прости, не понял? Так вся эта заварушка случилась из‑ за какого‑ то сена?

Безумный заговорщицки пошевелил бровями.

– Плюс два мешка овса в тайном отсеке, друг. – Он хлопнул Ринсвинд а по спине. – Будь Спок! Я едва не принял тебя за какого‑ нибудь лживого, двуличного дронго! Чуть не вышвырнул тебя за поручни! А ты, оказывается, такой же псих, как и я!

Бывают моменты, когда на собственной разумности лучше не настаивать. Ринсвинд понял, что возражать Безумному было бы… абсолютным безумием. Хотя еще совсем недавно он, Ринсвинд, говорил с кенгуру и находил под камнями в пустыне сыр и пудинги. Бывают моменты, когда приходится посмотреть фактам в лицо, пусть даже это самое лицо показывает тебе язык.

– Ага. Ментальный я, – скромно откликнулся Ринсвинд.

– Парень что надо! Давай, грузим их оружие и жратву – и вперед!

– А зачем нам их оружие?

– Скинем за добрую цену.

– А с телами что будем делать?

– А ничо. За них и гроша ломаного не дадут.

Пока Безумный приколачивал к повозке трофейные железные предметы, Ринсвинд бочком придвинулся к зелено‑ желтому… и стремительно чернеющему… трупу и, подобрав валяющуюся рядом палку, осторожно поддел свою шляпу, которая по‑ прежнему была напялена на голове у покойника.

Вдруг, откуда ни возьмись, выпрыгнул маленький восьминогий шарик разгневанного черного меха и яростно вонзил свои жвала в палку, которая тут же задымилась. Очень осторожно опустив палку на землю, Ринсвинд схватил шляпу и бросился бежать.

Думминг вздохнул.

– Я и не думал оспаривать ваш авторитет, аркканцлер, – сказал он. – Просто мне кажется, что если гигантское чудовище прямо на ваших глазах эволюционирует в курицу, то следует задуматься: быть может, все‑ таки не стоит есть эту курицу?

Аркканцлер облизал пальцы.

– А как, по‑ твоему, следовало поступить?

– Ну, наверное… стоило изучить ее и…

– Вот мы ее и изучили, – вступил в разговор декан. – Произвели вскрытие.

– Вскрытие на местах, так сказать. – Заведующий кафедрой беспредметных изысканий сыто рыгнул. – Прошу прощения, госпожа Герпес. Не желаете ли еще гру… – Встретившись со стальным взглядом Чудакулли, он быстро поправился: – …Передней части курицы?

– И в результате мы обнаружили, что опасности для посещающих остров волшебников животное более не представляет, – заключил Чудакулли.

– Просто мне кажется, что должным образом проведенная исследовательская работа подразумевает нечто большее, нежели выяснение, а не растет ли где поблизости сосисочно‑ горчичный куст, – гнул свое Думминг. – Кстати, вы обратили внимание на скорость превращения?

– И что? – вопросил декан.

– Это ведь неестественно!

– По‑ моему, господин Тупс, именно ты совсем недавно убеждал нас, что превращение одних вещей в другие совершенно естественный процесс.

– Но не с такой же скоростью!

– А тебе откуда знать? Ты сам‑ то когда‑ нибудь эту свою эволюцию видел?

– Разумеется нет, ее невозможно уви…

– Значит, и говорить не о чем, – отрезал Чудакулли. – Кто знает, может быть, это и есть совершенно нормальная эволюционная скорость. Как я уже подмечал, все абсолютно логично. Ну какой смысл превращаться в птицу постепенно? Тут вырастить перо, там выпустить клюв… Более идиотского зрелища и не придумаешь. Ты только представь себе такую тварь, бродящую по лесу. – Волшебники подхалимажно захихикали. – А наше чудовище, вероятно, подумало: «Эй, да их тут слишком много. Превращусь‑ ка я лучше во что‑ нибудь, что им нравится».

– Не захотело с нами связываться, – поддакнул декан.

– Вполне разумная стратегия выживания, – завершил Чудакулли. – До определенного момента.

Думминг закатил глаза. Когда продумываешь идею в голове, все получается так красиво. Начитаешься всяких старых книжек, а потом сядешь и думаешь, думаешь, ЦЕЛЫМИ ДНЯМИ думаешь, пока не родится и не сложится, кирпичик к кирпичику, изящная теория. Но стоит поделиться своими выводами со старшими волшебниками, как тут же кто‑ нибудь из них – это уж как пить дать! – вылезет с совершенно ИДИОТСКИМ вопросом. И ответа на этот вопрос не будет. Ну разве можно работать в окружении столь ограниченных умов? Воскликни какой‑ нибудь бог: «Да будет свет! » – именно волшебники первым делом поинтересуются: «А зачем? Лично нам и в темноте неплохо живется».

Старые, заскорузлые умы, и в этом вся проблема. Думминг не особо держался за старые традиции. Ему было далеко за двадцать, но он уже занимал достаточно важный пост, а следовательно, представлял собой заманчивую мишень для амбициозного университетского молодняка. Вернее, представлял бы, если бы этот самый молодняк не просиживал целые ночи за Гексом, пока глаза не закипали.

Но в общем и целом карьера Думминга не интересовала. Он был бы абсолютно счастлив, если бы его всего‑ навсего ВЫСЛУШАЛИ, не прерывая замечаниями вроде: «Хорошая работа, господин Тупс, но однажды, давным‑ давно, мы это уже пробовали, и ничегошеньки не получилось», либо: «Денег под такое все равно не вышибить», либо, самое кошмарное: «Да уж, а вот в прошлые времена были вписать существительное, кстати, помните старика вписать прозвище, который скончался лет пятьдесят назад, Думминг, конечно, слишком молод и не может его помнить – так вот, уж он‑ то знал толк в вписать существительное. »

Мертвое университетское наследие тяжким грузом давило на плечи Думминга Тупса. А сверху этого наследия вдобавок взгромоздились ныне старшие волшебники. И пытались там подпрыгивать.

Они даже не пытались научиться ничему новому и помнили только одно: как славно было в старые добрые времена. Они спорили и ругались друг с другом, будто дети малые, и единственный, кто порой говорил хоть что‑ то осмысленное, – это орангутан‑ библиотекарь.

Думминг принялся свирепо ворошить палкой в костре.

Из веток волшебники соорудили для госпожи Герпес грубый, зато вполне благопристойный шалаш, куда домоправительница и удалилась, пожелав всем спокойной ночи и целомудренно прикрыв вход большими пальмовыми листьями.

– Очень достойная дама, эта госпожа Герпес, – одобрил Чудакулли. – Пожалуй, и я подремлю чуток.

С другой стороны костра уже доносилось чье‑ то сладкое похрапывание.

– Думаю, нам стоить выставить дежурного, – высказался Думминг.

– Отличная идея, – похвалил, удаляясь, Чудакулли.

Скрипнув зубами, Думминг повернулся к библиотекарю, который временно возвратился на землю двуногих. Орангутан, мрачно завернувшись в одеяло, смотрел на огонь.

– Пусть даже мы, так сказать, и не дома, надеюсь, хоть ты чувствуешь себя здесь как дома?

Библиотекарь отрицательно покачал головой.

– Кстати, в этом месте есть еще одна странность, которая меня беспокоит.

– У‑ ук?

– Древесина. Меня никто не слушает, но это важно. Мы сюда много чего натаскали для костра, и все это обычная древесина. Ты заметил? Ни тебе мусора, ни дырявых башмаков. Никаких следов цивилизации. Только… самая обычная древесина.

– У‑ ук?

– Из чего следует, что мы довольно далеко от судоходных путей… О нет… борись с собой, борись!

Библиотекарь отчаянно морщил нос.

– Быстро! Сосредоточься… У тебя есть руки, есть ноги! Не ножки, а именно ноги!

Библиотекарь с несчастным видом кивнул. И чихнул.

– А‑ ук? – произнес он, обретая наконец более или менее стабильную форму.

– Что ж, – удрученно отозвался Думминг. – По крайней мере, на этот раз ты превратился в нечто одушевленное. Хотя для пингвина ты несколько великоват. Видимо, твой организм все‑ таки борется, пытаясь перевоплощаться во все более близкие тебе формы.

– А‑ ук?

– Но вот что забавно: по‑ видимому, рыжая шерсть является доминантной чертой…

Библиотекарь наградил его суровым взглядом, отвернулся и, переваливаясь, отошел на несколько шагов, где снова уселся, повернувшись к Думмингу спиной.

Думминг осмотрелся по сторонам. Что ж, похоже, дежурить придется ему – хотя бы потому, что больше добровольцев не было. Ничего удивительного…

В листве деревьев порхали какие‑ то мелкие твари. Море фосфоресцировало. Звезды светили.

Он поднял глаза к небу. По крайней мере, оно никогда не подве…

И вдруг он увидел, что еще здесь неправильно.

– Аркканцлер!

«Ну, и давно ты обезумел? » Не самый лучший способ завести беседу… Как бы все‑ таки начать?

– Гм‑ м, э‑ э… Вот уж не ожидал встретить здесь гнома, – промямлил Ринсвинд.

– О, нашу семейку принесло сюда из Фигли‑ фьорда. Я тогда еще под стол пешком ходил, – откликнулся Безумный. – Мы собирались проплыть чуток вдоль бережка, а тут вдруг, откуда ни возьмись, ураган. Потом – шарах‑ бабах! – корабль в щепки и мы по колено в попугаях. Но могло быть и хуже. Дома я бы торчал в холодной, промозглой шахте, ковырял бы породу, а тут земля возможностей. Здесь гном может стать большим человеком.

– В самом деле, – отозвался Ринсвинд, стараясь, чтобы его лицо ничего не выражало.

– Но смотреть на остальных сверху вниз – это, конечно, плохо, – продолжал Безумный.

– Разумеется.

– В общем, мы осели, стали обживаться. Теперь у отца сеть чертовских булочных в Пугалоу.

– Торгуете гномьим хлебом?

– Точняк! С гномьим хлебом любой кишащий чертовскими акулами океан одолеешь, – кивнул Безумный. – Кабы не этот хлебец, мы б…

– …Не забили всех тех акул до смерти?

– А ты, гляжу, знаешь толк в хлебе насущном!

– Слушай, этот Пугалоу – большой город? Там есть пристань?

– Треплются, что есть. Сам‑ то я там не был. Предпочитаю вольное житье‑ бытье.

Земля содрогнулась. Ветра не было, но кусты вдоль дороги закачались.

– Вроде как буря идет, – заметил Ринсвинд.

– Чо‑ чо?

– Ну, это такая штука. Когда дождь.

– Летающую корову через косяк! И ты веришь в эту ерунду? Дедушка, бывало, тоже как наберется пива, так заводит свою шарманку. Старые сказки все это. Штоб с неба падала вода? Побереги мои уши!

– А что, здесь такого никогда не бывает?

– Конечно, нет!

– А у нас дождь идет сплошь и рядом, – сообщил Ринсвинд.

– Н‑ да? И как вода забирается на небо? Она ведь тяжелая.

– Ну… она… это… Ее солнце высасывает. Типа того.

– Как так?

– Не знаю. Высасывает, и все.

– А потом вода падает обратно?

– Да!

– На халяву?

– Ты что, никогда дождя не видел?

– Слуш, всем известно: вода течет глубоко под землей. И это разумно. Вода тяжелая, вот и просачивается туда. Ни разу не видел, штоб вода текла в воздухе, друг.

– А как, по‑ твоему, вода попадает на землю?

Лицо Безумного приняло изумленное выражение.

– А как на землю попадают горы?

– Горы? Они просто есть, и все!

– Да чо ты говоришь? Стало быть, с неба они не падают?

– Разумеется нет! Они ведь гораздо тяжелее воздуха!

– А вода не тяжелее? В повозке у меня есть пара бидонов, поди подними – пупок развяжется!

– Слушай, здесь что, даже рек нет?

– Ну конечно есть! Здесь, дружище, всего навалом!

– И как, по‑ твоему, вода попадает в реки?

Безумный озадаченно посмотрел на Ринсвинда.

– А зачем в реках вода? Чо ей там делать‑ то?

– Ну, течь, впадать в море…

– Там, откуда ты пришел, вы чо, позволяете речной воде утекать в море?! Вот уроды!

– Что значит «позволяем»?! Это просто… происходит само по себе. Реки всегда впадают в море.

Безумный ответил ему долгим тяжелым взглядом.

– Точняк. И после этого МЕНЯ считают сумасшедшим, – произнес он.

Ринсвинд махнул рукой, заканчивая бессмысленный спор. На небе не было ни облачка. Но земля все равно содрогалась.

Аркканцлер Чудакулли так посмотрел на небо, словно оно нанесло ему личное оскорбление.

– Что, ни одной звездочки? – уточнил он.

– Если выражаться точнее, ни одного знакомого СОЗВЕЗДИЯ, – подтвердил заведующий кафедрой беспредметных изысканий. – Однако мы насчитали три тысячи сто девяносто одно созвездие, которое, к примеру, вполне могло бы сойти за Треугольник. Правда, декан утверждает, что некоторые из них считать не следует, поскольку они друг с другом пересекаются…

– А вот я даже ни единой звездочки не узнаю, – похвастался главный философ.

Чудакулли взмахнул рукой.

– Но созвездия постоянно меняются. Слегка, – произнес он. – Черепаха плывет в космическом пространстве и…

– Но не с такой же скоростью! – возразил декан.

Растрепанные со сна волшебники изумленно таращились на небо, которое очень быстро заполнялось звездами.

Созвездия над Плоским миром (который покоился на спинах слонов, которые стояли на панцире Великого А'Туина, который, в свою очередь, плыл через межзвездное пространство) менялись довольно быстро, поэтому местная астрология представляла собой передовую и весьма сложную науку – в отличие от остальных миров, где астрология всего лишь способ увиливания от настоящей работы. И в самом деле, если задуматься, это же удивительно, сколь последовательно и неизменно влияют на людские судьбы удаленные на миллиарды миль и выстраивающиеся в определенном порядке плазменные шары, на большей части которых о существования человечества слыхом не слыхивали.

– Нас забросило в какой‑ то иной мир! – простонал главный философ.

– Э‑ э… Не думаю, – отозвался Думминг.

– У тебя есть теория получше?

– Гм‑ м… Видите скопление звезд, вон там?

Волшебники устремили взгляды на довольно большое созвездие, солидно поблескивающее у самого горизонта.

– Очень мило, – первым нарушил молчание Чудакулли. – И что?

– Кажется, это то, что У НАС называется Занудной Группкой Тусклых Звезд. Очертания примерно совпадают, – пожал плечами Думминг. – И я заранее знаю, что вы сейчас скажете, аркканцлер. А вы скажете: «Это просто большая световая клякса на небе, а на нашем небе это маленькая световая клякса», но, видите ли, аркканцлер, так эти звезды могли выглядеть в те времена, когда Великий А'Туин был к ним гораздо ближе, то есть тысячи лет назад. Иными словами, аркканцлер, – готовясь к тому, что произойдет, Думминг набрал полную грудь воздуха, – я считаю, что мы перенеслись во времени. На несколько тысяч лет назад.

Знаменитый волшебный менталитет имеет и другую сторону. Волшебники, к примеру, могут битый час препираться по поводу того, вторник сегодня или пятница, но самую безумную идею они принимают с полным спокойствием, даже не качнув остроконечными шляпами. На лице главного философа отразилось некоторое облегчение.

– О, ВСЕГО‑ НАВСЕГО! – хмыкнул он.