Терри Пратчетт 6 страница

– Ну да, – сказал он. – Как и следовало ожидать. Бисквиты. К сыру весьма кстати.

– Э‑ э… – сказал Думминг и ткнул пальцем перед собой.

Прямо за кустом валялась пара башмаков.

Ринсвинд пощупал стену пещеры. Земля опять содрогнулась.

– Чего она трясется‑ то?

– Некоторые называют это землетрясением, другие утверждают, что причиной всему высыхание почвы, по мнению третьих – это под землей проползает гигантский змей, – ответил Скрябби.

– Ну и кто прав?

– Вопрос поставлен неверно.

«ВЫГЛЯДЯТ они определенно как волшебники, – подумал Ринсвинд. – Эта конусообразность знакома любому, кто хоть раз побывал в Незримом Университете. И в руках у них посохи. Пусть даже в распоряжении у древних художников были только грубые краски, набалдашники получились вполне реалистично».

Но тридцать тысяч лет назад НУ еще НЕ СУЩЕСТВОВАЛО…

Затем в дальнем конце пещеры Ринсвинд заметил некий рисунок, на который прежде не обращал внимания. Рисунок был почти скрыт под охряными отпечатками ладоней, словно таким образом люди хотели удержать его, помешать ему – ну, право, что за глупая мысль – сойти с камня.

Ринсвинд смахнул с рисунка пыль.

– О нет, только не это, – выдохнул он.

На рисунке был изображен продолговатый сундук. Художник не был знаком с законами перспективы, однако тысячи маленьких ножек узнавались сразу.

– Это же мой Сундук!

– Вечно одна и та же история, точняк? – раздался из‑ за спины голос Скрябби. – Сам прибываешь куда надо, а твой багаж оказывается неизвестно где.

– К примеру, в десятках тысяч лет тому назад?

– Тем самым он превращается в ценный антиквариат.

– Но в нем вся моя одежда!

– Будь спок, она снова войдет в моду.

– Ты не понимаешь! Этот ящик ВОЛШЕБНЫЙ! Он должен следовать за мной повсюду. Куда я, туда и он.

– Вот он туда и отправился. Но перепутал КОГДА.

– Как это? О.

– Я ведь талдычу тебе, время и пространство полностью перепутались. Вот погодь, начнется твое путешествие. Ты повидаешь места, которые одновременно существуют в нескольких временах, а в иных местах такой штуки, как время, и вовсе нет. Зато есть времена, в которых почти нет места. Ты еще побегаешь, разбирая их по порядку.

– Это как карты по порядку раскладывать? – уточнил Ринсвинд.

Мысленно он взял на заметку слова насчет «твоего путешествия».

– Точняк.

– Но это же невозможно!

– Вот и я так сказал. Но ты БУДЕШЬ это делать. А теперь соберись. – Скрябби набрал в грудь воздуха и важно изрек: – Будь спок, ты справишься, ведь ты с этим уже справился.

Ринсвинд схватился за голову.

– Я ГОВОРИЛ, время и пространство здесь перемешались.

– Так я уже спас континент?

– Точняк.

– Слава богам. Что ж, было не так уж и трудно. Мне за это много не надо – так, пустяки, может, медаль, всеобщая признательность жителей, пожалуй что, скромная пенсия и билет домой… – Он посмотрел на кенгуру. – Хотя ничего такого я не дождусь, верно?

– Во‑ во, потому что…

– …Я уже не сделал этого ЕЩЕ!

– Точняк! Ловишь на лету! Но ты должен пойти и сделать то, что, как нам известно, ты сделаешь, потому что ты это уже сделал. Ведь если бы ты этого не сделал, меня бы тут не было, и я бы не смог заставить тебя сделать то, что ты сделаешь. Так что не кобенься и сделай все как надо.

– И меня ждут ужасные опасности?

Кенгуру сделал неопределенный жест лапой.

– Ну, ужасноватые.

– И мне придется пройти множество миль по иссушенной и растрескавшейся земле?

– Вроде того. Тута, вишь ли, другой почвы нет.

Ринсвинда немного отпустило.

– И я обрету по дороге верных друзей, которые благодаря своим необыкновенным способностям и силе не раз спасут меня?

– Я бы на твоем месте не слишком на это рассчитывал.

– А как насчет волшебного меча?

– Ты и волшебный меч?

– Гм, пожалуй, ты прав. Все честно. Забудь про волшебный меч. Но что‑ то ведь у меня должно быть. Плащ‑ невидимка, целительный эликсир…

– Все эти вещи, друг, предназначаются для тех, кто умеет ими пользоваться. Тебе же придется полагаться на свою врожденную смекалку.

– То есть как? У меня не будет НИЧЕГО! Что это за миссия такая? Дай мне хоть какую‑ нибудь подсказку!

– Возможно, тебе доведется выпить пива.

С этими словами кенгуру слегка отклонился, словно ожидая бурных протестов.

– А. Ну да. Это я умею. А в каком направлении мне двигаться?

– О, это ты сам поймешь.

– А когда я приду туда, куда я сейчас направляюсь, что я там должен буду сделать?

– Но ведь это… ты поймешь сам, точняк?

– А как я узнаю, что сделал все как надо?

– Мокрость вернется.

– Мокрость?

– Пойдет дождь.

– Но мне казалось, здесь никогда не шло дождей.

– Вот видишь? Я знал, что на самом деле ты очень даже смышленый.

Солнце клонилось к закату. Камни у края пещеры отливали красным. Ринсвинд некоторое время смотрел на них и вдруг принял решение. Смелое решение.

– Я не из тех, кто увиливает, когда на чашу весов поставлена судьба целого континента, – заявил он. – Я пущусь в путь на рассвете, дабы исполнить тот долг, который я уже исполнил, клянусь Хоки, или не быть мне Ринсвандом!

– Ринсвиндом, – уточнил кенгуру.

– Вот именно!

– Отлично сказано, друг. В таком случае на твоем месте я бы немножко поспал. Завтрашний день выдастся нелегким.

– Я не из тех, кого не докличешься в трудную минуту! – не унимался Ринсвинд. Сунув руку в дупло валяющегося поблизости бревна и порывшись там, он вытащил тарелку с яйцами и чипсами. – Увидимся на рассвете, друг!

Несколько минут спустя Ринсвинд растянулся на песке, подложив под голову бревно вместо подушки, и стал смотреть на багровое темнеющее небо. Одна за другой показались несколько звезд.

Что‑ то его слегка беспокоило… А, ну да. Кенгуру лежал по другую сторону водоема.

Ринсвинд поднял голову.

– Ты что‑ то говорил насчет «него», который сотворил все это…

– Точняк.

– Знаешь… а я ведь встречался с Создателем. Приземистый такой тип. Специализируется на снежинках.

– Да? И когда же ТЫ с НИМ встречался?

– Вообще‑ то, как раз тогда, когда он создавал мир. – От упоминания факта, что во время той незабываемой встречи он уронил в море бутерброд, Ринсвинд решил воздержаться. Как правило, люди не приходят в восторг, узнав, что на самом деле эволюционировали из чьего‑ то обеда. – Я много где побывал, – туманно добавил он.

– Что ты мне креветок‑ то на уши вешаешь?

– Кого? О нет. Креветок? Только не я. Терпеть не могу всяких ракообразных. Или там моллюсков. Не мое это. М‑ м… А что ты все‑ таки имел в виду?

– Он это место не создавал, – проигнорировал вопрос Скрябби. – Это случилось уже потом.

– А так бывает?

– Почему нет?

– Как‑ то неправильно. Мир уже закончен, и тут появляется кто‑ то, у кого руки чешутся, и – раз! Поверх всего, как блин, шлепается новый континент.

– Такое случается сплошь и рядом, друг, – ответил Скрябби. – Чертовски часто. И кстати, что в этом плохого? Если один создатель оставляет за собой гигантские пустые океаны, почему бы кому‑ нибудь другому их не заполнить, а? Незамыленный глаз, свежие идеи, новый подход – от этого миру только польза.

Ринсвинд уставился на звезды. Перед его внутренним взором возникла картина: некий человек бродит от мира к миру и тайком, пока никто не видит, рассовывает повсюду континенты.

– Да уж, – отозвался Ринсвинд. – Мне самому, к примеру, ни за что бы не пришло в голову сотворить всех змей смертельно ядовитыми, а пауков еще ядовитее. И всем тварям по карману! Шикарная мысль.

В пещере стало совсем темно, и Скрябби был почти не виден.

– А он таких континентов много понаделал?

– Будь спок.

– И зачем?

– Чтобы по крайней мере один уцелел. Он и кенгуру повсюду сует. Своего рода подпись.

– А у этого Создателя есть имя?

– Не‑ ка. Это просто человек, он ходит с мешком на плече, а в мешке – целая вселенная.

– А мешок кожаный?

– Кажется, да, – подтвердил кенгуру.

– И вся вселенная помещается в обыкновенном заплечном мешке?

– Точняк.

Ринсвинд закинул руки за голову.

– Хорошо, что я не религиозен, – заметил он. – Все это так сложно.

Прошло минут пять. Ринсвинд захрапел. Через полчаса он слегка повернул голову. Кенгуру исчез.

Он мигом вскочил, с почти сверхринсвиндовой скоростью вскарабкался по груде обрушившихся камней, вылез на поверхность и устремился в темное горнило ночи.

Взяв направление на одну из звезд, выбранную случайным образом, Ринсвинд мчался вперед, не обращая ни малейшего внимания на ветки кустарника, что хлестали его по голым ногам.

Когда долг зовет, его, Ринсвинда, не придется долго искать. Его придется искать ОЧЕНЬ‑ ОЧЕНЬ долго.

В пещере, поверхность озаренного луной водоема шла рябью. Концентрические волны мягко набегали на песок.

На стене просматривалось изображение кенгуру – творение какого‑ то предка. В своей работе древний художник использовал белый, красный и желтый цвета. Посредством нехитрых красок он пытался добиться того эффекта, который не всегда достигается даже при наличии восьми измерений и очень большого ускорителя частиц, – художник хотел показать не только СЕГОДНЯШНЕГО кенгуру, но и кенгуру в прошлом и кенгуру в будущем. Одним словом, он задался целью изобразить не наружность, но суть кенгуру.

Снова растворяясь в камне, кенгуру ухмылялся.

К числу сложных составляющих разумного двуногого существа, известного прочему миру под именем госпожи Герпес, принадлежала следующая: такого понятия, как неформальный перекус, для госпожи Герпес просто не существовало. Даже сделав бутерброд только для себя, она украшала его веточкой петрушки. Перед тем как выпить чашечку кофе, госпожа Герпес расстилала на коленях салфетку. Если же в дополнение на стол можно было поставить вазу с цветами, а под тарелку подложить аппетитно оформленную досточку, тем лучше.

И невозможно было представить, чтобы госпожа Герпес вкушала пищу прямо со своих коленей. Впрочем, столь же немыслимой представлялась сама идея о наличии у госпожи Герпес коленей, хотя главному философу приходилось периодически обмахиваться шляпой. Так что берег прочесали в поисках плавника, из которого впоследствии изготовили грубый стол. В качестве сидений использовали подходящего размера валуны.

Главный философ шляпой смахнул с камня несуществующую пылинку.

– Ну вот, госпожа Герпес, все и готово…

Домоправительница нахмурилась.

– Но прислюге не положено усаживаться за сьтол вмесьте с господами…

– Прошу вас, не стесняйтесь, – любезно предложил Чудакулли.

– Благодарю, но мне неловько. Кажьдый дольжен знать свое место, – ответила госпожа Герпес. – Надеюсь, йа свое знаю. Иначе как мне потом сьмотреть вам в глаза?

Лицо Чудакулли на мгновение лишилось всякого выражения, а затем он вполголоса предложил:

– Собрание преподавательского состава, господа?

Отбежав по пляжу чуть в сторону, волшебники опять сбились в плотную кучку.

– И что нам делать?

– Полагаю, весьма похвальное поведение с ее стороны. В конце концов, ее мир, так сказать, Под Лестницей.

– Это, разумеется, так, но здесь, на острове, я что‑ то не вижу лестниц.

– Может, построить пару‑ тройку?

– И мы прогоним бедняжку? Чтобы она сидела где‑ то одна‑ одинешенька?

– Чтобы сделать этот стол, мы угрохали массу времени!

– Кстати, аркканцлер, вы ничего странного в древесине не заметили?

– Как по мне, так самая обычная древесина, Тупс. Ветки, стволы, черта в ступе.

– Это и странно, поскольку…

– Все очень просто, Чудакулли. Полагаю, мы, благородные господа, знаем, как обращаться с женщиной…

– С дамой.

– Позволю себе заметить, твой сарказм был излишен, декан, – нахмурился Чудакулли. – Что ж, как говорят в Клатче, если пророк Урн не идет к горе, то гора идет к пророку Урну.

Аркканцлер сделал паузу. Он знал своих волшебников.

– Насколько мне известно, так говорят в Омнии… – начал было Думминг.

Чудакулли отмахнулся.

– Это все детали, главное – суть.

Именно поэтому госпожа Герпес обедала в полном одиночестве за столом, а волшебники разложили костерок поодаль, и время от времени кто‑ нибудь подносил домоправительнице наиболее изысканные из даров природы.

Уже было ясно, что на этом острове недоедание им не грозит. Скорее следовало ожидать приступов диспепсии и подагры.

Главным блюдом была рыба. Напряженные поиски деревьев с котлетами и бифштексами не увенчались успехом, зато были обнаружены обычные фруктовые деревья, один макаронный куст и что‑ то вроде квашеного моха с горчичным привкусом, а также, к превеликому отвращению Чудакулли, похожее на ананас растение, под кожурой которого оказался сливовый пудинг.

– Совершенно очевидно, что НА САМОМ ДЕЛЕ это вовсе не сливовый пудинг, – запротестовал аркканцлер. – Нам просто кажется, что это сливовый пудинг, потому что у него вкус в точности как у… сливового пудинга… – Его голос постепенно затих.

– Но в нем есть и сливы, и смуродина, – заметил главный философ. – Будь так любезен, передай горчичный мох.

– Да нет же! Нам только КАЖЕТСЯ, что они выглядят как смуродина и сливы, однако же…

– А еще нам кажется, что вкус у них точь‑ в‑ точь как у смуродины и слив, – жуя, возразил главный философ. – Послушай, аркканцлер, здесь нет никакой тайны. Очевидно, до нас тут побывали другие волшебники. Все, что мы видим, – результат самых заурядных магических действий.

Возможно, это экспериментировал наш пропавший географ. А может, это чудовство. Взять, к примеру, сигаретный куст – по сравнению с тем, что творили в старые добрые времена, это сущая ерунда. Чудеснику создать такой вот куст все равно что кружечку пива опрокинуть!

– Кстати о кружечке пива… – Декан помахал рукой. – Кто‑ нибудь, передайте ром.

– Госпожа Герпес не одобряет употребление горячительных напитков, – сказал главный философ.

Декан бросил взгляд на домоправительницу. Госпожа Герпес элегантно ела банан – фокус не из простых.

Декан поставил кокосовую скорлупу на стол.

– Ну, она… Но я… Я вообще не понимаю… Одним словом, к черту все, больше тут ничего не скажешь.

– И грубые выражения она тоже не одобряет, – сообщил профессор современного руносложения.

– Голосую за то, чтобы прихватить с собой нескольких местных пчел, – заявил заведующий кафедрой беспредметных изысканий. – Чудесные создания. Такие утонченные. Не то что наши машины по производству меда. Все просто и удобно. Вот тебе замечательные маленькие контейнеры с медом: протягиваешь руку – и наслаждаешься жизнью!

– Прежде чем съесть, она так медленно, медленно снимает кожуру… О боги…

– Эй, главный философ, ты там как? Случаем не перегрелся?

– Что? А? М‑ м‑ м? Нет, ничего. Да. Пчелы. Замечательные создания.

Волшебники дружно посмотрели на двух местных пчел, круживших в сумерках вокруг цветущего куста. За каждой пчелой тянулся черный дымовой след.

– Ишь, дымят, что твои фейерверки, – заметил аркканцлер. – Поразительно.

– Эти башмаки – ну, помните, там, под кустом? – все‑ таки они вселяют в меня тревогу, – сказал главный философ. – Такое впечатление, что человека из них взяли и выдернули.

– О чем ты? Это крохотный необитаемый остров, – успокоил его Чудакулли. – Нам попадались только птицы, мелкие писклявые твари да тучи насекомых. На островках, через которые камень легко перебросить, свирепые звери не водятся. Просто географ… проявил некоторую беззаботность. Да и жарковато здесь для башмаков…

– И куда он тогда подевался?

– Ха! Наверное, прячется где‑ нибудь, – предположил декан. – Со стыда. Держать в кабинете такой вот солнечный островок противоречит всем университетским правилам.

– В самом деле? – удивился Думминг. – Первый раз слышу. И давно этот закон действует?

– С тех самых пор, как я начал проводить ночи в вымороженной спальне, – мрачно ответил декан. – Передай, пожалуйста, вон тот хлебный пудинг.

– У‑ ук.

Библиотекарь восседал за кучей фруктов. Раньше он ни на секунду не усомнился бы в идеальности своей дислокации, однако сейчас даже бананы вселяли в него тревогу. Вызывали ощущение НЕПРАВИЛЬНОСТИ. Перед ним были и длинные желтые бананы, и бананы, больше смахивающие на огрызки, и красные бананы, и толстые коричневые…

Он перевел взгляд на остатки рыбы. Вот большая серебристая, а вот жирная красная, и маленькая серая, и плоская, похожая на камбалу…

– Очевидно, судьба занесла сюда какого‑ то чудесника, и он решил сделать остров чуть более уютным.

Главный философ говорил, но его голос звучал как будто издалека. А библиотекарь тем временем перечислял про себя.

Растение – сливовый пудинг, горчичный мох, шоколадный кокос… Он повернулся, чтобы оглядеть деревья. Теперь, поняв, что надо искать, он сразу осознал, что искомого нигде не видно.

Опустившись на костяшки, библиотекарь затрусил к береговой линии. Главный философ умолк на полуслове. Волшебники в молчании следили за библиотекарем, рывшимся в грудах ракушек. Вскоре он вернулся с горстью морских раковин и победоносно вывалил добычу перед аркканцлером.

– У‑ ук!

– Что такое, дружище?

– У‑ ук!

– Да, они очень красивые, но что…

– У‑ УК!

Библиотекарь, по‑ видимому, вспомнил, с разумом какого уровня имеет дело. Подняв указательный палец, он вопросительно посмотрел на Чудакулли.

– У‑ ук?

– И все‑ таки, я по‑ прежнему не вполне…

Библиотекарь поднял два пальца.

– У‑ ук у‑ ук?

– Гм‑ м, не уверен, что…

– У‑ ук у‑ ук у‑ ук!

Думминг Тупс задумчиво разглядывал три поднятых пальца библиотекаря.

– Аркканцлер, по‑ моему, он считает.

Библиотекарь вручил ему банан.

– А, старая добрая «угадай‑ сколько‑ пальцев‑ я‑ поднял», – понимающе закивал декан. – Отличная игра. Но она становится куда веселее, если сначала достичь нужной кондиции…

Библиотекарь выразительно замахал рукой, показывая сначала на рыбу, потом на еду в целом, на ракушки и, наконец, на деревья, высившиеся на заднем плане. А затем ткнул пальцем в небо.

– У‑ ук!

– Хочешь сказать, мы все едины? – уточнил Чудакулли. – И мир – одно большое место? Таковым мы его и запомним?

Библиотекарь открыл было рот, собираясь что‑ то сказать, и вдруг чихнул.

На песке появилась очень большая рыжая ракушка.

– О боги! – выдохнул Думминг Тупс.

– Забавно, – произнес заведующий кафедрой беспредметных изысканий. – Он превратился в весьма любопытный образчик моллюска гигантского. Если подуть в заостренный конец, то раздастся потрясающий звук…

– Никто не желает попробовать? – ехидно пробормотал декан.

– О боги! – опять воззвал Думминг.

– Да что с тобой такое? – осведомился декан.

– Единственное число. Именно это он и пытался нам объяснить.

– О да, библиотекарь у нас один такой…

– Да нет! Он пытался сказать, что любая вещь присутствует здесь в одном‑ единственном экземпляре!

Реплика получилась весьма драматичной. Услышав нечто подобное, люди, как правило, долго‑ долго взирают друг на друга расширившимися от ужаса глазами, после чего восклицают что‑ нибудь вроде: «А ведь он прав, провалиться мне на этом самом месте! » Но данная реплика была адресована волшебникам, а им для успешного усвоения большой мысли требовалось потреблять ее маленькими порциями.

– Не пори чушь, – отозвался Чудакулли. – Начать с того, что ракушками весь пляж завален, их здесь миллионы.

– ДА, аркканцлер, но если приглядеться, то можно заметить: они все РАЗНЫЕ. То же самое и с деревьями. Ведь каждого дерева, каждого куста мы нашли только по одному экземпляру! Пальм много, однако на каждой растет свой вид бананов. И сигаретное дерево тоже было одно.

– Зато тут много пчел, – возразил Чудакулли.

– Но рой один, – парировал Думминг.

– И миллионы жучков, – добавил декан.

– Вряд ли среди них найдется хоть пара похожих.

– Согласен, наблюдение весьма интересное, – протянул Чудакулли, – и все же мне не совсем понятно…

– Единственное число – это своего рода тупик, – пояснил Думминг. – Тупик размножения, тупик эволюции!

– Верно, но мы ведь говорим о ДЕРЕВЬЯХ, Тупс.

– Им тоже нужно, чтобы были мужские и женские особи.

– В самом деле?

– Безусловно, аркканцлер. Иногда в качестве таковых выступают различные части одного и того же растения.

– Что? Ты уверен?

– Абсолютно уверен, аркканцлер. Мой дядя был заядлым садоводом, он размножал деревья, он с ними…

– Потише, юноша, потише! Тебя может услышать госпожа Герпес.

Думминг ошеломленно уставился на него.

– Ну и что? Если уж на то пошло… вероятно, когда‑ то был и господин Герпес?

Лицо Чудакулли одеревенело. Потом аркканцлер, подбирая слова, зашевелил губами и наконец несколько неуверенно изрек:

– Возможно, ты и прав, но все это как‑ то… противно.

– Боюсь, от природы не уйти, аркканцлер.

– Раньше я любил вечерком прогуляться по лесу, Тупс. И ты хочешь сказать, что в это время деревья…

Думминг почувствовал, что его семейно‑ садоводческих знаний становится недостаточно, и тогда он призвал на помощь память, пытаясь вспомнить все, что знал о дяде, который большую часть жизни провел на садовой лестнице.

– Ну, еще, насколько мне известно, кисточки из верблюжьей шерсти тоже задействованы… – начал было он, но Чудакулли так на него посмотрел, что Думминг запнулся. – Так или иначе, аркканцлер, всякой твари должно быть по паре. Вот, допустим, кто курит сигареты? Куст надеется, что окурки окажутся разбросанными вокруг, – и кто, по его разумению, будет курить сигареты?

– Что?

Думминг вздохнул.

– Всякий плод, аркканцлер, должен соблазнять, это его назначение. Птица, соблазнившись вкусом и видом плода, съест его, после чего, гм‑ м, уронит где‑ нибудь семена. Именно таким образом распространяются растения. Но на этом острове нам встретились только птицы да несколько ящериц, так что каким образом…

– А‑ а, теперь я понял, куда ты клонишь, – протянул Чудакулли. – Какая‑ нибудь птичка, увидев сигаретный куст, решит: вот неплохое местечко для перекура! Но что за птица…

– Раз для перекура, значит, кура! – радостно воскликнул казначей.

– Рад, что ты по‑ прежнему с нами, казначей, – отозвался, не оборачиваясь, Чудакулли.

– Правильно, аркканцлер, птицы не курят. Следовательно, встает вопрос: зачем это надо кусту? Если бы на острове жили ЛЮДИ, что ж, тогда не исключено, что через некоторое время здесь могла бы появиться целая никотиновая роща с растущими там сигаретами… Точнее, – тут же поправился Думминг, поскольку всегда ратовал за точность формулировок, – с плодами, напоминающими сигареты. Люди раскидывали бы окурки по всеми острову, таким образом распространяя содержащиеся в фильтрах семена. Кстати, некоторые семена, чтобы прорасти, действительно нуждаются в тепле. Но раз людей тут нет, то и существование подобного куста лишается всякого смысла.

– А мы кто, как не люди? – обиделся декан. – И я очень даже не против выкурить после обеда сигаретку‑ другую. И ни от кого это не скрываю.

– Да, но при всем моем уважении, декан, мы здесь не дольше пары часов, и вряд ли известие о нашем появлении могло распространиться так быстро, – терпеливо произнес Думминг (и, как впоследствии выяснилось, ошибся на все сто процентов). – Кроме того, эволюция – процесс достаточно затяжной.

– Так ты утверждаешь, – задумчиво произнес Чудакулли, – что когда мы едим яблоки, то… – Он вдруг умолк. – Не хватало еще, чтобы и яблоки… – Аркканцлер шумно выдохнул. – Буду придерживаться рыбной диеты. По крайней мере, рыбы устраивают свои дела без меня. И на почтительном от меня расстоянии. И МОЕ мнение об эволюции тебе прекрасно известно, господин Тупс. Если эволюция происходит – а мне эта идея всегда казалась несколько сказочной, – то она ДОЛЖНА происходить быстро. Возьмем, к примеру, тех же леммингов.

– Леммингов?

– Их самых. Эти мелкие вредители имеют привычку бросаться вниз с обрывов. Но знакомы ли нам случаи, чтобы хоть один лемминг по пути превратился в птицу? А? Что скажешь?

– Разумеется, такие случаи неизве…

– То‑ то и оно, – победоносно заключил Чудакулли. – Какой прок пытаться изгибать когти, рулить хвостом? Нет, тут нужно раз и навсегда для себя решить, превращаешься ты в птицу или нет. И отрастить крылья.

– За две секунды? Пока летишь на камни?

– По‑ моему, очень подходящий момент.

– Но, аркканцлер, лемминги не умеют превращаться в птиц!

– А зря!

Из джунглей донесся приглушенный рев. Точнее, звук походил на рев некоего туманного горна.

– Кстати, вы ТОЧНО уверены, что на острове нет опасных животных? – поинтересовался декан.

– Мне попались несколько креветок, – нервно отозвался главный философ.

– Аркканцлер прав, остров слишком мал, – пробормотал Думминг. Концепция летающих леммингов по‑ прежнему занимала все его мысли. – Зверь, представляющий для нас угрозу, попросту не смог бы тут выжить. В конце концов, что он будет есть?

Теперь уже все слышали, как нечто огромное ломится сквозь деревья.

– Нас? – выразил общую мысль декан.

Существо вывалилось на розовый в закатном свете песок. Оно было огромным и состояло главным образом из головы – гигантская голова рептилии была почти таких же размеров, что и поддерживающее ее тело. Передвигалась тварь на двух длинных задних лапах, а еще у нее наличествовал хвост. И громадные острые зубищи, которые доминировали над всей остальной внешностью.

Неведомая зверюга шумно втянула носом воздух и снова заревела.

– Ага, – произнес Чудакулли. – Подозреваю, мы имеем дело с разгадкой тайны исчезнувшего географа. Отличная работа, главный философ.

– Пожалуй, я… – начал декан.

– Не шевелитесь! – прошипел Думминг. – Как правило, рептилии видят только то, что движется!

– Смею тебя заверить, при той скорости, которую я разовью, меня вообще никто не увидит…

– Стало быть, неподвижные предметы для них не существуют? – переспросил аркканцлер. – И нам надо просто подождать, пока эта тварь не врежется в дерево?

– Там, за столом! Госпожа Герпес! – ужаснулся главный философ.

В данный момент домоправительница элегантно, как и подобает истинной даме, намазывала мягкий сыр на бисквит.

– По‑ моему, она ничего не замечает!

Чудакулли закатал рукава.

– Думаю, господа, пара огненных шаров надолго успокоит нашего гостя.

– Но, аркканцлер, – вмешался Думминг, – это может быть уникальный, единственный в своем роде экземпляр…

– То же самое можно сказать и о госпоже Герпес.

– Но имеем ли мы право убивать невинное создание только за то, что оно…

– Безусловно, – отрезал Чудакулли. – Если бы создатель этой твари был озабочен ее выживаемостью, то перво‑ наперво снабдил бы свое творение огнеупорной шкурой. Это, Тупс, к вопросу об эволюции.

– Но, может, нам следует немного изучить это существо, прежде чем…

Огромная рептилия начала набирать скорость. Несмотря на свои размеры, двигалось существо на удивление проворно.

– Э‑ э… – нервно начал Думминг. Чудакулли вскинул руку.

Внезапно тварь остановилась как вкопанная, затем оторвалась от земли и, повисев немного в воздухе, схлопнулась, подобно воздушному шарику, на который наступила чья‑ то гигантская нога. Но буквально сразу рептилия вернула себе прежнюю форму, скрипя и разлепляясь, будто надувной зверь из тех, что, как правило, используют мнимые заклинатели. Если при этом на морде существа и проявились какие‑ то эмоции, то свидетельствовали они не столько о переносимых страданиях, сколько об изумлении.

Потом чудовище, объятое крошечными молниями, опять расплющилось, скаталось в цилиндр, претерпело череду необычных и, вероятно, весьма болезненных превращений, сжалось до шара размером с грейпфрут и наконец, испустив печальный звук (что‑ то вроде «прарп»), рухнуло на песок.

– А вот это было здорово, – похвалил Чудакулли. – И кто наш герой?

Волшебники переглянулись.

– Это не мы, – ответил декан. – Мы в основном по старинке – шары там, молнии…

Чудакулли подтолкнул Думминга под локоть.

– Что ж, теперь твоя очередь. Давай, изучай.

– М‑ м‑ м… – Думминг оглядел существо, ошалело распластавшееся на песке. – Гм‑ м… Объект, по‑ видимому, превратился в большую курицу.

– Ну и ладненько. Вот и чудно, – произнес Чудакулли, словно бы подводя под дискуссией жирную черту. – Но чтобы уж заклинание не пропадало…

Резко выбросив руку, он швырнул огненный шар.

Это была дорога.

По крайней мере, длинный и ровный отрезок пустыни с колеями от колес. Ринсвинд разглядывал его довольно долго.