– Капитан Моркоу! Кто‑то бросил в окно горящую бутылку, а потом сюда ворвался этот оборванец и погасил пламя! 4 страница

Рама с одной стороны была разломана до щепок. Шифер напротив поблескивал осколками.

– Это ведь тоже может быть Уликой? – с надеждой в голосе спросил Шнобби.

– Самая настоящая Улика и есть! – отозвался сержант Колон. – Видишь, осколки не внутри, а СНАРУЖИ. Всем известно: прежде всего смотрят на то, как расположены осколки. Думаю, он испытывал свой лук, а тот возьми да и выстрели.

– Ну и умный же ты, сержант.

– То‑ то! Это называется РАССЛЕДОВАНИЕ, – важно промолвил Колон. – Что толку просто СМОТРЕТЬ? Нужно еще и ДУМАТЬ правильно. И делать выводы, Шнобби.

– СЕСИЛ, сержант.

– ФРЕДЕРИК, Сесил. Ну, пошли, по‑ моему, мы во всем разобрались. Старик Ваймс сказал, ему нужен такой рапорт, чтобы всем рапортам рапорт. И он его получит.

Шнобби покосился на разбитое окно. Крыша упиралась в торец высокого складского здания. На мгновение ему показалось, что он думает не совсем правильно или делает не те выводы, но он тут же себя одернул, решив, что все его мысли – это мысли обычного капрала и как таковые стоят за штуку гораздо меньше, чем мысли сержанта, а стало быть, лучше их вообще не думать.

Когда они спускались по лестнице, госпожа Трата подозрительно следила за ними через щелку в дальнем конце коридора, готовая хлопнуть дверью при малейшем намеке на какой бы то ни было сексуальный магнетизм.

– А ведь я не знаю даже, где эти сексуальные магниты продаются, – пробормотал Шнобби. – А она поверила.

«…А еще мы обашли мастерские по изготовлению луков, что на улице Искусных Умельцев, и паказали иконаграмму человеку в лавке Коренного и Рукисилы, который завсвидевтелъствовал, что это он, т. е. Скончавшийся…»

– …О боги… – Переведя взгляд в начало страницы, Ваймс слегка пошевелил губами.

«…А еще, акромя клатчских денег, сразу прыгнуло в глаза, что там был один из них, т. е. там же на полу был песок…»

– Ну точно, человек пришел из самого Клатча, и в сандалиях у него был песок, – пробормотал Ваймс. – Силы небесные.

– Сэм?

Ваймс поднял глаза от рапорта.

– Твой суп остынет, – произнесла с противоположного конца стола госпожа Сибилла. – Ты держишь ложку в воздухе целых пять минут, я засекла по часам.

– Прости, дорогая.

– Что ты читаешь?

– О, всего лишь маленький шедевр, – Ваймс отложил рапорт Фреда Колона в сторону.

– Интересно? – кисло осведомилась госпожа Сибилла.

– Практически не имеет себе равных, – ответил Ваймс. – Единственное, что они не нашли, так это список паролей и верблюда под подушкой…

Хоть и с некоторым запозданием, но его супружеский радар уловил, что с противоположного конца стола повеяло холодком.

– Что‑ то, гм, не так, дорогая?

– Ты помнишь, когда мы в последний раз обедали вместе, Сэм?

– Во вторник, кажется?

– Во вторник был ежегодный прием в Гильдии Купцов, Сэм.

Лоб Ваймса подернулся морщинами.

– Но ты ведь была на этом приеме?

По очередному изменению коэффициента драконизма Ваймс понял, что выбрал не лучший вариант ответа.

– И обед еще продолжался, когда ты убежал разбираться с тем брадобреем с Тусклой улицы.

– Со Свини Джонсом, – вспомнил Ваймс. – Так он ведь УБИВАЛ людей, Сибилла. Самое большее, что можно сказать в его оправдание: он делал это не специально. Просто не умел брить…

– Но почему именно ты должен был с этим разбираться?

– Стражником нельзя быть какое‑ то время. Стражником можно быть только двадцать четыре часа в сутки, дорогая.

– Это ты так считаешь! А твои констебли отдежуривают свои десять часов, и все! А ты ВЕЧНО работаешь. Это ведь вредно. Днем ты где‑ то бегаешь, а когда я просыпаюсь посреди ночи, то нахожу рядом лишь холодную подушку…

Многоточие повисло в воздухе призраками несказанных слов. «Маленькие, незначительные вещи… – подумал Ваймс. – Именно с них и начинаются войны».

– У меня очень много работы, Сибилла, – сказал он со всем терпением, на какое только был способен.

– Работы всегда было много. И чем больше Стража разрастается, тем больше становится работы. Ты не заметил?

Ваймс кивнул. Жена говорила правду. Расписания дежурств и нарядов, квитанции, бухгалтерские документы, рапорты, бумаги, бумаги, бумаги… Как реагирует на разросшуюся Стражу преступный элемент – это неизвестно, но деревья уже дрожат от страха.

– Надо делегировать свои полномочия, – сказала госпожа Сибилла.

– То же самое и он говорит, – пробормотал Ваймс.

– Что?

– Просто думаю вслух, дорогая. – Ваймс отодвинул бумаги в сторону. – А знаешь что?.. Давай проведем спокойный вечер дома, – предложил он. – В гостиной так чудесно горит камин…

– Э‑ э… нет, Сэм, не горит.

– А разве Прямс не растопил его?

Прямс был мальчиком на побегушках. Ваймсу никогда не нравилось это официальное название должности, но в обязанности такого мальчика входило топить камины, чистить отхожие места, помогать садовнику и быть виноватым во всем случившемся.

– Он поступил барабанщиком в полк герцога Эорльского, – сообщила госпожа Сибилла.

– И этот тоже? А казался таким смышленым! Не слишком ли он молод?

– Он сказал, что про возраст соврет.

– Надеюсь, про свои музыкальные способности он тоже соврал. Я однажды слышал, как он насвистывал. – Ваймс покачал головой. – Что за дурь на него нашла?

– Ему кто‑ то сказал, что мундир производит на девушек неизгладимое впечатление.

Сибилла мягко улыбнулась. Вечер дома внезапно показался очень многообещающим.

– Ну, чтобы найти дрова, гением быть не надо, – подмигнул Ваймс. – А потом мы запрем двери и…

Одна из вышеупомянутых дверей аж затряслась: с такой силой принялись колотить в нее чьи‑ то кулаки.

Ваймс перехватил взгляд Сибиллы.

– Ну, иди же. Открывай, – вздохнула она и села обратно за стол.

Дверь пропустила капрала Задранец. Шелли тяжело дышала.

– Вы… надо торопиться, сэр… на сей раз… убийство!

Ваймс беспомощно посмотрел на жену.

– Раз нужно, значит, нужно, – сказала госпожа Сибилла.

Ангва, глядя в зеркало, отбросила в сторону непокорную челку.

– Не нравится мне все это, – сказал Моркоу. – Нехорошо себя так вести.

Она в ответ похлопала его по плечу.

– Главное, не волнуйся, – успокоила она. – Ваймс ведь все объяснил. А ты ведешь себя так, как будто мы делаем что‑ то дурное.

– Мне нравится быть стражником. – Моркоу по‑ прежнему пребывал в глубинах скорби. – Стражнику положено носить доспехи. И если их не носить, то это все равно что… ШПИОНИТЬ. А он знает, как я к этому отношусь.

Ангва посмотрела на его короткие рыжие волосы и честные уши.

– Я снял с его плеч большую часть обязанностей, – продолжал Моркоу. – В патрули он теперь вообще не ходит – и все равно пытается везде успеть.

– А может, ему вовсе не надо, чтобы ты так уж помогал? – Ангва попыталась выразить свою мысль как можно более тактично.

– Да и не молодеет он. Я пытался намекнуть ему на это.

– Ты молодец.

– И я НИКОГДА не ходил в штатском.

– Можешь не волноваться: на тебе любая одежда смотрится как мундир.

Ангва застегнула плащ. Какое облегчение снять латы! Что же касается Моркоу, то его замаскировать невозможно. Размеры, уши, рыжие волосы, выражение мускулистого добродушия…

– Если уж на то пошло, то вервольфы, наверное, всегда носят штатское…

– Спасибо, Моркоу. Кстати, ты совершенно прав.

– Просто мне не по себе от притворства.

– Попробовал бы ты встать на мои лапы.

– Что?

– Да так… ничего.

Сын Гориффа Джанил злился. Сам не зная отчего. От всего сразу. Во многом из‑ за брошенной накануне в окно лавки зажигательной бомбы. Кое‑ какие выкрики, донесшиеся с улицы, тоже сыграли свою роль. А сегодня утром он поссорился с отцом – поводом стал посланный в штаб‑ квартиру Стражи обед. Стража – часть официального механизма города. Стражники носят дурацкие бляхи и ходят в латах. Короче, Джанил много из‑ за чего злился, а в частности из‑ за того, что ему всего лишь тринадцать.

Так что, когда в девять часов вечера (отец в это время обычно пек хлеб) дверь распахнулась и в лавку ворвался какой‑ то человек, Джанил, не долго думая, вытащил из‑ под прилавка видавший виды арбалет, прицелился туда, где, по его представлениям, должно было находиться сердце, и спустил курок.

Моркоу пару раз притопнул и огляделся.

– Здесь, – сказал он. – Я стоял ЗДЕСЬ. А принц был… вон там.

Ангва послушно последовала в указанную сторону. Несколько прохожих остановились, с любопытством глядя на Моркоу.

– Отлично… стоп… нет, еще чуть‑ чуть дальше… стоп… чуть левее… я хотел сказать, левее, если смотреть с моей стороны… чуть назад… а теперь вскинь руки…

Подойдя, он посмотрел туда же, куда смотрела она.

– В него стреляли откуда‑ то из Университета?

– А точнее, со здания библиотеки, – подтвердила Ангва. – Но вряд ли это был какой‑ нибудь волшебник. Волшебники стараются не прибегать к холодному оружию.

– Туда ничего не стоит проникнуть постороннему, даже при запертых воротах, – сказал Моркоу. – Давай‑ ка попробуем неофициальные методы расследования.

– Давай. Моркоу!..

– Что?

– Эти накладные усы… они тебе не идут. Да и нос выглядит слишком уж красным.

– По‑ моему, как раз это помогает мне сливаться с толпой.

– Напротив. Я уж не говорю о твоем головном уборе. Я бы на твоем месте от него отказалась. Нет, как головной убор этот котелок очень даже ничего, – поспешно добавила она. – Просто… он не в твоем стиле. Не идет тебе.

– Так ведь в том‑ то и фокус! – воскликнул Моркоу. – Если бы он был в моем стиле, люди сразу бы догадались, что это я!

– Я к тому, что в этом котелке ты выглядишь полным простофилей.

– А в жизни я выгляжу простофилей?

– Нет, вовсе нет…

– Ага! – Моркоу порылся в кармане огромного коричневого тулупа. – Вот, руководство по маскировке! Купил в шутовской лавке, что на Федрской улице. Кстати, забавно: я там встретил Шнобби, он тоже что‑ то покупал. Я спросил его, он‑ то что тут делает, а он ответил, они, мол, идут на крайние меры. Что, по‑ твоему, он имел в виду?

– Понятия не имею.

– Чего в той лавке только нет, просто диву даешься. Накладные волосы, фальшивые носы, поддельные бороды, даже искусственные… – Осекшись, он начал краснеть. – Даже искусственные… одним словом, груди. Женские. Но разрази меня гром, если я понимаю, для чего женщина будет маскировать собственную грудь.

Он, наверное, и в самом деле ничего не понимает, подумала Ангва. Взяв у Моркоу маленькую книжицу, она быстро пролистала ее. И вздохнула.

– Моркоу, все эти маски для картошки.

– Как это?

– Дети иногда делают из картофелин человечков. Видишь, здесь везде изображены картофелины.

– Я думал, это только для примера.

– Моркоу, а книжка называется «Привет, господин Картошка».

Даже пушистые, в пол‑ лица усы не смогли скрыть обиду и растерянность Моркоу.

– Ерунда какая‑ то… – пробормотал он. – Зачем картошке маскировка?..

Вскоре они очутились в переулке в двух шагах от Незримого Университета. Неофициальное название переулка – Ученый Тупик – фигурировало в разговорной речи уже столько веков, что теперь переулок так и назывался, о чем сообщала табличка, повешенная в одном конце. Мимо шмыгнула парочка студентов‑ волшебников.

Неофициальный вход в Университет всегда был известен только местным учащимся. О чем большинство студентов забывали, так это о том, что члены преподавательского состава тоже когда‑ то были студентами и тоже любят вечерние, совершаемые после официального закрытия ворот прогулки. Темными вечерами эта забывчивость частенько становилась причиной неловких ситуаций, разрешение которых требовало изрядного дипломатического искусства.

Моркоу и Ангва терпеливо выждали, пока через стену перелезут еще несколько студентов, вслед за которыми в переулок спрыгнул декан.

– Добрый вечер, сэр, – вежливо поприветствовал Моркоу.

– Привет, господин Картошка, – отозвался декан и растворился в ночи.

– Ну что, убедился?

– Но он ведь не назвал меня «Моркоу», – возразил Моркоу. – Так что В Принципе прав я.

Приземлившись на академический газон, они зашагали в сторону библиотеки.

– Закрыто, – сказала Ангва.

– Не забывай, внутри наш человек. – С этими словами Моркоу постучал в дверь.

Дверь слегка приоткрылась.

– У‑ ук?

Моркоу приподнял свой жуткий котелок.

– Добрый вечер, сэр, не позволишь ли войти? Стража, по неотложному делу.

– У‑ ук, и‑ ик у‑ ук!

– Э‑ э…

– Что он сказал? – Ангва дернула его за рукав.

– Ну, если тебе настолько необходимо знать… – смутился Моркоу. – «Кого я вижу, господин Картошка собственной персоной».

Повернувшись к Ангве, библиотекарь наморщил нос. Запах вервольфа ему не понравился. Тем не менее он жестом пригласил их войти и оставил ждать, а сам, постукивая костяшками рук, направился к столу, где принялся рыться в многочисленных ящиках. Наконец он извлек бляху с надписью «Городская Стража, Констебль По Особым Поручениям», которую и повесил на шнурке на… в общем, в районе вероятного расположения шеи, после чего вытянулся по стойке «смирно» – настолько, насколько таковой стойки вообще возможно было добиться от орангутана. Центральная область организма человекообразного в целом понимает, чего от нее хотят, но периферические части отстают.

– У‑ ук у‑ ук!

– Э‑ э…

– Это он сказал: «Чем могу быть полезным, капитан Накладные Усы? » – полюбопытствовала Ангва.

– Нам нужно осмотреть пятый этаж: оттуда открывается вид на площадь, – несколько холодно промолвил Моркоу, обращаясь к орангутану.

– Ук у‑ ук у‑ ук.

– Он говорит, что там старые кладовые.

– А последнее «у‑ ук»? – спросила Ангва.

– «Господин Ужасный Котелок», – перевел Моркоу.

– Но он не сообразил, кто ты на самом деле, а это ведь главное? – усмехнулась Ангва.

Пятый этаж представлял: собой коридор с дверями, открывающимися в лишенные воздуха комнаты. Там царил печальный запах старых, никому не нужных книг. Обвязанными веревками кипами были забиты даже не полки, а неструганые стеллажи. Многие книги имели потрепанный вид, у некоторых недоставало обложек. Однако, судя по уцелевшим частям, это были старые учебники, не способные вызвать любовь даже самого страстного библиофила.

Моркоу снял со стеллажа потрепанный экземпляр «Оккультизма для начинающих» Воддли. Несколько страниц выпали. Ангва подняла один листок.

– «Глава пятнадцатая. Начала Некромантии», – прочла она вслух. – «Урок первый. Как правильно пользоваться лопатой»…

Отложив страницу, она принюхалась. Запах библиотекаря заполонял носовую полость, словно слон – спичечный коробок, и все же…

– Мы здесь не первые, – уверенно произнесла она. – За последние пару дней здесь побывал кто‑ то еще. Ты не мог бы оставить нас одних, сэр? Когда дело касается до запахов, твое присутствие… может быть несколько навязчивым.

– У‑ ук?

Библиотекарь кивнул Моркоу, пожал плечами в сторону Ангвы и заковылял прочь.

– Не шевелись, – велела Ангва. – Стой где стоишь. Не возмущай воздух…

Очень осторожно она двинулась вперед.

Основываясь на данных, поставляемых слухом, она заключила, что библиотекарь в коридоре – именно оттуда доносился скрип половиц. Но ее нос упорно возражал, твердя, что орангутан все еще здесь. Правда, слегка смазанный, словно полустертый, и все же…

– Я должна изменить облик, – пришла к заключению Ангва. – Никак не могу восстановить истинную картину. И это очень странно…

Моркоу послушно закрыл глаза. Ангва запрещала ему смотреть, когда она пребывала, так сказать, на полпути между человеческим существом и волком – из‑ за малопривлекательности промежуточных стадий. Дома, в Убервальде, местные жители то и дело меняют облик, для них это как для обычного человека переодеть рубашку. Но даже там правила приличия диктуют, что перекидываться следует, предварительно спрятавшись за каким‑ нибудь кустиком.

Когда Моркоу снова открыл глаза, Ангва уже кралась вперед, все ее существо сфокусировалось в носу.

Обонятельная форма библиотекаря то и дело менялась: там, где орангутан двигался, возникало размытое сиреневое пятно, а где стоял – плотная, почти осязаемая фигура. Руки, лицо, губы… пройдет несколько часов – и фигура расплывется во все расширяющееся облако, но пока она еще ясно видит этот обонятельный портрет…

Воздушные потоки здесь, наверное, самые слабые, едва уловимые… В мертвом воздухе не жужжат даже мухи, способные – вызвать движение воздуха.

Она осторожно приблизилась к окну. То, что она сейчас видела зрением, представало в виде наброска углем, и этот набросок был полотном, основой, на которой расцветали роскошные краски запахов.

У окна… у окна…

Да! Там человек, и, судя по запаху, он стоит уже некоторое время… Аромат колыхался в воздухе, едва касаясь ее носовых пазух. Волны, завитки – ошибки быть не может: окно закрыли и закрыли вновь; и вот еще что, лишь тончайший намек, но все же руку он, похоже, держал перед собой…

Ее нос быстро подергивался, по запахам, заполонявшим комнату подобно мертвому дыму, она пыталась восстановить перед своим внутренним взором те формы, которые присутствовали здесь недавно…

Закончив, Ангва вновь оказалась рядом с грудой одежды. Натягивая башмаки, она вежливо кашлянула.

– У окна действительно стоял человек, – сказала она. – У него длинные волосы, немного сухие, воняют дорогим шампунем. Именно он поставил доски на место и приколотил их, после того как Осей проник в Барбикан.

– Ты уверена?

– Разве этот нос когда‑ нибудь ошибался?

– Извини. Что еще?

– Я бы сказала, он довольно крупный, для своего роста даже тяжеловатый. Не из любителей мыться, но когда моется, то пользуется мылом Виндпайка, дешевой маркой, а шампунь выбирает дорогой, что странно. Башмаки довольно новые. И зеленое пальто.

– Ты можешь по запаху определить цвет?

– Не цвет. Краску. Эта, мне кажется, из Сто Лата. И еще… по‑ моему, он стрелял из лука. Из ДОРОГОГО лука. В воздухе витает легкий шелковый аромат, а ведь именно из шелка, насколько я знаю, делают самую надежную тетиву. И на дешевые луки такую тетиву натягивать не станут.

Моркоу подошел к окну.

– Отсюда у него был хороший обзор, – пробормотал он и перевел взгляд на пол. А потом на подоконник. И на стеллажи. – Как долго он здесь находился?

– Часа два‑ три.

– Он не расхаживал по комнате?

– Нет.

– Не курил, не плевал… Просто стоял и ждал. Профессионал. Господин Ваймс был прав.

– В гораздо большей мере профессионал, чем Осей, – подтвердила Ангва.

– Зеленое пальто, – повторил, как будто размышляя вслух, Моркоу. – Зеленое пальто, зеленое пальто…

– О, и еще… у него ужасно много перхоти, – добавила, поднимаясь на ноги, Ангва.

– Неужели Снежный Склонс?! – не поверил своим ушам Моркоу.

– Что?

– У него в самом деле было ОЧЕНЬ много перхоти?

– Да уж, просто…

– Именно поэтому его зовут Снежным, – сказал Моркоу. – Шпротвиль Склонс, человек, который причесывается частым гребнем. Но я слышал, он переехал в Сто Лат…

И уже в унисон они произнесли:

– …Откуда и была краска…

– Он хорошо стреляет из лука? – спросила Ангва.

– Отлично. И у него прекрасно получается убивать людей, которых он ни разу в жизни не видел.

– Он что, наемный убийца?

– О нет. Просто убивает за деньги. Никакого стиля. Склонс едва умеет читать и писать.

Сочувственно поморщившись, Моркоу поскреб в затылке, как будто припоминая что‑ то.

– В сложности он даже не вникает. В прошлом году мы его чуть было не арестовали, но он встряхнул головой и, пока мы откапывали Шнобби, был таков. Тот еще тип. Интересно, где он теперь обитает?

– Даже не проси, чтобы я отправилась за ним. Его след давным‑ давно уже затоптали.

– О, тут мы можем не беспокоиться. Нам помогут. Кое‑ кто знает в городе всех и каждого.

– ГОСПОДИН СКЛОНС?

Снежный Склонс осторожно ощупал свою шею – или, по крайней мере, шею своей души. Некоторое время после Смерти человеческая душа еще сохраняет форму тела. Замечательная вещь – привычка.

– Кто это был? – спросил он.

– ТЫ ЕГО НЕ ЗНАЕШЬ? – спросил Смерть.

– Откуда?! Я, видишь ли, стараюсь не водить знакомство с теми, кто способен за здорово живешь отрезать тебе голову!

В падении тело Снежного Склонса опрокинуло на столе бутылочки с лечебным шампунем, и сейчас средство для интимного ухода, капая на пол, смешивалось с интимными жидкостями, вытекающими из тела Склонса.

– Он со специальными маслами, обошелся мне аж в четыре доллара, – пожаловался Склонс.

Впрочем, все это казалось странным образом… несущественным. Смерть случается с другими. Но теперь одним из этих «других» стал он сам – тот, который валяется на полу, у ног, а не тот, который стоит и смотрит на того, кто валяется. Раньше Склонс ни за что на свете не смог бы выговорить слово «метафизический», но минула всего пара минут – и он уже смотрит на жизнь совсем иначе. Для начала – снаружи.

– Четыре доллара, – повторил он. – И я даже не успел его опробовать!

– ОН БЫ НЕ ОКАЗАЛ ЖЕЛАЕМОГО ДЕЙСТВИЯ. – Смерть успокаивающе похлопал Склонса по прозрачному плечу. – И ЕСЛИ ПОЗВОЛИШЬ, МОГУ ДАТЬ ОДИН СОВЕТ: ПОПРОБУЙ ВЗГЛЯНУТЬ НА СЛУЧИВШЕЕСЯ С ПОЛОЖИТЕЛЬНОЙ СТОРОНЫ. ЭТО СРЕДСТВО ТЕБЕ БОЛЬШЕ НЕ ПОНАДОБИТСЯ.

– Что, никакой больше перхоти? – с надеждой переспросил Склонс, теперь уже просвечивающий насквозь и на глазах теряющий очертания.

– НИКАКОЙ. НИКОГДА, – заверил его Смерть. – МОЖЕШЬ ПОВЕРИТЬ МНЕ НА СЛОВО.

На бегу пристегивая доспехи, Ваймс несся по темнеющим улицам.

– Так что происходит, Шелли?

– Говорят, клатчцы кого‑ то убили, сэр. В Скандальном переулке собралась толпа, и настроена она агрессивно. Я как раз дежурила в штаб‑ квартире и решила, что будет правильно поставить вас в известность, сэр.

– Правильно решила!

– А капитана Моркоу, как я ни искала, найти не удалось, сэр.

Гроссбух души Ваймса пополнился еще одной записью, выведенной едкими черными чернилами.

– Хорошенькие дела… И кого же ты оставила разбираться с толпой?

– Сержанта Детрита, сэр.

Вдруг у Шелли возникло ощущение, что она застыла на месте. А командор Ваймс превратился в быстро исчезающее вдали облако.

Со спокойным выражением лица, свойственным тем, кто методически исполняет свои обязанности, Детрит на глаз выбрал человека покрепче и использовал его в качестве дубины. Когда вокруг образовалось свободное пространство со стонущей грудой бывших бунтарей посередине, Детрит вскарабкался на эту кучу малу и сложил руки рупором:

– Слушайте меня, вы, человеки!

Голос орущего что есть сил тролля имеет все шансы быть услышанным. Удостоверившись, что привлек всеобщее внимание, Детрит вытащил из‑ под железного нагрудника свиток и помахал им над головой.

– Вот енто Пост… Пос‑ та‑ но‑ вле‑ ние о Бунтах, – запинаясь, прочел он. – Знаете, что енто значит? Енто значит, что, если я вам енто прочту, а вы не постановитесь по стойке «смирно», то Стража имеет право применить оружие. Всем ясно?

– А что ты только что применял? – простонал кто‑ то, лежащий в основании человеческой горы.

– А енто я еще ничего не применял, – объяснил Детрит, переступая на другую ногу. – Енто вы оказывали содействие Городской Страже.

Он развернул свиток.

Хотя из близлежащих проулков еще доносились звуки приглушенной возни, а на соседней улице продолжали вопить, вокруг тролля образовалось кольцо молчания. Анк‑ морпоркцы отличались уникальным умением, которое практически стало наследственной чертой: они буквально нутром чуяли грядущее развлечение.

Некоторое время Детрит держал свиток на расстоянии вытянутой руки. Потом поднес его к самому носу. Несколько раз перевернул вверх ногами и обратно.

Все это время он неуверенно шевелил губами. В конце концов Детрит наклонился со свитком к констеблю Посети.

– Это слово?

– «Вышесказанным», сержант.

– Так я и знал.

Детрит выпрямился.

– «Вы‑ ше‑ ска‑ зан‑ ным…» – На лбу Детрита заблестели капли того, что у троллей сходило за пот. – «Вышесказанным… пот‑ твер‑ жда‑ иц‑ ца…»

– «Подтверждается», – шепотом поправил констебль Посети.

– Сам знаю. – После еще нескольких мгновений напряженного изучения свитка Детрит сдался. – Но вы же не хотите слушать меня до вечера! – оглушительно проревел он. – Здесь говорится про Всяческие бунты, и все вы должны прочесть этот документ. Значится, взяли и передали по кругу.

– А если мы его не прочтем? – подали голос из толпы.

– Вы должны. Это УРИДИЧЕСКИЙ документ.

– И что?

– А то, что застрелю, – объяснил Детрит.

– Но это запрещено! – завопил другой бунтарь. – Сначала ты должен крикнуть: «Стой, не то буду стрелять! »

– Очень кстати, – согласился Детрит. – Вы ведь уже стоите…

Он легонько шевельнул плечом, с которого соскользнул громадный арбалет, удобно уместившись в лапище Детрита. Это было осадное орудие, из тех, которые, как правило, возят на телегах. Стрела была почти в два метра длиной.

– Кроме того, по движущимся мишеням стрелять труднее, – заметил он.

Детрит снял арбалет с предохранителя.

– Кто‑ нибудь уже закончил читать?

– Сержант!

Сквозь толпу проталкивался Ваймс. Теперь это уже была НАСТОЯЩАЯ толпа. Анк‑ морпоркцы представляли собой благодарную аудиторию.

Детрит с лязгом отдал честь.

– Ты собирался хладнокровно расстрелять этих людей, сержант?

– Никак нет, сэр. Предупреждающий выстрел в голову, только и всего.

– Неужели? В таком случае позволь, я минутку поговорю с ними.

Ваймс посмотрел на одного из крикунов, в одной руке которого был зажат горящий факел, а в другой – дубина. Тот ответил нервно‑ вызывающим взглядом человека, под ногами которого только что угрожающе задвигалась земля.

Подтянув к себе факел, Ваймс прикурил от него.

– Что тут за шум, а, друг?

– Клатчцы затеяли стрельбу, господин Ваймс! Ничем не спровоцированное нападение!

– Неужели?

– Есть убитые!

– И кто же они?

– Я… тут были… все знают, что они убивали людей! – Мысленные ноги говорящего почуяли под собой безопасную почву. – Да кем они себя вообразили? Приходят тут и…

– Довольно, – оборвал Ваймс.

Отступив на шаг, он повысил голос.

– Лица многих из вас мне знакомы, – начал он. – И я знаю, что у вас есть дома, где вас ждут. Видите это? – Он вытащил из кармана жезл. – Это значит, что мой долг – следить за соблюдением спокойствия. Поэтому через десять секунд я отправлюсь следить за его соблюдением куда‑ нибудь еще. Но Детрит останется. Я от всей души надеюсь, что он не совершит поступков, которыми можно запятнать честь мундира. Или сам мундир.

С иронией у жителей Анк‑ Морпорка было туговато, но самые смышленые уже уловили суть, ориентируясь главным образом по выражению лица Ваймса. На лице командора отражалось нечто такое, благодаря чему они мгновенно поняли: перед ними человек, лишь колоссальным усилием воли держащий себя в руках.

Толпа сломалась и стала рассасываться. Люди ныряли в боковые переулки, избавлялись там от своего самодельного оружия и обратно выходили, шагая уравновешенной походкой честных, добропорядочных граждан.

– Отлично, так что же все‑ таки произошло? – осведомился Ваймс, обращаясь к троллю.

– Мы слыхали, вон тот вьюноша стрелял вон в ентого мужчину, – пояснил Детрит. – Мы приходим сюда, глядь – а уж народ валит с оружием, и орут все…

– Он поразил его, аки Гудрун – урских грешников! – восторженно воскликнул констебль Посети[7].

– Поразил? – переспросил в некотором затруднении Ваймс. – Он что, в самом деле кого‑ то убил?

– Судя по тому, как тот ругался, нет, сэр, – доложил Детрит. – Только попал в руку. Друзья привели его в Стражу, жаловаться. Он булочник, работает в ночную смену. По его словам, уже было поздно, конец рабочего дня, он пришел сюда за обедом, но не успел и рта раскрыть, как в него начали палить почем зря.

Ваймс пересек улицу, подошел к лавке и надавил на ручку двери. Она слегка приоткрылась, но потом уперлась во что‑ то смахивающее на баррикаду. У окна тоже громоздилась наваленная мебель.

– Сколько здесь было людей, констебль?

– Множество, сэр.

А за дверью всего четверо, подумал Ваймс. Семья. Дверь приоткрылась на долю дюйма, и Ваймс присел еще до того, как увидел просунутую в щель стрелу.

Послышалось упругое «тан‑ н‑ нг» тетивы. Стрела не столько набирала скорость, сколько выписывала бешеные кульбиты и улетела бы вбок, не врежься она в противоположную стену.