Чем все закончилось? 17 страница

– ПИСК?

– Куда угодно. Главное – чтобы там никто не помнил твоего имени.

Смерть Крыс окинул взглядом бескрайнюю, невыразительную, а кроме того, иссушенную пустыню.

– ПИСК.

– Знаешь, кажется, ты прав.

Это была яблоня.

«Он сделал для меня качели», – вспомнила Сьюзен.

Она сидела и смотрела на них.

Качели были достаточно замысловатыми и представляли собой конструкцию, создатель которой следовал основным принципам, не всегда их понимая. Как именно все протекало?

Несомненно, качели следует вешать на самую крепкую ветку.

А на самом деле, если безопасность превыше всего, их стоит закрепить на двух самых крепких ветках, по одной веревке на каждую ветку.

Так уж случилось, что ветки эти находились по разные стороны от ствола.

Но назад пути нет. В этом заключалась его логика. Только вперед, логичный шаг за логичным шагом.

В результате, чтобы качели могли качаться… он взял и вырезал прямо из середины дерева кусок ствола около шести футов. И дерево не погибло, наоборот, похоже, это ему пошло на пользу.

Тем не менее отсутствие центральной части ствола породило новую проблему, которая была решена установкой двух подпорок, которые поддерживали верхнюю часть дерева на нужной высоте от земли.

Она, помнится, очень смеялась. А он стоял рядом и не мог понять, в чем дело.

И тут она поняла, поняла все!

Смерть так… жил. Не осознавая до конца, что делает. Он просто поступал – зачастую неправильно. Взять, к примеру, ее мать: на него вдруг свалилась вполне взрослая девушка, а что с ней делать, он понятия не имел. Затем он пытался исправить ситуацию, но делал только хуже. Ее отец. Ученик Смерти! А когда из этого тоже ничего не получалось, так как неправильность была заложена с самого начала, он снова пытался все исправить…

Он перевернул песочные часы.

Дальше – чистая арифметика.

Вскоре снова пришло время исполнять Обязанности.

– Привет… проклятье, Золто, скажи, где мы находимся… Сто Лат! Хэй!

Зрителей было еще больше. Потому что было больше времени для развешивания афиш, для того, чтобы слухи дошли досюда из Анк‑ Морпорка. Кроме того, как заметили музыканты, очень много людей последовали за ними из Псевдополиса.

В перерыве между песнями, буквально за мгновение до того, как люди залезли на спинки стульев, Утес наклонился к Золто.

– Видишь эту троллиху в первом ряду? – спросил он. – На пальцах которой прыгает Асфальт?

– Ту, что похожа на кучу породы?

– Она была в Псевдополисе, – сияя улыбкой, сообщил Утес. – Она не сводит с меня глаз!

– Так что ты теряешься, парень? – ободрил его Золто, выливая слюну из трубы. – Разбей ее каменное сердце.

– Думаешь, она одна из тех поклонниц, о которых рассказывал Асфальт?

– Возможно.

Прочие новости разносились с не меньшей скоростью. Утро застало их в очередном перекрашенном номере гостиницы и порадовало высочайшим указом королевы Кели о том, что под страхом пыток группа обязана покинуть город в течение одного часа. Пришлось быстренько собирать манатки.

Телега прыгала по булыжной дороге, что вела в Щеботан. Бадди лежал на спине и смотрел в небо.

Она не появилась. Во время обоих выступлений он внимательно рассматривал публику, но ее так и не увидел. Как‑ то раз он даже встал посреди ночи и отправился бродить по пустынным улицам – вдруг она его тоже ищет? Однако теперь он уже сомневался в ее существовании. Честно говоря, он и в своем‑ то существовании был не совсем уверен – если не брать то время, что он проводил на сцене.

Вполуха он слушал разговоры других музыкантов.

– Асфальт?

– Да, господин Золто?

– Утес и я не могли кое‑ чего не заметить.

– Да, господин Золто?

– Ты повсюду таскаешь за собой тяжелую кожаную сумку.

– Да, господин Золто.

– И сегодня утром, как мне кажется, она стала еще тяжелее.

– Да, господин Золто.

– У тебя в ней деньги?

– Да, господин Золто.

– Сколько?

– Э… Господин Достабль сказал, чтобы я не волновал вас пустыми разговорами о деньгах.

– А мы не против чуток поволноваться, – отозвался Утес.

– Вот именно, – подтвердил Золто. – Более того, мы хотим поволноваться.

– Э‑ э… – Асфальт нервно облизнул губы. Похоже, что Утес не намерен был отступать. – Около двух тысяч долларов, господин Золто.

Телега по‑ прежнему прыгала по булыжникам. Местность немного изменилась. Появились холмы, фермы стали меньше размерами.

– Две тысячи долларов, – наконец произнес Золто. – Две тысячи долларов. Две тысячи долларов. Две тысячи долларов.

– Что ты все время это повторяешь? – спросил Утес.

– У меня ни разу даже возможности не было произнести это вслух. Две тысячи долларов…

– Ты потише.

– ДВЕ ТЫСЯЧИ ДОЛЛАРОВ!

– Ш‑ ш‑ ш! – отчаянно зашипел Асфальт, когда вопль Золто эхом разнесся между холмами. – Кругом же разбойники!

Золто не сводил взгляда с сумки.

– Это ты мне говоришь?

– Я не имел в виду господина Достабля!

– Мы на дороге между Сто Латом и Щеботаном, – терпеливо объяснил Золто. – А не в Овцепикских горах. Здесь цивилизация, а там, где цивилизация, на дорогах не грабят. – Он мрачно посмотрел на сумку. – Тут дожидаются, когда ты вернешься в город. Ха! Да когда на этой дороге в последний раз кого‑ нибудь грабили?

– Кажется, в пятницу, – донесся чей‑ то голос из‑ за ближайшей скалы. – Прокля…

Лошади поднялись на дыбы и галопом рванули вперед. Асфальт щелкнул кнутом почти инстинктивно.

Они придержали лошадей только через несколько миль.

– Не говори ничего о деньгах, хорошо? – прошипел Асфальт.

– Я – профессиональный музыкант, – сказал Золто. – И всегда думаю о деньгах. До Щеботана еще далеко?

– Уже гораздо ближе, – ответил Асфальт. – Всего пара миль.

За следующей грядой холмов оказался город, стоящий на берегу залива.

У закрытых городских ворот толпились люди. Лучи полуденного солнца отражались от шлемов.

– Как называются эти длинные палки с топорами на концах? – спросил Асфальт.

– Алебарды, – просветил его Бадди.

– Что‑ то многовато алебард, – заметил Золто.

– Перестаньте, – сказал Утес. – Мы‑ то тут при чем? Мы – всего лишь музыканты.

– А еще я вижу людей в длинных мантиях и с золотыми цепями, – сообщил Асфальт.

– Магистрат, – узнал Золто.

– Помните всадника, который обогнал нас сегодня утром? – спросил Асфальт. – Может, новости уже и досюда дошли…

– Да, но не мы же разнесли тот театр! – воскликнул Утес.

– Ага. Вы всего лишь шесть раз выступили на бис, – хмыкнул Асфальт.

– И беспорядки на улицах устроили не мы.

– Уверен, эти типы с пиками все поймут.

– Может, они просто не хотят, чтобы мы перекрашивали их гостиницы? – задумался Утес. – Я же говорил, оранжевые шторы не подходят к желтым обоям.

Телега остановилась. Толстый мужчина в треуголке и отделанной мехом накидке крайне неприветливо оглядел музыкантов.

– Это вы – музыканты, более известные под названием «Рок‑ Группа»? – спросил он.

– А в чем проблема, начальник? – поинтересовался Асфальт.

– Я – мэр Щеботана. А согласно щеботанским законам, музыка Рока не может исполняться на территории города. Можете сами убедиться, вот он, наш закон…

Он взмахнул свитком. Золто ловко выхватил у него пергамент.

– Чернила даже еще не высохли, – заметил он.

– Музыка Рока представляет собой нарушение общественного порядка, признана вредной для здоровья и морали и вызывает неестественные движения тела у в остальном здорового народонаселения, – парировал мэр и забрал у Золто свиток.

– Ты хочешь сказать, мы не имеем права въезжать в Щеботан? – спросил Золто.

– Въезжайте сколько угодно, – развел руками мэр, – но играть вы тут не можете.

Бадди вскочил.

– Но мы должны играть! – воскликнул он и взмахнул гитарой.

Паренек сжал гриф и угрожающе занес над струнами дрожащую руку.

Золто в отчаянии закрутил головой. Утес и Асфальт закрыли уши ладонями.

– Ага, – довольно усмехнулся гном. – Вижу, пришла наконец моя очередь вести переговоры.

Он спустился с телеги.

– Полагаю, ты, ваша милость, еще не слышал о музыкальном налоге?

– О каком‑ таком музыкальном налоге? – произнесли Асфальт и мэр одновременно.

– Он введен совсем недавно, – продолжил Золто. – В связи с невероятной популярностью музыки Рока. Музыкальный налог, пятьдесят пенсов с билета. Насколько помню, в Сто Лате он составил около двухсот пятидесяти долларов. А в Анк‑ Морпорке – в два раза больше, конечно. Патриций его придумал.

– Правда? Очень похоже на Витинари, – согласился мэр и задумчиво потер подбородок. – Двести пятьдесят долларов, говоришь? В Сто Лате? Городишко‑ то совсем никакой.

Встревоженный стражник с перьями на шлеме отдал честь.

– Прошу прощения, ваша милость, но в послании из Сто Лата говорится…

– Замолчи, – раздраженно оборвал его мэр. – Я думаю.

Утес склонился к гному:

– Это подкуп?

– Налогообложение, – возразил Золто.

Стражник еще раз отдал честь.

– Но, ваша милость, стражники…

– Капитан! – рявкнул мэр, не сводя задумчивого взгляда с Золто. – Это – большая политика! Так что заткнись!

– Еще и политика? – удивился Утес.

– А в качестве изъявления доброй воли, – вкрадчиво промолвил Золто, – мы предлагаем выплатить этот налог до выступления, а не после. Ну, что скажешь?

Мэр смотрел на них в полном изумлении, так как не мог представить себе, что у каких‑ то музыкантов могут быть такие деньги.

– Ваша милость, в послании говорится…

– Двести пятьдесят долларов, – повторил Золто.

– Ваша милость…

– Капитан, – произнес мэр, явно приняв некое решение, – тебе прекрасно известно, что жители Сто Лата не совсем нормальны. В конце концов, это всего лишь музыка. Я же говорил, что послание сразу показалось мне странным. Какой вред может причинить музыка? Кроме того, эти молодые лю… гм, тролли, гном и человек определенно пользуются успехом.

Судя по всему, последнее обстоятельство сыграло в колебаниях мэра решающую роль. Мелкими жуликами они быть не могли, ну кому может понравится мелкий жулик?

– Да, но Псевдопо…

– А, они… Высокомерная толпа. Что плохого в музыке? – Он так и пожирал Золто глазами. – Особенно если она идет на пользу обществу. Пропусти их, капитан.

Сьюзен запрыгнула в седло.

Она знала это место. Даже была там однажды. Вдоль дороги установили новую ограду, но легче от этого не стало.

И время она тоже знала.

Именно после случившегося этот изгиб назвали Поворотом Мертвеца.

– Привет, Щеботан!

Бадди взял аккорд и встал в свою фирменную позу. Его окружало едва заметное белое сияние, похожее на блеск дешевых бус.

– А! А‑ а‑ а! И‑ и‑ и‑ и!

Приветственные крики превратились в уже знакомую стену звука.

«Я думал, что нас убьют люди, которым мы не нравимся, – подумал Золто. – А теперь мне кажется, мы погибнем от рук людей, которые нас обожают…»

Он осторожно огляделся. Вдоль стен стояли стражники, капитан у них был не дурак… «Надеюсь, Асфальт подогнал телегу туда, куда я его просил».

Он посмотрел на сверкающего в свете рампы Бадди.

«Пара выступлений на бис, потом вниз по черной лестнице и прочь отсюда», – подумал Золто.

Кожаная сумка была прикована цепью к ноге Утеса. Любому попытавшемуся ее украсть придется утянуть с собой и барабанщика, весившего целую тонну.

«Я даже не знаю, что мы будем играть, – подумал Золто. – И никогда не знал. Просто дую в трубу… и все. Это неправильно… Что‑ то тут не так».

Бадди взмахнул рукой на манер дискобола, и аккорд буквально прыгнул в уши зрителей.

Прежде чем музыка Рока заполнила его душу, Золто успел подумать: «Я умру. Это – часть музыки. Причем умру очень скоро. Я чувствую это. Каждый день. Смерть все ближе…»

Он снова взглянул на Бадди. Тот осматривал зал, словно искал кого‑ то в вопившей толпе.

Они сыграли «Музыку, Которая Трясет». Они сыграли «Туман Над Капустой». Они сыграли «Стремянку В Облака». (И сотни людей в зале поклялись, что утром же пойдут и купят гитары. )

Они играли с сердцем и особенно с душой.

Выбраться из зала им удалось только после девятого выступления на бис. Толпа все еще топала ногами, требуя музыки, когда они через окно в туалете спустились в переулок.

Асфальт высыпал содержимое мешка в кожаную сумку.

– Еще семьсот долларов! – объявил он, помогая музыкантам забраться на телегу.

– Отлично, – одобрил Золто. – А мы получаем всего по десять долларов.

– Скажи об этом господину Достаблю, – предложил Асфальт, когда лошади зацокали копытами, направляясь к городским воротам.

– Обязательно.

– Это неважно, – промолвил Бадди. – Иногда нужно работать ради денег, а иногда – ради представления.

– Ха! Ну уж нет, пусть другие ради этого работают!

Золто пошарил под сиденьем. Асфальт догадался поставить туда два ящика пива.

– Фестиваль – уже завтра, слышите, ребята? – проворчал Утес.

Они миновали арку ворот. Даже здесь был слышен топот тысяч и тысяч ног.

– А после него мы заключим новый контракт, – кивнул гном. – Со множеством нулей.

– Нули есть и сейчас, – сказал Утес.

– Да, но цифр перед ними нет. Эй, Бадди!

Они обернулись. Бадди спал, прижав к груди гитару.

– Погас как свеча, – хмуро промолвил Золто. И отвернулся.

Дорога уходила вдаль, бледная под светом звезд.

– Ты говорил, что хочешь просто играть, – вспомнил Утес. – Говорил, что слава тебе не нужна. Ну, а что ты скажешь сейчас, когда куча золота лежит под твоими ногами, а девушки бросают к твоим ногам кольчуги?

– Придется с этим мириться.

– Вот разбогатею и куплю себе карьер, – мечтательно произнес тролль.

– Да?

– Да. В форме сердца.

Темная ночь накануне грозы. Карета без лошадей, проломив хлипкую, по сути дела бесполезную, ограду, падает с обрыва. Кувыркаясь в воздухе, она достигает далекого дна ущелья – пересохшего русла реки, – где и рассыпается на части.

Вспыхивает вытекшее из каретных фонарей масло, раздается взрыв, и из клубов едкого дыма – трагедия тоже подчиняется законам жанра – выкатывается горящее колесо.

Самым странным было то, что Сьюзен не испытала при этом абсолютно никаких чувств. Она могла печально созерцать происходящее – потому что в таких обстоятельствах печаль уместна. Она знала, кто находится в карете. Но это уже произошло. И она ничего не могла сделать, чтобы это предотвратить, потому что, если бы она это предотвратила, ничего бы не произошло. Поэтому она просто смотрела, как все произошло. И ничего не предприняла. И это произошло. (Слишком много «произошло», но что поделать, если так все происходило? )

Она чувствовала, как логика ситуации устанавливается на место, подобно огромным свинцовым блокам.

Возможно, где‑ то этого не случилось. Возможно, карету занесло в другую сторону, возможно, под колесо попал нужный камень, возможно, карета вообще поехала по другой дороге, возможно, кучер вовремя вспомнил о резком повороте. Но такие возможности существуют только при условии существования данной ситуации.

И это было не просто знание. Это знание пришло из разума очень, очень древнего.

«Иногда единственное, что ты можешь сделать для людей, – это поприсутствовать».

Она отвела Бинки в тень под скалой и стала ждать. Через пару минут она услышала звук падающих камней, и по незаметной, почти отвесной тропинке, ведущей из пересохшего русла реки, поднялся всадник.

Бинки раздула ноздри. Парапсихология не может объяснить то странное чувство, которое возникает, когда ты вдруг сталкиваешься лицом к лицу с самим собой[26].

Смерть слез с лошади, оперся на косу и уставился на русло реки, проходившее далеко внизу.

«Он же мог что‑ нибудь сделать! » – подумала она.

Мог ли?

Смерть выпрямился, но не обернулся.

– ДА. Я МОГ ЧТО‑ НИБУДЬ СДЕЛАТЬ.

– Как… как ты узнал, что я здесь? …

Смерть раздраженно махнул рукой.

– Я ПОМНЮ ТЕБЯ, А ТЕПЕРЬ ПОСТАРАЙСЯ ПОНЯТЬ. ТВОИ РОДИТЕЛИ ЗНАЛИ, ЧТО ЭТО ДОЛЖНО БЫЛО ПРОИЗОЙТИ. ЧТО‑ ТО ГДЕ‑ ТО ОБЯЗАТЕЛЬНО ДОЛЖНО ПРОИЗОЙТИ. ДУМАЕШЬ, Я НЕ ГОВОРИЛ С НИМИ? НО Я НЕ МОГУ ДАРИТЬ ЖИЗНЬ. Я МОГУ ТОЛЬКО… ПРЕДОСТАВЛЯТЬ ОТСРОЧКУ. НЕИЗМЕННОСТЬ. ТОЛЬКО ЛЮДИ СПОСОБНЫ ДАРИТЬ ЖИЗНЬ. А ОНИ ХОТЕЛИ ОСТАТЬСЯ ЛЮДЬМИ, ОНИ НЕ ЖЕЛАЛИ БЕССМЕРТИЯ. ЕСЛИ ХОЧЕШЬ ЗНАТЬ, ОНИ УМЕРЛИ МГНОВЕННО. МГНОВЕННО.

«Я должна спросить, – подумала Сьюзен. – Обязана произнести эти слова, иначе перестану быть человеком».

– А я… я могу вернуться в прошлое и спасти их? … – Только легкая дрожь в ее голосе говорила о том, что это вопрос.

– СПАСТИ? РАДИ ЧЕГО? РАДИ ЖИЗНИ, КОТОРАЯ ИССЯКЛА? КОНЕЦ НЕИЗБЕЖЕН. Я ЗНАЮ. ИНОГДА Я ДУМАЛ ИНАЧЕ. НО… КТО Я БЕЗ СВОИХ ОБЯЗАННОСТЕЙ? ДОЛЖЕН БЫТЬ КАКОЙ‑ ТО ЗАКОН.

Не оглядываясь, он вскочил в седло и пришпорил Бинки, направив ее прямо в пропасть.

Рядом с извозчичьим двором на Федрской улице лежала копна сена. Она вдруг раздулась, и кто‑ то глухо выругался.

Долей секунды позже в элеваторе рядом со скотным двором кто‑ то закашлялся и тоже выругался, но уже более крепко.

А еще немного позже гнилые доски пола в старой лавке кормов на Короткой улице взлетели в воздух, и на сей раз бранное слово долго блуждало эхом среди мешков с комбикормом.

– Тупой грызун! – взревел Альберт, вытряхивая зерно из уха.

– ПИСК.

– Я так и думал. Но какого я размера, по‑ твоему?

Альберт смахнул с пальто солому и муку и подошел к окну.

– Ага, – сказал он. – А не заглянуть ли нам в «Залатанный Барабан»?

В кармане Альберта песок возобновил свое прерванное путешествие из будущего в прошлое.

Гибискус Дунельм решил закрыть таверну на часок‑ другой, чтобы прибраться. Процесс уборки был достаточно простым. Во‑ первых, он и его работники собирали неразбитые стаканы и кружки. Это длилось очень недолго. Потом наступало время бесцельных поисков оружия, которое можно было выгодно продать, а также быстрого обшаривания карманов посетителей, не способных возражать в силу того, что они (посетители, разумеется) были пьяными, мертвыми или и теми и другими. Потом в сторону сдвигалась мебель, и все остававшееся на полу выметалось через заднюю дверь в широкие коричневые объятия реки Анк, на поверхности которой все это скапливалось и постепенно тонуло.

Гибискус закрыл на засов огромную входную дверь…

Но она не закрывалась. Опустив взгляд, он увидел чей‑ то башмак.

– Мы закрыты, – сказал он.

– Нет.

Дверь распахнулась, и в зал вошел Альберт.

– Ты это лицо когда‑ нибудь видел? – грозно спросил он и сунул под нос Дунельму картонку.

Такое поведение было грубейшим нарушением всех правил приличия. Дунельм просто не выжил бы, если бы всем подряд рассказывал, кого он где видел. Дунельм мог всю ночь разносить выпивку и не увидеть ни единого лица.

– Не‑ а, – ответил он, даже не посмотрев на картонку.

– Ты должен мне помочь, – сказал Альберт. – Иначе случится нечто ужасное.

– Отвали!

Альберт пинком ноги захлопнул дверь.

– А я пытался быть вежливым… – процедил он.

Смерть Крыс, сидевший на его плече, подозрительно принюхивался.

Буквально через мгновение подбородок Гибискуса был прижат к грубым доскам одного из столов.

– Я точно знаю, что он сюда заходил, – сообщил Альберт, который даже не запыхался. – Потому что все сюда заходят, рано или поздно. Посмотри‑ ка еще раз. Только повнимательнее.

– Это же карта Каро, – невнятно пробурчал Гибискус. – Это – Смерть!

– Вот именно. На белой лошади. Его невозможно не заметить. Правда, он мог выглядеть по‑ другому.

– Слушай, я тебя не понимаю, – сказал трактирщик, пытаясь вырваться из железной хватки Альберта. – Ты спрашиваешь, не видел ли я кого‑ нибудь не похожего на него?

– Он вел себя странно. Более странно, чем остальные. – Альберт задумался на мгновение. – И много пил, если я не ошибаюсь. Он всегда очень много пьет.

– Знаешь, мы все‑ таки в Анк‑ Морпорке…

– Не наглей, иначе рассержусь.

– То есть это у тебя мирное состояние?

– Я сейчас немного взволнован. Но если хочешь, могу рассердиться.

– Был здесь один… несколько дней назад. Не помню точно, как он выглядел…

– Ага, он.

– Выпил все, что было, «Варвары‑ Захватчики» ему очень не понравились, в конце он рухнул как подкошенный, а потом…

– Что? Что потом?

– Не помню. Мы просто выбросили его.

– Через заднюю дверь?

– Да.

– Но там же река.

– Ну, большинству людей удается оттуда выбраться, прежде чем они начинают тонуть.

– ПИСК, – встрял Смерть Крыс.

– Он что‑ нибудь говорил? – спросил Альберт, не обращая внимания на крысу.

– Молол что‑ то… Говорил, что якобы все помнит… даже по пьянке не может забыть. А еще… нес какую‑ то чушь о дверных ручках и… неприятном солнечном свете.

– Солнечном свете?

– Вроде да.

Гибискус почувствовал, что его руку отпустили. Он выждал еще пару секунд, потом тихонько обернулся.

И никого не увидел.

Гибискус наклонился и осторожно посмотрел под столами.

Альберт вышел на предрассветную улицу и, покопавшись в кармане, достал свою коробку. Открыл ее, взглянул на жизнеизмеритель и быстро захлопнул крышку.

– Итак, – сказал он, – что дальше?

– ПИСК!

– Что?

Как раз в этот самый момент он получил удар по затылку.

Удар не был рассчитан на то, чтобы убить. Тимо Лазиман из Гильдии Воров знал, что происходит с ворами, убившими кого‑ нибудь. К ним для короткой беседы наедине приходили люди из Гильдии Наемных Убийц. И беседа была действительно очень короткой – на самом деле они говорили одно‑ единственное слово: «Прощай».

Он хотел просто оглушить старика, чтобы обшарить его карманы.

И никак не ожидал, что тело упадет с таким звуком. Это был звук разбившегося стекла, но с неприятными обертонами, которые продолжали отзываться эхом в голове Тимо, хотя давно должны были затихнуть.

Какая‑ то мелкая тварь, прыгнув с тела, вцепилась воришке прямо в лицо. Две костяные лапки схватили его за уши, а не менее костяной лоб резко опустился. Тимо заорал во всю глотку и бросился прочь.

Смерть Крыс перекувырнулся в воздухе, упал на землю и подбежал к Альберту. Он хлопал его по щекам, пинал, даже, будучи в полном отчаянии, укусил за нос.

Потом, схватив Альберта за воротник, Смерть Крыс попытался вытащить старика из канавы, но услышал, как предостерегающе звякнуло стекло.

Пустые глазницы воззрились на закрытую дверь «Барабана». Окостеневшие усики встали дыбом.

Через мгновение Гибискус открыл дверь, стук был поистине ужасным.

– Что, не видишь? Мы за…

Что‑ то проскользнуло между его ног, остановилось на мгновение, чтобы цапнуть трактирщика за лодыжку, а затем, отчаянно принюхиваясь к полу, помчалось в сторону черного хода.

Это место называлось Гад‑ парком не потому, что в округе жили сплошные нехорошие люди, а потому, что когда‑ то существовала такая мера площади – гад, – равняющаяся участку земли, которую мог вспахать человек при помощи трех с половиной волов в крайне дождливый четверг. Размер парка точно соответствовал такому участку, а жители Анк‑ Морпорка помимо денег свято чтили традиции.

Кроме того, здесь были деревья, трава и даже озеро с самыми настоящими рыбками. Благодаря причудливому историческому зигзагу парк считался сравнительно безопасным местом. Людей в Гад‑ парке грабили очень редко. Грабители, как и все остальные, нуждаются в безопасном местечке, где можно спокойно принять солнечную ванну и передохнуть. Поэтому парк считался нейтральной территорией.

И он уже заполнялся людьми, хотя смотреть еще было не на что, кроме как на рабочих, торопливо сколачивавших огромную сцену недалеко от озера. Участок земли за сценой был огорожен дешевой мешковиной, приколоченной к столбам. Некоторые особенно любопытные зрители пытались проникнуть за ограду, но стараниями помощников Хризопраза моментально оказывались в озере.

Среди других репетирующих музыкантов особенно выделялась группа Крэша. Частично потому, что Крэш лежал на траве голой спиной вверх, а Джимбо смазывал его раны йодом.

– Я думал, ты шутишь, – проворчал он.

– Типа, я же сказал, он – в твоей спальне, – пожал плечами Падла.

– Как я теперь буду играть на гитаре? – спросил Крэш.

– Ты все равно не умеешь на ней играть, – заметил Нодди.

– Да ты на руку мою посмотри.

Все посмотрели на его руку. Обработав раны, мать Джимбо надела на нее перчатку. Впрочем, царапины были неглубокими, даже самый тупой леопард не горит желанием долго находиться в обществе человека, который наваливается на него и пытается раздеть.

– Перчатка, – произнес Крэш ужасным голосом. – Кто‑ нибудь слышал о том, чтобы серьезный музыкант носил перчатку? Как я буду играть на гитаре?

– А как ты вообще смог бы на ней играть?

– Не понимаю, – вздохнул Крэш, – и зачем я с вами связался? Вы сдерживаете мое развитие как музыканта. Я уже начинаю подумывать о том, чтобы бросить вас и организовать собственную группу.

– Не получится, – откликнулся Джимбо. – Потому что хуже нас тебе не найти. Давайте честно признаем, мы – полное дерьмо.

Он высказал до сей поры замалчиваемое, но разделяемое всеми мнение. Другие музыканты, честно говоря, играли скверно. Но не более того. Некоторые даже обладали определенным талантом, остальные же просто не умели играть. Но у них не было барабанщика, который не мог попасть по барабанам, не было бас‑ гитариста с чувством ритма, как у дорожной аварии. Они давно выбрали себе название, пусть лишенное воображения, типа «Большой Тролль и Еще Тролли» или «Гномы В Натуре», но они знали, кем являются.

– А как насчет такого названия: «Мы – дерьмовая группа»? – спросил Нодди, сунув руки в карманы.

– Возможно, мы – полное дерьмо, – возразил Крэш. – Но настоящее дерьмо от музыки Рока.

– Так‑ так, – сказал Достабль, отодвинув в сторону занавес из мешковины. – Скоро начнется. А вы что здесь делаете?

– Мы – в программе, господин Достабль, – кротко произнес Крэш.

– Как вы могли оказаться в программе, если я не знаю вашего названия? – Достабль раздраженно ткнул пальцем в одну из афиш. – Здесь есть ваше название?

– Вероятно, мы относимся к категории «И Воспоможествовательные Труппы»? – предположил Нодди.

– А что стряслось с твоей рукой? – спросил Достабль.

– Штаны укусили, – ответил Крэш и свирепо посмотрел на Падлу. – Правда, господин Достабль, дай нам еще один шанс.

– Посмотрим, – загадочно произнес Достабль и удалился.

У него было слишком хорошее настроение для споров. Сосиски шли нарасхват, но они покрывали лишь незначительную часть расходов. Были и другие способы зарабатывать деньги на музыке Рока, о которых он раньше даже не подозревал… а С. Р. Б. Н. Достабль думал о деньгах постоянно. Например, футболки, сшитые из хлопка настолько дешевого, что при сильном свете они становились невидимыми и бесследно растворялись при стирке. Он продал уже шестьсот штук! По пять долларов каждую! А у клатчского оптовика он купил их по доллару за десяток и заплатил Мелу по полдоллара за печать.

А Мел, проявив не присущую троллю смекалку, даже напечатал свои футболки с надписью:

«Мел Ки

Поносная улица, 12

Уделаем Все»

И люди их покупали, платили деньги за рекламу мастерской Мела. Раньше Достабль не мог и мечтать о таком. Овцы сами себя стригли. Столь неожиданный поворот в коммерческой практике следовало использовать по полной программе.

Он уже продал эту идею мастеру Каблуччи с улицы Новых Сапожников[27], и больше сотни футболок с его рекламой тоже были проданы, что намного превысило обычные объемы продаж того товара, которым торговал сам мастер. Люди покупали футболки только потому, что на них что‑ то было написано!

Достабль делал деньги. Тысячи долларов в день! Сотни музыкальных ловушек были установлены вдоль сцены, чтобы поймать волшебный голос Бадди. Если и дальше так пойдет, всего через несколько миллиардов лет у него будет такое богатство, о котором он никогда и не мечтал!

Да здравствует музыка Рока!

Лишь одно облачко омрачало счастье Достабля.

Фестиваль должен был начаться в полдень. Достабль намеревался сначала выпустить на сцену великое множество мелких плохеньких групп – то есть всех остальных участников, – а закончить праздник «Рок‑ Группой». А музыканты опаздывали. Ничего, бывает, что тут волноваться?

Но они опаздывали, и Достабль волновался.

Крошечная темная фигурка рыскала по берегам Анка с такой скоростью, что за ней практически невозможно было уследить. Опустив нос к земле, она выделывала отчаянные зигзаги.

Люди ее не видели. Зато видели крыс. Черные, коричневые и серые тела вылезали из складов, из‑ под причалов и, прыгая друг через друга, неслись куда глаза глядят.