Чем все закончилось? 13 страница

– Да, да, чудесно, господин Думминг… заткнисьзаткнисьзаткнись… – откликнулся он. – Просто превосходно, пошли домой.

– Добрый вечер, аркканцлер, – поздоровался Достабль.

– Ба, Себя‑ Режу, привет, не знал, что ты здесь.

– А что это у вас в коробке?

– Так, ничего, ерунда всякая…

– Напротив, это поразительно! – воскликнул Тупс, которого в данный переполнял щедрый энтузиазм истинного исследователя и идиота. – Мы можем ловить – ай‑ ай‑ ай!

– Ну и ну, какой же я неуклюжий, – сказал Чудакулли, когда молодой волшебник запрыгал на одной ноге. – Давай я заберу у тебя этот абсолютно ненужный прибор…

Но коробка выскользнула из рук Тупса и упала на землю прежде, чем Чудакулли удалось ее подхватить. Крышка отскочила…

…И в ночь полилась музыка.

– Как вам такое удалось? – изумился Достабль. – Это какое‑ нибудь волшебство?

– Музыка позволила себя поймать, чтобы мы могли слушать ее снова и снова, – отозвался Тупс. – По‑ моему, аркканцлер, ты специально наступил мне на ногу!

– Слушать снова и снова? – переспросил Достабль. – Просто открыв коробку?

– Да, – сказал Тупс.

– Нет, – сказал Чудакулли.

– Да, – стоял на своем Тупс. – Я же показывал, аркканцлер. Или ты не помнишь?

– Ничего не помню.

– А любая коробка подойдет? – спросил Достабль хриплым от предчувствия денег голосом.

– Да, нужно только натянуть внутри струну, чтобы музыке было где жить и – ой‑ ой‑ ой!

– У тебя какие‑ то очень опасные мышечные спазмы, – забеспокоился Чудакулли. – Пошли, господин Думминг, не будем отнимать драгоценное время у господина Достабля.

– А вы его и не отнимаете, – заверил Достабль. – Значит, говорите, коробки, полные музыки?

– Коробку мы забираем с собой! – рявкнул Чудакулли. – Это часть важного магического эксперимента!

Он подтолкнул Тупса, но, видимо, чересчур сильно, потому что молодой волшебник согнулся в три погибели.

– Куда ты так торопишься? – прохрипел он. – И чего ты меня все время бьешь?

– Господин Думминг, я знаю тебя как человека, пытающегося осмыслить вселенную. Но существует очень важное правило: никогда не давайте обезьяне ключи от банановой плантации. Иногда стоит задуматься о возможных неприятностях… О нет!

Он отпустил Тупса и небрежно махнул рукой:

– Ну, что ты на это скажешь, молодой человек? Какие‑ нибудь теории имеются?

Что‑ то золотисто‑ коричневое, очень неприятного вида, вытекало на улицу из открытой двери какой‑ то лавки. Прямо на глазах у волшебников со звоном разбилось стекло, и коричневая жижа потекла из второй двери.

Чудакулли решительно шагнул вперед, зачерпнул целую пригоршню непонятной субстанции и проворно отскочил, прежде чем жижа успела поглотить его башмаки. Он поднес руку к носу и принюхался.

– Что, смертельно опасные испражнения Подземельных Измерений? – спросил Тупс.

– Вряд ли, – ответил Чудакулли. – Судя по запаху, это кофе.

– Кофе?

– Или пена с запахом кофе. И почему‑ то меня преследуют смутные подозрения, что во всем этом замешаны волшебники.

Из жижи восстала покрытая коричневыми пузырями фигура.

– Стой, кто идет? – рявкнул Чудакулли.

– О да! Кто‑ нибудь запомнил номер той телеги? Еще один пончик, будьте любезны! – весело протараторила фигура и плюхнулась обратно в пену.

– Судя по голосу, это был казначей, – определил Чудакулли. – Пошли, парень. Это всего лишь пузыри.

Он смело вошел в пену.

После минутного замешательства Тупс понял, что на карту поставлена честь молодых волшебников, и последовал за аркканцлером.

И почти сразу наткнулся на кого‑ то в пузырчатом тумане.

– Э… привет?

– Кто это?

– Это я, Думминг. Я пришел вас спасти.

– Хорошо. И куда мне идти?

– Э…

Из глубины кофейного облака донеслись неясные взрывы и хлопки. Тупс заморгал. Уровень пены постепенно начал падать.

На поверхности, подобно бревнам в пересыхающем озере, показались остроконечные шляпы.

Рассыпая брызги кофе, подошел Чудакулли.

– Здесь имела место какая‑ то исключительная глупость, – сказал он, – и я подожду, пока декан сознается.

– Не понимаю, с чего ты взял, что виноват именно я, – пробормотал один из столбов кофейного цвета.

– А кто?

– Декан сказал, что кофе должен быть с пенкой, – сообщила куча пены, очертаниями напоминавшая главного философа. – Он произнес простое заклинание, тогда‑ то нас и накрыло.

– Значит, это все‑ таки был ты, декан.

– Да, не буду возражать, но на самом деле виновато странное стечение обстоятельств, – несколько раздраженно произнес декан.

– Убирайтесь отсюда, все! – приказал Чудакулли. – Сию минуту возвращайтесь в Университет.

– Почему ты вечно меня во всем винишь? Только потому, что иногда я действительно ви…

Пена еще немного осела, явив сначала шлем, а потом пару глаз.

– Прошу прощения, – раздался откуда‑ то из‑ под пузырей гневный голос. – Но кто будет расплачиваться? С вас четыре доллара, большое спасибо.

– Все деньги у казначея, – быстро произнес Чудакулли.

– Были, – возразил главный философ. – Но он купил семнадцать пончиков.

– С сахаром? – вскипел Чудакулли. – И вы разрешили ему есть сахар? Знаете же, что ему ни в коем случае нельзя сахар, он себя потом странно ведет. Госпожа Герпес обещала подать заявление об уходе, если мы еще раз подпустим его к сахару. – Он повел коричневых волшебников к сломанной двери лавки. – Все в порядке, дружище, – сказал он владельцу кофейни. – Мы – волшебники. Завтра утром я пришлю деньги.

– Ха, и ты считаешь, я тебе поверю? – воскликнул гном.

Ночь выдалась длинной и тяжелой. Повернувшись, Чудакулли взмахнул рукой. Раздался треск октаринового пламени, и на каменной стене выжглись слова: «Я ДЛЖН ТБЕ 4 ДОЛАРА».

– Конечно поверю, нет проблем. – Гном нырнул обратно в пену.

– Не думаю, что госпожа Герпес будет нас ругать, – заметил профессор современного руносложения, пока они, хлюпая туфлями, шли по ночным улицам. – Я видел ее и еще нескольких служанок на… э‑ э… концерте. Ну, девчонок с кухни. Молли, Полли и… э‑ э… Долли. Они… э‑ э… кричали.

– Музыка не показалась мне настолько плохой, – заметил Чудакулли.

– Нет… э‑ э… не как от боли, – поправился профессор современного руносложения и густо покраснел. – Они закричали, когда тот парень принялся вилять бедрами. Вот так…

– Что‑ то он больно походил на эльфа, – с подозрением припомнил Чудакулли.

– А еще… э‑ э… кажется, она бросила на сцену что‑ то из своего… э‑ э… белья.

Услышав это, замолчал даже Чудакулли. Каждый волшебник вдруг погрузился в глубоко личные мысли.

– Кто, госпожа Герпес? – спросил заведующий кафедрой беспредметных изысканий.

– Да.

– Что, свои…

– Думаю… э‑ э… да.

Чудакулли довелось как‑ то раз узреть сушившееся на веревке белье госпожи Герпес. Он и представить себе не мог, что в мире существует так много розовой резинки для белья.

– Что, действительно свои? … – спросил словно откуда‑ то издалека декан.

– Я практически уверен.

– Это был опасный трюк, – быстро произнес Чудакулли. – Кто‑ то мог получить тяжелую травму. Значит, так, всем немедленно вернуться в Университет и принять холодную ванну.

– Действительно свои? … – не унимался заведующий кафедрой беспредметных изысканий.

Образ белья госпожи Герпес наотрез отказывался покидать уютные головы волшебников.

– Займитесь наконец делом и найдите казначея! – рявкнул Чудакулли. – И знаете что? Завтра утром я с удовольствием вызвал бы вас к руководству Университета – если бы вы не были этим самым руководством…

Старикашка Рон, профессиональный маньяк и один из самых трудолюбивых нищих Анк‑ Морпорка, подслеповато вгляделся в полумрак. У лорда Витинари было превосходное ночное зрение. И, к сожалению, очень острое обоняние.

– Ну, а что потом? – спросил он, стараясь дышать в сторону, – несмотря на то что сам Старикашка Рон был горбатым карликом, его запах, казалось, заполнял весь окружающий мир.

На самом деле Старикашка Рон был физическим шизофреником. Был Старикашка Рон, и был запах Старикашки Рона, который за долгие годы развился настолько, что стал отдельной личностью. Каждый человек обладает каким‑ то запахом, который сохраняется некоторое время после его ухода, но запах Старикашки Рона обладал способностью появляться за несколько минут до самого нищего, чтобы расположиться поудобнее и спокойно дожидаться хозяина. Этот запах эволюционировал в нечто настолько поразительное, что человеческий нос, будучи не в состоянии его воспринимать, мгновенно самозатыкался, спасая организм от жуткого отравления. Люди узнавали о приближении Старикашки Рона по тому, что у них в ушах начинала плавиться сера.

– Проклятье, проклятье, не той стороной, а я им говорил, разрази их гром…

Патриций терпеливо ждал момента, когда блуждающий ум Старикашки Рона в очередной раз наткнется на его язык.

– …Шпионили за мной при помощи магии, я же говорил им, бобовый суп… А потом все начали танцевать, понимашь, а потом два волшебника стояли на улице, музыку можно поймать в коробку, говорит один, а господин Достабль заинтересовался, но тут взорвалась кофейня, после чего все вернулись в Университет… разрази их гром, будто я не знаю!

– Кофейня взорвалась?

– Кофейная пена забрызгала все вокруг, ваш‑ честь… разрази…

– Да, да, последнюю часть я уже слышал, – нетерпеливо помахал рукой патриций. – И это все, что ты хотел мне сказать?

– Ну… разрази…

Старикашка Рон почувствовал ледяной взгляд патриция и сразу взял себя в руки. Даже пребывая в своем весьма индивидуальном благоразумии, нищий понимал, когда не стоит испытывать свое порядком поношенное счастье. Его Запах бродил по комнате, читал документы и рассматривал картины.

– Говорят, он сводит с ума всех женщин. – Нищий наклонился ближе. Патриций отодвинулся. – Говорят, когда он задергал бедрами… госпожа Герпес бросила свои… как их там… на сцену, во как!

Патриций удивленно поднял бровь.

– Как их там?

– Ну, вы понимаете… – Старикашка Рон замахал руками.

– Пару наволочек? Два мешка с мукой? Какие‑ то очень просторные шта… О, понимаю. Ничего себе. Жертв не было?

– Не знаю, вашчесть. Но кое‑ что Старикашка Рон знает наверняка.

– Да?

– Гм… Хромоногий Майкл сказал, вашчесть иногда платит за информацию…

– Да, про это я тоже слышал. Интересно, и откуда берутся такие слухи? – как бы про себя спросил патриций, вставая и открывая окно. – Наверное, стоит принять меры.

Старикашка Рон еще раз напомнил себе, что он, возможно, безумен, но не безрассуден.

– У меня еще вот это есть, вашчесть. – Из отвратительных глубин своего поношенного огромного балахона он вытянул какой‑ то лист. – Тут все‑ все написано, вашчесть.

Это был плакат, напечатанный яркими простыми цветами. Плакат был явно недавний, но пребывание за пазухой Старикашки Рона даже в течение одного‑ двух часов очень сильно сказалось на его физическом… и моральном состоянии. Патриций взял пинцет и аккуратно развернул плакат.

– Это изображение музыкантов, – объяснил Старикашка Рон. – И надпись. А здесь еще одна надпись, смотрите. Господин Достабль и тролль Мел печатают эти штуки, но я их выследил. «А ну, дайте‑ ка и мне штучку, – говорю, – а то как дыхну! » Видели бы вы их…

– Не сомневаюсь, они тебя сразу послушались, – пробормотал патриций.

Он зажег свечу и внимательно изучил плакат. Рядом со Старикашкой Роном пламя свечей отдавало синим.

– «Бесплатежный Фистиваль Музыки Рока»?

– Это в смысле, что ни за что не надо платить, – объяснил Старикашка Рон. – Разрази их гром, разрази…

– Состоится в Гад‑ парке. В следующую среду. Так‑ так‑ так. Общественное открытое место. Интересно, много будет народу?

– Толпа, вашчесть. Знали б вы, сколько народу так и не смогло пробиться в «Каверну»!

– А что, эти парни в самом деле так выглядят? – спросил лорд Витинари. – Они всегда так хмурятся?

– Сколько я их видел, они всегда потели, – откликнулся Старикашка Рон.

– «Буть Здесь Или Аставайся Квадратной Штукой», – прочитал патриций. – Это какое‑ то оккультное зашифрованное послание?

– Не могу знать, вашчесть, – пожал плечами Старикашка Рон. – Когда я испытываю жажду, мои мозги работают так медленно…

– «Они Вне Достягаемости! Суперлуны Плоского Мира! », – торжественным тоном прочитал лорд Витинари. – О, извини меня, извини. Сейчас я попрошу, чтобы тебе принесли что‑ нибудь холодненькое, освежающее…

Старикашка Рон закашлялся. Предложение патриция прозвучало вполне искренне, но почему‑ то жажда сразу прошла.

– Что ж, не смею тебя задерживать. Большое спасибо, – поблагодарил лорд Витинари.

– Э…

– Да?

– Э… Ничего…

Пока Старикашка Рон, изрытая поток проклятий, спускался по лестнице, патриций задумчиво смотрел на стену и стучал карандашом по плакату.

Каждый раз карандаш точно попадал в слово «Бесплатежный».

Наконец лорд Витинари протянул руку и позвонил в маленький колокольчик. Дверь приоткрылась, показалась голова молодого писца.

– Стукпостук, – сказал лорд Витинари, – пойди и передай главе Гильдии Музыкантов, что он хочет со мной поговорить.

– Э… Господин Клеть уже находится в приемной, ваша светлость.

– А нет ли у него в руках какого‑ нибудь плаката?

– Есть, ваша светлость.

– И он очень сердит?

– Именно так, ваша светлость. По поводу какого‑ то фестиваля. Он настаивает на том, чтобы вы его запретили.

– Ничего себе.

– А еще он требует, чтобы вы приняли его немедленно.

– Ага. Тогда пускай посидит минут двадцать, а потом приглашай.

– Слушаюсь, ваша светлость. Он постоянно твердит о том, что хочет узнать, какие меры вы предпринимаете.

– Хорошо. Я задам ему этот же вопрос.

Патриций откинулся на спинку кресла. Si non confectus, non reficiat. Не сломано – не чини. Девиз рода Витинари. Все получится, если не нарушать ход событий.

Он взял пачку нотных листов и стал слушать «Прелюдию к ноктюрну на вариации Бубблы» Салями.

Спустя некоторое время он поднял голову.

– Тебя я тоже не смею более задерживать, – резко сказал он.

Запах поспешно удалился.

– ПИСК!

– Не занудничай! Я всего лишь немножко напугала их. Какой смысл во власти, если ею нельзя пользоваться?

Смерть Крыс закрыл нос лапками. С крысами все гораздо проще[21].

С. Р. Б. Н. Достабль тоже не спал. По ночам он обычно встречался с Мелом. Мел был крупным троллем, но на солнце быстро высыхал и начинал расслаиваться.

Другие тролли смотрели на Мела свысока, поскольку он принадлежал к осадочному роду и был, таким образом, троллем очень низкого происхождения. Впрочем, он не обращал на это внимания. По натуре своей Мел был очень дружелюбным троллем.

В основном он работал на людей, которым требовалось что‑ нибудь необычное, но очень быстро, и в карманах у которых звенели деньги. Предлагаемая ему сейчас работа была достаточно необычной.

– Просто коробки? – уточнил он.

– С крышками, – сказал Достабль. – Такие же, как сделал я. И внутри должна быть натянута проволока.

Другие задали бы вопрос «Зачем? » или «Для чего? », но Мел зарабатывал деньги не на информации. Он взял коробку и покрутил ее в руках.

– Сколько? – спросил он.

– Десять. Для начала, – ответил Достабль. – Потом, думаю, потребуется больше. Гораздо больше.

– Десять – это сколько?

Достабль растопырил пальцы.

– Два доллара, – отозвался Мел.

– Хочешь, чтобы я себя без ножа зарезал?

– Два доллара.

– Доллар за каждую из этих и по доллару пятьдесят за следующую партию.

– Два доллара.

– Ну, хорошо, хорошо. Два доллара за каждую. То есть десять долларов за все, правильно?

– Правильно.

– И это я себя без ножа режу.

Мел отбросил коробку в сторону. Она запрыгала по полу, и от нее отвалилась крышка.

Некоторое время спустя в мастерскую в поисках чего‑ нибудь съедобного забежал серо‑ бурого цвета пес неопределенной масти. Увидев раскрытую коробку, пес сел и некоторое время таращился внутрь.

Потом помотал головой и, ощущая себя немножко идиотом, затрусил прочь.

Городские часы пробили два часа ночи, когда Чудакулли наконец добрался до Университета и забарабанил в дверь факультета высокоэнергетической магии. Он поддерживал заснувшего прямо на ногах Думминга Тупса.

Чудакулли не отличался быстрой сообразительностью, зато был настойчив.

Наконец открылась дверь, из щели высунулись волосы Сказза.

– Ты стоишь ко мне лицом? – спросил Чудакулли.

– Да, аркканцлер.

– Тогда позволь нам войти, а то от росы все башмаки промокли.

Чудакулли втащил Тупса и огляделся.

– Хотел бы я знать, парни, и чего вы здесь так надрываетесь? – покачал головой он. – В молодости я не находил магию таким уж захватывающим занятием. Сходи принеси кофе для господина Думминга. А потом собери своих друзей.

Сказз умчался, и Чудакулли остался в полном одиночестве. Неподвижный Тупс не считался.

– М‑ да, и чем же они тут занимаются? – спросил у себя аркканцлер. Раньше ему даже не хотелось это выяснять.

Сказз работал у длинного стола, протянувшегося вдоль одной из стен.

Чудакулли почти сразу узнал деревянный диск, на котором двумя концентрическими окружностями были установлены продолговатые камни. На шарнирном рычаге, обеспечивающем вращение, стояла свеча. Это был походный компьютер друидов, портативный круг камней, который иногда называли «коленбуком». Казначей однажды заказал себе такой. На крышке ящика крупными буквами было написано: «Для Жрецов‑ Торопыг». Казначею так и не удалось научиться работать на нем, и сейчас компьютер использовался в качестве дверной подпорки.

«Интересно, какое отношение к магии имеют эти устройства? – в который раз задумался Чудакулли. – В конце концов, этот круг не более чем календарь, а вполне приличный календарь можно купить за восемь пенсов…»

Гораздо более загадочным показалось ему переплетение стеклянных трубок рядом с компьютером. Именно с трубками и работал Сказз, о чем свидетельствовали запасные стеклянные загогулины и картонные карточки, разбросанные вокруг стула.

Трубки выглядели живыми.

Чудакулли наклонился вперед.

Они были полны муравьев.

Тысячи муравьев бегали по трубкам и замысловатым маленьким спиралям. В тишине комнаты был слышен непрекращающийся шорох их ножек.

На уровне глаз Чудакулли находилась прорезь. На клочке бумаге, приклеенном к стеклу, было написано слово «Ввод».

На столе лежала продолговатая карточка, по форме своей как раз подходящая к отверстию. В самой карточке были пробиты две круглые дырки, потом следовал какой‑ то узор из круглых дырок, затем еще две дырки. «2x2» – виднелась на ней карандашная надпись.

Чудакулли относился к типу людей, всегда готовых потянуть за рычаг, чтобы посмотреть что получится.

Он вставил карточку в предназначенную для нее прорезь…

Шорох мгновенно изменился. Муравьи деловито засновали по трубкам, некоторые, как ему показалось, принялись таскать яйца…

С глухим звуком из другого конца стеклянного лабиринта выпала карточка.

С четырьмя отверстиями.

Чудакулли тупо таращился на нее, когда сзади, потирая глаза, подошел Тупс.

– Это наш муравьиный считатор, – объяснил он.

– Дважды два – четыре, – хмыкнул Чудакулли. – Ну надо же, а я никогда и не подозревал об этом.

– Он не только это может.

– Хочешь сказать, муравьи умеют считать?

– Конечно нет. Отдельные муравьи – нет… Объяснить достаточно сложно… Понимаешь, отверстия на карточке закрывают определенные трубки, заставляют муравьев бежать по другим и… – Тупс глубоко вздохнул. – Мы надеемся добиться больших результатов.

– Но чего именно? – спросил Чудакулли.

– М‑ м… Это мы и пытаемся выяснить…

– Пытаетесь выяснить? Кто все это построил?

– Сказз.

– И теперь вы пытаетесь выяснить, что эта штука умеет?

– Ну, мы полагаем, что она способна выполнять достаточно сложные математические действия. Главное – поместить в нее нужное количество насекомых.

Муравьи по‑ прежнему носились по огромной прозрачной конструкции.

– Когда я был маленьким, у меня была такая штука, туда сажалась крыса или, там, мышь, – отступив перед непостижимым, сказал Чудакулли. – И она все время бегала по колесу. Всю ночь, без остановки. Это что‑ то похожее, да?

– В самом общем смысле, – осторожно заметил Тупс.

– А еще у меня была муравьиная ферма. – Мысли Чудакулли переместились в далекое прошлое. – Маленькие дьяволята никак не могли научиться делать прямые борозды… – Усилием воли он заставил себя собраться. – Ладно, хватит о всякой ерунде, давай, зови своих приятелей.

– Зачем?

– Небольшой сабантуйчик устроим.

– Разве мы не будем изучать музыку?

– Все в свое время, – нравоучительно поднял палец Чудакулли. – Сначала нам надо кое с кем переговорить.

– С кем?

– Секрет, – сказал Чудакулли. – Узнаешь, когда он появится. Или она.

Золто обвел взглядом апартаменты. Владельцы гостиницы только что отбыли, перед тем исполнив обычную показательную программу: вот это – окно, оно на самом деле открывается, это – насос, вода потечет, если покачать эту ручку, а это – мы, ждем, когда вы дадите нам денег.

– Ну, все, – подвел итог гном. – Докатились. Это называется накрыться железным шлемом. Мы весь вечер играли музыку Рока и в итоге получили такой номер?

– А по‑ моему, очень уютненько, – возразил Утес. – Понимаешь, тролли не придают особого значения всяким украшательствам…

Золто посмотрел под ноги.

– Это – на полу, и это – мягкое, – заметил он. – Но было бы глупо с моей стороны подумать, что это ковер. Эй, кто‑ нибудь, принесите швабру. Нет, лопату, а потом уже швабру.

– А по мне, так сойдет, – сказал Бадди.

Он положил гитару и вытянулся на одном из деревянных горбылей, призванных заменять кровати.

– Утес, – позвал Золто, – надо поговорить.

Он указал толстым пальцем на дверь. Посовещаться они решили на лестничной площадке.

– Все хуже и хуже, – сказал Золто.

– Ага.

– Он не говорит ни слова, только на сцене.

– Ага.

– Ты когда‑ нибудь видел зомби?

– Я знаю одного голема. Господина Дорфла с Большой Мясницкой.

– А он из зомби?

– Вроде. У него в голове бумажка, на которой написано святое слово, сам видел.

– Да? Правда? А я покупал у него сосиски…

– Ну и что? При чем здесь зомби?

– …По вкусу никогда не определишь, а я‑ то считал его хорошим сосисочных дел мастером…

– Зомби… – терпеливо повторил Утес.

– Что? А, да. Я имел в виду, Бадди ведет себя точь‑ в‑ точь как один из них. – Золто припомнил некоторых анк‑ морпоркских зомби. – По крайней мере, так, как полагается вести себя настоящему зомби.

– Я тебя понимаю.

– И мы оба знаем, почему он таким стал.

– Ага. Почему?

– Из‑ за гитары.

– А, из‑ за нее… Да.

– Когда мы на сцене, именно эта штука всем руководит…

В тишине комнаты гитара лежала рядом с кроватью Бадди, и ее струны дрожали в такт словам гнома…

– Ладно, что будем делать? – спросил Утес.

– Она сделана из дерева. Десять секунд работы топором, и нет проблемы.

– Не уверен. Это – не обычный инструмент.

– Когда мы познакомились, он был таким приятным парнем. Для человека, разумеется.

– Что будем делать? – повторил Утес. – Сомневаюсь, что нам удастся отобрать ее у него.

– Может, заставим его…

Гном замолчал. Его слова порождали какое‑ то странное, бренчащее эхо.

– Эта треклятая штуковина нас подслушивает! – прошипел он. – Пошли на улицу.

Они вышли на улицу.

– Не понимаю, как она может нас подслушивать? – удивился Утес. – Это же инструмент, и это его слушают…

– Струны слышат, – решительно заявил Золто. – Это – не обычный инструмент.

Утес пожал плечами:

– Есть только один способ все выяснить.

Утренний туман заполнил улицы. Окутывающее Незримый Университет фоновое магическое излучение принялось лепить из него причудливые фигуры. Зловещие тени скользили по мокрым булыжникам.

Двумя из них были Золто и Утес.

– Здесь, – сказал Золто. – Пришли.

Он уставился на глухую стену.

– Я так и знал! – завопил он. – Я ж говорил! Волшебство! Сколько раз мы слышали эту историю? Про таинственную лавку, которую никто никогда раньше не видел! Кто‑ нибудь туда заходит и покупает там ржавую безделушку, которая на самом деле, как потом выясняется…

– Золто…

– …Какой‑ нибудь талисман или бутылка с джином, а потом, когда беда уже свалилась всем на головы, люди возвращаются, а лавки‑ то и…

– Золто…

– …Нет, она уже исчезла, вернулась в то измерение, из которого появилась… Да, в чем дело?

– Ты стоишь на другой стороне улицы. Лавка вон там.

Золто еще раз осмотрел глухую стену, потом повернулся и перешел улицу.

– Гному тоже свойственно ошибаться, – заявил он.

– Ага.

– Но то, о чем я говорил, еще сбудется, вот увидишь.

Золто подергал за ручку и, к своему удивлению, увидел, что дверь не заперта.

– Уже два часа ночи! Ты видел такие музыкальные лавки, которые были бы открыты в два часа ночи?!

Золто чиркнул спичкой.

Они оказались прямо посреди кладбища пыльных музыкальных принадлежностей. Инструменты выглядели как стадо доисторических животных, застигнутых потопом и окаменевших.

– Что это такое? Вот это, похожее на змею? – шепотом спросил Утес.

– Инструмент такой, змеевик.

Золто чувствовал себя тут неуютно. Большую часть жизни он был музыкантом. Ему были отвратительны мертвые инструменты, а здесь были только такие. Они никому не принадлежали. Никто на них не играл. Они напоминали тела, из которых ушла жизнь, людей, лишенных души. Все, что когда‑ то в них было, безвозвратно ушло. Каждый из инструментов воплощал собой потерпевшего неудачу музыканта.

Между рядами фаготов они увидели пятно света. Старуха с шалью на плечах крепко спала в кресле‑ качалке, на ее коленях лежали клубки для вязания.

– Золто?

Золто испуганно подпрыгнул.

– Да?! Что?!

– Зачем мы здесь? Мы убедились, что лавка существует…

– А ну, лапы на стену, хулиганье!

Золто отчаянно заморгал, увидев перед своим носом наконечник арбалетной стрелы, и послушно поднял руки. Старуха перешла из состояния сна в положение для стрельбы, минуя все промежуточные фазы.

– Выше не могу, – сказал гном. – Э‑ э… Понимаешь, дверь была не заперта, вот мы и…

– Вот вы и решили обокрасть старую беззащитную женщину?

– Совсем нет, совсем нет, на самом деле мы…

– Я принадлежу к районному сообществу ведьм! Одно слово, и вы с одержимостью земноводного будете прыгать в поисках принцессы…

– По‑ моему, это зашло слишком далеко, – произнес Утес и, опустив руку, сжал огромной ладонью арбалет.

На пол посыпались обломки дерева.

– Мы абсолютно безобидны. Просто пришли поговорить об инструменте, который ты продала нашему приятелю на прошлой неделе.

– Вы из Стражи?

Золто поклонился.

– Нет, госпожа. Мы – музыканты.

– И что, я должна сразу успокоиться, да? О каком инструменте идет речь?

– О гитаре.

Старуха склонила голову набок и прищурилась.

– Назад я ее не приму. Сделка была честной и окончательной. К тому же инструмент был в прекрасном рабочем состоянии.

– Мы только хотели узнать, откуда эта гитара у тебя взялась.

– Ниоткуда, – огрызнулась старуха. – Она всегда была здесь. Эй, только попробуй в нее дунуть!

Золто едва не выронил флейту, которую вытащил из кучи мусора.

– …И мы окажемся по колени в крысах, – закончила старуха. Она повернулась к Утесу и повторила: – Она всегда была здесь.

– На ней мелом была написана единица.

– Она всегда была здесь, – еще раз повторила старуха. – С того момента, как я приобрела лавку.

– А кто ее сюда принес?

– Откуда мне‑ то знать? Лично я имен никогда не спрашиваю. Людям это не нравится. Они предпочитают цифры.

Золто посмотрел на флейту. К ней был привязан желтый ярлык, на котором корявыми буквами было выведено число «431».

Он осмотрел полки за самодельным прилавком. Увидел на одной из них розовую витую раковину с номером, облизнул губы и протянул к ней руку.

– Перед тем как подуть в нее, приготовь девственницу для жертвоприношения, а также большой котел с плодами хлебного дерева и черепашьим мясом, – предупредила старуха.

Рядом с раковиной лежала труба, выглядевшая так, точно кто‑ то ее совсем недавно надраил.

– А эта? – спросил Золто. – Может, она вызовет конец света, и на меня упадет небо?

– Гм, а откуда ты знаешь? – удивилась старуха.