ДЖИАМО КАЗАНУНДА 5 страница

Нянюшка Ягг сидела перед камином в халате, попыхивала трубочкой и лениво подстригала ногти. Периодически раздавался пронзительный свист рикошета. Потом послышался звон – это разбилась масляная лампа.

А матушка Ветровоск лежала в постели, неподвижная и холодная. В ее руке, испещренной синими венами, была зажата записка, говорящая о том, что матушка «НИ УМИРЛА».

Ее разум парил над лесом и искал, искал…

Вся беда была в том, что туда, где не было глаз, чтобы видеть, и ушей, чтобы слышать, матушка проникнуть не могла.

Вот почему она не заметила низинку рядом с Плясунами, в которой спали восьмеро мужчин. Спали и видели сны…

С другими освоенными человеком землями Ланкр соединяется мостом через Ланкрское ущелье, где протекает мелкая, но убийственно быстрая и коварная речка по имени Ланкр[19].

Достигнув обрыва, карета остановилась.

Дорогу перегораживал шлагбаум, небрежно раскрашенный красной, белой и черной красками.

Кучер потрубил в рог.

– В чем дело? – осведомился Чудакулли, высунувшись из окна.

– Троллев мост.

– Ничего себе.

Через некоторое время из‑ под моста донесся грохот, и через парапет перелез тролль. Впрочем, для обычного тролля на нем было слишком много одежды. Кроме обязательной по закону набедренной повязки он носил еще и шлем. Изначально шлем предназначался для человеческой головы, поэтому на башке тролля он удерживался лишь при помощи шнурка. В общем, тролль именно «носил» его.

– Что такое? – спросил проснувшийся казначей.

– Там, на мосту, тролль, – ответил Чудакулли, – но он под шлемом, стало быть, он скорее всего какой‑ нибудь местный чиновник. Так что вряд ли он будет нас есть[20]. Ты, главное, не бойся…

Казначей хихикнул – разум его быстренько взял ноги в руки и помчался куда глаза глядят.

У окна кареты появился тролль.

– Добрый вечер, ваши светлости, – поздоровался он. – Таможенный досмотр.

– Что вы, что вы, мы совершенно не больны, – пролепетал уже совершенно счастливый казначей. – Тем более этим. Я имею в виду, то есть, мы волшебники, поэтому, э‑ э, нам нельзя…

– Я спрашиваю, – сказал тролль, – не провозите ли вы случайно пиво, крепкие напитки, вина, галлюциногенные растения или книги непристойного или распутного содержания?

Чудакулли оттащил казначея от окна.

– Нет, – ответил он.

– Нет?

– Нет.

– Уверены?

– Да.

– А не желаете ли приобрести?

– Мы что, похожи на козлов? – радостно осведомился казначей, несмотря на попытки Чудакулли сесть ему на голову.

Есть люди, способные войти в негритянский бар и толкнуть длинную речь в защиту рабства.

Но даже эти люди посчитали бы нетактичным упоминание слова «козел» в присутствии тролля.

Выражение лица тролля изменилось очень медленно, словно лавина величаво сошла с горного склона. Думминг попытался забраться под сиденье.

– Ну, мы поскакали? – раздался слегка приглушенный голос казначея.

– Это не он, – быстро проговорил аркканцлер. – Это говорят пилюли из сушеных лягушек.

– Меня невкусно есть, – объявил казначей. – Лучше моего брата съешь, он такой ко… Мф‑ мф мф‑ мф…

– Понятненько, – покачал головой тролль. – Кажется мне… – И тут он заметил Казанунду. – Ага! – воскликнул он. – Контрабанда гномов.

– Не говори чепухи, – возразил Чудакулли. – Контрабанды гномов не существует.

– Неужели? Тогда кто это у вас здесь?

– Я – настоящий гигант. В определенном смысле, – сказал Казанунда.

– Гиганты, знаешь ли, побольше ростом.

– А я болел.

При этих словах тролль несколько растерялся. Для него это была неразрешимая задача. Но тролль явно нарывался на неприятности – которые и обрел на крыше кареты, где принимал солнечные ванны библиотекарь.

– А это что за волосатый мешок?

– Это не мешок. Это библиотекарь.

Тролль потыкал в кучу рыжих волос.

– У‑ ук…

– Что? Обезьяна?

– У‑ ук?!

Минутой спустя путешественники, перегнувшись через парапет, задумчиво рассматривали протекавшую далеко внизу речку.

– И часто с ним такое? – наконец спросил Казанунда.

– В последнее время не очень, – ответил Чудакулли. – Против… этой, как ее… не попрешь. Эй, Тупс, как там эта штука называется, ну, когда размножаешься и детям своим передаешь?

– Эволюция, – ответил Думминг. Волны все еще бились о берега.

– Она самая. Допустим, у моего отца был жилет с вышитыми фазанами, и он оставил его мне, и теперь я им владею. Это, стало быть, наследственность, а…

– На самом деле все не так… – начал было Думминг, впрочем не особенно надеясь на то, что Чудакулли станет его слушать.

– В нашем Анк‑ Морпорке разницу между обезьяной и приматом усвоили почти все, – продолжал Чудакулли. – Эволюция, брат… Очень трудно, знаешь ли, размножаться, после того как тебя отвозили по мостовой.

Рябь на воде исчезла.

– Как вы думаете, – поинтересовался Казанунда, – тролли плавать умеют?

– Нет, они просто тонут, а потом выходят на берег, – объяснил Чудакулли. Он развернулся и оперся на локти. – Эх, а знаете, это напомнило мне прошлое… Я имею в виду старую, добрую реку Ланкр. Здесь такая форель водится… Руку целиком откусить может.

– Судя по всему, здесь водится не только форель, – заметил Думминг, наблюдая за показавшимся из воды шлемом.

– А выше по течению – прозрачные заводи… – продолжал Чудакулли. – Полные… неизбывной прозрачности. В них можно купаться голышом, и никто тебя не увидит. И залитые водой луга, полные… воды, представляете? И цветы, и все такое прочее. – Он вздохнул. – Ведь именно на этом мосту она сказала мне, что…

– Он уже вылез из реки, – сообщил Думминг. Но тролль не слишком торопился, поскольку заметил, что библиотекарь с самым беззаботным видом выворачивает из моста огромный камень.

– Именно на этом мосту я спросил ее…

– Какая большая у него дубина, – произнес Казанунда.

– Да, именно на этом мосту я почти…

– Ты не мог бы держать этот камень чуть менее вызывающе? – спросил Думминг.

– У‑ ук?

– Это нам не помешало бы.

– Если кому‑ нибудь интересно, именно на этом мосту вся моя жизнь…

– Может, поедем дальше? – предложил Думминг. – Тролль еще долго будет там ковыряться.

– И вообще, ему сильно повезло, что у нас нет времени здесь торчать! – поддакнул Казанунда.

Думминг развернул библиотекаря и подтолкнул его к карете.

– В действительности на этом самом мосту…

Чудакулли обернулся.

– Ты ехать собираешься? – осведомился Казанунда, взяв в руки вожжи.

– Я только что пережил мгновение ностальгических воспоминаний, – с укором произнес Чудакулли. – Но вы, сволочи, ничего, конечно, не заметили.

Думминг держал дверь открытой.

– Есть такое высказывание, аркканцлер: нельзя войти дважды в одну и ту же реку.

Чудакулли в недоумении уставился на него.

– Думаешь, второй раз библиотекарь его туда не зашвырнет?

При въезде в Ланкр сидевший на крыше кареты библиотекарь взял почтовый рожок, машинально откусил мундштук и так сильно дунул, что рожок разом превратился в трубу.

Стояло раннее утро, и улицы Ланкра были безлюдны. Все настоящие крестьяне давно уже встали, обругали нерадивую скотину, швырнули в нее ведром и снова завалились спать.

Звук рожка‑ трубы эхом отразился от стен.

Чудакулли выскочил из кареты и театрально набрал полную грудь воздуха.

– Нет, вы чувствуете, какой запах?! Настоящий свежий горный воздух! – Он постучал себя по груди.

– Я как раз наступил на что‑ то очень свежее и сельское, – сообщил Думминг. – А где замок?

– Полагаю, это вон та мрачная черная громада с башнями, – высказал свое мнение Казанунда.

Аркканцлер вышел на центр площади и принялся медленно поворачиваться, широко расставив руки.

– Видите ту таверну? – спросил он. – Ха! Если бы мне давали по пенсу каждый раз, когда меня вышвыривали из нее, у меня было бы… пять долларов и тридцать восемь пенсов. Там, дальше, находится старая кузница, а это – дом госпожи Персифлюр, у которой я жил. А вон ту вершину видите? Это – Медная гора. Однажды я забрался на нее вместе со старым троллем Карбонатником. Эх, какие были деньки… А видите тот лесок чуть ниже, на склоне холма? Именно там она…

Его голос перешел в бормотание.

– Подумать только. Я все вспомнил… Какое это было лето. Таких уж больше и не бывает. – Аркканцлер вздохнул. – Знаете, я бы все отдал, чтобы еще хоть разок прогуляться с ней по лесу. Мы столько всего не успели… Ладно, пошли.

Думминг оглядел Ланкр. Он родился и вырос в Анк‑ Морпорке, поэтому всегда считал, что сельская жизнь – это то, что случается с другими людьми, причем у большинства из них – четыре ноги. С его точки зрения, сельская местность представляла собой полный хаос, предшествовавший тому моменту, когда была создана вселенная, то есть нечто цивилизованное, связанное с каменными стенами и булыжными мостовыми.

– Это, стало быть, столица Ланкра? – недоверчиво уточнил он.

– Похоже на то, – пожал плечами Казанунда, который также считал, что город без тротуара – не город вовсе.

– Бьюсь об заклад, здесь, наверное, и кондитерской‑ то нет, – хмыкнул Думминг.

– А какое здесь пиво! – воскликнул Чудакулли. – Здесь такое пиво… такое пиво, обязательно его попробуйте! А еще есть укипаловка, ее гонят из яблок… и черт знает, что еще они туда добавляют, – только в металлические кружки ее наливать нельзя. Непременно попробуй укипаловку, Тупс. Может, хоть волосы на груди вырастут. А о тебе я совсем молчу…

Он повернулся к следующему пассажиру кареты и оказался лицом к лицу с библиотекарем.

– У‑ ук?

– Э‑ э… Молчу… Э‑ э, молчу, потому что ты и так парень хоть куда.

Аркканцлер засуетился, увидел на крыше кареты мешок с почтой, подпрыгнул и стащил его на землю.

– Кстати, а с этим что будем делать? – спросил он.

За спиной его послышались торопливые шаги, Чудакулли обернулся и увидел спешившего к ним краснолицего молодого человека в кольчуге явно не по размеру, в которой он очень походил на жутко исхудавшую ящерицу.

– А где кучер? – спросил Шон Ягг.

– Приболел, – ответил Чудакулли. – Совершенно бандитская хворь на него напала. Куда почту‑ то девать?

– Почту, предназначенную для дворца, забираю я, а мешок мы обычно вешаем на гвоздь рядом с дверью таверны, чтобы люди сами могли забрать свои письма.

– А это не опасно? – спросил Думминг.

– Да нет, гвоздь крепкий, – успокоил его Шон и принялся рыться в мешке.

– Я хотел сказать, письма ведь могут украсть.

– Ну, это вряд ли! Пусть кто попробует, наши ведьмы так на него глянут, мало не покажется.

Шон сунул несколько пакетов под мышку, а мешок повесил на упомянутый выше гвоздь.

– Да, совсем забыл, – хлопнул себя по лбу Чудакулли. – Это место славится еще кое‑ чем. Ведьмами! Сейчас я вам такое про них расскажу…

– Моя мама – ведьма, – возвестил Шон, снова зарываясь в мешок.

– Более милых женщин вы нигде не найдете, – недрогнувшим голосом продолжал Чудакулли. – И не слушайте всякие досужие сплетни – мол, все они назойливые, чокнутые старухи, одержимые жаждой власти. Неправда это!

– Вы, небось, на свадьбу приехали?

– Именно так. Я – аркканцлер Незримого Университета, это господин Тупс, волшебник, а это… Куда ты подевался? А, ты здесь… Господин Казанунда.

– Граф, – подсказал Казанунда. – Я – граф.

– Правда? А почему ты ничего не говорил об этом?

– Ну, понимаешь, это не та вещь, о которой говорят при первой же встрече.

Чудакулли с подозрением прищурился:

– Гм, а я думал, у гномов нет титулов…

– Я оказал кое‑ какую мелкую услугу самой королеве Агантии Скундской, – гордо заявил Казанунда.

– Правда? Подумать только. И насколько мелкую?

– Не настолько.

– Подумать только… Так, дальше, это – казначей, а это – библиотекарь. – Чудакулли сделал шаг назад, помахал рукой и одними губами прошептал: – Только не произноси при нем слово «обезьяна».

– Очень рад познакомиться, – вежливо поздоровался Шон.

Такой реакции Чудакулли совсем не ожидал.

– Это – библиотекарь, – повторил он.

– Да, да, я слышал. – Шон кивнул орангутану. – День добрый.

– У‑ ук.

– Тебя, наверное, интересует, почему он так выглядит, – подсказал Чудакулли.

– Да не особо.

– Не особо?

– Моя мама всегда говорила, что внешность – дело наживное.

– Какая своеобразная женщина. И как же ее зовут? – спросил Чудакулли.

– Госпожа Ягг.

– Ягг? Ягг? Что‑ то припоминаю… Она, случаем, не родственница Твереза Ягга?

– Он приходится мне папой.

– Ничего себе. Сын старика Твереза! И как поживает старый хрыч?

– Не знаю. Во всяком случае, когда его хоронили, он был мертв.

– Вот те на! И давно он, того, мертв?

– Все последние тридцать лет.

– А с виду тебе не больше двад… – начал было Думминг, но Чудакулли успел ткнуть его локтем в ребра. – Здесь сельская местность, – прошипел он. – И люди тут живут по‑ другому. И чаще.

Он снова повернулся к розовому и выражающему полную готовность услужить лицу Шона.

– Город, похоже, просыпается, – заметил он. И действительно, в домах начали открываться ставни. – Мы позавтракаем в таверне. Насколько помню, там готовили великолепные завтраки. – Он опять принюхался и широко улыбнулся. – А как пахнет‑ то, как пахнет!

Шон принюхался и оглянулся по сторонам.

– Действительно, пахнет по‑ королевски, – сказал он.

Послышался стремительно приближающийся топот чьих‑ то ног, потом он резко стих, и из‑ за угла появился король Веренс II. Он выступал медленно и величественно, но лицо его было очень красным.

– Наверное, поэтому у вас всех такой здоровый цвет лица, – весело произнес Чудакулли.

– Это же король! – прошипел Шон. – А у меня нет трубы!

– Гм, – промолвил Веренс. – А что, Шон, почту уже привезли?

– О да, сир! – ответил не менее взволнованный, чем король, Шон. – Она уже у меня. Я разберу ее и сразу же положу на стол вашего величества.

– Гм…

– Что‑ нибудь не так, сир?

– Гм… Я думал, может быть…

Шон уже разрывал обертку.

– Так, книга по этикету, которую давным‑ давно была заказана, книга по свиноводству, а это… что такое? …

Веренс попытался выхватить посылку. Шон машинально попытался ее удержать. Обертка треснула, и большая толстая книга упала на землю. Ветерок стал перебирать страницы с гравюрами.

Все опустили глаза.

– Ого! – воскликнул Шон.

– Ничего себе, – хмыкнул Чудакулли.

– Гм, – сказал король.

– У‑ ук?

Шон очень аккуратно поднял книгу и перелистнул несколько страниц.

– Вы только посмотрите! Ногой! Никогда не думал, что так можно ногой! – Он толкнул в бок Думминга Тупса. – Нет, ты только посмотри!

Чудакулли перевел взгляд на короля.

– Ваше величество, с вами все в порядке?

Веренс смущенно поежился.

– Гм…

– А здесь… Нет, с ума сойти можно, палками, обычными палками – и такое…

– Что? – спросил Веренс.

– Ого! – снова воскликнул Шон. – Большое спасибо, сир. Эта книжка очень нам пригодится. Ну, то есть я, конечно, кое‑ что слышал о таком, но…

Веренс выхватил книгу из рук Шона и уставился на титульную страницу.

– «Искуство Боя»? Боя? Но я точно помню, что заказывал «Искуство Бра…»

– Сир?

На какой‑ то момент воцарилась полная тишина – Веренс сражался с самим собой за душевное равновесие. Судя по всему, победу одержало разумное я.

– А, да. Правильно. Э. Ну да, конечно. Да. Понимаете ли, хорошо обученная армия… просто необходима для обеспечения безопасности королевства. И это правильно. Да. Замечательно. Мы с Маграт подумали и решили… Да. Можешь забрать ее, Шон.

– Я начну заниматься немедленно, сир!

– Гм… Хорошо.

Джейсон Ягг проснулся – и тут же пожалел об этом.

Давайте говорить откровенно. Многие крупные специалисты пытались описать похмелье. В качестве примеров часто использовались танцующие на вашей голове слоны и все такое прочее. Однако описания эти грешили неточностью. Они вечно отдавали чем‑ то вроде: «Хо‑ хо, что‑ то мы, ребята, перебрали». Какая‑ то похмельная мужественность сквозила в них: «Хо‑ хо, человек, еще девятнадцать пинт пива, эй, ну и поднабрались мы вчера, хо‑ хо…»

Честно говоря, описать похмелье, наступающее после ланкрской укипаловки, просто невозможно. В лучшем случае вы будете чувствовать себя так, будто ваши зубы растворились и вся эта гадость осела у вас на языке.

Наконец, кузнец сел и открыл глаза[21].

Одежда его была мокрой от росы.

Голова полнилась всякими неясными шепотами.

Джейсон Ягг уставился на камни.

Кувшин из‑ под укипаловки валялся рядом, в кустике вереска. Спустя пару‑ другую мгновений Джейсон протянул руку, поднял его и встряхнул – так, на всякий случай. Кувшин был совершенно пуст.

Носком сапога Джейсон ткнул Ткача под ребра.

– Вставай, старый пьяница. Мы провалялись здесь всю ночь!

Постепенно все танцоры осуществили краткое, но крайне болезненное всплытие на поверхность сознания.

– Ох и задаст мне Ева палкой, когда я вернусь домой, – простонал Возчик.

– А может, и не задаст, – возразил Кровельщик, ползающий на карачках в поисках своей шляпы. – Может, она уже за другого замуж вышла.

– То есть ты хочешь сказать, что прошла уже сотня лет? – с надеждой в голосе произнес Возчик.

– Вот здорово, – прибодрился Ткач, – а у меня семь пенсов вложены в «Охуланский оберегательный банк». Да я же миллионером стану, проценты на проценты и так далее. Буду богат, как Креозот.

– А кто такой Креозот? – спросил Кровельщик.

– Знаменитый богач, – ответил Пекарь, доставая свой башмак из торфяной лужи. – Заграничный.

– Да нет, там какая‑ то другая история произошла. Это то ли король был, то ли еще кто. Такое часто в заграницах случается. Сначала ты богат, живешь себе, в ус не дуешь, а потом бац – и все, до чего бы ты ни дотронулся, в золото превращается. Наверное, он какую‑ то особую, заграничную хворь подцепил.

Возчик нахмурился.

– А как же он справлялся? … Это, ну, а когда приспичит? …

– Пусть это послужит тебе уроком, молодой Возчик, – нравоучительно промолвил Пекарь. – Живи себе здесь, с разумными людьми, а не шалайся по всяким заграницам, где того и гляди какую‑ нибудь заразу подхватишь.

– Мы проспали тут всю ночь, – неуверенно произнес Джейсон. – Это ведь очень опасно…

– Вот здесь ты тысячу раз прав, Джейсон Ягг, – согласился Возчик. – Очень опасно. Взять меня, к примеру… Кажется, какая‑ то тварь перепутала мое ухо с туалетом.

– Я имел в виду, в голову могут прийти всякие странные вещи…

– И я о том же.

Джейсон заморгал. Ему снились сны, в этом он был абсолютно уверен. Он помнил, что видел сны. Не помнил только, о чем они были. В голове его все еще сохранилось ощущение, что кто‑ то с ним разговаривает, но голос доносится откуда‑ то издалека и слова почти не слышны.

– Ну, ладно, – наконец сказал он и с третьей попытки поднялся на ноги. – Надеюсь, ничего дурного не случилось. Пошли домой, посмотрим, в каком мы сейчас веке.

– А кстати, – встрепенулся Кровельщик, – в каком?

– В веке Летучей Мыши, наверное, – пожал плечами Пекарь.

– А может, уже и нет, – с надеждой в голосе произнес Возчик.

Вскоре выяснилось, что на дворе по‑ прежнему был век Летучей Мыши. В Ланкре единицами времени мельче часа или крупнее года почти не пользовались.

Люди развешивали флаги на городской площади, бригада рабочих воздвигала майское дерево. Кто‑ то приколачивал очень неудачно написанный портрет Веренса и Маграт с призывом: «Да Хоронят Боги Ихние Каролефские Величиствы».

Не сказав друг другу ни слова, танцоры разошлись в стороны и отправились по домам.

Кролик резво прыгал сквозь утренний туман, пока не допрыгал до пьяно покосившейся хижины на полянке рядом с лесом.

Между уборной и Травами он запрыгнул на пенек. Практически все лесные животные предпочитали обходить Травы стороной. Просто у животных, которые не обходили Травы стороной, почему‑ то не было потомства. Обрывки тумана колыхались на легком ветерке, что было крайне странно, поскольку никакого ветра не было. Кролик присел на пень.

А потом появилось ощущение движения. Что‑ то вылетело из кролика и помчалось к открытому окну верхнего этажа. Это что‑ то было невидимым – по крайней мере для нормального человеческого глаза.

Кролик сразу изменился. Если раньше он двигался целеустремленно, то сейчас просто спрыгнул с пня и принялся мыть ушки.

Спустя некоторое время задняя дверь хижины отворилась, и на улицу, еле шевеля негнущимися ногами, вышла матушка Ветровоск с миской молока и хлеба в руках. Поставив угощение на ступени, она вернулась в дом и закрыла за собой дверь.

Кролик подскочил поближе. До сих пор непонятно, понимают ли животные, что такое ответственность или взаимно выгодный договор. Но это и неважно. Главное, ведьмы это понимают. Если вам действительно захочется расстроить ведьму, окажите ей услугу, за которую она будет не в состоянии вам отплатить. Невыполненные обязательства будут терзать ее как больная заусеница.

Целую ночь матушка Ветровоск путешествовала в голове у кролика. И должна была чем‑ то ему отплатить. Миска с молоком и хлебом будет выставляться на ступени еще несколько дней кряду.

Платить надо всегда – как за хорошее, так и за плохое, обстоятельства бывают разных типов. «Вот только люди этого не понимают», – подумала матушка Ветровоск, возвращаясь на кухню. Например, Маграт этого не понимала. И новая девушка тоже. Все должно находиться в равновесии. Нельзя быть однозначно хорошей или однозначно плохой ведьмой. Нужно быть просто ведьмой, что также крайне непросто.

Матушка сидела у холодного очага и сражалась с отчаянным желанием пошевелить ушами.

Они где‑ то прорвались. Матушка чувствовала это по деревьям, по мыслям мелких животных. Она что‑ то замышляет. И это должно было произойти очень скоро. С точки зрения оккультизма летнее солнцестояние не представляет собой ничего интересного, но в мыслях людей этот день – особенный. А эльфы особенно сильны в мыслях людей.

Матушка знала, что рано или поздно ей предстоит встретиться с королевой. Не с Маграт, а с настоящей королевой.

И она проиграет.

Всю свою жизнь матушка посвятила тому, чтобы научиться контролировать собственные мысли. И всегда гордилась тем, что это у нее получается лучше всего.

Но не сейчас. Именно сейчас, когда уверенность в себе была так ей необходима, матушка не могла положиться на собственный рассудок. Она чувствовала, как королева прощупывает ее, помнила это чувство с того самого дня, с той самой встречи десятки лет назад. Да, способности к Заимствованию были, как всегда, на высоте, но она сама… Сама матушка совершенно запуталась бы, если бы не оставляла себе короткие памятные записки. Быть настоящей ведьмой – это прежде всего знать, кто ты и где находишься, а вот с этим у матушки были проблемы. Вчера вечером она вдруг принялась накрывать стол для двоих. Попыталась войти в комнату, которой никогда не существовало. А ведь скоро ей придется сразиться с эльфами…

Если в битве с эльфом ты проиграешь… смерть для тебя будет самым лучшим исходом.

Хихикающая Милли Хлода подала Маграт завтрак в постель.

– Гости уже приезжают, м'м. И вся площадь увешана флагами! А Шон наконец отыскал коронационную карету.

– Неужели карету можно потерять?

– Она была закрыта в одной из старых конюшен, м'м, – объяснила Милли. – Мы же не во все помещения заходим. А еще король сказал, что, может, вы прокатитесь в ней вдвоем. Доедете до Дурного Зада. А Шон будет почетным караулом. Люди будут махать вам и кричать «ура». А потом вы вернетесь сюда.

Маграт накинула халат и подошла к окну башни. Отсюда были видны наружные стены, чуть дальше простиралась городская площадь, заполненная людьми. Торговцы все еще торговали со своих лотков, но люди уже расставляли скамейки, и в центре площади стояло майское дерево. Маграт заметила даже нескольких гномов и троллей, державшихся друг от друга на почтительном расстоянии.

– Слушай, я только что видела, как площадь перешла какая‑ то обезьяна! – изумилась Маграт.

– Весь мир приехал в Ланкр! – возбужденно воскликнула Милли, которая однажды побывала аж в Ломте.

Тут Маграт обратила внимание на портрет, на котором были изображены она сама и ее жених.

– А вот это глупо… – пробормотала она под нос, но Милли таки услышала ее и страшно удивилась.

– Но что в этом такого, м'м?!

Маграт резко развернулась.

– Да все! Все это! Ради меня!

Милли в страхе попятилась.

– Я – просто Маграт Чесногк! Короли должны жениться на принцессах или там герцогинях! На девушках, которые привыкли к этому! Я не хочу, чтобы люди орали «ура» только потому, что я проезжаю мимо в карете! Ведь эти самые люди знают меня всю жизнь! Все это… Это… – широким жестом она обвела ненавистный гардероб, огромную кровать с пологом, комнату для одевания, забитую негнущимися и дорогими нарядами. – Все это… не для меня! Все это ради какой‑ то идеи! У тебя в детстве, наверное, была кукла – бумажная такая и одетая в бумажные платья? Помнишь, из нее можно было сделать кого угодно? Так вот, это – я! У людей, как, как… как у пчел! Меня превращают в королеву, и не важно, хочу я этого или нет! Вот что со мной происходит!

– Но его величество наверняка не имел в виду ничего дурного. Он купил все эти чудесные платья только потому, что…

– Да не в одежде дело! А в том, что люди все равно будут кричать «ура» карете, кто бы в ней ни ехал!

– Но ты же сама влюбилась в короля, м'м, – смело заявила Милли.

Маграт на мгновение замолкла. Это чувство она еще не анализировала.

– Все немножко не так, – сказала она наконец. – Тогда он еще не был королем. И никто даже не подозревал, что он станет королем. Он был немножко грустным, приятным человеком в шутовском колпаке с колокольчиками, и, как правило, никто его не замечал.

Милли отступила еще на шаг.

– Я думаю, это все нервы, м'м, – пролепетала она. – Перед свадьбой все немножко нервничают. Может… может, принести травяного чая? …

– Ничего я не нервничаю! И я сама могу заварить травяной чай, если захочу.

– Повариха очень ревностно относится к своему травяному садику, м'м.

– Видела я этот садик! Что такого особенного там растет? Хилый шалфей да желтеющая петрушка! Растения, которые нельзя затолкать в задницу цыпленка, она за травы не держит! А кроме того… кто тут королева?

– Но я думала, ты не хочешь ею становиться, м'м, – пробормотала Милли.

Маграт изумленно вытаращилась на свою служанку. На мгновение у нее возникло ощущение, будто она спорит сама с собой.

Милли могла быть не самой информированной девушкой на Плоском мире, но дурой она никогда не была. А потому выскочила в дверь ровно за мгновение до того, как поднос с завтраком ударился о стену.

Маграт сидела на кровати, обхватив голову руками.

Она не хотела становиться королевой. Быть королевой – это тоже самое, что быть актрисой, а актриса из Маграт была никудышная. Иногда ей казалось, что и Маграт‑ то из нее никудышная, коли уж на то пошло.

Шум предсвадебных приготовлений становился все громче. Наверняка будут народные танцы, этому уж точно не помешать, а потом все хором станут петь народные песни. А еще будут танцующие медведи, клоуны‑ жонглеры, лазание по намазанному жиром столбу, которое почему‑ то всегда выигрывала нянюшка Ягг. И швыряние поросенка – кто метче. И доверху наполненная отрубями кадка с подарками, которой будет командовать тоже нянюшка Ягг. Только очень храбрый человек может опустить руку в кадку, которой управляет ведьма с весьма оригинальным чувством юмора. Маграт всегда нравились ярмарки. До нынешнего момента.

Впрочем, кое‑ что еще можно было сделать.

Последний раз она оделась в простое платье, вышла из комнаты и поднялась по задней лестнице в башню, в одной из комнат которой лежала Диаманда.

Маграт приказала Шону поддерживать огонь в камине. Диаманда спала спокойным, беспробудным сном.

Маграт не могла не заметить, что Диаманда поразительно красива; кроме того, девушке было не отказать в храбрости, раз она решилась на поединок с самой матушкой Ветровоск. Маграт с нетерпением ждала, когда Диаманда поправится, чтобы начать завидовать ей по‑ настоящему.

Рана заживала хорошо, но… Это еще что такое?

Маграт прошла в угол и дернула за шнурок колокольчика.

Через минуту или две прибежал запыхавшийся Шон. Руки его были выпачканы золотой краской.

– Что это такое? – поинтересовалась Маграт.

– Э, такое дело, госпожа, мне было не велено говорить…

– Мы все‑ таки… почти совсем… стали королевой, – напомнила Маграт.

– Да, но король сказал… И матушка сказала…

– Кто правит этим королевством? Матушка Ветровоск? – рявкнула Маграт. Она ненавидела себя за эти слова, но, похоже, они подействовали. – К тому же матушки здесь нет. Ну а мы – здесь, и, если ты не объяснишь нам, что здесь происходит, мы позаботимся о том, чтобы ты выполнял всю самую грязную работу во дворце.