Terry David John Pratchett 16 страница

Кроме того, командир эфебско‑ омнианского гарнизона с перепугу заявил, что с этого момента рабство отменяется, чем привел рабов в неописуемую ярость. Какой был смысл выслуживаться и горбатиться, чтобы стать свободным, если ты лишен права иметь рабов? И вообще, а что они будут есть?

Омниане так и не поняли, что произошло, а неуверенные в себе люди сражаются из рук вон плохо. Да и Ворбис куда‑ то подевался. Когда его не было рядом, несомненные истины выглядели не такими уж несомненными.

Тиран был освобожден из заключения. Первый день он провел за тщательным составлением писем в прочие маленькие страны, расположившиеся вдоль побережья.

Пора было что‑ то делать с этой Омнией.

Брута пел.

Голос его отражался от скал. Стаи скалби побороли в себе привычку ленивых пешеходов и в страхе разлетались, оставляя позади кучи перьев. Змеи забились в расщелины.

В пустыне можно жить. Или, по крайней мере, выжить.

Возвращение в Омнию было лишь вопросом времени. Еще один день…

Ворбис шел чуть позади. Он ничего не говорил, а когда к нему обращались, не подавал виду, что понимает то, что ему говорят.

Ом подпрыгивал в ранце Бруты и начинал страдать от острой депрессии, которую испытывает любой реалист в присутствии неуемного оптимиста.

Вымученный напев «И Железные Когти Безбожников Напрочь Порвут» стих. Впереди показалась небольшая каменистая осыпь.

– Мы живы, – подвел итог Брута.

– Пока.

– И мы неподалеку от дома.

– Неужели?

– Совсем недавно я видел дикого козла.

– Их еще много тут шляется.

– Козлов?

– Богов. Те, что мы встречали раньше, были хилятиками, можешь мне поверить.

– Что ты имеешь в виду?

Ом вздохнул.

– Это же логично, сам подумай. Наиболее сильные божества болтаются у края пустыни, где есть дичь… я имею в виду – люди. А слабых вытесняют туда, где есть только песок и почти невозможно встретить человека…

– Сильные боги, – задумчиво произнес Брута. – Боги, которые знают, как быть сильными.

– Правильно.

– Но не ведают, что значит быть слабым…

– Что? Так они не просуществовали бы и пяти минут. В этом мире бог пожирает бога.

– Возможно, это отчасти объясняет природу богов. Сила передается по наследству. Как грех.

Он помрачнел.

– Если не считать того, что… это не так. Я имею в виду, как раз грех по наследству не передается. Придется поговорить с людьми, когда вернемся домой.

– И они будут тебя слушать?

– Говорят, мудрость приходит именно из пустыни.

– Только та, что нужна людям. А еще грибы.

На рассвете Брута подоил козу. Она никуда не убегала, так как Ом успокоил ее мысли. Брута заметил, что Ом даже не предложил убить ее.

Потом они отыскали тень. Здесь росли кусты, низкие, колючие, каждый крошечный листик был защищен розеткой шипов.

Ом встал на страже, но мелкие боги на краю пустыни менее назойливы и куда более коварны. Скорее всего, они заявятся ближе к полудню, когда солнце превратит землю в огненный ад. Он их услышит, а пока можно подкрепиться.

Он пополз по кустам, колючки скользили по панцирю, не причиняя ему ни малейшего вреда. Миновал другую черепаху – только в эту никакой бог не вселялся – и был удостоен взгляда, которым черепаха смотрит всегда, когда размышляет, есть поблизости что‑ нибудь, что можно съесть, или кто‑ нибудь, с кем можно заняться любовью. Ни о чем другом нормальные черепахи не думают.

В общем, он прополз мимо и наконец отыскал пару несъеденных листьев.

Периодически он возвращался, чтобы проверить спящих.

А потом он увидел, как Ворбис сел, внимательно огляделся, взял в руку камень, рассмотрел его со всех сторон – и обрушил на голову Бруты.

Брута даже не застонал.

После чего Ворбис встал и направился прямиком туда, где в кустах прятался Ом. Раздвинув ветки, он поднял ту самую черепашку, которую недавно повстречал Ом.

Некоторое время Ворбис держал ее в поднятой руке и смотрел на смешно шевелящиеся лапки, после чего размахнулся и швырнул черепашку об скалу.

Потом поднял Бруту, с видимым усилием взвалил его на плечо и зашагал в сторону Омнии.

Все это заняло каких‑ то несколько секунд.

Ом с трудом заставил себя не спрятаться в панцирь, что является инстинктивной реакцией черепахи на страх.

Ворбис уже скрывался за скалами.

Вот он совсем скрылся из виду.

Ом было пополз вперед, но, заметив скользившую по земле тень, резко остановился и спрятался в панцирь. Это была знакомая тень, тень, которая вызывает у всякой черепахи поистине смертельный ужас.

Орел камнем упал на то место, где барахталась в песке раненая черепаха, и, лениво взмахнув крыльями, взмыл обратно в небо.

Ом наблюдал за орлом, пока тот не превратился в точку. Когда от этой точки отделилась другая, поменьше, и полетела на камни внизу, он отвернулся.

Орел опускался медленно, предвкушая трапезу.

Ветер раскачивал ветки кустов, шевелил песок. Ому показалось, что он слышит колкие, насмешливые голоса мелких богов.

Святой Когтей, встав на колени, разломил жесткий пухлый лист растения.

«Приятный парень, – думал он. – Правда, разговаривает сам с собой, но этого и следовало ожидать. Пустыня по‑ разному действует на людей. Правда, Ангус? »

– Да, – ответил Ангус.

Ангус наотрез отказался пить противную воду, сказал, что его от нее пучит.

– Как хочешь, – пожал плечами святой Когтей, а потом воскликнул: – Так‑ так, а вот и угощение.

Нечасто можно встретить в пустыне многоножку обыкновенную, а здесь под одним камнем он нашел сразу трех.

Смешно, но иногда хочется пожевать чего‑ нибудь этакого – даже когда на обед были превосходные свиные суши в кляре, приправленные пармезаном, анчоусами, кари и обложенные клубнями ямса.

Он как раз выковыривал из зубов остатки второй многоножки, когда на гребне бархана за его спиной показался лев.

Лев испытывал странное чувство благодарности. Он чувствовал, что должен догнать тот кусок еды, который так заботился о нем, – догнать и символически от него отказаться. Но сейчас прямо перед ним сидел еще один кусок еды, который не обращал на него ни малейшего внимания и которому он был абсолютно ничем не обязан.

Он двинулся вперед и очень скоро перешел на бег.

Совершенно не подозревая о нависшей над ним опасности, святой Когтей принялся за третью многоножку.

Лев прыгнул…

И все закончилось бы совсем печально для святого Когтея, если бы Ангус не треснул льва камнем по уху.

Брута стоял в пустыне, только песок был черным, как, впрочем, и небо, а солнце отсутствовало вовсе, хотя все заливал яркий свет.

«А, – подумал он. – Значит, это сон».

Тысячи людей шли по пустыне и не обращали на него никакого внимания. Они словно не замечали даже, что идут в толпе.

Брута попытался помахать им рукой, но не смог пошевелиться. Он попытался заговорить, но слова испарились прямо во рту.

А потом он очнулся.

Сначала он увидел свет, струившийся из окна. Потом пару ладоней, сложенных в виде священных рогов.

С некоторым усилием, голова его раскалывалась от боли, Брута поднял взгляд туда, где эти руки соединялись с туловищем, шея…

– Брат Нюмрод?

Наставник послушников поднял голову.

– Брута?

– Да?

– Слава Ому!

Брута, втянув шею, попытался оглядеться.

– Он здесь?

– …Здесь? Как ты себя чувствуешь?

– Я…

Голова болела, спину жгло так, словно он лежал на углях, и почему‑ то ныли колени.

– Ты сильно обгорел на солнце, – промолвил Нюмрод. – И при падении сильно стукнулся головой.

– При каком‑ таком падении?

– …Падении? Со скалы. Ты был вместе с Пророком! – воскликнул Нюмрод. – Ты совершал странствие вместе с Пророком. Подумать только, один из моих послушников…

– Я помню… пустыню… – откликнулся Брута, осторожно ощупывая голову. – Но… Пророк? …

– …Пророк. Поговаривают, ты станешь епископом или даже иамом, – возвысил голос Нюмрод. – Благо прецедент есть. Наисвятейший святой Бобби стал епископом потому, что странствовал по пустыне с пророком Урном, а он был всего лишь ослом.

– Но я не… помню… никакого пророка. Там был только я и…

Брута замолчал. Нюмрод довольно улыбался.

– Ворбис?

– Он милостиво поведал мне обо всем, – кивнул Нюмрод. – Мне повезло, когда он вернулся, я находился на Месте Сетований. Это случилось как раз после молитв, вознесенных к Сестине. Сенобиарх уже собирался уходить… ну, ты знаешь церемонию. И тут появился Ворбис. Весь в пыли и с ослом. А на спине осла лежал ты.

– Не помню никакого осла, – признался Брута.

– …Осла. Он одолжил его на какой‑ то ферме. Пророка сопровождала целая толпа!

Нюмрод аж покраснел от возбуждения.

– И он объявил месяц Джаддры и наложил на всех двойную епитимью, совет вручил ему Посох и Узду, а сенобиарх отбыл в скит в Сканте!

– Ворбис – Восьмой Пророк… – неверяще промолвил Брута.

– …Пророк. Конечно.

– А… черепашки с ним не было? Он про черепаху ничего не говорил?

– …Про черепаху? Причем здесь черепахи? – удивился Нюмрод, но выражение его лица тут же смягчилось. – Ну да, Пророк говорил, что на тебя подействовало солнце. А еще он говорил, ты уж меня прости, что ты твердил в бреду совсем странные вещи.

– Он говорил об этом?

– Он не отходил от твоей постели три дня. Это было так трогательно…

– А как давно… как давно мы вернулись?

– …Вернулись? Почти неделю назад.

– Неделю?!

– Он сказал, что путешествие сильно утомило тебя.

Брута уставился в стену.

– Также он приказал привести тебя к нему сразу, как только ты придешь в себя, – добавил Нюмрод. – На этом он особо настаивал. – Судя по тону, Нюмрод еще не был окончательно уверен в состоянии сознания Бруты. – Ты идти сможешь? Если хочешь, тебя могут отнести послушники.

– Я должен увидеться с ним прямо сейчас?

– …Сейчас? Немедленно. Наверное, тебе не терпится поблагодарить его.

* * *

Об этих частях Цитадели Брута знал только по слухам. Брат Нюмрод тоже никогда не бывал здесь. Несмотря на то что про него в приказе ничего не говорилось, брат Нюмрод предпочел отправиться вместе с Брутой и всю дорогу суетился вокруг юноши, которого несли два крепких послушника. Специально для Бруты были доставлены носилки, обычно использовавшиеся для переноски совсем ветхих старших жрецов.

В центре Цитадели, сразу за храмом, был обнесенный стеной сад. Брута, как настоящий профессионал садового дела, сразу осмотрел окрестности. На этой скале не было и дюймового слоя естественной почвы, каждая лопата земли, на которой росли тенистые деревья, была доставлена сюда вручную.

Посреди сада, в окружении епископов и иамов, стоял Ворбис. Когда Бруту поднесли ближе, дьякон обернулся.

– А, мой пустынный спутник, – произнес он приветливо. – И, если не ошибаюсь, брат Нюмрод. Братья мои, хочу сообщить вам, что намереваюсь назначить Бруту архиепископом.

Священнослужители принялись возбужденно перешептываться и нервно покашливать. Ворбис посмотрел на епископа Трима, который был архивариусом Цитадели.

– Ну, с формальной точки зрения, он еще не посвящен в сан, – неуверенно промолвил епископ Трим. – Но, конечно, как все мы знаем, есть прецедент…

– Э‑ э… Урн… осел! – быстро выпалил Нюмрод, но потом, поняв, что выразился несколько нескладно, тут же прикрыл рот ладонью и покраснел от стыда и смущения.

Ворбис улыбнулся.

– Добрый брат Нюмрод прав, – кивнул он. – Осел тоже не был посвящен в сан, правда, вполне возможно, в те далекие дни требования не были столь суровыми, как нынче.

Раздался хор угодливого хихиканья, характерного для людей, чья работа, а возможно, и жизнь тоже целиком зависела от капризов человека, любящего отпускать не слишком остроумные шутки.

– Но осла произвели всего лишь в епископы, – напомнил епископ Трим, которого коллеги меж собой называли не иначе как Самоубийцей.

– И надо сказать, он этому посту вполне соответствовал, – резко произнес Ворбис. – А теперь все свободны, включая поддьякона Нюмрода.

Нюмрод даже побледнел, услышав о столь резком повышении по службе.

– Но архиепископ Брута останется, – добавил Ворбис. – Мы желаем говорить с ним.

Иерархи удалились.

Ворбис расположился на каменном кресле под бузиной. Дерево было древним и огромным, совсем не похожим на недолговечных родственников, что росли за пределами сада. На ветвях уже зрели ягоды.

Пророк сидел, положив руки на каменные подлокотники и скрестив пальцы. Некоторое время он тяжелым взглядом мерил Бруту.

– Ты… поправился? – спросил он наконец.

– Да, господин, – ответил Брута. – Но, господин, я не могу быть епископом, я ведь не умею даже…

– Уверяю, эта работа особого ума не требует, – успокоил его Ворбис. – Иначе епископы с ней не справлялись бы.

Снова воцарилась долгая тишина.

Когда Ворбис снова заговорил, могло показаться, что каждое свое слово он достает с огромной глубины.

– Мы уже говорили о природе действительности?

– Да.

– И о том, что постигаемое не всегда является фундаментальной истиной?

– Да.

Снова пауза. Высоко в небе парил орел, высматривавший на земле черепах.

– Наши странствия по пустыне… Вряд ли у тебя сохранились о них четкие воспоминания.

– Отнюдь.

– Этого и следовало ожидать. Солнце, жажда, голод…

– Мою память запутать очень трудно, господин.

– Ах да, помню, помню…

– Вот и я тоже, мой господин.

Ворбис чуть наклонил голову и искоса посмотрел на Бруту, словно пытался что‑ то спрятать за своим лицом.

– Со мной в пустыне говорил Великий Бог Ом.

– Все верно, господин. Он говорил. Каждый день.

– Знаешь, Брута, у тебя сильная, хотя и примитивная вера. Я прекрасно разбираюсь в людях.

– Да, господин. Господин?

– Слушаю тебя, мой Брута.

– Нюмрод сказал, что вы, господин, вывели меня из пустыни.

– Помнишь, что я говорил о фундаментальной истине, Брута? Конечно, помнишь. Есть физическая пустыня, но есть еще и пустыня в душе. Мой Бог вел меня, а я вел тебя.

– А. Да. Понимаю.

Парившая по спирали точка, которая на самом деле была орлом, вдруг на мгновение застыла. Потом орел сложил крылья и камнем упал вниз…

– В той пустыне мне было многое дано, Брута. Многое было познано. Теперь я должен поделиться своими знаниями со всем миром. Это святая обязанность пророка. Пойти туда, где еще никто не бывал, и вернуться с истиной.

…Обгоняя даже ветер. Сейчас его мозг и тело исполняли обязанности простой оболочки, в которой воплотилась сама целеустремленность…

– Я не ожидал, что это произойдет так скоро. Но мои шаги направлял Великий Ом. А теперь, когда сенобиархия в наших руках, мы станем… ее использовать.

Орел упал на склон холма, схватил что‑ то и опять начал набирать высоту…

– Я всего лишь послушник, господин Ворбис. Я – не епископ, если даже меня станут так называть.

– Ничего, ты привыкнешь.

Обычно процесс формирования мыслей Бруты был довольно‑ таки длительным, но как раз сейчас одна такая мысль обретала форму. Она касалась позы, в которой сидел Ворбис, его голоса…

Ворбис боялся Бруты.

«Почему он меня боится? Из‑ за пустыни? Кому какое дело до того, что произошло на самом деле? Скорее всего, так было всегда. Вероятно, это осел, а вовсе не Урн, нашел в пустыне оазис, забил там копытами льва и обеспечил своего хозяина водой.

Или это из‑ за Эфеба? Но кто меня послушает? И опять‑ таки – кому какое дело? Он – Пророк сенобиарх. Он может приказать убить меня. Все его поступки правильны. Все его слова правдивы.

Фундаментально правдивы…»

– Я хочу показать тебе нечто удивительное, – сказал Ворбис и встал. – Ты идти можешь?

– О да. Нюмрод несколько перестарался. Я страдаю в основном от солнечных ожогов.

Когда они выходили из сада, Брута заметил то, на что раньше не обратил внимания. В саду дежурили вооруженные луками священные стражники. Они стояли повсюду, в тени деревьев, в кустах – не слишком заметные, но и не старающиеся спрятаться.

Лестница вела из сада в лабиринт подземных тоннелей, которые были проложены под храмом и, несомненно, под всей Цитаделью. За ними на почтительном расстоянии бесшумно двинулись два стражника. Брута шел за Ворбисом по тоннелям, пока они не оказались в зоне ремесленников, где кузницы и мастерские располагались вокруг одного огромного фонаря. Дым и едкие пары поднимались по стенам из обтесанного камня.

Ворбис прошел прямо к большой нише, освещенной красным светом горнов. Несколько рабочих толпились вокруг чего‑ то широкого и выпуклого.

– Смотри, – сказал Ворбис. – А, что думаешь?

Это была черепаха.

Литейщики и кузнецы постарались на славу, они даже воспроизвели узор на панцире и чешуйки на лапках. Черепаха была около восьми футов длиной.

У Бруты зашумело в ушах.

– По стране ходит губительная ересь, верно? – усмехнулся Ворбис. – Мятежники считают, что живут на спине Великой Черепахи. Так пусть же они и умрут на ней.

Только после слов Ворбиса Брута разглядел кандалы, прикрепленные к каждой железной лапе. Человека можно было разложить на черепашьем панцире и надежно сковать по рукам и ногам.

Он наклонился. Да, внизу была предусмотрена топка. Некоторые аспекты мышления квизиции оставались неизменными.

Такая масса железа будет нагреваться целую вечность, боль будет нарастать постепенно. Значит, мятежник вполне успеет раскаяться, все вспомнить и рассказать…

– Ну, что думаешь? – осведомился Ворбис.

– Очень оригинально.

– Это послужит хорошим уроком для всех готовых свернуть с пути истинного знания, – кивнул Ворбис.

Когда Брута выпрямился, Ворбис посмотрел на него так внимательно, словно пытался прочесть мысли в его голове.

– А теперь оставь меня, – велел Ворбис. – Отдыхай сколько угодно… сын мой.

Брута медленно брел по Месту Сетований, погрузившись в непривычные мысли.

– День добрый, ваше преподобие.

– Ты уже знаешь?

Лицо Себе‑ Рублю‑ Руку Достаба расплылось в улыбке, точно солнце взошло над кувшином теплого холодного‑ как‑ лед шербета.

– Ходят слухи, – произнес он загадочно. – Возьми плитку Клатчской Услады. Бесплатно. Или леденец‑ напалочник.

Народу на площади собралось больше, чем обычно. Даже горячие пирожки Достаба продавались как горячие пирожки.

– Сегодня здесь людно, – заметил Брута, думая совсем о другом.

– Время Пророка, – пожал плечами Достаб, – в лице которого является миру Великий Бог. Думаешь, сейчас людно? Подожди пару‑ другую деньков. Тут яблоку будет негде упасть.

– А что должно случится?

– Ты в порядке? Выглядишь несколько бледновато.

– Что должно случится?

– Судилище. Ну, сам понимаешь… Книга Ворбиса… Э‑ э, – Достаб наклонился ближе. – Может, по старой памяти подкинешь намек? Бог там ничего не говорил касательно пользы той или иной пищевой отрасли?

– Не знаю. Кажется, ему хочется, чтобы люди выращивали побольше салата.

– Правда?

– Это только предположение.

Достаб криво усмехнулся.

– Да, конечно, но это твое предположение! Как говорится, намек понял, немедленно седлаю верблюда и выезжаю. Странное дело, но я знаю, где можно приобрести несколько акров хорошо орошаемой земли. Может, стоит прикупить ее прямо сейчас, опередить толпу?

– Знаешь, вреда не будет.

Достаб подобрался еще ближе. Это было не трудно. Достаб мог подобраться к чему угодно и к кому угодно. Даже крабы завидовали тому, как ловко он передвигается боком.

– Забавно, правда? – спросил он. – Я имею в виду… Ворбиса.

– Забавно?

– Наводит на определенные мысли. Урн, наверное, тоже был самым обычным человеком, ходил, как ты и я, ковырялся в носу… Забавно.

– Да что забавно‑ то?

– Все.

Достаб заговорщически усмехнулся Бруте и тут же продал паломнику со стертыми ногами лечебную скипидарную мазь, о чем тот еще не раз пожалеет.

Брута добрел до своей опочивальни. В это время дня здесь никого не было – пребывание в опочивальне не поощрялось, ибо вид твердого как камень матраса мог навеять греховные мысли. Нехитрый Брутин скарб куда‑ то исчез. Возможно, у него теперь есть отдельная келья, только ему об этом еще никто не сказал.

Брута чувствовал себя совершенно потерянным.

Он лег на койку – на всякий случай – и обратился с молитвой к Ому. Ответа не последовало. Все как прежде, Бог опять перестал ему отвечать – вот только раньше Брута и не ждал никакого ответа, а поэтому не особо беспокоился. Бог все слышит – но если каждого верующего удостаивать ответом? …

А теперь слышать стало некому.

С таким же успехом он мог обращаться к самому себе и самому же себе отвечать.

Как Ворбис.

Эта мысль не желала уходить. Замкнутый на себе разум – кажется, так говорил Ом. Ничто не входит, ничто не выходит. Значит, Ворбис способен слышать только далекое эхо собственной души. И из этого он выкует Книгу Ворбиса, и Брута даже знал, какими будут Заповеди. Там будет вестись речь о священных войнах и крови, о крестовых походах и крови, о благочестии и крови.

Брута встал, чувствуя себя полным дураком. Однако мысли и не думали уходить.

Он был епископом, но понятия не имел, чем занимаются епископы. Епископов он видел только издалека, когда они проплывали мимо, словно спустившиеся на землю облака. Он же умел только одно.

Какой‑ то прыщавый мальчик рыхлил мотыгой огород. Он с изумлением уставился на Бруту, когда тот попытался отобрать у него мотыгу, и настолько оторопел, что некоторое время наотрез отказывался выпускать из рук инструмент.

– Я все‑ таки епископ, – сказал ему Брута. – Кроме того, я некоторое время наблюдал за тобой – ничего ты не умеешь. Пойди и займись чем‑ нибудь другим.

Брута с яростью набросился на сорняки. Его не было всего несколько недель, а вся земля покрылась зеленым ковром.

«Ты стал епископом. Потому что был хорошим. И есть железная черепаха. На тот случай, если станешь плохим. Потому что…»

…В пустыне были два человека, но Ом разговаривал только с одним.

Раньше он этого не понимал.

Ом разговаривал именно с ним. Да, надо признать, он говорил не совсем то, что приписывали ему пророки. Возможно, он вообще не говорил ничего из того, что ему приписывают…

Брута дошел до конца борозды, после чего переключился на фасоль.

Лю‑ Цзе внимательно следил за ним из своей хижины, полускрытой среди земляных куч.

Еще один амбар. За последние дни Бедну довелось посетить немало амбаров.

Они начали с телеги и целую уйму времени потратили на то, чтобы максимально уменьшить ее вес. Основной проблемой стал привод. Его устройство пришлось обдумывать особенно тщательно. Шар хотел вращаться значительно быстрее, чем соглашались вращаться колеса. Возможно, это была какая‑ то изощренная метафора.

– И я не могу заставить ее ехать задом! – воскликнул он.

– Не волнуйся, – успокоил его Симони. – Задом ехать и не придется. Как дела с броней?

Бедн расстроенно махнул рукой.

– Это деревенская кузница! Длина машины двадцать футов. Захарос способен делать пластины только несколько футов длиной. Я пытался приколотить их к раме, но она разваливается под их весом.

Симони посмотрел на скелет паровой тележки и сложенные рядом пластины брони.

– Ты когда‑ нибудь бывал в бою, Бедн? – спросил он.

– Нет. У меня плоскостопие. К тому же я не слишком силен.

– А тебе известно, что такое «черепаха»?

Бедн почесал в затылке:

– Э‑ э, ладно. Ответ: маленькое земноводное в панцире – правильно? Потому что ты знаешь, что я это знаю.

– Я имею в виду «черепаху» из щитов. Когда ты атакуешь крепость или стену, а противник бросает на тебя все, что у него есть, каждый солдат поднимает свой щит и… сцепляет его со щитами других солдат. Выдерживает очень большой вес.

– Перекрытие, – пробормотал Бедн.

– Как чешуйки, – кивнул Симони.

Бедн задумчиво посмотрел на тележку.

– «Черепаха», говоришь? – уточнил он.

– Но с тараном, – добавил Симони.

– С этим‑ то нет проблем, – рассеяно произнес Бедн. – Ствол дерева, закрепленный на раме. Большой железный наконечник. Насколько я помню, двери сделаны из бронзы?

– Да, но очень большие.

– Значит, скорее всего, они полые. Или литые бронзовые пластины закреплены на дереве. Во всяком случае, я бы так сделал.

– То есть они не из сплошной бронзы? Все говорят, что они вылиты из бронзы.

– Я бы тоже так говорил.

– Господа, прошу прощения…

Вперед выступил плотный мужчина в форме дворцовой стражи.

– Это сержант Фергмен, – представил его Симони. – Да, сержант?

– Храмовые двери усилены клатчской сталью. После той войны, что случилась во времена лжепророка Зога. И открываются только наружу. Как ворота шлюза на канале, понимаете? Если их таранить, они только застрянут в косяке, и их вообще не вышибешь.

– Тогда как же они открываются? – удивился Бедн.

– Сенобиарх поднимает руку, и дыхание Великого Бога отворяет их, – ответил сержант.

– Я имею в виду в логическом смысле?

– О. Один из дьяконов прячется за занавесом и тянет на себя рычаг. Но… когда я дежурил в склепах, то видел там одно помещение с… с какими‑ то решетками… А еще было слышно, как где‑ то течет вода…

– Гидравлика, – хмыкнул Бедн. – Так я и знал.

– Туда можно проникнуть? – уточнил Симони.

– В это помещение? Почему нет? Его никто не охраняет.

– Он в одиночку сможет открыть двери? – повернулся Симони.

– Гм? – откликнулся Бедн.

Юноша задумчиво потирал подбородок молотком и, казалось, пребывал в совсем другом, каком‑ то своем мире.

– Я спросил, сможет ли Фергмен заставить эту, как ее, гидру работать?

– Гм? Э‑ э, вряд ли, – рассеянно ответил Бедн.

– А ты?

– Что?

– Ты сможешь заставить ее работать?

– О. Вероятно. Это всего лишь трубки плюс давление.

Бедн задумчиво смотрел на паровую тележку. Симони многозначительно кивнул сержанту, приказывая удалиться, а сам попробовал предпринять мысленный межпланетный перелет в тот мир, в котором пребывал Бедн.

Он тоже попытался смотреть на тележку.

– Как скоро ты сможешь закончить?

– Гм?

– Я спросил…

– Завтра, не раньше чем под вечер. И то если будем работать всю ночь.

– Но она понадобится нам послезавтра на рассвете! У нас не будет времени проверить, как она работает!

– Она заработает с первого раза, – заверил Бедн.

– Правда?

– Я ее создал. И знаю о ней все. Ты знаешь все о мечах и копьях, а я – о деталях, которые вращаются. Заработает с первого раза.

– Хорошо. Ну, у меня еще есть кое‑ какие дела…

– Ага.

Бедн остался в амбаре один. Он задумчиво посмотрел на молоток, потом на железную тележку.

Омниане совершенно не умеют выплавлять бронзу. А железо… Разве ж это железо? Жалкое подобие. Их медь? Просто ужасна. И сталь, которая разбивается после первого удара. За многие годы квизиции удалось извести всех хороших кузнецов.

Он сделал все, что мог, но…

– Один заход – да, два – может быть, ну, максимум три. И то, на третий лучше не надеяться, – тихо пробормотал он.

* * *

Ворбис восседал на своем каменном кресле в саду. Вокруг были разбросаны бумаги.

– Итак?

Стоящий на коленях человек даже не осмелится поднять голову. Рядом, с обнаженными мечами, стояли двое стражников.

– Люди Черепахи… они что‑ то замышляют, – выдавил человек визгливым от страха голосом.

– Ну разумеется, – кивнул Ворбис. – Конечно замышляют. Но что именно?

– Они придумали… как раз когда вас назначили сенобиархом… какое‑ то устройство, машину, которая движется сама… Она должна проломить двери храма…

Голос его стих.

– И где же это устройство сейчас?

– Не знаю. Они покупали у меня железо. Это все, что мне известно.

– То устройство железное?

– Да. – Человек глубоко вздохнул, жадно втягивая воздух, и едва не поперхнулся. – Говорят… стражники говорят, что мой отец в тюрьме и вы можете… Умоляю…

Ворбис посмотрел на мужчину сверху вниз.

– Но ты боишься, – сказал он, – что я могу бросить в тюрьму и тебя тоже. Ты считаешь меня способным на такое. Боишься, что я могу подумать, мол, этот человек связался с еретиками и богохульниками, а поэтому стоит его на всякий случай…

Человек по‑ прежнему тупо пялился в землю. Ворбис ласково взял его за подбородок и поднял с земли. Наконец глаза мужчины оказались на уровне его глаз.

– Ты поступил правильно, – промолвил он и глянул на одного из стражников. – Отец этого человека еще жив?

– Да, господин.

– Самостоятельно передвигаться может?

Инквизитор пожал плечами.

– Э‑ э, да, господин.

– Освободи его немедленно, вверь заботам сына и отпусти обоих домой.