Терри Пратчетт 6 страница

– Что? Неужели я…

В этот момент желудок Ринсвинда, который чувствовал, что если он позволит мозгу и дальше контролировать ситуацию, то рискует потерять инициативу, встрял в разговор и заставил Ринсвинда спросить:

– А с чем?

– А с чем бы ты хотел?

– Извини, не понял?

– Не крути. Просто скажи, какой бутерброд ты хочешь.

– О–о? – Ринсвинд уставился на человечка во все глаза. – Ну, что ж, если у тебя есть бутерброд с яйцом и кресс–салатом…

– Да будет яйцо и кресс–салат, типа того! – Человечек сунул руку в пакет и протянул Ринсвинду белый треугольник.

– Обалдеть! – воскликнул Ринсвинд. – Какое совпадение!

– Теперь все может начаться в любую минуту, – сообщил человечек. – Вон… не то чтобы они уже разобрались с направлениями, о нет, только не они… в общем, вон там все произойдет.

– Единственное, что я вижу, – это темнота, – пожаловался Эрик.

– Не–а, ее ты тоже не видишь, – торжествующе возразил человечек. – Ты видишь только то, что бывает перед тем, как установится темнота, типа того. – Он бросил на еще–не–темноту нехороший взгляд. – Ну, давай, чего мы ждем–то?

– Да, чего? – спросил Ринсвинд.

– Всего.

– Чего всего? – не унимался Ринсвинд.

– Всего. Не всего чего–то. Вообще всего.

Астфгл обвел взглядом клубящиеся облака газа. По крайней мере, он очутился там, где надо. Мимо конца вселенной трудно промахнуться.

Последние несколько угольков мигнули и погасли. Пространство и время внезапно столкнулись – и схлопнулись.

Астфгл кашлянул. В двадцати миллионах световых лет от своего дома чувствуешь себя ужасно одиноко.

– Здесь есть кто–нибудь? – спросил он.

– ДА.

Голос прозвучал совсем рядом с его ухом. Даже правитель демонов может вздрогнуть.

– В смысле, не считая тебя, – поправился Астфгл. – Ты кого–нибудь тут видел?

– ДА.

– Кого?

– ВСЕХ.

Астфгл вздохнул.

– Хорошо, выразимся точнее. В последнее время тут никто не объявлялся?

– НЕТ, ЗДЕСЬ ТЕПЕРЬ ОЧЕНЬ ТИХО, – ответил Смерть.

– Проклятье!

– ТЫ КОГО–ТО ИЩЕШЬ?

– Я думал, здесь может появится некий тип по имени Ринсвинд, но… – начал Астфгл. Глазницы Смерти полыхнули алым светом.

– ВОЛШЕБНИК? – переспросил он.

– Да нет, он дем…

Астфгл умолк. На промежуток, который, если бы время еще существовало, был бы несколькими секундами, его обуяли жуткие подозрения.

– Человек? – прорычал он.

– НАЗВАТЬ ЕГО ТАК ОЗНАЧАЛО БЫ ДОПУСТИТЬ НЕКОТОРУЮ НАТЯЖКУ, НО В ШИРОКОМ СМЫСЛЕ ТЫ ПРАВ.

– Будь я проклят! – воскликнул Астфгл.

– МНЕ КАЖЕТСЯ, ТЫ УЖЕ ПРОКЛЯТ.

Правитель демонов вытянул перед собой трясущуюся лапу. Нарастающая ярость восторжествовала над чувством стиля; его алые шелковые перчатки лопнули под натиском разворачивающихся когтей.

А потом (не стоит гневаться рядом с типом, у которого в руках острая коса, – вдруг он примет твои слова на свой счет) Астфгл буркнул: «Прости, что потревожил тебя» – и исчез. И только оказавшись вне пределов крайне острого слуха Смерти, правитель демонов излил свою ярость в жутком вопле.

На самом краю времени в наполненном сквозняками пространстве ничто развернулось во всем своем великолепии.

Смерть ждал. Его пальцы легонько барабанили по рукоятке косы.

Вокруг плескалась темнота. Даже бесконечность больше не существовала.

Он попробовал просвистеть сквозь зубы несколько тактов непопулярных песенок, но свист его был тут же поглощен пустотой.

Вечность закончилась. Весь песок ссыпался вниз. Великая гонка между энтропией и энергией завершилась, и фаворит все–таки вышел из нее победителем.

Может, подточить косу?

Нет.

По правде говоря, незачем.

Огромные разводы абсолютной пустоты простирались в то, что можно было бы назвать далью, – если бы существовала пространственно–временная система отсчета, которая могла бы придать словам типа «даль» разумный смысл.

Похоже, делать было больше нечего.

«МОЖЕТ, НА СЕГОДНЯ ХВАТИТ? » – подумал он.

Смерть повернулся и хотел уже направиться прочь, но в этот самый миг до него донесся едва уловимый звук. По отношению к звуку в общем он являлся тем же, чем фотон является по отношению к свету, – он был столь слаб, что за гулом работающей вселенной его бы никто и не услышал.

Это был хлопок, сопровождающий возникновение крохотного сгустка материи.

Смерть подошел к точке, в которой появился этот сгусток, и внимательно пригляделся.

И увидел обычную скрепку. & lt; Многие считают, что первой должна появиться молекула водорода, но это противоречит наблюдаемым фактам. Каждый, кто находил дотоле незнакомую сбивалку для яиц, заклинивающую вдруг невинный кухонный ящик, знает, что сырая материя постоянно изливается во вселенную, принимая при этом довольно сложные формы и, как правило, появляясь на свет в пепельницах, вазах и бардачках. Материя выбирает такой вид, чтобы отвести от себя подозрении, и ее обычными формами воплощения являются скрепки, булавки от рубашечных упаковок, ключи для радиаторов центрального отопления, игральные шарики, огрызки карандашей, таинственные детали от газонокосилок и старые альбомы Кейт Буш. Почему материя так поступает, неизвесно, но у нее явно есть какой–то План. Очевидно также, что иногда создатели используют для постройки вселенных метод Большого Взрыва, а иногда – несколько более щадящий метод Непрерывного Созидания. Это полностью согласуется с изысканиями космотера центов, открывших, что неистовство Большого Взрыва может причинить вселенной, когда та станет постарше, серьезные психологические травмы. & gt;

Что ж, какое–никакое, а начало.

Раздался еще один хлопок, оставивший после себя небольшую белую рубашечную пуговицу, которая потихоньку вращалась в вакууме.

Смерть слегка расслабился. Разумеется, потребуется некоторое время. Сначала – некая интерлюдия, а потом все будет усложняться и усложняться, пока не образуются газовые облака, галактики, планеты и континенты, не говоря уже о крошечных, похожих на штопор существах, извивающихся в затянутых слизью прудах и гадающих, стоит ли ради какой–то там чокнутой эволюции затевать возню с отращиванием плавников, ног и так далее. Но все уже началось, и ничто не могло остановить неумолимый процесс развития.

От Смерти требовалось лишь немного терпения, но терпение было его коньком. Довольно скоро на свет появятся живые существа, которые будут развиваться как безумные, бегать, прыгать и веселиться под лучами новорожденного солнца. А также они будут уставать. Стареть.

Смерть устроился поудобнее. Ничего, он подождет.

Он им еще понадобится.

Вселенная возникла.

Любой космогонист скажет вам, что все самое интересное случается в первую пару минут, когда ничто сбивается в кучу и образует пространство и время, а потом появляется масса поистине крохотных черных дыр и так далее. А дальше – дело, ну, в общем… отделки. В принципе, все основное уже готово, если не считать микроволновок.

В рождении вселенной есть какая–то дешевая привлекательность.

– Слишком показушно, – фыркнул человечек. – Весь этот шум вовсе не обязателен. С тем же успехом это могло быть Большое Шипение. Ну, скажем, затрубили бы фанфары…

– Гм? – отозвался Ринсвинд.

– Да, а кроме того, если ты внимательно приглядывался, то мог заметить, что через две пикосекунды после начала все чуть было не пошло прахом. Тяп–ляп, набили тем, что под руку попалось, и можно выкидывать товар. Заработает – хорошо, а не заработает – ну и ладно. В наши дни все так делается. Никакого тебе мастерства. Вот когда я был пацаном, на создание вселенной уходили дни. Ею можно было гордиться. А сейчас ее собирают кое–как, закидывают в грузовик и увозят. И представляешь…

– Нет, – слабо откликнулся Ринсвинд.

– Материалы так и тащат! Находят поблизости кого–нибудь, кто был бы не прочь слегка расширить свою вселенную, и не успеешь оглянуться, как с твоей стройплощадки уже утянули кусок тверди и толкнули его где–нибудь в качестве пристройки.

Ринсвинд таращился на человечка во все глаза.

– Кстати… а кто ты такой?

Человечек вытащил из–за уха карандаш и окинул задумчивым взглядом пространство вокруг волшебника.

– Ну, я создаю всякие разные штуки, – ответил он.

– Какие штуки?

– Какие захочешь.

– Ты – тот самый Создатель?

Человечек жутко смутился.

– Гм, и вовсе я не тот. Не тот самый. Просто создатель. Но крупных контрактов я не заключаю – ну, на звезды, газовые гиганты, пульсары и все прочее. Я, скорее, специализируюсь на, так сказать, заказной работе. – Он бросил взгляд, в котором читалась гордость вперемешку с вызовом, и признался: – Не хочу хвастаться, но даже деревья я делаю собственными руками. Вот оно, мастерство. На то, чтобы научиться делать деревья, нужны годы. Даже обычную елку ты просто так не вылепишь.

– О–о, – произнес Ринсвинд.

– И никого не приглашаю для окончательной доводки. Никаких субподрядчиков – вот мой девиз. Эти паршивцы вечно тянут, мол, подождите, мы очень заняты, нам еще звезды там–то и там–то устанавливать… – Человечек вздохнул. – А вообще, люди думают, будто создать что–то – плевое дело. Достаточно пройти по воде и немножко помахать руками. Но все совершенно не так.

– Правда?

Человечек снова почесал нос.

– Например, идеи для узора снежинок иссякают очень быстро. Пустяк, думаешь ты, подсуну незаметно пару одинаковых, никто ничего не заметит.

– Правда?

– О да. Их там миллиард триллионов квадрильонов, попробуй найди похожие. Но в этом–то и кроется профессионализм – нельзя идти на поводу у собственного лентяйства.

– Неужели?

– Некоторые, – тут создатель бросил пристальный взгляд на все еще струящуюся мимо бесформенную материю, – считают, что достаточно ввести несколько основных физических формул, после чего можно забирать денежки и смываться. Но какой–то миллиард лет спустя у тебя начинает течь небо, в нем появляются черные дыры размером с твою голову, а когда ты начинаешь возносить незлобные молитвы, в головной конторе тебе отвечает какая–нибудь секретарша, которая говорит, что босс отлучился, а куда, ей неизвестно. Персональный подход – вот ключ к успеху!

– О–о, – уже в который раз выразился Ринсвинд. – Значит… когда в кого–нибудь ударяет молния… гм… это происходит вовсе не из–за каких–то там электрических разрядов, возвышенных местностей и всего такого прочего?.. То есть… это все твоих рук дело?

– Нет, нет, ни в коем случае. Лично я ничем не управляю. Просто создать вселенную – уже достаточно большая работа. Думаешь, я буду еще и управлять ею? В мире, знаешь ли, полно других вселенных, – добавил он с легкой обвиняющей ноткой. – У меня список заказов длиной с твою руку.

Человечек пошарил под собой и вытащил на свет большую книгу в кожаном переплете, на которой, очевидно, сидел. Книга с треском раскрылась.

Ринсвинд почувствовал, как кто–то дергает его за балахон.

– Послушай, – сказал Эрик. – На самом деле это… Это Он?

– Он утверждает, что да, – пожал плечами Ринсвинд.

– А что мы тут делаем?

– Не знаю.

Создатель бросил на него свирепый взгляд.

– Эй, потише там, пожалуйста.

– Но послушай, – шепнул Эрик, – если он действительно Создатель, тогда этот бутерброд, что ты держишь в руках, – священная реликвия!

– Свихнуться можно, – слабо отозвался Ринсвинд, который не ел уже целую вечность.

Он спросил себя, насколько суровым будет наказание, если он слопает священный объект. Вероятно, очень суровым.

– Ты мог бы выставить его в каком–нибудь храме, и миллионы людей приходили бы посмотреть на него.

Ринсвинд осторожно приподнял верхний ломтик хлеба.

– Он даже без майонеза. Думаешь, народ все равно пойдет? – поинтересовался он.

Создатель прочистил горло и начал читать вслух.

Астфгл несся сквозь все ускоряющуюся энтропию – яростно пылающая багровая искра на фоне клубящегося межзвездного пространства. Правитель демонов был так зол, что утратил последние остатки самообладания; его элегантный головной убор со стильными рожками превратился в малиновый клочок тумана, свисающий с кончика одного из громадных, свитых в кольца козлиных рогов, что обрамляли его череп.

Под напором расправляющихся крыльев алый шелк на его спине наконец не выдержал и лопнул. Раздавшийся треск был довольно двусмысленным.

Да, кстати, эти крылья принято представлять кожистыми, но в данных условиях кожа не продержалась бы и нескольких секунд. Кроме того, она не очень хорошо складывается.

Эти крылья были сделаны из магнитных полей и организованного пространства. Они растягивались до тех пор, пока не превратились в еле заметную пелену на фоне ослепительно яркой тверди. Их взмахи были столь же медленными и неумолимыми, как зарождение цивилизаций.

Они по–прежнему были похожи на крылья летучей мыши, но то была всего лишь дань традициям.

Где–то в районе двадцать девятого тысячелетия Астфгла (который даже ничего не заметил) обогнало что–то небольшое, продолговатое и, возможно, куда более сердитое, чем он сам.

Мир составляют Восемь Заклинаний. Ринсвинд достаточно хорошо это знал. Также он знал, что они содержатся в книге, называемой Октаво, которая хранится в библиотеке Незримого Университета – в запаянном железном ящике на дне специально вырытой шахты, где ее магическое излучение можно держать под контролем.

Ринсвинд давно задавался вопросом: а как же все началось? В своем воображении он рисовал что–то вроде взрыва наоборот. Вот межзвездный газ с ревом устремляется со всех сторон в одну точку, дабы образовать Великого А'Туина… Ну, или гром какой гремит…

Но вместо этого раздался тихий, музыкальный звон, и там, где ничего не было, вдруг возник Плоский мир, словно выскочил из какого–то потайного местечка, где все время прятался.

А еще Ринсвинд осознал, что чувство бесконечного падения, с которым он вроде научился жить, возможно, будет тем самым чувством, с которым он умрет. Возникший под ним мир принес с собой специальное бесплатное предложение – силу тяжести, прямо зависящую от того, на каком расстоянии от вас находится ближайшее планетарное тело.

– А–аргх, – отреагировал камнем падающий вниз Ринсвинд.

– Чудесные облака получились, тебе не кажется? – поинтересовался появившийся рядом с ним создатель, по–прежнему безмятежно сидящий в воздухе. – Знаешь, я над ними долго работал.

– Аргх, – повторил Ринсвинд.

– Что–нибудь не так?

– Аргх.

– Ох уж эти люди, – пожаловался создатель. – Вечно куда–то спешат. – Он нагнулся поближе. – Разумеется, это не мое дело, но я частенько гадал: что творится у вас в головах?

– Через минуту там будут твориться мои ноги! – взвизгнул Ринсвинд.

Падающий рядом Эрик дернул волшебника за полу мантии.

– Так с Создателем не разговаривают! – крикнул он. – Просто попроси у него, чтобы он, ну, землю смягчил, что ли…

– О, не знаю, не знаю, получится ли, – отозвался создатель, – Понимаешь, насчет несчастных случаев есть строгие правила. Инспектор сразу навалится на меня, как тонна… тонна… тонна груза, – наконец нашел он нужное слово. – Возможно, я мог бы на скорую руку соорудить вам какое–нибудь болото. Или сейчас очень популярны зыбучие пески. Да, точно, я мог бы создать вам зыбучие пески в комплекте с болотом и трясиной, никаких проблем.

–! – высказался Ринсвинд.

– Извини, говори немножко погромче. Сейчас, минутку…

Снова раздался гармоничный звон.

Когда Ринсвинд открыл глаза, то увидел, что стоит на пляже. И Эрик тоже. Создатель висел в воздухе неподалеку от них.

Ветер, свистевший в ушах, внезапно стих. Не было даже слабого ветерка.

– Я просто подправил одну штучку, – объяснил создатель, заметив выражение лица волшебника. – Итак, что ты говорил?

– Я хотел перестать нестись навстречу Смерти, – ответил Ринсвинд.

– А–а. Прекрасно. Ну, рад, что мы с этим разобрались. – Создатель рассеянно оглянулся вокруг. – Вы случайно не видели тут мою книгу? Мне казалось, что в самом начале она была у меня в руке. – Он вздохнул. – В следующий раз потеряю собственную голову. Однажды я создал мир и совершенно забыл про белемнитов. Про всех этих паршивцев до единого. Сначала я не смог их достать, сказал себе, что загляну потом, когда они будут на складе, и совершенно забыл об этом. Только представьте себе. Никто этого, разумеется, не заметил, потому что вселенная, ясное дело, только что образовалась и там понятия не имели, что белемниты должны быть, но у населения вселенной это определенно вызывало скрытые психологические проблемы. Глубоко в душе они все равно сознавали, что чего–то не хватает… – Создатель взял себя в руки. – Но, как бы там ни было, я не могу торчать здесь весь день. Как я уже говорил, у меня уйма работы.

– Уйма? – переспросил Эрик. – Но я думал, ты уже закончил…

– О нет. До этого еще далеко, – возразил создатель, уже начиная растворяться в воздухе. – Это все квантовая механика. Ты не можешь сделать все раз и навсегда. Твои заботы продолжают разветвляться. Это называется множественный выбор, это как красить… красить… красить что–то очень, очень большое, что ты постоянно должен красить заново. Казалось бы, нужно изменить одну небольшую деталь, но какую именно – вот в чем проблема. Что ж, приятно было с вами познакомиться. Если вам понадобится что–нибудь еще, ну, знаете, лишняя луна или что–то в том же духе…

– Эй!

Создатель появился снова. Его брови были подняты в вежливом удивлении.

– А что дальше–то? – спросил Ринсвинд.

– Дальше? Ну, скоро сюда заявятся боги. Они с переездом никогда не тянут. Постоянно вьются где–то рядом, как мухи вокруг… мухи вокруг… словом, как мухи. Сначала, конечно, они проявляют норов, но быстро обвыкаются, Кстати, по–моему, это они отвечают за вас, людей. – Создатель чуть нагнулся. – Должен признаться, люди у меня никогда не получались. Руки и ноги почему–то никак не выходят.

Он исчез.

Эрик и Ринсвинд немного подождали.

– Думаю, на сей раз он действительно ушел, – сказал Эрик некоторое время спустя. – Но приятный человек, правда?

– Поговорив с ним, начинаешь лучше понимать, почему мир устроен именно так, а не иначе, – согласился Ринсвинд.

– А что такое квантовая механика?

– Не знаю. Видимо, это женщина–механик, которая чинит какие–то кванты.

Ринсвинд посмотрел на бутерброд с яйцом и кресс–салатом, который все еще был зажат в руке. Майонез так и не появился, и хлеб был плохо пропеченным, но до появления следующего бутерброда оставались тысячи и тысячи лет. Сначала должно зародиться сельское хозяйство, потом приручат животных, из примитивного кремневого предшественника разовьется нормальный острый нож, дальше изобретут технологию обработки молочных продуктов… А если будет желание сделать все как следует, придется еще научиться выращивать оливковые деревья и перец, изобрести чаны для выпарки соли, освоить процессы ферментации уксуса и методики элементарной пищевой химии – и только тогда человек наконец увидит еще один такой бутерброд. Он был единственным в своем роде – небольшой белый треугольник, полный анахронизмов, потерянный и совершенно одинокий в этом недружелюбном мире.

Тем не менее Ринсвинд не сдержался и откусил кусочек. Бутерброд был так себе.

– Вот чего я не понимаю, – начал Эрик, – так это того, что мы здесь делаем.

– Вряд ли это был философский вопрос, – отозвался Ринсвинд. – Ты, видимо, хотел спросить, что мы делаем здесь – на заре созидания, на этом пляже, который и в употреблении–то почти не был?

– Ага. Именно это.

Ринсвинд уселся на камень и вздохнул.

– Думаю, это довольно очевидно. Ты хотел жить вечно.

– Я ничего не говорил насчет путешествий во времени, – возразил Эрик. – Я выразил свою мысль очень недвусмысленно, чтобы не было никаких фокусов.

– А тут и нет никаких фокусов. Твое желание пытается сбыться. Сам подумай. «Вечно» означает весь диапазон пространства и времени. Вечно. На протяжении Вечности. Понимаешь?

– Ты хочешь сказать, что вроде как нужно начать игру с самой первой клетки?

– Ага.

– Но это же бессмыслица! Прежде чем тут появится кто–нибудь еще, пройдут годы!

– Столетия, – мрачно поправил его Ринс–винд. – Тысячелетия. Эпохи. А потом начнутся всякие там войны, полезут чудовища и все такое прочее. Большая часть истории просто отвратительна – если рассмотреть ее внимательно. И даже не очень внимательно.

– Но я хотел продолжать жить вечно с этого момента! – Эрик был в отчаянии. – В смысле, с того момента. Ты только посмотри по сторонам. Здесь нет девчонок. Нет народу. В субботний вечер совершенно некуда пойти и…

– Первый субботний вечер наступит через много тысяч лет, – поправил его Ринсвинд. – А до этого будут просто вечера.

– Ты должен немедленно вернуть меня обратно, – заявил Эрик. – Приказываю тебе. Изыди!

– Еще раз посмеешь заговорить со мной таким тоном, получишь затрещину, – предупредил Ринсвинд.

– Но все, что тебе нужно, это щелкнуть пальцами!

– Не получится. Твои три желания уже выполнены. Извини.

– Что же мне теперь делать?

– Ну, если увидишь, как что–то выползает из моря и пытается дышать, можешь посоветовать ему не тратить времени зря.

– Это, по–твоему, смешная шутка?

– Честно говоря, да, довольно забавная, – с ничего не выражающим лицом отозвался Ринсвинд.

– Что ж, у нее вырастет длиннющая борода, – заметил Эрик.

– Чего?

– Ну, ты же никуда не денешься. Ты останешься здесь, со мной.

– Чушь какая, я…

Ринсвинд с отчаянием оглянулся по сторонам и подумал: «Кстати, а что я? »

На пляж мирно накатывались волны, пока не очень сильные, потому что они все еще разведывали обстановку. Первый прилив осторожно захватывал сушу. Скоро на песке появится первая линия прибоя, разлохмаченная полоса из засохших водорослей и ракушек. Воздух пах чистотой и свежестью. Это был воздух, которому еще только предстояло познакомиться с испарениями лесного перегноя, а также со всеми ходами и выходами пищеварительной системы жвачного животного.

Ринсвинд вырос в Анк–Морпорке. Ему нравился воздух, который уже повращался в обществе, познакомился с людьми, стал кому–то приютом.

– Мы должны вернуться, – с жаром заявил он.

– Именно это я и говорил, – отозвался Эрик, чье терпение подходило к концу.

Ринсвинд откусил от бутерброда еще один кусок. Он много раз смотрел Смерти в лицо – точнее, Смерть много раз смотрел в его быстро удаляющийся затылок. Но внезапно перспектива жить вечно потеряла всякую привлекательность. Разумеется, он, Ринсвинд, узнает ответы на самые фундаментальные вопросы – например, как развивалась жизнь и все такое, но в качестве способа скоротать время (тем более что впереди – вечность) это не шло ни в какое сравнение с тихой вечерней прогулкой по улицам Анка.

Тем не менее, надо признать, путешествие было интересным и познавательным. Он познакомился со своим предком. А это кое–что. Не у каждого человека есть предок. Кстати, а что бы его предок предпринял в подобной ситуации?

Во–первых, он бы в нее не попал.

Ну да, разумеется, но помимо этого он бы… он бы использовал свой превосходный разум полководца для того, чтобы оценить имеющиеся в распоряжении инструменты, Да, именно так.

У Ринсвинда были:

Первое – один недоеденный бутерброд с яйцом и кресс–салатом. От него помощи не дождешься. Ринсвинд отбросил бутерброд в сторону.

Второе – он сам. Ринсвинд поставил на песке галочку. Он не знал точно, на что он сам себе сдался, но к более подробному разбору можно вернуться чуть позже.

Третье – Эрик. Тринадцатилетний демонолог, он же – объект сумасшедшей атаки прыщей.

Похоже и все.

Какое–то время Ринсвинд смотрел на чистый, свежий песок, машинально рисуя на нем палочки и загогульки.

А потом вдруг негромко позвал:

– Эрик, пойди–ка сюда на минутку…

Волны стали гораздо сильнее. Они ухватили суть затеи с приливом и сейчас осваивали систему «накат–откат».

Астфгл материализовался в облаке голубого дыма.

– Ага! – воскликнул он, однако желаемого действия это восклицание не произвело, поскольку поблизости не было никого, кто мог бы его услышать.

Астфгл опустил глаза. На песке были следы. Сотни следов. Они шли в разных направлениях, словно какое–то существо лихорадочно что–то искало, – а затем исчезали.

Он нагнулся поближе. Следы были крайне запутанными, да и ветер с прибоем постарались, но у самой кромки надвигающегося прилива Астфгл разглядел знакомые очертания магического круга.

Астфгл произнес ругательство – песок вокруг расплавился, превратившись в стекло, – и растворился в воздухе.

Прилив продолжил свою работу. Чуть дальше по берегу волна захлестнула некое углубление в скалах, и новорожденное солнце озарило промокшие останки недоеденного бутерброда с яйцом. и кресс–салатом. Прилив перевернул бутерброд. Тысячи бактерий внезапно оказались в эпицентре взрыва вкусовых ощущений и начали как сумасшедшие размножаться.

Если бы в этом бутерброде было хоть немножко майонеза, жизнь могла бы стать совершенно другой. Более пикантной, и, возможно, в ней бы присутствовало чуть больше сливок.

В путешествиях при помощи магии всегда есть серьезные изъяны. Сначала вы ощущаете, что ваш желудок остался где–то позади. А потом ваш разум наполняется ужасом, ведь вы никогда не знаете наверняка, куда вас занесет. Дело даже не в том, что вы можете оказаться где угодно. «Где угодно» описывает весьма ограниченный диапазон возможностей по сравнению с истинным изобилием мест, куда способна перенести вас магия. Само путешествие – плевое дело, это очень просто. Но вот для того, чтобы попасть туда, где вы сможете выжить во всех четырех измерениях одновременно, нужно как следует постараться.

На самом деле вероятность ошибки была настолько огромной, что, очутившись в довольно обычной пещере с песчаным дном, Ринсвинд и Эрик разом громко выдохнули.

В дальней стене пещеры виднелась дверь.

И дверь эта излучала неприкрытую угрозу. Она выглядела так, словно тот, кто ее проектировал, изучил все тюремные двери, какие только смог найти, и только после этого создал некий вариант, который вместил бы в себя все визуальное многообразие увиденного. Это была даже не дверь, а скорее портал. Над его осыпающимся сводом было вырезано какое–то древнее и, возможно, страшное предостережение, но ему суждено было остаться непрочитанным, потому что поверх него кто–то наклеил яркое, белое с красным объявление. Которое гласило: «Чтобы работать здесь, не обязательно быть проклятым, но это помогает!!! »

Ринсвинд, прищурившись, посмотрел на лозунг.

– Прекрасно, отличный девиз. А многочисленные восклицательные знаки, – он покачал головой, – явный признак больного ума.

Он оглянулся. Рдеющие очертания Эрикова магического круга медленно поблекли, а затем мигнули и погасли совсем.

– Пойми меня правильно, я не привередничаю, – заявил волшебник. – Просто мне показалось, ты сказал, что можешь вернуть нас обратно в Анк. Это не Анк. Я определил это по незначительным деталям, типа мерцающих багровых теней и отдаленных воплей. Конечно, в Анке вопли тоже имеются, но раздаются они куда ближе, – добавил он.

– По–моему, ты должен радоваться, что мне вообще удалось заставить его работать! – возмутился Эрик. – Я тебя немножко просвещу. Вообще–то, предполагается, что магические круги нельзя использовать задом наперед. То есть когда ты остаешься в круге, а реальность вокруг тебя движется. Но, кажется, у меня отлично все получилось. Видишь ли, – в голосе Эрика вдруг зазвенел энтузиазм, – когда ты переписываешь кодекс источника и – это очень сложный момент – направляешь его через высокоэнергетичный…

– Да–да, молодец, и чего вы, ребята, только не выдумаете, – перебил его Ринсвинд. – Единственная загвоздка в том, что мы… Думаю, вполне возможно, что нас занесло прямиком в Ад.

– О–о?

Отсутствие какой–либо реакции со стороны Эрика разожгло любопытство волшебника.

– Ну, – добавил он, – это там, где собраны все демоны.

– О–о?

– И многие считают, это не совсем то место, где стоит находиться, – не унимался Ринсвинд.

– А почему?

Ринсвинд тщательно обдумал данный вопрос. Если уж на то пошло, он не знал, как именно поступают с людьми демоны. Зато он прекрасно знал, как поступают с людьми люди. После стольких лет, проведенных в Анк–Морпорке, Ад мог показаться вполне приемлемым местечком. Во всяком случае, здесь было теплее.

Ринсвинд посмотрел на дверной молоток. Тот был черным и ужасным, а еще его привязали так, чтобы исключить всякую возможность воспользоваться им. Зато рядом на растрескавшейся деревянной панели виднелась кнопка – судя по всем признакам, ее установили совсем недавно, причем устанавливал ее человек, явно не знающий, что делает, да и не желающий этого знать. Ринсвинд на пробу ткнул в кнопку пальцем.

Звук, который раздался вслед за этим, некогда мог быть популярной мелодией, написанной весьма талантливым композитором, которому на один краткий, полный экстаза миг было дозволено услышать музыку небесных сфер. Однако сейчас эта мелодия звучала лишь как «бим–БОМ, динь–ДОН».

Сказать, что существо, открывшее им дверь, является, как правило, в кошмарных снах, означало бы полениться использовать все богатые языковые возможности. Кошмары обычно отличаются полным идиотизмом, и порой очень трудно объяснить собеседнику, что такого ужасного кроется в ваших оживших носках или гигантских морковках, выскакивающих из живой изгороди. Тогда как это существо относилось к тем ужасающим тварям, что могут быть порождены лишь воображением человека, которому делать больше нечего, кроме как на ясную голову придумывать всякие страхолюдные штуки. У твари было больше щупалец, чем ног, но меньше рук, чем голов.