Терри Пратчетт 9 страница

Нянюшка Ягг снова пошевелилась, брякнув кандалами. Она искренне надеялась, что не засидится в этой тюрьме.

– Гм‑ м, – смущенно промолвил король. – Мне кажется, я должен кое‑ что объяснить тебе…

– Спасибо, – кивнула матушка Ветровоск и, поскольку Шон явно ждал чего‑ то еще, добавила: – Молодец, все правильно сделал.

– Да, г'жа, – ответил Шон. – Г'жа?

– Ты хочешь еще что‑ то рассказать? В крайнем замешательстве Шон принялся теребить край кольчуги.

– Все это вранье, что о маме сказывают, г'жа, – начал он. – Будто она сглаз на честных людей наводит. Ведь неправда это. Было один раз дело, наслала она злой наговор на мясника Дэвисса. Да еще на старика Кексхлеба – за то, что кота ее пнул. Но это ведь не настоящий сглаз, г'жа…

– Слушай, я тебе не г'жа…

– Виноват, г'жа.

– Значит, так о ней говорили?

– Именно так, г'жа.

– Ну, по заслугам. Иногда твоя мать не думает о людях.

Шон совершил перескок с левой ноги на правую.

– Может, оно и так, г'жа, да только и на тебя кое‑ что наговаривают, г'жа, особенно за глаза, г'жа. Матушка тут же окаменела.

– И что же говорят обо мне?

– Не хотелось бы зря пересказывать, г'жа…

– Я тебя спросила!

Шон тщательно взвесил свои следующие слова. Впрочем, выбора не было.

– Всякие небылицы, г'жа, – пробормотал он, торопясь засвидетельствовать собственную благонадежность. – Мелют языками… Говорят, к примеру, что Веренс был плохим королем, а ты, дескать, помогала ему усидеть на троне. И еще – что прошлогоднюю лютую зиму именно ты на нас наслала и что корова старика Нинонета перестала молоко давать, после того как ты на нее посмотрела… В общем, враки одни, г'жа! – добавил Шон, давая волю верноподданническим инстинктам.

– Это верно, – кивнула матушка.

Захлопнув дверь перед его разгоряченным лицом и с минуту постояв в задумчивости, матушка Ветровоск в конце концов подошла к креслу‑ качалке и устало опустилась в него.

Спустя минуту она еще раз повторила:

– Это верно. – А чуть позже высказалась более развернуто: – Эта старая корова совсем из ума выжила, но нельзя же позволять людям напраслину на ведьм возводить. Один раз допустишь такое, и все, потом получишь от души. А когда это я корову старика Нинонета сглазила? Не помню такого. Вообще никакого Нинонета не знаю.

Матушка поднялась, сняла остроконечную шляпу с крюка, что был прибит на дверном косяке, и, уставившись в зеркало, принялась пришпиливать ее к своей прическе с помощью дюжины чудовищного размера булавок. Одна за другой булавки исчезали в полях шляпы, такие же острые, как месть Создателя.

На миг исчезнув внутри дома, матушка вернулась со своим ведьминым плащом, который, помимо целевого назначения, служил покрывалом для простуженных козочек.

Когда‑ то считалось, что плащ этот сшит из черного бархата; теперь же он был всего‑ навсего черный. Запахнувшись в него, матушка скрепила ворот потускневшей серебряной брошью.

Ни один самурай, ни один странствующий рыцарь не облачались в свои одежды с таким достоинством.

Наконец матушка Ветровоск расправила плечи, последний раз взглянула на свое мутное отражение, тонко улыбнулась, выражая одобрение, и вышла через черный ход.

Общее грозное впечатление было лишь слегка нарушено громким топотом, когда матушка принялась носиться по двору, пытаясь разогнать помело.

Маграт также изучала свое отражение.

В своем гардеробе она откопала платье обжигающе зеленой расцветки, покроя не просто дразнящего, но откровенно вызывающего, – если бы Маграт было чем дразнить и вызывать. Чтобы восполнить вопиющие пробелы, юная ведьма сунула на подобающие места пару свернутых в шарики чулок. Еще Маграт попыталась наложить кое‑ какие заклятия на прическу, однако та оказалась безнадежно чаронепробиваемой и вскоре снова обрела привычные очертания одуванчика в два часа пополудни.

Маграт даже задействовала некоторые косметические препараты, но и эта мера сногсшибательных результатов не принесла. Опыта по части умащения собственного личика у ведьмы не было, и теперь она опасалась, что спалила ненароком и без того короткие ресницы.

Ее шея, пальцы и руки приняли на себя такую огромную массу серебряных безделушек, что ее с лихвой хватило бы на выплавку столового сервиза, а поверх всего это роскошества был накинут черный плащ, подбитый красным шелком.

При определенном, очень и очень точном угле падения света и тщательно выверенном положении головы Маграт была не лишена известной доли привлекательности. Вряд ли этому помогли вышеописанные приготовления, зато ее трепещущее сердечко слегка успокоилось.

Маграт расправила плечики, повернулась к зеркалу сначала одним, потом другим боком. Грозди амулетов, магических подвесок и оккультных браслетов издали одновременную звонкую тираду. Любой недоброжелатель должен был быть слепым, чтобы не опознать в Маграт ведьму, – не только слепым, но и глухим к тому же.

Маграт вернулась к рабочему столу и оглядела утварь, которую про себя – ни в коем случае не при матушке – называла Орудиями Ремесла. Среди Орудий выделялся нож с белой рукоятью, предназначенный для сбора и нарезки ингредиентов. Имелся также нож с рукоятью черной, применяющийся в непосредственно магических ритуалах. Его ручку Маграт покрыла таким слоем рун, что та держалась буквально на волоске. Оба Орудия были безусловно мощными, но…

Маграт сокрушенно потрясла головой, двинулась на кухню и вытащила из ящика буфета обычный нож для резки хлеба. Внутренний голос нашептывал ей, что в известных положениях у девушки нет и не может быть друга более преданного, чем самый заурядный кухонный нож.

* * *

– Так, теперь моя очередь, – заявила нянюшка Ягг. – Я вижу одну штуку, которая начинается на " П".

Призрак обвел темницу понурым взглядом.

– Плоскогубцы? – с надеждой изрек он.

– Нет.

– Пальцеплюшка?

– Забавное название. А что это?

– Ну, это почти то же самое, что и пальцедробилка, – объяснил король. – Вон она.

– Нет, не угадал.

– Грушекляп? – в отчаянии предположил король.

– Это уже " Г", кроме того, я такого слова даже не знаю, – фыркнула нянюшка.

Король послушно указал грушекляп на подносе и подробно растолковал его назначение.

– Э‑ э, нет, ничего общего…

– «Курящийся башмачок возмездия»? – спросил король.

– А ты, оказывается, все здесь знаешь, – сухо заметила нянюшка. – Ты точно не использовал все эти штуковины при жизни?

– Клянусь богами, нянюшка… – проблеял король.

– Дети, которые врут, попадают в одно очень, очень нехорошее место, – предупредила его нянюшка.

– Герцогиня Флем лично притащила сюда половину этих штук. Правда‑ правда… – выпалил король. Его нынешнее положение и без того было незавидным, чтобы он еще пугался каких‑ то там «очень неприятных мест».

Нянюшка громко хмыкнула.

– Ладно уж, – смилостивилась она. – Слово это было «пинцет».

– Но чем пинцет отличается от плоско… – заголосил было король, однако вовремя заткнулся.

За весь взрослый период своего существования так ни разу и не испытав страха ни перед человеком, ни перед животным, ни перед всевозможными комбинациями первого и второго, властью нянюшкиного голоса король переносился в классную комнату, в детскую, в жизнь под надзором напыщенных дам в длинных платьях, в жизнь, пропитанную вкусом пищи серо‑ бурого оттенка. О каши, какими отвратительными казались они тогда и сколь желанными выглядели сейчас!

– Что, съел? С тебя пять монет! – Нянюшка аж светилась от удовольствия.

– Они скоро вернутся, – сказал король. – Ты уверена, что тебе ничего не угрожает?

– А если и не уверена, ты‑ то чем мне поможешь? – парировала нянюшка.

В этот миг засовы и замки дружно забрякали.

К тому времени, когда матушкино помело, неуверенно вихляя, добралось до места назначения, у ворот замка уже успела скопиться порядочная толпа. Заметив приближение ведьмы, зеваки несколько поутихли и расступились, освобождая ей проход. Матушка явилась с большой корзиной яблок под мышкой.

– В темнице замка сидит ведьма! – шепнул кто‑ то матушке. – Говорят, ее скоро будут пытать!

– Чепуха, – бросила матушка. – Такого просто не может быть. Наверное, нянюшка Ягг просто решила наведаться в замок, дать королю пару умных советов.

– А еще говорят, что Джейсон Ягг собирает братьев, – произнес с испуганным лицом лавочник.

– Расходились бы вы по домам, – посоветовала матушка Ветровоск. – Может, они чего там недопоняли. Все знают, что ведьму просто так в темницу не бросишь, если она сама того не пожелает.

– Все зашло слишком далеко, – высказался какой‑ то крестьянин. – Целый год пожары да поборы, а теперь вот это еще. Это вы, ведьмы, виноваты. Ничего, скоро порядок наведут. Мы свои права знаем.

– И какие же у тебя права? – осведомилась матушка.

– Денатурат, фигурат по наследству, подушный мат, право объедок, испольный бакшиш, – бойко отбарабанил крестьянин. – А также право на собирание каждый второй год желудей и допуска двух третей козы на общий выгон. Было – пока выгон не сожгли. А козочка была хорошая.

– Вижу, ты человек смышленый, права свои знаешь. Далеко пойдешь, – кивнула матушка. – Но сейчас тебе лучше идти домой.

Матушка развернулась и смерила суровым взглядом ворота замка, у которых тряслись двое стражников с белыми, как простыня, лицами. Матушка сделала несколько шагов и заставила одного из стражей окоченеть, пригвоздив его к месту немигающим взором.

– Я старая торговка, продаю яблоки из своего сада, зла никому не чиню, – пророкотала матушка так, словно была глашатаем, объявляющим в стане врага о начале войны. – Так что лучше пустите меня в замок подобру‑ поздорову.

В последних словах матушки блеснули острые кинжалы.

– Посторонних велено в замок не пускать, – пробормотал стражник. – Приказ самого герцога.

Матушка пожала плечами. За всю историю ведовства фокус с продажей яблок из собственного сада удался, по всей видимости, один‑ единственный раз и тем не менее стал традицией оккультизма, которая нынче предписывала его исполнение в качестве обязательного ритуала.

– А я ведь тебя знаю, Чемпетт Польди, – продолжала матушка. – Этими самыми руками я провожала твоего деда и принимала тебя из утробы твоей матери. – Она скользнула медленным взором по сомкнувшимся шеренгам зевак и снова заглянула в глаза стражнику, который был ни жив ни мертв от ужаса. Матушка придвинулась еще ближе и добавила: – Я задала тебе самую первую порку в этой юдоли плача и, клянусь всеми богами, задам тебе последнюю, ежели ты встанешь мне поперек дороги.

Издав негромкий металлический звон, из обескровленных от ужаса рук стражника выпало и ударилось о камень мостовой копье. Матушка потрепала бедолагу по плечу.

– И не волнуйся ты так, – посоветовала она. – На лучше яблочко.

Она было подняла ногу, чтобы двинуться своей дорогой, как вдруг проход ей загородило еще одно копье. Матушка с интересом взглянула смельчаку в лицо.

Второй стражник – отнюдь не овцепикец, как оказалось, а наемник из числа тех городских жителей, с чей помощью было решено залатать солидные прорехи в рядах королевского ополчения – обладал лицом, иссеченным резьбой шрамов. В данный момент некоторые из шрамов складывались в некое подобие глумливой улыбки.

– Так вот они, значит, какие, ведьмины чары, – фыркнул стражник. – Хиловато смотрятся. Может, этих деревенских олухов ты и запугаешь, но меня – никогда.

– Наверное, чтобы такого крепкого парня, как ты, напугать, придется изрядно потрудиться, – кивнула матушка, протягивая руку к своей шляпе.

– И зубы мне не заговаривай! – Глядя на матушку в упор, стражник покачивался с носков на пятки. – Знаю я таких, как ты, что мозги людям пудрят. Только со мной это не пройдет.

– Это ты уж сам потом решишь, – мирно сказала матушка и отвела копье в сторону.

– Слушай, я же предупредил… – зарычал стражник, хватая матушку за плечо.

В тот же миг ее рука произвела некий молниеносный выпад, который никто бы и не заметил, если бы уже через мгновение стражник не согнулся в три погибели, хватаясь за руку.

Матушка же, всадив булавку обратно в шляпу, решительно устремилась в ворота замка.

* * *

– Итак, приступим, – возвестила герцогиня, жмурясь от удовольствия. – Сначала Демонстрация Инвентаря.

– Да я тут вроде все уже посмотрела, – отозвалась нянюшка. – Сплошные " П", " Г", " Д" и " В".

– В таком случае нам остается только узнать, сколько еще ты сможешь развлекать нас непринужденной беседой. Флем, разожги‑ ка жаровню.

– Разожги жаровню, Шут, – приказал герцог.

Шут двигался как во сне. Он не был готов к такому повороту в судьбе. Пытка вообще представлялась ему малоаппетитным зрелищем. Он не принадлежал к той породе людоедов, которые смакуют хладнокровное истязание старух, а в преддверии истязания ведьмы, сопряженного с нагреванием крови до высокой температуры, Шут испытывал угрожающие спазмы дурноты.

– Не нравится мне это, – еле слышно просипел он.

– И правильно, – поддержала его нянюшка, которая славилась своим превосходным слухом. – Я запомню, что тебе это не понравилось.

– Не нравится что? – резко спросил герцог.

– Так, ничего, – ответила нянюшка. – Ну, вы долго? Я ведь еще не завтракала.

Шут поднес к жаровне зажженную спичку. Вдруг за его плечом шевельнулся неосязаемый сгусток воздуха, и спичка потухла. Шут выругался и попробовал зажечь другую. Однако, когда его дрожащие пальцы сумели донести ее до жаровни, эта спичка тоже нервно полыхнула и погасла, испустив струйку дыма.

– Пошевеливайся же! – прикрикнула герцогиня, перебирая инвентарь на подносе.

– Не хочет разжигаться… – пробормотал Шут, ибо и третья спичка, обреченно взмахнув огненными крылышками, померкла навеки.

Герцог вырвал спичечный коробок из дрожащих рук Шута и влепил тому хлесткую, утяжеленную перстнями пощечину.

– Я не допущу непослушания! – заорал он. – Рохля! Слизняк! Отдай коробок, ничтожество!

Шут отпрянул и побелел лицом. Некто незримый нашептывал ему на ухо слова, которые он тщетно пытался разобрать.

– Пшел отсюда! – процедил герцог. – И проследи, чтобы нас никто не беспокоил!

Споткнувшись о нижнюю ступеньку, Шут повернулся, бросил последний умоляющий взгляд на нянюшку и помчался из темницы. На пороге он остановился и, по привычке, выкинул на прощание озорное коленце.

– По большему счету, можно обойтись и без огня, – заметила герцогиня. – Огонь, так сказать, только добавляет жару… Итак, женщина, готова ли ты раскаяться?

– В чем? – не поняла нянюшка.

– Неужели я должна объяснять тебе то, что известно каждому ребенку? В измене своему королю.

Во вредоносной магии. В предоставлении убежища врагам короля. В краже короны…

Резкий дребезжащий звук заставил ее прерваться. Все трое посмотрели вниз. Со скамьи упал заляпанный кровью кинжал. Такое впечатление, будто некто немощный изо всех сил пытался сжать его рукоять, но в конце концов потерпел неудачу. До нянюшки донеслось крепкое ругательство, что слетело с невидимых уст призрака покойного монарха.

– А также в распространении ложных слухов, – завершила перечень обвинений герцогиня.

– Соль… соль в моей каше… – нервно отозвался герцог, пялясь на тряпки, которые обматывали его руки. Его не покидало безумное ощущение некоего непредусмотренного и постороннего присутствия.

– Если ты раскаешься, – сообщила герцогиня, – то тебе всего‑ навсего придется взойти на костер… Только, пожалуйста, не пытайся острить по этому поводу.

– А какие ложные слухи я распространяла? Герцог прикрыл глаза, но видения не торопились покидать его.

– Слухи, клевещущие о причине внезапной и прискорбной смерти короля Веренса.

Сгусток воздуха закрутился волчком.

Нянюшка склонила голову набок, как будто внимала каким‑ то не слышным ни герцогу, ни герцогине речам. И все же герцогу казалось, что ему и самому слышится звучание чьего‑ то голоса, похожего на вздохи в листве ветерка.

– Я никакой лжи не распространяла, – возразила нянюшка. – Я точно знаю, что это ты его заколол – кинжалом в спину. Дело было на самом верху лестницы… – Она умолкла, вновь наклонила голову, кивнула и продолжила: – Точнее, рядом с рыцарскими доспехами… с пикой… Ты сказал королю: «И если суждено сему свершиться, пусть же свершится все как можно скорее». После этого выхватил у короля его кинжал, тот самый, что валяется вон там, на полу, и…

– Лжешь!!! Свидетелей не было. Мы устроили все так. ", да и нечего свидетельствовать, не было ничего! – заверещал герцог. – Было темно, я помню какой‑ то глухой звук, но вокруг не было ни души! Я точно знаю, что никто ничего не видел!

– Умолкни наконец, Лионель! – презрительно рявкнула герцогиня. – Мы здесь одни, можешь не притворяться!

– Но кто ей сказал?! Уж не ты ли?

– Уймись. Никто ей ничего не говорил. Она же ведьма, а у ведьм, клянусь преисподней, нюх на подобные истории. Третья ноздря или нечто вроде.

– Третий глаз, – поправила нянюшка.

– Которого ты вскоре лишишься, женщина, если не укажешь на тех, кто еще, помимо тебя, располагает столь обширными сведениями, и если не будешь содействовать в некоторых наших начинаниях, – мрачно уведомила герцогиня. – А что ты выберешь, предсказать несложно. Можешь мне поверить, я в таких делах руку набила.

Нянюшка бросила взгляд по сторонам. В темнице стало тесно. Ярость, которая клокотала в короле Веренсе, настолько явно изливалась наружу, что стали видны его очертания. Король предпринимал отчаянные попытки поднять кинжал. В помещении колыхались и другие призраки, полустертые контуры – даже не привидения, а воспоминания, которые пропитали стены темницы за годы бесконечных мук и страха заключенных здесь людей.

– Моим же кинжалом? О негодяи! Заколоть меня моим личным кинжалом! – беззвучно произнес призрак короля Веренса, воздевая прозрачные руки, точно желая призвать обитателей инфернальной стихии в свидетели его безмерного унижения. – О, дайте мне сил…

– Ну что ж, – хмыкнула нянюшка. – Давай посмотрим, как все обернется.

– Тогда начинаем, – сказала герцогиня.

* * *

– Как ты сказала? – переспросил часовой.

– Повторяю, – повысила голос Маграт. – Я принесла в замок свои сочные яблочки. Ты что, плохо слышишь?

– Да у нас тут вроде не торговый ряд…

С тех пор как его напарник был помещен в лазарет, часовой изрядно нервничал. Поступая в охрану, он несколько иначе представлял себе эту службу.

Вдруг на него снизошло озарение.

– То есть ты никакая не ведьма? – воскликнул он, неуклюже перехватывая пику.

– Конечно, не ведьма! Ты сам разве не видишь?

От бдительного ока замкового стража не ускользнули ни оккультные побрякушки, ни плащ, подбитый алым, ни дрожащие руки Маграт. Но самые тревожные чувства внушало ему лицо посетительницы. Дело все в том, что Маграт, желая придать себе загадочную бледность, умастила его толстенным слоем пудры, – сочетание последней с обильно наложенной тушью внушало стражнику впечатление, что он глазеет на двух раздавленных в сахарнице мух. Его пальцы непроизвольно шевельнулись, творя знаки, отгоняющие злой накрашенный сглаз.

– Так‑ так… – невразумительно заметил он.

Его разум усердно перемалывал вставшую перед ним проблему. Во первых, она ведьма. Во‑ вторых, совсем недавно прокатилась волна сплетен о том, что общение с ведьмами крайне вредно для здоровья. С другой стороны, ему строго‑ настрого было велено не пропускать ведьм во внутренние помещения замка, – однако никто и никогда не ущемлял в праве свободного прохода торговок яблоками. Значит, торговки яблоками проблему из себя не представляют. Проблему представляют только ведьмы, тогда как данная посетительница сказала, что ведьмой не является, к чему следует отнестись крайне серьезно, поскольку ведьмы слов на ветер не бросают.

Оставшись в восторге от изящной логической выкладки, стражник шагнул в сторону и размашистым жестом пригласил ведьму зайти в замок.

– Проходи, торговка яблоками.

– Спасибо, – ласково откликнулась Маграт. – Хочешь яблочко?

– Нет, нет, премного благодарен. У меня еще осталось то, которое подарила мне первая ведьма. – Он в отчаянии закатил глаза. – Вернее, не ведьма. Не ведьма, а торговка яблоками. Да‑ да, торговка яблоками. Она же знала, о чем говорит.

– И когда это случилось?

– Всего пару минут назад.

Матушка Ветровоск вовсе не заблудилась. Блуждание, как таковое, было ей вообще не свойственно. Однако, несмотря на то что матушка отдавала себе полный отчет в том, где именно в данный момент пребывает она сама, ей никак не удавалось взять в толк, куда запропастилось все остальное. Она уже второй раз вышла на кухню, вызвав тем самым настоящий нервный приступ у повара, чьи нервы и так были разболтаны попыткой поджарить сельдерей.

Настроение у матушки Ветровоск было не из лучших, несмотря на то что за время ее пребывания в замке уже несколько человек пытались купить у нее яблоки.

Маграт же сумела быстро разыскать Большую залу, в этот ранний час почти безлюдную – лишь пара стражников оживленно играла в кости. Впрочем, не успела она сделать и пару шагов, как воины, облаченные в накидки с эмблемами личной охраны герцога Флема, оторвались от игры.

– Вот это да, – проговорил один из них, облизывая губы. – Решила составить нам компанию, крошка? < Вряд ли кто способен в точности объяснить, что заставляет мужчин время от времени произносить подобные нелепости. Сейчас он еще брякнет, что ему‑ де «нравятся девушки с характером» }

– Не могли бы вы указать мне, где находится темница? – спросила Маграт, которая воспринимала словосочетание «домогательство на сексуальной почве» просто как некий сумбурный звукоряд.

– Ты мне не поверишь! – отозвался другой стражник, подмигивая товарищу. – Мы тебе не просто дорогу покажем, а еще и проводим.

Телохранители поднялись с мест и встали по обе стороны от гостьи. Маграт покосилась на их подбородки, о которые можно было зажигать спички, вдохнула ядреный аромат прокисшего пива. Леденящие душу сигналы, поступающие из пограничных районов сознания, впервые в жизни поколебали ее непререкаемую веру в то, что в скверные истории попадают только скверные люди.

Когда же незваные кавалеры спустились с ней по нескольким лестничным пролетам и препроводили ее в сырой, сводчатый лабиринт подземелья, распаленное сознание Маграт принялось отчаянно искать способ отделаться от навязчивых услуг.

– Хочу быть с вами откровенной, – сказала юная ведьма. – Видите ли, я не та, за кого себя выдаю. Вовсе не торговка яблоками…

– Подумать только!

– Понимаете, на самом деле я – ведьма. Откровенность не принесла ожидаемых результатов. Стражники быстро переглянулись.

– Ну и ничего, – высказался один из них. – Мне всегда хотелось узнать, каково это, целоваться с ведьмой. Ходит поверье, что вы после этого превращаетесь в лягушек.

Второй стражник подтолкнул товарища локтем.

– А мне почему‑ то кажется, – выговорил он медленно и с расстановкой, как человек, который вот‑ вот отпустит превеселую шутку, – что мы сейчас это проверим.

Приступ заливистого ржания быстро миновал. Маграт одним движением прижали к ближайшей стене. В следующий миг она узрела перед собой две раздувающиеся ноздри.

– А теперь слушай меня внимательно, козочка. Ведьма ты или нет, знай, что до тебя здесь уже много‑ много ведьм перебывало. Но если будешь с нами ласкова и приветлива, считай, у тебя есть надежда отсюда выбраться.

Где‑ то поблизости вдруг раздался короткий и пронзительный вопль.

– Слыхала? – поинтересовался стражник. – Той ведьме повезло меньше. Теперь понимаешь? Еще спасибо скажешь, что нас повстречала…

Внезапно его блуждающая рука остановилась, прервав свое увлекательное путешествие.

– Это еще что такое?! – выдохнул он в бледное лицо Маграт. – Никак нож? Нет, правда нож?! Я так полагаю, Хрон, что этот случай – крайне серьезный и требует к себе соответствующего отношения. Ты согласен?

– Слушай, связал бы ты ей руки да кляп в пасть вставил, – засуетился Хрон. – Без говорильни и размахивания лапами они не могут творить магию…

– Ты бы за своими лапами последил!

Все трое уставились на Шута, возникшего в конце коридора. В яростном перезвоне зашлись бубенцы.

– Отпусти ее сию же минуту! – вскричал он. – Или я немедленно доложу герцогу!

– Доложишь, значит? – переспросил Хрон. – И думаешь, тебе, образине плюгавой, кто‑ нибудь поверит?

– Мы задержали ведьму, она сама в этом призналась, – добавил второй стражник. – Поэтому отправляйся звенеть в другое место… – И вот тут‑ то, взглянув в лицо Маграт, он и брякнул: – А мне нравятся девушки с характером.

Суждение это на поверку оказалось ложным.

Шут подлетел к месту событий, уже не помня себя от сумасшедшей ярости.

– Руки прочь, я сказал! Немедленно! – прорычал он.

Хрон выхватил из ножен меч и весело подмигнул приятелю.

Но Маграт атаковала первой. Удар этот не планировался и был вызван к жизни душевным порывом – усиленный за счет массы колец и браслетов кулак описал плавную дугу, завершившуюся на челюсти злоумышленника. Тот, совершив двойной пируэт на месте и издав короткий вздох, рухнул как подкошенный. На щеке его запечатлелся ряд символов оккультного обихода.

Переваривая случившееся, Хрон некоторое время сохранял неподвижность, но потом перевел взгляд на Маграт. Меч он поднял в тот самый момент, когда в него со всего разбега врезался Шут. Схватка быстро превратилась в кучу малу. Шут, как всякий низкорослый боец, полагался на успех первых ошеломляющих секунд своего натиска, который должен был обеспечить ему необходимый задел для победного исхода поединка. Однако он не сумел сокрушить оборонительные порядки неприятеля. Дело грозило принять скверный оборот, если бы в самый ответственный миг боя Хрон не обнаружил приставленный к собственной гортани нож.

– А ну‑ ка выпусти его, – приказала Маграт, смахивая упавшую на глаза прядь. Хрон оцепенел.

– Тебя, наверное, гложет вопрос, перережу я тебе глотку или нет, – тяжело дыша, проговорила она. – Видишь ли, я и сама пока точно не знаю. Зато представь, сколько волнующих открытий ждет нас обоих…

Левой рукой Маграт ухватила за шиворот Шута и вернула ему стоячее положение.

– Кто это так жутко вопил минуту назад? – спросила она, не отрывая многозначительного взгляда от стражника.

– Это неслось оттуда, из того коридора. Они уединились с ней в камере для пыток, а мне это не понравилось, я в такие игры не играю. Поэтому я побежал звать кого‑ нибудь на помощь…

– И нашел меня, – заметила Маграт и продолжила, обращаясь к Хрону: – Тебе придется остаться здесь. Можешь, правда, удирать – меня это не волнует. Главное, не вздумай за нами увязаться.

Стражник ответил кивком и потом долго глядел в спины парочке, удаляющейся по коридору.

– Дверь заперта, – предупредил Шут. – Звуки проникают, но сама дверь заперта.

– Во всех порядочных тюрьмах заключенных держат взаперти.

– Да, только запирают их снаружи.

Дверь и в самом деле не спешила распахнуться. Тем временем внутри камеры воцарилась полнейшая тишина, насыщенная и деловитая, которая, проползая сквозь трещины в стенах и выплескиваясь в коридор, обволакивает сердца липкой пленкой ужаса.

Пока Маграт исследовала шероховатую поверхность дерева, Шут переминался с ноги на ногу.

– Скажи честно, ты разве ведьма? Ну, эти‑ то назвали тебя ведьмой, а мне как‑ то не верится. Понимаешь, ты не похожа на ведьму. У тебя внешность другая. – Он покраснел. – Я думал, что ведьма должна быть уродливой старухой, а ты… совсем другая, честное слово… ты удивительно… красивая. – Голос его потихоньку зачах.

«Я полностью владею ситуацией, – отдавалось в голове Маграт. – Может, раньше я сомневалась в своих силах, но теперь я совершенно в них уверена. Моя голова работает ясно, свежо, четко! »

И тут в высшей степени ясно, свежо и четко она осознала, что два комка колготок соскользнули в район талии, что макушка находится под стойким впечатлением, будто на ней свила гнездышко семейка малоопрятных пернатых, и что тушь с ресниц не просто сошла, но спустилась резвыми скачками. К тому же в паре мест платье было порвано, ободраны обе коленки, на руках взбугрились волдыри; и все‑ таки Маграт, похоже, не ошибалась, полагая, что настал ее звездный час.

– Мне кажется, тебе лучше держаться в сторонке, Веренс, – заметила она. – Я еще не знаю, что у нас получится.

Послышался сиплый, протяжный вздох.

– Откуда тебе известно мое имя?

Маграт подвела итог своему исследованию двери. Дуб был старый, вероятно нескольких столетий от роду, однако внутри досок, которые за долгие годы превратились по твердости в нечто похожее на камень, она ощутила слабое место. Еще недавно у нее ушел бы весь день на разработку и обдумывание деталей плана, а также на отбор ингредиентов. Во всяком случае, таковы были ее давешние установки. Но теперь она была склонна усомниться в них. Если вы хоть раз увидели, как из стирального корыта вылезает демон, вы уже ничего не испугаетесь.

Она вдруг вспомнила, что Шут обратился к ней с вопросом.