|
|||
Terry David John Pratchett 14 страница– А то ты не знаешь. Джинн высвободил лампу из безвольных пальцев Найджела. – А‑ а, это старье. Видите ли, у меня тайм‑ шер. На две недели в каждом августе, но, как понимаете, не всегда удается вырваться. – У тебя, наверное, много ламп? – уточнил Найджел. – Хватает, даже некоторый перебор, – согласился джинн. – По правде говоря, я подумываю переключиться на кольца. Они сейчас входят в моду. В секторе колец наблюдается большое оживление. Извините, ребята, чем могу быть вам полезен? Последние слова были произнесены тем особенным тоном, которым люди пользуются, когда передразнивают сами себя, ошибочно надеясь, что так они будут меньше похожи на абсолютных козлов. – Мы… – начала Канина. – Я хочу выпить, – перебил ее Креозот. – А тебе полагается сказать, что мое желание для тебя закон. – О, сейчас так уже никто не говорит, – заверил его джинн и, достав неизвестно откуда стакан, одарил Креозота сияющей профессиональной улыбкой, длящейся не больше доли секунды. – Мы хотим, чтобы ты перенес нас через море в Анк‑ Морпорк, – твердо сказала Канина. Джинн сначала оторопел, но быстро пришел в себя, вытащил из воздуха толстенный том[21] и сверился с книгой. – Звучит заманчиво, – высказался он наконец. – Давайте обсудим детали за обедом в следующий вторник, идет? – Что сделаем? – Сейчас я так и бурлю энергией. – Ты – что? – Вот и чудненько, – искренне обрадовался джинн и глянул на свое запястье. – Эй, вы посмотрите, сколько уже натикало! Он исчез. Сохраняя задумчивое молчание, они таращились на лампу. – А что случилось с этими, ну, толстыми парнями в шароварах, которые все время твердят: «Слушаю и повинуюсь, о повелитель»? – поинтересовался наконец Найджел. Креозот зарычал. Он только что глотнул из бокала. Это оказалась вода, насыщенная пузырьками газа и отдающая на вкус нагретым утюгом. – Черт возьми, я этого так не оставлю! – рявкнула Канина. Выхватив у Найджела лампу, она потерла ее с таким видом, как будто жалела, что сейчас под рукой нет хорошей наждачной бумаги. Джинн появился снова, но уже в другой точке. Правда, его появление по‑ прежнему сопровождалось слабеньким взрывом и обязательной струйкой дыма. На этот раз он держал возле уха что‑ то изогнуто‑ блестящее и внимательно слушал. Бросив торопливый взгляд на рассерженное лицо Канины, он задвигал бровями и энергично замахал рукой, давая понять, что в данный момент он занят некстати подвернувшимися докучливыми делами. Но как только он отделается от назойливого собеседника, ее желание – которое, конечно же, будет изысканным и выдающимся, – станет для него законом. – Я сейчас разломаю лампу, – спокойно пригрозила Канина. Джинн одарил ее понимающей улыбкой. – Прекрасно. Замечательно, – быстро заговорил он в свою трубку, которую держал между щекой и плечом. – Поверьте мне, вам крупно повезло. Пусть ваши люди позвонят моим. А вы держитесь в стороне, о'кей? Все, пока. – Он выключил трубку и рассеянно буркнул: – Вот козел. – Я и вправду сейчас растопчу лампу, – заявила Канина. – Да, но какая именно это лампа? – торопливо спросил джинн. – А сколько их у тебя? – осведомился Найджел. – Я всегда считал, что у джиннов бывает только одна лампа. Джинн устало объяснил, что на самом деле у него несколько ламп. У него есть маленькая, но хорошо обставленная лампа, в которой он живет по будним дням, а есть еще одна совершенно уникальная лампа в деревне – отреставрированный крестьянский камышовый светильник в не испорченном цивилизацией винодельческом районе неподалеку от Щеботана. Кроме того, совсем недавно ему в руки попал ряд бесхозных ламп, расположенных в портовом квартале Анк‑ Мопорка. Согласно уверениям джинна, эти лампы, как только до них доберется богатая публика, воплотят в себе оккультный эквивалент анфилады офисов и винного бара. Канина, Найджел и Креозот слушали его в благоговейном молчании, точно рыбы, нечаянно заплывшие на лекцию по искусству летать. – А что это за твои люди, которым должны позвонить другие люди? – поинтересовался Найджел, потрясенный до глубины души. Хотя что именно его потрясло, он и сам не смог сказать. – Вообще‑ то, у меня еще нет никаких людей, – ответил джинн и скорчил гримасу, причем уголки его губ совершенно определенно поднялись вверх. – Но будут. – Все заткнитесь, – твердо сказала Канина, – а ты перенеси нас в Анк‑ Морпорк. – Я бы на твоем месте исполнил ее просьбу, – заметил Креозот. – Когда рот этой молодой особы становится похожим на щель почтового ящика, лучше делать то, что она говорит. Джинн заколебался. – Я не очень‑ то силен в транспортировке… – признался он. – Учись, – отрезала Канина, перебрасывая лампу из одной руки в другую. – Телепортация – это такая головная боль, – с отчаянным видом продолжал джинн. – Почему бы нам не пообе… – Ну все, – воскликнула Канина. – Пойду найду пару больших плоских камней и… – Хорошо, хорошо. Возьмитесь за руки. Я сделаю все, что в моих силах, но это может оказаться очень большой ошибкой. Как‑ то раз астрофилософам Крулла удалось убедительно доказать, что все различные места – это на самом деле одно и то же место и что расстояния суть иллюзия. Эта новость привела в замешательство всех нормальных философов, поскольку она никак не объясняла существование дорожных указателей. После нескольких лет ожесточенных споров этот вопрос был передан на рассмотрение Лай Тинь Видля, бесспорно величайшего философа на Диске[22], и тот, поразмыслив, объявил, что да, действительно, все различные места суть одно и то же место, просто это место очень большое. Таким образом, порядок в умах был восстановлен. Однако расстояния и в самом деле чисто субъективный феномен, поэтому магические создания могут приспосабливать этот феномен к своим нуждам. Впрочем, все вышесказанное еще не означает, что это у них получается.
Ринсвинд удрученно сидел среди почерневших от сажи руин библиотеки и пытался понять, что с ними не так. Для начала – все. Чтобы библиотека сгорела? Нет, невозможно. Это самое большое скопление магии на всем Диске. Оно служит фундаментом волшебства. Каждое заклинание, которое когда‑ либо было использовано, нашло отражение в одной из книг, собранных здесь. Сжечь их – это… это… это… Но пепла не было. Сколько угодно древесной золы, множество цепей, груды почерневших камней, куча грязи. Но тысячи книг не так‑ то легко сжечь. От них остались бы переплеты и горки пушистого пепла. А здесь ничего подобного не было. Ринсвинд пошевелил мусор носом башмака. В библиотеку вела только одна дверь. Еще там был подвал – даже не приподнимаясь с места, Ринсвинд видел ведущую вниз лестницу, заваленную головешками. Но все книги туда не вместились бы. И телепортировать их из библиотеки тоже нельзя – они были устойчивы к такой магии. Каждый, кто попытается проделать что‑ либо подобное, обнаружит, что его мозги вдруг очутились у него на шляпе. Сверху послышался взрыв. Примерно посередине чудовской башни образовалось кольцо оранжевого огня, которое быстро поднялось вверх и понеслось в сторону Щеботана. Ринсвинд повернулся на своем импровизированном сиденье и посмотрел на Башню Искусства. У него создалось отчетливое впечатление, что она тоже уставилась на него. У нее не было ни одного окна, но на мгновение ему померещилось, что среди разрушающихся башенок он заметил какое‑ то движение. Интересно, насколько в действительности стара эта башня? Старше Университета – это точно. Старше города, который образовался вокруг нее, словно каменистая осыпь вокруг горы. Возможно, старше, чем сама география. Ринсвинд знал, что некогда континенты были другими, а потом они вроде как сбились в кучку для уюта, словно щенки в корзинке. Может быть, волны скал принесли сюда башню из какого‑ то другого места. А может, она была здесь еще до того, как образовался сам Диск, но Ринсвинду не хотелось задумываться над подобным вариантом, потому что тогда возникали неприятные вопросы насчет того, кто ее построил и зачем. Он исследовал свою совесть. «Ничего не могу предложить, – ответила та. – Поступай как знаешь». Ринсвинд встал и стряхнул с балахона пыль и пепел, удалив заодно значительное количество лезущего красного ворса. Сняв шляпу, он с озабоченным видом на лице попробовал выпрямить ее верхушку, после чего снова надел шляпу на голову. А затем нетвердым шагом побрел к Башне Искусства. В ее основании была очень старая и маленькая дверца. Он ничуть не удивился, когда при его приближении она распахнулась.
– Странное место, – заметил Найджел. – Как забавно изгибаются стены. – Где мы? – поинтересовалась Канина. – И есть ли здесь спиртное? – подхватил Креозот и хмуро добавил: – Наверное, нет. – И почему оно раскачивается? – продолжала Канина. – Никогда раньше не бывала в комнате с металлическими стенами. – Она принюхалась. – Чувствуете запах масла? Джинн появился снова, впрочем, на этот раз он обошелся без дымовых эффектов и блуждающих люков. От Канины он старался держаться подальше – насколько позволяла вежливость. – Все в порядке? – осведомился он. – Это Анк? – спросила Канина. – Да, именно сюда мы и хотели попасть, но, в общем‑ то надеялись, что ты перенесешь нас куда‑ нибудь, где будет дверь. – Вы туда направляетесь, – уверил джинн. – Но где мы сейчас очутились? Замешательство джинна заставило мозг Найджела преодолеть все стадии размышлений одним скачком. Юноша посмотрел на лампу, которую держал в руках, и в порядке эксперимента встряхнул ее. Пол заходил ходуном. – О нет! – воскликнул Найджел. – Это физически невозможно. – Мы в лампе? – переспросила Канина. Их пристанище снова задрожало – это Найджел попытался заглянуть в носик лампы. – Только не волнуйтесь, – посоветовал джинн. – И постарайтесь по возможности не думать об этом. Он объяснил (хотя «объяснил» – это несколько неверное слово, и в данном случае оно означает «так и не сумел объяснить, хотя делал это довольно долго»), что группа людей вполне может преодолевать расстояния в небольшой лампе, которую держит один из них. Сама же лампа движется потому, что ее несет один из находящихся в ней людей, и это происходит благодаря: а) дробной природе реальности, означающей, что каждую вещь можно рассматривать как находящуюся внутри всего остального, и б) творческому подходу к окружению. Фокус основывался на том, что законы физики замечали свое упущение уже после того, как путешествие было закончено. – Но в данных обстоятельствах лучше об этом не думать, – заключил джинн. – Это все равно что не думать о розовых носорогах, – вставил Найджел и, когда все уставились на него, сконфуженно хохотнул. – У нас была такая игра, – пояснил он. – Нужно было всячески избегать думать о розовых носорогах. – Он кашлянул. – Не сказал бы, что это такая уж хорошая игра. Он сощурился и снова заглянул в носик лампы. – Ага, – согласилась Канина. – Дурная игра. – Э‑ э, – встрял джинн. – Кофе кто‑ нибудь хочет? Музыку? Может, по‑ быстрому перекинемся в «Поход героя»[23]? – А выпить есть? – спросил Креозот. – Белое вино? – Дрянное пойло. Джинн, похоже, был шокирован. – Красное вино вредно для… – начал он. – Но на безрыбье и рак рыба, – торопливо перебил его Креозот. – Что угодно, только не суй в бокал всяких зонтиков. – Тут до серифа дошло, что с джиннами так не разговаривают. Он взял себя в руки. – Никаких зонтиков, заклинаю тебя Пятью Лунами Назрима. Также обойдемся без кусочков фруктов, оливок, изогнутых соломинок и декоративных обезьянок. Приказываю тебе это Семнадцатью Метеоритами Сарудина… – Я не любитель зонтиков, – мрачно перебил его джинн. – Здесь довольно пусто, – заметила Канина. – Почему бы тебе не поставить сюда какую‑ нибудь мебель? – А я вот не понимаю, – сказал Найджел. – Если мы все находимся в лампе, которую я держу, а я сам, пребывая в лампе, держу лампу поменьше, а уже в той лампе… Джинн изо всех сил замахал руками. – Не продолжай! – взмолился он. – Пожалуйста! Честный лоб Найджела избороздили морщины. – Да, но меня что, так много или как? – Все циклично, но прекрати привлекать к этому внимание… О черт. Они услышали едва уловимый, неприятный звук, который издала спохватившаяся реальность.
В башне царила темнота. Это был плотный столб древней темноты, которая пребывала здесь с начала времен и которую возмущало вторжение дневного света, нахально протискивающегося в башню мимо Ринсвинда. Волшебник почувствовал движение воздуха, дверь у него за спиной закрылась, и темнота хлынула обратно, так аккуратно заполняя световую прореху, что вы бы даже шва не заметили. Пространство внутри башни пахло древностью с легким намеком на вороний помет. Для того чтобы стоять в этой темноте, требовалась большая смелость. У Ринсвинда столько смелости никогда не было, но он все равно стоял. Что‑ то начало обнюхивать его ноги, и Ринсвинд словно окаменел. Единственной причиной, по которой он не двигался, был страх наступить на что‑ то весьма ужасное. Затем его руки мягко коснулась ладонь, похожая на старую кожаную перчатку, и чей‑ то голос произнес: – У‑ ук. Ринсвинд поднял глаза. Темнота всего лишь на миг уступила место вспышке яркого света. И Ринсвинд увидел, что… Вся башня была заполнена книгами. Они плотными рядами стояли на каждой ступеньке спиральной лестницы, вьющейся вдоль стен. Они стопками лежали на полу – скорее даже были свалены в кучи. Они расположились – вернее, расселись – на осыпающихся карнизах. И украдкой наблюдали за Ринсвиндом. Впрочем, обычные шесть чувств были тут ни при чем. Книгам прекрасно удается передавать мысли – не обязательно собственные, – и Ринсвинд осознал, что они пытаются что‑ то ему сказать. Темноту прорезала еще одна вспышка. Ринсвинд догадался, что это магия из башни чудесника озарила Башню Искусства своим отблеском. Свет проник через далекое отверстие, ведущее на крышу. По крайней мере, вспышка позволила ему опознать Вафлза, который, сопя, обнюхивал его правую ногу. Это слегка успокоило Ринсвинда. Теперь бы еще определить источник тихого поскребывания, монотонно раздающегося возле его левого уха… Новый всполох услужливо разогнал темноту, и Ринсвинд обнаружил, что смотрит прямо в маленькие желтые глазки патриция, терпеливо царапающего когтями стенки стеклянной банки. Это было слабое, бессмысленное движение, как будто маленькая ящерица не особенно‑ то и пытается выйти наружу, а просто рассеянно проверяет, сколько ей понадобится времени, чтобы протереть стекло насквозь. Ринсвинд опустил глаза на грушевидную фигуру библиотекаря. – Их здесь тысячи, – прошептал он. Его голос был тут же втянут и поглощен плотно сомкнутым строем книг. – Как ты умудрился перетащить их сюда? – У‑ ук у‑ ук. – Они что? – У‑ ук, – повторил библиотекарь, делая энергичные движения лысыми локтями. – Прилетели? – У‑ ук. – А они это умеют? – У‑ ук, – кивнул библиотекарь. – Должно быть, это было впечатляющее зрелище. Хотелось бы поглядеть на такое. – У‑ ук. Не всем книгам удалось добраться до цели. Большинство важных гримуаров смогли выбраться из огня, но семитомный травник оставил в нем алфавитный указатель, а многие трилогии оплакивали гибель своего третьего тома. Добрая половина книг носила на переплетах следы ожогов; некоторые вообще потеряли обложки, и сшивающие их нитки неприятно волочились по полу. В темноте вспыхнула спичка, и вдоль стен беспокойно зашелестели страницы. Но это был всего лишь библиотекарь, который зажег свечу и теперь ковылял к одной из стен, отбрасывая грозную тень ростом с высоченную башню. У стены был установлен грубый стол, и на нем виднелись какие‑ то таинственные инструменты, банки с редкими клеящими составами и переплетные тиски, в которых уже был зажат раненый фолиант. По его переплету медленно ползло несколько слабых язычков магического огня. Орангутан сунул подсвечник в руку Ринсвинда, взял скальпель, щипцы и склонился над трепещущей книгой. Ринсвинд побледнел. – Гм… – выдавил он. – Э‑ э, ты не будешь против, если я пойду? При виде клея я теряю сознание. Библиотекарь покачал головой, озабоченно ткнул большим пальцем в сторону подноса с инструментами и приказал: – У‑ ук. Ринсвинд с несчастным видом кивнул и покорно подал ему ножницы с длинными концами. Пара поврежденных страниц, вырезанных из книги, упала на пол. Ринсвинд содрогнулся. – Что ты с ней делаешь? – выдавил он из себя. – У‑ ук. – Аппендикс удаляешь? О‑ о. Орангутан, не поднимая глаз, снова ткнул пальцем. Ринсвинд выудил из разложенных рядами инструментов иголку с ниткой и подал ему. Наступила тишина, нарушаемая только скрипом нитки, протягиваемой через бумагу. Наконец библиотекарь выпрямился и заключил: – У‑ ук. Ринсвинд вытащил из кармана носовой платок и промокнул орангутану лоб. – У‑ ук. – Не за что. Она… выживет? Библиотекарь кивнул. У книг, выстроившихся рядами над их головами, тоже вырвался едва слышный вздох всеобщего облегчения. Ринсвинд уселся на пол. Книги были напуганы. Они были в ужасе. Присутствие чудесника заставляло их корешки покрываться мурашками. Внимательное молчание книжных томов давило на Ринсвинда, сжимая его как в тисках. – Да, – пробормотал он, – но я‑ то что могу сделать? – У‑ ук. Библиотекарь бросил на него взгляд, который, если бы орангутан носил очки, был бы в точности похож на насмешливый взгляд поверх очков, и потянулся за очередной пострадавшей книгой. – Сам же знаешь, что как от волшебника от меня нет никакого толка. – У‑ ук. – То чудовство, с которым мы сейчас имеем дело, – ужасная штука. В смысле, это настоящая магия, образовавшаяся еще на заре времен. Или, по крайней мере, где‑ то в районе завтрака. – У‑ ук. – В конце концов оно все уничтожит. – У‑ ук. – И настало время покончить с этим чудовством. – У‑ ук. – Но, видишь ли, мне это не по плечу. Когда я летел сюда, то думал, что смогу что‑ нибудь сделать, но эта башня! Она такая высокая! Наверное, ни одно нормальное волшебство с ней не справится! Если по‑ настоящему могущественные волшебники ничего не предпринимают, то что могу сделать я? – У‑ ук, – согласился библиотекарь, зашивая порванный корешок. – Так что на этот раз мир спасет кто‑ то другой. У меня ничего не получится. Орангутан кивнул, протянул руку и снял с головы Ринсвинда шляпу. – Эй! Библиотекарь, не обращая на него внимания, взял ножницы. – Послушай, это моя шляпа… не смей так поступать с моей… Он прыгнул на библиотекаря и был награжден ударом в висок, который привел бы его в изумление, будь у Ринсвинда время подумать об этом. Библиотекарь мог ковылять по башне, словно добродушный воздушный шарик, но под висящей складками шкурой скрывалась конструкция из идеально подогнанных друг к другу костей и мускулов, способная пробить мозолистым кулаком толстую дубовую доску. Налететь на руку библиотекаря было все равно что врезаться в покрытую волосами железную балку. Вафлз запрыгал вверх‑ вниз, подвывая от возбуждения. Ринсвинд издал хриплый, непереводимый вопль ярости, отскочил от стены, схватил упавший откуда‑ то камень, чтобы использовать его в качестве оружия, метнулся вперед – и застыл как вкопанный. Библиотекарь, согнувшись, сидел посреди башни, и его ножницы касались шляпы – но еще не резали ее. И он нагло ухмылялся Ринсвинду. Несколько секунд они стояли, словно на застывшей картинке, после чего орагнутан бросил ножницы, стряхнул со шляпы несколько воображаемых пылинок, поправил верх и водрузил ее на голову Ринсвинда. Через пару мгновений потрясенный волшебник осознал, что все еще держит над головой в поднятой руке очень большой и крайне тяжелый камень. Ему удалось отбросить каменюгу в сторону, прежде чем тот оправился от шока и сообразил на него упасть. – Понятно, – процедил Ринсвинд, откидываясь к стене и потирая локти. – Предполагается, что это представление должно на что‑ то намекать. Моральный урок – пусть Ринсвинд встретится со своей истинной сущностью, пусть определит, за что он действительно готов драться. Ты на это намекал? Дешевый трюк. И у меня есть для тебя новости. Если ты думаешь, что это подействовало… – Он схватился за поля шляпы. – Если ты считаешь, что это подействовало. Если думаешь, что я готов. То подумай получше. И если ты надеешься… Его запинающийся голос постепенно умолк. Потом он пожал плечами. – Ладно. Но если серьезно, что я реально могу сделать? Библиотекарь ответил ему размашистым жестом, который давал понять (так же ясно, как если бы орангутан сказал: «У‑ ук»), что Ринсвинд – волшебник, у него есть шляпа, целая библиотека магических книг и башня – все, в чем когда‑ либо нуждался практикующий маг. Орангутан, маленький терьер с дурным запахом изо рта и ящерица в банке прилагались дополнительно. Ринсвинд почувствовал, как что‑ то слегка сдавило его ногу. Вафлз, который был крайне медлителен на подъем, вцепился беззубыми деснами в носок Ринсвиндова башмака и злобно сосал его. Волшебник поднял собачонку за шкирку и щетинистый обрубок, который Вафлз, за неимением лучшего слова, называл своим хвостом, и осторожно отставил ее в сторону. – Ну хорошо, – вздохнул он. – Рассказывайте, что здесь происходит.
Вид с Карракских гор, возвышающихся над равниной Сто, посреди которой, точно упавшая сумка с продуктами, раскинулся Анк‑ Морпорк, – этот вид был действительно впечатляющим. Не попавшие в цель и срикошетировавшие снаряды магической битвы превратились в набухающие чашеобразные облака сгустившегося воздуха, в центре которых вспыхивали и сверкали странные огни. Дороги, ведущие из города, были забиты беженцами; все трактиры и постоялые дворы были переполнены. Или почти все. Но никто, похоже, не хотел останавливаться в довольно приятной маленькой таверне, укрывшейся среди деревьев совсем рядом с дорогой, ведущей к Щеботану. Не то чтобы люди боялись в нее заходить, просто в данный момент им было недозволено ее увидеть. Примерно в полумиле от таверны в воздухе произошло возмущение, и три неизвестно откуда взявшихся человека свалились в куст лаванды. Они пассивно лежали среди сломанных пахучих веток, ожидая, когда к ним вернется рассудок. Наконец Креозот спросил: – Как вы думаете, где мы? – Это место пахнет, как ящик с нижним бельем, – отозвалась Канина. – Не с моим, – твердо сказал Найджел и, неспешно приподнявшись, добавил: – Кто‑ нибудь видел лампу? – Забудь о ней. Ее, наверное, уже продали и сделали винный бар, – фыркнула Канина. Найджел пошарил среди лаванды, и его руки наткнулись на что‑ то маленькое и металлическое. – Нашел! – возвестил он. – Только не три ее! – хором предупредили Креозот и Канина. Но они в любом случае опоздали. Впрочем, это было неважно, потому что, когда Найджел осторожно поскреб лампу, в воздухе появилась всего лишь надпись, сделанная небольшими, дымящимися, красноватыми буквами. – «Привет, – прочел вслух Найджел, – не выкидывайте лампу, потому что для нас очень важно иметь Вас своим клиентом. Пожалуйста, оставьте желание после сигнала, и оно совсем скоро станет для нас законом. А пока – приятной вечности». Знаете, мне кажется, наш джинн сейчас слегка перегружен заказами. Канина ничего не сказала. Она смотрела на магическую бурю, бушующую по ту сторону равнины. Время от времени от клубящегося облака отделялся клок дыма и, взмыв вверх, уносился в сторону одной из виднеющихся вдали башен. Несмотря на все усиливающуюся жару, Канина вздрогнула. – Надо как можно скорее спуститься туда. Это очень важно. – Почему? – не понял Креозот. Одного стакана вина оказалось явно недостаточно, чтобы к серифу вернулся его прежний добродушный нрав. Канина открыла рот и – что совершенно нехарактерно для нее – закрыла его снова. Она никак не могла объяснить, что каждый ген в теле тянет ее вперед, твердя, что она обязана вмешаться. Видения мечей и утыканных шипами шаров на цепях беспрестанно вторгались в парикмахерские салоны ее сознания. Найджел, с другой стороны, руководствовался несколько иными побуждениями. В путь его влекло воображение, а уж этого добра у него было столько, что оно могло удержать на плаву боевую галеру средних размеров. Он смотрел на город с выражением решимости, которая, будь у него подбородок, читалась бы в выдвинутой вперед челюсти. Креозот понял, что остался в меньшинстве. – А выпить там что‑ нибудь найдется? – осведомился он. – Полно, – ответил Найджел. – Тогда я согласен, – сдался сериф. – Веди нас, о персиковогрудая дочь… – И никакой поэзии. Они выпутались из лаванды и, спустившись по склону холма, вышли на дорогу, которая вскоре привела их к вышеупомянутой таверне или, как ее упорно называл Креозот, караван‑ сараю. Вот только стоит в нее заходить или нет, спутники никак не могли решить. У таверны был такой вид, словно она совсем не ждет посетителей. Канина, которая с детства привыкла заходить с тыла, обнаружила во дворе четырех привязанных лошадей. Путники обсудили этот вопрос во всех подробностях. – Но это означает, что мы украдем их, – медленно проговорил Найджел. – Почему бы и нет? – пожала плечами Канина. – Может, нам следует оставить денег… – предложил Найджел. – На меня не смотри, – предупредил Креозот. – Или написать записку и положить ее у стойла. Тебе не кажется? Вместо ответа Канина вскочила на самую рослую лошадь, которая, судя по всему, принадлежала какому‑ то солдату. С копыт до холки лошадь была вся обвешана оружием. Креозот неуклюже вскарабкался на довольно норовистую гнедую и вздохнул. – Ее рот опять стал походить на почтовый ящик. Я предпочитаю не спорить с ней. Найджел с подозрением оглядел двух оставшихся лошадей. Одна из них была очень высокой и чрезвычайно белой – не того кремового цвета, на который только и способно большинство лошадей, но просвечивающего цвета слоновой кости. Найджел почувствовал подсознательное желание описать его как цвет савана. А еще у него возникло впечатление, что эта лошадь значительно умнее него самого. Поэтому он остановил свой выбор на второй лошади. Та была несколько костлявой, но послушной, и ему удалось взобраться на нее всего с двух попыток. Они двинулись путь. Стук конских копыт почти не проникал в полумрак, царящий внутри таверны. Ее хозяин двигался, словно во сне. Он знал, что у него в таверне сидят посетители, он даже говорил с ними и видел, что они занимают столик у камина. Но если бы его попросили сказать, с кем именно он разговаривал и что именно видел, он бы пришел в замешательство. А все потому, что у человеческого мозга прекрасно получается отгораживаться от вещей, которые он не хочет знать. В данный момент мозг хозяина таверны мог бы загородить собой банковский сейф. А напитки! Про большинство из них он в жизни не слышал, но на полках над бочками с пивом неустанно появлялись незнакомые ему бутылки. Вся беда заключалась в том, что когда он пытался над этим задуматься, его мысли просто ускользали… Собравшиеся вокруг стола фигуры оторвались от карточной игры. Одна из них подняла руку. Эта штука торчала у нее из плеча, и на ней было пять пальцев. Значит, рука. Вот только от голосов посетителей мозг трактирщика отгородиться не мог. Этот голос звучал так, словно кто‑ то бил по камню рулоном листового свинца. – БАРМЕН. Трактирщик слабо застонал. Термические копья ужаса медленно, но верно прожигали себе путь сквозь стальную дверь, закрывающую его разум. – НУ‑ КА, ПОСМОТРИМ. ЭТО… КАК ЭТО ТАМ НАЗЫВАЕТСЯ? – Кровавая Мэри. Этот голос даже напитки заказывал, словно войну объявлял. – ТОЧНО. И… «Я брал полстакана пунша», – подсказал Чума. – И ПУНШ. «С вишенкой». – ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ НАПИТОК, – солгал гулкий голос. – ПЛЮС ПОЛСТАКАНА ПОРТВЕЙНА ДЛЯ МЕНЯ И, – говоривший взглянул через стол на четвертого члена квартета и вздохнул, – ЕЩЕ ОДНУ МИСКУ АРАХИСА. А в трех сотнях ярдов от таверны трое конокрадов пытались освоиться с новыми ощущениями. – Ничего не скажешь, совсем не трясет, – выговорил наконец Найджел. – И чудесный… чудесный вид, – поддержал его Креозот, чей голос тут же унесло встречным потоком воздуха. – Но правильно ли мы поступили? – продолжал Найджел. – Зато мы продвигаемся куда быстрее, чем раньше, – возразила Канина. – Не мелочись. – Просто дело в том, что когда смотришь на кучевые облака сверху, то… – Заткнись. – Прости. – Тем более что это слоистые облака. Максимум – слоистокучевые. – Точно, – с несчастным видом отозвался Найджел. – А что, есть какая‑ нибудь разница? – поинтересовался Креозот, который, закрыв глаза, приник к шее своей лошади. – Примерно тысяча футов. – О‑ о.
|
|||
|