Терри Пратчетт 8 страница

– Я не хочу, чтобы ее переделывали. Лишь бы работала… – заявила матушка.

– Видишь ли, это очень старая модель, – гнул свое гном. – С такими моделями одна морока. Дерева не достать…

Что‑ то подхватило его и подняло в воздух, так что гномьи глазки оказались на одном уровне с глазами матушки. Гномы сами по себе волшебные существа, поэтому довольно устойчивы к магии, но на лице старой ведьмы застыло такое выражение, будто она собирается немедленно приварить глаза специалиста по метлам к затылку.

– Почини ее, и все, – прошипела она. – Пожалуйста.

– Сделать все кое‑ как? – переспросил гном. Его трубка со стуком полетела на пол.

– Да.

– Ну, то есть залатать ее на скорую руку? Пойти против профессиональной чести, исполнить только половину работы?

– Да, – повторила матушка. Ее зрачки превратились в две маленькие черные дырочки.

– О‑ о, – проговорил гном. – Хорошо.

* * *

У старшего караванщика Гандера забот был полон рот.

Вот уже два дня, как они покинули Земфис. За это время они покрыли хорошее расстояние и теперь поднимались к скалистому горному перевалу, известному под именем Сосков Сциллы (Сосков было восемь; Гандер частенько гадал, кем была эта самая Сцилла и понравилась бы она ему или нет).

Прошлой ночью к их каравану подкралась банда гноллей. Эти мерзкие существа, разновидность каменных гоблинов, перерезали горло дозорному и, должно быть, намеревались перебить всех остальных людей. Вот только…

Вот только никто точно не знал, что случилось потом. Путешественников разбудили вопли, и к тому времени, как кто‑ то раздул огонь, а волшебник Тритл зажег над лагерем голубое сияние, уцелевшие гнолли представляли собой далекие, похожие на пауков силуэты, которые неслись так, словно за ними гнались все легионы Ада.

Судя по тому, что случилось с их собратьями, они, возможно, были правы. Куски не успевших убежать гноллей свисали с окружающих скал, придавая пейзажу веселый, праздничный вид. Гандер не особенно расстраивался по этому поводу – гнолли любили брать путников в плен и оказывать им гостеприимство раскаленного докрасна ножа и дубины. Но его нервировало то, что он находится в одном районе с Чем‑ то, прошедшим сквозь дюжину жилистых и вооруженных до зубов гноллей как нож сквозь масло и не оставившим при этом никаких следов.

Земля была словно выметена.

Ночь выдалась долгой, и утро не принесло облегчения. Единственной, кто проснулся больше чем наполовину, была Эск, которая в течение всей ночной кутерьмы мирно дрыхла под одним из фургонов и теперь жаловалась разве что на странные сны.

Когда караван наконец убрался с места жуткой ночевки, Гандер возблагодарил богов. Он считал, что изнутри гнолли выглядят ничуть не лучше, чем снаружи. Он их на дух не переносил.

Эск сидела в фургоне Тритла и болтала с Саймоном, который неумело правил упряжкой, пока волшебник отсыпался.

Саймон все делал неумело, и это получалось у него по‑ настоящему хорошо. Он был одним из тех долговязых парней, которые состоят из одних коленей, больших пальцев и локтей. Наблюдать за ним – сущее мучение, так и ждешь, что соединяющие все это веревочки вот‑ вот оборвутся, а спазмы агонии, появляющиеся на его лице, когда он замечал маячащие впереди “с” и “х”, заставляли людей инстинктивно произносить эти звуки за него. Их усилия вполне окупались благодарным выражением, которое расплывалось по покрытому прыщами лицу юноши, словно лучи рассвета по поверхности луны.

В данный момент его глаза слезились от сенной лихорадки.

– А ты еще мальчишкой хотел стать волшебником?

Саймон покачал головой.

– Я прос‑ с‑ сто х‑ х‑ х…

–.. хотел…

–.. понять, как вс‑ с‑ се ус‑ с‑ с‑ с…

–.. устроено?..

– Да. А потом кто‑ то из моей деревни дал знать в Универс‑ с‑ с‑ с‑ с…

–.. Университет…

–.. и за мной пос‑ с‑ с‑ с…

–.. послали…

–.. мастера Тритла. Когда‑ нибудь я выучусь на волшебника. Мастер Тритл говорит, что я замечательно ус‑ с‑ сваиваю т‑ теорию.

Влажные глаза Саймона затуманились, и на его щербатом лице промелькнуло почти блаженное выражение.

– Он говорит, что в б‑ библиотеке Незримого Университета лежат т‑ тысячи книг, – влюбленно произнес он. – Больше книг, чем человек может прочитать за всю жизнь.

– Я не уверена, что мне нравятся книги, – непринужденно сообщила Эск. – Откуда бумаге знать всякие премудрости? Матушка говорит, что книги хороши только тогда, когда в них тонкая бумага.

– Нет, эт‑ то не так, – поспешно возразил Саймон. – Книги заполнены с‑ с‑ с‑ с… – он глотнул воздух и посмотрел на нее умоляющим взглядом.

–.. словами? – немного подумав, подсказала Эск.

– Да, которые могут изменять вещи. Это и есть те с‑ с‑ с‑ с…

–.. слова…

–.. которые я должен найти. Я знаю, они там, где‑ то в этих с‑ с‑ с‑ с…

–.. старых…

–.. книгах. Говорят, новых заклинаний не с‑ с‑ с‑ с…

–.. существует…

–., но я знаю, что они где‑ то там прячутся, те с‑ с‑ с‑ с…

–.. слова…

–.. которые ни один волшебник еще не нашел. – Его глаза зажмурились. Он улыбнулся блаженной улыбкой и добавил:

– Слова, которым Суждено изменить мировой Порядок.

– Что?

– А? – переспросил Саймон, открывая глаза как раз вовремя, чтобы остановить быков, вознамерившихся свернуть с дороги.

– Ты так легко произнес все эти сопящие‑ свистящие!

– Правда?

– Я слышала! Попробуй еще раз. Саймон сделал глубокий вздох.

– Сл‑ сл‑ сл.., с‑ с‑ с… – начал он. – С‑ с‑ сл… А, прошло. Иногда получается, когда я не думаю об этом. Мастер Тритл говорит, что у меня аллергия.

– Аллергия на сипящие?

– Нет, глуп‑ п‑ п…

–.. глупышка… – великодушно подсказала Эск.

–.. в воздухе летает что‑ то, может быть пыльца или труха от с‑ с‑ с‑ с…

–.. сена…

– Мастер Тритл пробовал обнаружить причину, но тут, похоже, никакая магия не поможет.

Они проезжали мимо узкого ущелья, образованного оранжевыми скалами. Саймон посмотрел на него безутешным взглядом.

– Моя матушка научила меня кое‑ каким заговорам от сенной лихорадки, – сказала Эск. – Может, они помогут?

Саймон покачал головой, которая, было такое впечатление, чуть не скатилась с его плеч.

– Я все пробовал, – отозвался он. – Замечательный волшебник из меня получитс‑ с‑ с‑ с.., выйдет, да уж, даже с‑ с‑ с.., букву толком не с‑ с‑ с.., выговорить.

– Да, проблема. – Какое‑ то мгновение Эск собиралась с духом, разглядывая пейзаж, и наконец спросила:

– Слушай, э‑ э, а женщина может стать, ну, в общем, волшебником?

Саймон удивленно уставился на нее. Она ответила ему вызывающим взглядом.

Его горло напряглось. Он отчаянно пытался найти предложение, которое не начиналось бы с буквы “с”, но в конце концов был вынужден пойти на уступку.

– Любопытная идея, – сказал он, а затем, еще немного подумав, залился смехом и смеялся до тех пор, пока выражение лица Эск не предупредило его, что ему лучше замолчать.

– Вообще это довольно забавно, – добавил он, но веселость его быстро поблекла и сменилась озадаченностью. – Раньше я никогда не думал об этом всерьез.

– Ну так что? Может? – Голосом Эск можно было бриться.

– Разумеется, нет. Это самоочевидно, дитя. Саймон, возвращайся к своим занятиям.

Тритл отвел в сторону занавеску, закрывающую заднюю часть фургона, и выбрался на козлы.

На лице Саймона мелькнуло привычное выражение легкой паники. Передавая Тритлу вожжи, он бросил на Эск умоляющий взгляд, но она как будто ничего не заметила.

– А почему? Что здесь такого самоочевидного?

Тритл повернулся и осмотрел ее с головы до ног. Раньше он не замечал эту девочку – она была для него лишь еще одной фигуркой среди лагерных костров.

Тритл был вице‑ канцлером Незримого Университета и привык к призрачным суетящимся фигуркам, выполняющим необходимую, но несущественную работу типа накрывания на стол и вытирания пыли в комнатах. Он был глуп, глуп настолько, насколько могут быть глупы очень умные люди. Кроме того, Тритл обладал всем так‑ том горной лавины и был эгоцентричным, как смерч, поэтому ему никогда не пришло бы в голову, что дети могут оказаться достаточно важными персонами, чтобы их стоило заметить.

От длинных белых волос до загнутых на концах туфель Тритл был чистейшей воды волшебником – соответствующие положению густые лохматые брови, расшитая блестками мантия и патриаршья борода, которую слегка портили желтые пятна от никотина (волшебники придерживаются обета безбрачия, но, тем не менее, любят выкурить хорошую сигару).

– Вырастешь – поймешь, – сказал он. – Но это очень занятная идея, милая игра слов. Женщина‑ волшебник! С таким же успехом можно выдумать мужчину‑ ведьму!

– Чернокнижника, – вставила Эск.

– Извини, не понял?

– Матушка говорит, что мужчины не могут быть ведьмами, – пояснила Эск. – А еще она говорит, что волшебники получаются именно из мужчин, которые пытались стать ведьмами.

– Она, похоже, очень умная женщина, – отозвался Тритл.

– Она говорит, что женщинам следует держаться того, что у них хорошо получается, – продолжала Эск.

– Очень разумно с ее стороны.

– Она говорит, что из женщин вышли бы мужчины куда лучше, чем мы имеем сейчас!

Тритл расхохотался.

– Она ведьма, – заявила Эск и про себя добавила: “Ну и что ты об этом думаешь, господин Умник? ”

– Моя дорогая юная дама, мне что, полагается быть шокированным? Так уж вышло, что я отношусь к ведьмам с величайшим уважением.

Эск нахмурилась. Он должен был повести себя совсем по‑ другому.

– Правда?

– Да, конечно. По счастливой случайности я верю, что ведовство для женщины – прекрасная карьера. Весьма благородное призвание.

– Ты действительно в это веришь? Оно и в самом деле благородное?

– О да. Очень полезное в сельской местности. Особенно для.., для людей, которые.., у которых будут дети. Однако ведьмы – не волшебники. Ведовство – это способ, которым Природа обеспечивает женщинам доступ к потокам магических сил, но ты должна помнить, что это не высокая магия.

– Понятно. Не высокая магия, – мрачно отозвалась Эск.

– Точно. Ведовство прекрасно подходит для того, чтобы помогать людям преодолевать тяготы жизни, но…

– Видимо, на самом деле у женщин просто мозгов не хватает для профессии волшебника, – заявила Эск. – Наверное, все упирается именно в это.

– Я отношусь к женщинам не иначе как с величайшим уважением, – заверил Тритл, который не заметил надрыва в голосе Эск. – Они не знают себе равных, когда, когда…

– Дело касается детей?

– Ну это да, – великодушно согласился волшебник. – Но временами они слегка неуравновешенны. Слишком возбудимы. Видишь ли, высокая магия требует ясной мысли, а таланты женщин лежат в другом направлении. Их мозг имеет тенденцию перегреваться. Мне жаль это говорить, но к карьере волшебника ведет только одна дверь, а именно – главные ворота Незримого Университета, и через них еще не проходила ни одна женщина.

– Скажи, – попросила Эск, – а что может эта высокая магия? Тритл улыбнулся ей.

– Высокая магия, дитя мое, может дать нам все, что мы захотим, – он одарил ее доброжелательной улыбкой. – Как тебя зовут, дитя?

– Эскарина.

– А зачем ты едешь в Анк‑ Морпорк, моя милая?

– Думала поискать там счастья, – пробормотала Эск, – но сейчас мне начинает казаться, что девочкам там искать нечего. Ты уверен, что волшебники дают людям все, что нужно?

– Разумеется. Для этого и существует высокая магия.

– Понятно.

Караван двигался лишь чуть быстрее обыкновенного пешехода. Эск соскочила с фургона, вытащила посох из его временного укрытия среди сваленных у одного из бортов мешков и бросилась бежать вдоль вереницы животных и повозок. Сквозь слезы она мельком заметила Саймона, который, держа в руках открытую книгу, выглядывал из‑ за полога, закрывающего заднюю часть фургона. Он озадаченно улыбнулся ей и хотел было что‑ то сказать, но она, пробежав мимо, свернула с дороги.

Продравшись сквозь царапающие ноги низкорослые кусты утесника, она торопливо вскарабкалась по глинистому склону и вырвалась на простор плато, окаймленного оранжевыми скалами.

Она остановилась только тогда, когда совершенно потеряла представление о том, где находится. Однако ее ярость все еще пылала ярким огнем. Ей и раньше случалось злиться, обычно ее гнев был похож на алое пламя, которое вспыхивает в только что разожженном горне, но этот гнев был другим – его подпитывали мехи, и он превратился в узенькую голубовато‑ белую струйку, которой можно резать железо.

Эск вся горела. Она должна была что‑ то предпринять – или взорваться.

Почему, слыша, как матушка разглагольствует о ведьмах, она тосковала по разящей магии волшебников, но каждый раз, когда раздавался пронзительный голос Тритла, она готова была насмерть стоять за ведовство? Она станет ведьмой‑ волшебником – или никем вообще. Чем больше ей в этом препятствуют, тем сильнее она хочет добиться своей цели.

Она будет и ведьмой и волшебником. Тогда она им покажет.

Эск уселась под низким раскидистым кустом можжевельника, растущим у подножия обрывистого утеса. В ее голове роились планы и бурлил гнев. Она слышала, как захлопываются двери, которые она только‑ только начала открывать. Тритл был прав – ее не пустят в Университет. Одного посоха недостаточно, чтобы стать волшебником, нужно еще учиться, а ее никто учить не собирается.

Полуденное солнце отражалось от поверхности утеса и пригревало землю, а в воздухе вокруг Эск разливался запах пчел и джина. Она откинулась на спину, глядя сквозь листья на почти пурпурный купол неба, и незаметно задремала.

Один из побочных эффектов использования магии состоит в том, что человек начинает видеть очень живые и тревожные сны. Этому есть причина, но одной только мысли о ней достаточно, чтобы вызвать у волшебника жуткие кошмары.

Дело в том, что сознание волшебника может придавать мыслям форму. Ведьмы обычно работают с тем, что реально существует в природе, но волшебник, если он достаточно хорош как волшебник, может облечь свое воображение плотью. В этом не было бы ничего страшного, кабы не тот факт, что маленький кружок света, вольно именуемый “вселенной пространства и времени”, дрейфует в гораздо более неприятном и непредсказуемом веществе. За хлипкими частоколами нормальности бормочут, кружа, странные Твари; в глубоких расщелинах на краю Времени раздаются наводящие жуть уханья и завывания. Там встречаются создания настолько ужасные, что их боится даже сама тьма.

Большинство людей этого не знает, но оно и к лучшему, ибо мир не смог бы нормально функционировать, если бы все спрятались в кроватях и натянули одеяла на головы, а это непременно случилось бы, если бы люди знали, какие кошмары поджидают их за тоненькой стенкой‑ тенью. Проблема заключается в том, что те, кто интересуется магией и мистицизмом, уйму времени околачиваются на самой границе света и тьмы, чем привлекают к себе внимание Тварей из Подземельных Измерений, и Твари эти пытаются использовать людей в своих неутомимых попытках прорваться в данную Реальность.

Большинство людей может этому сопротивляться, но неустанно нащупывающие себе путь Твари наиболее активны именно тогда, когда объект их внимания спит.

Бел‑ Шамгарот, К'хулаген, Тот, Что Внутри, – отвратительные, темные древние боги из Некротеликомникона, книги, известной некоторым свихнувшимся посвященным под своим истинным названием “Liber Paginarum Fulvarum”, – всегда готовы украдкой пробраться в дремлющее сознание. Кошмары часто бывают цветными и всегда неприятными.

Эск они впервые явились после ее первого Заимствования, так что девочка успела привыкнуть к ним. Обыденность постепенно вытеснила страх. Обнаружив себя сидящей на сверкающей пыльной равнине под необъяснимыми звездами, она поняла, что пришло время еще одного кошмарного сна.

– Вот черт, – вырвалось у нее. – Ладно, давай приходи. Веди своих чудовищ. Я только надеюсь, что среди них не будет того, с улиткой на носу.

Но на сей раз кошмар изменил себе. Эск оглянулась вокруг и увидела, что позади нее вздымается к небу высокий черный замок. Его башенки исчезали среди звезд. С верхних укреплений каскадом лились огни и привлекательная музыка. Огромные двустворчатые двери были зазывно открыты. Похоже, в замке имела место быть довольно веселая вечеринка.

Эск поднялась на ноги, отряхнула с платья серебристый песок и направилась к воротам.

Она почти дошла до них, когда створки захлопнулись. Она не заметила, чтобы они двигались – секунду назад они были распахнуты настежь, как вдруг оказались наглухо закрытыми, и раздавшийся при этом стук сотряс горизонты.

Эск протянула руку и коснулась ворот. Они были черными и настолько холодными, что быстро покрывались льдом.

За спиной у Эск что‑ то шевельнулось. Она обернулась и увидела, что посох, избавившись от маскировки под метлу, стоит воткнутым в песок. По его отполированной деревянной поверхности и резным изображениям, которые никто не мог разглядеть, ползали маленькие червячки света.

Схватив посох, Эск ударила им по воротам. В разные стороны посыпались октариновые искры, но на черном металле не осталось ни царапинки.

Глаза Эск сощурились. Она вытянула руку с посохом, сосредоточилась, и из дерева вырвалась тоненькая струйка огня, разбившаяся о створки. Лед мгновенно превратился в пар, но чернота – Эск теперь уверилась, что это не металл, – поглотила огонь, даже не засветившись при этом. Эск удвоила усилия, выпуская накопленную посохом магию в виде тонкого луча, который так раскалился, что девочке пришлось зажмуриться (и все равно она продолжала видеть эту блестящую линию у себя в мозгу).

Потом луч потух.

Через несколько секунд Эск подбежала к воротам и осторожно прикоснулась к их поверхности. Холод едва не отморозил ей пальцы.

А с укреплений у нее над головой донеслось чье‑ то хихиканье.

Все было бы не так ужасно, если бы это был громкий смех, впечатляющий демонический хохот, рассыпающийся бесконечным эхом, но это было просто.., хихиканье.

Оно не стихало довольно долго. Более неприятного звука Эск не слышала никогда в жизни.

Она проснулась вся дрожа. Полночь давно миновала, и звезды казались мокрыми и холодными. Воздух был заполнен деловитой ночной тишиной, которая создается осторожными шажками сотен маленьких мохнатых существ, надеющихся найти ужин и при этом избежать появления на нем в качестве главного блюда.

Молодой месяц заходил за горизонт, и слабое серое сияние, разгорающееся у Края света, позволяло предположить, что, как это ни невероятно, судьба сулит миру еще один день.

Кто‑ то накрыл Эск одеялом.

– Я знаю, что ты проснулась, – раздался голос матушки Ветровоск. – Ты могла бы сделать полезное дело и разжечь костер. В этих треклятых краях дерева сколько угодно.

Эск села и схватилась за куст можжевельника. Тело ее было настолько легким, что любой ветерок мог унести его в дальнюю даль.

– Костер? – пробормотала она.

– Ага. Ну наставляешь палец, и “пш‑ ш‑ ш”, – мрачно буркнула матушка.

Она сидела на камне, отчаянно пытаясь найти такое положение, которое удовлетворило бы ее артрит.

– Я.., я думаю, у меня ничего не получится.

– Это ты мне говоришь? – загадочно произнесла матушка.

Она наклонилась к Эск и положила ладонь ей на лоб. У девочки появилось такое ощущение, будто по ее липу провели носком, набитым теплыми игральными костями.

– У тебя слегка поднялась температура, – добавила старая ведьма. – Слишком много жаркого солнца и холодной земли. Вот тебе твоя Заграница.

Эск скользнула вперед и положила голову на матушкины колени, от которых знакомо пахло камфарой, смесью трав и слегка – козами. Матушка успокаивающе – как она считала – похлопала Эск по спине.

– Меня не примут в Университет, – негромко произнесла Эск спустя какое‑ то время. – Так мне сказал один волшебник, и я видела сон об этом, вещий сон. Помнишь, ты как‑ то говорила, как это называется.., ну, как его, мети‑ чего‑ то‑ там.

– Метахфора, – спокойно подсказала матушка.

– Во‑ во.

– А ты думала, все будет легко? – спросила матушка. – Думала, войдешь в ворота, помахивая посохом? Здрассьте, а вот и я, хочу стать волшебником, большое спасибо…

– Он сказал, что женщин в Университет не пускают!

– Он ошибался.

– Нет, я чувствовала, что он говорит правду. Ты же знаешь, матушка, всегда можно определить, когда…

– Глупое дитя. Ты всего лишь чувствовала его мысли. Это он считал, что говорит правду, но мир не всегда таков, каким его видят люди.

– Не понимаю, – призналась Эск.

– Это придет, – успокоила ее матушка. – А сейчас скажи мне. Этот сон… Тебя не хотели пускать в Университет, да?

– Да, и еще смеялись!

– А потом ты попыталась сжечь ворота?

Эск повернула лежащую у матушки на коленях голову и с подозрением приоткрыла один глаз.

– Откуда ты знаешь? Матушка улыбнулась типичной улыбкой ящерицы.

– Я была за много миль отсюда, – ответила она. – Пыталась найти тебя мысленным взором, и внезапно мне показалось, что ты – везде. Ты сияла, словно маяк, вот так‑ то. А что касается огня – оглянись.

Освещаемое неярким утренним светом плато представляло собой нагромождение запекшейся глины. Утес неподалеку превратился в стекло и, должно быть, тек, как смола, под яростным напором пламени. Поверхность скалы рассекали огромные трещины, из которых недавно сочились расплавленные горные породы и лава. Прислушавшись, Эск различила слабое потрескивание остывающего камня.

– О‑ о, – протянула она. – И это все я?

– Судя по всему – да, – кивнула матушка.

– Но я же спала! Мне просто снился сон!

– Это магия, – сказала матушка. – Она пытается найти выход. Магия ведьм и магия волшебников, ну, они вроде как подпитывают друг друга. Мне так кажется.

Эск закусила губу и полюбопытствовала:

– Что же делать? Мне снятся самые разные вещи!

– Ну сейчас мы отправляемся прямо в Университет, – заявила матушка. – Там, наверное, привыкли к ученикам, которые не умеют контролировать магию и видят кошмарные сны, иначе это заведение давным‑ давно сгорело бы дотла.

Она посмотрела в сторону Края и перевела взгляд на лежащую рядом метлу.

* * *

Мы опустим всю беготню, подтягивание веревок, связывающих прутья, проклятья, негромко призываемые на головы гномов, краткие мгновения надежды, когда магия вдруг начинала прерывисто мерцать, ужасное черное отчаяние, когда она затухала, снова подтягивание веревок, снова беготню, внезапное срабатывание заклинания, торопливое усаживание на метлу, вопли, взлет…

Одной рукой Эск держала посох, а другой цеплялась за матушку, хотя метла, если честно, еле плелась в каких‑ то двух сотнях футов над землей. В полете их сопровождали несколько птиц, которых явно заинтересовало новомодное летающее дерево.

– А ну проваливайте! – крикнула матушка, срывая шляпу и размахивая ею в воздухе.

– Что‑ то мы медленно летим, матушка, – кротко заметила Эск.

– По‑ моему, мы движемся достаточно быстро!

Эск оглянулась вокруг. Виднеющийся сзади Край был охвачен золотым сиянием, прочерченным облаками.

– Может, нам спуститься пониже? – предложила она и посмотрела на расстилающийся внизу пейзаж. Он казался суровым и негостеприимным. А еще он казался выжидающим… – Ты сама говорила, что метла почему‑ то не желает летать при солнечном свете.

– Я сама знаю что делать, сударыня, – огрызнулась матушка, крепко сжимая черенок метлы и пытаясь стать как можно легче.

Выше уже отмечалось, что свет Плоского мира движется очень медленно и это объясняется его прохождением через мощное древнее магическое поле Диска.

Так что рассвет здесь настает не настолько внезапно, как это происходит в других мирах. Новый день не взрывается светом – лучи мягко и незаметно заливают спящий пейзаж, как прилив прокрадывается на пляж, размывая выстроенные за ночь песочные замки. Свет склонен обтекать горы. Если деревья стоят близко одно к другому, он выходит из леса разрезанным на полоски и рассеченным тенями.

Наблюдатель, расположившийся где‑ нибудь повыше, скажем – чтобы не возникало никаких споров, – на перисто‑ слоистом облаке на краю пространства, сразу отметит, как нежно расстилается свет по земле, как устремляется вперед на равнинах и замедляет движение, натыкаясь на возвышенности, как красиво он…

Вообще‑ то иногда встречаются наблюдатели, которые, оказавшись перед лицом подобной красоты, сразу начинают ныть, мол, тяжелого света не бывает и вы ни за что его не увидите. Таких людей можно сразить лишь одним вопросом: а как вышло, что вы стоите на облаке?

Ладно, хватит цинизма. Внизу, над самой поверхностью Диска, и перед самым рассветом, летела метла, преследуя кромку ночной тени.

– Матушка!

День сделал отчаянный рывок и накрыл беглянок. Скалы на пути метлы словно вспыхнули, омытые разливающимся светом. Матушка почувствовала, как черенок метлы накренился, и с ужасом уставилась на скользящую внизу маленькую тень, которая оказывалась все ближе и ближе.

– А что будет, если мы ударимся о землю?

– Это зависит от того, смогу ли я найти камни помягче, – озабоченно пробурчала матушка.

– Метла сейчас разобьется! Неужели мы ничего не можем сделать?

– Ну мы можем сойти, к примеру…

– Матушка, – произнесла Эск тем раздраженным и примечательно взрослым голосом, которым дети обычно выговаривают своим заблудшим родителям. – По‑ моему, ты не совсем поняла. Я не желаю ударяться о землю. Я никогда не видела в этом ничего хорошего.

Матушка как раз пыталась припомнить походящее к случаю заклинание, жалея, что к камням головология не применима. Но если бы матушка Ветровоск различила в голосе Эск алмазно‑ твердые нотки, то, наверное, не крикнула бы:

– Ну так скажи это метле!

И они бы действительно разбились… Матушка вцепилась в свою верную шляпу и сжалась в ожидании удара. Метла вздрогнула, наклонилась…

…И пейзаж слился в одно неясное пятно.

* * *

На самом деле путешествие было довольно кратким, но матушка знала, что будет вспоминать о нем всю свою жизнь – особенно после плотного, сытного ужина, часика, эдак, в три ночи. Она будет вспоминать радужные краски, гудящие в несущемся навстречу воздухе, ужасное ощущение, будто на Вселенную уселось что‑ то большое и тяжелое.

Она будет вспоминать радостный смех Эск. Она будет вспоминать, как мелькала под ними земля и длинные горные цепи проскакивали мимо с отвратительным треском.

И никогда в жизни не забудет, как они догнали ночь.

Ночь появилась впереди – неровная линия тьмы, гонимая неумолимым утром. На глазах у окаменевшей от ужаса матушки эта линия превратилась сначала в кляксу, затем в пятно, в целый континент черноты, стремительно несущийся прямо на них.

Какое‑ то мгновение они ехали на гребне рассвета – рассвета, который с безмолвным грохотом обрушивался на землю. Ни один любитель серфинга никогда не катался на подобной волне. Метла пробила жаркий свет и плавно скользнула в лежащую за ним прохладу.

Матушка позволила себе перевести дух.

Темнота сделала полет несколько менее ужасным. Она означала также, что, если Эск надоест гнать метлу вперед, этот аппарат будет двигаться на собственной проржавевшей насквозь магии.

–.. – сказала матушка и, прежде чем совершить новую попытку, прочистила высохшее, как старая кость, горло. – Эск?

– Здорово, правда? Интересно, как это у меня получилось?

– Ага, здорово, – слабо вякнула матушка. – Но, прошу тебя, можно я поведу метлу? Не хочется улететь за Край. Пожалуйста!

– А правда, что Край света окружен гигантским водопадом и что, взглянув вниз, можно увидеть звезды? – полюбопытствовала Эск.

– Да. Теперь мы можем лететь помедленнее?

– Это, наверное, очень красивое зрелище…

– Нет! То есть нет, только не сейчас.

Метла замедлила ход. Окружавший ее радужный пузырь с громким “чпоком” лопнул. Ни толчка, ни малейшей дрожи не последовало. Матушка обнаружила, что вновь летит с приемлемой скоростью.

Матушкина солидная репутация зиждилась на том, что старая ведьма могла ответить на какой угодно вопрос. Заставить ее признаться в невежестве, даже самой себе, не удавалось никому. Но сейчас в яблоко ее сознания проник червячок любопытства.

– Как ты это сделала? – спросила она наконец.

За ее спиной воцарилось задумчивое молчание.

– Не знаю, – спустя некоторое время ответила Эск. – Просто я нуждалась в этом, и мое желание отразилось у меня в голове. Ну, словно ты внезапно вспоминаешь то, что когда‑ то забыла.

– Да, но как?

– Я.., я не знаю. Передо мной просто встала картина того, как все должно быть, и.., и я.., ну, вроде как.., вошла в эту картину.