|
|||
Пассос Джон Дос 10 страница- Я не хотел, но это сильнее меня, - шептал он, - от этой жизни в Вашингтоне становишься тряпкой... А может быть, я и люблю вас, Джейни, я не знаю... Давайте пересядем на заднее сиденье, там прохладней. Слабость, зародившаяся где-то глубоко внутри, волной охватила ее. Когда она ступила на подножку, он обнял ее. Она уронила голову ему на плечо, прижала губы к его шее. Его руки, сжавшие ей плечи, обжигали, она чувствовала его ребра сквозь его рубашку. Голова у нее закружилась от резкого запаха табака, спирта и мужского пота. Его ноги стали прижиматься к ее ногам. Она вырвалась и скользнула в автомобиль. Она вся дрожала. Он последовал за ней. - Нет, нет, - твердила она. Он сел рядом, обняв ее за талию. - Давайте закурим, - сказал он дрожащим голосом. Папироса заняла ее внимание и как-то сравняла их. Два зернистых красных огонька тлели почти рядом, - Джерри, я вам нравлюсь? - Я без ума от вас, крошка. - Так значит, вы?.. - Женился бы на вас?.. А почему бы и нет? Не знаю... Будем считать, что мы помолвлены. - Так значит, вы хотите, чтобы я за вас вышла замуж? - Пожалуй... но неужели вы не понимаете?.. такая ночь... и этот запах с болота. Бог мой, я все бы на свете отдал, чтобы вы были моей. Они докурили папиросы. Долго сидели, не говоря ни слова. Волосы на его обнаженной руке щекотали ей руку выше локтя. - Меня заботит мой брат, Джо... Он во флоте, Джерри, и я боюсь, как бы он не дезертировал... Мне кажется, он бы вам понравился, изумительно играет в бейсбол... - Почему это вы о нем вспомнили? Разве вы и ко мне так относитесь? Любовь - это же замечательная штука, неужели вы не понимаете, что это вовсе не то, что вы чувствуете к брату? Он положил руку ей на колено. Она чувствовала в темноте его взгляд. Он склонился к ней и нежно поцеловал ее. Ей нравилось это нежное прикосновение его губ. Она поцеловала их. Она погружалась в столетия топкой, удушливой ночи. Его горячая грудь давила ей груди, увлекая ее вниз. Она прижималась к нему, увлекавшему ее вниз, в столетия топкой, удушливой ночи. Потом внезапно, в холодной судороге, она почувствовала тошноту, задыхаясь и ловя воздух, как утопающая. Она стала бороться. Подняв ногу, она коленом что было силы толкнула его в пах. Он отпустил ее и вылез из машины. Она слышала, как он ходил взад и вперед в темноте за ее спиною. Она была перепугана, дрожала, и ее тошнило. Немного погодя он взобрался на переднее сиденье, включил свет и погнал машину, не оглядываясь. Он курил папиросу, и крохотные искорки разлетались во встречной струе воздуха. Доехав до угла Эм-стрит в Джорджтауне, он остановил машину возле дома Уильямсов, вышел и открыл ей дверцу. Она вышла, не зная, что сказать, не смея взглянуть на него. - Полагаю, что вы ждете от меня извинений за мое свинство, - сказал он. - Джерри, мне очень жаль, - сказала она. - Ну и не дождетесь, провались я на этом месте... Я думал, мы друзья. Следовало бы мне знать, что нет в этой помойке ни одной женщины хотя бы с проблеском человечности... Должно быть, вы собираетесь выдерживать пост до свадебного перезвона... Ну и ждите. Это ваше дело. Я получу то, что мне надо, от любой негритянской проститутки, тут же, на этой вот улице. Спокойной ночи. Джейни ничего не сказала. Он тронул машину. Весь август отец умирал, насквозь пропитанный морфием, в джорджтаунской больнице. Каждый день газеты выходили с огромными заголовками о войне Льеж, Лувен, Мопс. Контору " Дрейфуса и Кэрола" лихорадило. Предстояли большие процессы о патентах на военное снаряжение. По углам стали шушукаться, что безупречный мистер Дрейфус - агент германского правительства. Джерри как-то зашел к Джейни, чтобы попросить прощения за свою грубость в ту ночь и чтобы сказать ей, что он получил место военного корреспондента и через неделю уезжает на фронт. Они вместе позавтракали. Он рассказывал о шпионах, и британских происках и панславизме, и убийстве Жореса и социалистической революции, и все время смеялся, и твердил, что все катится к черту на рога. Она восхищалась им и хотела заговорить о том, что они обручены, и чувствовала к нему большую нежность, и боялась, что его убьют; но кончился завтрак, ей уже пора было возвращаться в контору, и ни один из них не заговорил об этом. Он проводил ее до самого Риггс-билдинг, и попрощался и расцеловал ее тут же на виду у всех, и убежал, обещая написать из Нью-Йорка. Как раз в это время Элис поднималась к себе в контору миссис Робинсон, и Джейни пришлось сказать ей, что они с Джерри Бернхэмом помолвлены и что он уезжает на войну в Европу военным корреспондентом. Когда в первых числах сентября скончался отец, все почувствовали большое облегчение. Только на обратном пути с кладбища она вспомнила все, чего она так хотела когда-то, вспомнила Алека, и все показалось ей невыносимо грустным. Она так несчастлива. Мать была очень спокойна, глаза у нее покраснели от слез, и она все повторяла, что, к счастью, на их участке на кладбище Ок-Хилл хватит места и для нее. Она ни за что не допустила бы, чтобы его похоронили на каком-нибудь другом кладбище. Такое прекрасное место, и все самые порядочные люди Джорджтауна похоронены именно там. Получив страховую премию за мужа, миссис Уильямс отремонтировала дом, а верхние два этажа приспособила для сдачи внаем. Как раз удобный случай устроиться самостоятельно, случай, которого Джейни ждала так долго, и они с Элис сняли на Массачусетс-авеню близ " Библиотеки Карнеги" комнату с правом пользования кухней. Они решили, что пока еще для них будет слишком дорого столоваться у миссис Дженкс. И вот как-то в субботу вечером Джейни вызвала такси по телефону из кондитерской, погрузила чемодан, сундук и множество картин в рамках, висевших в ее комнате. Тут были две олеографии индейцев работы Ремингтона, девушка Гибсона, фотография броненосца " Коннектикут" в гавани Виллафранш, присланная ей Джо, и увеличенная фотография отца в полной форме у рулевого колеса бутафорского судна на фоне штормового неба, состряпанного фотографом из Норфолка. Были еще две цветные репродукции без рамок с картин Мексфилда Перриша[71], которые она недавно купила, и окантованный моментальный снимок Джо в костюме бейсболиста. Маленькую фотографию Алека она уложила в чемодан между своими платьями. В такси пахло плесенью, и оно, дребезжа, подпрыгивало по мостовой. Был свежий осенний день, водостоки были забиты опавшей листвой. Джейни была испугана и возбуждена, словно одна отправлялась в далекое путешествие. В эту осень она много читала - газеты и журналы и " Любимого бродягу" Локка. Она уже начинала ненавидеть немцев, которые уничтожали искусство, культуру, цивилизацию, Лувен. Она ждала письма от Джерри, но письмо не приходило. Как-то, задержавшись, она поздно вышла из конторы и вдруг в вестибюле у дверей лифта увидела Джо. - Хелло, Джейни, - сказал он. - Ого, да какая ты нарядная. Она так обрадовалась ему, что не могла выговорить ни слова и только крепко схватила его за руку. - А я только что взял расчет. Я рассудил, что лучше наведаюсь повидать своих, пока всего не растранжирю... Идем, надо подкрепиться как следует и потом, если хочешь, в театр... Он был коричневый от загара, и плечи у него еще шире развернулись за то время, что она его не видела. Его большие узловатые руки торчали из новенького синего костюма, слишком узкого в талии. Рукава были коротковаты. - Был ты в Джорджтауне? - спросила она. - Само собой. - А на кладбище? - Мать тащила меня туда, но к чему?.. - Бедная Мамочка, она так с этим носится... Они шли рядом. Джо молчал. Было жарко. По улице мело пылью. Джейни сказала: - Джо, дорогой, ты должен мне рассказать о твоих приключениях... Ты, должно быть, повидал много удивительных мест. Так интересно быть сестрой моряка. - Брось ты про флот, Джейни... Не хочу я о нем слушать. Я дезертировал в Канаду, понимаешь, и нанялся оттуда на восток матросом на цинготнике[72], ну на английском купце, понимаешь?.. Это тоже собачья жизнь, но все лучше, чем во флоте дяди Сэма. - Но, Джо... - Ну и нечего об этом плакаться. - Но, Джо, что случилось? - А ты будешь держать язык за зубами, а? Смотри, Джейни. Видишь, я повздорил там с одним мичманишкой, он уж слишком нами помыкал. Ну я двинул его по скуле и чуточку чего-то там свернул, понимаешь, а когда дело обернулось липово, тут я и смылся туда, где лес погуще. Ну а в Канаде поди ищи... Вот и все. - Джо, а я-то надеялась, что ты дослужишься до офицера. - Матрос, да чтобы стал офицером?.. Держи карман. Она повела его в " Мабильон", куда водил ее Джерри. В дверях Джо критически оглядел ресторанчик. - Ну а заведения пошикарнее этого ты, Джейни, не знаешь? Имей в виду, у меня в кармане залежалась сотняга. - О, это очень дорогой ресторан... Французский... И пожалуйста, не трать на меня всех денег. - Ну а на кого же, черт возьми, ты хочешь, чтобы я их тратил? Джо устроился за столом, а Джейни пошла позвонить по телефону Элис, что она придет домой поздно. Когда она вернулась к Джо, тот вытаскивал из кармана что-то завернутое в шелковистую, зеленую с красными полосами бумагу. - Что это у тебя? - А ты разверни, Джейни... Это все тебе. Она развернула свертки. Там было несколько кружевных воротничков и вышитая скатерть. - Кружево ирландское, а остальное с Мадейры... Была еще для тебя китайская ваза, но какой-то су... стервец... наябедничал про нее, ну и шабаш, отняли... - Очень мило с твоей стороны, что ты подумал обо мне... Я это очень ценю. Джо порывисто работал ножом и вилкой. - Ну, надо поторапливаться, Джейни, а то мы опоздаем к началу... Я взял билеты на " Сад Аллаха". Когда они вышли из театра Беласко на Лафайет-сквер, было свежо и тихо, ветер чуть шелестел в деревьях. Джо сказал: - Это что, мне случалось видеть и самум в пустыне, - и Джейни с горечью почувствовала, как груб и необразован ее брат. Пьеса вернула ее к грезам детства - и смутное томление по заморским странам, и запах благовоний, и огромные иссиня-черные глаза, и графы во фраках, швыряющие деньгами в казино Монте-Карло, и монахи, и таинственный Восток. Будь Джо хоть капельку образованней, как бы он оценил все интересные порты, которые ему удалось повидать. Он довел ее до дверей ее дома на Массачусетс-авеню. - Где же ты остановишься, Джо? - спросила она. - А, должно быть, отчалю обратно в Нью-Йорк и обзаведусь койкой в кубрике... Матросам теперь по военному времени лафа... - Как же это, сегодня же? Он кивнул. - Я бы тебя оставила ночевать, но не знаю, как быть с Элис. - Нет, будет с меня торчать на этой помойке... Я просто завернул проведать тебя. - Ну что ж, Джо, покойной ночи, только ты непременно пиши. - Спокойной ночи, Джейни, непременно буду. Она следила, как Джо удалялся по улице, пока он не скрылся в тени деревьев. Ей было грустно смотреть, как он уходил один по темной улице. У него еще не выработалась развалистая походка заправского моряка, и напоминал он скорей рабочего или бродягу. Она вздохнула и вошла в дом. Элис ждала ее. Она показала Элис кружево, они примерили воротнички и решили, что это очень красивая и, должно быть, ценная вещь. Джейни с Элис хорошо проводили время этой зимой. Они научились курить, по воскресеньям приглашали вечером своих друзей на чашку чая. Они читали романы Арнольда Беннета и воображали себя холостячками. Они выучились играть в бридж и укоротили юбки. На рождество Джейни получила у " Дрейфуса и Кэрола" сто долларов наградных и прибавку до двадцати долларов в неделю. Она принялась доказывать Элис, что та просто упрямица и зря цепляется за свою миссис Робинсон. Сама она уже мечтала сделать карьеру. Она больше не боялась мужчин и флиртовала в лифте напропалую с молодыми служащими, болтая с ними о таких вещах, которые вызвали бы у нее краску смущения еще год назад. Когда Джон Эдварде или Моррис Байер водили ее вечером в кино, она не протестовала, если они обнимали ее за талию или срывали один-два поцелуя, пока она шарила в сумочке в поисках ключа. Когда мужчина начинал вольничать, она уже знала, как схватить его за руку и одернуть, не поднимая лишнего шума. Когда Элис предостерегающе заговаривала о мужчинах, у которых всегда одно на уме, она в ответ смеялась и говорила: - Ну нет. Меня им не провести. Руки коротки. Она открыла, что капелька перекиси водорода, прибавленная в воду при мытье волос, делает их светлее и лишает серовато-мышиного оттенка. Иногда, собираясь идти куда-нибудь вечером, она брала на мизинец немножко губной помады и старательно втирала ее в губы. КАМЕРА-ОБСКУРА (15) В устье Скулкилл на пароход сел мистер Пирс старик девяноста шести лет, крепкий как доллар Перед тем как записаться в армию Он долго служил рассыльным в конторе мистера Пирса и не принял участия в битве при Антьетам[73] потому что у Него была жестокая дизентерия и дочь мистера Пирса миссис Блэк звала Его Джек и курила крошечные коричневые сигареты. Мы завели " Фра Дьяволо" на фонографе и всем было очень весело. Мистер Пирс теребил свои бакенбарды и пил тодди[74] а миссис Блэк закуривала одну сигарету за другой и они толковали о старых временах и о том как Его отец хотел видеть Его священником а Его бедная мать выбивалась из сил чтобы накормить всю ораву прожорливых мальчишек и Его отец был молчалив и если говорил то больше по-португальски и когда ему не по вкусу было какое-нибудь блюдо он хватал его со стола и швырял прямо в окошко и Он хотел стать моряком а потом изучал право в университете и в конторе мистера Пирса и Он пел: " Его восторга не передать как станет в лицо ему пена хлестать... " и Он смешивал тодди а мистер Пирс теребил свои бакенбарды и всем было очень весело и они толковали о шхуне " Мэри Уэнтворт" и как полковник Ходжсон и отец Марфи бывало косились на живительную влагу... и Он смешивал тодди и мистер Пирс теребил свои бакенбарды и миссис Блэк курила одну крошечную коричневую сигарету за другой и всем было очень весело под звуки " Фра Дьяволо" и запах гавани и парома и серебристая рябь Делавэра. А когда-то там вон были болота и мы с Ним туда ездили стрелять уток и Он пел " Vittoria" под фонограф... и у отца Марфи случился отчаянный приступ подагры и пришлось его тащить на ставне и девяностошестилетний мистер Пирс крепкий как доллар отхлебнул разбавленного водой тодди и стал теребить серебристую рябь бакенбард и свежий ветер смешал запах гавани и дым доков Кемптона и лимонно-сахарно-сивушный запах стаканов и всем было очень весело. НОВОСТИ ДНЯ XII Передравшиеся греки скрылись от полисменов. Пассажиры спального вагона разбужены дулом к виску Теки, река, теки. Вливайся в море Милую мне верни Унеси мое горе СРАЖЕНИЕ ПОД ТОРРЕОНОМ Куба охвачена восстанием негров[75] в конце прошлой избирательной кампании пишет нам Чэйми Кларк блестящий представитель штата Миссури я едва не слег от переутомления бессонницы потери аппетита нервного напряжения и постоянных выступлений но три бутылки электрической горькой поставили меня на ноги. Рузвельт - лидер новой партии[76] переутомленным болезненным женщинам электрическая горькая возвращает утраченные силы КЛАРК ЗАРЕЗАЛ БРАЙАНА[77] ПОДДЕРЖИВАЕТ ПАРКЕРА Верной тебе, мой друг, Я стараюсь быть, но напрасно, И меня ты лучше позабудь. Долог, долог, труден, труден путь С берегов далекой Сены преступление за которое Ричардсон приговорен к смертной казни на электрическом стуле убийство его бывшей любовницы девятнадцатилетней Эвис Линел из Хианис ученицы музыкальной школы в Бостоне. Мисс Линел была помехой женитьбе священника на богатой бруклинской наследнице, девушке из общества поскольку они с мисс Линел были помолвлены и кроме того она оказалась в положении. Ричардсон обманом убедил девушку принять яд который должен был избавить ее от этого положения но от которого она скончалась в своей комнате в общежитии Христианского союза молодых женщин. РУЗВЕЛЬТ ВПЕРВЫЕ ПОВЕДАЛ НАМ КАК США ПОЛУЧИЛИ ПАНАМУ Приветствия стотысячной толпы не поместившейся в зале за обедом губернатор сказал что он с самого утра не имел прямых вестей о Брайане. " При таком темпе прироста выигранных голосов, - сказал мистер Вильсон, ознакомившись с результатами 15-го голосования, - я считаю что потребуется не менее 175-ти голосований, чтобы провести мою кандидатуру". Рыжеволосый юноша рассказывает как соблазн легкого обогащения довел его до убийства интерес к делу его возрос 20-го декабря когда стало известно что бывший священник изуродовал себя в камере тюрьмы на улице Чарлз. ГИБЕЛЬ ПЯТИ ЧЕЛОВЕК ДОСТИГНУВШИХ ЮЖНОГО ПОЛЮСА[78] ТЯЖЕЛАЯ АРТИЛЛЕРИЯ ДИАСА БЕРЕТ ПОД ОБСТРЕЛ ДЕЛОВЫЕ КВАРТАЛЫ[79] Долог, долог, труден, труден путь С берегов далекой Сены И меня ты лучше позабудь Как забыла я родные стены. МАЛЬЧИК ОРАТОР С ПЛАТЫ[80] На Чикагском конвенте в девяносто шестом мальчик взявший приз по риторике - сын священника никогда не пивший спиртного - выступил с речью и его серебряный голос наполнил огромный зал, покорил уши простых людей[81]: " Господин Председатель и почтенные делегаты: с моей стороны было бы самонадеянно выступать против выдающихся джентльменов которых вы только что выслушали, если бы вопрос решался соревнованием талантов; но дело не в личных качествах Ничтожнейший из граждан нашей страны облеченный в доспехи правого дела сильнее целого воинства заблуждающихся. Я выступаю в защиту дела столь же священного как дело Свободы... " большеротый юнец в белом галстуке пророк амбарных сборищ, проповедник, евангелист, голос его зачаровывал фермеров великих прерий сгибавшихся под ярмом закладных; звенел в дощатых школах долины Миссури, сладостно звучал в ушах мелких лавочников, мечтавших о легком кредите, растоплял сердце человека как песня дрозда-пересмешника в седой предрассветной тишине или внезапный вспорх его в озими или сигнал трубача при подъеме флага; Серебряный язык простого народа: "... работающий по найму служит делу не меньше чем его хозяин; захолустный стряпчий служит делу не меньше чем юрисконсульт столичного предприятия; мелкий торговец в ларьке служит делу не меньше чем крупнейший коммерсант Нью-Йорка; фермер, который выходит в поле на заре и гнет спину весь день, который трудится с ранней весны до осени который соединяет свои мускулы и свои мозги с естественными ресурсами страны и создает ее богатство, служит делу не меньше чем тот, кто заседает в департаменте торговли или спекулирует на хлебной бирже; горняки, которые опускаются на тысячу футов под землю или карабкаются на две тысячи футов вверх по скалам и добывают из их тайников драгоценный металл который вольется в жилы торговли не менее служат делу чем те финансовые магнаты которые в тиши своих кабинетов прикарманивают деньги всего мира" Служащий по найму и захолустный стряпчий сидели и слушали, это были сладкие речи для фермера заложившего весь урожай чтобы купить удобрений для захолустного мясника и галантерейщика, зеленщика и торговца посудой для гробовщика... " И когда мы, опираясь на производящие слои нашей страны и всего мира", при поддержке мелких торговцев, рабочих, " при поддержке трудящихся масс ответим всем тем кто требует золотого стандарта сказав им: вам не удастся надеть на трудящегося терновый венец, вам не удастся распять человечество на кресте из золота" И они надрывали свои легкие выкрикивая " терновый венец и крест из золота" пронесли его на руках вокруг всего зала, обнимали его, любили, давали его имя своим детям, выдвигали кандидатом в президенты мальчика оратора с Платы серебряный язык простого народа. Но Мак-Артур и Форрест, двое шотландцев, работавших в Рэнде[82], изобрели цианистый способ извлечения золота из руды, Южная Африка затопила золотой рынок: не было больше нужды в пророке серебра Серебряный язык продолжал звенеть в большом рту, вызванивая пацифизм, фундаментализм[83], трезвость хрустя редиской на кафедре лектора глотая виноградный сок и воду уписывая плотные фермерские яства; Брайан поседел от спертого воздуха шатров Шатокуа[84], от рукоплесканий, рукопожатий, дружеских похлопываний по спине, от прокуренного воздуха комнат президиумов демократических съездов, серебряный язык в большом рту. В Дейтоне он пытался было повторить свой трюк, перевести назад часы для простого народа, клеймить, бичевать, грубо высмеивать. Дарвинизм и нечестивые воззрения горожан, ученых, бородатых иностранцев с их обезьяньей моралью. Во Флориде он выступал ежедневно в полдень, говоря с поплавка, снабженного тентом... продавая земельные участки... он не мог не говорить, ему надо было чувствовать как смолкают грубые голоса, как одобрительно наконец гремит взрыв рукоплесканий. А почему бы не проповедовать опять, колеся по всей стране, обрушивая ничего не говорящие фразы на людей, которые жаждут простого слова божья? " терновый венец и крест из золота", простое утешающее слово для простого, жаждущего благой вести и утешения народа американских прерий? Он любил плотно покушать. Стояла жара. Удар сразил его. А через три дня во Флориду доставили электрическую кобылу которую он заказал увидав электрическую кобылу на которой президент катался для моциона в Белом доме. КАМЕРА-ОБСКУРА (16) Было жарко как в духовке когда мы плыли каналом из Делавэр-Сити. Черепахи гревшиеся на солнце плюхались в густо-желтую рябь которую мы разводили проплывая мимо. Он был очень весел и Она в этот раз чувствовала себя хорошо и Он приготовлял для нас пунш из чая и мятной настойки и рома Сан-Круа. Было жарко как в делавэрском шлюзе и мы глядели на багряных кардиналов и красноперых дроздов и зимородки раздраженно кудахтали когда желтая волна разбегалась от белой кормы и шелестела в тростнике, камышах и осоке. Он говорил о судебной реформе и о том как выглядят политические деятели и где искать праведников в этой стране и сказал: Да при моем образе мыслей вряд ли меня изберут нотариусом в каком бы то ни было графстве штата будь я богат как сам Крез. ДЖ. УОРД МУРХАУЗ Он родился в Уилмингтоне, штат Делавэр, в День четвертого июля[85]. Бедняжка миссис Мурхауз, мучась родовыми схватками, слышала, как за окнами больницы лопались и шипели шутихи. А когда она немного пришла в себя и ей принесли ребенка, она сиплым, дрожащим шепотом спросила сиделку, как, по ее мнению, не окажет ли на малютку дурного влияния весь этот шум, знаете, все эти предродовые впечатления. Сиделка возразила, что мальчик, родившись в эту славную годовщину, должен вырасти большим патриотом и, вероятно, будет президентом, и тут же стала рассказывать длинную историю об одной женщине, которая как раз перед родами была до смерти перепугана каким-то нищим, внезапно сунувшим протянутую ладонь к самому ее носу, и как ребенок родился шестипалым, но миссис Мурхауз была слишком слаба, чтобы слушать, и заснула. Позднее в больницу заглянул мистер Мурхауз, возвращаясь с железнодорожной станции, где он служил кладовщиком, и они решили назвать малютку Джоном Уордом по имени отца миссис Мурхауз, фермера в Айове, человека со средствами. Потом мистер Мурхауз завернул в пивнушку Хили как следует накачаться и по случаю своего отцовства, и по случаю славной годовщины, а миссис Мурхауз снова уснула. Джонни вырос в Уилмингтоне. У него было два брата: Бен и Эд - и три сестры: Мертл, Эдит и Хейзл, - но все твердили, что он не только первенец, но и украшение семьи. Бен и Эд были крупнее и крепче его, но в школе он стал чемпионом по игре в шарики и прославился тем, что с помощью одного мальчика, еврея Айка Голдберга, прибрал к рукам почти все агатовые шарики школы и через того же Айка стал одалживать их другим мальчикам по центу за десяток в неделю. Когда разразилась испано-американская война, все в Уилмингтоне преисполнились воинственным воодушевлением, все мальчики выпрашивали у родителей костюмы диких всадников и играли в флибустьеров, и в войну с индейцами, и в полковника Рузвельта, и в " Помни о Мейне" [86], и в белый флот, и в " Орегона" [87], обходящего материк Магеллановым проливом. Как-то летним вечером, когда Джонни слонялся около верфи, взвод городской милиции обнаружил эскадру адмирала Комара, в боевом порядке проходившую Делавэрский пролив, и тотчас же открыл пальбу по старому негру, занятому на реке ловлей крабов. Джонни, как новый Поль Ревир[88], ринулся домой, и миссис Мурхауз собрала всех своих шестерых ребятишек и, катя перед собою двоих в детской колясочке, а остальных волоча за собою, поспешно направилась на вокзал искать супруга. Как раз в тот момент, когда они решили вскочить на первый из отходивших в Филадельфию поездов, распространились слухи, что испанская эскадра - это всего-навсего рыбачья флотилия, вышедшая на ловлю сельдей, и что геройские защитники города отправлены на гауптвахту для вытрезвления. Когда старый рыбак-негр собрал всю свою снасть, он пригреб к берегу и торжественно демонстрировал друзьям расщепленный пулями борт своего ялика. Когда Джонни кончил школу капитаном дискуссионной команды, лучшим оратором своего класса и победителем на конкурсе сочинений, получившим приз за доклад на тему " Рузвельт - герой дня", все считали, что он должен идти в колледж. Но финансовое положение семьи не из блестящих, покачивая головой, говорил отец. Бедная миссис Мурхауз, которая хворала со времени последних родов, надолго легла в больницу на операцию. Младшие ребята круглый год болели то корью, то коклюшем, то скарлатиной, то свинкой. Очередной взнос за дом был просрочен, а мистер Мурхауз не получил к новому году ожидаемой прибавки. И вот вместо того, чтобы взять на лето временное место кладовщика на товарной станции или помогать по сбору персиков в садах возле Довера, как он это делал в прошлые годы, Джонни исколесил штаты Делавэр, Мэриленд и Пенсильванию в качестве агента по распространению книг. В сентябре он получил от своей фирмы лестную рекомендацию, в которой говорилось, что за все время существования фирмы он был первым агентом, сумевшим в короткий срок продать сто комплектов Брайантовой " Истории Соединенных Штатов". Основываясь на этом, он отправился в Западную Филадельфию и стал хлопотать о стипендии при Пенсильванском университете. Он получил ее, благополучно сдал все экзамены и поступил на первый курс, записавшись соискателем на степень бакалавра. Весь первый семестр он приезжал на занятия по сезонному билету из Уилмингтона, чтобы экономить на комнате. По субботам и воскресеньям он немного подрабатывал, принимая предварительную подписку на лекции Стоддарта. Все шло хорошо, та. Джонни был уже на втором курсе, как вдруг в одно январское утро отец поскользнулся на оледеневших ступенях станционного перрона и сломал бедро. Его положили в больницу, и начался целый ряд напастей. Мелкий адвокатишко, отец Айка Голдберга, посетил в больнице Мурхауза, ногу которого держали в лубках, и уговорил его подать иск в сто тысяч долларов, основываясь на том, что увечье получено при исполнении служебных обязанностей. Но юрисконсульты железной дороги нашли свидетелей, показавших, что Мурхауз сильно пил, а доктор, который оказал ему первую помощь, в свою очередь сказал, что, по-видимому, в день падения Мурхауз с утра был нетрезв. И вот к середине лета он вышел из больницы, ковыляя на костылях, без работы и без пенсии. Пришел конец университетскому образованию Джонни, и у него надолго осталась горькая неприязнь к спиртному и к отцу. Чтобы спасти дом, миссис Мурхауз пришлось написать своему отцу и попросить у него помощи, но тот так медлил с ответом, что банк отказал в праве выкупа просроченной закладной, да и все равно невелика была польза в ответе, потому что в заказном письме было только десять десятидолларовых кредиток, и ста долларов как раз хватило на переезд всей семьи в один из четырехквартирных стандартных домов возле товарной станции Пенсильванской железной дороги. Бен бросил школу и поступил на товарную станцию помощником кладовщика, а Джонни скрепя сердце оставил надежду на диплом бакалавра наук Пенсильванского университета и поступил в контору по продаже недвижимого имущества " Хиллард и Миллер". Мертл и мать с вечера пекли пирожки и вафли, а утром отправляли их на базар, а мистер Мурхауз сидел в больничном кресле, кляня стряпчих и суды и Пенсильванскую железную дорогу. Это был тяжелый год для Джонни Мурхауза. Ему было двадцать, он не пил и не курил, и берег себя для прекрасной девушки, на которой он женится, золотокудрой девушки в розовом муслиновом платье и с зонтиком. Он сидел в затхлой, маленькой комнатушке у " Хилларда и Миллера", регистрируя квартиры, сдаваемые внаем, комнаты с обстановкой, предназначенные к продаже земельные участки, и думал о бурской войне, о " Деятельной жизни" [89] и о способах составить состояние. Со своего места за конторкой он видел сквозь закоптелое стекло кусок улицы с однотипными домами и несколько вязов. Перед окном летом стояла конической формы проволочная мухоловка, в которой жужжали и бились пойманные мухи, а зимой маленькая решетчатая газовая грелка, которая как-то странно, по-своему, посвистывала. Сзади него за матовой стеклянной перегородкой, доходившей почти до потолка, сидели друг против друга за большой двойной конторкой мистер Хиллард и мистер Миллер, куря сигары и роясь в бумагах. Мистер Хиллард, бледный мужчина с черными, сверх меры длинными волосами, в свое время уже завоевал репутацию видного юриста по уголовным делам, но после какой-то истории, о которой в Уилмингтоне никто не вспоминал, так как это уже считалось искупленной ошибкой, он был лишен права выступать в суде. Мистер Миллер, маленький круглолицый человечек, жил со старушкой матерью. Он вынужден был заняться продажей земельных участков уже потому, что отец, умирая, не оставил ему ничего, кроме строительных пустырей, раскиданных по всему Уилмингтону и предместьям Филадельфии. Обязанности Джонни заключались в том, чтобы сидеть в приемной, быть вежливым с возможными покупателями, регистрировать продающиеся участки, отстукивать на машинке корреспонденцию фирмы, выкидывать из корзины ненужные бумаги, а из мухоловки - мертвых мух, показывать клиентам сдающиеся квартиры, продающиеся дома, участки и вообще быть полезным и приятным. Именно на этой службе он открыл, что является обладателем пары блестящих голубых глаз и что может рассчитывать на свой прямой и открытый мальчишеский вид, который привлекал всех, с кем он имел дело. Старые дамы, покупая себе дом, всегда просили, чтобы их сопровождал непременно этот премилый молодой человек, а дельцы, завернув поболтать с мистером Хиллардом иди мистером Миллером, многозначительно кивали головой и глубокомысленно говорили: " О, из этого малого будет толк". Получал он восемь долларов в неделю.
|
|||
|