ПРИЛОЖЕНИЕ 6 страница

Хейз не мог понять, почему Хокс не пускает его и не ведет себя, как подобает проповеднику, увидевшему душу, которую считает заблудшей. Он снова и снова пытался пробраться в комнату: окно, в которое можно было бы залезть, тоже заперто, шторы задернуты. Хейз хотел посмотреть, если удастся, что скрывается за темными очками Хокса.

Всякий раз, когда Хейз подходил к двери, из комнаты, которую тут же запирали, выходила девочка, и отделаться от нее уже было невозможно. Она либо спускалась с ним к машине, забиралась туда и отравляла ему поездки, либо шла в его комнату и усаживалась там. Он больше не собирался совращать ее и теперь сам пытался от нее спастись. Однажды вечером она появилась в его комнате, когда он уже лег спать. Она была в волочащейся по полу длинной ночной рубашке и несла свечу в стаканчике. Хейз проснулся, когда она уже залезала к нему в постель. Он тут же выскочил из-под одеяла на середину комнаты.

— Чего тебе нужно?

Она не ответила — только ухмылка блеснула в пламени свечи. С минуту он разглядывал ее, потом схватил стул и поднял так, словно собрался треснуть ее по голове. Девочка исчезла, помедлив лишь долю секунды. Его дверь не запиралась, так что, прежде чем снова лечь, он поставил стул под дверную ручку.

— Ничего не выходит, — сказала она, вернувшись в свою комнату. — Он чуть не прибил меня стулом.

— Через пару дней я уеду, — сказал Хокс. — Советую тебе поторопиться, если не хочешь умереть с голоду, когда меня не будет.

Он был пьян, но говорил вполне серьезно.

Все шло совсем не так, как планировал Хейз. Он проповедовал каждый вечер, но по-прежнему оставался единственным членом Церкви Без Христа. Он жаждал найти последователей, чтобы продемонстрировать слепому свою силу, но ни один человек не присоединился к его учению. Однажды последователь появился, но вскоре выяснилось, что это ошибка. Парень лет шестнадцати хотел найти себе провожатого для похода в публичный дом, в котором ни разу не был. Он знал, где находится бордель, но боялся идти туда без опытного человека. Услышав Хейза, он слонялся вокруг, дожидаясь, пока тот закончить проповедь, а потом пригласил его сходить вместе. Но когда они вышли из борделя, и Хейз предложил ему стать членом Церкви Без Христа, более того — учеником, апостолом, — мальчик извинился и сказал, что не может присоединиться к церкви, потому что он — бывший католик. Он сказал, что они только что совершили смертный грех, и если не раскаются, после смерти их ожидают вечные муки, и они никогда не увидят Бога. В борделе Хейзу понравилось гораздо меньше, чем мальчику, — зря только потерял половину вечера. Он стал кричать, что ни греха, ни Страшного суда нет, но мальчик пожал плечами и спросил, не хочет ли Хейз пойти с ним завтра опять.

Верь Хейз в молитвы, он стал бы просить небеса, чтобы те послали ученика, но молиться он не мог и просто беспокоился. И все же через два дня после случая с мальчиком ученик появился.

Вечером Хейз проповедовал перед четырьмя разными кинотеатрами и всякий раз среди слушателей замечал одно и то же улыбающееся лицо — пухлого курчавого блондина с пышными бачками. Черный костюм с серебристой полоской, сдвинутая на затылок широкополая белая шляпа и черные ботинки на босу ногу делали его похожим на проповедника, подавшегося в ковбои, или на ковбоя, ставшего могильщиком. Он не был хорош собой, и улыбка честного человека подходила к его лицу, как искусственная челюсть.

Каждый раз, когда Хейз смотрел на него, человек подмигивал.

У кинотеатра, где он проповедовал в последний раз, кроме этого человека его слушали еще трое.

— Нужна ли вам правда, люди? — вопрошал Хейз. -Единственный путь к правде лежит через богохульство, но волнует ли это вас? Вникнете вы в мои слова или уйдете прочь, как другие?

Его слушали двое мужчин и женщина, державшая на плече младенца с кошачьей мордочкой. Женщина смотрела на Хейза, словно на ярмарочного клоуна.

— Ладно, пошли, — сказала она, — он вроде закончил. Пора нам. — Она повернулась, мужчины двинулись за ней.

— Идите, — крикнул Хейз им вслед, — но помните, что правда на дороге не валяется.

Блондин сорвался с места и подмигнул Хейзу, дернув его за штанину.

— Вернитесь, люди, — крикнул блондин. — Я расскажу вам о себе.

Женщина обернулась, и он улыбнулся ей так, словно очарован ее красотой. У женщины было квадратное красное лицо; видно было, что она недавно сделала прическу.

— Жаль, нет у меня с собой гитары, — сказал незнакомец, — под хорошую музыку приятней говорить. А когда мы толкуем про Иисуса, немножко музыки не помешает, правда, друзья?

Он посмотрел на двух мужчин, будто пытался снискать их одобрение. Они были в черных костюмах и коричневых фетровых шляпах — похоже, братья, старший и младший.

— Слушайте, друзья, — сказал ученик заговорщицким тоном, — если бы вы видели меня два месяца назад, до того, как я встретил Учителя, вы бы меня не узнали. У меня не было ни одного друга. Представляете, что значит совсем не иметь друзей?

— Это значит, что никто не всадит тебе нож в спину, когда ты отвернешься, — почти не разжимая губ, произнес тот, что был постарше.

— Друг, ты сказал потрясающую вещь, — продолжал ученик. — Если бы у нас было время, я бы попросил тебя повторить это еще раз, чтобы все слышали. — Закончился сеанс, люди стали выходить из кинотеатра. — Друзья, я знаю, что вас всех интересует Пророк, — он указал на Хейза, стоявшего на автомобиле, — и если вы позволите, я расскажу вам, что он и его мысли сделали со мной. Можете не волноваться, вы все узнаете об этом — я готов говорить хоть всю ночь.

Хейз стоял недвижно, чуть наклонившись, не веря своим ушам.

— Друзья, — продолжал человек, — позвольте мне представиться. Меня зовут Онни Джей Холи; я говорю это для того, чтобы вы всегда смогли проверить, не солгал ли я. Я — проповедник, но не заставлю вас поверить чему-то, кроме того, чему вы сами верите в своем сердце. Подходите поближе, если вам не слышно. Нет, я ничего не продаю, напротив, я отдаю бесплатно!

Вокруг собиралась толпа.

— Друзья, — продолжал он, — два месяца назад я был другим человеком. У меня не было ни одного друга. Знаете ли вы, что такое не иметь друзей?

Громкий голос произнес:

— Это значит, что никто не всадит тебе в спину…

— Да, друзья, — перебил его Онни Джей Холи, — остаться без друзей — самое ужасное, что может приключиться с человеком. Так вот, это и случилось со мной. Я был готов удавиться от отчаяния. Даже моя дорогая старая мамочка не любила меня, но это не потому, что я не был добрым внутри, а потому что не знал, как проявить свою внутреннюю доброту. Человек приходит в мир, — продолжал он, простирая руки, — с доброй, полной любви душой. Младенец любит всех, друзья, его душа добра, но потом что-то происходит. Что-то происходит, друзья, вы это знаете не хуже меня. И пока ребенок растет, его доброта заметна все меньше, заботы и невзгоды омрачают ее, его доброта загнана вглубь. И вот человек становится несчастным, одиноким и больным, друзья. «Куда исчезла вся моя доброта? — вопрошает он. — Куда исчезли друзья, любившие меня? » И все время эта маленькая съежившаяся роза его доброты скрывается внутри, все ее лепестки целы, а на поверхности — лишь жуткое одиночество. Он может решить убить себя, или вас, или меня, или совсем отчаяться, — он говорил печальным гнусавым голосом, но все время улыбался, чтобы им стало ясно, что он через все прошел, преодолел все невзгоды. — Вот так было и со мною, друзья. Я знаю, о чем говорю. — Он сложил руки на груди. — Но всякий раз, когда я терял надежду и готов был удавиться или совсем отчаяться, я оставался добрым внутри, как и любой другой, я просто нуждался в том, чтобы кто-то помог мне открыть мою доброту. Мне просто нужна была помощь, друзья. И тогда я встретил Пророка. — Он указал на Хейза, стоявшего на капоте. — Два месяца назад, люди, я услышал, как он стремится помочь мне, как он проповедует Церковь Христа Без Христа, церковь, которая найдет нового иисуса, чтобы дать выход моей душевной доброте, которой вы все смогли бы наслаждаться. Это было два месяца назад, друзья, и за это время я стал новым человеком. Я люблю вас всех, люди, и хочу, чтобы вы нас выслушали и присоединились к нашей церкви, Святой Церкви Христа Без Христа, новой церкви с новым иисусом, и тогда с вами произойдет то же, что и со мной!

Хейз подался вперед:

— Этот человек лжет. Я его первый раз вижу. Два месяца назад я еще не проповедовал эту церковь, и называется она не Святая Церковь Христа Без Христа!

Оратор проигнорировал его слова, слушатели тоже. Собралось человек десять-двенадцать.

— Друзья, — сказал Онни Джей Холи, — я рад, что мы встретились с вами сейчас, а не два месяца назад, потому что тогда я не смог бы поддержать эту церковь и ее Пророка. Будь у меня гитара, я бы сказал все это лучше, но я стараюсь, как могу, и без ее помощи.

Он обворожительно улыбнулся; по его виду было ясно, что он не считает себя лучше других, даже если так оно и есть.

— А сейчас я хочу объяснить вам, друзья, почему вы можете доверять этой церкви, — продолжал он. — Во-первых, можете быть уверены, что в этой церкви нет ничего иностранного. Вам не придется верить в то, что вы не сможете понять или одобрить. Если вы что-то не понимаете, друзья, значит, это ложь, вот и все. Никаких джокеров в колоде, друзья.

— Богохульство — путь к правде, — выкрикнул Хейз, склонившись с машины, — и нет другого пути, понимаете вы это или нет.

— А сейчас, друзья, — сказал Онни Джей Холи, — я приведу вам другой довод, почему вы можете всецело доверять этому учению: оно основано на Библии. Да! Эта церковь основана на вашем собственном понимании Библии, друзья. Вы можете сесть дома и толковать Библию так, как подсказывает ваше сердце. Да, друзья. Так, как делал это Иисус. Жаль только, нет у меня с собой гитары, — посетовал он.

— Этот человек лжет, — сказал Хейз. — Я никогда раньше его не видел. Я никогда…

— Собственно, этих доводов вполне достаточно, друзья, — сказал Онни Джей Холи, — но я приведу еще один, просто, чтобы показать, что они есть. Эта церковь — современная. Ее прихожане могут быть уверены, что ничто и никто не опережает их, никто не знает того, чего не знают они, все карты на столе, друзья, и это истинная правда!

Лицо Хейза под белой шляпой исказилось от ярости, но как только он попытался снова раскрыть рот, Онни Джей Холи с изумлением указал на ребенка в голубом чепчике, сучившего ножками на плече у матери.

— Вот малыш, — сказал он, — комочек беспомощной доброты. Я знаю, друзья, вы не позволите малышу загнать свою доброту внутрь, когда он вырастет, — ведь она может остаться у всех на виду, чтобы с ним дружили и любили его. Именно поэтому я хочу, чтобы вы все присоединились к Святой Церкви Христа Без Христа. Для этого потребуется доллар, но что такое доллар? Горстка медяков! Небольшая плата за то, чтобы маленькая роза доброты, спрятанная в каждом из вас, распустилась.

— Послушайте! — вскричал Хейз. — Правда ни гроша не стоит! Вы не узнаете ее за деньги!

— Вы слышали, что говорит Пророк, друзья, — сказал Онни Джей Холи, — доллар — это совсем немного. Правда дороже всяких денег! Сейчас я попрошу всех, кто хочет присоединиться к нашей церкви, расписаться вот в этом блокноте, заплатить доллар и позволить мне пожать вам руки.

Хейз спрыгнул с автомобиля, сел в него и нажал на стартер.

— Эй! Подожди! — крикнул Онни Джей Холи. — Я еще не узнал, как зовут наших друзей!

С наступлением сумерек «эссекс» имел обыкновение барахлить. Он дергался на шесть дюймов вперед, потом на четыре назад; теперь такое повторилось несколько раз, иначе Хейз давно бы уехал. Он вцепился в руль обеими руками, чтобы не врезаться лбом в ветровое стекло или не свалиться назад. Внезапно машина тронулась, проехала футов двадцать и снова затряслась на одном месте.

Лицо Онни Джея Холи перекосилось, он схватился рукой за щеку, словно пытаясь удержать сползающую улыбку.

— Мне нужно идти, друзья, — проговорил он торопливо, — завтра вечером я буду на этом же месте, а сейчас мне нужно догнать Пророка. — Он бросился вдогонку за «эссексом», который вновь тронулся с места. Он не догнал бы его, если бы автомобиль не остановился снова через десять футов. Он вскочил на подножку, открыл дверцу и, задыхаясь, плюхнулся рядом с Хейзом.

— Друг, — сказал он, — мы потеряли десять долларов. Куда ты так рванул? — На его лице отразилась искренняя боль, хотя он продолжал смотреть на Хейза с улыбкой, обнажившей все верхние зубы и верхушки нижних.

Хейз обернулся и смотрел на улыбку до тех пор, пока она не влипла в ветровое стекло. После этого «эссекс» наконец поехал нормально. Онни Джей вынул надушенный носовой платок и некоторое время прижимал его ко рту, когда он убрал руку, улыбка снова была на месте.

— Друг, — сказал Онни Джей, — нам нужно объединиться. Когда я тебя услышал, я сразу решил: вот великий человек с великими идеями.

Хейз не реагировал.

Онни Джей глубоко вздохнул.

— Знаешь, кого ты мне напомнил, когда я тебя впервые увидел? — Он сделал паузу и продолжал ласково: — Иисуса Христа и Авраама Линкольна, друг.

От такого оскорбления Хейз окаменел.

— Неправда, — произнес он едва слышно.

— Друг, как ты можешь так говорить? — изумился Онни Джей. — Я ведь не зря три года вел по радио семейную религиозную программу. Может, ты слышал, она называлась «Спасение души — четверть часа Чувств, Мелодий и Раздумий»? Я настоящий проповедник.

Хейз остановил машину.

— Вылазь, — сказал он.

— Почему, друг? — воскликнул Онни Джей. — Как ты можешь так говорить? Я действительно проповедник и радиозвезда.

— Вылазь. — Хейз перегнулся и распахнул дверцу.

— Не думал я, что ты можешь так обращаться с другом, — сказал Онни Джей. — Я всего лишь хотел спросить про этого нового иисуса.

— Пошел вон!

Хейз стал спихивать его с сиденья. Когда Онни Джей очутился на самом краю, Хейз сильным пинком вышиб его из машины на дорогу.

— Я никогда не думал, что друг может так со мной обращаться, — сказал Онни Джей. Хейз скинул его ногу с подножки и захлопнул дверцу. Он нажал на стартер, но в ответ послышался невнятный шум, словно кто-то полоскал горло без воды. Онни Джей поднялся с тротуара и склонился к окну: — Может, объяснишь мне, где этот новый иисус, про которого ты говорил?

Хейз несколько раз нажимал ногой на стартер, но совершенно безрезультатно.

— Прикрой заслонку, — посоветовал Онни Джей, забираясь на подножку.

— Нет у меня никакой заслонки! — рявкнул Хейз.

— Может, бензина перекачал, — сказал Онни Джей. — Пока есть время, мы с тобой можем поговорить о Святой Церкви Христа Без Христа.

— Моя церковь — Церковь Без Христа, — ответил Хейз, — и говорить мне с тобой не о чем.

— Какая разница, сколько Христов в названии, смысл от этого не меняется, — продолжал Онни Джей проникновенно. — Тебе надо бы меня послушать, я в этом деле специалист. Я — артист в своем роде. Если хочешь заниматься религией, это надо подавать по-доброму. У тебя хорошие идеи, тебе просто нужен напарник-артист.

Хейз нажал на газ, потом на стартер, потом снова на стартер и на газ. Автомобиль не тронулся с места. На улице не было ни души.

— Можем подтолкнуть его на обочину, — предложил Опии Джей.

— Мне твоя помощь не нужна, — сказал Хейз.

— Слушай, друг, я, в самом деле, хотел бы поглядеть на этого нового иисуса, — сказал Онни Джей. — Никогда не встречался с такой любопытной идеей. Осталось только добавить немножко рекламы.

Хейз попробовал запустить машину, навалившись всей грудью на руль, но из этого ничего не вышло. Тогда он вылез и начал толкать автомобиль на обочину. Онни Джей присоединился к нему.

— Собственно говоря, я и сам подумывал насчет нового иисуса, — заметил он. — Новый был бы посовременнее. А где ты его держишь, друг? — продолжал он. — Это кто-то из твоих знакомых? Мне бы очень хотелось встретиться с ним и послушать, какие у него идеи.

Они прикатили машину на парковку. Закрыть ее не было возможности. Хейз опасался, что, если он оставит автомобиль на ночь так далеко от дома, его могут украсть. Оставалось только ночевать внутри. Он забрался назад и задернул занавески с бахромой. Голова Онни Джея все еще торчала в окне.

— Ты можешь не бояться, что я познакомлюсь с новым иисусом и отстраню тебя от дел, — сказал он. — Это мне нужно просто для поддержания духа.

Хейз убрал насест и развернул тюфяк. Сзади, на полке под овальным окном, он хранил подушку, армейское одеяло, походную плитку и кофейник.

— Я даже с удовольствием заплачу тебе немного, чтобы посмотреть на него, — предложил Онни Джей.

— Послушай, — сказал Хейз. — Убирайся вон. Мне не о чем с тобой говорить. Ист никакого нового иисуса. Это просто такой оборот речи.

Улыбка почти сползла с лица Онни Джея.

— Что ты имеешь в виду?

— Нет такой вещи или человека, — сказал Хейз. — Это просто так говорится. — Он стал запирать дверцу, не обращая внимания на голову Онни Джея, торчащую в окне. — Не существует его, понял?

— Вот вечно так с вами, интюллехтуалами, — пробормотал Онни Джей. — Вечно треплете языком о том, чего у вас нет.

— Убери голову из окна, Холи, — сказал Хейз.

— Меня зовут Гувер Шотс, — рявкнул тот. — Я сразу, как тебя увидел, понял, что ты просто шарлатан.

Хейз приоткрыл дверь, чтобы ее захлопнуть, Гувер Шотс убрал голову, но забыл про большой палец. Раздался вой, способный разорвать даже самую черствую душу. Хейз открыл дверь, освободил палец и снова захлопнул. Он опустил занавески и улегся сзади на армейском одеяле. Слышно было, как на улице прыгает и воет Гувер Шотс. Вопли постепенно утихли, Хейз услышал шаги, и страстный, задыхающийся голос донесся сквозь железо.

— Ты просчитался, друг. Я тебя выброшу из дела. Я сам достану нового иисуса и за гроши найму Пророков, слышишь? Ты слышишь меня, друг?

Хейз не ответил.

— Завтра вечером я начну проповедовать. Небольшая конкуренция тебе не помешает. Слышишь меня, друг?

Хейз привстал, перегнулся через спинку сиденья и надавил на клаксон. Раздался пронзительный звук, похожий на козлиный смех, прерванный бензопилой. Гувер Шотс отскочил, словно его хватило током.

— Ну ладно, — крикнул он издали дрожащим голосом, — не волнуйся, ты еще обо мне услышишь. — И зашагал прочь по тихой улице.

Хейз пролежал в машине с час, и ему приснился кошмарный сон о том, что его похоронили заживо. Он не ждал Страшного суда; поскольку никакого Страшного суда нет, он ничего не ждал. Через овальное стекло машины на него смотрело множество глаз — некоторые с относительным уважением, как тот мальчишка из зоопарка, другие — с бесстрастным любопытством. Три женщины с бумажными пакетами в руках придирчиво разглядывали его, словно он был чем-то вроде куска рыбы на витрине, но вскоре они исчезли. Заглянул мужчина в соломенной шляпе, приложил к носу ладонь и помахал пальцами. Остановилась женщина с двумя мальчиками и усмехнулась. Потом дети куда-то пропали, а она стала жестами показывать, что хотела бы залезть внутрь и составить ему компанию, но не смогла пробиться через стекло и тоже исчезла. Все это время Хейз хотел выбраться из заточения, но, поскольку пытаться не было смысла, он вообще не шевелился. Он ждал, что за овальным окошком появится Хокс с гаечным ключом, но слепой так и не пришел.

В конце концов ему удалось стряхнуть кошмар и проснуться. Он думал, что уже утро, но была всего лишь полночь. Он пересел на водительское место, надавил на стартер, и «эссекс» тронулся, как ни в чем не бывало. Хейз доехал до дома и, вместо того чтобы пойти в свою комнату, остановился у двери слепого. Наклонился к замочной скважине, услышал храп, попытался тихонько приоткрыть дверь, но она не поддавалась.

И тут впервые у него возникла мысль взломать замок. Хейз обшарил карманы, отыскал кусочек проволоки, которым иногда пользовался, как зубочисткой. В холле царил полумрак, но все же света было достаточно; встав на колени, он засунул проволоку в скважину, стараясь не шуметь.

После пятой или шестой попытки замок легонько щелкнул. Дрожа, Хейз открыл дверь. Он тяжело дышал, сердце колотилось в груди так, словно он бежал сюда всю дорогу. Когда глаза привыкли к темноте, он двинулся к изголовью железной кровати. Голова Хокса свешивалась с края постели. Хейз присел на корточки, зажег спичку и поднес к его лицу. Хокс проснулся. Две пары глаз смотрели друг на друга, пока не погасла спичка; казалось, лицо Хейза открылось в пустоту еще более глубокую, поймало какое-то отражение и тут же закрылось вновь.

— А теперь уходи, — глухо сказал Хокс. — Оставь меня в покое.

Он ткнул кулаком в нависшее над ним лицо, но попал в пустоту. Пятно под белой шляпой отодвинулось и тут же исчезло.

ГЛАВА 10

На следующий вечер Хейз остановил «эссекс» перед кинотеатром «Одеон», забрался на капот и качал проповедовать.

— Я расскажу вам о своих принципах и принципах этой церкви! — воззвал он. — Остановитесь на минуту и выслушайте правду, которую вы нигде больше не услышите.

Он стоял, склонившись и выгнув руку невыразительной дугой. Остановились две женщины и мальчик.

— Я проповедую, что есть много разных правд, ваша правда, моя, чья-то еще, и за всеми скрывается одна-единственная правда: и она в том, что правды не существует, — возвестил он. — Нет никакой правды за всеми правдами — вот что говорю я и говорит моя церковь! Место, откуда вы пришли, исчезло, вы никогда не попадете туда, где хотели бы оказаться, а то место, где вы сейчас, понравится вам только, когда вы его покинете. Где же ваше место? Нет такого! Никто, кроме вас самих, не укажет вам, где быть, — продолжал он. — Вам незачем вглядываться в небеса, они никогда не разверзнутся, и ничего не откроется за ними. Вам незачем искать дыру в земле и всматриваться вглубь. Вы не можете проникнуть ни во времена ваших отцов, ни во времена ваших детей, если они у вас есть. Вам доступно только то, что сейчас у вас внутри. Если было Грехопадение — смотрите туда; если было Искупление — смотрите туда, если вы ждете Страшного суда — тоже смотрите туда, потому что все это должно быть в вашем времени и в вашем теле, а где же в вашем времени и вашем теле может оно быть? Где в вашем времени и в вашем теле Иисус искупил ваши грехи? — вскричал он. — Покажите мне это место, ибо я его не вижу. Если есть место, где Иисус искупил ваши грехи, то вам и нужно быть там, но кто из вас сумеет его отыскать?

Еще три человека вышли из «Одеона», двое остановились послушать.

— Кто это сказал, что у вас существует совесть? — крикнул он, напряженно вглядываясь в слушателей, словно пытаясь по запаху определить, кто именно так считает. — Ваша совесть — выдумка, но если вы полагаете, что она есть, вам лучше выследить ее и убить, потому что она не больше, чем ваше отражение в зеркале или ваша тень.

Он проповедовал с таким воодушевлением, что не заметил, как мимо в поисках парковки три раза проехал большой мышиного цвета автомобиль, в котором сидели два человека. Он не заметил, что автомобиль остановился неподалеку, на месте только что отъехавшей машины, и не видел, как из него вышли Гувер Шотс и человек в ярко-голубом костюме и белой шляпе. Но вскоре Хейз взглянул в ту сторону и увидел человека в голубом костюме и белой шляпе, стоящего на капоте автомобиля. Хейза поразило, каким изможденным выглядит его двойник, и он даже прервал проповедь. Таким он себя представить не мог. У человека, на которого он смотрел, были впалая грудь и длинная шея, руки он держал по швам и стоял, точно ожидая какого-то сигнала и опасаясь его пропустить.

Гувер Шотс ходил по тротуару перед автомобилем, перебирая струны гитары.

— Друзья, — зазывал он, — хочу представить вам Настоящего Пророка; послушайте, что он скажет. Уверен, его слова сделают вас такими же счастливыми, каким стал я!

Если бы Хейз смотрел на Гувера, его бы удивило, каким счастливым тот выглядит, но взгляд Хейза был прикован к фигуре на автомобиле. Он спрыгнул с машины и подошел поближе, не отрывая глаз от зыбкого силуэта. Гувер Шотс простер руки, и человек внезапно закричал нараспев гнусавым голосом:

— Неискупленные сами искупят свои грехи, грядет новый иисус! Ждите чуда! Вы спасетесь в Святой Церкви Христа Без Христа!

Затем снова повторил то же самое точно таким же тоном, только быстрее. А потом стал кашлять. Это был громкий чахоточный кашель, зарождавшийся где-то глубоко в груди и завершающийся протяжным всхлипом. Потом он сплюнул чем-то белым.

Хейз встал рядом с толстой женщиной; та обернулась, оглядела его, потом перевела взгляд на Настоящего Пророка. Поразмыслив, она подтолкнула Хейза локтем и хихикнула:

— Вы с ним что — близнецы?

— Если не выследить и не уничтожить, уничтожат вас, — ответил Хейз.

— А? Кто? — спросила она.

Он отвернулся и зашагал прочь, а женщина смотрела, как он садится в машину и отъезжает.

— Он не в своем уме. — Она тронула за локоть стоявшего рядом мужчину. — Впервые вижу близнецов, которые выслеживают друг друга.

Вернувшись домой, Хейз обнаружил в своей постели Шабаш Хокс. Она съежилась на кровати, обхватив одной рукой колени, а другой вцепившись в простыню, словно собиралась на ней повеситься. Хейз сел на кровать, не удостоив девочку взглядом.

— Я не уйду, даже если ты ударишь меня столом, — сказала она. — Не уйду. Мне некуда идти. Он бросил меня, и это ты его прогнал. Я видела вчера ночью, как ты зашел и поднес ему спичку к лицу. Думала, и так легко понять, кто он такой, без всякой спички. Он просто жулик. Даже не крупный жулик, а так, мелочь; когда ему надоедает всех обманывать, он просто побирается на улице.

Хейз наклонился и стал развязывать ботинки. Это были старые армейские башмаки, которые он выкрасил в черный цвет, чтобы они потеряли казенный вид. Он снял ботинки и снова сел. Девочка с опаской смотрела на него.

— Будешь меня бить или нет? — спросила она. — Если будешь, давай сразу, потому что я не уйду. Мне некуда идти. — По Хейзу не было заметно, что он собирается кого-то бить; казалось, он решил не трогаться с места до самой смерти. — Послушай, — продолжала она другим тоном, — как только я увидела тебя, я сказала себе: вот что мне нужно. Ты увидела карие глаза и рехнулась, девочка! Не важно, что взгляд у него такой невинный, он порочен до глубины души, как я. Одна разница: я хочу такой быть, а он нет. Вот именно! Я хочу быть такой и могу научить, чтобы и тебе понравилось. Хочешь узнать, как это здорово?

Он обернулся и увидел за спиной худенькое личико с большими зелеными глазами.

— Да, — произнес он все с тем же каменным видом, — хочу. — Он поднялся, снял пиджак, брюки и кальсоны, сложил одежду на стуле. Потом выключил свет, снова сея в постель и стянул носки. У него были большие белые и влажные ступни, он сидел и смотрел на их очертания на полу.

— Иди ко мне! Скорее! — Она толкнула его в спину коленом.

Он расстегнул рубашку, снял, вытер ею лицо и бросил на пол. Потом засунул ноги под одеяло и посидел так, словно пытаясь что-то вспомнить.

Девочка очень часто дышала.

— Снимай же шляпу, царь зверей, — сказала она сердито. Потянулась к шляпе, сдернула и отшвырнула во тьму.

ГЛАВА 11

На следующий день, около полудня, по переулкам, стараясь держаться ближе к стенам домов, быстро шел человек в черном плаще и низко надвинутой на глаза шляпе. Поля

ее были опущены и касались воротника плаща. В одной руке он нес газетный сверток величиной с младенца, в другой — темный зонтик, поскольку непредсказуемые небеса были угрюмо серы, точно загривок старого козла. Он был в темных очках, а о черной бороде зоркий наблюдатель мог бы сказать, что она фальшивая и прикреплена к шляпе с двух сторон булавками. Зонтик постоянно выскальзывал у него из рук и цеплялся за ноги, словно пытался удержать его на месте.

Он не прошел и половины квартала, как по тротуару застучали крупные грязные капли, а из небес донеслось гадкое рычание. Он кинулся бегом, сжимая в одной руке сверток, а в другой зонт. Обрушившийся ливень сбивал с ног, и он юркнул между двумя витринами в подъезд закусочной, отделанный синей и белой плиткой. Человек чуть опустил черные очки. Бесцветные глаза, показавшиеся над оправой, принадлежали Еноху Эмери. Енох шел к Хейзелу Моутсу.

Он не знал, где живет Хейзел, но инстинкт безошибочно подсказывал дорогу. В свертке скрывалось то, что Енох показывал Хейзелу в музее. Он украл эту штуку накануне.

Он заранее выкрасил лицо и руки коричневой ваксой, в надежде сойти за черномазого, если его заметят. Потом пробрался в музей, миновав спящего сторожа, разбил витрину гаечным ключом, который одолжил у хозяйки квартиры; дрожа и обливаясь потом, вытащил скорченного человечка и запихал в бумажный пакет. Когда он выходил из музея, сторож по-прежнему спал. На улице Енох решил, что раз никто не видел его в обличье цветного, подозрение сразу же падет на него, так что нужна дополнительная маскировка. Так появились черные очки и борода.

Вернувшись к себе, он вытащил нового иисуса из пакета и, не осмеливаясь на него смотреть, уложил в позолоченный ящик, а сам присел в ожидании на краешек кровати. Он ждал, что должно что-то случиться, но что именно — не знал. Он не сомневался, что нечто произойдет, весь его организм ожидал этого момента. Он был уверен, что это будет одно из главных событий его жизни, и все же даже смутно не представлял, что это может быть. Ему казалось, что после этого он станет совершенно новым человеком — даже лучше, чем сейчас. Так он просидел почти четверть часа, но ничего не случилось.