ПОСЛЕ НАЧАЛА 8 страница

Я отдыхаю на узловатой ветке между небом и землей. В небольших темных углублениях в дереве стоит вода. И достаточно пищи: голубые яйца в красивых круглых гнездах, красные ягоды на колючих кустах, пчелиные соты, полные меда.

Во всем царит человек. Здесь он находит силу. Здесь родятся хорошие сны.

Здесь не нужно думать, анализировать. Достаточно чувствовать и быть.

Здесь он — не одинок, он часть всего, что его окружает. Он соучаствует в гармонии неба, цветущей земли и высоких деревьев. Он принадлежит текущим с высоких гор хрустальным рекам, оранжево-красному костру, согревающему ночь, и шепчущему в колышущейся траве ветру.

Я люблю эту землю и благодарен за то, что она мне подарена.

* * *

Солнце и луна вместе создали мердози и подарили им Валонку.

Сон?

Я мужчина, а мужчина половину своей жизни проводит с открытыми глазами, а другую половину — в снах. И то, и другое тесно связано.

Мужчина не может жить без снов; и сон тоже не может существовать, если его некому пережить.

Как прекрасно увидеть сон и освежиться им. В снах мудрость. Мои сны говорят мне правду и объясняют, чего я желаю на самом деле.

Иногда, конечно, сны мне не совсем ясны, но они должны быть истолкованы.

Есть мердози, которые очень ловки в толковании снов. Дважды в год мы видим сны все вместе…

Менять в этом что-либо опасно. Если не придерживаться старого образа жизни, сны начинают путаться, и уже не знаешь, что истинно, а что ложно.

Умнее всего принимать мир таким, каким он нам дан. Наша жизнь всегда была приятной.

Все же…

Иногда сны странны. Есть сны-желания, рассказывающие о незнакомых землях.

Есть беспокойные сны, после которых мужчина несчастен и чувствует, что ему чего-TQ не хватает.

На такие сны лучше не обращать внимания.

Лучше всего оставить все, как было, всегда и навеки.

Не спрашивай меня…

* * *

Я — юноша.

Я жил в деревне с женщинами и стариками и играл у реки. Я рассказывал взрослым не все свои сны, так как стыдился их. Мне кажется, я был счастлив, но иногда бывает время…

Я видел, как в деревню приходили мужчины, и чувствовал висевшее в воздухе напряжение. Иногда я наблюдал…

Я видел, как мужчины опять уходили в большой лес, и я так желал уйти вместе с ними.

Пришло и мое время! Я уже почти мужчина.

Они разожгут на краю скалы над рекой большой костер и соберут там нас — четырех юношей и четырех девушек. Мы будем вместе пить, а старшие будут читать мои мысли. Надеюсь, они увидят не все!

Когда мы станем взрослыми, нас приведут к «месту», четырех юношей и четырех девушек, и оставят нас там одних до тех пор, пока мы уже не будем юношами и девушками.

Ренна видела меня во сне. Я это знаю, она сама рассказывала мне об этом.

Я едва могу дождаться!

Я хочу стать мужчиной!

Позднее, намного позднее я смогу уйти в большой лес и подыскать себе дерево…

* * *

Я вижу это.

Я пришел с неба в шаре из металла, который приземлился на поляне. Я выхожу наружу на воздух Валонки. Мне хочется чихнуть.

Какой же я странный с моими короткими руками, в смешной одежде и с ружьем в руках! Я прячусь, полный недоумения. Мой разум холоден.

Я — чужак.

Я иду в лес, не глядя вверх, на крышу мира. Голова моя полна планов, проектов, мыслей.

Я — другой.

Я иду к мердози. Я — что-то новое для них, что-то незнакомое и опасное.

Чего я хочу — с моим холодным, закрытым разумом?

Чего я хочу добиться своими словами — словами, которые не более, чем просто слова?

Я — изменение.

Они должны меня бояться. Они не могут доверять мне.

Но я иду, иду, иду…

Уходи, уходи!

Я иду, я иду…

* * *

Стук.

— Кто там?

ТЕМНОТА!

ГЛАВА 18

Монт Стюарт открыл глаза.

Сначала он растерялся, потом почувствовал под собой что-то твердое, дотянулся туда рукой и коснулся скалы. Он сел и прищурил глаза. Его мутило, он чувствовал слабость. Справа виднелось что-то яркое…

Конечно! Он был в одной из деревенских пещер. Во время допроса он потерял сознание…

Монт внезапно разом вспомнил все.

Он вскочил, подбежал к выходу из пещеры и выглянул. Деревня вокруг лежала во сне, странно прекрасная в первом бледном утреннем свете. Бормотал серебристый водопад, стеклянной лентой извивалась река.

Он был на границе дня и ночи.

И не чувствовал ни страха, ни забот, ни неуверенности. Ему уже не нужно задавать вопросы.

Он знал!

Не заглянул ли он в их души, как они в его? Теперь он знал решение мердози так же хорошо, как они сами.

Он был свободен.,

Более того: он выиграл — выиграл для себя их всех.

Он был удивлен таким исходом, хотя сейчас это казалось само собой разумеющимся. Он был удивлен и горд. Горд за себя, за свой народ, горд за мердози. И был благодарен за такое подтверждение небесполезности своей жизни.

Всю свою жизнь он был убежден, что между людьми всегда возможно взаимопонимание. Многим ли людям было суждено получить такое драматическое подтверждение всему тому, чему они всю свою жизнь учили и во что верили?

Участь?

Непросто было решить вопрос, «виновен или невиновен». Что такое преступление? Что такое закон?

Это вопрос точки зрения.

Мердози признали в нем мужчину, человеческое существо, которое нельзя назвать ни совсем злым, ни совсем хорошим. Но они знали и эту разницу и принимали ее во внимание.

Может быть, для них было бы лучше никогда не знать землян. Но земляне пришли, и мердози решились признать этот факт.

Они любили свой мир таким, каким он был, но у них хватало ума признать, что и сами они ни в коем случае не совершенны. Им тоже нужно еще многому учиться — так же, как людям. Это будет стоить времени, но они были готовы попытаться. Они не знали, куда может привести их новый путь, но если этим путем идут все люди, он должен быть правильным.

Монт долго стоял, ожидая нового дня, и наблюдал, как одна за другой бледнеют звезды.

Мердози заглянули ему в сердце и душу и поверили ему. Но как будет с его собственным народом? Что он сделает с Валонкой в ближайшие годы? Может ли он доверять людям Земли?

Если мердози доверяли другим — надо ли тогда сомневаться ему?

Впереди еще столько работы!

Он спустился по тропинке на дно каньона, оставив позади себя спящую деревню. Ему не надо рассказывать им, куда он идет и зачем — они уже знают.

Монт зашагал вдоль бормочущей реки.

И когда большое белое солнце вспыхнуло за горами, он исчез среди деревьев.

* * *

Далеко за полдень он добрался до маленькой поляны. Разорванные палатки еще стояли. Блестящие шлемы скафандров еще лежали там, где были брошены. На месте костра валялись обугленные поленья.

Несмотря на жару, Монт дрожал. Он был здесь не один; он был окружен внимательными глазами, глазами живых и глазами мертвых. Им овладели два разных вида воспоминаний — его личных и мердози.

Он был исследователем, ступившим на чужую незнакомую землю, и одновременно туземцем, наблюдавшим за этим исследованием, боявшимся его и размышлявшим о нем.

Монт присел на камень и уронил подбородок на ладони. Проблема была той же, что прежде — завязать отношения с чужим народом. Только раньше другим народом были мердози, а теперь это его собственный народ

Его народ…

Его охватил приступ тоски по родине, сильнее, чем когда-либо раньше. Здесь был не его мир, и этот мир никогда им не станет. Он желал знакомых ландшафтов, хотел солнца, а не этой белой печи в небе.

Он сделал свое дело — или еще нет? Они не могут требовать от него большего. Ему нужно только вызвать космический корабль и лететь домой.

Домой — самое прекрасное слово в любом языке! Опять увидеть блестящие снега Скалистых гор, горные луга весной, книги на стенах его рабочего кабинета. Выпить чашку дымящегося кофе, спать в своей постели, вести умные мужские разговоры! А кто позаботится о цветах, что посадила Луиза?

Но это еще не все. Он стал бы знаменитым, великим человеком, героем, ему завидовали бы, как первому в своей области.

Монт встал, набил трубку и принялся за работу. Он немного поправил опустошенные палатки, развел костер и приготовил завтрак. Потом настроил диктофон и углубился в раздумья.

То, что он сейчас надиктует, было самой важной работой всей его жизни, может быть, самым важным из всего, что когда-либо диктовалось или записывалось.

Он попытался вспомнить людей, которых ему надо убедить своими, возможно, недостаточно вескими доводами. Адмирал Йорк — не тот человек, которого легко убедить. Том Стейн и Дженис — их воспоминания о мердози были вовсе не приятными. Дон Кинг, циник, который вряд ли поверит снам. Марк Хейдельман. Генеральный секретарь.

Кроме них были многие другие — политики, газетчики, эксперты.

Что он сам подумал бы о мердози, если бы никогда не был на Сириусе-IХ?

Монт представил, как он сидит в своем рабочем кабинете, чистый и ухоженный, со скептическим взором. К нему врывается студент, весь переполненный удивительной историей о мердози. Он почти услышал сарказм своего комментария.

Снаружи стемнело, он включил лампу и без всякого выражения уставился на диктофон. Как ему изложить свои переживания, чтобы его не приняли за идиота, за романтического глупца? Как сделать понятным размер жертвы, что принесли мердози, приняв чужаков? Как сделать понятными меньшие жертвы, что должен принести народ: сдержанность, ум, скромность?

Он мог рассказать свою историю только с максимальным мастерством и надеяться, что правда пробьет себе дорогу и убедит.

Это была очень простая история.

В ней нет никаких сверхлюдей, никаких зверских дикарей, никаких чудовищ.

Были только люди, которые выбрали себе немного другой жизненный путь, человеческие существа, в чем-то более, а в чем-то менее ушедшие вперед, и которые не были ни лучше, ни хуже.

Он считал это хорошей историей, историей обещания, историей начала. Но написать ее конец он не мог. Это сделают другие люди на Земле.

Монт принялся диктовать.

* * *

На эту работу ушло два дня.

Потом он осторожно положил запись на складной столик рядом с диктофоном. Свою измятую записную книжку он положил сверху.

Он ничего не скрыл, не утаил.

Монт дождался часа, в течение которого шар-разведчик ежедневно был готов к его вызову, и вызвал его.

Он говорил быстро, объясняя Эсу, что он сделал и где лежит материал, что он намерен делать сейчас и что он здоров.

В заключение он выразил несколько просьб: табак, пищу, одежду, и отключился, не дожидаясь ответа. Он бы не вынес звука знакомого голоса Эса — слишком он напоминал бы о родине.

Ему пока нельзя домой. Пока.

Возможно, он вообще не вернется домой.

Если он вернется на корабль, адмирал Йорк никогда не разрешит ему снова уйти на Валонку. Монт знал, что тогда будет нетрудно убедить его в том, что он сделал свою работу и ничего больше не нужно.

При этом его работа еще вообще не начиналась. Он только-только начал. Недостаточно поверхностно подружиться с народом. Нужно создать мост симпатии, настоящей дружбы и настоящего взаимопонимания. Этим мостом должен стать он сам. Больше никого не было.

Однажды корабль с Земли вернется.

К тому времени он должен быть готов.

Монт переоделся и набил карманы табаком. Больше ничего он с собой не взял. Он вышел из палатки, пересек поляну и вошел в лес.

Ни разу не оглянувшись назад.

Меж ветвей тут и там были открытые места, сквозь которые можно было видеть голубое небо, но он избегал смотреть вверх. Он не хотел увидеть спускающийся шар-разведчик. Не хотел вспоминать о большом корабле — его единственной связи с родиной.

Он шел к пустому дереву, где ждал его Вольмэй. Им надо просмотреть много снов.

ПОСЛЕ НАЧАЛА

Прошло четыре года.

Четыре долгих, деятельных года. Хотя Монт полностью погрузился в одну культуру, он все же представлял, что в это время происходит в другой. Кораблю понадобится одиннадцать месяцев, чтобы добраться до Земли. Обратный полет займет еще одиннадцать месяцев. Значит, у людей Земли было два года и несколько месяцев, чтобы сделать выводы.

К каким же выводам они пришли и каким способом?

Статьями, расчетами или открытыми дебатами? Или тайными совещаниями ООН?

Ну — и это не играло большой роли.

Определенно было одно — люди с Земли должны вернуться.

Как они вернутся и с какими намерениями…

В этом все дело, и это была проблема, которая много дней и ночей не давала Монту покоя.

Странными были эти четыре года. С одной стороны, напряжение и возбуждение исследователя новой, незнакомой культуры. Теперь он понимал настроение людей, первыми увидевших руины городов майя, скрытые гробницы Древнего Египта, эскимосских шаманов. С другой стороны, одиночество, совершенно особая форма одиночества, которую ощущает человек, полностью отрезанный от своих соплеменников. Он никогда не сможет полностью принадлежать мердози, он мечтал о Земле, хотя уже не был в полной мере землянином.

Всякая перемена тяжела.

Он нашел новых друзей и среди них самым примечательным был Вольмэй. Но Монту все равно не хватало его старых друзей, мужчин и женщин, среди которых он проводил свою жизнь раньше. Потеря Луизы все еще причиняла сильную боль.

Может быть, он состарился, вошел в тот возраст, когда человек ищет связь со своим прошлым, хочет замкнуть круг жизни.

Но и тяжелый кризис был позади.

Теперь он удивлялся тому, что не думал об этом раньше. Кризис был неотделим от его положения. Когда мердози проверяли его разум, его душу, они увидели там больше, чем его личность, его характер и характер народа. Они увидели возможность своего собственного разрушения и новый вид познания.

Орудия труда и оружие всегда были для них признаком слабости. Но, столкнувшись с землянами, они не могли не осознать своих собственных слабостей. Они поняли преимущества, даваемые оружием — точно так же, как Монт понял преимущества техники чтения мыслей и передачи чувств. Если объединить и то, и другое, можно овладеть такой силой, больше которой и желать невозможно.

Некоторые из молодых мердози начали экспериментировать. С помощью своего разума и знаний, они были в состоянии мгновенно перепрыгнуть через тысячелетия развития. Конечно, они не могли строить ракеты с атомными боеголовками — Монт и сам не мог этого. Но ведь и лук со стрелами был оружием.

Это делало положение намного критичнее. Стрела могла убивать так же, как пуля или бомба. А смерть вызывает жажду мести. Если бы до этого дошло, жизнь Монта была бы умалена до печальной шутки.

Четыре странных и полных забот года…

Со смешанными чувствами Монт весенним днем наблюдал появление космического корабля.

Гигантский корабль, казалось, заполнил небо, закрыв солнце и не делал никаких попыток стать невидимым.

Демонстрация силы?

От корабля-матки отделялись посадочные шары и спускались вниз. Монт насчитал двадцать. Они сверкали на солнце как губительные металлические пузыри.

Вот они приземлились.

Монт подавленно смотрел, как начали выходить солдаты.

* * *

Они построились рядами, как игрушечные солдатики на параде. Позади них стояли шестеро мужчин в гражданском. По крайней мере, хоть это обнадеживает, подумал Монт. Он многое отдал бы за хороший бинокль.

Вольмэй, как всегда, устало улыбнулся.

— Они пришли освободить тебя от чудовищ, мой друг.

— Выглядит похоже.

— Что будем делать?

— Поговори с остальными, Вольмэй, и скажи им, чтобы они вели себя спокойно и набрались терпения. Объясни им, что это какое-то недоразумение.

— Я это и собираюсь сделать. А ты?

Монт пожал плечами.

— Если у них твердые намерения, то я сдамся и позволю им освободить меня.

— Один?

— Мне кажется, так будет лучше.

— А они выслушают, что ты им собираешься рассказать?

— Выслушают. Если у них нет приказа немедленно стрелять, как только они что-нибудь увидят.

— Будь осторожным.

— Да.

— Всего хорошего. Мы будем ждать.

Монт сунул в зубы пустую трубку, вышел из-под защиты леса и направился к солдатам.

* * *

Солдаты увидели его и остались стоять щитом перед шестерыми гражданскими.

Монт упер руки в бока, глубоко вздохнул и посмотрел на них сверху вниз — сам оборванный, худой, бородатый, с ледяным взором.

— Освободите территорию! — сказал он.

Один из солдат чихнул.

Вперед вышел полковник.

— Будьте разумны, сэр! Вы проделали массу работы. Но у нас приказ, который…

— Великолепно! — Монт разозлился еще сильнее. — Если мне позволено сказать, полковник: мы обойдемся здесь без ваших слонов в посудной лавке. Мердози — там, в лесу, и они наблюдают за каждым движением. Они настроены дружественно, и даже больше — они нам доверяют. Поэтому вы должны приказать вашим солдатам убраться.

Офицер покраснел, изо всех сил стараясь сохранить позу и достоинство, но все же неожиданно чихнул.

— У меня приказ…

— Минутку, пожалуйста! — Сквозь строй солдат протолкался высокий гражданский. Волосы его были более седыми, чем помнил Монт, но улыбчивый взгляд не изменился. — Монт, это в самом деле ты?

— Боб! — Монт захохотал и ударил его по плечу. — Боб Коттен! Последний раз я видел тебя…

— На конгрессе в Денвере, верно? Давно! Мужик, ты похож на призрака! Что они с тобой сделали?

— Какое у тебя тут задание, Боб?

Боб Коттен ухмыльнулся,

— Ну… я новый шеф-антрополог для контактов с туземцами. ’Рак сказать, твой наследник.

— Пост можешь занять. Парень, я рад тебя видеть! Ты не можешь убрать отсюда эту проклятую армию? Все в порядке, если только ваши солдаты ничего не натворят.

— Ты в этом уверен?

— Да. Хочешь иметь в трех экземплярах за моей подписью?

— Необязательно! Мне достаточно твоего слова. Но тебе еще придется поговорить с важными чинами.

— Кого ты еще притащил? Генерального секретаря?

— Не его самого. Он прислал пять человек комиссии. Они получили высокопарное название — Комиссия Внеземных Связей — но вполне в порядке. По человеку из Соединенных Штатов, России, Англии, Китая и Индии. Они не доставят тебе хлопот, если ты разумно поговоришь с ними. Но из-за того, что здесь случилось, я, понятным образом, не хочу снова рисковать.

— Я же сказал тебе, что все в порядке! — Монт повернулся к офицеру. — Если полковник будет так добр, чтобы отодвинуть свое войско немного назад…

Офицер протянул руку.

— Конечно, сэр! Я рад, что мы нашли вас, доктор Стюарт! Монт взял его руку и пожал.

— Я сожалею, что был так резок, полковник. Приглашаю вас за это на выпивку.

Полковник улыбнулся и, не удержавшись, опять чихнул.

— Да, мне это понадобится.

Боб Коттен повел его к пятерым ожидавшим мужчинам.

Они улыбнулись ему.

Монт почувствовал, будто с его плеч сняли тяжелый груз, и едва не заплакал от радости.

Теперь все будет хорошо.

* * *

Позднее, тем же вечером, состоялась первая встреча двух групп, как раз на той поляне — недалеко от дерева Вольмэя.

Внешне это была не слишком драматическая встреча. Но на самом деле, подумал Монт, в двух мирах были только два человека которые могли до самого конца оценить то ужасное, что здесь произошло.

Одним из них был он сам.

Вольмэй был другим.

Теперь они стояли бок о бок и наслаждались представлением. Оба вынуждены были подумать о другой встрече, которая так живо стояла перед их глазами, как будто случилась только вчера, и которая — если посмотреть с другой стороны — была в прошлом на целый век.

Вольмэй стоял там, застыв от страха. Монт подходил к нему с куском мяса в одной руке и ягодами в другой.

— Монт, — сказал он тогда и показал на себя.

Теперь все было так просто.

Монт привел Боба Коттена и комиссию ООН к поляне. Они были не вооружены и без солдат. Люди мердози ждали их; свои луки и стрелы они забросили в кусты.

Один из мердози вышел вперед и потряс руку индийца, сияя от радости, что он может показать свое знание земных обычаев.

— Мой народ приглашает тебя! — сказал он по-английски.

— Мы пришли с миром, — сказал индиец, гордый тем, что может сказать эту фразу на языке мердози. Магнитные записи и записки Чарли оказались очень полезными. — Я хотел бы предложить тебе мою дружбу.

Все совсем просто. Ничего особенного.

Монт посмотрел на Вольмэя, и старик прищурился в ответной улыбке.

Примечания

Розеттский камень — базальтовая плита 196 г. до н. э. с параллельным текстом на греческом и древнеегипетском языках. Расшифрована Ф. Шампольоном. (Прим. перев. )