Ася Оболенская 11 страница

Стараясь не заплакать, я оторвала взгляд от обивки дивана и посмотрела на Ковалевского. Он стоял, опираясь боком об арку, соединявшую холл с коридором и, кажется, даже не испытывал дискомфорта за сказанное.

Окончательно меня убивая, Виталик продолжил:

– Извини за вчерашнее, это представление было нужно для попечительского совета. Я хотел, чтобы они остались полностью довольны.

В этот момент первая непрошенная слезинка коснулась моей щеки.

– Я тебе не верю. – чуть слышно произнесла я.

Параллельно с этим я посмотрела ему в глаза. Он даже не пытался их отвести! А еще, я очень хорошо запомнила этот взгляд. Забыть выражение этих карих глаз при нашей первой встрече я просто не могла. Он меня просто использовал!

Однако, мозг категорически отказывался воспринимать сказанное.

– Я хотела уехать вместе с тобой… – начала я, но Ковалевский резко меня перебил, не давая закончить мысль.

– Леся, хватит! Всё, спектакль окончен!

А я всё не теряла попыток…

– Ты меня любишь?

Парень молчал несколько секунд, изучая цветы, стоящие на подоконнике, после чего ответил:

– Нет.

– Посмотри мне в глаза и повтори! – практически срываясь на крик, сказала я.

Снова повисла тишина, после чего Виталик перевел взгляд на меня и медленно сказал:

– Я тебя не люблю и никогда не любил.

Больше выносить этой пытки я не могла:

– Убирайся отсюда.

Дважды повторять Ковалевскому не пришлось, не проронив не слова, он вышел из квартиры, а я, услышав звук хлопнувшей входной двери, разрыдалась.

Я не знаю, сколько времени проплакала, и в какой момент мой мозг всё‑ таки отключился. Я открыла глаза, обнаружив, что так и лежала калачиком на диване. Сев, я осмотрелась и увидела спящего рядышком Ромео, он открыл глаза, почувствовав шевеления с моей стороны, сел, потом сладко потянулся и перебрался ко мне на колени.

От такого порыва кошачьей нежности, я не выдержала и снова спрятала лицо в руках, глотая слезы предательства и обиды. Я до сих пор не верила в случившееся. Все эти ночи, поцелуи, слова – всё было обманом. Каждый раз, приезжая ко мне, Ковалевский делал это просто для того, чтобы разобраться с собственными проблемами.

На смену слезам пришла злость. Даже скорее ярость, я оглядела комнату, и мой взгляд упал на букет лиловых роз, стоявший на столе в высокой стеклянной вазе. Я резко вскочила с дивана и, не задумываясь, подбежала и, схватив вазу, со всей силы швырнула ее об пол. Бывший еще секунду назад целым сосуд, разлетелся на куски, а вода растекающаяся вокруг, намочила мои ноги.

Я стояла в полной тишине, глядя на чертовы цветы, и понимала, что меня вновь охватывает отчаяние. Я опустилась на колени прямо в лужу холодной воды и опустила голову, закрыв руками глаза. Я чувствовала вновь подступающие слезы, но в этот момент мое одиночество прервал звонок в дверь. Видеть отчаянно никого не хотелось, однако человек, желавший попасть в мою квартиру, был невероятно настойчив, и даже через пять минут звонок не стихал.

Я встала и, пытаясь не задеть валявшиеся кругом стекла, подошла к двери. Распахнув ее, я увидела на пороге Михайловскую, стоящую в одной ночнужке с нескрываемой тревогой в глазах. Увидев меня, подруга не стала задавать лишних вопросов, она, молча, обняла меня, а я, не в силах сдерживать эмоции, вновь разревелась, в этот раз на ее плече.

В какой‑ то момент запас слез в моем организме, видимо, просто иссяк. Мы успели переместиться на диван, где Лиза, по‑ прежнему не проронившая ни слова, сидела и поглаживала меня по спине, пока я, уткнувшись в ее колени, не потрачу весь лимит выделенных мне на сегодня соленых капель.

Немного успокоившись, я всё‑ таки смогла поднять лицо и прошептать:

– Всё кончено.

Сейчас у меня не было ни сил, ни желания объяснять ей то, что именно говорил мне Ковалевский. Я обязательно расскажу ей об этом, когда сама окончательно смогу смириться.

Подруга, державшая сейчас меня за руки, посмотрела мне в глаза и тихо, но уверенно сказала:

– Ты сильная, ты справишься.

Я рассеянно кивнула, не понимая еще толком как пережить предательство Ковалевского, однако плакать уже не хотелось. По крайней мере, сейчас. Оставив подругу в холле, я пошла в душ, мельком взглянув на часы. Половина третьего ночи. Я догадалась, что Лиза, видимо, услышала шум, созданный полетевшей в последний путь вазой, и решила проверить всё ли в порядке.

Я отчаянно терла себя мочалкой, пытаясь как будто смыть с себя всю ту грязь, которую сегодня услышала. Слёз больше не было, но и облегчение так и не пришло. Через пятнадцать минут я вышла из ванной и обнаружила, что народу в моем доме прибавилось.

Проследив за моим взглядом, Лиза немного злобно пробубнила:

– Я пыталась закрыть его в квартире, но он всё равно выбрался.

Я смотрела на соседа, который, судя по взгляду, уже знал о нашем разрыве с Ковалевским. Помимо волнения, я видела в его глазах еще и долю растерянности. Не смотря ни на что, Виталик был его братом, поэтому я понимала Глеба. Он не знал, как однозначно реагировать на случившееся.

– Мне жаль. – сказал сосед, быстро отведя глаза.

Я отмахнулась, давая понять, что на сегодня к этой теме я больше возвращаться не хочу. В этот момент пришла очередь Михайловской удивить меня. Как оказалось, подруга бегала домой отнюдь не за своим парнем, а за коньяком из его запасов.

– Ну, раз уж он всё равно сумел выбраться, значит пусть приносит пользу. – заключила подруга, выставляя на стол два бокала.

На удивление, не смотря на чертовский недосып и выпитый вчера коньяк, моя голова с утра не раскалывалась. Я села в кровати и осмотрелась по сторонам. В моих ногах, свернувшись рыжим клубочком, спал кот, который, видимо, считал сейчас своим долгом постоянно меня контролировать и находиться где‑ то неподалеку.

Я вышла в холл и увидела, что все следы нашей вчерашней ночи убраны. Осколков вазы так же не наблюдалось, как и лиловых роз. Я не знаю, во сколько ушли Лиза с Глебом, потому что в какой‑ то момент под тяжестью эмоций и алкоголя, мой мозг просто выключился, поэтому я попрощалась с ребятами и ушла спать.

Часы показывали двадцать минут девятого, и, хотя, я еще могла успеть в универ с минимальным опозданием, решила остаться дома. Пока что я не хотела туда возвращаться. Я пришла в спальню и легла на кровать. Удивительно, но буквально через несколько минут я провалилась в сон.

Когда я открыла глаза, то не смогла даже примерно понять, какое сейчас время суток. Наша осень в большинстве своем настолько серая, что порой сложно разобраться, то ли на улице еще не до конца рассвело, то ли уже начало темнеть. Сейчас верным оказался второй вариант. Часы на мобильном заверяли, что сейчас начало шестого вечера, а также телефон оповещал о трех пропущенных от Михайловской.

Я набрала подругу, которая ответила практически мгновенно:

– Я уже серьезно задумывалась вызывать МЧС. – вместо приветствия заявила Лиза.

Я не смогла сдержаться и улыбнулась от этих слов. Я любила ее именно такой, какая она была, с ее бесконечным сарказмом и подколами.

– В этот раз обойдемся без них.

Через десять минут Лиза уже сидела за барной стойкой у меня в квартире, уплетая принесенный ей же тортик и ожидая, пока я сделаю чай.

Когда я расположилась напротив нее, подруга всё же задала неизбежный вопрос:

– Как ты?

– Ну, утонуть в слезах уже, вроде, не рискую.

Я посмотрела ей в глаза и поняла, что Михайловская ждала от меня более честного ответа, поэтому я вздохнула и продолжила:

– Я не знаю, Лиз. Честно, не знаю. В некоторые моменты мне просто кажется, что у меня отобрали душу. Я разговариваю, ем, сплю, но, знаешь, как будто делаю это на автомате, потому что так просто надо.

Действительно, с тех пор как истерика прекратилась, я начала ощущать себя чем‑ то вроде пустой оболочки. Словно мои чувства просто кто‑ то взял и заморозил. Я еще раз посмотрела на подругу и поняла, что смогу ей всё рассказать.

Я закончила историю, не проронив при этом не слезинки. Я просто рассказывала факты, заставляя их ровными слоями укладываться в своем мозгу. Я не знаю, для кого больше я проговаривала случившееся вслух. Для подруги или же для самой себя, чтобы, наконец, всё осознав, попытаться смириться со случившимся.

Лиза, решила оставить свое мнение о Ковалевском при себе, понимая, что лишний раз, заведя разговор о нем, просто заденет меня за живое. Жалеть меня подруга так же в открытую не стала, не в ее это было методах, да и сейчас это было лишним.

– Завтра не смей прогулять. – сказала Лиза, меняя тему нашего разговора на нейтральную. – Хотя, это бесполезно говорить. Мы сами тебя отвезем, чтобы не зависла нигде по пути.

И, кивнув самой себе, как бы обозначив мое согласие, подруга принялась дальше уничтожать торт. Я такой ее позиции абсолютно не противилась. В связи с поселившимся во мне глубоким наплевательством ко всему происходящему вокруг, было бы весьма кстати, если бы кто‑ то направлял мою жизнь в нужном направлении до тех пор, пока желание стать нормальным человеком ко мне вновь не вернется. А я очень надеялась, что оно вообще вернется.

Следующим утром я встала по будильнику, почистила зубы и насыпала корм коту. Я одела на себя первое, что попалось в шкафу. Мне было абсолютно плевать, сочетаются ли между собой вещи, которые я нацепила. Я расчесалась и собрала волосы в тугой хвост. Не красясь и не смотря в зеркало, я натянула на себя шарф и теплую куртку и вышла из квартиры.

В универе лекции шли своим чередом. Я внимательно слушала преподавателей, стараясь максимально забить свою голову знаниями. Получалось, скажу честно, хреново. В какие‑ то моменты мозг снова давал сбой, и я улетала далеко в свои мысли, сути которых порой даже не понимала.

Михайловская с успехом справлялась с ролью лучшей подруги, постоянно подбадривая и поддерживая меня. Не было ни одного дня на этой неделе, чтобы она сама или в компании Основского не побывала у меня дома, снабжая свежей едой и порцией разговоров ни о чем.

Не отставал от Лизы и Ромео, который взял за привычку встречать меня каждый раз в коридоре, ласково крутясь вокруг моих ног и издавая характерное мурчание. Их стараниями я практически незаметно дожила до пятницы.

Мы сидели в аудитории, ожидая начала очередной лекции, когда в дверях показалась Лена и, судя по тому, что она остановила свой взгляд на мне, помощница Бондаря от меня что‑ то хотела. Подойдя к моему месту, она остановилась и, приветливо кивнув, сказала:

– Лесь, зайди к Николаю Львовичу после пары.

После чего с улыбкой быстро удалилась. Оставшиеся полтора часа до встречи я ломала голову, что от меня понадобилось ректору. Я перебрала в голове много вариантов, но ни один из них не казался мне правдоподобным, поэтому после лекции я стояла в приемной, не имея ни малейшего понятия, какой разговор мне предстоит.

Бондарь появился вскоре после моего прихода и, пригласив жестом, зашел в свой кабинет. Я проследовала за ним и, закрыв дверь, увидела, что ректор устраивается на кресле. Вздохнув, я направилась туда же и, старательно избегая дивана, устроилась в другом кресле.

После небольшой паузы Львович начал разговор:

– Леся, я хотел тебя еще раз поблагодарить за всё.

Я посмотрела в глаза мужчине и ясно осознала – он не имел ни малейшего понятия о том, как поступил его сын.

Я кивнула:

– Николай Львович, я рада, что всё так закончилось, и хватит уже меня благодарить. – закончила я фразу, пытаясь улыбнуться.

Бондарь посмотрел на меня с каким‑ то неопределенным выражением, я не могла понять, что всё‑ таки означает его взгляд.

Он улыбнулся мне в ответ, правда с небольшой долей грусти и продолжил:

– Я позвал тебя не совсем для этого. – он выдержал паузу, подбирая нужные слова. – В связи с твоей, назовем это активной дополнительной работой на благо ВУЗа, я думаю, что ты вполне можешь себе позволить небольшие внеплановые каникулы.

Я с непониманием уставилась на ректора, а он пояснил:

– Проше говоря, ты можешь быть свободна до начала следующего семестра, если, конечно, хочешь. О зачетах и экзаменах можешь не беспокоиться.

– Спасибо. – немного рассеянно и неуверенно сказала я.

Львович поднялся со своего места, и я последовала его примеру. Он встал напротив меня и чуть дольше, чем положено, задержал взгляд на моем лице. На секунду мне показалось, что ректор собирается что‑ то сказать, но он только качнул головой, после чего обнял меня.

Я вышла в приемную и встала, обдумывая открывшуюся передо мной перспективу. Я попрощалась с Леной, отказавшись от предложенных конфет, и вышла в коридор.

Эта идея пришла в мою голову абсолютно спонтанно. Я набрала номер Михайловской, и сказал, что еду домой, где потом ей всё обязательно объясню.

Двумя часами позже я закидывала в чемодан последние нужные вещи. Решение улететь на другой край страны к бабушке и дедушке на некоторое время всплыло в моей голове неожиданно, однако, только уцепившись за эту идею, я уже не смогла ее отпустить.

Мягкий климат, бескрайняя природа, море и горы ни раз спасали меня от плохого настроения. На это я надеялась и в этот раз.

Друзья с некой опаской смотрели на мои стремительные действия, а я, планируя улететь утренним рейсом, в перерывах между забегами от комнаты к комнате, продолжала их упрашивать

– Ну, это всего на пару недель! Ну, возьмите Ромчика!

В итоге Основский не выдержал, понимая, что в этот раз битва проиграна, и махнул рукой, соглашаясь с временным новым квартирантом. Я благодарно улыбнулась, понимая, что теперь меня точно ничего не держит.

Глава 13

Я стояла в зале отправления нашего аэропорта, смотря в огромное панорамное окно, глядя на самолеты, которые в скором времени разлетятся в разные города и страны, а может, наоборот, только приземлившись, доставили своих пассажиров из противоположных концов мира.

Повернувшись спиной к окну, я оглядела людей, находящихся неподалеку. Взрослые и дети, бизнесмены, летящие на другой конец страны в надежде заключить очередной выгодный контракт, или же семьи, выбравшиеся, наконец, в долгожданный отпуск.

Неважно, какой в конечном итоге была цель этих людей, сейчас мы были объединены общим желанием поскорей покинуть этот город. Я ощущала его практически каждой клеточкой своего тела, потому что с каждой секундой нахождение в аэропорту давалось мне все тяжелее.

Последние два месяца стали для меня серьезным испытанием, не раз проверяя мои нервы на прочность, и я просто нуждалась в отдыхе. Мне необходимо было забыться, пропасть, раствориться на некоторое время, чтобы хотя бы попытаться найти гармонию с собой.

В скором времени объявили посадку на мой рейс. Я в последний раз оглядела зал, в котором находилась. Некоторые люди с заметной радостью вставали со своих мест и отправлялись к нужному терминалу, другие же с нескрываемой завистью смотрели на своих недавних соседей, оставаясь здесь в ожидании своего самолета.

Я сделала глубокий вдох, медленно выдохнула и, подхватив небольшую сумку, помещавшуюся в ручную кладь, направилась на посадку.

В этот раз я взошла на борт самолета не испытывая ни малейшего страха.

***

Ковалевский стоял на балконе, глядя на зал аэропорта, располагавшийся внизу. Он быстро нашел среди пассажиров миниатюрную брюнетку, смотревшую в окно.

К парню подошла девушка с длинными черными волосами и, проследив за его взглядом, спросила:

– Так просто ее отпустишь?

В ответ Виталик только усмехнулся.

– Ты действительно ее любишь? – Белова внимательно посмотрела на друга.

– Люблю, – не стал врать парень. – поэтому она сейчас и улетает.

– Неужели ты ничего не можешь сделать?

В этот миг парень на секунду вышел из себя, резко спросив Диану:

– А ты что, плохо знаешь своего отца?!

Девушка стыдливо опустила глаза, стараясь не подавать вида от того, как сильно сейчас ее задел за живое парень.

– Прости. – сказала Белова, а потом значительно тише добавила. – Теперь уже, видимо, знаю.

***

В тот злополучный вечер, передавая деньги Волкову, Виталик впервые испугался. Но совсем не за себя. Вдруг пропавшая Леся стала первым звоночком, который заставил задуматься в правоте Дианы, с самого первого дня твердившей, не вмешивать девушку в эту историю.

Когда брюнетка вернулась в машину, он себя откровенно возненавидел, понимая, что это только начало, но постоянно отгонял эти мысли прочь, уверяя, что он сможет всё решить и оградить ее от проблем.

Вторым сигналом тревоги стал Белов, которого он увидел в коридоре университета, говорящего с Лесей. Слова девушки только убедили Ковалевского в своих мыслях – Сергей знал, кем приходится ему Воронцова. Но снова и снова он наступал на одни и те же грабли, так упорно попадавшиеся на жизненном пути. Он вновь решил, что сможет все исправить, оградить ее от Белова.

Виталик отлично понимал, что можно ожидать от конкурента, ведь, когда Диана говорила, что отец ради своих целей будет бить по самым близким, она имела в виду чистую правду. Заставить Лесю страдать этот мужчина мог по одному щелчку пальцев. Однако чем ближе были выборы, тем меньше вестей было о планах Сергея, поэтому Виталик сделал очередную ошибку – он окончательно потерял бдительность.

Рядом с Олесей он как будто оказывался в другом мире. В мире, где нет проблем и забот, а есть только девушка с рыжим котом, которая одной своей улыбкой заставляла сердце Ковалевского радостно подпрыгивать в груди.

Он рассказал о своих чувствах отцу, который однозначно был рад за сына, но всё же попросил его быть осторожней. Бондарю нравилась Олеся, и он переживал за нее практически как за собственную дочь.

У Виталика был план. Вечером, после празднования отца, он хотел признаться девушке во всем, о чем никогда ей не говорил, не считая одного раза, давно в кровати, когда она уже уснула, а он понял, что влюбился окончательно и обратного пути уже нет, и попросить ее уехать вместе с ним. С переводом бы помог отец, а проблем с жильем и деньгами у парня никогда не было.

Весь тот вечер он прибывал в прекрасном настроении, не смотря на то, в каком осином гнезде он находился. Завезя Олесю домой, он вернулся в ресторан, где стал ожидать, пока гости, наконец, решат разъезжаться по домам.

Ковалевский скучал за столом, пребывая где‑ то далеко в своих мыслях, когда к нему подошел Белов.

– Поговорим? – спросил мужчина, смотря на него с уж слишком довольной улыбкой.

Что‑ то было не так, он понимал – сказанное конкурентом, ему однозначно не понравится, но даже не подозревал насколько. Нет, Белов не угрожал в открытую, он мог обойтись и без этого.

После пары отвлеченных фраз, которыми они перекинулись, Сергей, задумавшись, сказал:

– Олеся очень милая девушка, жаль, если по какой‑ нибудь нелепой случайности с ней что‑ нибудь может случиться.

В этот момент парня словно ударило молнией. Он понял – Белов нашел его больное место. Теперь он абсолютно точно знал куда бить.

Ковалевский отлично знал, что своим врагом Сергей считает именно его и знает, что за всеми его неудачами стоял именно сын Бондаря, а не он сам. Поэтому и мстить, в чем он уже так же не сомневался, мужчина будет именно ему.

Главное теперь было сделать так, чтобы Воронцова больше не представляла интерес для Белова, и решение этой проблемы в голову Виталику пришло только одно.

Сергей же, в очередной раз убедившись, что попал точно в цель, поднял свой бокал и, пожелав приятного вечера, удалился, не забыв одарить парня своей самой леденящей улыбкой.

Буквально через час Ковалевский отвез отца домой и приехал к дому Леси, но подняться он так и не смог. Всю ночь он думал, над тем как сказать любимой девушке то, о чем собирался.

К утру он, наконец, набрался сил и позвонил Лесе. Ее нежный и такой родной голос снова дал трещину в его уверенности, и парню потребовался еще час, чтобы вновь собраться с мыслями.

Откровенно обманывая девушку и причиняя ей нестерпимую боль, он просто проклинал себя, но чувство страха за Лесю толкало его вперед, заставляя девушку поверить в его обман.

Выйдя из квартиры, он не сразу смог двинуться дальше. Облокотившись об стену подъезда, парень долго стоял и пытался восстановить дыхание, а потом с чувством глубокой ненависти к себе он всё же вышел из дома девушки.

Серьезно превышая скорость и нарушая все известные правила дорожного движения, Ковалевский долетел до дома отца, практически ничего не видя по сторонам. Виталику нужно было высказаться, поэтому он, не скрывая своих чувств и эмоций, рассказал все Бондарю, параллельно напиваясь до беспамятства.

***

Из налетевших мыслей парня выдернула Диана:

– И что теперь?

Он посмотрел на подругу, которая пребывала в полной растерянности.

– Теперь ты сядешь в самолет и улетишь в Москву. Там тебя встретят.

На мгновение глаза девушки заблестели, и Виталик поспешил успокоить ее:

– Я не думаю, что он посмеет навредить дочери. В его интересах держать тебя подальше от своих дел, поэтому он так поступил.

Белова зажмурилась, а потом смогла взять себя в руки. Сегодняшнее утро, когда отец выставил ее из дома, сказав, что ему известно об ее помощи Ковалевскому, больно хлестнуло девушку воспоминаниями.

– А ты?

Виталик вновь посмотрел на силуэт брюнетки, исчезающей в потоке людей, торопящихся на посадку, и потрогал пальцами маленькую булавку, приколотую к внутреннему краю пальто:

– А я просто должен найти способ всё исправить.