Ася Оболенская 10 страница

Мы вернулись домой далеко за полночь, изрядно объевшиеся и немного уставшие помогать Лизе в переборке вещей. Виталик отправился в ванную, а я решила уделить немного времени рыжему шерстяному монстру, который рос как на дрожжах, плавно превращаясь из маленького мохнатого комочка в полноразмерного кота.

Когда я приняла душ и пришла в спальню, свет был выключен. Виталик лежал в полной темноте, однако не спал. Я поцеловала парня, на секунду заглянув в его глаза. Ковалевский вновь был серьезен и сосредоточен.

– О чем задумался? – как будто между делом спросила я.

На самом же деле мне уже серьезно не давали покоя такие зависания парня. Отчаянно создавалось впечатление, что чего‑ то недоговаривает. В ответ я, как и обычно, не услышала ничего внятного. Парень просто улыбнулся и притянул меня к себе:

– О захвате мира. – отшутился Виталик, а я почувствовала небольшой укол обиды.

Однако, долго мучиться, ломая себе голову над тем, что может скрывать Ковалевский, мне никто не дал. Перевернув меня на спину, парень оказался сверху, и по его взгляду вмиг стало понятно – спать мы в ближайшее время не ляжем.

Утром следующего дня я вновь направилась в квартиру к соседу на помощь к подруге, которая уже практически начинала рвать на себе свои светленькие волосы, приходя в бешенство от того, что кругом еще отсутствовал идеальный порядок. В этом вопросе Михайловская была настоящим зверем. Когда дело доходило до чистоты, подруга с легкостью отбрасывала все другие дела. На мгновение я даже поежилась, понимая, насколько попал Глеб, привыкший к принципу: где вещь упала, там ей и место.

Ковалевский уехал к себе, пообещав приехать к обеду. Примерно в то же время ребята ждали родителей. Намечалось небольшое застолье в семейном кругу плюс я, шедшая маленьким соседским бонусом. Лиза занялась наведением идеальной чистоты, я заняла почетное место у плиты, а Глеб старался тихо мигрировать по квартире, не попадаясь при этом нам на глаза. Однако, когда в ходе очередного маневра Основский все же становился обнаруженным, то превращался в этакого мальчика подай‑ принеси, пару раз сбегав в магазин и передвинув несколько предметов мебели, стоявших, по мнению его девушки, не на месте.

К двум часам дня мы были в полной боевой готовности. Я сходила домой и переоделась. Для случаев, предполагающих общение с родителями, в моем арсенале имелось несколько приличных вариантов. Сегодня выбор пал на темно синее платье прямого кроя с рукавами три четверти. Я подкрасила тушью глаза, поправила волосы, которые сегодня сделали мне одолжение и легли достаточно приличным локонами, пару раз брызнула любимым парфюмом, надела туфли и, прихватив пакет с нашим подарком, отправилась назад к соседу. Хотя теперь, наверное, уже правильно начать говорить про соседей во множественном числе.

В качестве подарка на новоселье я выбрала пару наборов красивого постельного белья. Зная о том, что у Основского с такими вещами напряженка, и, не забывая Лизину любовь к прекрасному, я подумала, что такой вариант будет весьма кстати.

Увидев в дверях Михайловскую, я поняла, что подруга приготовилась к знакомству родителей как к последнему бою. Как за такое короткое время девушка успела сделать идеальные макияж и укладку, для меня оставалось загадкой похлеще существования внеземных цивилизаций.

Лиза принарядилась в облегающее, но весьма скромное по меркам девушки, платье цвета тиффани без выреза, длиной чуть выше колена и длинным рукавом. Волосы подруги спадали на плечи блестящими волнами, а на лице красовался неброский макияж, отлично подчеркивающий красоту серых глаз девушки.

Я не стала дожидаться Ковалевского, потому как он сам пробубнил нечто типа «я кроме как поздравляю ничего сказать не смогу», и вручила подарок подруге, пояснив, что это от нас двоих. Лиза быстро разглядела бренд на пакете и пришла практически в восторг:

– А я уже думала, что проклятье белья из прошлого века в голубой цветочек меня не покинет.

Как можно было догадаться по реакции, с выбором я не прогадала.

Через двадцать минут, когда мы только поставили остатки посуды на стол, раздался звонок домофона. Первыми приехали родители Глеба, а когда они только успели повесить верхнюю одежду, звуковой сигнал сообщил, что прибыли следующие гости. Виталик появился в квартире вместе с отцом и мамой Лизы.

Всё проходило гладко. Мы расположились за столом и подняли бокалы за состоявшийся переезд. Михайловская при этом с небольшим уныньем взглянула на свой стакан с соком, но всё же быстро смирилась с неизбежностью правильного образа жизни.

Разговор протекал оживленно, старшему поколению однозначно было, что обсудить. Мы с Виталиком решили долго не задерживаться, давая семьям обсудить свои дела без посторонних, потому через час поспешили удалиться ко мне.

Пройдя в холл, я практически приказала Ковалевскому стоять и не двигаться, вызвав своими действиями у парня не слабое непонимание.

Я сбегала в спальню, захватив оттуда маленькую синюю коробочку. По пути достав содержимое, я бросила пустую упаковку на диван и остановилась перед Виталиком.

– Протяни руку. – скомандовала я, заставив Ковалевского удивленно вскинуть брови.

Парень растерянно пожал плечами, но указание выполнил. Я перевернула ее ладонью вверх и немного приподняла рукав свитера, аккуратно прикалывая к внутренней стороне манжета, свой маленький подарок.

Миниатюрная золотая булавка из детского отдела с ушком – осликом, заставившая меня задержаться в торговом центре на лишние десять минут, заняла свое законное место.

Виталик поднял руку к глазам и внимательно осмотрел подарок, а мне оставалось только повторить его слова:

– Чтобы ты не забывал, с чего всё началось.

Парень в ответ не смог сдержать смех. Однако, веселье длилось не долго. Практически мгновенно замолчав, к Ковалевскому вернулась его серьезность и некоторая грусть, которую я мельком замечала на протяжении последних дней. После чего парень сказал:

– Лесь, я уеду практически сразу после выборов. Думаю, ты имеешь право узнать это заранее.

Вы когда‑ нибудь ныряли в ледяную воду? Однажды у меня был опыт поездки на родник с купелью. Ощущения холода, пронизывающего одновременно всё тело, я, наверное, долго не забуду. В данный момент я переживала примерно такие же, только, в отличие от того случая, сейчас никто не стремился укрыть меня теплым махровым полотенцем, стараясь скорей избавить от дрожи.

Я не могла выдавить из себя ни слова. Виталик, видимо понимая, что адекватной реакции ждать от меня бесполезно, просто подошел и обнял меня. Я знала, что рано или поздно, но он скажет эту несчастную фразу. Много раз я прокручивала в голове этот момент, но, не смотря на это, сейчас я стояла и даже не могла пошевелиться. Я очень надеялась, что Ковалевский хотя бы немного понимал мое состояние.

А он, как будто почувствовав мои мысли, тихо сказал:

– Мы обязательно попробуем что‑ нибудь придумать.

От этой фразы мне стало хоть немного, но легче. Услышать, что Виталику не всё равно, было для меня большим облегчением. Для него не перестали существовать «мы». Однако, я всё равно безумно старалась просто на просто не разреветься, понимая, что слезами в моем случае я не только не помогу, а только сделаю хуже.

Я сделала попытку улыбнуться, не знаю, насколько мне это удалось и, выдохнув, произнесла:

– Конечно.

Этот вечер мы провели как обычно. Я старалась вести себя непринужденно, однако, кошки у меня на душе не просто скреблись, а отчаянно раздирали всё острыми когтями. Лёжа в кровати, я никак не могла уснуть, даже любимая поза не приносила облегчения. Я прижималась к Ковалевскому, а в голове крутилась мысль, что меньше чем через две недели его здесь уже не будет. Выборы должны были состояться уже в предстоящую пятницу.

Спектр моих эмоций кардинально менялся каждые несколько секунд. Я испытала всё, начиная от ненависти к себе за то, что подпустила Ковалевского настолько близко, до вновь подступающих слез отчаяния, которые я, кусая губы, пыталась сдерживать.

В какой‑ то момент в голове щелкнул воображаемый тумблер, переключивший ход моих мыслей. Я попробовала отнестись к отъезду Виталика, как к тому прыжку с парашютом, представив это неизбежностью, бояться которой раньше времени не стоит. Я просто должна свыкнуться с этой мыслью за оставшееся время и постараться отпустить его, или же попробовать найти выход. Найдя относительное решение, я, наконец, смогла немного успокоиться, мозг немного расслабился, и я уснула.

Если быть честной, с того момента я потеряла некую нить, которая тесно связывала меня с реальностью. Каждый новый день, несмотря на внешнее спокойствие, в голове возникали строго противоположные мысли. В какой‑ то момент, я даже хотела оттолкнуть от себя Виталика, смирившись с неизбежностью расставания, думая, что так мне будет проще. Но, только кинув взгляд на Ковалевского, я ясно поняла – не смогу.

Парень внешне также казался прежним, однако, что происходило у него в голове я, откровенно, не знала. Я не понимала, сказал ли он про попытку что‑ либо придумать просто так, стараясь уберечь меня от истерики, или же на самом деле пытался как‑ то решить проблему.

Хотя какие, собственно, способы решения были? Переехать сюда с больной матерью? Об этом я ни то, что заикнуться, даже думать не имела права. Попросить его остаться здесь? Это было еще большим бредом и крайней степенью эгоизма, на которую бы Виталик всё равно абсолютно точно не пошел.

Был еще вариант уехать следом за ним после окончания семестра. Попытаться оформить перевод в другой универ или на крайний случай взять академ. Эта идея с каждым днем всё крепче осваивалась в моей голове, но заговорить на такую больную для меня тему я пока не могла, оттягивая этот момент до последнего.

Ни Лизе, ни Глебу я ничего рассказать не сумела. У меня просто не хватило храбрости. Я была уверенна, что, хотя друзья ни разу при мне не затрагивали тему отъезда Ковалевского, они уже успели обсудить это между собой. Однако, чувство такта для того, чтобы первыми не задавать вызывающий у меня страх вопрос, у них хватало.

На наступившей неделе я ощутила на себе действие закона подлости во всей красе. Когда старательно оттягиваешь какое‑ то событие, время, словно издеваясь, начинает лететь просто с космической скоростью. Я не успела понять, как стремительно пролетели практически четыре полных дня. Как будто я закрыла глаза в субботу и, успев лишь моргнуть, открыла их вечером четверга.

Виталик растянулся на диване в холле, одной рукой поглаживая мурлыкающего кота, а во второй держа телефон, по которому обсуждал что‑ то с неизвестным мне собеседником.

Когда он повесил трубку, я даже не успела подумать, стоит ли задавать вопрос, как парень сказал:

– Собрание попечительского совета завтра в полдень.

Я не знала, как мне отреагировать на сказанное. Теперь, в добавку к практически съедающим меня изнутри мыслям о предстоящем возможном расставании, добавились еще и переживания за Бондаря. А что будет если Львович завтра проиграет?

Я дернула плечами, стараясь скинуть с себя тяжесть навалившихся предположений, и немного рассеяно кивнула головой, так и не придумав толкового ответа, давая понять, что суть сказанного мне ясна.

Ночью я снова долго ворочалась в кровати. Завтра заканчивался срок, раньше которого Ковалевский уехать не мог. Дальше меня ждала сплошная неизвестность. Нужно было срочно с ним поговорить и, наконец, хоть как‑ то прояснить ситуацию.

Я просто отвратительно спала, однако, утро также не принесло облегчения. Я чувствовала себя абсолютно разбитой. Как морально, так и физически. Виталик уехал задолго до того, когда должен был прозвенеть будильник, объявляя о необходимости подъема на учебу, а я так и не смогла больше заснуть. Я полежала в кровати, но быстро поняла, что попытки вновь провалиться в относительное неведенье, обречены на провал. Я немного бездумно побродила по квартире, почесала кота, который откровенно не понимал, с какого перепуга я кружу вокруг него в такую рань, после всех этих бесполезных действий я всё же отправилась в душ.

Горячая вода и крепкий кофе сделали свое дело, и я почувствовала себя немного бодрее, однако, долго это ощущение не продлилось. По приезду в универ меня вновь нагнало уже знакомое чувство апатии. Первые две пары Михайловская старательно делала вид, что всё в порядке. Но я точно знала, что подруга сразу догадалась – со мной что‑ то не так. На самом деле даже незнакомый человек по моему виду легко бы догадался о имеющихся проблемах, чего уж говорить про подругу, которая знает меня далеко не первый день.

Глядя на то, как я всё еще пытаюсь записывать уже закончившеюся лекцию, Лиза всё‑ таки не выдержала:

– Так, подруга, думаю, третьей парой придется пожертвовать.

Я непонимающе уставилась на девушку, а она, цокнув языком, продолжила:

– Собирайся, говорю, спасать тебя будем.

В ответ я как‑ то неопределенно пожала плечами и стала складывать вещи. Что бы ни затеяла Лиза, хуже она уже точно не сделает.

Мы покинули территорию универа, нагло прогуляв последнюю пару. Михайловская на всех парусах спешила занять место в какой‑ нибудь небольшой кафешке, коих в округе было предостаточно, не забывая время от времени подтягивать меня за руку, чтобы я окончательно не зависла в собственных мыслях и не потерялась где‑ то по дороге.

Мы сели за стол, Лиза быстро продиктовала что‑ то официанту, который, записав заказ, быстро удалился, и посмотрела на меня.

– Лесь, ты извини, конечно, но на тебя смотреть страшно.

Со сказанным подругой я даже не собиралась спорить:

– Есть немного. – сказала я, после чего повисла тишина.

Через пару минут вернулся официант, поставив перед Лизой стакан с соком, а передо мной бокал вина. Я вопросительно взглянула на напиток, а затем на подругу:

– Сейчас, – ненадолго замялась, доставая из сумки телефон, – половина первого.

А в голове промелькнула мысль, что заседание уже началось.

– Согласна, нужно было начать раньше. Теперь одним бокалом уже вряд ли что исправишь.

Я пожала плечами, но вино всё‑ таки взяла. Сделав пару глотков, я вновь посмотрела на подругу и поняла, что она права. Если я сейчас не выскажусь, то просто сойду с ума от мыслей, разрывающих голову.

– Он уезжает. – я не стала строить длинное предложение, Лиза и так отлично понимала о ком я.

Вместо ответа подруга просто кивнула.

– Ты знала. – утвердительно сказала я, на что девушка еще раз сделала утвердительный жест головой. – Давно?

Лиза отпила сока и ответила:

– Глеб рассказал в понедельник. И что ты думаешь делать? – подруга не стала откладывать неизбежный вопрос в долгий ящик.

Я отпила еще вина, а затем посмотрела Михайловской в глаза.

– Я не знаю, Лиз. Правда, не знаю. Моя голова в последние дни просто готова взорваться.

И я рассказала подруге всё, что тревожило меня на протяжении всей недели. Лиза слушала молча, и позволила себе комментарий только когда я закончила речь и вновь сделала глоток рубиновой жидкости.

– Я знаю, что это тяжело, и даже не представляю, что бы делала сама в такой ситуации, и, в принципе, у тебя даже есть выбор. Ты можешь просто пустить всё на самотек. Но, Лесь, давай на чистоту, я тебя отлично знаю, и ты просто сойдешь с ума, если не попробуешь всё изменить. – и немного помолчав, добавила. – Поговори с ним.

Я оперлась локтями об стол и зарылась руками в волосах, опустив голову:

– Я уже даже не понимаю, нужна ли ему там.

– Так спроси! Это трудно, да, но сейчас ты напоминаешь утопленника. Еще несколько таких дней, и я серьезно начну переживать за твое здоровье. Этим неведеньем ты просто себя убиваешь!

Я была абсолютно согласна с Лизой и могла подписаться под каждым ее словом, но я попросту боялась. Боялась, что этим разговором я могу поставить большую и жирную точку в наших отношениях. За столиком вновь повисла тишина, которую внезапно прервала мелодия вызова моего телефона.

На экране ярко светилось «Виталик».

Я с опаской посмотрела на подругу, после чего приняла звонок.

– Надеюсь, что завтра вечером ты абсолютно свободна и готова составить мне компанию. – услышала я веселый голос на том конце.

Видимо, Ковалевский догадался, что я не совсем его понимаю, поэтому добавил.

– Лесь, мы выиграли.

Я заканчивала готовить ужин, размышляя над событиями сегодняшнего дня. Бондарь единогласно выиграл выборы. Фамилия Белова даже не звучала. По тону Ковалевского, услышанному по телефону, я поняла, что парень остался всем доволен, однако детали он обещал рассказать вечером.

Разговор с Лизой прочистил мне мозги, и, вроде, я уже была готова поговорить с Виталиком сегодня. Каким бы не был исход разговора, я хотя бы избавлюсь от терзавших меня постоянно сомнений. Звонок домофона вырвал меня из размышлений, я нажала кнопку, открывающую дверь, и осталась в коридоре, в ожидании Виталика.

Парень появился в квартире, держа в руках очередной букет, взглянув на его улыбающееся лицо, я совершила ошибку. Я снова струсила. Можно найти себе кучу оправданий, типа того, что мне не хотелось портить ему настроение и удовольствие от победы отца, но я не буду врать хотя бы самой себе. Я испугалась. Испугалась, что сейчас всё так хорошо, а через несколько минут мое счастье может лопнуть как мыльный пузырь.

– Привет. – сказала я и улыбнулась, пожалуй, впервые искренне за последние несколько дней.

Я обязательно поговорю с ним обо всем завтра.

– Привет. – ответил парень, протягивая букет интересных лиловых роз, о чем я поспешила сказать Виталику.

– Впервые вижу такой необычный цвет. – внимательно рассматривая цветы, сказала я.

– Впервые вижу такую необычную девушку. – в тон мне ответил Ковалевский, притягивая к себе для поцелуя.

Виталик не собирался оставаться на ночь, аргументируя это тем, что сегодня вечером у него еще есть дела, однако поужинать с удовольствием согласился. Мы сидели за барной стойкой, а Ковалевский рассказывал подробности собрания. Оказывается, Белов еще на середине собрания попросил снять его кандидатуру, поняв по разговорам попечительского совета, что практически безоговорочная поддержка сегодня на стороне Бондаря.

Я рассказала о том, что провела день с Лизой, опустив детали наших разговоров. В голове твердо засела мысль к этой теме сегодня не возвращаться. Как только меня настигали дурные мысли, я начинала твердить себе, что всё будет хорошо. По‑ другому просто невозможно.

– Завтра отец хочет устроить небольшой праздник по поводу сегодняшней победы. – сказал парень, дослушав историю про мой сегодняшний день. – Как ты понимаешь, меня он ждет исключительно в твоей компании.

Я улыбнулась, задумавшись, знает ли Львович, что мы с его сыном встречаемся, или просто приглашает как человека, оказавшего помощь в решении его проблем.

Виталик, тем временем, продолжил:

– Я заеду завтра около шести, подойдет?

Я кивнула головой, а Ковалевский в ответ улыбнулся своей лучезарной доброй улыбкой, от которой я начинала растекаться лужицей по полу. Мы посидели еще немного, после чего Виталик, проклянув время, которого всегда оказывается мало, начал собираться. Я попрощалась с парнем, одарившим меня слишком страстным поцелуем, после которого отпускать его расхотелось совершенно, и поплелась в соседнюю квартиру, надеясь упросить Лизу в очередной раз завтра сделать из меня человека.

Моя безотказная подруга как всегда сработала великолепно. Не ту профессию выбрала Михайловская, ей бы людей преображать. Со своими талантами она без особых усилий могла сделать несколько десятков или сотен людей гораздо счастливей и уверенней в себе.

На мне было одето атласное платье шоколадного цвета длинною чуть выше колена. Волосы Лиза в этот раз решила оставить распущенными, заставив их спадать идеальными локонами на мои плечи. Как у нее это получается, моему уму не видано. Иногда я даже начинаю подозревать, что она ведьма, не иначе. Над макияжем подруга тоже изрядно потрудилась. В этот раз он был немного непривычным для меня, более ярким, вечерним, прекрасно сочетаясь с переливающимся платьем.

Сегодня я сама спустилась к подъезду, решив немного постоять на улице. Хотелось просто подышать свежим воздухом. Стоя перед подъездом, я заметила заезжающую во двор машину Ковалевского, поэтому подошла к краю тротуара, чтобы сразу сесть в автомобиль.

Однако сесть самой парень мне не позволил. Практически мигом оббежав машину, Виталик резко и чувственно меня поцеловал и лишь после этого начал разговор:

– Не ожидал увидеть тебя на улице.

– Мне захотелось выйти на воздух. – пожав плечами сказала я. – Ну и еще у Ромчика было как обычно слишком много планов относительно моего платья.

Ковалевский ухмыльнулся, а потом подметил:

– Ты очень красивая.

Я хотела закатить глаза, делая вид, что он мне льстит, однако услышать такой комплимент от парня было слишком приятно, поэтому я смогла лишь только глупо улыбнуться. Виталик открыл дверь, и я села на пассажирское сиденье. Через несколько секунд он занял место со своей стороны, и мы отправились в место, где собирался отмечать Бондарь.

Как оказалось, понятия «небольшого праздника» у нас со Львовичем кардинально разнятся. В арендованном зале ресторана, казалось, было собрано не менее тридцати человек. Судя по солидному виду и среднему возрасту подавляющего большинства присутствующих, я сделала вывод, что это и есть те самые члены попечительского совета в сопровождении своих жен, ну или любовниц. Я не знала, как в таких кругах принято выходить в свет.

Заметив на себе несколько заинтересованных взглядов, я мысленно еще раз поблагодарила Михайловскую за свой вид. По поводу каких‑ то неполадок с внешностью мне точно не приходилось волноваться. Думаю, что таким вниманием я обязана Ковалевскому, стоявшему за моей спиной и сияющему улыбкой чеширского кота.

Прием, ну не поворачивается у меня язык назвать сиё мероприятие ужином, походил размеренно. Собравшиеся время от времени перемещались от столика к столику, меняя компанию для беседы, а также выходили покурить в специально отведенный для этого зал, не прерывая и там свои, в основном, деловые разговоры.

В какой‑ то момент я вызвалась подойти поздравить Бондаря лично, а Виталик, не оставляющий меня в одиночестве ни на секунду, решил составить мне компанию. Своим видом возле ректора, стоящего в то время в углу зала, мы привлекли немало гостей, желающих, по‑ видимому, узнать, в чьей компании появился его сын. О том, что присутствующие здесь знали, кто такой Ковалевский, я не сомневалась ни на мгновение.

Не успела я закончить рассыпаться в поздравлениях Львовичу, желая ему помимо прочего огромного терпения, чтобы выносить нас, нерадивых, когда к нам подошла первая пара, пожелавшая представить меня им.

Виталик не растерявшись, спокойным тоном произнес:

– Олеся, моя девушка.

В этот момент пол начал уходить из под моих ног. Он только что в присутствии отца сказал, что я не просто его подруга. Он назвал меня своей девушкой! Я с каким‑ то глупым изумлением посмотрела в лицо парню, а он в ответ лишь мило улыбнулся, удобно устраивая свою руку на моей спине.

Вслед за первыми людьми, захотевшими рассмотреть меня поближе, появились вторые, третьи. Потянулась бесконечная вереница новых знакомств, и к концу я, если честно, уже даже не пыталась запомнить с кем, собственно, имею честь общаться.

Я стояла и мило улыбалась, кивая на автопилоте вновь подходящим. Если физически я была здесь, то моя душа сейчас прыгала где‑ то высоко в облаках, радостно выкрикивая только одну фразу «моя девушка».

Однако в какой‑ то момент мне пришлось резко вернуться с небес на землю. Я поняла, что дело запахло жареным, когда рука Ковалевского, покоившаяся всё это время на моей спине, вдруг, напряглась, а ладонь сжалась в кулак. Этот жест заставил меня поднять глаза и посмотреть на следующего подошедшего человека.

В первый момент я не поверила своим глазам. Какого черта здесь делал Белов, я откровенно не понимала. Но, судя по тому, что одет он был, как и все присутствовавшие мужского пола, в костюм, в руке держал бокал с, как я понимаю, виски, а никто из гостей не пытался выяснить с ним отношения, я сделала вывод, что в таких кругах принято приглашать на мероприятия такого рода не только друзей, но и врагов.

Такая логика была мне абсолютно непонятна, но, кажется, в мире власти и больших денег, это нормальная практика. Возможно, именно на таких вечерах налаживаются полезные связи и решаются важные вопросы.

– Какая прекрасная пара. – сказал высокий мужчина с серыми холодными глазами, после чего поднял бокал и, одарив Ковалевского такой улыбкой, от которой мне захотелось забиться в дальний угол, удалился прочь.

Я чувствовала, как разжимается кулак на моей спине, а рука Виталика вновь становится расслабленной и нежной.

Пробыв на вечере еще около получаса, я поняла, что больше не могу находиться в такой компании. Больше всего мне хотелось снять сапоги, залезть с ногами на диван и укутаться в плед. Атмосфера на приеме, хоть и была внешне дружеской и приветливой, на деле просто давила на меня.

После встречи с Беловым, я стала видеть в каждом присутствующем человека, который при нужде сможет спокойно свернуть тебе шею, перешагнуть и, не оглядываясь, пойти дальше. Не своими руками, конечно, свернуть. Сомневаюсь, что такие люди лично опускаются до таких грязных дел.

Я еще раз поздравила ректора, попрощалась с ним и сказала Виталику, что хочу уехать домой. Ковалевский такую мою идею поддержал. Он не пил, потому что собирался после этого мероприятия лично отвезти отца домой, поэтому я была избавлена от участи ехать домой в одиночестве на такси.

Мы быстро добрались до моего дома, и парень вызвался проводить меня до квартиры. Стоя у меня в коридоре, Виталик нежно поглаживал пальцами мою скулу, а я молчала, прикрыв глаза и получая истинное удовольствие:

– Как только всё закончится, я отвезу отца и приеду к тебе. – ласково сказал парень.

Я кивнула, а он, медленно наклонившись, начал меня целовать. Такую нежность, с которой он коснулся моих губ, я запомнила еще с нашего первого поцелуя. Плавно, его поцелуй начал набирать силу, становясь более напористым и чувственным. Со своей стороны я пыталась вложить в него все несказанные слова и переполнявшие меня чувства, от которых временами хотелось просто кричать.

Я никогда не думала, что один поцелуй может значить так много, но сейчас, когда Виталик все же оторвался от моих губ, я на мгновение почувствовала, что вместе с ним у меня отобрали частичку души. На какую‑ то долю секунды мне стало холодно и одиноко, но, посмотрев в глаза парню, мир снова встал на место, а я начала дышать ровнее.

– Я постараюсь вернуться как можно быстрей, – заверил меня Виталик и, коротко чмокнув в макушку, покинул квартиру.

Я осталась стоять в полной тишине и одиночестве. Вдруг стало нестерпимо грустно, как будто я потеряла что‑ то безумно важное и дорогое, но это чувство так же внезапно, как появилось, поспешило удалиться.

Я посмотрела на себя в зеркало, мысленно прощаясь с красотой, которую сделала подруга, и отправилась в ванную, возвращать себя к привычному земному состоянию.

Глава 12

Виталик не приехал вечером, не приехал он и ночью. Я решила, что ужин затянулся, а оставить Львовича в одиночестве он так и не сумел. Ковалевский появился только с утра, позвонив мне на мобильный.

– Лесь, извини, замотался. – его голос звучал как‑ то по‑ другому и при этом жутко устало. – Я скоро заеду.

Я сказала, что буду ждать дома, после чего Виталик повесил трубку, не дав задать мне по телефону интересующие вопросы.

Я пожала плечами и отправилась в душ, потому что до этого момента стащить себя с кровати у меня так и не получилось. Ковалевский приехал примерно через час, и, открыв ему дверь, я сразу поняла – что‑ то не так. Парень выглядел уставшим и, если честно, меня терзали смутные сомнения, что он сегодня вообще спал. Однако помимо этого в его виде меня напрягало и что‑ то еще.

Я посмотрела в глаза, и почувствовала, как сердце стало гулко биться в груди.

– Лесь, нам надо поговорить. – прямо с порога начал парень.

Удар, еще удар… ритм сердца слышался мне всё четче.

– Конечно, – сказала я, показывая рукой в сторону холла. – проходи.

И Ковалевский прошел. Просто прошел мимо меня, как будто меня и не стояло в коридоре вовсе. В этот момент мне стало страшно, хотелось выбежать из квартиры на холодный воздух, лишь бы не находиться здесь и сейчас. Да вот только это всё равно бы ничего не изменило.

Я с силой зажмурилась, потом открыла глаза и поплелась в холл вслед за Виталиком.

Парень не сел, он неспешно перемещался по комнате, меряя ее шагами. Я же принять более устойчивое положение всё‑ таки решилась, и опустилась на мягкий диван, поджав под себя ноги. Следующие несколько минут мы провели в тишине. Ковалевский, видимо, подбирая нужные слова, а я в надежде, что мои худшие ожидания не оправдаются.

Наконец, Виталик нарушил молчание:

– Леся, – я замерла, чувствуя, как сжимается каждая клеточка моего тела. – сегодня мы видимся в последний раз.

В этот момент мой мир рухнул. Хрустальный замок, так долго и тяжело строившейся, разлетелся на миллиард крошечных осколков, каждый из которых сейчас острыми гранями впивался в меня изнутри. Я не могла просто так принять услышанное.