ЧАСТЬ III 2 страница

– Какого триптиха?

– Он описывает икону.

– Хорошо, Гарри. А дальше? То, что ты говоришь, – просто слова.

– Заговорщики-католики взяли с собой в экспедицию икону. Они руководствовались религиозными соображениями.

– Пока все понятно. Как насчет небольшой прогулки?

– Я бы предпочел постель.

– Зато на прогулку можно отправиться вдвоем…

Мы рассмеялись.

– Что за религиозные соображения? – продолжил я. – Они пытаются сорвать экспедицию, и, если принять твою версию насчет семьдесят седьмой долготы, предполагалось, что там будет основана протестантcкая колония и учрежден новый календарь. Но обрати внимание на год – тысяча пятьсот восемьдесят пятый. Обрати внимание на очаровательное совпадение с попыткой в тысяча пятьсот восемьдесят шестом году свергнуть королеву Елизавету с престола. Как раз тогда колонисты должны были обустраиваться на новом месте.

– Ты о заговоре Бабингтона? В результате которого Марии Стюарт отрубили голову?

Я отпил остывшего кофе.

– Я предполагаю, что связь есть. В случае убийства королевы Елизаветы должно было начаться испанское вторжение в Англию.

– Гарри, не тяни! Объясни мне, какая тут связь с той реликвией.

– Я считаю, что описанный кусок дерева – от того креста, на котором был распят Иисус Христос.

Зоула нервно моргнула, села и уставилась на меня.

Интересные глаза. Темные, умные. Такие глаза способны заглянуть в самую душу…

– Что ты говоришь, Гарри?

– Если монарх дотронется до какого-нибудь предмета, имевшего отношение к Христу или Деве Марии, то тем самым он удостоверит свое божественное право на престол.

– Пока все неплохо, – осторожно сказала Зоула.

– Теперь давай представим, что этот кусок дерева поцеловала Мария Стюарт, а потом его переправили на семьдесят седьмой градус западной долготы.

Зоула еле заметно кивнула.

– И давай представим, что заговор Бабингтона увенчался успехом. Мария Стюарт и Елизавета устраивают драку, после чего испанцы вторгаются в Англию. А право на Северную Америку Мария уже подтвердила, поцеловав крест. Это стало бы колоссальной победой католиков. И вот, когда положение Марии становится достаточно прочным, под властью католиков оказываются обе долготы – и северная, и южная.

Протестанты уже не могут учредить календарь доктора Ди. А Риму ничто не мешает сделать это – и состричь все купоны. Истинная религия выигрывает гейм, сет и матч. Протестантская ересь терпит сокрушительное поражение и, возможно, вскоре вообще исчезает с лица Земли.

– Красивая теория, Гарри. Аккуратная. Не хуже моей. Возможно, удар по голове не прошел для тебя бесследно. Видишь ли, какое дело… Чтобы твоя теория работала, нужен настоящий кусок дерева от того креста. Где ж ты его откопаешь?

– У крестоносцев такой был. Они называли его Подлинным Крестом.

– Гарри, двадцать первый век на дворе. Все это не более чем легенды.

– Понимаю.

Зоула склонила голову набок и посмотрела мне прямо в глаза. Потом холодно сказала:

– Гарри, ты вызываешь у меня уважение. Правда-правда! Беда в том, что ты возомнил себя сверхсуществом и тебе приходится так и эдак меня обрабатывать, чтобы я доросла до твоего уровня. Одновременно ты сидишь тут и не сомневаешься, что я подниму тебя на смех.

– Ты права, Зоула. Я считаю, что столь смелая мысль находится за пределами твоего понимания.

– По правде говоря, твоя теория многое объясняет. Например, почему люди готовы пойти на убийство ради того, чтобы заполучить эту реликвию. Вообрази коммерческую ценность куска дерева от Подлинного Креста. Только представь, сколько выложат за него музеи. А какой почет ждет обладателя!

– Отлично. Но чтобы проверить мою теорию, нам нужно выйти на эксперта по религиозной старине.

– Я знаю кое-кого, – сказала Зоула не моргнув.

– А если мое предположение хоть сколько-нибудь верно, то между Мармадьюком Сент-Клером и Теббитами должно быть родство, тянущееся как минимум со времен крестоносцев. Вот и выяснилось, что нам надо знать историю семьи Теббитов.

– И где мы ее раздобудем?

– У Дебби, разумеется. У моей юной женщины-вамп.

ГЛАВА 20

– Дебби?

– Гарри!

Судя по голосу, она только что плакала. Мой звонок ее обрадовал, чем я был очень тронут.

– Я понимаю, что звоню не вовремя. Но сейчас когда ни позвони – все будет не вовремя.

– Вовсе нет!

Это прозвучало вполне искренне. Что она сейчас делает? Бродит по собственному мавзолею, который для нее слишком велик? Или там все еще полно скорбящих родственников? Или дядя Роберт решил обустроиться в доме и взять дела под свой контроль?

– Я по поводу дневника. По-моему, мы кое-что выяснили.

– Выяснили?

– Не знаю наверняка. Мне надо кое в чем удостовериться. Слушай, Дебби, ты не окажешь мне одну услугу?

Я буквально почувствовал охватившее Дебби любопытство.

– Разумеется! Что я должна сделать?

Я глубоко вдохнул.

– Мне нужно узнать кое-что из истории твоей семьи.

– В смысле, кем был мой дедушка и все такое?

– Нет, Дебби. Я хочу узнать зайти так далеко в прошлое, как только возможно. К самому началу.

– О-о! Идти придется очень долго, Гарри.

Последовала заминка, после которой Дебби холодным, деловым тоном, словно разговаривала с мясником, произнесла:

– Я перезвоню.

Следом раздался мужской голос:

– Это Блейк?

Дядя Роберт. Он и в первый-то раз говорил жестко… Недружелюбия в его голосе меньше не стало.

– Слушаю.

– Я повторяю еще раз, мистер Блейк. Вы должны прекратить какое бы то ни было общение с моей племянницей. Если не подчинитесь – будете иметь дело с моими юристами. Вам понятно?

Зоула стояла в другом конце холла с чашкой кофе в руках и поднятыми бровями. Я судорожно показывал пальцем в сторону кухни. Ей потребовалась секунда, чтобы сообразить. Она неслышно пробежала ко второму телефону. В трубке послышался легкий щелчок.

– Мистер Теббит. Я свободный гражданин свободной страны и, черт подери, могу разговаривать с тем, с кем считаю нужным.

Я догадывался, что Теббит, как и его брат, не привык к возражениям. Он с трудом сдерживал гнев.

– Вы, сударь, аферист! Все, что вам нужно от моей племянницы, – это выкачать из нее как можно больше денег! Кроме того, вы удерживаете у себя дневник, являющийся собственностью нашей семьи. Я хочу, чтобы в течение ближайших двадцати четырех часов он был выслан мне заказной почтой. Если этого не произойдет, я приму необходимые меры и заставлю вас оплатить судебные издержки. Верните дневник и прекратите всякие отношения с нашей семьей!

– Бренди добавить? – кивнула Зоула на мою чашку с кофе.

Она положила ноги на кухонный столик и, опасно отклонив стул, раскачивалась взад-вперед. Вообще-то, я не из пугливых, но после этой неожиданной стычки меня слегка потряхивало.

– Ты собираешься выполнить его требование? Прекратишь общаться с Дебби?

– Ты что! – ответил я. – Плевал я на него.

По правде говоря, такая бравада не соответствовала моему состоянию. Зоула нахмурилась:

– Тебе не приходило в голову, что дяде Роберту очень хочется прибрать к рукам этот дневник? И помешать тебе в нем разобраться?

Я отпил кофе.

– Еще бы не приходило! Но какой ему толк от этого дневника? Если ему сунуть под нос лист – он что, узнает скоропись времен королевы Елизаветы?

– Не будь дураком, Гарри. Он просто наймет другого специалиста. И он знает историю своей семьи. Если тут что-нибудь есть, дядя Роберт доберется до этого раньше тебя.

– Возможно, он хочет лишить Дебби чего-то принадлежащего ей по праву, – размышлял я вслух. – Кстати, где твои родители держат бренди?

В тот же день я позвонил Дженис и попросил («если, конечно, нетрудно») на ближайшие две недели взять магазин на себя.

– Тут для вас сообщение. Факс. – Тон озорной. – «Домой мне не звони: дядя Роберт рыскает повсюду. Как мне с тобой связаться? Дебби». Кто такая Дебби?

– Мы с ней хорошие друзья, – объяснил я, после чего оставил Дженис номер Зоулы и попросил передать его Дебби, когда она в следующий раз позвонит.

Телефон зазвонил в семь часов. Я как раз собирался порадовать Зоулу обедом в ресторане. Дав ей время добежать до второго телефона на кухне, я поднял трубку.

– Гарри?

– Привет, Дебби.

– Я в кабинете, – тихонько сказала она. – Не могу найти свой мобильник. Дядя Роберт наверняка куда-нибудь его запрятал. Весь день тут ошивается. Чувствую себя героиней какого-то приключенческого романа!

– Тебя могут подслушивать, Дебби? Там есть параллельные телефоны?

– Да, в одной из спален наверху. Но дядя Роберт сейчас играет в снукер[12] с одним из своих друганов.

– То есть ты в доме одна?

– Нет, Гарри, он в комнате для игры в снукер. Прямо надо мной.

– Нехорошо как-то… – засомневался я, непроизвольно переходя на шепот.

– Не обращай внимания. Итак, вот оно. В одной из книг у папы в кабинете все описано, но большую часть из этого я уже и так знаю. Думаю, все или почти все документы по имению и семейная переписка находятся в Халловском университете. Как они туда попали, я понятия не имею. Ты готов?

– Приступай.

– Ладно. Наши предки были крупными землевладельцами. Это Теббиты в Линкольншире и Максвеллы в Шотландии. На самом деле мы – Теббиты-Максвеллы, но в двадцатые годы с этой групповухой было покончено, так как моему прапрадедушке захотелось баллотироваться от социалистической партии или что-то в этом роде. Еще там упоминаются мелкие землевладельцы в Йоркшире – Гринакры.

– Очень хорошо, – подбодрил я ее.

– Начну с Максвеллов. Я себя мисс Максвелл не чувствую – возможно, виноват прапрадедушка, отбросивший вторую половинку. С этой линией очень сложно и большей частью скучно: все вступают в брак со всеми, лишь бы деньги остались в семье. К началу прошлого века линия почти заглохла. Осталась единственная дочь, Гвендолин. Она владела двадцатью тысячами акров в Линкольншире и Дамфрисшире и Карлаврокским замком в придачу. В тысяча девятьсот четвертом году она вышла замуж за герцога Норфолкского, так что линия была продолжена и деньги остались в семье.

– Можешь копнуть поглубже, Дебби?

Послышалось шуршание страниц.

– Так. У Максвеллов случились неприятности триста лет тому назад, когда они заняли не ту сторону в восстании якобитов. Четырнадцатый лорд Максвелл сбежал из тюрьмы, переодевшись женщиной. Одежду ему доставила жена. Остаток жизни бедняжки провели в Италии, вместе с принцем Чарли-красавчиком.

Они жили на холме Фраскати, неподалеку от Рима.

– Да, не позавидуешь, – согласился я.

Никакой связи с дневником.

– В семье по-прежнему была куча баронов, которые владели поместьями по всей Шотландии.

– А еще раньше можешь забраться? Что было до якобитов?

– Разумеется. Максвеллы происходят от Ундвина и его сына Максуса, живших в одиннадцатом веке. Максус превратился в Максусвеллла, а тот в свою очередь – в Максвелла Карлаврокского. И так далее.

По-прежнему, насколько я мог судить, связи с дневником Огилви не прослеживалось.

– Хорошо, Дебби, а как насчет Теббитов? Ты уверена, что мы можем спокойно говорить?

– Да что он мне сделает?! – взбрыкнула она и шепотом продолжила: – Родство между Теббитами и Максвеллами восходит к тысяча шестисотому году, когда один из Теббитов женился на леди Джойс Максвелл.

Так, подожди… Да, вот! Он и два его сына вместе с герцогом Норфолкским участвовали в битве при Флоддене в тысяча пятьсот тринадцатом году, где и погибли.

В наследство вступил младший сын, но за участие в линкольнширских волнениях ему отрубили голову. Поместья и особняки были у него конфискованы, но кое-что из этого королева Елизавета вернула его внуку. Не клади трубку.

На несколько мгновений стало тихо.

– Все нормально, он пошел в туалет. Был еще Стивен Теббит, который выступил не на той стороне во время Английской революции. Парламент Кромвеля отобрал у него все поместья.

– Похоже на семейную традицию – брать сторону неудачников.

– Спасибо, Гарри. Скажи мне только, как я тогда оказалась в Пикарди-Хаус, а ты в какой-то линкольн-ской лачуге? Следующую сотню лет Теббиты оставались на плаву только благодаря великодушию родственных им Гринакров. Потом было предпринято несколько внутриклановых браков, состояния начали вновь расти, пока в нашей собственности не оказалось пять тысяч акров в разных графствах, пара дюжин дворцов и одно аббатство. Для хронических неудачников, по-моему, совсем неплохо!

– Очень даже неплохо, Дебби. А еще раньше можешь заглянуть?

– Совсем в начало? К динозаврам? Сейчас…

Опять шорох страниц.

– Так. Линию Теббитов можно отследить вплоть до барона Филиппа, сына Карра. Вильгельм Завоеватель даровал ему половину Чешира. Один из потомков Филиппа женился на француженке, урожденной Сент-Клер, родом из Пикардии[13]. Первоначально ее фамилия писалась де Клери. Эти сколотили себе состояние на Крестовых походах. Впоследствии они присовокупили к своим владениям Линкольншир и Йорк. Всего у них было шестьдесят особняков. Во сколько им обходилось отопление, я даже представить боюсь, но, думаю, их это мало заботило.

Крестовые походы. Крестоносец де Клери, превратившийся в Сент-Клера из Пикардии. Синклер. Уинстон Синклер, загадочный родственник, отправивший дневник в Пикарди-Хаус, семейное гнездо Теббитов.

Кусочек головоломки с восхитительным щелчком встал на свое место.

Дебби же все говорила:

– Ну и так далее. Видишь, какие мы все из себя – особенно в сравнении с тобой. Гарри, ты меня слышишь? Есть тебе от этого какая-нибудь польза?

Я быстренько сварганил холостяцкий ужин, и тут наверху лестницы появилась Зоула. Она была в красном платье – почти в цвет вину, которое я разливал.

Ее серьги и ожерелье из искусственных брильянтов играли в свете свечей – свечей, которые держат на случай отключения электричества, а не «специальных романтических». Соус «путтанеска», хоть и из магазина, был на удивление хорош. Мне не терпелось попробовать крем-мусс, сделанный на итальянский манер (правда, вместо «марсала-ал-уово» в него пришлось добавить хересу).

Зоула пригубила вино и бросила на меня испытующий взгляд.

– Похоже, наша юная Дебби по уши в тебя влюблена.

– Чушь. Я для нее всего лишь большой мягкий плюшевый мишка. Скорее я играю роль суррогатного дяди.

Сев, я стал накручивать на вилку спагетти.

– Вот что, Зоула. Как только поедим, мне придется отсюда съехать. Я могу остановиться в деревенской гостинице. А то миссис Мергатройт разрушит твою репутацию.

Сначала она недоверчиво на меня уставилась, а потом хихикнула.

– А ведь все эти годы я была уверена, что динозавры вымерли. Я Козерог, Гарри. Я порывистая, влюбчивая и страстная. А ты кто?

– Кажется, Лев.

Она скорчила рожу.

– Ты законопослушен, холоден и рассудочен, так что моей девственности ничего не грозит. Вот невезуха!

«Становится жарко! » – подумал я про себя, а вслух сказал:

– Синклер.

– Синклер, – задумчиво повторила Зоула. – Совпадение?

– Ни один из нас в такое не поверит. Этот крестоносец, Сент-Клер… Интересно, докуда он дошел?

Зоула медленно кивнула:

– Я могу кое у кого выяснить.

ГЛАВА 21

Этот «кое-кто» оказался хозяином Оксфордского музея древностей. Где-то я читал, что он владел еще несколькими игрушками вроде этой – например, островами в Эгейском и Карибском морях. Я предложил встретиться в одном из пабов, многие из которых я помнил еще со времен своей учебы в Оксфорде. Он находился неподалеку от Паркс-роуд и был собственностью Пачинских, польской четы в годах. Ровно в десять «симитар» с урчаньем въехал на стоянку. Нас уже ждали.

В этом пабе одно время (недолгое) снимали сериал про инспектора Морса. Черно-белые фотографии, на которых седовласые владельцы заведения купались в лучах славы находящихся тут же ведущих актеров, украшали унылые, обшитые деревом стены. Миссис Пачинская была все та же – только волосы совсем побелели.

«Кое-кому» перевалило за пятьдесят. С невесомыми редеющими волосами, в очках с толстыми стеклами, одетый в желтую рубашку без воротника и синюю ветровку. Занятия благотворительностью плохо вязались с тем, что этот человек регулярно оказывался где-то на окраине списка самых богатых людей, регулярно публикуемого в «Санди тайме». При виде Зоулы его лицо просияло, а их объятия заставили меня задуматься, насколько же близко они знакомы.

Мы сели к круглому столу. Для выпивки было рановато, но я все же заказал светлого пива. Друг Зоулы пришел не один. Рядом с ним сидел черный ямаец с аккуратной короткой прической и гладким круглым лицом. Лет ему было немного за тридцать. Образ дополнял серый костюм. Единственным противоречием была булавка для галстука в форме гитары, затаившаяся на фоне всей этой консервативности. Говорил ямаец застенчиво и нерешительно, чем совершенно сбил меня с толку.

У каждого из присутствовавших была своя копия дневника Огилви, и, пока я рассказывал, мы то и дело к нему обращались. Глотка у меня пересохла. Закончив, я одним глотком осушил половину кружки.

Все сосредоточенно молчали. Да, было о чем подумать… Оксфордский меценат повернулся к своему товарищу:

– Ваше мнение, Долтон?

Он явно опасался мошенничества. Перед тем как ответить, ямаец застенчиво на меня глянул.

– В первую очередь надо убедиться в подлинности этого документа, сэр Джозеф. Вспомните о дневнике Гитлера.

Сэр Джозеф невозмутимо поглядел на меня:

– Что скажете?

Зоулу он знал, а меня еще следовало проверить.

Если имело место мошенничество, то ему надо было убедиться, что мы жертвы, а не злоумышленники.

– Его подлинность не вызывает у меня никаких сомнений. Микротрещины вокруг исписанных мест подделать невозможно. Как и саму бумагу. Кроме того, документ видел Фред Суит, находящийся всего в паре миль отсюда.

Рядом Зоула потягивала красный мартини. Она сказала:

– Там есть несколько расхождений с общепринятым описанием путешествия к Роаноку.

– Это ты к чему? – поднял брови сэр Джозеф.

– Это я к тому, Джо, что мошенник не наделал бы таких ошибок. Их слишком просто проверить. Историки кое в чем заблуждались. И еще одно. Экспедиция на Роанок состоялась в тысяча пятьсот восемьдесят пятом, а Огилви в своем дневнике использует шифр, который был создан якобы не раньше тысяча пятьсот восемьдесят восьмого. Конечно, он мог писать свой дневник спустя годы после событий, но, судя по непосредственности изложения, Огилви рассказывал о происходящем в течение нескольких дней после случившегося.

Опять же, мошенник не совершил бы подобной ошибки.

– Ну, а дальше? – спросил сэр Джозеф.

– Почти наверняка Огилви имел доступ к системе шифров, которая на тот момент еще не была опубликована. На том корабле были лучшие умы Англии, и им эта система могла быть известна от самого Томаса Брайта. Об авторском праве в те времена речи не шло.

Сэр Джозеф кивнул:

– А еще, по вашим же словам, у вас есть независимое мнение, высказанное мистером Суитом…

– … так что у меня в руках подлинная рукопись, – закончил я. – Анализ чернил и бумаги можно произвести в любое время. Только надо заручиться согласием владельца.

Судя по виду сэра Джозефа, он принял решение.

– Очень хорошо. Я склоняюсь к мнению, что этот дневник – подлинный, а молодой человек из шотландской глубинки вел запись «по горячим следам». – Он поиграл стаканом с соком. – Вы полагаете, что глубокий интерес к дневнику вызван описанной в нем реликвией?

– Чем же еще? И «глубокий интерес» – это слабо сказано!

– Да, ничего себе синяк. Долтон, во сколько бы вы оценили этот предмет?

Долтон говорил мягко, даже робко. В его голосе угадывалась ямайская гнусавость. Гласные были по-оксфордски округлыми, однако я слышал след чего-то еще. Франция? Может быть, даже сам Париж?

– Если дневник подлинный, то я просто не верю собственным глазам. – Он дотронулся до галстука и увлеченно продолжил более низким голосом: – Описанный Джеймсом Огилви предмет поразительно похож на некую реликвию, утерянную более тысячи лет назад. Кусок креста, на котором был распят Иисус Христос. Подлинного Креста.

Я ощутил электрическое покалывание где-то в позвоночнике. Мы ждали. Долтон отпил кока-колы, откашлялся и продолжил:

– Подлинный Крест посеял больше смерти и разрушений, чем любая другая реликвия за всю историю.

Вернуть Крест, находившийся в руках мусульман, было главной целью Пятого крестового похода. Если он действительно существует… Если всплывет кусок настоящего Креста, – Долтон взглянул на своего товарища, – то, сдается мне, музеи, богатые частные коллекционеры, а то и религиозные объединения заплатят целое состояние, чтобы его заполучить.

– Состояние? – перебила Зоула.

– На глазок я бы назвал сумму в десять миллионов долларов, – сказал сэр Джозеф. – Столько готов заплатить мой музей.

– Хорошая попытка, сэр Джозеф, – ответил я. – А как насчет музея Гетти? Сколько они заплатят? Или богатый американский проповедник? А Ватикан? Я держу в голове никак не меньше пятидесяти миллионов.

Он на меня покосился. Теперь говорила Зоула:

– Представьте, что кусок настоящего Креста попал в руки американского евангелиста из правых! Это придаст небывалую достоверность его речам. Эти молодцы торгуют религией словно мылом, и чем обширней их паства, тем большие бабки они зашибают. Он подомнет под себя весь штатовский рынок! А деньги там крутятся немалые.

– Если это подлинная вещь, – вставил я. – Насколько мне известно, большая часть реликвий – подделки.

Долтон кивнул:

– Вы совершенно правы, мистер Блейк. В Средние века существовало пятнадцать образцов крайней плоти Иисуса, три головы Иоанна Крестителя, а костями святых и апостолов можно было забить целый товарный склад. Я уже не говорю о сосудах с кровью Христа и тому подобном. Кусок материи, до которой дотрагивались Иисус или Мария, попадая в руки какого-нибудь европейского короля, наделял его священным правом на престол. Кроме того, с помощью реликвий лечили заболевания и тому подобное. Коммерческую ценность они представляли невероятную. Они притягивали к себе грабителей и убийц. Что было еще одним поводом для иконоборцев.

– Иконоборцев?

– Буквально – «дробителей икон». Люди, сражавшиеся с изображениями, имевшими религиозное значение. Впрочем, даже они для Подлинного Креста делали исключение.

– Но если чуть ли не все реликвии – подделки, – спросил я, – то чем же Подлинный Крест от них отличается? Надо думать, дерева вокруг хватает, и из предполагаемых фрагментов можно наделать хоть дюжину крестов.

Долтон едва заметно улыбнулся:

– Как ни странно, отличие есть. Окончательное описание реликвии, носящей имя Подлинного Креста, появилось в тысяча восемьсот семидесятом году и принадлежит перу Де Флери. Он определил подлинность всех имевшихся на тот момент фрагментов креста, каталогизировал их и сообщил общий объем. В сумме вышло около четырех литров. Дерево легче воды, так что их общая масса – килограмма два-три. Масса самого креста – где-то семьдесят пять килограммов.

– Но перед нами, несомненно, по-прежнему средневековые подделки.

Я стал похож на испорченную пластинку.

– Почти наверняка вы правы. За исключением этого предмета. Я полагаю, что эта вещь – подлинная.

– Да ладно!

Блейк Недоверчивый.

– Я совершенно серьезен, мистер Блейк.

Сказано спокойно, уверенно.

– Крест был обнаружен в триста двадцать седьмом году после Рождества Христова. Император Константин гарантировал христианам, что их больше не будут преследовать, и епископ Иерусалима Макарий провел раскопки, в результате которых были найдены различные священные места, вроде гробницы Христа или Голгофы.

– Разве за три века успела возникнуть необходимость в таких раскопках?

– Император Адриан скрыл все эти места. Впрочем, благодаря ему они только лучше сохранились. Не забывайте, правда, что о точном их расположении местные христиане хорошо знали. Эти сведения передавались из поколения в поколение. Во время раскопок и был обнаружен Крест.

– Это всамделишная история или очередная легенда?

– Гарри, это правда. Раскопки упоминаются в различных надписях, появившихся, судя по датам, вскоре после тех событий. Святой Кирилл Иерусалимский пишет об отыскании святыни в триста сорок седьмом году, всего двадцать лет спустя после самих раскопок.

Надпись, датируемая триста пятьдесят девятым годом, упоминает, что был найден кусок Креста. В написанном Сильвией «Паломничестве по святым местам», чья подлинность ни у кого не вызывает сомнений, упоминается кусок древесины, из которой был сделан Крест. Во время тогдашних Пасхальных празднеств ему поклонялись. Это было около трехсот восьмидесятого года от Рождества Христова.

– Ваш рассказ впечатляет, Долтон, – сказал я, а про себя подумал: «Этот парень хорошо знает свое дело».

– Это еще не все. В результате все тех же раскопок была обнаружена предполагаемая усыпальница Христа. Подлинность усыпальницы вызывает сомнений не больше, чем Крест. Ясно?

– Ясно.

– Тогда идем дальше. Если вы посетите храм Гроба Господня в Иерусалиме, вы увидите очереди, выстроившиеся к месту, на котором, как принято считать, находилась усыпальница. Теперь оснований верить в это прибавилось. Разработанная в Оксфорде бесконтактная археология Биддла подтверждает, что на том месте и в самом деле есть древняя усыпальница. И возраст – как раз тот, что нужно.

Долтон откинулся и поболтал кока-колу в стакане.

– Документы, история и археология говорят одно. Есть все основания считать выкопанный тогда кусок дерева принадлежащим Кресту.

– Значит, Подлинный Крест не из той же серии, что пятнадцать кусков крайней плоти и три головы Иоанна Крестителя?

– Ничего общего. Существует огромная вероятность, что он – настоящий.

– А что с ним случилось потом?

– Константин построил храм Гроба Господня, и вплоть до шестьсот четырнадцатого года Крест хранился там. Потом была война. Крест захватили и увезли в Персию. Потом была другая война, и византийский император Ираклий отвоевал его и вернул в Иерусалим.

Во время Первого крестового похода тысяча девяносто девятого года западные христиане получили Крест. Потом он достался Салах-ад-дину, когда тот в тысяча сто восемьдесят седьмом году захватил Иерусалим. Говорят, султан разъезжал по улицам Иерусалима, а за ним волочился Крест, привязанный к хвосту его лошади. Но это уже из области легенд.

– А дальше?

Долтон остановился, чтобы откашляться, и пригубил остатки кока-колы.

– А дальше след теряется. Вертикальная часть была утеряна во время Пятого крестового похода. Но считается, что фрагменты, которые удалось отделить, были сохранены и привезены в Европу крестоносцами. Они также исчезли.

– В любом случае это были подделки.

Моя игла продолжала спотыкаться о ту же царапину.

– И мне так кажется, – кивнул Долтон. – Время было такое. Но, как я уже сказал, к реликвии Огилви это не относится.

– Почему?

– Этот бизнес получил развитие на Западе – в Риме, Барселоне, Венеции – и распространен был именно в Средние века. Описание, данное Огилви, в точности похоже на фрагмент, упомянутый за девять веков до крестоносцев. Вернемся к святому Кириллу, описавшему в триста сорок седьмом году обнаружение Креста. Он ведет речь о фрагментах, разбросанных по всему известному в те времена миру. Эти фрагменты давно исчезли, и нам о них ничего не известно. За исключением одного.

Я хрюкнул.

– Этот последний был в буквальном смысле откопан – по описанию в свитке, спрятанном в нише над колонной в Святой Софии. Не той, что в Константинополе, а другой, маленькой, находившейся в Митре.

Это Южная Греция, куда в пятнадцатом веке бежали последние византийские мудрецы. Свиток содержал список сокровищ, принадлежавших маленькой византийской церкви до того, как крестоносцы ее ограбили.

Там упоминается и триптих с куском дерева из Креста. Он полностью совпадает с описанием в дневнике Огилви. Там еще сказано, что кусок дерева был возвращен из некого монастыря в Атласских горах.

– И?..

– В Атласских горах есть место под названием Тикстер, неподалеку от города Константина в Алжире. Там было обнаружено описание местных реликвий, одна из которых – фрагмент Креста. Надпись датирована триста пятьдесят девятым годом.

«Мозаика собрана», – подумал я.

– Получается, Крест был обнаружен около триста двадцать седьмого года. Есть надежные сведения, что его разрубили на куски и вскоре после этого отправили в разные стороны. Нам также известно, что один из них попал в монастырь в Атласских горах, а потом так или иначе был возвращен в Константинополь. Он был вделан в центр некого священного триптиха, описание которого было обнаружено в позднем византийском поселении. И это описание в точности совпадает с данным в дневнике.

– Ура, – вставила Зоула.

– А один крестоносец, Де Клери, прямой предок моего клиента, захватил этот триптих, когда грабил византийскую церковь, и он веками хранился в той пикардийской семье.

– Я считаю, что это фрагмент настоящего Креста, – сказал Долтон. – Единственный, в подлинности которого мы можем не сомневаться.