Невил Шют 14 страница

Минуту‑ другую Дуайт молча стоял под дождем. Наконец промолвил:

– Нет, тут другое. Нету толпы зрителей. Никто не заставляет гонщиков так рисковать. – Он огляделся. – Если не считать их самих, их механиков и помощников, по‑ моему, не наберется и пятисот зевак. И делается это не за деньги. Они рискуют головой, потому что им это нравится, детка.

– Не верю, не может это нравиться.

Дуайт улыбнулся:

– Подите к Джону Осборну и предложите ему вычеркнуть его «феррари» из списка и уехать домой. – Девушка промолчала. – Садитесь в мою машину, и я налью вам коньяку с содовой.

– Самую капельку, Дуайт. Если уж смотреть на все это, я хочу оставаться трезвой.

В следующих двух заездах случилось девять аварий, четыре гонщика были ранены, но погиб только один – водитель «остина‑ хили», оказавшегося в самом низу в груде четырех машин, столкнувшихся на повороте «Шпильки». Дождь перешел в слабую, застилающую глаза морось, но и это не охладило участников состязания. Перед последним заездом Джон Осборн оставил друзей, теперь, окруженный помощниками, он сидел в своем «феррари» на предстартовой площадке, разогревая мотор. Вскоре, удовлетворенный, вылез из машины, разговаривал и курил в кучке других гонщиков. Дон Харрисон, водитель «ягуара», стоял тут же со стаканом виски в руке, рядом, на опрокинутом ящике, поблескивали еще стаканы и две‑ три бутылки; он предложил Джону выпить, но тот отказался:

– Не желаю давать вам козыри против меня, хитрецы, – и усмехнулся. Машина его была, вероятно, быстроходней всех остальных, зато сам он – пожалуй, самый неопытный среди гонщиков. Сзади на корпусе «феррари» до сих пор красовались три широкие полосы‑ наклейки, знак, что водитель – новичок; и он все еще сознавал, что, если занесет на повороте, инстинкт его не выручит. Если машина вдруг волчком завертится на месте, это всегда – неожиданность, застигающая врасплох. Он не подозревал, что на мокрых от дождя дорогах и остальным водителям не легче; ни у кого из них не было опыта езды при таких условиях, и сознание собственной неопытности, пожалуй, могло надежнее уберечь его, чем их – уверенность в себе.

Когда помощники вытолкнули «феррари» к старту, он оказался во втором ряду, перед ним «мазерати», два «ягуара», метис «джипси‑ лотос», рядом «буревестник». Джон уселся поудобнее, включил, разогревая, мотор, застегнул спасательный пояс, приладил шлем и защитные очки. А в мозгу звучало: вот где меня убьет. Куда лучше, чем мучиться и маяться и меньше чем через месяц изойти до смерти рвотой. Лучше гнать как дьявол и покончить с жизнью, делая то, что хочется. Большая послушная баранка «феррари» ласкает руки, треск выхлопных труб – как музыка. С безоблачно счастливой улыбкой Джон обернулся к помощникам, потом устремил взгляд на флажок в руке распорядителя.

Когда флажок опустился, он стартовал отлично, обогнул метиса «джипси‑ лотос» и опередил «буревестника». К повороту у Дугового озера пришел по пятам за двумя «ягуарами», но правил на мокрой дороге осторожно – предстоит сделать семнадцать кругов. Рисковать еще успеется на последних пяти кругах. Все так же с «ягуарами» он миновал Сенной угол, Шпильку и осторожно прибавил скорость на волнистом обратном отрезке. Должно быть, прибавил недостаточно: с треском и ревом, обдав его фонтаном брызг, справа пронесся мимо метис «джипси‑ лотос», Сэм Бейли гнал как сумасшедший.

Джон Осборн, чуть замедлив ход, протер очки и покатил за ним. Метис вилял то вправо, то влево, на дороге его удерживала только молниеносная реакция молодого водителя. Джон Осборн, глядя вслед, ощущал: эта машина словно излучает дух неминучей катастрофы; лучше пока оставаться на безопасном расстоянии, посмотрим, что будет. Джон мельком глянул в зеркало – «буревестник» в полусотне ярдов сзади, его как раз обходит «мазерати». Еще есть время более или менее спокойно спуститься с Оползня, а потом надо нажать.

Выйдя в конце первого круга на финишную прямую, он увидел, что метис обогнал один из «ягуаров». На скорости примерно сто шестьдесят в час Осборн миновал ремонтные пункты и обошел второй «ягуар»; все‑ таки спокойнее, когда между тобой и «метисом» идет еще машина. Перед озером замедлил ход, глянул в зеркало и убедился, что намного опередил следующие две машины; если удастся сохранить дистанцию, можно два‑ три круга продержаться четвертым, все еще соблюдая осторожность на поворотах.

Так он и шел до шестого круга. К тому времени метис был уже впереди всех и первые четыре машины оставили за собой один из «бентли». Нажимая после Оползня на педаль акселератора, Осборн мельком глянул в зеркало, и взгляд уловил на углу какую‑ то дикую неразбериху. «Мазерати» с «бентли» сцепились боками, перегородив дорогу, «буревестник» взвился в воздух. Еще раз оглянуться было недосуг. Впереди головная машина – метис – пыталась обогнать один из «бугатти», на скорости сто сорок миль в час точно повторяла его извилистые зигзаги, но обходные маневры не удавались. Два «ягуара» приотстали от них и держались на безопасном расстоянии.

Подходя к Оползню на следующем круге, Осборн увидел на повороте, что недавняя неразбериха закончилась худо только для двух машин: «буревестник» валялся вверх колесами ярдов за пятьдесят от трассы, «бентли» с разбитым сзади кузовом стоял на дороге в луже бензина. «Мазерати», по‑ видимому, продолжал гонку. Осборн проехал мимо; начался восьмой круг, и тут‑ то дождь хлынул как из ведра. А уже пора набирать скорость.

То же подумали все гонщики в передовой группе и на этом круге один из «ягуаров», пользуясь тем, что Сэм Бейли явно занервничал из‑ за неустойчивости своего метиса на крутом повороте, обошел его. Оба лидера теперь шли вплотную за одним «бугатти», и сразу за ними «бентли». Второй «ягуар» миновал их на Сенном углу, сразу же за ним – Джон Осборн. Дальнейшее случилось в один миг. На углу «бугатти» завертело, в него врезался «бентли», отброшенный набежавшим «ягуаром», а тот дважды перевернулся и упал на правый борт у обочины уже без водителя. Джону Осборну некогда было останавливаться, он едва успел увернуться; на скорости семьдесят в час «феррари» чуть задел «бугатти» и остановился на обочине, с вмятиной сбоку у переднего колеса.

Джона Осборна изрядно тряхнуло, но не ранило. Водитель «ягуара» Дон Харрисон, который перед началом гонок предлагал ему выпить, теперь умирал в кустах от многочисленных увечий: когда машина перевернулась, его выбросило на дорогу и тотчас по нему проехал «бентли». Физик минуту поколебался; но вокруг есть еще люди; а как «феррари»? Он попробовал, мотор заработал, и машина сдвинулась было, но помятое колесо цепляло за раму. Он выбыл из гонок, не видать ему Большого приза; сердце защемило; он переждал, пока проскочит мимо метис, и перешел через дорогу посмотреть, нельзя ли помочь умирающему.

Он все еще стоял тут, когда метис снова промчался мимо.

Еще несколько секунд стоял он под неутихающим дождем и вдруг сообразил – между двумя пробегами метиса больше ни одна машина не появлялась. И, сообразив, кинулся к своему «феррари». Если других гонщиков не осталось, у него еще есть надежда на выигрыш: если «феррари» доковыляет до ремонтного пункта, еще можно сменить колесо и занять второе место. С трудом ворочая баранку, он медленно повернул обратно к ремонтникам, за шиворот сбегали струи дождя, мимо в третий раз промчался метис. Возле Оползня, где громоздились беспорядочной кучей штук шесть машин, лопнула покрышка, Осборн поехал дальше на голом ободе, и в ту минуту, как он дополз до ремонтников, мимо еще раз промчался «лотос».

В каких‑ нибудь полминуты механики заменили колесо, при быстром осмотре никаких серьезных повреждений не обнаружилось, только обшивка помята. Осборн опять выехал на трассу, отставая на целых семь кругов, и тут от неразберихи вокруг Оползня отделился один «бугатти» и тоже включился в гонку. Но его‑ то можно было не опасаться, и Джон осторожно поехал дальше, теперь он займет второе место в заезде и завоюет право участвовать в главных гонках. Из тех одиннадцати, кто стартовал с ним в последнем заезде, восемь не дошли до финиша и трое убиты.

Он завел «феррари» на стоянку и выключил мотор, а механики и друзья теснились к нему с поздравлениями. Он их почти не слышал, после той встряски на дороге и пережитого непомерного напряжения дрожали пальцы. Все мысли были об одном: доставить «феррари» обратно в Мельбурн и разобрать передок, машина плоховато повинуется, хоть он и ухитрился закончить гонку. Что‑ то лопнуло либо сломалось – на последних кругах «феррари» упрямо тянуло влево.

За тесным кольцом друзей Осборн увидел опрокинутый ящик, возле которого раньше стоял «ягуар» Дона Харрисона, а на ящике стаканы и две бутылки виски.

– О, господи, – выдохнул он, ни к кому в отдельности не обращаясь, – вот теперь бы я выпил с Доном.

Он вылез из машины и нетвердыми шагами пошел к ящику; одна бутылка была едва начата. Джон Осборн налил себе изрядную порцию, подбавил самую малость воды и тут заметил Сэма Бейли рядом с его метисом «джипси‑ лотосом». Наполнил второй стакан и, расталкивая окружающих, отнес победителю.

– Хочу помянуть Дона, – сказал он. – Выпейте и вы.

Молодой гонщик принял стакан, кивнул и выпил.

– Как вы выбрались? – спросил он. – Я видел вас в той каше.

– Заезжал сменить колесо, – с трудом ворочая языком, объяснил физик. – Моя машина слушается руля не лучше пьяной свиньи. Не лучше паршивой помеси «лотоса» с «джипси».

– Моя машина прекрасно слушается, – небрежно возразил хозяин метиса. – Одна беда – тут же перестает слушаться. Вы едете в город?

– Если «феррари» на это хватит.

– Я бы взял телегу Дона. Ему она больше не понадобится.

Осборн так и уставился на него.

– Вот это мысль…

К старту погибший гонщик доставил свой «ягуар» на старом трейлере, чтоб не повредить его заранее на скверной дороге. Теперь трейлер стоял неподалеку, всеми брошенный.

– Я бы поскорей его увел, покуда не перехватили.

Джон Осборн залпом выпил виски, ринулся к «феррари», мигом зажег и без того пылких своих помощников новой затеей. Толкая и подпихивая «феррари», его дружными усилиями вкатили на трейлер и закрепили веревками. Мимо проходил один из распорядителей, Осборн окликнул его:

– Есть тут кто‑ нибудь из механиков Дона Харрисона?

– Наверно, все на месте аварии. Я знаю, жена его там.

Осборн думал уехать с «феррари» на трейлере, потому что Дону тот больше не понадобится, так же как и «ягуар». Но если жене и механикам погибшего не на чем больше возвращаться в город, это меняет дело.

И он вместе с Эдди Бруксом, одним из своих механиков, зашагал по дороге к Сенному углу. Возле груды разбитых машин стояли под дождем несколько человек, среди них женщина. Он собирался поговорить с кем‑ нибудь из механиков, но, увидев, что вдова не плачет, передумал и подошел к ней.

– Я водитель «феррари», – сказал он. – Очень сожалею, что так случилось.

Женщина наклонила голову.

– Вы подъехали и наткнулись на них, когда уже все было кончено, – сказала она. – Вашей вины тут нет.

– Знаю. Но мне очень, очень жаль.

– Не о чем вам жалеть, – глухо сказала вдова. – Он этого и хотел. Не хворать долго, не мучиться. Может быть, если б не пил до начала виски… не знаю. Он кончил, как хотел. Вы были друзьями?

– Не совсем. Перед гонками он предложил мне выпить, но я отказался. А только что выпил, помянул его.

– Вот как? Что ж, спасибо. Дон был бы доволен. Там еще осталось виски?

Осборн замялся.

– Когда я уходил, еще оставалось. Выпили по стаканчику Сэм Бейли и я. Но может быть, там парни все прикончили.

Женщина посмотрела ему в лицо.

– Послушайте, что вам нужно? Его машина? Говорят, она уже никуда не годится.

Джон Осборн мельком глянул на разбитый «ягуар».

– По‑ моему, тоже. Нет, я хотел другое: отвезти мою машину в город на его трейлере. Рулевому управлению досталось, но к Большим гонкам я все приведу в порядок.

– Вот как, вы завоевали право? Что ж, трейлер – Дона, но он предпочел бы, чтоб трейлер перевозил годные к делу машины, а не железный лом. Ладно, приятель, берите повозку.

Осборн даже растерялся.

– Куда вам потом его привести?

– Мне он ни к чему. Берите его себе.

Джон хотел было предложить денег, но раздумал: время денежных расчетов миновало.

– Вы очень добры, – сказал он. – Для меня этот трейлер большая подмога.

– Замечательно, – сказала она. – Желаю вам выиграть Большой приз. Если нужна любая часть вот этого, – она показала на разбитый «ягуар», – тоже возьмите.

– А как вы доберетесь обратно в город? – спросил Осборн.

– Я‑ то? Дождусь санитарной кареты и поеду с Доном. Но, говорят, тут полно раненых, сперва их надо свезти в больницу, а мы отсюда выберемся разве что в полночь.

Похоже, больше ей помочь нечем.

– Может быть, я отвезу кого‑ нибудь из ваших механиков?

Она кивнула и что‑ то сказала лысоватому толстяку лет пятидесяти. Он отправил с Джоном двух молодых парней.

– Вот он, Элфи, останется со мной и обо всем позаботится, – глухо сказала вдова. – А вы езжайте, мистер, и выиграйте этот приз.

Джон Осборн отошел в сторонку, к Эдди Бруксу, который ждал под дождем.

– Покрышки того же размера, что у нас, – сказал он. – Колеса немного отличаются, но если взять и ступицы тоже… Возле Оползня разбился «мазерати». Можно глянуть и на него. По‑ моему, в передней части у нас многие детали одинаковые.

Они вернулись к новообретенному трейлеру, в сумерках поехали обратно к Сенному углу и, точно упыри какие‑ то, принялись отрывать от трупов разбитых машин все, что могло бы пригодиться для «феррари». Кончили уже в темноте и под дождем поехали в Мельбурн.

Первого августа в саду Мэри Холмс расцвели первые нарциссы, и в тот же день радио с нарочитым бесстрастием сообщило о случаях лучевой болезни в Аделаиде и Сиднее. Эта новость не слишком встревожила Мэри: новости плохи всегда, будь то требования повысить заработную плату, забастовки или война, самое разумное не обращать на них внимания. Важно совсем другое: вот этот чудесный солнечный день; зацвели ее первые нарциссы, уже набухли почки и на желтых.

– Такая будет красота! – радостно сказала она Питеру. – Их так много! По‑ твоему, могут некоторые луковицы дать сразу два побега?

– Сомневаюсь, – ответил муж. – С нарциссами, кажется, так не бывает. Вроде они в земле делятся и дают вторую луковицу.

Мэри кивнула.

– Надо будет осенью, когда они увянут, выкопать их и разделить луковицы. Тогда нарциссов станет гораздо больше, и мы посадим их вот здесь. Через год или через два они будут выглядеть просто изумительно. – Она минуту подумала. – Тогда мы сможем немного высадить в горшки и держать в доме.

В этот прекрасный день ее заботило только одно: у Дженнифер режется первый зуб, а отсюда жарок и капризы. Настольная книга Мэри «Первый год ребенка» разъясняла, что это естественно и волноваться нечего, но молодая мать все‑ таки тревожилась.

– Наверно, те, кто пишет такие книги, не все на свете знают, – сказала она. – Ведь дети не все одинаковы. Почему наша маленькая плачет без передышки, разве так должно быть? Может быть, нам вызвать доктора Хэллорана?

– По‑ моему, незачем, – сказал Питер. – Дочка сама справится.

– Она такая вся горячая, бедняжка моя.

Мэри вынула Дженнифер из кроватки, прислонила к своему плечу и стала легонько похлопывать по спинке; девочке только того и надо было, рев сразу прекратился. Питеру показалось – зазвучала сама тишина.

– По‑ моему, она вполне здорова, – сказал он, – просто ей скучно в одиночестве. – Он чувствовал, что больше не вытерпит, он не выспался, малышка плакала всю ночь напролет, Мэри то и дело к ней вставала, пытаясь успокоить. – Вот что, родная. Прости, но мне надо поехать в город. На одиннадцать сорок пять у меня назначена встреча с адмиралом.

– А как же с доктором? Может быть, надо ее показать?

– Я не стал бы его беспокоить. В твоей книжке сказано, когда режется зуб, ребенку не по себе дня два. А она проплакала уже тридцать шесть часов.

И еще как, докончил он про себя.

– А вдруг тут что‑ то еще, а никакой не зуб… может быть, рак, мало ли. Она ведь не может сказать, где ей больно…

– Отложим до моего возвращения, – сказал Питер. – Я вернусь к четырем, самое позднее в пять. Тогда посмотрим, как она.

– Хорошо, – нехотя согласилась Мэри.

Питер прихватил в машину канистры из‑ под бензина и покатил прочь, радуясь, что вырвался из дому. Встречи в Адмиралтействе ему на это утро не назначали, но не вредно туда заглянуть, лишь бы хоть один человек оказался на месте. «Скорпион» уже вышел из сухого дока и опять стоит бок о бок с авианосцем в ожидании приказов, хотя, наверно, никогда уже их не получит; можно съездить взглянуть на него, а заодно между делом наполнить бак «морриса» и канистры.

В это прекрасное утро кабинет и приемная коменданта порта пустовали, Питер застал только машинистку, чопорную добросовестную особу в очках. Она объяснила, что с минуты на минуту явится ее начальство, капитан 3‑ го ранга Мейсон. Питер сказал, что заглянет позже, сел в свою машину и поехал в Уильямстаун. Поставил машину возле авианосца, с канистрами в руках поднялся по трапу, ответил на приветствие дежурного офицера:

– Доброе утро. Капитана Тауэрса тут нет?

– Он, наверно, спустился на «Скорпион», сэр.

– И я хотел бы взять немного бензина.

– Очень хорошо, сэр. Вы оставьте канистры… Вашу машину тоже заправить?

– Пожалуйста.

Питер прошел через холодный, гулкий безлюдный корабль и спустился по трапу на подводную лодку. Когда он ступил на палубу, Дуайт Тауэрс как раз вышел на мостик. Питер по всей форме отдал честь.

– Доброе утро, сэр, – сказал он. – Я приехал поглядеть, как дела, и взять немного бензина.

– Бензина хоть залейся, – сказал американец. – А дел особых нет. По‑ моему, их больше уже и не предвидится. А у вас нет для меня новостей?

Питер покачал головой.

– Я только что заходил в министерство. Там ни души, только и сидит одна машинистка.

– Мне больше повезло. Вчера я застал там какого‑ то лейтенанта. Похоже, завод в часах кончается.

– Да и все кончается, недолго осталось. – Они стояли рядом, опершись о перила мостика; Питер искоса глянул на капитана. – Вы уже слышали про Аделаиду и Сидней?

Дуайт кивнул.

– Конечно. Сперва счет шел на месяцы, потом на недели, а теперь, по‑ моему, уже на дни. Какой срок они там вычислили?

– Не слыхал. Хочу сегодня связаться с Джоном Осборном, узнать последние данные.

– На службе вы его не найдете. Он трудится над своей машиной. Говорит, рысак высокого класса.

Питер кивнул.

– А вы собираетесь посмотреть следующие гонки – главные, на Большой приз? Как я понимаю, последние на свете. Вот это будет зрелище!

– Право, не знаю. Предыдущие Мойре не очень‑ то понравились. Женщины многое воспринимают не так, как мы. Например, бокс и борьбу. – Дуайт помолчал. – Вы сейчас едете назад в Мельбурн?

– Да, если только… Может быть, я вам тут нужен, сэр?

– Не нужны. Здесь делать нечего. А вот, если можно, подбросьте меня до города. Мой шофер, старшина Эдгар, сегодня не явился со служебной машиной; подозреваю, что и его завод кончается. Если можно, подождите десять минут, я переоденусь в штатское и поедем.

Через сорок минут они уже разговаривали с Джоном Осборном в городском гараже. «Феррари» подвешен был на цепях к невысокому потолку, носом кверху, передок разобран. Джон, в комбинезоне, с помощью механика орудовал над машиной; он начистил ее до такого блеска, что и на руках почти незаметно было следов черной работы.

– Здорово повезло, что нам достались части от «мазерати», – серьезно сказал он. – Одна тяга подвески погнута безнадежно. Но детали тут и там одинаковые; нам надо их только немного обработать и приладить новые втулки. Не хотел бы я вести моего рысака, если бы пришлось нагревать и выпрямлять старую тягу. Понимаете, неизвестно, как она себя поведет после такого ремонта.

– Я бы сказал, вообще неизвестно, что может случиться на таких вот гонках. Когда он разыгрывается, этот ваш Большой приз?

– У меня из‑ за срока идет перебранка с устроителями, – сказал физик. – Они намечают субботу семнадцатое, через две недели, а я считаю, надо назначить следующую субботу, десятое.

– Дело идет к концу, а?

– Я считаю, да. Уже и в Канберре определенно есть больные.

– Этого я не слыхал. Но радио сообщали про Аделаиду и Сидней.

– Радио всегда сообщает с запозданием дня на три. Стараются потянуть, ведь начнется паника и общее уныние. Но сегодня отмечено подозрительное заболевание в Олбери.

– В Олбери? Это всего миль двести к северу.

– Знаю. По‑ моему, суббота через две недели – слишком поздно.

– А мы, по‑ вашему, скоро подхватим эту болезнь, Джон? – спросил Питер.

Физик коротко взглянул на него.

– Я уже подхватил. И вы тоже. Все мы ее подхватили. Вот этой двери, гаечного ключа – всего, за что ни возьмись, уже коснулась радиоактивная пыль. Она в воздухе, которым мы дышим, в воде, которую пьем, в листьях салата, даже в беконе и яйцах. Теперь все зависит от сопротивляемости организма. У людей наименее выносливых признаки лучевой болезни вполне могут проявиться недели через две. А то и раньше. – Он чуть помолчал. – Я считаю чистейшим безумием откладывать такие важные гонки на две недели. Сегодня состоится заседание комиссии, там я все выскажу. Какое же это состязание, если у половины гонщиков начнется рвота и понос. Тогда просто‑ напросто выиграет парень, наименее чувствительный к радиации. Так ведь гонки устраиваются не для этого!

– Наверно, вы правы, – сказал Дуайт.

Он оставил Осборна и Холмса в гараже, потому что условился пообедать с Мойрой. Джон Осборн предложил Питеру пообедать в клубе «На природе»; немного погодя он вытер руки чистым лоскутом, снял комбинезон, запер гараж, и они поехали через весь город в клуб.

– Как ваш дядюшка? – спросил по дороге Питер.

– Он со своими приятелями изрядно поубавил клубные запасы портвейна, – сказал физик. – Конечно, он уже не так здоров. Вероятно, за обедом мы его увидим, он теперь бывает в клубе почти каждый день. Конечно, это стало проще, раз он опять ездит на своей машине.

– А бензин где достает?

– Бог его знает. Вероятно, у военных. Откуда теперь у всех берется бензин? Думаю, он продержится до конца, хотя поручиться не могу. Пожалуй, портвейн поможет ему протянуть дольше нас с вами и еще очень многих.

– Портвейн?

Джон Осборн кивнул.

– Видимо, спиртное усиливает нашу сопротивляемость радиации. Вы этого не знали?

– То есть, если хорошенько проспиртоваться, будешь жить дольше?

– На считанные дни. Дядюшку Дугласа, пожалуй, раньше хватит удар. На прошлой неделе я уж думал, портвейн его одолевает, но вчера он выглядел очень недурно.

Они поставили машину перед клубом и вошли. Дул холодный ветер, и сэр Дуглас Фрауд устроился в зимнем саду. Он беседовал с двумя старыми приятелями, рядом на столике ждал бокал хереса. Завидев вошедших, он хотел было встать, но по просьбе Джона отказался от попытки.

– Что‑ то я становлюсь неповоротливый, – сказал он. – Придвигайте стулья и выпейте хересу. С полсотни бутылок амонтильядо еще осталось. Нажми вон кнопку.

Джон нажал кнопку звонка и вместе с Питером подсел к дядюшкиному столу.

– Как ваше здоровье, сэр?

– Да так себе. Наверно, тот лекарь был прав. Он сказал, если я вернусь к прежним привычкам, мне не протянуть и полгода, и это чистая правда. Но и он протянет не дольше, и ты тоже. – Старик хихикнул. – Говорят, ты добился, чего хотел, – выиграл автомобильные гонки.

– Не совсем, я пришел вторым. Но теперь имею право состязаться за Большой приз.

– Ну, смотри не разбейся. Хотя, в сущности, какая разница. Слушай, тут кто‑ то рассказывал, что уже дошло до Кейптауна. По‑ твоему, это верно?

Племянник кивнул.

– Да, верно. У них это уже несколько дней. Хотя радиосвязь еще не прервалась.

– Значит, до них дошло раньше, чем до нас?

– Да, так.

– Значит, вся Африка уже кончилась или кончится раньше, чем это дойдет до нас?

Джон Осборн усмехнулся.

– Ждать недолго. Похоже, примерно через неделю всей Африке конец… Насколько мы могли установить, под занавес темп убыстряется. Трудно сказать, ведь когда в каком‑ то месте вымерло больше половины населения, связь обычно обрывается и мы уже не знаем толком, что происходит. К тому времени обычно перестают работать электростанции и все прочее, иссякает продовольствие. Видимо, оставшаяся половина жителей вымирает очень быстро… Но, как я уже сказал, что происходит в конце, мы точно не знаем.

– Ну, я полагаю, оно к лучшему, – рассудил генерал. – Скоро мы и сами узнаем. – И прибавил не сразу: – Значит, была Африка, да вся вышла. Когда‑ то, младшим офицером, еще до первой мировой войны, я там недурно проводил время. Только мне всегда был не по вкусу этот ихний апартеид… Стало быть, мы кончимся последними?

– Не совсем, – возразил Джон. – Но последний из больших городов будет наш. Уже есть случаи заболевания в Буэнос‑ Айресе и Монтевидео и два‑ три в Окленде. После нас еще недели две просуществуют Тасмания и южный остров Новой Зеландии. После всех умрут индейцы на Огненной Земле.

– А что с Антарктидой?

Физик покачал головой.

– Насколько нам известно, там сейчас никого нет. Но это не значит, что всей жизни на Земле настал конец. Ничего подобного. Здесь, в Мельбурне, жизнь будет продолжаться еще долго после нас.

Все изумленно уставились на него.

– Какая жизнь? – спросил Питер.

Джон Осборн весело улыбнулся.

– Кроличья. Самое жизнестойкое существо, насколько мы знаем, это кролик.

Багровея от гнева, генерал Фрауд выпрямился в кресле.

– То есть как, нас переживут кролики?

– Вот именно. Примерно на год. Их сопротивляемость радиации примерно вдвое выше нашей. На будущий год кролики расплодятся по всей Австралии и станут поедать все, что растет на полях и в огородах.

– Так, по‑ твоему, кролики нас обставят? Будут жить припеваючи, когда мы все перемрем?

Джон Осборн кивнул.

– И собаки нас переживут. Мыши продержатся еще дольше, но меньше, чем кролики. Насколько мы понимаем, кролики всех перещеголяют, они сдадутся последними. – Он помолчал. – Разумеется, под конец умрут все. К концу будущего года все живое сгинет.

Генерал снова откинулся на спинку кресла.

– Кролики! Мы их и стреляли, и травили, сколько сил и средств извели, а под конец, не угодно ли, они берут над нами верх! – Он повернулся к Питеру. – Нажмите кнопку, звонок у вас под рукой. Я перед обедом выпью коньяку с содовой. Нам всем сейчас не повредит коньяк с содовой.

Мойра Дэвидсон и Дуайт расположились за столиком в уголке ресторана и заказали обед. Потом она спросила:

– Вы чем‑ то озабочены, Дуайт?

– Не очень. – Он вертел в руках вилку.

– Расскажите.

Дуайт поднял голову.

– Под моим командованием есть еще один корабль Соединенных Штатов – «Меч‑ рыба», он стоит в Монтевидео. Сейчас там становится жарко. Три дня назад я радировал капитану, спросил, не может ли он отчалить и дойти сюда.

– Что же он ответил?

– Что это невозможно. Слишком крепки связи с берегом, так он выразился. Иначе говоря, с девушками, то же, что и на «Скорпионе». Он говорит – при крайней необходимости попытался бы, но пришлось бы там оставить половину команды. – Дуайт взглянул на нее. – Это бессмысленно. С половиной команды корабль не смог бы двигаться.

– И вы сказали, чтоб он остался там?

Дуайт ответил не сразу:

– Да. Я приказал вывести «Меч‑ рыбу» из двенадцатимильной зоны и затопить в открытом море, где поглубже. – Взгляд его прикован был к зубцам вилки. – Не знаю, правильно ли я поступил. Мне подумалось, так решили бы наши военно‑ морские власти – чтоб я не оставлял корабль, битком набитый секретной техникой, болтаться в чужих водах. Пусть даже на нем не будет ни одного человека. – Он мельком вскинул глаза на Мойру. – Итак, численность американских морских сил опять уменьшилась. Было два корабля, остается один.

Долгую минуту оба молчали.

– И вы то же проделаете со «Скорпионом»? – спросила наконец Мойра.

– Думаю, да. Я хотел бы отвести его назад в Штаты, но не получится. Слишком крепки связи с берегом, как сказал мой собрат.

Им подали обед.

– Дуайт, – начала Мойра, когда официант отошел, – у меня есть идея.

– А именно, детка?

– В этом году ловить форель разрешается раньше обычного, с ближайшей субботы. Может быть, вы свезете меня на субботу и воскресенье в горы? – Она слабо улыбнулась. – Ловить рыбу, Дуайт, именно ловить рыбу. Ни для чего другого. На берегу Джемисона так славно.

Он замялся.

– Джон Осборн думает, в этот день будут Большие гонки.

Мойра кивнула.

– Я тоже так думала. Вы предпочитаете посмотреть гонки?

Дуайт покачал головой.

– А вы?

– Нет. Не хочу больше смотреть, как гибнут люди. Через неделю‑ другую мы еще на это насмотримся.

– Вот и у меня такое чувство. Не хочу я видеть гонки, да вдруг еще пришлось бы увидеть, как разобьется Джон. Предпочел бы половить рыбу. – Дуайт посмотрел девушке прямо в глаза. – Только одно, детка. Я не хочу ехать, если эта поездка будет вам тяжела.