Невил Шют 10 страница

Лейтенант Сандерстром наклонился к своему командиру, что‑ то ему шепнул. Дуайт объявил во всеуслышание:

– Мистеру Сандерстрому известны радиостанции тех мест.

– Не уверен, что знаю их все, – застенчиво сказал лейтенант Сандерстром. – Лет пять назад я проходил на острове Санта‑ Мария практику по морской связи. Передачи шли в том числе на частоте 4, 92 мегагерц.

– А где этот остров? – спросил адмирал.

– Совсем рядом с Бремертоном в Пьюгетском проливе, сэр. Там на побережье есть еще несколько станций. А здесь находится главная во всем районе школа морской связи.

Капитан Тауэрс развернул карту и показал пальцем:

– Вот этот остров, сэр. Его соединяет с материком мост, он ведет к Манчестеру, совсем рядом с Клемским заливом.

– И велик ли радиус действия этой станции на Санта‑ Марии? – спросил адмирал.

– Наверно не знаю, но, думаю, передачи можно поймать в любой точке земного шара, – был ответ.

– Станция и выглядит как кругосветная? Очень высокие антенны?

– Очень, сэр. Антенны такие – есть на что посмотреть. Я так думаю, эта станция – часть системы постоянной связи, которая охватывает весь Тихий океан, но наверняка не скажу. Я только учился в школе связи.

– Вам не случалось связываться с этой станцией напрямую с какого‑ нибудь корабля, где вы служили?

– Нет, сэр. Мы работали на других частотах.

Поговорили еще о технике радиосвязи.

– Если это и впрямь окажется Санта‑ Мария, пожалуй, нам не трудно будет обследовать остров, – сказал наконец Дуайт и мельком глянул на основательно изученную еще прежде карту, проверяя себя. – Глубина совсем рядом с островом – сорок футов. Пожалуй, мы даже сможем остановиться у самой пристани. На крайний случай у нас есть надувная лодка. Если уровень радиации не чересчур высок, можно будет ненадолго послать человека на берег – разумеется, в защитном костюме.

– Пошлите меня, – с готовностью вызвался лейтенант Сандерстром. – Я там все ходы и выходы знаю.

На том и порешили и стали обсуждать теорию Йоргенсена: какими научными наблюдениями можно подтвердить ее или опровергнуть.

После совещания Дуайт встретился с Мойрой Дэвидсон, они собирались вместе пообедать. Она заранее выбрала скромный ресторан в центре, Дуайт пришел туда первым. Она появилась с небольшим чемоданчиком в руках. Поздоровались, и Дуайт предложил Мойре перед обедом выпить. Она попросила коньяку с содовой, Дуайт, заказывая, спросил ее:

– Двойную порцию?

– Нет, обычную, – был ответ.

Дуайт, не выразив ни удивления, ни одобрения, кивнул официанту. Глянул на чемоданчик.

– Ходили по магазинам?

– По магазинам! – возмутилась Мойра. – Это я‑ то, воплощенная добродетель!

– Прошу прощенья. Собрались куда‑ нибудь съездить?

– Нет. – Мойра явно наслаждалась его любопытством. – Угадайте с трех раз: что тут в чемодане?

– Коньяк.

– Нет. Коньяк уже во мне.

Дуайт чуть подумал.

– Большой острый нож. Вы намерены вырезать из рамы какую‑ нибудь картину на библейский сюжет и повесите ее у себя в ванной.

– Не то. Угадывайте в последний раз.

– Ваше вязанье.

– Я не умею вязать. Не признаю никаких успокоительных занятий. Пора бы вам это знать.

Им подали коньяк и содовую.

– Ладно, сдаюсь, – сказал Дуайт. – Так что же у вас тут?

Мойра открыла чемоданчик. Внутри лежали репортерский блокнот, карандаш и учебник стенографии. Дуайт широко раскрыл глаза.

– Послушайте, неужели вы взялись изучать эту штуковину?!

– А чем плохо? Вы же сами мне посоветовали.

Дуайту смутно вспомнилось, что однажды от нечего делать он и правда сказал ей – занялась бы стенографией.

– Вы что же, берете уроки?

– Каждое утро. Мне надо быть на Рассел‑ стрит в половине десятого. Я – и половина десятого! Приходится вставать, когда и семи еще нет!

– Прямо беда! – усмехнулся Дуайт. – А зачем вам это?

– Надо же чем‑ то заняться. Мне надоело боронить навоз.

– И давно вы этим занимаетесь?

– Три дня. Делаю огромные успехи. Вывожу загогулины, кого угодно перезагогулю.

– А вы, когда пишете, понимаете, что загогулины означают?

– Пока нет, – призналась Мойра и отпила глоток. – Для этого надо еще много работать.

– Вы и на машинке учитесь печатать?

Мойра кивнула.

– И счетоводству тоже. Всей премудрости сразу.

Дуайт посмотрел на нее с удивлением.

– Когда вы все это одолеете, из вас выйдет классный секретарь.

– На будущий год, – сказала Мойра. – Через год я смогу получить отличное место.

– И много народу там учится? Это что же, школа или курсы?

Она кивнула.

– Я и не думала, что будет так много. Пожалуй, только вдвое меньше, чем бывало обычно. Сразу после войны учащихся было раз‑ два и обчелся, и почти всех преподавателей уволили. А теперь поступает все больше народу, и уволенных придется вернуть.

– Значит, приходят новые ученики?

– Больше подростки. Я среди них себя чувствую бабушкой. Наверно, дома они надоели родным, вот их и заставили заняться делом. – Мойра чуть помолчала, потом прибавила: – И в университете то же самое. Сейчас куда больше слушателей, чем было несколько месяцев назад.

– Вот уж не ждал такого оборота, – сказал Дуайт.

– Сидеть дома – скука, – объяснила Мойра. – А на этих уроках встречаются все друзья‑ приятели.

Дуайт предложил ей выпить еще, но Мойра отказалась, и они прошли в зал обедать.

– Вы слышали про Джона Осборна и его машину? – спросила Мойра.

Дуайт рассмеялся:

– А как же! Он мне ее показывал. Наверно, он всем и каждому ее показывает, кого только зазовет. Отличная машина.

– Джон сошел с ума. В этой машине он разобьется насмерть.

– Ну и что? – сказал Дуайт, принимаясь за бульон. – Лишь бы он не разбился прежде, чем мы уйдем в рейс. Он получает массу удовольствия.

– А когда именно вы уходите?

– Думаю, примерно через неделю.

– Это очень опасный поход? – негромко спросила Мойра.

Короткое молчание.

– Нет, почему же, – сказал Дуайт. – С чего вы взяли?

– Вчера я говорила по телефону с Мэри Холмс. Похоже, Питер ей сказал что‑ то такое, что ее встревожило.

– О нашем походе?

– Не прямо о нем. По крайней мере так мне кажется. Вроде он собрался написать завещание.

– Это всегда разумно, – заметил Дуайт. – Каждому следует составить завещание, то есть каждому женатому человеку.

Подали жаркое.

– Скажите же мне: очень это опасно? – настойчиво повторила Мойра.

Дуайт покачал головой.

– Это очень долгий рейс. Мы будем в плаванье почти два месяца и примерно половину времени – под водой. Но это не опаснее, чем любая другая операция в северных морях. – Он чуть помолчал. – Там, где возможно, был ядерный взрыв, подводной лодке рыскать всегда опасно. Особенно с погружением. Никогда не знаешь, на что наткнешься. Морское дно сильно меняется. Можно напороться на затонувшие суда, о которых и не подозревал. Надо пробираться между ними поосторожнее и глядеть в оба. Но нет, не сказал бы, что рейс опасный.

– Возвращайтесь целый и невредимый, Дуайт, – тихо сказала Мойра.

Он весело улыбнулся.

– Ясно, я вернусь целый и невредимый. Нам дан такой приказ. Адмирал желает заполучить нашу лодку обратно.

Мойра со смехом откинулась на спинку стула.

– Вы просто невозможный! Только я начну разводить сантименты, вы… вы их прокалываете, как воздушный шарик.

– Наверно я‑ то не сентиментален. Шейрон всегда это говорит.

– Вот как?

– Ну да. Она даже всерьез на меня сердится.

– Неудивительно, – заявила Мойра. – Я очень ей сочувствую.

Пообедали, вышли из ресторана и отправились в Национальную галерею, где открылась выставка духовной живописи. Все картины писаны были маслом, большинство в модернистской манере. Тауэрс и Мойра обошли часть галереи, отведенную под сорок выставленных картин, – девушка смотрела с интересом, моряк откровенно ничего в этой живописи не понимал. Оба несколько терялись перед «Снятиями с креста» в зеленых тонах и «Поклонениями волхвов» в розовых; перед пятью или шестью полотнами, трактующими войну в религиозном духе, они немного поспорили. Постояли перед картиной, заслужившей первую премию: скорбящий Христос на фоне разрушенного города.

– В этом что‑ то есть, – сказала Мойра. – На сей раз я, пожалуй, согласна с членами жюри.

– А по‑ моему это мерзость.

– Что вам тут не нравится?

Дуайт в упор разглядывал картину.

– Все не нравится. Это же насквозь фальшиво. Ни один пилот, если он в здравом уме, не полетит так низко, когда вокруг рвутся водородные бомбы. Он бы просто сгорел.

– Но композиция хороша и цветовая гамма тоже, – возразила Мойра.

– Да, конечно. А сюжет фальшив.

– Почему?

– Если вот это должно изображать здание АРПК[3], ваш художник посадил Бруклинский мост на сторону Нью‑ Джерси, а Эмпайр Билдинг в самую середину Центрального парка.

Мойра заглянула в каталог.

– Тут вовсе не сказано, что это Нью‑ Йорк.

– Какой бы город он ни хотел изобразить, все тут фальшиво. Это не может так выглядеть. – Дуайт чуть подумал. – Чересчур театрально. – Отвернулся, брезгливо поглядел по сторонам. – Все это не по мне.

– А разве вы не ощущаете в этих полотнах духа веры? – спросила Мойра. Странно, он ведь постоянно ходит в церковь, казалось бы, выставка должна его тронуть.

Дуайт взял ее под руку.

– Я не набожен. Виноват я сам, а не художники. Они смотрят на все по‑ другому.

Они вышли из зала.

– А вообще вы любите живопись? – спросила Мойра. – Или смотреть на картины вам скучно?

– Совсем не скучно. Мне нравятся живые краски и чтобы картина меня не поучала. Вот есть такой художник Ренуар, правильно.

– Мойра кивнула.

– В музее есть несколько полотен Ренуара. Хотите посмотреть?

Они прошли в раздел французской живописи, и Дуайт постоял несколько минут, глядя на реку и на затененную деревьями улицу рядом с нею, на белые дома и магазины – все очень красочное и очень французское.

– Вот такие картины мне по душе, – сказал он. – На такое я могу смотреть без конца.

Они еще некоторое время бродили по галерее, разглядывали картины, болтали. Потом оказалось, ей пора: мать не совсем здорова, и Мойра обещала вернуться вовремя и приготовить чай. Дуайт отвез ее трамваем на вокзал.

В толчее у вокзального входа она обернулась к нему.

– Спасибо за обед и за весь этот день. Надеюсь, другие картины вознаградили вас за те, что в религиозном духе.

Дуайт засмеялся.

– Безусловно, вознаградили. Я не прочь прийти сюда еще раз и поглядеть на них. А религия – это не по моей части.

– Но ведь вы постоянно ходите в церковь.

– Ну, это совсем другое дело.

Сказано решительно, да и спорить с ним здесь, в толпе, пробовать не стоило. Она спросила только:

– Мы еще увидимся до вашего отъезда?

– Днем я почти все время буду занят, – ответил Дуайт. – Можно как‑ нибудь вечером сходить в кино, но чем скорее, тем лучше. Мы отбываем, как только закончатся все работы на борту, а они сейчас ведутся полным ходом.

Условились вместе поужинать во вторник. Мойра помахала рукой на прощанье и скрылась в толпе. Тауэрсу незачем было спешить, никаких неотложных дел в порту не было, а до закрытия магазинов оставался еще целый час. И он неторопливо зашагал по улицам, заглядывая в витрины. Вскоре набрел на магазин спортивных товаров и, чуть помешкав, вошел.

В рыболовном отделе он сказал продавцу:

– Мне нужен спиннинг – хорошее удилище, катушка и нейлоновая леска.

– Извольте, сэр. Для вас?

Американец покачал головой:

– В подарок мальчику десяти лет. Это будет его первая снасть. Хотелось бы лучшего качества, но совсем небольшую и легкую. Есть у вас какие‑ нибудь из стекловолокна?

Продавец покачал головой.

– К сожалению, сейчас нету. – Он достал с полки небольшое удилище. – Вот это стальное, но очень хорошее.

– А в морской воде не заржавеет? Мальчик живет на побережье, а вы ведь знаете, что за народ мальчишки.

– Эти не ржавеют. Мы их много продаем для рыбной ловли на море. – Он стал доставать катушки, а Дуайт внимательно осмотрел удилище, взвесил на руке. – Для морской ловли у нас есть вот эти пластиковые катушки, а вот, если хотите, увеличенная, из нержавеющей стали. Такие, конечно, лучше, но, понятное дело, и подороже.

Тауэрс осмотрел катушки.

– Пожалуй, я возьму увеличенную.

Он выбрал леску, продавец завернул вместе все три покупки и при этом заметил:

– Отличный подарок мальчику.

– Еще бы, – сказал Дуайт. – Такой игрушкой он вволю позабавится.

Расплатился, взял сверток и прошел в отдел детских велосипедов и самокатов. И спросил продавщицу:

– Есть у вас тренажеры «Пого» для малышей?

– «Кузнечики»? Кажется, нету. Сейчас спрошу заведующего.

Подошел заведующий отделом.

– К сожалению, сейчас у нас их нет. На них давно не было спроса, дня три назад продали последнюю штуку.

– А будут еще?

– Я заказал дюжину. Не знаю, когда они к нам поступят. Время, знаете, такое, порядка стало маловато. Вам, верно, для подарка?

Капитан кивнул.

– Для девочки шести лет.

– У нас имеются самокаты. Тоже славный подарок для такой девчурки.

Тауэрс покачал головой.

– Самокат у нее уже есть.

– А вот, не угодно ли, детские велосипеды.

Слишком громоздкие и неуклюжие, но этого Тауэрс не сказал.

– Нет, я хотел бы «кузнечик». Поищу в других местах, а если не найду, может быть, еще зайду к вам.

– Загляните к Мак‑ Юэнсу, – посоветовал заведующий, – может, у него хоть одна штука осталась.

Тауэрс заглянул к Мак‑ Юэнсу, но и там того, что он хотел, не оказалось. Зашел еще в один магазин – и тоже зря: видно, их вовсе нет в продаже. И чем чаще Дуайт встречал отказ, тем горше было разочарование: нет, ему нужен «кузнечик» и только «кузнечик», ничто другое не годится. В поисках еще одного магазина игрушек он забрел на Коллинз‑ стрит, но здесь торговали уже не игрушками, а товарами подороже.

Прошел час, магазины вот‑ вот закроются, и тут Дуайт остановился перед витриной ювелира. Магазин был первоклассный; Дуайт постоял немного, разглядывая витрины. Самое подходящее, наверно, изумруды с бриллиантами. При ее темных волосах изумруды будут просто великолепны.

Он вошел в магазин.

– Мне нужен браслет, – сказал он молодому человеку в черной визитке. – Пожалуй, изумруды с бриллиантами. Изумруды непременно. Дама – смуглая брюнетка и любит зеленый цвет. Найдется у вас что‑ нибудь в этом роде?

Молодой человек отошел к сейфу, достал три браслета и разложил перед Дуайтом на черном бархате.

– Вот что у нас есть, сэр. Какую цену вы предполагали заплатить?

– Не думал об этом, – сказал моряк. – Мне нужен красивый браслет.

Продавец взял один из браслетов.

– Вот этот стоит сорок гиней, а тот – шестьдесят пять. По‑ моему, оба очень хороши.

– А вон тот?

Молодой человек взял третий браслет.

– Этот самый дорогой, сэр. Прекрасная вещь. – Он взглянул на крохотный ярлычок. – Двести двадцать пять гиней.

Браслет так и сиял на черном бархате. Дуайт взял его и стал разглядывать. Продавец сказал правду, вещица очаровательная. В шкатулке жены нет ничего подобного. Браслет ей наверняка понравится.

– Это английская работа или австралийская? – спросил он.

Молодой человек покачал головой.

– Нет, это из Парижа, от Картье. А к нам попало из имения одной дамы в Тураке. Сами видите, вещь совсем новая. Обычно нам приходится немного поправить застежку, а здесь даже это не понадобилось. Браслет в отличном состоянии.

Дуайту представилось, в какой восторг придет Шейрон.

– Я его беру, – сказал он. – Уплатить придется чеком. За браслетом зайду завтра или послезавтра.

Он выписал чек и взял расписку. Шагнул было к двери, но обернулся.

– Один вопрос, – сказал он. – Вы случайно не знаете, где можно купить в подарок маленькой девочке «Пого», «кузнечик»? Похоже, сейчас их в городе найти нелегко.

– К сожалению, не знаю, сэр. Надо вам обойти все магазины игрушек.

Магазины уже закрывались, сегодня вечером больше ничего не сделаешь. Дуайт взял сверток с удочкой и отправился в Уильямстаун, перешел с корабля на «Скорпион» и положил сверток за койку, здесь покупка почти незаметна. А через день съездил за браслетом и, возвратясь на лодку, запер его в обшитый сталью ящик, где хранились секретные документы.

В тот день некая миссис Фрейзер принесла к ювелиру серебряный кувшинчик для сливок: надо было припаять отломанную ручку. А позже ей повстречалась на улице Мойра Дэвидсон, которую миссис Фрейзер знавала еще девочкой. Миссис Фрейзер остановила ее и осведомилась о здоровье матери. Потом сказала:

– Милочка, если я не ошибаюсь, ты знакома с этим американцем, с капитаном Тауэрсом?

– Да, мы хорошо знакомы. В субботу и воскресенье он у нас гостил.

– Как по‑ твоему, он сумасшедший? Не знаю, может быть, все американцы сумасшедшие?

Мойра улыбнулась.

– Мы все теперь сумасшедшие, он не хуже других. А что он натворил?

– Спрашивал в магазине Симмондса такую ходулю на пружине, «Пого».

Мойра насторожилась.

– «Кузнечик»?

– Да где, милочка, подумай только – у Симмондса! Как будто там торгуют игрушками! Понимаешь, он зашел туда и за бешеные деньги купил великолепный браслет. Это часом не для тебя?

– Первый раз слышу. Совсем на него не похоже.

– Ну, от мужчин чего угодно можно ждать. Вдруг он в один прекрасный день поднесет тебе такой приятный сюрприз.

– А при чем тут игрушки?

– Да вот, купил он браслет, а потом спрашивает мистера Томпсона – знаешь, такой блондин, очень милый молодой человек, – не скажете ли, спрашивает, где можно купить «кузнечик». Хочу, говорит, подарить одной девочке.

– Ну и что тут такого? – спокойно спросила мисс Дэвидсон. – Для маленькой девочки очень подходящий подарок.

– Да, конечно. Только странно командиру подводной лодки покупать такую игрушку. Да еще спрашивать ее в ювелирном магазине.

– Наверно, он ухаживает за какой‑ нибудь богатой вдовой, а у вдовы есть дочка. Браслет для матери, а игрушка для дочки. Что тут такого?

– Да ничего, – сказала миссис Фрейзер. – Только мы‑ то все думали, он ухаживает за тобой.

– Сильно ошибаетесь, – невозмутимо заявила Мойра. – Это я за ним ухаживаю. – И отвернулась. – Мне надо бежать. Так приятно было вас видеть. Я передам маме от вас привет.

И она пошла своей дорогой, но про «кузнечик» забыть не могла. Она даже спрашивала про них в этот день в магазинах, но понапрасну. Если Дуайту непременно нужна эта игрушка, не так‑ то просто будет ее раздобыть.

Конечно, сейчас у каждого свой пунктик: Питер и Мэри Холмс помещались на саде, отец на совершенствовании фермы, Джон Осборн на гоночной машине, сэр Дуглас Фрауд на портвейне, а теперь вот и Дуайт Тауэрс – на палке с пружинными подножками. А она сама, похоже, на Дуайте Тауэрсе. Все эти чудачества граничат с безумием, такое уж настало время.

Хочется помочь Дуайту, еще как хочется, но надо быть очень, очень осторожной. Возвратясь домой, Мойра вечером отыскала в чулане свой старый «кузнечик», тщательно стерла с него пыль. Искусный мастер мог бы пройтись по деревянной рукоятке наждачной бумагой, заново покрыть лаком, и тогда он, пожалуй, выглядел бы как новый, хотя сейчас от сырости на дереве темнеют пятна. Но в металлические части въелась ржавчина, и в одном месте подножка проржавела насквозь, Хоть десять раз тут закрашивай, видно будет, что вещь не новая, а Мойра еще слишком хорошо помнит свое детство: игрушка, которая уже кому‑ то служила… даже думать об этом было противно. Нет, это не выход.

Во вторник вечером они, как условились прежде, собрались в кино. За ужином Мойра спросила, как подвигаются работы на лодке.

– Недурно, – сказал Дуайт. – Нам дают еще один электролизный аппарат для восстановления кислорода, он будет работать параллельно с нашим. Пожалуй, уже завтра к вечеру с этим закончат, и тогда в четверг мы проведем испытания. Думаю, в конце недели отправимся.

– Это очень нужный аппарат?

Дуайт улыбнулся.

– Нам придется немало времени пробыть под водой. Неохота мне остаться без кислорода, тогда либо всплывай там, где воздух радиоактивен, либо задохнись на дне.

– Значит, этот аппарат вроде как запасной?

Дуайт кивнул.

– Нам повезло. Аппарат отыскался на флотском складе во Фримэнтле.

В тот вечер он был рассеян. Оставался, как всегда, милым и внимательным, но Мойра чувствовала – мысли его далеко. За ужином она не раз пыталась его растормошить; но безуспешно. И в кино тоже: Дуайт, как положено, старался показать, будто получает от фильма удовольствие и рад доставить удовольствие спутнице, но все это было точно актерская игра без живой искорки. Это и понятно, уговаривала себя Мойра, ведь у него впереди такое плаванье…

После фильма они пошли по опустелым улицам к вокзалу. У полутемного входа, под аркадой, где можно было спокойно поговорить, Мойра остановилась.

– Одну минуту, Дуайт. Мне надо вас кое о чем спросить.

– Давайте, – мягко сказал он, – я слушаю.

– Вас что‑ то тревожит, правда?

– Не то чтобы тревожит, но, боюсь, сегодня вам со мной было скучновато.

– Это из‑ за похода «Скорпиона»?

– Ну что вы, дружок. Я же говорил, это вовсе не опасно. У меня другая забота.

– «Кузнечик», да?

В полутьме Дуайт изумленно уставился на нее.

– Вот те на, откуда вы знаете?

Мойра тихонько засмеялась:

– У меня своя разведка. А что вы достали для сына?

– Удочку. – Он помолчал, потом прибавил: – Наверно, вы думаете, что я рехнулся.

Мойра покачала головой.

– Нет, не думаю. А «кузнечик» вы достали?

– Нет. Видно, их совсем нет в продаже.

– Знаю.

Постояли, помолчали.

– Я отыскала свой, – вновь заговорила Мойра. – Можете хоть сейчас взять. Но он ужасно старый и металлические части совсем заржавели. Прыгать все равно можно, но едва ли это хороший подарок.

Дуайт кивнул.

– Да, я тогда заметил. Видно, придется поставить на этом крест, детка. Если сумею вырваться до отплытия, еще похожу по магазинам, поищу что‑ нибудь другое.

– А я уверена, что достать «кузнечик» можно. Наверно, их делают здесь же, в Мельбурне. Во всяком случае, в Австралии. Только вот успеть бы вовремя.

– Бросьте, – сказал Дуайт. – Дурацкая была затея. Да это и не важно.

– Нет, важно. Для меня важно, – возразила Мойра. Подняла голову, посмотрела ему в глаза. – К вашему возвращению я его раздобуду. Непременно, даже если надо будет заказать мастеру. Я понимаю, он будет не совсем такой, как вам хочется. Но, может быть, и пригодится?

– Вы очень добры, – глухо сказал Дуайт. – Я скажу дочке, что вы захватили «кузнечик» с собой.

– Могу и захватить, – сказала Мойра. – Так или иначе, когда мы с вами опять встретимся, эта штука у меня будет.

– Возможно, вам придется нести ее очень, очень далеко.

– Не беспокойтесь, Дуайт. Когда мы опять встретимся, она у меня будет.

В темноте под аркой он обнял ее и поцеловал.

– Спасибо за обещание, – мягко сказал он. – И за все остальное тоже. Шейрон не рассердится, что я вас поцеловал. Мы оба вам благодарны.

Спустя двадцать пять дней «Скорпион» приближался к первой цели своего маршрута. Уже десять дней, начиная с тридцатого градуса от экватора, лодка не поднималась‑ на поверхность. Сперва она подошла к острову Сан‑ Николае, поодаль от Лос‑ Анджелеса, и, опасаясь неразведанных минных полей, обогнула город на почтительном расстоянии. Обошла остров Санта‑ Роза с внешней стороны; приблизилась к берегу западнее Санта‑ Барбары; отсюда двинулась к северу на перископной глубине, держась в двух милях от берега. Осторожно завернули в залив Монтерей, осмотрели рыбацкую гавань, но не увидела ла берегу ни признака жизни и почти ничего не выяснили. Уровень радиации везде оказался одинаково высок, и из осторожности решили не всплывать, выставляли только перископ.

Не доходя пяти миль до Золотых ворот, осмотрели Сан‑ Франциско. Только и узнали, что мост рухнул. Похоже, опрокинулся его южный устой. Те дома вокруг Парка Золотых ворот, что видны были с моря, изрядно пострадали от взрыва и пожара, похоже, ни в одном нельзя было бы жить. Нигде ни признака жизни, и уровень такой, что навряд ли в этих местах мог выжить хоть один человек.

«Скорпион» пробыл здесь несколько часов: фотографировали через перископ, насколько возможно, вели наблюдения. Снова повернули к югу, дошли до Залива Полумесяца, подошли на полмили к берегу и, ненадолго всплывая, окликали через громкоговоритель – не отзовется ли кто. Здания как будто не слишком пострадали, но на берегу по‑ прежнему ни признака жизни. «Скорпион» пробыл здесь до сумерек, а потом двинулся на север вдоль берега, держась от него мили за три‑ четыре.

С тех пор как подводники пересекли экватор, стало правилом за время каждой вахты один раз всплывать, возможно выше поднимать антенну и ловить радиопередачу со стороны Сиэтла. Однажды, на пятом градусе северной широты, и вправду удалось ее поймать – бессвязные, бессмысленные сигналы продолжались‑ минут сорок, потом оборвались. С тех пор их больше не слышали. И вот вечером, когда «Скорпион» всплыл вблизи Форта‑ Брагга, при бурном море и сильном встречном северо‑ западном ветре, едва включив пеленгатор, они вновь услышали сигналы. На этот раз удалось точно засечь направление.

Дуайт наклонился над картой, на которой штурман, лейтенант Сандерстром, прокладывал курс.

– Санта‑ Мария, – сказал он. – Похоже, вы были правы.

Они постояли, прислушиваясь – к несущейся из динамика бессмысленной тарабарщине.

– Это случайные сигналы, – сказал наконец лейтенант. – Такое никто не станет выстукивать, даже если ничего не смыслит в радио. Просто где‑ то что‑ то случайно включилось.

– Похоже, что так, – Дуайт еще постоял, прислушиваясь. – Но там есть энергия. А где энергия, там и люди.

– Не обязательно, – возразил лейтенант.

– Гидроэлектростанция? Это я понимаю, – сказал Дуайт. – Но, черт побери, не могут же турбины два года работать безо всякого присмотра.

– Представьте, могут. Есть турбины превосходные, очень надежные.

Дуайт буркнул что‑ то невнятное и опять наклонился над картой.

– На рассвете я хочу поравняться с мысом Флаттери. Продолжаем идти, как сейчас, около полудня определимся и тогда отрегулируем скорость. Если с виду бухта в порядке, зайдем туда на перископной глубине, чтобы можно было, окажись на дне какая‑ нибудь помеха, продуть цистерны и увернуться. Может быть, сумеем подойти к Санта‑ Марии вплотную. А может, и не сумеем. Если подойдем, вы готовы высадиться на берег?

– Ну конечно, – был ответ. – Я совсем не прочь на время выбраться из нашей коробки.

Дуайт улыбнулся. Они шли с погружением уже одиннадцать дней, и хотя на здоровье пока никто не жаловался, у всех понемножку разыгрывались нервы.

– Ладно, только бы не сглазить, будем надеяться, что нам повезет.

– А знаете, – сказал Сандерстром, – если не пройдем через пролив, пожалуй, я сумею добраться до станции посуху. – Он потянул к себе другую карту. – Если мы войдем в Грейс‑ Харбор, я могу выйти на берег у Хокуиама или Абердина. Вот эта дорога ведет прямиком к Бремертону и Санта‑ Марии.

– Но это сотни миль.

– Уж наверно я найду и машину и горючее.

Капитан покачал головой. Двести миль в легком защитном костюме, когда и машина, и горючее, и вся местность вокруг радиоактивны… невозможная штука.

– Запас воздуха у вас только на два часа, – сказал он. – Понятно, вы можете захватить добавочные баллоны. Но все равно это невозможно. Так или иначе мы вас потеряем. Да и не так уж это важно – высадиться.

«Скорпион» опять погрузился и пошел дальше прежним курсом. Когда через четыре часа всплыли, загадочный передатчик молчал.

Весь следующий день лодка по‑ прежнему шла на север на перископной глубине. Теперь капитана всерьез беспокоило настроение команды. В тесноте, безвылазно в стальной коробке людям становилось невтерпеж; радиопередачи, которые могли бы их развлечь, давно уже не доходят, пластинки, сто раз прокрученные по бортовому радио, опостылели. Чтобы встряхнуть подчиненных, подбросить пищу для ума и тему для разговоров, Тауэрс открыл всем желающим доступ к перископу, хотя смотреть было, в сущности, не на что. Но эти скалистые, ничем не примечательные берега – их родина, и один вид какого‑ нибудь кафе и замершего рядом «бьюика» радовал истосковавшиеся души и развязывал языки.

В полночь, следуя обычному распорядку, «Скорпион» всплыл подле устья реки Колумбия. Вахту у капитан‑ лейтенанта Фаррела принимал лейтенант Бенсон. Фаррел как раз поднял перископ и, прильнув к окулярам, настраивал его на круговой обзор. И вдруг резко обернулся к Бенсону.

– Ну‑ ка, позовите командира. На берегу огни, от тридцати до сорока градусов справа по носу.

Не прошло и двух минут, как все столпились у перископа, один за‑ другим смотрели и сверялись с картой – Тауэрс, Бенсон и Фаррел, к ним присоединились Питер Холмс и Джон Осборн. Капитан со старшим помощником склонились над картой.