Невил Шют 2 страница

Под конец он вернулся в крохотную капитанскую каюту. Капитан Тауэрс звонком вызвал темнокожего стюарда, велел принести две чашки кофе и придвинул Питеру складной стул.

– Полюбовались нашими машинами? – спросил он.

Австралиец кивнул.

– Я не знаток техники. Многое выше моего понимания, но все очень интересно. Много у вас со всем этим хлопот?

Капитан покачал головой.

– До сих пор не бывало никаких неприятностей. А если в открытом море что‑ нибудь разладится, ничего не поделаешь. Остается уповать на свою счастливую звезду и надеяться, что двигатели не заглохнут.

Стюард принес кофе, оба пригубили.

– Мне приказано поступить в ваше распоряжение во вторник, – сказал Питер. – В какое время прибыть, сэр?

– Во вторник у нас будут ходовые испытания. На крайний случай задержимся до среды, но это вряд ли. В понедельник возьмем на борт все припасы и соберется команда.

– Тогда и я лучше явлюсь в понедельник, – сказал австралиец. – Пожалуй, с утра?

– Очень хорошо. Думаю, мы выйдем во вторник в полдень. Я сказал адмиралу, что хотел бы на пробу пройтись по Бассову проливу, а в пятницу вернусь и доложу о боевой готовности «Скорпиона». Приезжайте в понедельник в любой час до полудня.

– А пока, может быть, я могу быть вам полезен? Если хоть что‑ нибудь понадобится, я приеду в субботу.

– Спасибо, капитан‑ лейтенант, ничего не нужно. Сейчас половина команды отпущена на берег, вторую половину я завтра в полдень отпущу на субботу и воскресенье. В эти два дня на борту только и останутся один офицер да шестеро вахтенных. Нет, утро понедельника – самое подходящее время… А вам кто‑ нибудь говорил, чего, собственно, от нас ждут?

– А вам разве этого не говорили, сэр? – удивился Холмс.

Американец рассмеялся.

– Никто ни полслова не сказал. По‑ моему, перед выходом в море последним узнает приказ капитан.

– Адмирал Гримуэйд меня вызывал перед тем, как послать к вам. Он сказал, что вы обойдете Кэрнс, Порт‑ Морсби и Дарвин и это займет одиннадцать дней.

– Капитан Никсон из вашего Оперативного отдела спрашивал меня, сколько времени нужно на такой рейс. Но приказа я еще не получил.

– Сегодня утром адмирал сказал, что после этого предполагается гораздо более долгий поход, месяца на два.

Капитан Тауэрс помолчал, не шевелясь, рука с чашкой кофе застыла в воздухе.

– Это для меня новость, – промолвил он не сразу. – А не сказал адмирал, куда именно мы пойдем?

Питер покачал головой.

– Сказал только, что это месяца на два.

Короткое молчание. Потом американец встал, улыбнулся.

– Подозреваю, что если вы заглянули бы ко мне нынче около полуночи, вы бы меня застали за расчерчиванием радиусов на карте. И завтра ночью тоже, и послезавтра.

Австралийцу подумалось, что не худо бы придать разговору более легкий оборот.

– А вы не собираетесь в субботу и воскресенье на берег? – спросил он.

Капитан покачал головой.

– Останусь на приколе. Разве что выберусь разок в город в кино.

Унылые это будут суббота и воскресенье для человека вдали от родины, в чужой стране. И Питер от души предложил:

– Может быть, приедете на эти два вечера к нам в Фолмут, сэр? В доме есть свободная комната. В такую погоду мы много времени проводим в яхт‑ клубе – купаемся, ходим на яхте. Моя жена будет вам рада.

– Спасибо, вы очень любезны. – Капитан сосредоточенно отпил еще кофе, он обдумывал приглашение. Людям из северного и из южного полушария теперь не так‑ то легко и просто друг с другом. Слишком многое их разделяет, слишком разное пережито. Чрезмерное сочувствие становится преградой. Капитан Тауэрс хорошо это понимает – и конечно же, это понимает австралиец, хоть и пригласил его. Однако даже по долгу службы было бы полезно ближе познакомиться с новым офицером связи. Раз уж через него надо будет сноситься с австралийскими военно‑ морскими властями, хорошо бы узнать, что это за человек, а потому полезно побывать у него дома. И это приятное разнообразие, передышка, ведь последние месяцы так мучительно было вынужденное бездействие; как бы неловко там себя ни почувствовал, пожалуй, это лучше, чем два дня в гулкой пустоте авианосца наедине с собственными мыслями и воспоминаниями.

Он слабо улыбнулся, отставил чашку. Может быть, и неловко будет там, в гостях, но, пожалуй, еще худшая неловкость – сухо отклонить приглашение, сделанное новым подчиненным по доброте душевной.

– А не очень это будет хлопотно для вашей жены? – сказал он. – Ведь у вас маленький ребенок?

Питер покачал головой.

– Жена будет вам рада. Знаете, ей живется скучновато. По нынешним временам не часто увидишь новое лицо. Да и ребенок ее, конечно, связывает.

– С удовольствием побуду и переночую у вас, – сказал американец. – Завтра еще мне надо быть здесь, а в субботу я не прочь бы и поплавать. Давным‑ давно я не плавал. Удобно будет, если я приеду в Фолмут утренним поездом? В воскресенье мне уже надо вернуться.

– Я вас встречу на станции. – Поговорили о расписании поездов. Потом Питер спросил: – Вы ездите на велосипеде? – Тауэрс кивнул. – Тогда я прихвачу второй велосипед. От станции до нашего дома около двух миль.

– Это будет прекрасно, – сказал капитан Тауэрс. Его красный «олдсмобиль» теперь казался далеким сном. Всего лишь год и три месяца назад Тауэрс прикатил на нем в аэропорт, а сейчас уже с трудом представлял себе, как выглядит приборный щиток и с какой стороны от водителя помещается переключатель скорости. Наверно, машина и сейчас стоит в гараже в его родном Коннектикуте и, возможно, ничуть не пострадала, как и многие другие вещи, о которых он приучил себя не думать. Надо жить в новом, теперешнем мире и делать все, что можешь, а о прежнем не вспоминать; теперь на станции австралийской железной дороги тебя ждет велосипед.

Питер ушел, надо было поспеть к грузовому электромобилю и вернуться в Адмиралтейство; там он получил письменный приказ о назначении на «Скорпион», прихватил купленные утром колеса и сел в трамвай. В Фолмут приехал около шести, кое‑ как прицепил колеса к рулю велосипеда, скинул форменный китель и, с усилием нажимая на педали, стал подниматься в гору. Через полчаса, весь взмокший от послеполуденной жары, он был наконец дома и застал жену на лужайке, где крутилась, одаряя свежестью, брызгалка, и от самой Мэри, в легком летнем платье, словно веяло прохладой. Она пошла ему навстречу.

– Какой ты горячий! – сказала она. – И колеса достал.

Он кивнул.

– Извини, на пляж я никак не мог приехать.

– Так и поняла, что тебя задержали. Мы вернулись домой в половине шестого. Как с твоим назначением?

– Долго рассказывать. – Он пристроил велосипед и связанные колеса на веранде. – Я бы сперва принял душ.

– Но хорошо или плохо?

– Хорошо. Уйду в плаванье до апреля. А потом свободен.

– Чудесно! Поди прими душ, освежишься, а потом все расскажешь. Я вынесу складные стулья, и в холодильнике есть бутылка пива.

Четверть часа спустя он сидел в тени, свеженький, в рубашке с открытым воротом и легких спортивных брюках, и подробно ей рассказывал о минувшем дне. И под конец спросил:

– Ты встречалась когда‑ нибудь с капитаном Тауэрсом?

Мэри покачала головой.

– Джейн Фримен познакомилась с ними со всеми на званом вечере на «Сиднее». Она говорит, он довольно милый. А вот каково будет тебе служить под его началом?

– Думаю, неплохо. Свое дело он знает превосходно. Наверно, сперва на американском судне будет немного непривычно. Но народ там мне понравился. – Питер засмеялся. – Я с первых шагов попал пальцем в небо – спросил хересу. – И он рассказал о своей промашке. Мэри кивнула.

– Джейн говорила то же самое. На берегу они пьют, а на борту спиртного в рот не берут. Я подозреваю, что пьют они, только когда одеты в штатское. На «Сиднее» офицеры пили какой‑ то фруктовый коктейль, дрянь ужасная. А гости налакались вовсю.

– Я пригласил Тауэрса к нам на субботу, – сказал Питер. – Он приедет утром.

Мэри испуганно, во все глаза уставилась на мужа.

– Пригласил капитана Тауэрса?

Питер кивнул.

– Я почувствовал, что надо его позвать. С ним не будет трудно.

– Ох, еще как будет. С ними всегда трудно, Питер. Им слишком тяжко в чужом доме.

Питер постарался ее успокоить:

– Тауэрс не такой. Начать с того, что он уже не очень молодой. Уверяю тебя, с ним не будет трудно.

– Ты то же самое говорил про того летчика, – возразила Мэри. – Про командира эскадрильи, забыла его фамилию. Который плакал.

Питеру не очень‑ то приятно было это напоминание.

– Я знаю, им это мучительно. Прийти в чужой дом, видеть ребенка и всякое такое. Но уверяю тебя, этот будет держаться по‑ другому.

И Мэри покорилась неизбежному.

– А надолго он к нам?

– Только на субботний вечер. Он сказал, в воскресенье ему надо вернуться на «Скорпион».

– Ну, если он только раз переночует, это еще не беда… – Мэри нахмурилась, минуту поразмыслила. – Главное, надо чем‑ то его занять. Чтобы он не оставался сам по себе. Ни минуты не скучал бы. Вот почему мы сплоховали с тем летчиком. Не знаешь, какой‑ нибудь спорт он любит?

– Плавать любит, – сказал Питер. – Он говорил, что рад бы поплавать.

– А ходить под парусом? В субботу будут гонки.

– Я не спрашивал. Наверно он это умеет. Видно, что человек спортивный.

Мэри пригубила пиво.

– Можно сводить его в кино, – сказала она раздумчиво.

– А какую картину сейчас крутят?

– Не знаю. Да это неважно, лишь бы чем‑ то его занять.

– А вдруг будет фильм об Америке, это не годится, – сказал Питер. – Еще угодим на такой, который снимали в его родном городе.

Мэри даже вздрогнула, посмотрела испуганно.

– Вот был бы ужас! А кстати, откуда он родом? Из какого штата?

– Понятия не имею. Я не спрашивал.

– О, господи. Надо же на вечер найти ему какое‑ то развлечение. Пожалуй, безопаснее всего английские фильмы, но, может быть, сейчас ни одного не крутят.

– Давай позовем гостей, – предложил Питер.

– Да, придется, если ни одна английская картина не идет. Пожалуй, это самое лучшее. – Мэри призадумалась, спросила: – Ты не знаешь, был он женат?

– Не знаю. Уж наверно был.

– Я думаю, можно позвать Мойру Дэвидсон, вот кто нас выручит, – продолжала вслух размышлять Мэри. – Если только она не занята.

– И если не пьяная, – вставил Питер.

– Не все же время она пьет, – возразила жена. – А с ней будет веселее.

– Неплохая мысль, – согласился Питер. – Я бы заранее предупредил Мойру, какая у нее задача. Чтобы он ни минуты не скучал. – И, помедлив, прибавил: – Ни так, ни в постели.

– Сам знаешь, у Мойры до этого не доходит. Все одна видимость.

– Думай как тебе приятнее, – ухмыльнулся Питер.

Вечером они позвонили Мойре Дэвидсон и пригласили ее.

– Питер счел своим долгом его позвать, – объяснила Мэри. – Ведь это его новый командир. Но ты сама знаешь, какие они все и каково им это: попадают в семейный дом, а там детишки, и пахнет пеленками, и в горячей воде подогревается бутылочка с молоком, и всякое такое. Вот мы и подумали – немножко наведем порядок, уберем все это подальше, с глаз долой и постараемся, чтобы ему было весело, понимаешь, надо все время как‑ то его развлекать. Беда в том, что меня связывает Дженнифер. Может быть, ты придешь и поможешь, дорогая? Боюсь, ночевать тебе придется на раскладушке в гостиной или, если хочешь, на веранде. Это только на субботу и воскресенье. Мы думаем, надо, чтобы он все время был занят. Ни на минуту не оставлять его одного. Пожалуй, устроим в субботу небольшую вечеринку, позовем кое‑ кого.

– Похоже, не очень‑ то будет весело, – заметила мисс Дэвидсон. – Скажи, а он совсем невозможный? Не станет рыдать в моих объятиях и говорить, что я в точности похожа на его покойницу жену? Видала я таких.

– Не знаю, все может быть, – неуверенно сказала Мэри. – Я его еще не видела. Подожди минутку, сейчас спрошу Питера. – И, возвратясь к телефону, заявила: – Мойра, Питер говорит, этот капитан, когда напьется, задаст тебе жару.

– Так‑ то лучше, – сказала мисс Дэвидсон. – Ладно, в субботу я с утра у вас. Кстати, джин я больше не пью.

– Не пьешь джин?

– Вредная штука. Разъедает все внутренности, от него язвы. У меня каждое утро язвы, вот я его и бросила. Перешла на коньяк. К концу недели шестую бутылку прикончу. Коньяку можно выпить сколько угодно.

В субботу утром Питер Холмс на велосипеде отправился на станцию. Здесь он встретил Мойру Дэвидсон. Она была тоненькая, очень белокожая, с прямыми светлыми волосами, ее отцу принадлежала небольшая скотоводческая ферма Харкауэй близ Бервика. На станцию Мойра приехала в фасонистой коляске о четырех колесах, отыскавшейся год назад на складе старых автомобилей и за немалые деньги переделанной на конную тягу: в оглоблях красуется очень недурная бойкая серая кобылка, на Мойре ярчайшие красные брюки, того же цвета блузка, и губная помада, и ногти на руках и ногах, все в тон. Она помахала рукой подошедшему к лошади Питеру, соскочила на землю и небрежно привязала вожжи к перилам, у которых когда‑ то выстраивалась очередь в ожидании автобуса.

– Привет, Питер, – сказала она. – Мой кавалер еще не явился?

– Явится с этим поездом. А ты когда же выехала из дому? – До Фолмута ей надо было одолеть двадцать миль.

– В восемь. Просто жуть.

– Позавтракала?

Она кивнула:

– Коньяком. И не возьмусь больше за вожжи, пока не хлебну еще.

Питер озабоченно посмотрел на нее.

– И ты ничего не ела?

– Есть? Яичницу с ветчиной и прочую дрянь? Милый мальчик, вчера у Саймсов была вечеринка. И меня потом стошнило.

Они пошли к платформе встречать поезд.

– Когда же ты легла спать? – спросил Питер.

– Около половины третьего.

– Не знаю, как ты выдерживаешь. Я бы не смог.

– А я могу. Я могу вести такую жизнь, сколько потребуется, а осталось уже недолго. Так зачем тратить время на сон? – Она засмеялась, смешок прозвучал не совсем естественно. – Никакого смысла.

Питер не ответил, в сущности, она совершенно права, только он‑ то устроен иначе. Они постояли на платформе, пока не подошел поезд, и встретили капитана Тауэрса. Он приехал в штатском – легкая серая куртка и спортивные светло‑ коричневые брюки, в их покрое что‑ то американское, и он выделяется среди толпы, сразу видно иностранца.

Питер познакомил его с Мойрой. Когда спускались с платформы, американец сказал:

– Я сто лет не ездил на велосипеде, пожалуй, еще свалюсь.

– Мы можем предложить вам кое‑ что получше, – сказал Питер. – Мойра тут со своей тележкой.

Тауэрс поднял брови:

– Простите, не понял.

– Спортивная машина, – сказала девушка. – «Ягуар» новейшей марки. У вас такие называются как будто «буревестник». Последняя модель, всего одна лошадиная сила, но на ровной местности делает добрых восемь миль в час. Черт, до чего выпить хочется!

Подошли к тележке с заложенной в нее серой кобылкой; Мойра пошла отвязывать вожжи. Американец отступил на шаг и оглядел сверкающую под солнцем щеголеватую коляску.

– Послушайте, да у вас замечательная тачка! – воскликнул он.

Девушка расхохоталась.

– Тачка! Вот именно тачка – самое подходящее название! Нет‑ нет, Питер, я ничего худого не прибавлю. Тачка и есть. У нас в гараже стоит большой «форд», но я его не взяла. Садитесь, я поддам газу и покажу вам, какую мы развиваем скорость.

– А у меня здесь велосипед. Я поеду побыстрей и встречу вас у дома.

Капитан Тауэрс забрался в тележку. Мойра села рядом, взялась за кнут и рысцой‑ пустила серую кобылку вслед за велосипедистом.

– Мне надо сделать еще кое‑ что, прежде чем мы выедем из города, – сказала она спутнику. – Надо выпить. Питер очень милый, и Мэри тоже, но они слишком мало пьют. Мэри говорит, от этого у ее дочки болит животик. Надеюсь, вы не против. А если угодно, выпейте хоть кока‑ колу.

Капитан Тауэрс был несколько ошеломлен, но и оживился. Давно уже не бывал он в обществе подобных молодых особ.

– Составлю вам компанию, – сказал он. – За последний год я столько выпил кока‑ колы, что хватило бы погрузиться моей подлодке вместе с перископом. Охотно глотну спиртного.

– Значит, мы подходящая парочка, – заметила Мойра и ловко повернула свой экипаж на главную улицу.

Несколько машин стояли заброшенные, носом к тротуару; они стояли так уже больше года. На улицах было теперь так мало движения, что они никому не мешали, а чтоб отбуксировать их отсюда, не хватило горючего. Мойра остановила лошадку перед отелем «Причал», спрыгнула на тротуар, привязала вожжи к бамперу одной из безжизненных машин и повела Тауэрса в дамскую гостиную.

– Что вам заказать? – спросил он.

– Двойную порцию коньяку.

– Разбавить?

– Капельку содовой и побольше льда.

Он передал заказ бармену и постоял минуту, задумавшись, а Мойра тем временем присматривалась к нему. Американского виски здесь никогда не бывало, шотландского не было уже много месяцев. К австралийскому Тауэрс, невесть почему, относился с подозрением.

– Первый раз слышу, чтобы так разбавляли коньяк, – заметил он. – Каково это?

– Не ударяет в голову, но забирает постепенно. Придает духу. Потому я его и пью.

– Пожалуй, я останусь верен виски. – Тауэрс спросил себе порцию и с улыбкой повернулся к Мойре. – А вы, видно, много пьете?

– Мне все это говорят. – Она взяла у него из рук стакан, достала из сумочки пачку сигарет – смесь южноафриканского и австралийского табака. – Хотите курить? Гадость ужасная, но ничего другого я не могла достать.

Тауэрс предложил ей свои сигареты – такую же гадость, чиркнул спичкой. Мойра пустила из ноздрей облако дыма.

– По крайней мере разнообразие, – сказала она. – Как ваше имя?

– Дуайт. Дуайт Лайонел.

– Дуайт Лайонел Тауэрс, – повторила она. – А я Мойра Дэвидсон. У нас в двадцати милях отсюда скотоводческая ферма. А вы капитан подводной лодки, да?

– Совершенно верно.

– Шикарная карьера? – съязвила Мойра.

– Мне оказали большую честь, назначив меня командиром «Скорпиона», – спокойно сказал Тауэрс. – Я и сейчас считаю, что это большая честь.

Мойра опустила глаза.

– Извините. Трезвая я веду себя по‑ свински. – Она залпом выпила коньяк. – Возьмите мне еще, Дуайт.

Он взял ей еще коньяку, но ограничился своей порцией виски.

– Скажите, а чем вы занимаетесь в свободное время? – спросила девушка. – Играете в гольф? Ходите под парусом? Ловите рыбу?

– Больше ловлю рыбу, – сказал он. В памяти всплыл давний отпуск вдвоем с Шейрон на мысе Гаспе, но он отогнал воспоминание. Думать надо о настоящем, а прошлое забыть. – Для гольфа жарковато, – сказал он. – Капитан‑ лейтенант Холмс что‑ то говорил насчет купанья.

– Проще простого. И сегодня во второй половине дня в клубе парусные гонки. Вам это подходит?

– Даже очень, – с удовольствием отозвался Тауэрс. – А какая у него яхта?

– Называется «Гвен двенадцать». Вроде непромокаемой лохани с парусами. Если Питеру некогда, я наймусь к вам в матросы.

– Если мы пойдем на яхте, пить больше не следует, – решительно сказал Тауэрс.

– Если вы будете командовать, как на флоте Соединенных Штатов, я не пойду к вам в матросы, – отрезала Мойра. – Наши корабли не стоят на приколе, не то что ваши.

– Хорошо, – невозмутимо отозвался Тауэрс. – Тогда я пойду к вам в матросы.

Мойра посмотрела на него в упор.

– Вас хоть раз кто‑ нибудь стукнул бутылкой по голове?

Тауэрс улыбнулся:

– Не раз и не два.

Она осушила свой стакан.

– Ладно, давайте выпьем еще.

– Нет, благодарю. Холмсы наверно уже гадают, что с нами стряслось.

– Скоро узнают, – был ответ.

– Едемте. Я хочу посмотреть на Австралию с высоты вашей тележки.

И капитан Тауэрс повел Мойру к выходу. Она покорно пошла. Но поправила:

– Это не тележка, а тачка.

– Ну нет. Мы ведь в Австралии. Значит, тележка.

– Ошибаетесь. Это Эбботская тачка. Ей больше семидесяти лет. Папа говорит, она американского производства.

Глаза Тауэрса блеснули живым интересом.

– Вот оно что! А я удивлялся, почему мне в ней что‑ то знакомо. Когда я был мальчишкой, у моего деда в штате Мэн в сарае стоял точно такой экипажик.

Нельзя позволять ему думать о прошлом.

– Возьмите лошадь под уздцы, пока я ее отсюда выведу. Эта машина плохо переключается на обратный ход. – Мойра порывисто села на место водителя и чуть не разорвала лошади рот удилами, так что Тауэрсу зевать не пришлось. Серая кобылка взметнулась было на дыбы, нацелилась на него передними ногами; он все же повернул ее к улице, прыгнул на сиденье рядом с Мойрой, и они помчались галопом. – Слишком она бойкая. На подъеме живо угомонится. Еще этот проклятый асфальт…

Они мчались вон из города, лошадь поминутно оскальзывалась на гладкой, как каток, дороге; американец обеими руками вцепился в сиденье и только недоумевал – до чего плохо девушка правит.

Через считанные минуты подкатили к дому Холмсов, серая была вся в мыле. Капитан‑ лейтенант с женой вышли навстречу гостям.

– Извини, что мы запоздали, Мэри, – преспокойно заявила мисс Дэвидсон. – Мне не удалось протащить капитана Тауэрса мимо забегаловки.

– Похоже, вы постарались наверстать потерянное время, – заметил Питер.

– Да, мы недурно прокатились, – сказал командир подводной лодки. Вылез из коляски, и его представили Мэри. Потом он обратился к Мойре: – Может быть, я повожу немного лошадь, чтобы она остыла?

– Прекрасно, – был ответ. – Не худо бы еще распрячь и отвести на выгон – Питер вам покажет что где. А я помогу Мэри приготовить обед. Питер, Дуайт хочет сегодня после обеда пройтись на твоей лодке.

– Я ничего подобного не говорил, – запротестовал американец.

– Нет, говорили. – Мойра оглядела взмыленную кобылку и порадовалась, что ее сейчас не видит отец. – Оботрите ее чем‑ нибудь… в тачке сзади, под торбой с овсом, есть холстина. Попозже я ее напою, но сперва мы сами выпьем.

Днем Мэри осталась с малышкой дома, потихоньку готовилась к приему гостей. Питер, Мойра и не слишком уверенно держащийся на велосипеде Дуайт Тауэрс покатили в яхт‑ клуб; ехали с полотенцами на шее, купальные трусики сунули в карманы, в клубе переоделись: пока идешь на яхте, можно изрядно вымокнуть. Суденышко оказалось закрытой со всех сторон фанерной скорлупкой с крохотным кубриком, но с неплохой оснасткой. Поставили паруса, спустили яхту на воду и пришли на линию старта за пять минут до начала гонок – американец правил, Мойра была у него матросом, а Питер остался на берегу в роли зрителя.

Гонщики были в купальных костюмах: Дуайт Тауэрс в старых светло‑ коричневых трусах, Мойра в белых с цветным узором трусиках и лифчике; на случай, если нажжет солнцем, прихватили с собой рубашки. Несколько минут маневрировали за линией старта, под теплыми солнечными лучами, кружа среди десятка других яхт разных классов и марок. Тауэрс уже несколько лет не ходил под парусами и никогда еще не управлял яхтой такого типа; но она оказалась послушной, и он быстро убедился, что она очень быстроходна. Когда раздался стартовый выстрел, капитан уже проникся доверием к своему судну; они стартовали пятыми; предстояло трижды пройти по треугольному маршруту.

Как обычно в заливе Порт‑ Филип, очень быстро поднялся ветер. Когда прошли первый круг, он был уже так силен, что планшир покрывала вода. Капитан Тауэрс, поглощенный главной задачей – при помощи руля и парусов не дать яхте опрокинуться и не сбиться с курса, уже ни на что больше не обращал внимания. Вырвались на второй круг, под ярким солнцем, в алмазных облаках сверкающих брызг дошли до дальнего поворота; слишком занятый своим делом, капитан не заметил, как Мойра ногой набросила петлю грота‑ шкота на утку, а сверху захлестнула стаксель‑ шкот. Подошли к бую – вехе поворота, капитан, искусно управляя, поднял румпель и отдал грота‑ шкот, но тот отравился на каких‑ нибудь два фута, и его заело. Налетел порыв ветра и почти остановил суденышко, Мойра, прикидываясь непонятливой, убрала стаксель, и яхту положило парусами на воду. Миг – и оба гонщика барахтаются рядом со своим судном.

– Вы не выпустили грота‑ шкот! – сердито крикнула Мойра. И еще через мгновенье: – О, черт, с меня лифчик слетел!

А на самом деле, упав в воду, она ухитрилась дернуть завязку на спине, и теперь лифчик качался на воде с нею рядом. Одной рукой Мойра ухватила его, скомандовала Тауэрсу:

– Подплывите с другого борта и садитесь на киль. Она сразу выпрямится.

И поплыла следом.

Издали они увидели – повернул и спешит к ним на выручку белый спасательный катер.

– Час от часу не легче, – сказала Мойра спутнику. – К нам спасателей несет. Помогите мне надеть эту штуку, пока они не нагрянули, Дуайт. – Лежа ничком на воде, она прекрасно справилась бы с этим и без посторонней помощи. – Правильно, завяжите покрепче. Да не так туго, я же не японка. Ну вот, хорошо. Теперь давайте выправим яхту и продолжим гонку.

Она вскарабкалась на киль, плоско выступающий из корпуса яхты на уровне воды, и стала на него, держась за планшир, а Тауэрс подплыл, глядя снизу вверх, восхищаясь ее гибкой фигуркой и ее дерзким бесстыдством. Всей своей тяжестью он навалился на ту же деревянную плоскость, – и яхта дернулась, поднимая с воды намокшие паруса, словно бы чуть поколебалась, и рывком выпрямилась. Девушка перевалилась через борт и, отбрасывая грота‑ шкот, комочком упала на дно. Дуайт забрался следом. Через минуту, не дав спасателям к ним подойти, они уже легли на курс, яхта с отяжелевшими намокшими парусами слушалась руля.

– Больше так не делайте, – сурово сказала Мойра. – Этот мой костюм – для солнечных ванн. Для купанья он не годится.

– Понятия не имею, как я оплошал, – виновато сказал Тауэрс. – До этого все шло хорошо.

Они закончили гонку без дальнейших приключений, к финишу прибыли предпоследними. Направились к берегу, Питер вошел по пояс в воду им навстречу. Ухватился за борт, развернул яхту носом к ветру.

– Хорошо сходили? – спросил он. – Я видел, вы разок опрокинулись.

– Сходили прелестно, – заявила Мойра. – Сперва Дуайт нас перевернул, а потом с меня слетел лифчик, так что развлекались вовсю. Ни минуты не скучали. Скорлупка отличная, Питер.

Они спрыгнули в воду, подтащили яхту к берегу, спустили паруса и на тележке вкатили ее по пандусу на берег, на стоянку. Потом прошли в конец пирса, искупались и уселись на теплом предвечернем солнышке, под защитой утеса, заслоняющего пирс от резкого ветра с моря, закурили.

Американец оглядывал синие воды, рыжие утесы, стоящие на приколе моторные лодки, их качало волной.

– Хорошо у вас тут, – сказал он задумчиво. – Яхт‑ клуб невелик, но такого славного я еще не видал.

– Здесь не принимают гонки уж очень всерьез, – заметил Питер. – В этом весь секрет.

– В этом для всего на свете секрет, – заявила Мойра. – Питер, когда опять можно будет выпить?

– Народ соберется к восьми, – ответил он и обратился к гостю: – Мы пригласили на вечер несколько человек. Я подумал, сперва мы поужинаем в отеле, в ресторане. Это проще, чем хозяйничать дома.

– Ну конечно. Прекрасно придумано.

– Неужели вы опять потащите капитана Тауэрса в «Причал»?

– Да, мы думали там поужинать.

– По‑ моему, это очень неразумно, – мрачно сказала Мойра.

Американец засмеялся:

– Вы распускаете обо мне дурную славу.

– Сами виноваты, – возразила Мойра. – Я изо всех сил покрываю ваши грехи. Даже не собираюсь рассказывать, как вы с меня сорвали лифчик.

Дуайт Тауэрс поглядел на нее в замешательстве – и расхохотался. Так весело, не сдерживаемый мыслями о прошлом, он не смеялся уже целый год.

– Ладно, – сказал он наконец. – Сохраним секрет, пускай это останется между нами.

– Я‑ то сохраню, – чопорно изрекла Мойра. – А вы сегодня вечером, когда порядком выпьете, наверно станете про это болтать направо и налево.

– Пожалуй, нам пора переодеться, – предложил Питер. – Я сказал Мэри, что мы вернемся домой к шести.

Они прошли по пирсу в клуб, переоделись и покатили на велосипедах к дому Холмсов. Мэри застали в саду, она поливала цветы. Потолковали о том, как лучше добираться до отеля, и решили запрячь серую и поехать в «тележке» Мойры.

– Так будет лучше для капитана Тауэрса, – заметила она. – После второго визита в ресторан ему нипочем не одолеть вашу горку на велосипеде.

И она пошла с Питером на выгон ловить и запрягать кобылку. И пока заправляла ей в рот удила и накидывала уздечку, спросила:

– Ну, как я действую, Питер?

Он расплылся в улыбке:

– Замечательно. С тобой он ни на минуту не соскучится.

– Что ж, Мэри от меня того и хотела. По крайней мере он еще не пролил ни слезинки.

– Если ты и дальше будешь так на него наседать, его скорее хватит удар.

– Не знаю, сумею ли я довести до этого. Я уже исчерпала почти весь свой репертуар. – И она опять занялась кобылкой.

– За этот вечер на тебя, пожалуй, еще снизойдет вдохновение, – заметил Питер.

– Возможно.

Вечер шел своим чередом. Поужинали в «Причале», уже не так торопясь, как в первый раз, одолели подъем в гору, распрягли и пустили на ночь на выгон серую кобылку и к восьми готовы были встречать гостей. На скромную вечеринку явились четыре пары: молодой врач, еще один морской офицер, веселый молодой человек, которого представили как хозяина чертополошной фермы – это занятие так и осталось для американца загадкой, – и молодой владелец крохотного механического заводика, все с женами. Три часа кряду все танцевали и пили, старательно избегая сколько‑ нибудь серьезных разговоров. Вечер выдался теплый, в комнате становилось все жарче, очень скоро мужчины сбросили пиджаки и галстуки, патефон крутился без передышки – пластинкам не предвиделось конца, половину Питер по случаю вечеринки взял взаймы. Окна, затянутые москитной сеткой, распахнуты были настежь, однако в комнате плавали тучи сигаретного дыма. Питер опять и опять опорожнял переполненные пепельницы; порой Мэри собирала пустые стаканы, перемывала их на кухне и приносила снова. Наконец около половины одиннадцатого она подала на подносе чай, булочки с маслом и печенье – в Австралии это общепринятый знак, что вечеринка завершается. И вскоре гости начали разъезжаться, не слишком уверенно держась на своих велосипедах.