Глава 45. #НАКРЮЧКЕ

Глава 45

#НАКРЮЧКЕ

МуслимБлэк остановился в замке Манреса[11]. Я слышала, что там обитают призраки — мертвые женщины, измученные любовью, и все в этомдухе. Даже после смерти тебе не избежать разбитого сердца. Досадно. Навязчивый он или нет, но что-то в Муслиме подсказывает мне, что он не будет возражать против них. Я не звоню ему сразу. Я ношу этот клочок бумаги в кармане, словно живое существо. Тебе просто любопытно, напоминаю себе. Это испуг или влечение к нему? Может быть, и тои другое. И вообще, что это обо мне говорит? Когда я, наконец, звоню ему, он берет трубку, называя меня поимени. Голос, полный хрипоты и пикантности, от которого каждый волосок на вашем теле встанет дыбом. А потом он произносит твое имя. Буквы «Э» звучат с придыханием, даже грубостью. По-своему, никто никогда так не говорил.

— Здравствуй, Элена.

— Как ты узнал, что это я? — Сердце колотится, и мне приходится согнуться и спрятать лицо между коленями, пока не придет время снова заговорить.

— Не все знают этот номер.

— Ты сам мне его дал.

— Я тебя не слышу...

Я выпрямляюсь и повторяю снова.

— Ты — не все, — говорит он.

Интересно, лежит ли он на гостиничной кровати или ходит по номеру?

— Кто же я?

Слышу, как он перекладывает телефон из рук в руки. Возможно, меняя позы. Раздумывает ли он, как лучше ответить? Я не хочу быть частью его игры; я позвонила не поэтому. Когда он отвечает мне, его голос насыщенный, как обычно.

— Ты— Элена. Разве этого недостаточно?

Я фыркаю.

— Не так, — говорю я. — Заставь меня почувствовать себя особенной, заинтересуй меня.

Он на мгновение замолкает, а потом говорит:

— Хорошо.

— Можешь научить меня своим штучкам?

— Каким именно?

Я не хочу играть в эту игру. Хочу, чтобы он читал мои мысли, как раньше. Не заставлять умолять меня.

— Забудь. — Начинаю вешать трубку, когда слышу, как он говорит:

— Нет, нет, нет! Погоди. Элена...

Неужели, ему стало неудобно? Интересно. Из-за этого я снова подношу телефон к уху. Я не жалею, что позвонила, потому что он говорит мне то, что хочу услышать.

— Хорошо. Да, я научу тебя.

Получать то, что ты хочешь, но при этом вселятьсомнения —неприятное чувство. Словно ты делаешь что-то не так. Разве я такая? Решаю проверить мотивы Муслима.

— Почему? — Спрашиваю я.

— Потому что ты попросила.

Затем:

— Не хочешьпоужинать со мной?

Я соглашаюсь встретиться с ним в «Алхимии» следующим вечером. Я предложила какое-нибудь светлое и теплое место с сиреневыми стенами, которые напомнили мне о Грир, но Муслимнастоял на своем.

— Название красивое, мне нравится, — сказал он, прежде чем мы договорились на шесть часов вечера.

Я одеваюсь во все черное, но взглянув в зеркало, понимаю, что выгляжу безумной и напуганной. Поэтому переодеваюсь в бежевый свитер и рваные синие джинсы, в которых, по словам Грир, похожа на секс-бомбу. Пучок на макушке достаточнобольшой, делая меня серьезной, но когдаспускаюсь в «Алхимию» в 5: 55, не ощущаю себя важной персонойи в этом, я полагаю, дело рук Муслима Блэка. Я серьезно решила вернуть Кита? Или я нахожусь в какой-то отчаянной, неравнодушной фазе восстановления? Кого это волнует? Говорю себе. Просто делай, что хочешь. Что бы это ни было. Прежде чем войти в дверь «Алхимии», делаю селфи под названием «На крючке».

Муслим уже сидит за столом с запотевшим стаканом сбоку. Я рада, что вспотела не я одна. Стоп, а как же Кит? Сколько времени прошло с тех пор, как в последний раз думала о нем? Когда он замечает меня, встает. Это то, что делал мой отец, и он поступаеттакже, потому что этому научил его отец. Он явно не из города.

— Кажется, без него ты никуда, — говорю я, вешая сумочку на спинку стула. Он ждет, пока сяду я, затем садится сам.

— Говорит девушка, выпивающая виски в три часа дня в будний день, и подцепляет мужчин-социопатов.

Что ещё можно на это ответить?

Я облизываю губы и заказываю хороший бокал вина в форме женского тела, чтобы рассмешить его ещё больше. Муслим с интересом наблюдает за всем, что я делаю. Когда я смеюсь и флиртую с официантом, он наблюдает с легкой улыбкой, переводя взгляд с нее на меня. Когда роняю масляный шарик себе на колени, а через пять минут чуть не опрокидываю свой бокал с вином, он смеется и качает головой. Если бы он не признался о себе настоящем раньше, то решила, что он влюблен в меня. Все это часть его уловки. Я уважаю это — так же, как гремучую змею. От этого начинаю нервничать, покусывая внутреннюю сторону щеки. Я жду, когда он нанесет удар, отравит меня. Но на удивление парень ведет себя вполне обычно, естественно, даже притягательно. О Боже, он хорош в этом.

— Я должен тебе кое в чем признаться, — говорит он, когда приносят еду. — Я согласился прийти сегодня, потому что хотел поужинать с тобой. Нет ничего такого, что я мог бы сказатьнового о тебе или научить, чего бы ты уже не знала.

Я смеюсь. Я пью свой третий бокал вина, и все кажется смешным.

— Я — ходячая катастрофа, — говорю я.

— Прекрасная катастрофа.

— Что это значит? — Я смотрю на него поверх своей тарелки, желая его и не желая одновременно. Он заставляет меня чувствовать себя по-другому. Опасной и сексуальной.

— Ты неопытная, одинокая, и красивая. Ты ни от кого ничего не ждешь, если только не любовь, где на первом месте всегда — ты.

— Выбирает меня, а не кого? Его ребенка? Невесту? — Я пренебрежительно качаю головой. — Он не может этого сделать. Мне нужно уговорить его.

Муслим тянется через стол и касается моей руки, когда я тянусь за своим бокалом вина. Это место сразу же начинает покалывать.

— Тебе не нужно никого уговаривать. В любви выбора нет.

Он откидывается на спинку стула, а я остаюсь неподвижной, держа ножку бокала кончиками пальцев.

— Это необязательно должны быть люди, которых он выбирает. Но и, в первую очередь, он сам.

— Так что, может, научишь, как дальше жить и относится ко всему проще? — Говорю я наконец. — Иначе это не поможет.

— Ты когда-нибудь пыталась уйти от того, кого любишь? — Спрашивает он меня.

— Кит Айсли— единственный, кого я по-настоящему любила, — признаюсь ему. — Но я еще не ушла.

— От этого невозможно уйти. — Он макает хлеб в масло, который нам принесли. Когда он касается им своего рта, на его губах остается блестящий след. Что-то, что можно убрать поцелуем. Боже! Что со мной не так? Как будто у меня течка.

— Пытаться уйти от того, кого любишь, все равно что утопиться. Ты пытаешься, но жить без воздуха невозможно. Твое тело нуждаетсяв этом; разум говорит, что это жизненно необходимо. В конце концов тывыплываешь, задыхаясь не в силах отказать себе в элементарной потребности. В воздухе. В любви. В неистовом желании.

Я так поглощена, что едва замечаю, как мое сердце наполняется светом. Муслим дает мне ответы.

— Со сколькими женщинами ты переспал? — Спрашиваю его.

Нехорошо задавать незнакомым людям такие вопросы. Моя мать учила этому. Не спрашивайо возрасте, весе или о том, со сколькими людьми они переспали. Она никогда не говорила мне об этом, но уверена, этот вопрос на первым песте в списке запрещенных.

— Трудно ответить, — говорит он. — Со сколькими ты переспала?

Я вспоминаю Роджера в старшей школе. Милый прыщавый Роджер. Он нравился мне в течение пяти минут, прежде чем мызакончили школу. Эй, он лишил меня девственности.

— С двумя, — говорю ему. — И ты не должен задавать людям такие личные вопросы, знаешь?

— Ага.

Он качает свой стакан кончиками пальцев. Словно ему просто нужно чем-то занять руки. Я замечаю, что его резцы длиннее остальных зубов. Когда он думает, касается кончиком языка своих пальцев.

— Ты напоминаешь мне вампира, — говорю я. — По-разному.

Муслим впервые смеется. Тихо. Это касается его глаз быстрее, чем моих ушей.

— Ты мне нравишься, —признается он.

— Это заметно.

— Я тебе нравлюсь?

— Не знаю.

Может, я ошибаюсь, но, похоже, он рад моему ответу.

— Может быть, — говорю я. — Но я не уверена, настоящий ли ты со мной.

— Моя Элена Конвей. Говори, как думаешь.

— Если бы это было возможно, — парирую я. Муслим смеется и отводит взгляд. Когда он поворачивается ко мне, облизывает губы.

— Хочешь сбежать отсюда, Элена?

Я мгновение колеблюсь, затем киваю.