Валентина (Ирина) Мельникова 20 страница

Только бывалый следопыт мог обнаружить это хитроумное убежище. Иван себя к таковым не причислял, но весьма сомневался, что это затруднит ратников, если они бросятся преследовать его. Но все ж какая-никакая передышка у них была.

Он вздохнул.

- Ладно, с Глашей все ясно, - сказал он и строго посмотрел на близнецов:

- Рассказывайте все по порядку.

Ребята переглянулись. Сашка подсел ближе к Ивану.

- Мы сразу к вам побежали, дядька Иван. Чес слово, сразу, как только Белка залаяла. Думали, вы Лексея Дмитрича нашли. И видели, как вас петля вздернула. Мы всего ничего не поспели, а тут из кустов Родион выскочил и еще два ратника. Мы в кусты - нырк! И все видели. Оне коня под вас подвели, петлю рогатиной поддели, вы на коня, как куль, свалились. Белка давай на них бросаться, а они ее палкой по хребту. Староверы шибко собак не любят. Сашка шмыгнул носом. - Сдохла Белка-то, мы ее в кустах закопали.

- И что дальше?

- После они к заимке поехали. Все там перебили, переломали, одного ратника по земле за ноги протащили. Я думаю, они хотели, чтобы Лексей Дмитрич сразу понял, что вас схватили.

- Но зачем им это надо?

- Ну, может, хотели, чтобы Лексей Дмитрич тоже к Шихану кинулся. Вас, значитца, освобождать. А они его - раз! Из засады! Под микитки и в скит!

- Вполне вероятно, - пожал плечами Вавилов, - только Алексей и без этого не поверил бы, что я его в тайге бросил.

Сразу бы понял, что здесь дело не чисто! - Он требовательно посмотрел на Сашку:

- Дальше рассказывай.

- Дальше они вас в скит повезли. Через мост. Они его за собой подняли. Только мы б и так не смогли по нему пробраться. У них там дозоры везде стоят. Мы уж и так и эдак.

Потом на скалу залезли, - Сашка кивнул на высокий гребень горы с заснеженной вершиной, - ив трубу вашу все рассмотрели, что у них в скиту делается. Видели, как вас в клеть бросили, откуда Глаша вас вызволила.

- Так она и вправду все время поблизости была?

- Ну да, - Сашка невинно посмотрел на него. - Я ж сказал, она без Шурки никуда. Правда, она где-то бегала, когда ратники вас схватили, а то бы мы вас отбили... Глаша совсем недавно пришла и смотрите, что принесла... Сашка подал Ивану клетчатый носовой платок с вензелем П. А. Д. - Я такой у Лексей Дмитрича видел.

- Точно, платок Алексея. Это ему Лиза на день ангела дюжину подарила. Сама вышивала.

- Какая Лиза? - поинтересовался Сашка.

- Неважно, - ответил Вавилов, - главное, что ваша подружка видела Алексея. - Он повертел платком перед лицом Глаши и требовательно спросил:

- Где взяла?

Та опять радостно заулыбалась, произнесла набор совершенно нечленораздельных звуков - шипящих, рычащих, восторженных, испуганных и негодующих - и замахала руками в сторону Шихана.

- Она говорит, что Лексей Дмитрич жив! - сообщила Шурка и пояснила Ивану:

- Глаша помогла ему выбраться.

Медведя прогнала...

Глаша с самым довольным видом принялась кивать головой, бить себя в грудь и яростно, абсолютно по-медвежьи рычать.

- А что ж она его к вам не вывела?

Глаша вдруг опять опустилась на четвереньки и очень похоже изобразила скачущую лошадь, тем более что подкрепляла свои скачки неистовым ржанием. Затем она села и опять что-то пробормотала.

Шурка с серьезным видом выслушала ее и повернулась к Ивану.

- Она увела коня и отдала его Лексею Дмитричу. Он ускакал, а она побежала к заимке. Там нас не нашла и по следам пришла сюда. - Шурка кивнула на блиндаж. - Мы здесь сидели и не знали, что делать...

- Ну, братцы, с вами не заскучаешь, - усмехнулся Иван. - Кому в голову мысль пришла Глашу в скит послать?

А если б у нее не получилось?

- У Глаши все получается, - Шурка посмотрела на него с обидой. - Она не все сказать может, а так очень умная и ловкая. Я ее учу помаленьку, так она очень быстро все схватывает.

- Выходит, ты у нее вроде толмача, - улыбнулся Иван, - и, конечно, это все прекрасно и удивительно, но сейчас нам как-то надо выходить из тайги и искать Алексея Дмитрича. Смотрю, Соболек вернулся, - кивнул он на пса. Видно, не нашел Алексея?

- Да она теперя и без Соболя дорогу найдет, - успокоил его казачок. Глаша дядьку Лексея почти до самой заимки проводила. Правда, после конягу у него увела и отпустила, чтоб его не кинулись по тайге искать.

- Так она украла лошадь, что ли? У кого? Неужто у ратников?

- Нет, не у ратников, - Шурка отвела взгляд. - У шиликунов. У тех, что с рушниками на голове вместо шапок.

- У индусов? - поразился Иван. - Так здесь еще экспедиция ко всему прочему?

- Ага! - кивнула головой девочка. - Верстах в трех отсюда или чуть дальше. - И она крикнула Сашке, который возился в это время у входа в блиндаж, выуживая что-то из-под лапника. - Давай неси! Покажи дядьке Ивану!

Глаша наперегонки с Соболем рванулась с места и подскочила к мальчишке, который, пятясь, тащил по траве что-то тяжелое. Легко, словно спичечный коробок, она подхватила на плечо длинный серый ящик, обитый по углам железной полосой, и через мгновение грохнула его оземь у ног Ивана. Тот обмер. Крышка от удара отлетела в сторону, и взору Вавилова и близнецов предстали шесть артиллерийских снарядов, смазанных и уложенных в гнезда на подстилке из пакли. Один господь бог ведал, почему они не взорвались от удара, иначе от Ивана и близнецов даже подметок не осталось бы.

- От-ткуда э-то у вас? - Иван ткнул пальцем в сторону снарядов. 3-з-а-ачем вы их ст-тащили?

Сашка пожал плечами и безмятежно улыбнулся.

- Да все Глаша... В станице у нас не получилось, так она здесь постаралась. Мы чесслово, дядька Иван, не просили об этом. - Он осуждающе посмотрел на полудикую девицу. - Теперя сама ящик таскать будешь...

- Ну уж нет, - рассердился Иван. - Никто этот ящик таскать не будет! Это очень опасно. Придется оставить его здесь и быстро уходить подобру-поздорову, пока ратники не очухались и не кинулись в погоню.

- Не-а! - помотал головой Сашка. - Не кинутся. Оне подумают, что вы сорвались с откоса и вода вас унесла. Человеку там не спуститься. А про Глашу оне не знают. То есть знают, конечно, - поправился Сашка, - не раз в лесу с ней встречались, только вряд ли догадаются, что она нам помогает.

- Но они не поверят, что я смог сам освободиться, тем более раздвинуть бревна.

- А это их дела, - расхохотался Сашка. - Все им заделье будет гадать, куда вы подевались. Евпраксия совсем озвереет. И Родиону хорошенько попадет, только так ему и надо, злыдню, чтоб знал, как ухи зазря крутить. - И паренек с торжеством посмотрел в сторону скита, над мрачным частоколом которого растеклась по небу алая лента зари.

Глава 30

Весь путь до крепости они проделали с завязанными глазами. Командовал ратниками здоровенный детина с неестественно вывернутой ступней, и Алексей решил, что это, видимо, и есть Родион, брат Евпраксии. Он был хмур и неразговорчив, но его приказы выполнялись беспрекословно. Стоило одному из ратников занести над головой Константина нагайку, чтобы заставить того идти быстрее, Родион лишь грозно посмотрел на него, и тот тут же вернул ее за опояску.

Их связали одним волосяным арканом. Жесткая петля натирала шею, но с ее помощью ратники управляли движением, не позволяя пленникам убыстрить или замедлить шаг. Руки им завели назад и обмотали сыромятной веревкой, которую приторочили к седлу. Этот двойной поводок не позволял упасть и был своевременной мерой, потому что их маленький отряд передвигался без тропы, сквозь завалы камней и поваленных бурей деревьев.

Не видя перед собой дороги, то один, то другой пленник спотыкались и повисали на веревках, задыхаясь и шепча ругательства сквозь зубы. Константин предупредил Алексея, чтобы тот не проявлял недовольства и ни в коем случае не сопротивлялся. Это позволяло надеяться, что их убьют не сразу. По сути дела, ратники могли их прикончить тотчас, как только обнаружили нехитрое убежище среди камней. Они окружили их, накинули петли арканов на шеи, а пленники стояли не шевелясь, понимая, что сопротивление абсолютно бесполезно. Константин из-за раны не сумел бы убежать далеко, а Алексей не мог даже представить, что решился бы бросить раненого товарища в беде...

Они пробирались сквозь дебри горной тайги с час или чуть больше, но этот недолгий путь показался Алексею бесконечным. Один раз он попытался узнать у своего конвоира, долго ли им еще идти, на что тот равнодушно ответил:

- Иди ужо, умерети завсегда успешь.

Наконец они остановились. Судя по грохоту и повышенной влажности воздуха, где-то вблизи находилась река. Но она рокотала далеко, похоже, у них под ногами, из чего Алексей сделал вывод, что они подошли к пропасти, и, чтобы попасть в скит, надо будет пройти по перекидному мосту.

Их конвоиры тем временем спешились. Пленных отвязали от седла и повели через мост первыми. Он, очевидно, был из жердей, так как ноги иногда проваливались в щели, застревали, и тогда вся процессия останавливалась, неудачнику помогали освободиться, и движение продолжалось снова - медленно и осторожно. Мост раскачивало, он кряхтел и, казалось, грозил вот-вот развалиться. Одно успокаивало: ратники преодолевали его каждый день, и не смертники же они на самом деле, если пользуются им столь часто.

Все же голоса конвоиров заметно оживились, когда их крохотный отряд ступил на твердую землю. Они принялись весело перекликаться со сторожами, которые оставались в крепости. Заскрипели, открываясь, ворота, затем, с таким же скрипом, закрылись за их спинами. Пленникам приказали остановиться. Они стояли плечом к плечу, и Константин успел шепнуть, что вряд ли их сейчас будут убивать, вероятно, вначале допросят. А это даст хоть какую-то передышку.

- Ведите их в холодную, - приказал женский голос. - И стражу поставить рядом с ними...

" Евпраксия... - подумал Алексей. - Живо она оклемалась! "

Подталкивая в спину, их провели, видимо, через двор, потом они преодолели дюжины две ступеней. Один из конвоиров долго гремел ключом, отпирая замок. Но, кроме замка, был еще и засов, который с трудом, со скрипом, отодвинул один из стражников. Что ж, пленников своих ратники веры охраняли достойно, не давая им ни малейшего шанса ускользнуть из-под стражи.

Но несмотря на все предосторожности, с которыми их доставили в крепость, а после поместили в темницу, Алексею до сих пор не верилось, что их с Константином вскоре убьют. Все эти события почему-то напоминали хорошо срежиссированный спектакль. И ему казалось, что кто-то вот-вот опомнится и воскликнет: " Ну все, господа, поиграли, и хватит! Расходимся по домам до завтра! "

Но эти слова так никто и не произнес, а вместо этого их довольно бесцеремонно втолкнули внутрь какого-то сооружения, потолки которого были настолько низкими, что и Алексею, И Константину пришлось пригнуться, чтобы войти. Двери темницы захлопнулись. И тогда с них сняли повязки.

Темница вполне оправдывала свое название. В ней не было ни одного окна, и свет не проникал сквозь плотно пригнанные стволы деревьев, из которых были выстроены ее стены. Посреди темницы возвышался столб, который поддерживал потолок. (Разве мог Алексей знать, что именно к нему совсем недавно был привязан Иван Вавилов? ) Их тоже привязали за руки к столбу. Правда, в отличие от Ивана, они сидели на корточках, спиной друг к другу, но шею охватывали точно такие же ошейники с шипами, от которых пришлось пострадать Ивану. Однако ратники разрешили им по какой-то причине разговаривать. Вероятно, думали, что узники от отчаяния выболтают какие-то свои сверхважные тайны?

Или, наоборот, им никакого дела не было до их разговоров...

Один из ратников остался в темнице и уселся в углу на охапке прелой соломы. Второй вышел и закрыл дверь на засов и замок.

- Чего они опасаются? - удивленно прошептал Алексей. - Такие предосторожности, словно мы можем просочиться сквозь эти запоры. Мне одного этого ошейника хватает.

- Хитрые бестии, - прошептал Константин в ответ. - Думаешь, почему они нас на корточки усадили?

- Почему?

- Да потому что через полчаса все мышцы настолько затекут, что ты ни рукой ни ногой не двинешь, даже если с тебя этот проклятый ошейник снимут и руки развяжут.

- Ты думаешь, они нас боятся?

- Не меньше, чем мы их. Одно не пойму, зачем нас сюда приволокли? Или Евпраксия все ж решилась отблагодарить меня? Но очень своеобразно: вместо того чтобы сразу прикончить, взяла и, как шавку, на цепь посадила.

- Отблагодарить? - поразился Алексей. - За что?

- А я ее в свое время от каторги спас, если не от петли.

Она ведь пять лет назад стражника шашкой до копчика развалила.

- Постой, - прервал его Алексей, - это когда их вместе со старцем Ефремием схватили?

- Ну да, - протянул удивленно Константин. - Оказывается, и ты кое-что знаешь?

- Совсем немного, - признался Алексей. - Допрашивали с Иваном атамана, вот он и проговорился кое о чем.

В частности, сказал, что она только недавно вернулась. Правда, еще злее стала.

Константин вздохнул:

- Славная она девка. Умная и красивая. И совсем не виновата, что такая судьба ей досталась.

- А ты, оказывается, склонен к сантиментам? - Алексей поерзал, чувствуя, как наливаются каменной тяжестью ноги, поясница, плечи, и прокряхтел:

- Насчет ума не знаю, но что красивая, это и без лупы заметно. Но мой короткий опыт общения с дамами подтверждает давно известную истину: чем красивее женщина, тем она стервознее. Правда, есть из этого правила очень редкие исключения.

- К счастью, я встречался большей частью с исключениями, - хмыкнул язвительно Константин, - и хотя порой выполняю крайне гнусные приказы, веры в человечество пока не потерял.

- А как эти гнусные приказы совмещаются с совестью? - поинтересовался Алексей. - Ты знаешь, что причинил кому-то зло, и успокаиваешь себя, что это был приказ, которому ты обязан подчиниться?

- Я не сказал, что причинил кому-то зло. Я сказал, что приказы были крайне гнусными, но они связаны с интересами государя и церкви, государства, наконец. Разве схватить хитрого и опасного шпиона или разбойника - значит причинить кому-то зло? Ему - да, но он шел на риск осознанно, а в этой игре побеждает тот, кто сумеет первым обвести противника вокруг пальца. А там, где дело идет о защите государственных устоев, все цели хороши, даже гнусные. И оставь, Алексей, эти проповеди! Меня не сбить с курса слюнявыми рассуждениями о любви и добродетели. Оставь это на долю слезливых дамочек из благотворительных комитетов.

- Я не собираюсь тебя ни в чем убеждать. По сути, моя служба ничем не лучше твоей. Порой меня угнетает, что приходится работать по уши в дерьме. Невольно начинаешь подражать этому сброду и столь же цинично смотреть на мир.

Знаешь, - Алексей улыбнулся, - поначалу я учился у Ивана проводить допросы. Я ведь по-настоящему даже ругаться не умел, когда в полицию пришел. Так, знал отдельные словечки!

А у Ивана, тем более у Тартищева, это ж целая система! Но я ведь не только ругани учился. Смотрел, слушал и поражался, как они умеют находить нужные слова, чтобы убедить жулика признаться. И с каждым разговаривают по-разному, порой даже манеру речи перенимают, жесты, повадку... Картина, скажу тебе! Бал-маскарад!

- Честно признаюсь, вы с Иваном оба молодцы, - вздохнул Константин. Но сначала я и вправду не воспринял вас всерьез. И слишком поздно понял, что вместе гораздо легче и быстрее справляться с подобными делишками. Тогда бы точно не сидели здесь, как две индюшки на гнезде, только на собственных... Он прервался на слове. За дверью их темницы послушался шум. Кажется, открывали засов.

" Пришли! " - пронеслось в мозгу Алексея. И он почувствовал, как быстрая и холодная струйка сбежала вниз по позвоночнику.

В более светлом проеме дверей возникла высокая фигура в черном балахоне. Одного взгляда Алексею хватило, чтобы понять: сама Евпраксия пришла навестить узников. Она была одна и даже их стражу, вскочившему при ее появлении на ноги, кивком головы велела покинуть темницу. Правда, дверь она оставила открытой. Вероятно, для того, чтобы в темнице стало светлее. Но не разглядывать же в самом деле она их собралась? Или их вновь куда-то поведут? На допрос или на пытки? Эти мысли мелькнули в голове Алексея, пока Евпраксия неторопливо миновала расстояние от порога до столба.

Ратница была безоружна, если не считать, что в руках она сжимала плетенную из конского волоса апайку < Апайка - казачья плетка. >, а на поясе у нее висел тот самый, уже знакомый узникам тесак.

Она подошла и встала напротив Константина. Постояла несколько мгновений молча, разглядывая его с едва заметной усмешкой на губах. Затем ударила себя кнутовищем по ладони и высокомерно процедила сквозь зубы:

- Я тебе сказывала, не бегай за мной, хуже будет! Достукашься!

- Что ж, на этот раз твоя взяла! - весело отозвался Константин. - То я тебя ловлю, то ты меня!

Евпраксия смерила его надменным взглядом и вновь ударила плеткой по ладони.

- За то, что помереть тогда не дал, быструю смерть примешь, никонианин! На большее не рассчитывай!

- Евпраксия! - рванулся Константин. - Ты забыла...

- Все давно прошло! - яростно выкрикнула она. - Те грехи я перед господом давно отмолила, тыщу поклонов отбила, вокруг скита на коленях семь дюжин раз проползла! Нет на мне греха, грязный пес!

- Дура! - Константин рванулся к ней и застонал, острые шипы ошейника впились в кожу. Но все же он нашел в себе силы и с трудом, но с горечью произнес:

- Зато я помню!

И не зря за тобой по тайге бегал! Не зря встречи с тобой искал!

Евпраксия сердито фыркнула, вновь съездила себя апайкой по руке и быстро, почти бегом, вышла из темницы.

- Значит, так она тебя отблагодарила? - спросил осторожно Алексей через некоторое время.

- Отблагодарила! - сквозь зубы ответил Константин. - А я надеялся... Он тяжело вздохнул. Затем помолчал немного и без всяких просьб со стороны Алексея стал рассказывать. Так обычно поступает человек, которому необходимо выговориться, чтобы снять боль потери или разобраться в своих чувствах. Пять лет назад я был в Омске, когда меня через канцелярию Синода уведомили, что в тобольскую гарнизонную тюрьму доставили двух ратников веры, и не простых, а самого старца Ефремия и его дочь Евпраксию. К операции, чтобы их захватить, готовились несколько месяцев, а взяли их по осени, когда они вели стадо телят менять на зерно.

Сдал же их кто-то из наших осведомителей. Брали их в верстах пяти от села, когда они возвращались обратно. Схватка была отчаянной. Дрались ратники не на жизнь, а на смерть.

Один ратник из сопровождения старца со скалы бросился, когда его солдаты пытались окружить, другой сам себя кинжалом заколол, а старца сразу в ноги ранили, иначе ушел бы, как пить дать ушел. Ему пятьдесят лет тогда только-только исполнилось. В самом соку был мужик! А Евпраксии едва семнадцать сравнялось, но силы девка оказалась невиданной.

На скаку урядника горной стражи шашкой от плеча до седла развалила. Не каждому мужику такое удается. Все ж одолели ее. Говорили, рыбацкую сеть набросили, только тогда и сдалась. Но после я узнал, что стражники пригрозили ей на месте четвертовать Ефремия, тогда, мол, она отбросила и пику, и шашку.

- Вполне этому верю, - отозвался Алексей. - Сам видел, как она посохом орудует.

- А посохом драться они с малых лет обучены. То, что ты видел в Североеланске, лишь малая толика того, что Евпраксия с ним вытворяет. И прыгает, и ходит, как по канату...

Словом, не посох, а палочка-выручалочка, по голове стучалочка.

- Но как вы с ней встретились?

- Я уже сказал, меня вызвали в Тобольск. Ефремия и Евпраксию после недолгого следствия по их делу и скорого суда ждала каторга в Забайкалье, но мне приказали лично С ними поработать. Мое начальство интересовала " Одигитрия".

По недостоверной информации, именно ратники веры скрывали ее в своих тайниках. Но все это были слухи, которые надлежало проверить. А для этого требовалось войти в доверие к Ефремию и к Евпраксии. Не буду рассказывать, как мне это удалось, но Ефремий поверил мне только тогда, когда я пообещал устроить побег Евпраксии. Отец и дочь содержались отдельно. Ефремий в остроге, а Евпраксия на гарнизонной гауптвахте. Чтобы все было крайне убедительно, даже губернатора в известность не поставили. Об этой операции знали несколько человек: мой непосредственный руководитель, два важных чиновника в Министерстве внутренних дел да сам министр, естественно. Обсудили несколько вариантов побега, но все они были невыполнимы из-за непомерной строгости содержания узников. И тогда Ефремий предложил Евпраксии не есть, не пить семь дней, а то и больше, притвориться мертвой, чтобы ее из тюрьмы направили в богадельню, где обычно отпевали умерших в тюрьме. Оттуда верные люди должны были доставить ее в село под Тоболом, я там купил дом на вымышленную фамилию.

- Да, но ведь она могла умереть на самом деле?

- Могла. Когда я сказал об этом Ефремию, знаешь, что он мне ответил? " Когда умрет, то бог с нею, а буде оживши, то де ея не оставишь! " Я был поражен! И так сказал отец о своей дочери. Эти люди крайне сдержанны в выражении своих чувств! Очень жестки и немилосердны, даже по отношению к своим близким.

- Но у тебя получилось спасти Евпраксию?

- Как видишь! Через неделю мне доложили: " В заутренний благовест содержащаяся на полковом бекете колодница из стариц Евпраксия Егорова волей божию скончалась и положена была во гроб". Я тут же примчался в гарнизон. Все получилось наилучшим образом. Обмывали и клали ее в гроб три колодницы, тоже из арестованных раскольниц, которые, конечно же, " не заметили" ничего подозрительного. Жалкая кляча поволокла тело, которое положили в дешевый растрескавшийся гроб, в богадельню, или, как ее называли в городе, в " убогий дом". Затем Евпраксию должны были увезти за город, как еретичку, без всякого отпевания, и похоронить вне кладбища без соблюдения православных обрядов. Клячу погонял мужичонка в рваном армяке. Это был один из богатейших граждан Омска, мой верный друг, купец Илья Филимонов.

Он самолично выбрал щелястый гроб, чтобы Евпраксия, которая находилась после голодовки в глубоком обмороке, не задохнулась.

- Тебя не заподозрили в помощи ратникам?

- Нет, никто не догадался. Но давай обо всем по порядку, - предложил Константин. - Получив известие о смерти Евпраксии, я составил соответствующие рапорты: на имя тех, кто был посвящен в эту операцию, что все идет по плану, а тех, кто был не осведомлен, известил, что девица умерла, и в связи с этим я возвращаюсь в Омск для выполнения ранее порученной мне миссии. На самом же деле я уехал в деревню, где стал дожидаться прибытия Ильи и Евпраксии. До " убогого дома" их сопровождал солдат. Когда он ушел, Илья остался с гробом один и вынул из него Евпраксию. Сначала ему показалось, что она и впрямь умерла. Он принялся ее растирать, влил в рот немного вина и вернул ее к жизни. Затем нарядил в мужской кафтан, сапоги, нахлобучил на голову шапку, потому что в тюрьме Евпраксию наголо обрили, чтобы не заедали вши.

- Все обошлось благополучно?

- Если не считать, что в глухом буераке на пути в село их пытались остановить разбойники. Но Илья отстреливался из двух пистолетов, а после бросил пороховую бомбу. Разбойники в панике разбежались.

- И что произошло дальше?

- Евпраксия долго болела, ведь после голодовки от нее остались кожа да кости. Она была тихой и покорной, могла истово, день и ночь напролет молиться, бить поклоны. Мы поверили, что она смирились, но мне никак не удавалось вызвать ее на откровенность. И тогда... - Константин замялся, - и тогда я пошел другим путем. Решил, что она должна полюбить меня, чтобы полностью довериться мне.

- И полюбила?

- Да, - ответил тихо Константин, - как это ни удивительно, да, полюбила.

- И ты не чувствовал себя мерзавцем?

- Поначалу нет. Я выполнял задание и считал, что для этого любые средства хороши. Но после, когда я привязался к ней, когда узнал, что у нее будет ребенок... Тогда я понял, что поступаю гнусно, ведь мы никогда не смогли бы быть вместе.

К тому же я старался не думать, что станет с Евпраксией, когда я добуду " Одигитрию" и те книги, которые они прятали в глухой тайге. О своих сомнениях я рассказал Илье Филимонову. Я не знал, что Евпраксия стояла под открытым окном и слышала весь наш разговор. Той же ночью она сбежала. Позже я узнал, что она вытравила ребенка, чуть не умерла от потери крови, но выжила и вскоре бесследно исчезла. С тех пор поиски ратников веры стали для меня делом жизни. Я поклялся отыскать их во что бы то ни стало! И отыскал. Тогда, в Североеланске, я уже знал, что они собирались ограбить купца Чурбанова, но кто-то их опередил.

- Опередил? - поразился Алексей. - У меня и тени сомнения не было, что это проделали ратники.

- Нет, - жестко ответил Константин, - они поспели к разбитому корыту. Правда, побывали в комнатах, где хранилась коллекция, но то, что искали, уже исчезло. Похоже, злоумышленники работали по наводке и знали, что ратники тоже точат зуб на эти книги.

- Ты предполагаешь, кто это мог проделать?

- Предполагаю, но не очень уверен. Знаешь, как в детских кубиках, никак не складывается картинка. Какого-то фрагмента не хватает.

- И ты нанялся в экспедицию, чтобы попасть к Шихану и добыть этот фрагмент? А если это люди Корнуэлла постарались? Признайся, не исключен и такой вариант?

- Ну, вцепился, - рассмеялся Константин, - одно слово - легавый! Точно не обещаю, но, кажется, уже сегодня этот недостающий фрагмент станет на свое место.

- Что ж, не хочешь говорить, не надо, - обиделся Алексей. - Своим умом дойдем!

- Дойдете, если позволят, - произнес с явной насмешкой Константин. Если не отправят на корм червям. Я думал, Евпраксия захочет поговорить со мной, но, кажется, она совсем не расположена мирно беседовать.

- Скажи честно, ты любил ее по-настоящему или все же выполнял задание?

- Какое это имеет значение? - неожиданно рассердился Константин. - Не твоего ума это дело!

- Не хочешь говорить, не надо, - опять повторил Алексей. - Но все равно нужно разговаривать, чтобы время быстрее тянулось. Я очень беспокоюсь за Ивана. Неужто они убили его?

- Скорее его уже постригли в монахи, - ответил Константин.

- В монахи? - поразился Алексей. - С какой стати?

- А у ратников обычай такой: если чужой человек даже ненароком прикоснется к их священной одежке, значит, совершил тяжкий грех. И загладить его можно лишь пострижением этого негодяя в монахи. Скажи, разве твой Иван не хватал Евпраксию, не прижимал к своей мощной груди? Вот теперь и расплачивается!

- Но я тоже к ней прикасался...

- Значит, и тебе макушку выстригут < Обряд пострижения в монахи включает в себя крестообразное выстрижение волос на голове, означающие " отпадение помыслов, влекущих к миру". >. Готовься... - Константин не выдержал и рассмеялся.

- Ты шутишь, - произнес Алексей с облегчением, - в монахи путь Ивану заказан. Ведь у него пятеро детей, и младшему не исполнилось еще двух лет.

- Это роли не играет. Жалостью к детям их не проймешь! Их с детства воспитывают фанатиками. В аскетизме, презрении к боли, готовят к лишениям, учат долго обходиться без пищи и воды. Между собой они редко называют себя ратниками веры. Чаще величают себя " Михайловой ратью", потому что своим покровителем считают архистратига Михаила.

Главное в их жизни - охрана святынь. " Одигитрии" - в первую очередь! С малых лет им внушают: погибнет " Одигитрия", погибнут все, кто исповедует старую веру, и тогда землей полностью завладеет антихрист.

- А какую роль играют дети, которых они забирают в скитах? Некоторых затем возвращают, некоторых оставляют у себя. Зачем?

- По одной простой причине, что все ратники - схимники! Они не имеют права заводить семью и рожать детей, чтобы мирское не победило духовное. Поэтому в крепости одни мужчины, кроме Евпраксии. Она постриглась и нареклась этим именем. Прежде ее звали Ксенией.

- Выходит, эти дети пополняют ряды ратников?

- Да, самые сильные и ловкие становятся воинами, а самых толковых обучают грамоте, письму уставом и полуставом с применением вязи < Особый орнаментальный почерк. Рисунок и пропорции вязи со временем менялись, поэтому давно уже разработаны принципы датировки древних книг по вязи. > и инициалов. Знают они и так называемое крюковое письмо < В старину, когда не знали нот, с помощью крюкового письма записывались псалмы и духовные гимны. >. Эти дети учат наизусть тексты важнейших книг старообрядцов, чтобы в случае частичной или полной утери можно было их восстановить. Они обучены переписывать книги гусиными и орлиными перьями, переплетать их, правильно хранить. С этой целью в глухой тайге созданы тайные скриптории, где дети проходят обучение. Это - книжники, которых ратники берегут не меньше " Одигитрии".

Есть у них и свои реставраторы икон, иконописцы, которые пишут лики в старинной манере, растительными красками без применения свинца. И эти люди ни в коем случае не должны попадать в руки официальных властей или священнослужителей. Они обязаны покончить жизнь самоубийством, чтобы не выдать под пытками секреты, которые оберегают ратники.

- А почему ж тогда Евпраксия и Ефремий не убили себя? Или они не боялись пыток?

- Представь себе, не боялись! Я ведь сказал, с детства их приучают переносить самую дикую боль. Правда, в момент захвата им просто не удалось покончить с собой.