ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ 4 страница

Ивкин оторвался от газеты и взглянул на меня, как мне самой показалось, с неудовольствием. Почему-то под его взглядом хотелось втянуть голову в плечи и заискивающе улыбнуться, что я непроизвольно и сделала.

– Пожалуй, – после некоторой паузы ответил он, – а почему тебя интересуют мои гости?

– Да я просто так спросила… Я очень рада, что вы выбрали меня.

– Еще бы ты не была рада, – криво усмехнулся он, – в такую слякоть искупаешься в Средиземном море, да еще и получишь за это деньги.

У него была потрясающая особенность ставить собеседника в неловкое положение, и Иосиф Ивкин пользовался ею безостановочно. Но самым странным было то, что мне это нравилось. Наверное, я сошла с ума. Может быть, давно не была в отпуске. Или о мужчине именно такого типажа я грезила в смутных подростковых мечтаниях с невинно-эротическим подтекстом. Мне нравилось чувствовать на себе его пронзительный взгляд. Я смотрела на его руку – пальцы барабанили по столешнице, – и мне нравилось, что у него такая крупная ладонь. Мне нравился его низкий тихий голос. Завораживала его нарочитая грубость. В общем, чувствовала я себя не как проститутка перед рабочим уик-эндом, а как романтичная секретарша перед воплотившимся в реальность намечтанным свиданием.

– Что ты так на меня пялишься?

– Не знаю, – я опустила глаза, с досадой констатируя, что годами дрессируемая способность хамовато острить, кокетливо стрелять глазами, прикусывать кончик языка, не сводя при этом взгляда с заинтересованного мужского лица, куда-то делась. Я как будто снова стала той никчемной застенчивой Аленой, которая приехала в Москву несколько лет назад и нерешительно вступила в игру, о правилах которой даже не подозревала.

– Какая-то ты странная, – нахмурился Ивкин, – не от мира сего. Ты случайно не колешься?

– Ты что? – я возмущенно отпрянула. Неужели меня можно принять за наркоманку?

– Ладно, не кипятись. У меня была любовница, из вашего брата. Тоже выглядела как паинька. Я ни о чем не подозревал до того момента, как ее нашли мертвой в туалете моей квартиры. С торчащим из вены шприцем, выпученными глазами и блевотиной на платье. Передоз. Оказывается, она наркоманила давно и умудрялась это скрывать.

«О нем ходят нехорошие слухи, – явственно прозвучал в голове Лизин голос, – полтора года жил с девушкой, а потом она исчезла…»

– А как же руки? Никто не обращал внимания на ее вены? – спросила я. – Если бы она кололась давно, то на них не должно было живого места остаться. Я видела, как это бывает, зрелище не из приятных.

– Откуда я знаю?! – рассердился Иосиф. – Может, она была на таблетках, а уколоться впервые решила. Может, тональником замазывала. Я, что ли, в курсе ваших бабских обманов?

Ивкин летел бизнес-классом, мне же был куплен билет в хвостовом салоне. В моей профессии места обидчивости нет, и все же это немного меня покоробило. Пока он пил шампанское с конфетами «Моцарт», листал глянцевые журналы и, раскинувшись в просторном кресле, кутал ноги в овечий плед, я сидела, зажатая с двух сторон, и не могла допроситься у стюардессы минеральной воды.

– А я вас на регистрации видела, – обратилась ко мне соседка слева.

Досадливо поморщившись, я обернулась. Мало того что я в принципе не люблю случайных знакомств с попутчиками, так еще и девушка та имела вид в высшей степени нерасполагающий. Была она из породы тех блондинок, что отчаянно ратуют за мнимую натуральность, выбеливая даже брови с ресницами и волосы на лобке. При этом миллиметровая чернота, притаившаяся у самой макушки, запутавшаяся в корнях их тщательно взбитых волос, выдает их истинное происхождение. Еще я брезгливо отношусь к вульгарным татуировкам – а у девушки той на плече красовалось сочное, как свежая рана, алое сердце, проткнутое шипастой розой. На ней были белые джинсы с заниженной талией, над которыми бесформенными складками нависало молочное тело. Оно выпирало из тесной одежки, как дрожжевое тесто из кастрюли, забытой на теплой батарее.

Я ничего не ответила.

– Вы были с мужчиной, – девушка упорно продолжала вторжение в мое личное пространство, – с высоким таким, красивым, седым… Я наблюдала за вами.

– Вот как? – холодно спросила я.

– Ну да. Все не могла понять – вы в аэропорту познакомились или вместе летите? Теперь понимаю, что в аэропорту… А ведь он покупал вам коньяк.

– Вы наблюдательны.

– А то! – обрадовалась она. – Кстати, меня Маргоша зовут.

Поскольку я проигнорировала ее потную ладошку, тянущуюся к моей руке, она требовательно похлопала меня по плечу. Удивительная девушка.

– А вас?

– Что меня?

– Вас как зовут?

И мне пришлось назвать свое имя, потому что посылать по известному адресу людей, которые с улыбкой смотрят на меня снизу вверх, я еще не научилась.

– Алена, ты крутая, – вдруг ни с того ни с сего протянула она.

– Это еще почему? – я изумленно взглянула на Маргошу, задумчиво пожевывающую собственный вытравленный волосок.

– Ну как почему. Сняла крутого мужика, развела его на коньяк и бутерброды, наверняка телефончик свой ему сунула. На Майорке, возможно, встретитесь, он тебя в Tito…s сводит.

– Куда-куда?

– Tito…s, – терпеливо повторила она, – самый пафосный местный клуб. У тебя что, нет путеводителя? Летишь в отпуск и еще не прикинула, чем будешь заниматься?

– Предпочитаю плыть по течению, – улыбнулась я.

– Вот и говорю: крутая ты, – досадливо вздохнула Маргоша, – поэтому такие мужики на тебя и обращают внимание. Между прочим, я бы тоже от такого не отказалась. Обещай, что не рассердишься!

– Что? – раздражение прошло, непосредственность и бестактность моей новой знакомой могли только умилять. – Из-за чего мне на тебя сердиться?

Маргоша насупилась, засопела. А потом, не глядя на меня, выдала:

– Я тоже с ним познакомиться пыталась.

– С Иосифом? – не веря своим ушам, хохотнула я.

– Так его Иосифом зовут? Красивое имя какое… Только ты не сердись, ты же обещала.

– Да не сержусь я, успокойся.

– Правда? – инфантильно обрадовалась Маргоша. – Хотя действительно, что тебе сердиться? Мы же еще не были знакомы… И все равно он меня послал. Грубый он у тебя какой-то.

– Он не у меня. Он сам по себе.

– Ты отошла куда-то, в магазин, кажется. Он остался за столиком один. Ну я губы подкрасила, причесалась и вперед. Такой мужчина! Попросила закурить.

Я не смогла сдержать рвущийся наружу смешок, когда представила, как сливочная вульгарная Маргоша тоненьким голоском своим игриво обращается к мрачному Ивкину. Цирк!

– Он нашарил в кармане зажигалку. Ну все, процесс пошел, думаю. И спросила, нельзя ли мне присесть за его столик и не посоветует ли он мне, какое пирожное выбрать.

– А он?

– Так на меня посмотрел, что мне сквозь землю захотелось провалиться, – потупилась Маргоша, – и сквозь зубы сказал: «А ну проваливай! » Представляешь? Даже прикурить в итоге не дал.

– Бывает, – вздохнула я. – Может быть, не с той ноги встал.

– Да ну, – скривилась она, – на твоем месте я была бы с ним осторожнее. Он красивый, конечно. Но стремный какой-то… Слушай, а ты зачем на Майорку летишь? Отпуск?

– В некотором роде, – ухмыльнулась я.

Настроение мое испортилось – за минувший день второй человек попросил меня об осторожности, имея в виду Иосифа Ивкина. Да еще это свербящее дурное предчувствие, расшатанные Москвой нервы…

…Когда в аэропорту Пальма-де-Мальорка Ивкин распахнул передо мною дверь встречающего нас BMW, я почувствовала, что к спине моей прилип чей-то сверлящий взгляд. Обернулась – самолетная знакомая Маргоша таращилась на меня во все глаза, округлив и без того круглые серые глазенки, распахнув рот. Перехватив мой взгляд, она подняла вверх большие пальцы обеих рук. На лице ее было недоверие вперемешку с восхищением и легкой досадой.

Мы проезжали мимо городского пляжа, и я рискнула обратиться к Ивкину с невинной просьбой – нельзя ли притормозить хотя бы на двадцать минут? Я так давно не видела моря, так давно не погружалась в его соленые объятия с головой. Так хотелось, прикрыв глаза, хотя бы минуточку понежиться на волнах, раскинувшись в позу морской звезды, так хотелось, чтобы подпаленная солнцем кожа пахла песком и немножечко водорослями.

Но Иосиф взглянул на меня так, что я предпочла отшутиться и замолчать.

Наверное, он был прав – все же я была бутафорской спутницей, и за каждый час моего времени Ивкин заплатил, причем недешево.

Мы сразу же отправились на яхту, которая оказалась куда больше, чем я могла предположить. На палубе находилось человек двенадцать – все они с улыбкой приветствовали Ивкина и не обратили никакого внимания на меня.

– Топай в каюту, – почти не разжимая губ, скомандовал он, – переоденься в вечернее. Хочу посмотреть, что у тебя за шмотки и не опозоришь ли ты меня на вечеринке.

– У меня Ungaro, последняя коллекция, – немного обиженно ответила я.

– Знаю я таких метелок, как ты, – невозмутимо сказал Ивкин, который нравился мне все меньше и меньше, – накупят на вьетнамском рынке платьев с люрексом, а потом всем врут, что это Ungaro.

У него был такой взгляд, что сразу становилось понятно: спорить бесполезно. Я выдавила доброжелательную улыбку и отправилась в каюту. И почему он с самого начала показался мне таким очаровательным? И все же, что-то есть в нем, что-то есть… Несмотря даже на это граничащее с психопатией желание причинять окружающим моральный дискомфорт. Хотя возможно, эта неприятная особенность его характера распространяется только на купленных им женщин.

Почему-то мне хотелось выглядеть как можно лучше. Может быть, я мазохистка где-то в глубине души?

У меня было с собою четыре нарядных платья. Классическое, скромное, незаметное коктейльное и вызывающе сексуальное. Выбор мой пал на последнее. Струящееся чудо из нежно-розового шелка, целиком открывающее ноги спереди, а сзади спускающееся почти до самых щиколоток. Платье соблазнительно спадало с одного плеча и вообще выглядело так, словно его обладательница готова по первому же требованию извне с ним расстаться.

Довольная собой, я вышла из каюты. Жаль немного, что на яхтах принято ходить босиком, для завершения образа мне не помешали бы золотые босоножки.

Я хотела было отправиться на поиски Иосифа Ивкина, как вдруг…

– Аленка?! – окликнул меня женский голос, показавшийся смутно знакомым.

Я удивленно обернулась и увидела прямо перед собою нарядную брюнетку, хорошенькую, как коллекционная кукла.

– Простите, мы… знакомы?

– Ты что, не узнала меня?!

Я подошла поближе, близоруко прищурилась, и… Нет, но этого просто не может быть!

– Галочка, что ты здесь делаешь?!

Я не сразу поняла, кто стоит передо мною в струящемся вечернем платье цвета мутноватого изумруда. А когда сопоставила смутно припоминаемое лицо с окружающим пейзажем – лазурное Средиземное море, плавно покачивающаяся палуба, сложенные паруса, мягкие блики заходящего солнца на набережной, – то чуть не осела на пол от удивления. Не может быть! Этого просто не может быть!! И тем не менее…

Передо мною стояла, сдержанно улыбаясь и внимательно меня рассматривая, Галочка. Моя бывшая лучшая подруга. Первая красавица города N-ск, неудачно попытавшая счастья в московском модельном террариуме. Девушка, с которой мои пути-дороги разошлись, как мне тогда казалось, навсегда.

– Да не смотри ты на меня как на привидение, – насмешливо проговорила она, – я это, я.

– Галинка… – потрясенно прошептала я, – но что ты тут делаешь?!

– Видимо, то же самое, что и ты, – усмехнулась она, – отмечаю день рождения Иосифа Ивкина.

Я прикусила губу. Я и подумать не могла, что вечеринка, о которой Ивкин упоминал вскользь и даже как будто бы нехотя, посвящена ему самому. На какой-то момент мне даже стало неудобно за отсутствие подарка, но потом я опомнилась, так как сама чем-то вроде подарка и являлась. Подарка, за который именинник заплатил авансом.

– Значит, ты все-таки осталась в Москве… – протянула я.

– А ты думала, что я вернусь в нашу глушь? Что я там забыла? – она раздраженно повела обнаженным плечиком.

На первый взгляд Галина вроде бы совсем не изменилась – та же точеная фигурка, то же красивое, немного надменное лицо, те же непослушные цыганские волосы, хаотично разбросанные по смуглым плечам. Но появилось в ней что-то неуловимое, нечто, что принято называть лоском. И дело даже не в платье, которое наверняка стоило больше автомобиля отечественного производства. Ее профессионально увлажненная кожа – гладкая, как у школьницы. Ее скупой персиковый румянец. Ее ресницы – длинные, как у мультипликационной принцессы, – не было раньше у Галочки таких неправдоподобных ресниц. Ее руки, с которых исчез еле заметный темный пушок. Ее ногти – овальные, ровно подпиленные, покрытые бледным лаком, будто бы фарфоровые. В отросшем ноготке мизинца посверкивало колечко с блестящим камушком. Ее зубы – унитазно-белые (к одному из передних зубов был по последней моде приклеен крошечный брильянтик). В общем, сразу становилось понятно, что перед вами не просто красавица. А красавица, в которую кто-то вкладывает серьезные средства.

Неужели и Галина пошла по проторенной мною дорожке?

– Так ты…

– Невеста Климова, – вздернула подбородок она. Фамилия была произнесена с таким гонором, словно этот Климов был как минимум президентом страны. Уловив в моем лице непонимание, она раздраженно пояснила: – Климов – лучший друг Ивкина. У него четыре отеля в Подмосковье. Через три месяца у нас свадьба, заявление уже подали. Ты уж прости, на свадьбу не зову. В Москве мы просто банально распишемся в ЗАГСе, а саму церемонию проведем на острове Маврикий.

– Молодец, – немного потухшим голосом сказала я. Мне бы за Галочку порадоваться, но почему-то не получалось. То ли к этому не располагало выражение ее лица – какое-то крысиное. То ли я просто разучилась радоваться за куколок-конкуренток… Хотя, если бы замуж за богатея собралась «свободная куртизанка» Лиза, я бы визжала и прыгала до потолка…

– Ну а ты как? Тоже, наверное, неплохо устроилась, раз тебя сюда позвали?

И почему она так на меня смотрит, прищурившись? И почему она всегда, с самого детства, ставила себя на ступеньку выше?

– Ну да, – лениво протянула я, входя в образ пресыщенной принцессы, – вообще-то, я встречаюсь с Ивкиным.

Может быть, заявление было опрометчивым, зато я получила хотя бы мимолетное удовольствие при взгляде на Галино вытянувшееся лицо.

– С Ивкиным? – недоверчиво переспросила она. – Я слышала, у него была невеста, с которой недавно несчастный случай произошел…

– Да, это так, – спокойно подтвердила я, – но Иосиф – молодой здоровый мужчина. Я ему нравлюсь. Честно говоря, познакомились мы недавно. Но я чувствую, что наш роман может перерасти во что-то большее.

– Мило, – без улыбки кивнула Галочка, – а где вы познакомились?

– Да так… На одном приеме, – соврала я.

– Алена, а ты по-прежнему модель?

– Ну да, а кто же еще, – нервно хихикнув, я краем глаза заметила приближающегося Иосифа и дабы предотвратить неприятное разоблачение, распрощалась, – ладно, Галь, была рада встретиться. Думаю, мы еще увидимся. А сейчас мне пора.

– Ты знаешь эту девушку? – прищурившись, спросил Иосиф, пропуская меня вперед и плотно закрывая дверь каюты.

– Мы знакомы с детства, – улыбнулась я, – правда, давно не общались. Когда-то, несколько лет назад, участвовали в одном конкурсе красоты. И мне достался приз – контракт с модельным агентством. Так я попала в Москву и стала манекенщицей.

Не знаю, зачем я все это ему говорила. Наверное, хотелось, чтобы он взглянул на меня другими глазами, чтобы узнал хоть что-то о моем благополучном прошлом, о том, как я ходила по обернутому газетами бревну и верила, что в один прекрасный день Джон Гальяно сделает меня своей музой, и я вытесню Наталью Водянову из рекламного ролика Calvin Klein. Чтобы он понял, что я вовсе не из тех куколок, что в тринадцать лет приклеивают к векам пластмассовые ресницы, в четырнадцать осваивают тонкое искусство минета, в пятнадцать выходят на панель, а в тридцать пять, мучимые жестокой депрессией и героиновой зависимостью, выбрасываются из окна. Я – девушка с прошлым. А тот, за чьими плечами запасным парашютом болтается благополучное прошлое, вполне может рассчитывать и на будущее – так я считаю.

– Ты стала манекенщицей, а она осталась жить в провинциальном городке? – усмехнулся Ивкин.

– Что-то вроде этого.

– Странная штука эта жизнь, – теперь он уже смеялся в голос, – наверное, тогда она тебе завидовала. И вот теперь ты проститутка, а она выходит замуж за моего друга, богатейшего человека.

Улыбка сползла с моего лица.

– Ну зачем вы так говорите? Вам доставляет удовольствие так обращаться с людьми?

– Мне доставляет удовольствие, когда молоденькие дурочки вроде тебя без лишних слов раздеваются и приступают к делу.

Он рухнул в обтянутое бархатом кресло и выжидательно на меня уставился. Со вздохом я расстегнула усыпанную стразами заколку, удерживающую лямку моего платья.

– Значит, вам все же понравился мой наряд? – улыбнулась я. – Значит, вы больше не считаете, что я одеваюсь на рынке?

Ухмыльнувшись, он подошел ко мне вплотную. Он был невероятно высоким, это завораживало. Мне, обладательнице ставосьмидесятипятисантиметрового роста не так-то часто приходилось видеть возвышающихся над моей макушкой мужчин.

Какое-то время он с улыбкой меня рассматривал.

И вдруг…

Вдруг случилось неожиданное – сокрушительный удар отбросил меня к противоположной стене. Я даже не поняла, как это произошло – кажется, нога Ивкина взлетела в жалящем каратистском выпаде, и металлический носок его модного ковбойского сапога с размаху врезался мне в живот. Пролетев через всю комнату и опрокинув два стула, я спиной врезалась в стену и согнулась от боли и неожиданности. Комок судорожного сбитого дыхания застрял в горле раскаленным клокочущим шариком – не получалось ни выдохнуть, ни вдохнуть. Когда перед глазами рассеялся зеленоватый туман, я подняла голову и прямо перед собою увидела его разъяренное лицо.

– Ты что о себе возомнила, тварь? – сдержанно поинтересовался Иосиф. – Ты, кажется, решила съязвить? Ты понимаешь, кто я и кто ты?

– Простите, – из последних сил пролепетала я, вжимаясь спиной в стену, – я не буду…

– Ах не будешь, – красивое смуглое лицо исказила кривая усмешка, – а как тебе понравится вот это?

Он схватил меня за волосы, проволок через всю комнату и швырнул на диван, словно тряпичную куклу. Инстинкт самосохранения подсказывал, что кричать нельзя – это разъярит его еще больше. В ушах звенел предупреждающий голос Лизы: «Будь с ним осторожнее… Осторожнее… Его девушка пропала… Тело так и не нашли…» По моим щекам катились слезы.

С отвратительным хрустом его кулак врезался в мою скулу. Оранжевая вспышка оглушающей боли – я пыталась загородить лицо руками, я не смела смотреть ему в глаза. Отбивалась, слабым голосом звала на помощь. Все бесполезно. Меткие злые удары обрушивались на меня снова и снова. Мне вдруг вспомнился Федор, мой любовник-садист. Тому тоже нравилось меня избивать, но его истязания выглядели детским лепетом по сравнению с яростью Иосифа Ивкина. В моем рту было солоно от крови, кончиком языка я нащупала расшатавшийся зуб. В какой-то момент я отключилась, но сильная затрещина привела меня в чувство.

– Ты просто дешевая шлюшка, – шипел он, – такие, как ты, недостойны жить.

– Пожалуйста… Не надо… – бессвязно лепетала я, надеясь на чудо.

– Никто тебя не любит, никто тебя не хватится, – ухмыльнулся он, – думаешь, почему я тебя выбрал? А ну отвечай! – сильные пальцы сомкнулись на моей шее.

– Не знаю, – прохрипела я.

– Наверное, решила, что я положил на тебя глаз, да? – он расхохотался. – У Пабло есть девочки и посимпатичнее. Просто ты одна оказалась немосквичкой.

Стараясь не производить ни звука, я на четвереньках доползла до двери. У меня было вывихнуто плечо и, кажется, сломано несколько ребер. Дверь бесшумно отъехала в сторону, и я выползла на палубу. Мне хотелось остановиться, перевести дыхание, но я знала, что делать этого нельзя. Я должна ползти, ползти вперед из последних сил – тогда, возможно, у меня будет шанс спастись.

Где-то совсем близко раздался пьяноватый женский смех и хлопок открываемой бутылки шампанского. Гости Ивкина веселились от всей души; никто и не подозревал, что в нескольких метрах избитая проститутка отчаянно борется за свою жизнь. С каждой секундой силы покидали меня, нестерпимо ныло плечо, и вдруг… Вдруг я увидела прямо перед собою женские ножки – хорошенькие, аккуратные, с безупречным алым педикюром. Подняла глаза – передо мною стояла Галочка в потрясающем сиреневом платье.

– Слава богу, – я улыбнулась, и, наверное, это было жуткое зрелище. Мне самой казалось, что лицо мое превратилось в сплошной саднящий синяк.

– Алена? – удивленно воскликнула она, присев передо мною на корточки. – Что с тобой? Кто это так тебя?

– Галочка, помоги, – прохрипела я, – этот Ивкин… он сумасшедший.

– Это он?! – ахнула она, зажав ладошкой приоткрывшийся рот.

– Нет времени объяснять… все потом… помоги мне уйти отсюда…

– Да как же я могу тебе помочь? Мы в открытом море… – пожала плечами она.

– Не знаю… Позвони в полицию… вызови спасательный катер… не знаю… он же меня убьет…

– И потом, – невозмутимо продолжила Галина, – откровенно говоря, я не хотела бы ссориться с таким человеком, как Ивкин.

Я изумленно на нее уставилась – от удивления я даже перестала чувствовать боль.

– Я все знаю, – улыбнулась Галочка, – ты стала проституткой, Алена. Что ж, ты сама виновата, и нечего впутывать в свои проблемы меня.

– Но… Как ты так можешь говорить? – я задохнулась. – Мы ведь были лучшими подругами.

– Когда-то, очень давно, – пожала загорелыми плечами она, – а вспомни, как я обратилась к тебе за помощью. И ты мне отказала, припоминаешь? Хотела одна остаться в Москве, одна прорваться наверх. Ну что, твои мечты сбылись?

Я не могла поверить своим глазам – Галочка смеялась!

– Ты разве не знала, что у проституток бывают проблемы такого рода? – она наклонилась так низко к моему лицу, что я почувствовала сладковатый аромат ее духов. Кажется, Kenzo. – Ладно, мне пора возвращаться к гостям, – она распрямилась и сладко потянулась, – не знаю, увидимся ли еще, Алена. Но на всякий случай я с тобой прощаюсь. Не поминай лихом!

С этими словами моя лучшая подруга скрылась за поворотом, а я еще несколько мгновений изумленно смотрела ей вслед, смутно надеясь, что, может быть, то была просто галлюцинация, а настоящая живая Галина вот-вот выйдет из-за угла, бросится ко мне, ужаснется, что-нибудь придумает. И в то же время я понимала, что ничего этого случиться уже не может. Придется либо выпутываться самой… либо покорно отдать себя на растерзание Ивкину.

За моей спиной послышалась какая-то возня. Может быть, то был заметивший наконец пропажу Иосиф, может быть, кто-нибудь из гостей. Рисковать мне не хотелось, времени на раздумья не было. Рывком я поднялась на ноги, перегнулась через палубу и, коротко вскрикнув, полетела вниз, в теплую зеленоватую воду.

Не знаю, не помню, как мне удалось добраться до берега. Отчаяние и страх придавали мне сил. Одна рука не двигалась, море кружилось перед заплывшими глазами, но я энергично барахталась, подгребала ногами, отфыркивалась, старалась успокоить дыхание и даже молилась богу, в которого не верила никогда. И случилось чудо – ноги мои коснулись рыхлого донного песка. Прямо передо мною была выложенная тяжелыми плитами набережная. На четвереньках я выползла из воды. Схватилась рукой за какую-то скамеечку, и меня вывернуло наизнанку. Добропорядочная пожилая пара (старушка с кудельками в пастельном сарафанчике и белобородый старичок с дорогой тростью), любовавшаяся на закат неподалеку, с отвращением покосилась в мою сторону и засеменила прочь. А мне хотелось прокричать в их удаляющиеся спины: помогите, я не та, за кого вы меня принимаете, не перебравшая с текилой путана, а жертва преступления! Наверное, видок у меня был еще тот – порванное в нескольких местах вечернее платье, содранные в кровь колени, безвольно повисшая вдоль тела рука, спутанные мокрые волосы и один сплошной синяк вместо лица.

Как назло, вокруг никого не было – видимо, я выплыла на городской окраине, не изобилующей туристами.

Приближающийся рев моторной лодки вывел меня из ступора. Щурясь на заходящее солнце, я обернулась к морю… и еле сдержалась, чтобы не закричать от ужаса. К берегу приближался резвый катерок, за рулем которого сидел Иосиф Ивкин! Его темные волосы развевались от ветра, его белоснежная рубашка была распахнута на смуглой груди, и он напряженно водил головой из стороны в сторону, пока… пока не заметил меня. До берега ему было не больше сотни метров – довольно далеко, но, клянусь, я видела торжествующую улыбку на его лице.

– Помогите! – зачем-то просипела я, констатировав, что голос окончательно вышел из-под контроля.

Помощи было ждать неоткуда. Несколько минут – и он причалит, схватит меня за волосы, вернет на яхту и там добьет. Он прав – никто не будет меня искать. А Пабло – черт бы его побрал! – соврет другим девушкам, что я вышла замуж в Австралию, и те еще будут мне завидовать.

И вдруг… Совсем рядом раздался веселый женский голос, который говорил – аллилуйя! – по-русски!!!

– Смотри, здесь никого нет. Можно искупаться голышом. А потом поедем ужинать, умираю от голода, – легкомысленно бубнила женщина, – а по пути зарулим в ювелирный. А то магазины закроются. Я тебе, кстати, говорила, что у меня день рождения в следующий четверг?

– Si, mi amora, te quiero, – басовито отвечал мужчина, судя по всему ни хрена из ее тирады не понявший.

Парочка выпорхнула к морю, совсем рядом со мною – впрочем, они были так увлечены друг другом, что даже не заметили меня, привалившуюся к гранитному парапету. Мужчина оказался рослым загорелым испанцем в щегольской атласной рубашке. А женщина… Женщина была Маргошей, навязчивой девушкой, с которой я познакомилась в самолете. Вот уж правда – дуракам везет!

– Маргоша, – от радостного удивления у меня даже голос прорезался. – Маргоша, помоги мне!

Она удивленно обернулась и, встретившись со мной глазами, вскрикнула. Испанец что-то пробормотал на своем языке, при том презрительно сплюнув себе под ноги. И, обняв Маргошу за плечи, попытался ее увлечь подальше от отечной бомжовки, судя по всему не первый день мыкающейся в благопристойном городе Пальма– де-Мальорка. Но Маргоша меня не разочаровала – отпихнув его поросшую тугими колечками волос руку, она устремилась ко мне.

Остановилась в нескольких метрах, с опаской спросила:

– Откуда вы знаете, как меня зовут?

– Да это же я, Алена! Мы познакомились в самолете, помнишь?

Ее глаза расширились от недоверчивого удивления:

– А… что… но как же…

– Нет времени объяснять, – перебила я, – видишь мужика в катере? Помнишь, он был со мной? Он оказался сумасшедшим, представляешь? Хочет меня убить, и ему почти это удалось.

– Ничего себе, как в детективе, – восхитилась эта дурочка, – эй, Хорхе, помоги нам… У Хорхе есть машина, сейчас поедем в полицию, а потом в больницу.

Но Хорхе уже и след простыл. Видимо, он решил, что себе дороже связываться с двумя ненормальными русскими, одна из которых выглядит как бродяга, а другая в первый же день знакомства пытается развести его на золотой браслет.

Маргоша помогла мне подняться по гранитным ступенькам, подняла руку, останавливая такси. Все машины, завидев меня, проезжали мимо. Пришлось вынуть из сумки купюру сто евро (я поклялась, что верну долг в тройном размере – с такой досадой Маргоша расставалась с деньгами) и помахивать ею на вытянутой руке. Время от времени я оборачивалась к морю – катер Ивкина покачивался на волнах в нескольких метрах от берега, а сам он напряженно за нами наблюдал, решая, что делать дальше. Наконец перед нами с визгом затормозила какая-то колымага.

Залезая в машину, я не удержалась – обернулась и сделала в сторону Иосифа Ивкина экспрессивный жест «fuck you»!

А потом мы нервно хохотали, и водитель-испанец что-то бормотал сквозь зубы и вроде бы грозился нас высадить, но от этого почему-то становилось еще смешнее. Я все никак не могла остановиться – закипающий бульон истерического смеха весело клокотал в горле, слезы катились по щекам, и я слегка морщилась, когда их путь проходил по кровоточащим ссадинам. Боль пришла потом. И страх тоже. Я испугалась, когда увидела выражение лица хирурга, к которому меня привели. Он все еще спрашивал – не принимала ли я наркотики, и я экспрессивно качала головой: нет, нет. А он не верил, но когда взглянул на результат моего анализа крови, изумленно умолк.

– У вас нервный шок, – через неизвестно откуда взявшегося переводчика сообщил он, – поэтому вы и не чувствуете боли. У вас сломан нос, повреждена скула, выбито три зуба… Я буду вынужден сообщить в полицию.

Мне стало дурно.

Я попросила зеркало. Его принесли не сразу. Хирург настоял, чтобы сначала мне вкололи успокоительное. Я послушно протянула руку, предплечье стянул резиновый жгут, и по венам разлилась теплая безмятежность. Говорят, это было какое-то очень сильное успокоительное. Но все равно я закричала, когда увидела в прямоугольнике принесенного зеркала свое лицо.