Развлечения на борту 1 страница

Пролог

Поздняя зима 1403 года по календарю Окраины

Искин Сомерсета Таттла сообщил, что пришла Рэчел.

– Впустить ее?

– Конечно, Джереми. Скажи ей – сейчас буду.

Рэчел позвонила ему в расстроенных чувствах, что было на нее весьма не похоже. «Сансет, – сказала она, чуть не плача. Таттл любил, когда его называли Сансет – „Закат“. В свое время его так прозвали соперники, намекая на близкий конец его карьеры, но он не обижался и даже считал свое прозвище слегка необычным и оригинальным. – Сансет, нам нужно увидеться. Нет. Сегодня вечером. Пожалуйста. Даже если ты занят. Нет, по сети говорить не хочу. Ты один? Нет? Постарайся от них избавиться. Не пожалеешь».

Когда он предложил Рэчел встретиться за ужином, она окончательно упала духом. «Прямо сейчас, Сансет. Пожалуйста».

Рэчел ему нравилась. Она говорила то, что думала, обладала хорошим чувством юмора, была умна и к тому же красива: мягкие каштановые волосы, проницательные голубые глаза и улыбка, от которой словно становилось светлее. Таттл любил ходить с ней на светские мероприятия, где она неминуемо оказывалась самым прекрасным созданием. Ничтожества, считавшие Таттла сумасшедшим из-за того, что он посвятил всю свою жизнь поискам иных разумных существ – решению самой важной проблемы эпохи, – могли лишь с завистью наблюдать, как он идет сквозь толпу под руку с Рэчел.

Она работала в туристической компании «Край света» и возила людей на межзвездные экскурсии. «Справа от вас – черная дыра Андерсона. А прямо впереди – Крабовидная туманность». Таттл улыбнулся с целью заверить Рэчел: что бы ни стало причиной ее беспокойства, все будет хорошо.

Он таил величайшую надежду, что однажды сможет познакомить ее с кем-нибудь, не принадлежащим к человеческому роду, не считая, естественно, идиотов-«немых», известных людям с таких давних пор, что никому не приходило в голову считать их чужими. Он надеялся, что им удастся пообедать в компании настоящего Иного – наполнить бокалы и побеседовать о целях, замыслах и о Боге. Только это было по-настоящему важно для него.

Таттл занимался поисками уже больше столетия – иногда вместе с коллегами, но чаще один. Он исследовал в буквальном смысле сотни землеподобных планет, где текли реки, сияло яркое солнце и дул мягкий ветер. На большинстве из них не было даже травинки или трилобита. Кое-где имелись населенные животными леса и кишевшие жизнью моря. Правда, такие планеты попадались редко.

Но нигде ему не удалось встретить существ, способных понять, кто он такой и откуда. Тех, кто мог иногда поднимать взгляд на звезды.

Таттл не ожидал, что Рэчел может оказаться на грани истерики, и не представлял, что могло так потрясти женщину, которую он до сегодняшнего дня считал воплощенным спокойствием. Речь явно шла о чем-то глубоко личном, и это ему не нравилось. Может, какие-то трения с приятелем? Но вряд ли она пришла бы с этим к нему. Что тогда? Неприятности на работе? Скорее всего. Возможно, пикантная ситуация с одним из пассажиров – это строго запрещалось, хотя Таттл не понимал почему.

Чтобы добраться до дома Таттла, Рэчел требовалось пятнадцать минут – они показались ему вечностью. Наконец женщина встала на пороге, глядя на него покрасневшими глазами. Сансет поправил рубашку и распахнул объятия:

– Заходи, дорогая. Что случилось?

За стеклянной дверью в лучах солнца сверкал снег. Точеные черты Рэчел словно застыли от холода, от прежней живости, добавлявшей ей очарования, не осталось и следа.

– Сансет… – Больше ей не удалось произнести ни слова.

На ней была легкая, не по погоде, куртка. Взяв Рэчел за плечи, Таттл попытался ее обнять, но женщина отстранилась.

– Рэчел, рад снова тебя видеть. Проходи, садись. Принести чего-нибудь?

Она покачала головой, едва сдерживая слезы. Таттл провел ее в гостиную.

– Принести чего-нибудь выпить?

– Да, пожалуйста. – Она упала в кресло.

Достав из шкафа «Карусель Марго», любимый напиток Рэчел, он налил два бокала, вернулся и протянул один ей. Рэчел сняла куртку, и Таттл с удивлением увидел, что она в форме – темно-синей, с капитанскими серебряными звездами на плечах. При этом воротник был расстегнут.

– Так что случилось?

– Сансет, – еле слышно прошептала она, – мне нужна помощь.

Рэчел улетела три недели назад, и он ждал ее лишь через несколько дней.

– Конечно, дорогая. Какая именно?

Рэчел посмотрела на настенную роспись в виде Млечного Пути, занимавшую большую часть западной стены, вздохнула, покачала головой и утерла слезу, после чего взяла бокал и сделала глоток. Взгляд ее снова упал на роспись.

– Ты ведь всю жизнь ищешь? – спросила она.

– Да, наверное. Подсел на это, когда отец взял меня в экспедицию.

– И он тоже ничего не нашел.

– Да, Рэчел, никто ничего не находил, кроме Мелони Браун. – Несколько веков назад, измеряя температурные диапазоны солнца, Мелони неожиданно наткнулась на ашиуров, «немых». В честь нее назвали реку. – Что-то случилось во время рейса?

– Да.

Господи. Наверняка Рэчел застигли на месте преступления с кем-то из пассажиров, и ее карьере пришел конец.

– Так что же произошло? – спросил Таттл, стараясь ничем не выдавать тревоги.

Рэчел посмотрела на него, и внезапно он понял: дело совсем в другом.

На слуху все время были разнообразные истории. Один человек видел огни у Рингвальда 557. Другой перехватил странные радиосигналы в Даме-под-Вуалью. Парочка отпускников обнаружила руины на Сакате III; по возвращении они заявили, что совершили эпохальное открытие. Вот только огни больше не появлялись, радиосигналы так и не отследили, а руины оказались остатками забытого поселения пятитысячелетней давности, где жили самые обычные люди – с Флекснора или Юкоды, в точности не известно. Люди жили по всему Рукаву Ориона не одну тысячу лет, и многое успело забыться.

В пределах досягаемости существовали миллионы систем, где еще никто не бывал, но исследовательский энтузиазм давно сошел на нет. Человечество занималось поисками много столетий, но так и не нашло существ, которые превосходили по своему развитию обезьян или дельфинов. По неясным до сих пор причинам умственные способности эволюционировали лишь до определенного предела – возможно, из-за того, что умение рисовать на стенах или писать стихи напрямую не способствовало выживанию. Судя по всему, люди представляли собой почти уникальное явление.

– Сансет, – сказала Рэчел, – я видела то, что может тебя заинтересовать.

К таким заявлениям Таттл уже привык. Инопланетяне служили предметом обсуждения во многих научных ток-шоу, куда часто приглашали Таттла: все знали, кто он такой. Коллеги считали, что он впустую тратит жизнь, гоняясь за мечтой. Но для обладателей более сильного воображения он был человеком, к которому можно прийти и рассказать о странной встрече – пусть даже она существовала лишь в фантазиях или снах визитера. Всякий раз оказывалось, что у пришедшего не все в порядке с головой. Но от Рэчел Таттл ждал большего.

– Так что же ты видела, дорогая?

Рэчел начала было отвечать, но голос ее сорвался, и она снова утерла щеку.

– Ничего хорошего, – сказала она.

– Расскажи, что случилось?

В конце концов она разрыдалась.

Часть I

Плита

Глава 1

Древности – остатки истории, случайно спасшиеся в кораблекрушении времени.

Фрэнсис Бэкон. О пользе и успехе знания

1431 год, двадцать восемь лет спустя

– Чейз, кажется, я нашел кое-что интересное.

В раздавшемся по интеркому голосе Алекса слышалось сомнение – может, нашел, а может, и нет. Я как раз собиралась взяться за утреннюю работу, она состояла главным образом в подсчете долгов клиентов и в оформлении ежемесячных счетов. Год выдался удачный, и при сохранении прежних тенденций корпорация «Рэйнбоу» могла получить рекордный доход.

Интерес к древностям носит циклический характер. Сейчас мы находились на гребне волны. Люди желали приобрести не только обычные вещи ― вроде ламп и мебели, выпущенных в последние несколько столетий, ― но и выстраивались в очередь за редкими, порой даже уникальными предметами. Мы только что продали за четверть миллиона кресло, принадлежавшее Э. Уайатту Куперу. Купер сошел со сцены сто с лишним лет назад, после, казалось бы, ничем не примечательной писательской карьеры. Но после смерти репутация Купера заметно укрепилась, и его саркастические эссе стали одной из основ современной литературы. Считалось, что он поднял искусство осмеяния других на недосягаемый уровень.

Джейкоб, начавший свою жизнь как домашний искин дяди Алекса, Гейба, заметил кресло, когда его выставила на продажу молодая женщина, не имевшая понятия о ценности предмета. Успев связаться с владелицей первыми, мы сообщили ей о стоимости кресла и затем организовали аукцион. Если вам интересно, скажу: мы могли бы купить его сами за явно грабительскую цену, но Алекс никогда не пользовался своим преимуществом ни перед кем, кроме хвастунов и мошенников, которые вполне того заслуживали. Но это уже совсем другая история. Достаточно сказать, что корпорация «Рэйнбоу» вовсе не желала портить себе репутацию. Мы получали основной доход, сводя друг с другом наших клиентов, а те, как правило, проявляли щедрость, получив в двадцать или пятьдесят раз больше ожидаемого за ручное зеркальце или браслет. Для нашего бизнеса было крайне важно, чтобы клиенты нам доверяли.

Джейкоб имел немалый опыт поисков ценного антиквариата среди всевозможного мусора, который ежедневно выставляли на продажу на «Рис-Маркете», «Отбросах», «Фергюсоне» и других сайтах.

– Взгляни, Чейз, – сказал Алекс. – Может, тебе захочется разузнать о ней побольше.

– Ладно.

– Скажи потом, что ты решила.

Я попросила Джейкоба показать, что там у него. Он вывел два изображения белой каменной плиты, сделанные с разных углов. Плита была скруглена сверху, как у некоторых надгробий на кладбище по соседству с домом Алекса. На ее передней стороне были высечены три ряда символов.

– В натуральную величину, – добавил Джейкоб.

Плита была чуть меньше половины моего роста в высоту, шириной в вытянутую руку и толщиной в несколько миллиметров.

– Что это за язык? – спросила я.

– Понятия не имею, Чейз. Немного похоже на позднекорбанский период, но, вообще-то, символы не совпадают.

– Поверни ее слегка.

Нижняя часть плиты оказалась неровной: кто-то воспользовался лазером, чтобы срезать ее с основания.

– Похоже, кто-то неуклюже пытался уменьшить ее в размерах, чтобы она куда-то поместилась, – сказал Джейкоб.

– Или чтобы забрать ее оттуда, где она находилась изначально. Кто владелец?

– Мэделин Гринграсс. Экскурсовод в парке Силезия.

– Что она говорит про плиту?

– Немногое. Говорит, что плита украшала лужайку у ее дома с тех пор, как она там живет. Гринграсс хочет от нее избавиться: мол, приезжайте, и плита ваша.

– Попробуй соединить меня с ней.

Я вернулась к счетам, но едва успела начать, как посреди комнаты появилась невысокая женщина с коротко подстриженными светлыми волосами. Вид у нее был усталый. Она разглаживала складки на форменной куртке смотрителя парка и одновременно пила из дымящейся чашки. До меня донесся запах кофе.

– Чем могу помочь, госпожа Колпат? – спросила она, ставя чашку на стол.

– Меня интересует плита.

– Я в Риндервуде, – сказала она. – Знаете, где это?

– Найду.

– Хорошо. Голд-рейндж, номер двенадцать. Плита на крыльце.

– Договорились. Сегодня же будем у вас.

– Плита в вашем распоряжении. Но вам потребуется пара мужчин, чтобы ее забрать.

– Госпожа Гринграсс, откуда она взялась?

– Она уже была там, когда я купила дом. – Женщина отвела взгляд; мне показалось, что она смотрит на часы. – Простите, я опаздываю. Если хотите, забирайте плиту, ладно? Мне нужно идти.

Алекс сидел в зале, разглядывая символы на увеличенных фотографиях. Позади него, за окном, в небе висели темные тучи. Был первый день осени. Несмотря на ненастье, по реке Мелони плыли парусные лодки.

– Жаль, что мы не можем их прочитать, – сказала я.

– Если бы могли, Чейз, все было бы куда менее интересно. Джейкоб, дай мне Пира Уилсона. – Уилсон был специалистом по всему, что относилось к Корбанской эпохе. – Как думаешь, сколько лет этой плите?

Джейкоб воспроизвел запись – только звук.

– Говорит доктор Пир Уилсон. В данный момент я недоступен. Оставьте сообщение.

– Пир, это Алекс Бенедикт. Перезвоните, когда сможете, пожалуйста.

– А как по-твоему, она чего-нибудь стоит? – спросила я.

– Трудно сказать, Чейз.

Я знала, на что он надеется: плита происходит с какой-нибудь забытой колонии, ей семь-восемь тысяч лет – артефакт времен начала Великой эмиграции.

– Где она ее хранила?

– Сейчас плита у нее на крыльце.

– Я имею в виду, где плита была в последние несколько лет? Судя по ее виду – на открытом воздухе.

– Видимо, в саду. Украшала лужайку, по словам владелицы.

Алекс опустился в кресло.

– Даже если плита и вправду относится к позднекорбанскому периоду, ценность ее минимальна. Разве что она окажется чем-нибудь вроде надгробного камня Кристофера Карвера.

Карвер, герой Корбанской эпохи, триста лет назад бесследно исчез, прогуливаясь в парке.

– Она и в самом деле похожа на надгробие, – заметила я.

– Я пошутил.

– Знаю. Но ведь действительно похожа.

– Ладно, давай ее заберем.

– Джейкоб, дай мне Тима, – обратилась я к искину.

Поднять и перенести плиту предстояло двоим парням из компании «Рамблер инкорпорейтед», оказывавшей «Рэйнбоу» разнообразные услуги. Менеджер, Тим Уистерт, спокойный и сдержанный, больше напоминал бюрократа, чем работника транспортной конторы.

– Вам двоих? – переспросил он.

– Груз, похоже, тяжелый.

– Хорошо. Но мы сможем прибыть на место только во второй половине дня.

– Когда именно?

– Около четырех устроит?

– Вполне. Я встречу их там.

Пир Уилсон был одним из самых высоких людей в Андикваре. Он прожил на свете уже немало лет – вероятно, больше века, – и волосы его начинали терять цвет, но он до сих пор держался прямо как штык, отчего казался еще крупнее. На лице его были аккуратно подстриженные усы. Уилсон даже не пытался скрывать, что не одобряет выбранный Алексом способ зарабатывать на жизнь и считает его – вместе со многими другими учеными – прославленным грабителем могил.

Алекс позвал меня после того, как появилось изображение Уилсона. Когда я вошла в кабинет босса в задней части дома, разговор уже начался.

– …не позднекорбанской, – говорил Уилсон. Он сидел у себя в офисе, за столом, на котором стояла табличка с его именем. На стене у него за спиной бросались в глаза многочисленные награды – «Человек года Северной лингвистической ассоциации», «Премия Гилберта за вклад в исторические исследования», «Награда Брисбейна за достижения всей жизни».

– Пир, – сказал Алекс, – вы ведь помните мою помощницу Чейз Колпат? Чейз, это профессор Уилсон.

– Да, конечно, – вежливо улыбнулся он. – Кажется, мы где-то встречались? – Он не стал дожидаться ответа: «Да, несколько раз» – и продолжил: – Сходство с одной из разновидностей корбанской письменности имеется, но лишь внешнее.

– Профессор, у вас есть идеи насчет того, что это за язык?

– Могу я поинтересоваться, где сейчас находится данный предмет?

– В доме клиента.

– Понятно. Он знает, что это такое?

– Владелица – молодая женщина. Похоже, она не имеет никакого понятия о предмете.

– Что ж, на вашем месте я не очень радовался бы, Алекс. Насколько я понимаю, вы хотите, чтобы я провел для вас кое-какие исследования?

– Если несложно.

– Обычно я требую плату за консультацию. Но в вашем случае… – Губы его раздвинулись в презрительной улыбке.

– Вот ведь болван, – сказал Алекс, поднимая взгляд. – Чейз, я выяснил, кому раньше принадлежал дом номер двенадцать по Голд-рейндж.

– И что?

– Одно время им владел Сомерсет Таттл.

– Таттл по прозвищу Сансет-Закат? Тот, который все время искал инопланетян?

– Он самый.

– Он ведь давно умер?

– Лет двадцать пять назад.

– Думаешь, плита принадлежала ему?

– Возможно.

– Если она принадлежала ему, – сказала я, – язык вряд ли имеет значение.

– Почему?

– Если бы Таттл нашел плиту где-нибудь на раскопках и та представляла хоть какую-то ценность, он наверняка знал бы об этом. Сомневаюсь, что она закончила бы свои дни в качестве садового украшения.

– Звучит вполне логично. И все же держать такую вещь на участке довольно странно. Давай-ка изучим ее как следует.

– Ладно, Алекс. Раз уж ты так говоришь…

Он улыбнулся, заметив мой скепсис.

– Порой случаются и куда более странные события, юная леди.

– Как он умер, Алекс?

Мы по-прежнему сидели в его кабинете в задней части дома. Играла легкая симфоническая музыка. Алекс развалился на роскошном диване, доставшемся ему от дяди.

– Сансет Таттл обожал ходить под парусом по реке Мелони. Однажды он попал в шторм. От порыва ветра парус развернуло, и Таттла ударило гиком по голове. С ним никого не было, но все это увидели из другой лодки. До него добрались так быстро, как только могли, но… – Алекс пожал плечами. – Другие считали, что он чересчур поглощен собственными мыслями и порой не отдает себе отчета в своих действиях. Таттл умер в сто тридцать девять лет. А вдруг…

– Что «вдруг», Алекс?

– Вдруг плита осталась от иной цивилизации?

– Да брось, – рассмеялась я. – Нет никаких иных цивилизаций.

– А «немые»?

– «Немые» не в счет.

– Вот как? Это почему?

Я сдалась. Алексу нравится считать себя обладателем непредвзятого мышления, но, на мой взгляд, его непредвзятость порой заходит слишком далеко.

– Так что ты имеешь в виду? – спросила я.

– Сам толком не знаю. Непонятно. Таттл всю жизнь занимался поисками инопланетян. Если он нашел либо их самих, либо какие-то доказательства их существования, это наверняка просочилось бы в прессу.

У Алекса на окне стоят горшки с тавифой. Встав, он внимательно осмотрел их и подлил воды.

– Коллеги смеялись над ним, говорили, что он тратит жизнь впустую. Если бы Таттл обнаружил хоть малейшее доказательство, поверь, он не стал бы держать его при себе. – Алекс закончил возиться с растениями и снова сел. – Пожалуй, настало время поговорить с этим великим человеком.

– Джейкоб, у Таттла есть аватар? – спросила я

– Нет, Чейз, – несколько мгновений спустя ответил искин. – Судя по всему, он вел крайне уединенный образ жизни.

– Видимо, из-за постоянных насмешек, – заметила я.

– А его жена? У нее есть аватар?

– Которая?

– Сколько их было?

– Три. Индия, Касса и Мэри.

– С кем-нибудь из них можно связаться?

– Все умерли. Последняя, Индия, – в прошлом году.

– А у кого из них был аватар?

– У Индии.

– Ладно. Когда они жили вместе? Он и Индия?

– С тысяча триста восьмидесятого по тысяча триста девяносто шестой год.

– У них были дети?

– Один сын, Бэзил. Предупреждаю твой вопрос: похоже, он все еще жив.

– Хорошо. Можешь соединить меня с ним?

– Увы, Алекс, я не знаю ни его кода, ни адреса. Последнее известное место жительства – Фокспойнт.

– На той стороне континента?

– Нет, это другой Фокспойнт, в пустыне на юго-востоке. Но он уехал оттуда несколько лет назад.

– Ладно. Попробуем его отыскать. – Алекс улыбнулся мне. – Кто-то же должен знать что-нибудь? – Он снова обратился к Джейкобу: – Дай-ка нам Индию.

Мгновение спустя перед нами появился аватар Индии Бешоар – женщины с пышными каштановыми волосами, приятной улыбкой, превосходной фигурой и бездонными зелеными глазами. Само собой, каждый выглядит прекрасно в виде аватара – стоит только взглянуть на мой собственный.

– Привет, – сказала она. – Чем могу помочь?

Алекс представил нас, затем спросил:

– Индия, вы были замужем за Сансетом Таттлом?

– Да. – Выражение лица женщины не изменилось. Похоже, счастливых воспоминаний от брака у нее не осталось.

– Вы жили вместе в Риндервуде?

– Да, жили. А почему вы спрашиваете?

– Каким он был?

– Сансет? В общем, вполне приличный мужчина.

– Но?..

– Недостаточно общительный.

– В каком смысле?

– Мне трудно объяснить, господин Бенедикт.

– Не сомневаюсь. Индия, мы с Чейз занимаемся историческими исследованиями, и порой нам приходится задавать такие вопросы личного характера, которых мы предпочли бы избежать. Но ведь это уже не имеет значения, поскольку вас обоих нет в живых?

– Полагаю, нет. – Она сочувственно взглянула на меня. – Он не слишком серьезно относился к своей супружеской клятве.

Я кивнула: все мы знаем, что мужчинам нельзя доверять.

– Лучше всего о нашем браке говорит то, что я постоянно чувствовала себя одинокой.

– Печально.

– А мне печально говорить об этом. Но виновата только я сама. Я знала, каков он, еще до замужества, но думала, что сумею его изменить. – Она покачала головой. – В конце концов, я была уже достаточно взрослой и понимала, что к чему.

– Что его интересовало? – спросила я. – Для него имело значение что-нибудь, кроме поисков инопланетян?

– Кроме инопланетян, для него не существовало ничего.

Алекс показал ей изображение плиты:

– Индия, вы ничего не знаете о ней?

– Нет, – ответила она.

– Она могла быть в доме или в саду, когда вы там жили?

– Какого она размера?

Алекс раздвинул картинку до натуральной величины.

– Нет. Я бы наверняка знала. А что, это ценная вещь?

– Именно это мы и пытаемся выяснить, – сказал Алекс.

Индия пожала плечами:

– Увы, ничем не могу помочь.

Глава 2

Среди всех стоящих перед нами вопросов важнейший – это определение нашего места во Вселенной. Нам теперь известно, что разумная жизнь – явление крайне редкое. Мы не просто один из равноправных разумных видов, как считалось когда-то, а скорее вершина, к которой стремилась Вселенная в своем развитии на протяжении двенадцати миллиардов лет. Мы – часть космоса, которая наблюдает, ощущает и осознает величие невообразимых просторов, тех, что мы зовем родиной. Если бы не существовало ашиуров и нас, это было бы огромной потерей.

Сомерсет Таттл. Завтрак с инопланетянами

Мы поискали информацию о Таттле.

– К сожалению, – сообщил Джейкоб, – подробные сведения о его полетах отсутствуют.

– Как насчет бортжурнала? – спросил Алекс. – Или блокнота?

– Нет, сэр. Ничего.

– Дневник? Хоть что-нибудь?

– Нигде нет ни слова о том, куда именно он летал.

Начало не слишком многообещающее. Никто не пытался составить серьезную биографию Таттла. Имелись отчеты других исследователей, содержавшие некоторые подробности его экспедиций, а также несколько интервью, из которых становилось ясно, куда он летал. В основном же нам встречались лишь выпады со стороны его коллег: для них Таттл служил наглядным примером того, к чему приводит принятие желаемого за действительное и отказ признавать суровую правду жизни. Появился даже глагол «таттлить», что означало «участвовать в каком-либо безнадежном предприятии».

Кое-кто, однако, отдавал ему дань уважения – энтузиасты и истинные приверженцы, продолжившие усилия всей его жизни по поиску инопланетного разума. Хвалили и его благотворительную деятельность: Таттл родился в богатой семье и сделал немало щедрых пожертвований на различные цели. В последние годы жизни он был членом правления Белмонтского фонда в защиту бедных. Еще мы нашли сколько-то интервью, презентаций и эссе.

Тридцать с лишним лет Таттл путешествовал на «Каллисто» по Рукаву Ориона, занимаясь бесплодными поисками, – по большей части в одиночестве. Он утверждал, что обнаружил более шестисот пригодных для жизни планет, но лишь на немногих действительно имелись живые существа. В подавляющем большинстве планеты были стерильными. Ни на одной не нашлось никого, кто – по выражению самого Таттла – мог бы помахать ему в ответ.

На момент смерти он являлся членом Гиббоновского общества. Для тех, кто не знает: участники общества считают, будто наши лучшие дни уже позади. С их точки зрения, человечество приходит в упадок и, если оно не одумается, конец будет скорым.

«Это одна из причин, по которым нужно найти других разумных существ, – сказал Таттл в беседе с ведущим ток-шоу Чарльзом Кеффлером. – Нам нужен вызов, который вернет нас к жизни». Кеффлер спросил, не имеет ли он в виду потенциальную военную угрозу. «Нет, конечно же нет. Но кто-то должен напоминать нам, чего мы могли бы достичь, если бы всерьез решились удалиться от крыльца своего дома».

– А кем он считает «немых»? – спросила я.

– Они известны с давних пор, – ответил Алекс. – Скорее всего, Таттл воспринимает их как часть своего естественного окружения.

Джейкоб с энтузиазмом взялся за поиски.

– В тысяча четырехсотом году Университет Корчного пригласил Таттла выступить перед выпускниками, – сказал он. – За это университетское начальство сильно критиковали, поскольку ученые не относились к Таттлу серьезно. Университет стал мишенью для шуток. Говорили, например, что он присваивает степени по инопланетной психологии, что там обсуждают этичность вырубки говорящих деревьев. Прошу прощения, но я не вижу в этом ничего смешного.

– Я тоже, Джейкоб, – сказала я.

– У меня есть его выступление в Университете Корчного. Хотите посмотреть?

– Конечно, – ответил Алекс.

Когда смотришь на голограмму, рост человека определить сложно, но Таттл показался мне невыразительным коротышкой с серыми глазами и вялым подбородком. Он постоянно улыбался и не производил впечатления одержимого какой-либо идеей – по крайней мере, пока разговор шел о ценности образования как такового и о том, что оно должно идти на пользу конкретному студенту, а не будущему работодателю. А потом он набрал в грудь воздуха, вышел из-за кафедры и начал рассказывать слушателям – двум сотням студентов и горстке преподавателей – о том, что такое быть профессионалом в наше время, независимо от области знаний.

«Вам будут давать советы, – сказал он, – насчет того, как подсчитывать прибыли и убытки, как благоразумно распорядиться карьерой, как заработать больше, чем ваш сосед. Но вы получаете образование для себя, а не для кого-то другого. Если вы решите стать антропологом, как я, вам порекомендуют тратить время на поиски пропавших кораблей и забытых поселений, городов, строители которых исчезли из учебников истории. – Он взмахнул кулаком. – Так зарабатывается репутация, но настоящая награда ждет вас в другом месте. Это может каждый. Кого, собственно, волнует, какую водопроводную систему использовали на Мачинове IV две тысячи лет назад? »

Алекс настроил картинку, приблизив изображение Таттла. В серых глазах выступавшего вспыхнул огонь.

«Есть лишь одна причина, по которой человечество покинуло родную планету, и она не имеет ничего общего с колонизацией Рукава Ориона: последняя – лишь побочный продукт. Мы покинули Солнечную систему, поскольку хотели оглядеться вокруг. Мы хотели найти кого-то другого – подобного нам, а может быть, совершенно непохожего, но в любом случае того, с кем можно поговорить. Это было приключением, миссией, а не вкладом в недвижимость.

Возьмите книги, написанные в первые годы Технологической эры, особенно художественные, там мало что говорится об основании форпостов в секторе Альдебарана. – Он поймал чей-то взгляд и улыбнулся. – Как тебя зовут, сынок? »

Алекс повернул камеру. Мы увидели атлетически сложенного блондина, к которому обращался Таттл. Вид у него был смущенный.

«Кольт Эверсон, сэр», – ответил он.

«Кольт, похоже, ты сомневаешься? »

«Трудно не сомневаться, профессор Таттл. Не могу поверить, что люди когда-либо всерьез надеялись найти инопланетян. Да, об этом все время говорят, но откуда нам знать на самом деле? » Кольт явно чувствовал себя не в своей тарелке.

«Почитай книги».

«Ну да, в художественной литературе про них писали – в смысле про инопланетян. Но если почитать научные статьи того периода, вряд ли в них многое найдешь».

Таттл обвел взглядом аудиторию.

«Кто-нибудь хочет ответить? »

Руку подняла девушка.

«Дело в том, что ученые руководствуются доказательствами, а в начале четвертого тысячелетия никаких доказательств не было».

«Третьего тысячелетия, Карла», – поправил ее кто-то.

«Не важно. Речь шла об их репутации, как оно всегда бывает».

Девушка явно робела, как и Кольт. Она хотела сказать что-то еще, но лишь застенчиво улыбнулась и снова села.

«Вам интересно, Карла, что по этому поводу думаю я? Пострадала ли моя репутация из-за того, что я делаю? Позвольте заметить, что меня пригласили выступить перед выпускниками Университета Корчного».

В задних рядах захлопали, и аплодисменты распространились по всему залу. Таттл дождался, пока они утихнут.

«Могу со всей определенностью сказать, что профессор Кэмпбелл и профессор Бэриман благосклонно относятся к моей деятельности; надеюсь, мои слова не повредят их репутации».