Барбара Майклз 16 страница

Все небо до горизонта было затянуто серыми тяжелыми тучами. Порывы ветра качали и гнули деревья, кусты поникли под тяжестью капель.

Как же было приятно войти в светлую и уютную комнату и найти там горящий огонь в камине. Теперь он весело потрескивал и наполнял комнату теплом и спокойствием. Я предвкушала тихий вечер с моими книгами.

Спускаясь к обеду, я захватила с собой тот лоскут ткани с вышивкой, который купила в подарок Франческе. Сейчас мне хотелось просто спрятать его на дно сумочки, таким ничтожным казался мне этот дар. «Дорог не подарок, дорого внимание». Это слова моей мамы, не сестры Урсулы, хотя последняя наверняка согласилась бы с ними.

Я напрасно беспокоилась: Франческа благосклонно приняла мой подарок. Я ожидала, что она просто вежливо поблагодарит меня, однако ее реакция была более сердечной, чем обычно. Она объяснила мне особенности техники вышивки, а затем заверила, что подобная работа встречается редко.

— Полагаю, мне уже следует заняться коллекционированием старинных вышивок, — улыбаясь, обратилась она ко мне. — С вашим подарком и теми коптскими тканями, о которых нам рассказывал профессор, у меня уже есть неплохое начало такой коллекции.

Она весь вечер пребывала в прекрасном расположении духа, и я наконец решилась задать вопрос, который беспокоил меня весь день.

— Вы уже, наверное, решили, как поступите с Пьетро на время вашего путешествия? — Я не позволила себе употребить имя мальчика в американской интерпретации, за что была вознаграждена благодарным взглядом графини.

— Мне кажется, ему будет гораздо лучше в школе. Ведь есть же места для таких детей.

Все это звучало как‑ то неопределенно.

— Да, конечно, но какую именно школу вы имеете в виду? — не отступала я.

Она внимательно посмотрела на меня и нахмурилась, услышав мой требовательный тон, но я продолжала.

— Я не просто так спрашиваю вас об этом, мне известно несколько прекрасных учебных заведений в Штатах для детей с эмоциональными расстройствами. Это престижные школы с хорошей репутацией. Мне пришло в голову, может быть, вы подумываете о том, чтобы отправить мальчика обратно к его тете...

— Его тете! Каким образом вам стало известно о его тете?

— Пит... Пьетро рассказал мне о ней. Конечно, я ничего не знаю о семействе вашей невестки, возможно, они не из тех, кому можно доверить заботу о мальчике, даже временно. Но если вы планируете вернуть его домой, я имею в виду в Штаты, то я могла бы взять Пьетро с собой. Это сразу же разрешит одну из ваших проблем, как вы полагаете?

На ее благородном лбу появились морщинки, свидетельствующие о том, что Франческа усиленно размышляет над моим предложением. Она слушала меня внимательно, время от времени кивая головой.

— Вы действительно хотите взять его с собой?

— Конечно, я бы с радостью полетела домой в его компании.

— Вряд ли я смогу все подготовить за время, оставшееся до вашего отъезда.

У меня просто чесался язык спросить у нее, почему же она в таком случае бездействует.

— Я могу задержаться настолько, насколько это необходимо.

Уголки ее рта задрожали, как будто она силилась сдержать улыбку. Я почувствовала, что краснею.

— Я понимаю, вам, наверное, кажется, что я ищу предлог задержаться у вас как можно дольше? Честное слово, Франческа...

Теперь ей уже не удалось сдержать улыбки, она едва не рассмеялась. В ее глазах появилась насмешка — это уже чересчур, даже если я действительно совершила оплошность, но на что я вообще могу жаловаться? Тем не менее я была приятно удивлена ее реакцией на мое самонадеянное предложение. Я не привыкла к тому, чтобы люди с радостью позволяли мне совать нос в их жизнь. Видимо, она уже потеряла надежду избавиться от этого мальчика.

— Не надо оправдываться передо мной, — перебила меня графиня. — Ваше предложение действительно имеет ряд положительных сторон. Я полагаю, вы дадите мне время обдумать его перед тем, как мы с вами примем окончательное решение?

Мне понравился ироничный оттенок в ее голосе, когда она выделила местоимение «мы».

— Естественно, — быстро согласилась я. — Вы сами должны принять это решение. Мне только хочется...

— Я прекрасно понимаю и ценю вашу заботу.

Больше к этому вопросу она не возвращалась, но мне хотелось надеяться, что мои слова прозвучали достаточно убедительно. Теперь лучше всего оставить Франческу наедине с ее мыслями и не приставать к ней. Господи, как было бы чудесно, если бы она согласилась не столько ради меня — эгоистичного создания — сколько ради мальчика. Вряд ли в любом другом месте ему было бы хуже, чем здесь. Он жил бы в нормальной семье, вместе с людьми, которые заботились бы о нем. Да и я смогла бы навещать его время от времени.

Когда я поднялась к комнате Пита, ни звука не доносилось из‑ за закрытой двери — она была заперта. Я задумалась, а потом решительно вынула ключ, торчащий из замочной скважины, положила его в карман и только после этого спустилась к себе.

* * *

Вот и еще одна ночь прошла благополучно, думала я, когда кралась в сером сумраке рассвета в комнату Пита, чтобы вернуть на место ключ от его двери. Осталось всего несколько ночей. Если Франческа пожелает, мне придется задержаться еще ненадолго, однако я никак не могла понять, что осложняет отъезд Пита в Америку. Его паспорт наверняка уже оформлен: ведь им пользовались в прошлом году. Связаться с его дядей и тетей не составляло никакого труда, по телефону это займет всего лишь несколько секунд. В конце концов, может быть, нам удастся сделать это к воскресенью. Осталось четыре дня.

Я не хотела даже думать о том, что Франческа не примет моего предложения и мне придется оставить мальчика здесь, а самой уехать. За завтраком я была приторно любезна с Франческой, странно, что она добавляла сахар в кофе — одного моего вида было достаточно, чтобы не чувствовать его горечи. Я даже благодушно приняла ее холодное напоминание о том, что в четверг надо поехать на заключительную примерку. Не заикалась я и о свидании с Себастьяно. Я бы и вовсе отменила нашу встречу, чтобы угодить Франческе, но мне необходимо было серьезно поговорить с ним о Пите. Я даже взялась за вышивание и попросила Франческу посмотреть мою работу и дать мне совет.

Она сразу же обнаружила несколько ошибочных стежков и показала мне, где именно ч запуталась.

— Я никогда не научусь, — уныло произнесла я, глядя на ее проворные пальцы.

— Если вам не интересно то, что вы делаете, у вас действительно ничего не получится. Только терпение и постоянная практика придадут вам уверенности и мастерства. Кстати, это занятие укрепляет нервную систему, — добавила она, склонив голову над своим рукоделием.

Обыденность ее последнего замечания необычайно поразила меня, как, впрочем, и смысл высказывания. Укрепляет нервную систему? Я сильно сомневаюсь, к кому именно относится эта фраза. Уж не к ней ли? Мне казалось, что у нее эта система вообще отсутствует.

Она велела — именно велела, а не предложила, хоть это звучит и довольно странно, — принести после ужина мою работу, чтобы мы вместе могли заняться моей вышивкой. Я не сказала графине о том, что меня вообще может не быть дома вечером. Полагая, что она обязательно захочет проверить результаты моих трудов, я потратила на вышивание около часа, исколов себе пальцы и распоров больше стежков, чем сделала за сегодняшний день. Теорию я знала, но ни практики, ни терпения мне катастрофически не хватало, поэтому ни о каком мастерстве не могло быть и речи.

Спустя час, отбросив ненавистный кусок материи, я обнаружила, что дождь уже перестал. Тем не менее небо по‑ прежнему было затянуто серыми, тяжелыми тучами, в любой момент готовыми излить накопившуюся влагу, а ветер дул с такой силой, что макушки кипарисов раскачивало в разные стороны. Я натянула плащ и отправилась к нашему затворнику, чтобы хоть ненадолго вызволить его из темницы. Нам обоим просто необходим глоток свежего воздуха. Если мне удастся убедить его отрабатывать удар, а не прием мяча, то у нас останется возможность вернуться домой сухими.

Я удивилась, застав в комнате Пита Эмилию, укутывающую его в такие теплые вещи, которые, скорее, подошли бы для морозного дня где‑ нибудь в Монтане.

— Мальчику необходим свежий воздух, — проинформировала она меня. Между козырьком теплой шапки и шарфом, прикрывающим половину лица Пита, горели возмущением его глаза, с надеждой и мольбой взирающие на меня.

— Да, конечно, Эмилия. Даже если мы с ним и промокнем немного, ничего страшного. Вы можете быть свободны, я помогу ему одеться.

Она резко повернулась и вышла из комнаты, хлопнув дверью. Пит тут же сорвал шарф и бросил его прямо на пол.

— Никогда не носил никаких шарфов. Даже когда шел сильный снег.

— Мне тоже кажется, что сейчас он тебе совершенно не нужен, — согласилась я. — У тебя есть какая‑ нибудь легкая куртка?

Следом за шарфом полетело теплое пальто, которое напялила на него Эмилия.

— Я не надену пальто, ведь сейчас нет снега!

Порывшись в шкафу, я обнаружила легкую куртку из плотной шерсти, и мы решили остановить свой выбор на ней. Теплая шапка была бы отброшена вслед за шарфом и теплым пальто, если бы я не изъявила желания примерить ее. Она, естественно, оказалась мала мне, и я завязала ее под подбородком на манер русских бабушек. Пит просто зашелся от хохота и забыл о ботинках и перчатках.

Джо появился из‑ под кровати сразу же после ухода Эмилии, видимо, он тоже не любил эту женщину, что, впрочем, свидетельствовало о его уме. Он с радостью вцепился в отброшенный Питом ненавистный шарф, уволок его в угол и принялся жевать свою добычу. Пит с интересом наблюдал за тем, как его приятель расправляется с неугодной ему вещью, но мне пришлось объяснить мальчику, что шерсть опасна для кошек, и отобрать у Джо его игрушку.

— А он и в самом деле становится красавцем, — проговорила я, проводя рукой по гладкой шерстке на загривке у котенка. — Через несколько недель он будет толстым и гладким.

— Я расчесываю его ежедневно, — с гордостью сообщил Пит. — И ловлю блох. Они так громко щелкают, когда их давишь.

Мы с Питом выскользнули за дверь, когда Джой исследовал мячик, который Пит бросил под кровать. Пит плотно захлопнул дверь, предварительно удостоверившись, что котенок не сможет выбраться. Он серьезно относился к своим обязанностям, котенок действительно попал в заботливые руки. Я надеялась, что Джой скрасил одиночество мальчика и помог ему поверить в себя, о чем постоянно твердят психотерапевты.

Тяжелые ботинки Пита издавали при ходьбе упоительный грохот. Он успел пару раз пробежаться по лестнице вверх‑ вниз, пока я размышляла о Джое. Пит будет ужасно огорчен, если придется расстаться с котенком. И он будет прав. Нельзя научить ребенка ответственно относиться к животным, если ему приходится постоянно расставаться со своими любимцами. Я не представляю себе, какие существуют формальности при перевозе животных через Атлантику. У нас в Штатах не было никакого шестимесячного карантина, как это введено в Англии, тем не менее, видимо, придется сделать Джо несколько уколов и получить справку из ветеринарной клиники. С билетом, как я полагаю, никаких проблем быть не должно. Я буду просто счастлива раскошелиться на билет для Джо.

Нетрудно заметить, что я была абсолютно уверена в том, что мы с Питом непременно уедем вместе. Оптимизм — это неизлечимое заболевание.

Дэвид не желал отрываться от работы.

— На улице слишком сыро, — капризно заявил он, словно старая и больная дама.

— От сырости еще никто не умирал, — авторитетно заметил ему Пит.

— Почему бы вам не помочь мне? — предложил он.

— Но ведь я уже помогал тебе. Это уже просто нечестно, — объявил Пит, пританцовывая от нетерпения.

Когда, наконец, Дэвид все же появился в своей изрядно поношенной ветровке, которая, как он предполагал, защитит его от дождя, я спросила:

— У вас что‑ то не клеится с работой?

— Эти проклятые лоскуты не желают сохнуть при такой влажной погоде, — печально отозвался Дэвид. — А ведь я обещал Ее Высочеству, что покажу их завтра. Вся беда в том, что я не могу воспользоваться электрическими лампами. Ткань может моментально разрушиться.

— Да, плохо, — согласилась я.

— Хуже не бывает, — безнадежно махнул рукой Дэвид.

— Ну где же вы, идите скорее, — нетерпеливо закричал Пит.

Нам не удалось уклониться от игры, правда, мы просто перекидывались мячом, но тем не менее все равно промокли. Солнечные лучи лишь несколько раз с трудом пробились сквозь плотные облака, но тут же скрылись обратно.

Благодаря ботинкам и плотной куртке Пит не промок насквозь, но его брюки измазались до такой степени, что на них было просто страшно смотреть. Он несколько раз бросался за мячом на грязную и мокрую землю, хотя без этого можно было и обойтись. Я запросила пощады, чтобы он не промок до нитки.

— Беги в кухню и попроси Розу сварить тебе горячего какао или еще чего‑ нибудь, но непременно горячего, — предложила я мальчику.

— Она, наверное, уже испекла что‑ нибудь вкусненькое, — авторитетно добавил Дэвид.

Пит стремительно умчался в сторону кухни, пообещав оставить несколько изделий Розы и нам с Дэвидом.

— Может быть, поднимемся ко мне и выпьем по чашке горячего кофе? — спросил Дэвид.

У него в комнате имелась крошечная электрическая плитка. Мы сидели перед ней и ждали, пока закипит вода. Дэвид достал растворимый кофе, после эспрессо, к которому я привыкла, пить его было практически невозможно. Единственное преимущество этого напитка состояло в том, что он был горячим.

— Есть новости? — поинтересовался Дэвид.

— О чем вы?

— О вашем приближающемся отъезде. Вы и в самом деле уезжаете в конце этой недели?

— Думаю, да. Скорее всего, в воскресенье.

— А как же Пит?

— Я занимаюсь этим в данный момент.

— В самом деле? Вы выглядите страшно самодовольной. Чего вам удалось добиться?

— Я не могу сказать вам всего до тех пор, пока не буду уверена сама, но я действительно довольна. Полагаю, скоро произойдет что‑ то очень хорошее.

— Хорошее до такой степени, что вы сможете позабыть вашу недавнюю утрату?

От этого бестактного вопроса у меня захватило дыхание. А он, тем временем, продолжал с той же непривычной резкостью.

— Вы не похожи на безутешную вдову. Интересно все‑ таки, что представлял из себя ваш незабвенный супруг? Красивый, умный, сексуальный...

— Все верно, — холодно подтвердила я и, поставив чашку на стол, поднялась на ноги. — Да как вы вообще смеете!

— Подождите. — Его пальцы с силой вцепились в мою руку. — Я прошу у вас прощения, Кэти. Сядьте, пожалуйста.

У меня не было иного выхода. Он держал меня крепко, даже когда я села, но суровое выражение исчезло с его лица.

— Забудьте о том, что я только что сказал. Вы же должны понимать, почему я сморозил подобную глупость.

— Врожденная бестактность, я полагаю. Позвольте пройти.

— Я не отпущу вас до тех пор, пока вы не согласитесь выслушать меня. Когда вы появились здесь в то первое утро, я не мог поверить своим глазам. Я только отчасти шутил, говоря про чудесную лампу Алладина, которая исполняет желания. После того, как я узнал о гибели вашего мужа, я еще долго не мог прийти в себя. Мне не верилось, что вы свободны. Я не мог поверить, что вы существуете на самом деле, а не придуманы мной... Я ведь практически никуда не выходил и ничем не интересовался, кроме работы. А вы по‑ прежнему любите своего мужа... Вы не можете забыть его. Он был всем для вас, я же не значу для вас ровным счетом ничего...

— Да... — задумчиво проговорила я. — В вас нет... нет кое‑ чего, чем отличался мой муж...

— В таком случае, вы должны догадаться, почему я позволил себе заговорить в подобном тоне. Я не хотел обидеть вас. У нас с вами осталось лишь несколько дней, Кэти. Скорее всего, я больше никогда не увижу вас. Может быть, нам стоит вернуться к тому, что нас с вами связывало все эти дни?

— Мы никогда не сможем вернуться к тому, что уже прошло. Нельзя вернуться назад. Но я все прекрасно понимаю, Дэвид.

— Все в порядке?

— Да. А теперь я лучше пойду.

— Но мы увидимся с вами завтра? — На его лице отразилось волнение.

— Да, конечно.

Я направилась к дверям, ведущим на кухню, в глубокой задумчивости, и едва замечала, куда иду. Таким образом я добрела до огорода, где и остановилась, уставившись невидящим взглядом в нежные ростки латука и моркови. Неожиданно дверь кухни с грохотом распахнулась, и оттуда пулей вылетел Пит. Его лицо было таким же серым, как и шерстяной жакет.

Он бросился ко мне.

— Джо. Джо пропал. Ты не видела его? — задыхаясь на бегу, прокричал он.

— Нет, не может быть. Он должен быть в доме, Пит. Давай вместе посмотрим...

Не дослушав меня, мальчик побежал по дорожке, сшибая на бегу ветки, с которых на него водопадом лилась вода. Пока я успела собраться с мыслями, он уже скрылся из виду среди густых зарослей.

А потом до меня донесся его крик.

Я успела пересечь внутренний дворик еще до того, как смолкло эхо от его вопля. Котенок несся по плитам, покрывавшим внутренний дворик, со скоростью стремительно летящего мячика, едва касаясь камней своими пушистыми лапками. Прямо за ним мчалась огромная собака, но Пит был все‑ таки ближе к своему другу. Он бежал, срезая углы, с такой скоростью, какую мне никогда еще не доводилось наблюдать у детей его возраста. Ни на мгновение не останавливаясь, он подобрал с земли довольно приличный камень, размахнулся и бросил его в собаку. Попасть ему не удалось, камень пролетел в нескольких футах от животного. Тем не менее звук донесся до ушей пса, и он остановился, не понимая, что происходит. Этого мгновения хватило на то, чтобы Пит успел добежать до калитки, ведущей в садик, и, проскользнув туда, с силой захлопнуть ее за собой.

Я бежала в ту сторону, но все‑ таки была примерно в двадцати футах от них, когда пес приготовился к прыжку. Невозможно бежать и звать на помощь одновременно, но мне удалось совместить эти два занятия. У меня в мозгу билась только одна мысль: где, черт побери, Дэвид? Первые крики Пита должны были заставить его выбраться из комнаты.

Первая попытка этому четвероногому монстру не удалась. Зато вторая оказалась более успешной. Калитка представляла из себя деревянную решетку, и я могла видеть, что за ней происходит. Мои пальцы сжались в кулаки. Питу удалось взобраться на дерево, Джо вообще нигде не было видно. Я пыталась открыть калитку, но мое сердце уже не билось так лихорадочно. Слава Богу, им удалось спастись. Котенок тоже, наверное, сидит на том же самом дереве. Мои крики уже услышали все, кто находился поблизости: до меня доносились взволнованные голоса бегущих людей.

Собака прыгала вокруг дерева. Оставалось около ярда между ногой мальчика и зубами пса. Но Пит совершенно потерял голову и начал карабкаться выше по стволу дерева. Неожиданно его руки соскользнули с мокрых ветвей, и он упал на ту ветку, на которой сидел. Теперь он повис на ней, его ноги болтались в воздухе перед собачьим носом.

Я видела, как падают капли дождя с потревоженных листьев дерева, как напряглись мускулы на теле пса, готовящегося к прыжку, выражение безумного ужаса на совершенно белом лице мальчика. Я смогла даже заметить Джо на самой макушке этого несчастного дерева, котенок вцепился в ветку, на которой сидел и, не отводя глаз, внимательно следил за своим врагом. Больше я ничего не видела и не чувствовала. Я не чувствовала своих рук и ног, я не слышала ничего, кроме звона, который доносился откуда‑ то издалека. Я не слышала даже своего собственного голоса, однако я, наверное, обращалась к собаке, поскольку эта тварь повернулась и принялась внимательно разглядывать меня.

Затем я открыла калитку и медленно вошла в сад. Собака продолжала наблюдать за моими действиями. Мой голос уже был знаком животному: но это был не тот голос, которому она подчинялась. Видимо, команды, которые я произносила, тоже не соответствовали тому, к чему это чудовище привыкло. Я остановилась и подобрала с земли увесистую палку. Затем ко мне вернулся мой слух, словно что‑ то разорвалось в моих ушах. После этого до меня стали доходить мои же слова, обращенные к собаке.

— Хорошая собака. Ты же хороший мальчик... Пит, не стоит так дергаться, постарайся еще раз и не торопись. Тебе уже удалось один раз взобраться повыше, у тебя должно получиться это и во второй раз... Сидеть, мой мальчик, сидеть, хороший песик, сидеть...

Задние лапы собаки начали медленно сгибаться, но вовсе не для того, чтобы сесть, а для того, чтобы подготовиться к броску...

В критические моменты мозг замедляет работу, предлагая порой самые невероятные решения. Я чувствовала себя так, словно у меня в запасе масса времени. Я сомневалась, что мне удастся добраться до калитки, если собака решит напасть на меня. Лучше оставаться на месте и встретить пса лицом к лицу, может быть, мне удастся что‑ то предпринять. Одной рукой я защищала горло, другой — глаза. Попробую‑ ка я засунуть свою дубину ему в пасть.

Собака уже успела пробежать половину расстояния между нами, когда раздался выстрел. Мне показалось, что стреляли в меня, настолько оглушительным был звук. Собака завертелась, взвизгнула и свалилась на грязную землю.

Я продолжала стоять на месте, не в силах пошевелиться или хотя бы упасть в обморок. В ушах все еще продолжало звучать эхо выстрела, а может быть, выстрелов было несколько?

Пит, наконец, мешком свалился с дерева и бросился бегом ко мне. Когда его трясущиеся руки обхватили меня за ноги, я не удержалась и рухнула вместе с ним на землю.

Из хаоса начали медленно проступать очертания знакомых лиц. Самодовольно улыбающийся Альберто с ружьем; Дэвид, не отводящий потрясенного взгляда от убитой собаки; Роза, непрестанно всплескивающая руками, и бормочущая молитву Эмилия; Франческа, чье пепельное лицо резко контрастировало с идеальной прической.

Только лично проверив, что со мной все в порядке, Пит поднялся на ноги.

— Что‑ то я не слишком хорошо себя чувствую, — слабым голосом объявил он.

Я сидела на земле, словно сломанная кукла, ноги упорно не хотели слушаться меня. Дэвид помог мальчику подняться на ноги и прижал его к себе.

— С тобой все в порядке, — уверенно ответил Дэвид. — Постарайся вздохнуть как можно глубже. С тобой все в порядке, со мной все в порядке и с Кэти тоже все в полном порядке. Тебе абсолютно не о чем беспокоиться.

Приглушенный голос Пита, крепко прижавшегося к измятой рубашке Дэвида, произнес только одно слово.

— Джо.

— Что, Джо?

— Джо, — повторила я голосом, который был совсем не похож на мой. — С Джо тоже все в порядке, но я полагаю, он вряд ли захочет спуститься с дерева в ближайшем будущем.

— Его нельзя винить за это, — пробормотал Дэвид. — Ну что ж, Пит, в данный момент Джо в безопасности, я отнесу тебя в постель, а потом вернусь и постараюсь...

Дэвид беспомощно посмотрел на меня. Я ничем не могла помочь ему. Мой мозг не повиновался мне, как и ноги. Мне хотелось просто сидеть и не двигаться.

Франческа мягко дотронулась до моего плеча.

— Кэтлин. Я надеюсь, собака...

— Она не успела добраться до меня. Благодаря Альберто, — добавила я неохотно. Он действительно спас меня от серьезной травмы, если не сказать хуже, но мне неприятно было признаваться в этом. Убийство собаки было его самым добрым поступком по отношению к животному.

— Каким образом собаке удалось сорваться с цепи? — спросила Франческа. — Это кажется невероятным. Я просто не могу поверить...

Нестройный хор голосов взволнованно перебил ее. Альберто продемонстрировал обрывок цепи с разорванным звеном, Эмилия превозносила сообразительность своего мужа и его меткость, Роза не переставала размахивать руками и возносить хвалу Господу и Деве Марии за то, что все так благополучно завершилось. Я была как никогда склонна присоединиться к ее молитвам — чистейшая случайность, что никто не пострадал в результате этого кошмарного происшествия.

Франческа прекратила этот балаган резким окриком, а затем принялась отдавать распоряжения. Роза должна была заняться Питом, Дэвиду пришлось лезть на дерево и снимать оттуда несчастного Джо, а все остальные отправились в дом, чтобы заняться своими делами. На улице оставался только Дэвид, поскольку Джо никак не хотел спускаться.

Я пошла наверх, чтобы переодеться. Каждая ступенька давалась мне с трудом. Зубы стучали не столько от холода, сколько от того, что мне довелось пережить. Мне пришлось надеть теплый бархатный жакет Франчески, кажется, он был даже отделан норкой. Мой же был из легкой шерсти.

Приведя себя в порядок, я поспешила подняться в комнату Пита. Роза уже уложила его в кровать и уговаривала поесть. Поднос перед ним был заставлен таким количеством еды, что ее с избытком хватило бы и на взрослого: суп, спагетти, молоко.

— Подожди, подожди, — бормотал Пит по‑ итальянски, не обращая внимания на хлопочущую вокруг него Розу. Мальчик занимался котенком, старательно расчесывал его мокрую шерстку и пытался достать колючки из его обвисшего хвоста. Джо даже не сопротивлялся, как обычно.

— Ну вот и прекрасно, — заметила я, чтобы обратить на себя внимание. — Теперь он сможет сам позаботиться о себе, Пит. Мне кажется, котенок сейчас не отказался бы от твоего молока.

— Да, — согласился Пит и приказал что‑ то Розе. В этот момент он удивительно походил на свою бабушку. Роза улыбнулась и налила немного молока котенку. Затем она подула на молоко, и по блюдечку побежали крошечные волны.

Котенок тут же прыгнул прямо в свою миску, обдав при этом Розу брызгами. Только после этого Пит принялся за еду.

Перед уходом я не отказала себе в удовольствии посмотреть, как Пит поглощает ленч, очевидно, недавнее приключение было уже забыто. Я с легким сердцем оставляла его на попечение Розы. Он, казалось, любит ее, а она лишь забавлялась, когда в нем вдруг начинали проявляться его аристократические замашки. Как было бы хорошо, если бы она следила за мальчиком, а не Эмилия.

До обеда я зашла в свою комнату, чтобы сменить дорогой жакет Франчески на свой костюм — мою единственную теплую вещь. Франческа даже вскрикнула от удивления, когда увидела меня.

— А я уже собиралась послать к вам Эмилию с подносом. Вам необходимо как следует отдохнуть.

Я уже полностью пришла в себя.

— Со мной все в порядке, — заверила я ее.

— Вы выглядите так, словно ничего не произошло. — Она покачала головой. — Если бы со мной случилось что‑ либо подобное, я бы еще долго пребывала в состоянии полной прострации.

— Сомневаюсь, — сказала я, не подумав. Пришлось тут же изворачиваться. — Это комплимент вашему самообладанию и выдержке, Франческа, хотя и прозвучал он несколько сомнительно.

— Благодарю вас, Кэтлин.

— Я должна попросить у вас прощения за то, что случилось с вашей собакой. Надеюсь, вы не сочтете дерзким мой совет доверить дрессировку следующего пса, которого вы заведете, не Альберто, а кому‑ нибудь другому.

— Вам не нравится Альберто, вы не могли бы объяснить мне причину вашей неприязни?

— А что в нем вообще может нравиться? Он грубый, невоспитанный, злой и жестокий... Я опять должна просить у вас прощения. Если бы он правильно обращался с ней, она не была бы такой опасной. Служебная собака представляет собой своего рода заряженное оружие: животное, которое жило у вас, вообще не должно находиться в доме, где имеются маленькие дети. Нормальная дрессировка еще может свести опасность к минимуму, но ведь Альберто ничему не научил его. Вы смогли выяснить, как этому монстру удалось освободиться?

— Вероятно, одно из звеньев в цепи оказалось слабым. Увидев кошку, собака рванулась к ней, цепь и оборвалась...

— А вы не задумывались, как Джо попал на улицу? — Я не имела права задавать этот вопрос, но я сама была свидетельницей того, как тщательно Пит проверял, закрыта ли его дверь, перед тем как мы с ним вышли на улицу.

— Вероятно, ребенок забыл захлопнуть дверь, когда уходил из комнаты.

— Ничего подобного. Все это время я была рядом с ним, он не один раз проверил замок.

— Что вы хотите этим сказать?

— Кто‑ то выпустил котенка из комнаты. Воспитательница, которая прибирала комнату, могла не заметить, как котенок выскользнул за дверь. Но я больше склоняюсь к мысли, что кто‑ то умышленно выпустил его в надежде, что Джо убежит.

— Вы имеете в виду Эмилию?

— Я не могу позволить себе подозревать кого‑ то конкретно. В данный момент уже ничего невозможно проверить, все, что могло случиться, случилось и, слава Богу, закончилось благополучно. Я только хочу предупредить вас, чтобы подобное больше не повторилось.

— А я предупреждала вас, что присутствие в доме животного нежелательно, тем более что из‑ за него ребенок подвергался опасности.

— Не надо напоминать мне, — устало отозвалась я. — Неужели вы не понимаете, что я думала об этом? К сожалению, это тоже часть жизни. Такое может произойти с каждым, кто отдал частичку своего сердца другому существу. Но какой же у вас выбор? Не рисковать, не заботиться ни о ком, ничего не чувствовать?

— Я не могу спорить с вами по поводу ваших взглядов на жизнь, Кэтлин, тем более, что многие светлые умы придерживаются того же мнения, что и вы, — устало проговорила она. Лицо ее стало отстраненным, она погрузилась в молчание.