Часть III ПРИБЫТИЕ 2 страница

— Роберт, не могли бы вы сопровождать меня? Мне бы не хотелось идти туда одной. — Она подняла нежные фиолетовые глаза и умоляюще посмотрела на Роберта.

— С большим удовольствием. — Роберт придвинулся к ней ближе и мягко взял ее за плечи. Он вдруг заметил, что печаль из-за завтрашней встречи все еще не покидает ее, поэтому продолжал тем же мягким, даже несколько снисходительным тоном:

— Перестаньте беспокоиться, Элизабет. Это только формальность. Могу вам сообщить, что майор Синклер уже беседовал с Генри, с тем маленьким юнгой, который ходит за мной по пятам с того самого дня, как мы захватили «Шершень». Он мало что мог сказать, и его быстро отпустили. С вами будет то же самое.

Это немного отвлекло Элизабет от мрачных мыслей. Она вспомнила, что после освобождения мальчик просил капитана Милэа разрешить ему остаться на захваченном «Шершне», чтобы прислуживать ей, как он это делал на «Молоте ветров». Капитан дал согласие, и Генри остался. Расторопно прислуживал ей, но в то же время перенес свое обожание с Александра Бурка на Роберта Мабри. Ее удивила быстрота, с какой он сменил объект поклонения. Она с интересом наблюдала, как Генри каждый день буквально не отходил ни на шаг от Роберта. Капитан Мабри объяснял это происхождением Генри.

— Таким людям незнакомо чувство настоящей верности, — сказал он со смехом. — Они скорей вонзят вам в спину кинжал, нежели почистят вам ботинки.

Его слова неприятно поразили Элизабет. Сейчас они казались несправедливыми, и она почти рассердилась на Роберта за мальчика, который так преданно к нему относился. Но потом пожала плечами. В конце концов Генри изменил своим привязанностям с невероятной, поражающей быстротой — его поведение, без сомнения, подтверждало мнение Роберта. Ее досада улетучилась. Неужели она позволит столь незначительному событию испортить отношения с таким прекрасным человеком, как Роберт Мабри?

Поэтому она сказала:

— Кстати о Генри, а чем он занимается в Калькутте? Неужели все еще бегает за вами по пятам?

Он усмехнулся.

— Конечно, бегает. Во всяком случае, пока я на корабле. Капитан Милз, по-видимому, дал ему указание постараться быть полезным на «Шершне», точно так же, как и на «Молоте ветров», и содержать корабль в чистоте. Поэтому он все время околачивается на нем, что-то делает на палубе или сопровождает меня или моих людей.

— Надеюсь, вы отнесетесь к нему по-доброму. Он просто восторженный маленький ребенок, и к тому же весьма милый.

— Раз вы проявили к нему столь сильный интерес, доброе отношение к нему станет моей обязанностью. — Он улыбнулся ей, и его глаза засияли. — С этого дня я буду делать все, что доставит вам удовольствие.

— Вы очень добры, — пробормотала она.

Его руки еще крепче сжали ее плечи и постарались придвинуть ее поближе.

— Мной руководит не только доброта, Элизабет. Имеются и другие чувства, гораздо более сильные. — С этими словами Роберт еще теснее прижал ее к себе.

Она не противилась, и он нежно поцеловал ее. Элизабет ответила, и сердце ее забилось быстрее.

— Элизабет, радость моя… — начал он страстно, но в этот момент дверь в гостиную открылась, и в ней появился доктор Шифнел.

Они быстро отпрянули друг от друга. Элизабет почувствовала легкую краску на щеках, но Роберт совершенно не изменился в лице и вел себя вполне спокойно. После обмена любезностями с доктором он снова обернулся к Элизабет:

— Таким образом, я буду иметь завтра удовольствие сопровождать вас в форт? Прекрасно. Я зайду за вами ровно в десять.

— Благодарю вас. Всего доброго, капитан Мабри, — отвечала Элизабет, стараясь подделаться под его интонацию.

Роберт ушел, а она поспешила подняться наверх. Ее мысли были целиком заняты поцелуем. Она забыла обо всех своих волнениях по поводу узников и предстоящего свидания с майором Синклером. Элизабет с улыбкой поглядела на шелковый веер и заботливо положила его на туалетный столик. Да, Роберт Мабри был действительно обворожительный мужчина. Он виртуозно владел искусством ухаживания. Элизабет с надеждой ожидала завтрашнего дня, чтобы увидеть его снова.

— Так, значит, это вы — капитан Александр Бурк, — медленно произнес майор Синклер, и его холодные глаза оценивающе оглядели стоящего перед ним человека.

— А вы, следовательно, майор Томас Синклер, — с усмешкой ответил тот.

Обвисшие щеки Синклера покрылись румянцем, холеные белые руки сжались в кулаки. Это был низенький и толстый, похожий на подушку человечек с кислой надутой физиономией и с головой в форме яйца. Его блестящую лысину покрывал роскошный густо напудренный парик. Глаза бледно-голубого цвета. Поэтому его подчиненные обычно говорили, что они больше похожи на осколки стекла, настолько холодны и бледны. Однако несмотря на такое впечатление, это были живые глаза, не пропускающие ничего. И теперь они отметили полное достоинства поведение узника, стоящего перед ним. Эти глаза во всех подробностях изучали пленника, начиная от грязной одежды и всклокоченных черных волос и кончая синяком на физиономии и тяжелыми цепями, сковывающими запястья. Однако наиболее поразительной чертой узника была не испачканная, замусоленная одежда, а высокомерное поведение. Казалось, этот человек не чувствовал страха, стоял спокойно и раскованно, почти скучающе. Можно было подумать, что он был командиром, допрашивающим узника, а не самим узником, рядом с которым стояли мускулистые суровые гвардейцы со шпагами в руках. Его манера поведения раздражала Синклера, точно так же, как и ответы. Если на свете и существовала какая-то вещь, которой он не переносил, так это была наглость.

— Капитан Бурк, могу я предположить, что в дальнейшем вы воздержитесь от комментариев? Отвечайте на вопрос прямо и однозначно. Вам ясно?

Бурк внимательно посмотрел на него.

— Вам ясно? — Синклер злобно повысил голос.

— Разумеется. — Бурк отвечал без всякого интереса.

Майор посмотрел на него с открытой неприязнью. Чванливая собака! До чего же Синклер ненавидел этих высоких, красивых ублюдков, которые о себе слишком много воображают! Он и раньше встречал людей, подобных Бурку, — сильных, с располагающей внешностью мужчин, вокруг которых вечно суетилось множество женщин! Он наблюдал за ними на балах и приемах, у них очень непринужденные манеры и гладкие улыбающиеся лица. Но женщины! Вьются вокруг них, как плющ, всячески стараются придвинуться к ним поближе, с обольстительными улыбками и жадными глазами! А разве на него, на майора, женщины смотрели когда-нибудь таким образом? Никогда! Только на этих адонисов, красивых ублюдков… вроде этого Александра Бурка! Но в запасе у майора был один аргумент, которым он заранее особенно наслаждался. Садистская улыбка слегка скривила его влажные, толстые губы.

— Вы признаете, капитан Бурк, что как командир нелегального пиратского судна под названием «Шершень» преднамеренно атаковали и взяли в плен капитана и всю команду одного из торговых кораблей Его Величества?

— Вы же знаете, что это так, майор.

— Отвечайте на вопросы!

Бурк вздохнул.

— Да.

— И вы признаете, что при этом насильственно захватили в плен одну из подданных Его Величества, молодую женщину по имени Элизабет Трент?

Как бы припоминая это имя, Бурк нахмурил брови.

— Она была на борту захваченного мной торгового судна, майор. Неужели вы считаете, что я должен был отказаться от своей миссии только потому, что какая-то проклятая английская шлюха случайно оказалась на попавшем мне в руки корабле?

— Довольно, мне надоела эта наглость! — заревел Синклер, ударив кулаком по столу. Гвардейцы схватили Бурка, и один из них сильно ударил его в живот, так что тот согнулся пополам, а другой с размаху опустил кулак на его затылок. Бурк рухнул на пол, его дыхание стало прерывистым. Гвардейцы склонились над ним, готовые ударить снова. Майор Синклер наблюдал всю сцену с удовольствием.

В это время раздался стук в дверь.

— Войдите! — пролаял Синклер.

Дверь открылась. На пороге стояла девушка. Ее высокая тонкая фигурка была облачена в роскошное муслиновое платье кремового цвета, светлые волосы гладко зачесаны, на шее поблескивало жемчужное ожерелье. В стоявшем рядом с ней мужчине Синклер узнал капитана Роберта Мабри, но все его внимание было сосредоточено на лице и фигуре девушки.

Он был чрезвычайно удивлен тем, что увидел. Ему, конечно, донесли уже о том, что девушка очень красива, — действительно, так и оказалось. Она обладала величественной, поразительной красотой, напоминающей весенний цветок. Но майора Синклера больше всего поразила не красота. В ее глазах и движениях он разглядел что-то необыкновенное. Девушке должно было быть не больше девятнадцати лет, и он ожидал увидеть в ней очаровательного ребенка. Однако перед ним стояла женщина. Под хрупкой, похожей на цветок внешностью майор разглядел недюжинный ум и внутреннюю силу. Как правило, молодые девушки не вызывали в нем никакого интереса, все эти глупые создания, хохотушки, болтушки и плаксы. Но Элизабет Трент была другой. Пока она стояла в дверях, он не мог отвести от нее глаз: эта королевская грация и нежная, захватывающая дух привлекательность.

Та, в свою очередь, совершенно не обращала внимания на майора, как будто его здесь и не было. Ее фиолетовые глаза расширились от ужаса и потрясения, когда она узнала человека на полу.

— А, входите, капитан… мисс Трент. — Синклер, заметив впечатление, произведенное на девушку открывшейся перед ней сценой, счел необходимым ее ободрить: — Не пугайтесь, мисс Трент, этот преступник больше не сможет причинить вам никакого вреда. Мои люди держат его под контролем.

Бурк с усилием поднял голову, и его глаза сузились в тонкие щелочки. При взгляде на Элизабет он сжал губы. Несмотря на всю силу обрушившихся на него ударов, пленник неожиданно показался всем очень опасным.

— Входите, входите, моя дорогая, — продолжал Синклер, и в его голосе сквозь добродушную снисходительность послышалось легкое нетерпение. — Входите, прошу вас. Поверьте, нет никаких причин бояться.

Но Элизабет все еще стояла без движения. Казалось, она ничего не слышит. Алекс и Элизабет смотрели друг на друга не отрываясь.

Синклер переводил прищуренные глаза с Александра Бурка на девушку и обратно. Здесь происходило нечто, чего он не понимал. Между двумя парами глаз, казалось, проскакивали искры. Девушка побледнела как полотно. Бурк, наоборот, вспыхнул, задышал часто и отрывисто, но Синклер теперь подозревал, что это вовсе не было связано с полученными им ударами. Майор терялся в догадках. Почему между этими двумя людьми такая напряженность? Вдруг он догадался. Может быть, есть нечто, о чем не поведал капитан захваченного торгового судна. Может быть, та версия, которую девушка рассказала Мабри, не является правдой или, во всяком случае, не полной правдой. Уголки губ Синклера поползли вверх. Он постарается все разузнать. О да, он все разузнает!

Капитан Мабри взял ее руку и почти насильно ввел в комнату. Она казалась оглушенной, и он, наклонившись к уху, заговорил вполголоса, пытаясь привести ее в чувство:

— Элизабет, что случилось? Он ничего не сможет больше вам сделать, не надо его бояться. Элизабет…

— Капитан Бурк! — бросил Синклер. Его голос звучал холодно и многозначительно. — Ответьте, пожалуйста, почему мисс Трент так реагирует на ваше присутствие? Вы утверждаете, что с ней обращались очень хорошо. Но ее поведение свидетельствует об обратном, вам не кажется?

— Почему бы вам не задать этот вопрос самой мисс Трент, майор? Почему я должен объяснять ее поведение? Она не имеет ко мне никакого отношения.

В его голосе слышалась горечь, и после этих слов девушка начала возвращаться к жизни: оживилась и постаралась крепче ухватиться за капитана Мабри, как бы ища у него поддержки.

— Алекс… капитан Бурк… — прошептала она едва слышным шепотом.

Бурк прервал ее резко и бесцеремонно:

— Пожалуйста, мисс Трент, обращайтесь к майору Синклеру, здесь он задает вопросы. Как я уже сказал, ни вы, ни ваше поведение меня не касаются.

Она остолбенела. Гвардейцы схватили пленника за руки и поставили на ноги.

— В конце концов, — огрызнулся он, — вам же известно, что я думаю об обществе всяких испорченных аристократических шлюх! Мое мнение с тех пор не изменилось.

Теперь наступила ее очередь вспыхнуть.

— А вы, капитан, так и не приобрели хороших манер, — отпарировала она и, повернувшись к майору Синклеру, одарила его ослепительной улыбкой и протянула ему руку.

— Добрый день, майор. Я должна извиниться за свое поведение, умоляю вас, скажите, что вы меня прощаете. — Он кивнул, и ее улыбка стала еще ослепительней. — Как мило! Вы понимаете, я просто почувствовала замешательство, увидев здесь капитана Бурка. Ведь, несмотря на то что он обращался со мной хорошо во время моего плена, все же, боюсь, испытываю к нему глубокую неприязнь.

Да, именно так должна вести себя высокородная аристократка, которой приходится обсуждать неблаговидные поступки своих слуг. Казалось, она совершенно забыла о присутствии Бурка, все еще стоящего между двумя гвардейцами в трех шагах от нее. Элизабет продолжала вкрадчивым голосом, глазами пытаясь обольстить майора, в то время как ее улыбка должна была развеять подозрения и смягчить его проницательный взгляд:

— Вы должны понять мое огорчение, когда, войдя в комнату, я обнаружила человека, к которому испытываю отвращение с первого момента нашего знакомства. Роберт, вы это понимаете?

— Конечно. — Капитан Мабри покровительственным жестом обнял ее за плечи и с презрительной миной обернулся к Бурку, который с неприкрытой ненавистью смотрел на Элизабет. — Должно быть, это было мучительно страшно, моя дорогая, провести столько времени в море с таким человеком. Ваши чувства совершенно понятны. Надеюсь, майор с этим согласится.

Синклер ответил коротким кивком головы, но в стекляшках его глаз при этом появилась какая-то отчужденность.

— Пожалуйста, садитесь, мисс Трент… капитан Мабри, — процедил он. — Охрана, уведите отсюда этого крысиного ублюдка, да-да, туда же, где и остальные. — Пока гвардейцы тащили узника к двери, Синклер заметил, что девушка закрыла рот ладонью и посмотрела в сторону. Но в дверях вдруг произошло неожиданное: Бурк с внезапной силой стряхнул с себя охранников и повернулся к тем трем, которые сидели у стола.

Ясно, что обращался он только к девушке, его глаза только ее сверлили немилосердным и безжалостным взглядом.

— Ты всегда разыгрывала из себя настоящую леди, Лиззи, — прорычал он низким голосом. — И у тебя это получалось очень хорошо — почти всегда.

В это время собравшиеся с силами гвардейцы снова схватили его с обеих сторон и грубо вытолкнули из комнаты. Если не считать приглушенных звуков драки в коридоре, воцарилась полная тишина.

Элизабет Трент глубоко вздохнула. Томас Синклер и Роберт Мабри вместе уставились на нее, выражая разные степени любопытства и как бы ожидая от нее объяснений по поводу последней выходки Бурка. Однако она просто пожала плечами:

— Как вы заметили, майор, мои чувства к капитану Бурку в высшей степени взаимны. Теперь вы можете себе представить, насколько неприятным для нас было плавание на одном корабле.

Разговор продолжился, майор Синклер задавал обычные в таком случае вопросы, Элизабет Трент отвечала на них с бесстрастной готовностью и хладнокровием. Тем не менее эхо заключительных слов Бурка все еще отдавалось в головах трех сидящих в комнате людей, и хотя в дальнейшем никто из них ни словом не обмолвился об инциденте, он не был забыт.

Когда Элизабет Трент и Роберт Мабри покинули комнату, майор Томас Синклер откинулся на спинку стула и стал рассеянно рассматривать потолок. Все его подозрения усилились. Он вновь мысленно воспроизводил в деталях только что состоявшуюся встречу. На губах играла улыбка. Снова и снова лицо и фигура Элизабет Трент проплывали перед его мысленным взором, а улыбка становилась все более широкой.

— Скоро, — с удовольствием думал он, — очень, очень скоро Элизабет Трент окажется полностью в моих руках.

Глава 12

Солнечный свет падал на овальный рисунок персидского ковра, заставляя золотые нити блестеть и искриться. Шелковые занавески на открытых окнах висели неподвижно, ибо на улице стояло полное безветрие, удушающая жара проникала во все углы комнаты. Но веер из китайского шелка лежал без дела на туалетном столике, а Элизабет нервно расхаживала по спальне, слишком погруженная в мысли, чтобы замечать отупляющую жару и капельки пота, постоянно выступавшие на лбу.

Раньше она все время пыталась узнать свою судьбу, а теперь она ее уже знает. Элизабет собственными глазами видела похудевшую, пепельно-серую физиономию, ужасный синяк на щеке, гвардейцев, стоявших по обе стороны с поднятыми кулаками. Она мучительно вспоминала. С того самого момента, когда она вышла из приемной майора Синклера вчера днем, образ Алекса, попавшего в руки победителей, никак не выходил у нее из головы, постоянно преследовал и был до такой степени реален, что в конце концов ей захотелось кричать, чтобы хоть как-то дать выход своему страшному, не имеющему названия чувству, очень похожему на истерию. Даже ласковый голос Роберта Мабри не мог успокоить ее расстроенные нервы.

— Моя дорогая, все уже позади, — пытался ободрить ее Роберт. — Ты больше никогда в жизни не увидишь это чудовище — и майора Синклера заодно. Постарайся выбросить все это из головы, Элизабет. Все уже кончилось.

Далеко не кончилось! Она должна что-то сделать, чтобы помочь узникам. Всем! Несмотря на то, что Бурк говорил с ней с такой ненавистью, сама мысль о его страданиях была для нее невыносима. Как можно обвинять его в том, что он ведет себя подобным образом по отношению к ней? Бурк стоял избитый и униженный, в то время как она, здоровая и довольная, появилась под руку с человеком, который захватил его корабль. Скорей надо спросить, почему она вела себя так глупо, как будто нарочно добавляя ему новые страдания? Действительно, Элизабет вела себя как испорченная светская шлюха, о чем он и говорил ей множество раз! Теперь она не могла даже вспомнить об этом без стыда. Ясно было только одно: нужно что-то сделать, чтобы ему помочь.

Элизабет внезапно прекратила свое бездумное нервное хождение по комнате и присела на край кровати. Теперь она знала, что ей следует делать. Она должна воззвать к милосердию этого малоприятного человека — майора Синклера.

При одной мысли об этом Элизабет вздрогнула. Как ей показалось, Синклер был бездушным, глухим к милосердию человеком. Достаточно вспомнить его короткое подушкообразное тело и странные, бледные глаза. Он не понравился ей с первого взгляда и к тому же не вызывал доверия. Она предпочла бы никогда в жизни его больше не видеть, однако чувствовала себя обязанной помочь захваченным каперам, а майор был единственным человеком, способным повлиять на ситуацию. Избиения должны быть прекращены, узников нужно хорошо кормить! Она решила послать майору письмо сегодня же с просьбой принять ее еще раз.

И снова лицо Алекса в синяках, измученное и пепельно-серое всплыло перед ее глазами. Она не понимала, почему его вид подействовал на нее так сильно, и пыталась убедить себя, что на самом деле ее интересуют все: Бен Тукер, который был так добр к ней, или Симс, да и все остальные тоже. Однако все было напрасно, днем и ночью ее преследовало только лицо Алекса.

В дверь раздался тихий стук, и в комнату вошла Ниоми и сказала Элизабет, что дядя Чарльз проснулся и желает ее видеть. Элизабет поспешила к нему. Состояние дяди Чарльза за последнюю неделю значительно ухудшилось, доктор Шифнел предупредил, что конец может наступить в самом скором времени. Семь месяцев назад, в Англии, она была совершенно обескуражена полученными из Индии новостями, а теперь принимает спокойно самое страшное известие. Тогда она была глупой, легкомысленной девчонкой, совершенно ничего не знавшей о жизни, кроме приемов, балов и красивых нарядов. Та, которая спешила теперь по освещенному коридору к постели смертельно больного дяди, уже повидала на своем веку жестокость и насилие. Она видела, как голодают дети, ее изнасиловали, унизили, она познала рабский труд, после которого ей доставался скудный обед, видела рядом смерть. Кроме всего прочего, теперь ей приходилось наблюдать агонию дяди Чарльза. Но она мужественно принимает это испытание. Нет, несмотря на то, что искренне горюет по поводу его неминуемой смерти, все же мысль об этом не приводит ее в отчаяние, как будто надвигается конец света. В том состоянии, в котором находится сейчас дядя, конец надо считать милосердием, ибо он освободит его из тюрьмы боли и беспомощности.

— Элизабет… — хрипло зашептал дядя. — Элизабет, посиди со мной немножко.

— Разумеется, дядя, — ответила она мягким ободряющим голосом, придвигая к кровати кресло. И нежно сжала его сухую, как бумага, руку. — Я здесь и не собираюсь никуда уходить.

Доктор Шифнел, расположившийся в кожаном кресле в углу комнаты и поставивший перед собой на мраморный столик свой черный докторский чемоданчик, в знак одобрения кивнул головой. Элизабет поглаживала безжизненную дядюшкину руку и рассказывала ему о разных вещах, и особенно о том, сколько внимания уделяет ей Роберт Мабри. Несмотря на смертельную болезнь, дядя Чарльз сохранил ясный ум. Он активно интересовался всеми подробностями жизни племянницы, стараясь получить хоть какие-то подтверждения того, что ее будущее безоблачно. Казалось, дядя был счастлив поверить, что она полюбила Роберта Мабри, и в скором времени они поженятся, и она останется в надежных руках после его смерти. Элизабет не хотела разочаровывать дядю Чарльза, хотя на мгновение вспыхнувшие чувства к Роберту прошли. Раз это успокаивало дядю, она готова всеми силами поддержать в нем уверенность в ее благополучии.

— Капитан Мабри скорее всего зайдет с визитом сегодня днем, — говорила Элизабет. — Может быть, мы снова поедем кататься в его экипаже. У него самая лучшая пара гнедых, какую я когда-либо видела, дядя. А Роберт сказал мне, что они просто клячи по сравнению с теми, которых он держит в Англии. Можно себе вообразить, что это за лошади.

Чарльз Трент внимательно посмотрел на нее своими водянистыми глазами.

— Элизабет, — проговорил он с усилием. — Скажи мне, детка, ты счастлива?

— Счастлива? Ну конечно, дядя! Единственное, чего я желаю всем сердцем, это чтобы ты поправился.

— Но разве я об этом? Не знаю, как объяснить. Мне кажется, что тебя что-то тревожит. У тебя на сердце какая-то печаль. Ты так изменилась. — Он закашлялся и продолжал очень тихо: — Ты уже не та маленькая девочка, которую я оставил в Лондоне.

— Да, теперь я уже большая девочка, — сказала она весело.

Он покачал головой:

— Дело не только в этом. Я… не понимаю, в чем именно. Беззаботный, счастливый ребенок исчез. Ты теперь женщина… и у тебя женские заботы, насколько я понимаю. — Его рука ближе придвинулась к ее. — Скажи мне, детка, ты любишь Мабри? Неужели эта любовь гнетет тебя с такой силой?

Краска бросилась в лицо Элизабет. Она в смущении покачала головой.

— Я не знаю, дядя Чарльз. Не знаю.

— Хорошо, детка. Не беспокойся. Если есть мужчина, которого ты себе выбрала, то он обязан быть лучшим. Я не сомневаюсь, что твое решение будет самым справедливым. — Он судорожно глотнул, почувствовав внезапный приступ боли. — Так что… будь счастлива, Элизабет. Помни, что ты обязана быть счастливой.

Слезы потекли у нее из глаз, и на мгновение появилось искушение все ему рассказать. О, какое это было бы облегчение — выплакать свои горести и сомнения! Но понемногу самообладание к ней вернулось, безумные мысли ушли. Дядя Чарльз никогда не должен узнать правду! Новый приступ боли был очень сильным — как могла она подумать о том, чтобы ухудшить его состояние? Исповедь облегчит ее, однако тяжесть переживаний будет переложена на плечи больного. Нет, ей придется и в дальнейшем быть сильной. Любым способом она должна уверить дядю в том, что счастлива. Элизабет выдавила из себя улыбку, изменила тему разговора и заговорила о всякой чепухе, чувствуя удовлетворение от того, что временами ее шутки и остроумные замечания вызывали на его лице подобие улыбки. Но скоро оно вновь омрачилось гримасой боли, неожиданно он так закричал, что Элизабет вздрогнула, а доктор схватил свой чемоданчик и бросился к больному. Пока она лепетала что-то ободряющее, ласковое и прикладывала влажный компресс к ледяному лбу, доктор достал из чемоданчика небольшой флакон с лауданумом. Элизабет наблюдала, как он отмеряет в ложку четыре капли и дает проглотить дяде, который в это время продолжал корчиться от дикой боли. Ей казалось, что прошли часы, прежде чем лекарство начало действовать. Беспорядочные движения дяди Чарльза замедлились, болезненные стоны утихли, глаза в изнеможении закрылись, все тело расслабилось. Элизабет взглянула на доктора.

— Теперь он проспит несколько часов. Вам нет никакого смысла здесь оставаться.

Она кивнула и наклонилась, чтобы поцеловать пепельно-серую щеку, которая, казалось, раскрошится от ее прикосновения. Элизабет выпрямилась, вытерла слезы и, избегая сочувствующего взгляда доктора Шифнела, поспешила покинуть дядину спальню.

Она спускалась по лестнице, чтобы сделать кое-какие распоряжения к завтраку, когда у входной двери зазвенел колокольчик. Фрила отправился открывать и увидел за дверью квадратную, затянутую в униформу фигуру Томаса Синклера. Элизабет продолжала грациозно спускаться по лестнице, одновременно приветствуя его как хозяйка дома, стараясь скрыть свое удивление и непроизвольную дрожь, которая пробрала ее при виде столь неприятной фигуры. «Ну хорошо, — думала она про себя, — по крайней мере мне не придется беспокоиться и посылать ему письмо».

— Добрый день, мисс Трент, — приветствовал ее Синклер из прихожей. — Надеюсь, вы простите мне визит без приглашения, но я должен поговорить с вами об очень важном деле. Однако, может быть, я пришел в неурочное время?

— Ни в коей мере! — заверила его Элизабет. Он взял ее руку, поднес к губам, при этом не отрываясь глядя ей в глаза. Элизабет попыталась подавить дрожь от этого прикосновения и заставила себя сохранить выражение приятной бесстрастности, пока его липкие, мокрые губы щекотали ее руку. Кожа у нее на затылке покрылась мурашками, но она спокойно сказала:

— Я как раз собиралась распорядиться насчет небольшого завтрака. Не хотели бы присоединиться, майор?

— Нет, спасибо. Мой визит должен быть коротким, поэтому я не буду вас долго отвлекать. Найдется ли у вас какое-нибудь место, где мы могли бы побеседовать конфиденциально, буквально несколько минут?

— Разумеется, — ответила она в замешательстве. — Гостиная к вашим услугам, если вы соблаговолите последовать за мной.

Элизабет повела его в большую комнату, обставленную элегантной мебелью, с тяжелыми шторами на окнах, которые немного спасали от удушающей индийской жары. Пока майор тщательно закрывал за собой тяжелую дверь из красного дерева, она лихорадочно пыталась отыскать причину его визита. Все в нем казалось ей подозрительным. Томас Синклер не был похож на человека, привыкшего наносить визиты вежливости, что-то было у него на уме, и Элизабет инстинктивно почувствовала какую-то опасность. Она расположилась на софе и принялась изучать фигуру Синклера, пока тот усаживался напротив в одно из кресел, обтянутых голубым бархатом. Его манера поведения и холодный, насмешливый взгляд только усиливали ее скованность.

— Так о чем же вы желаете мне рассказать, майор Синклер?

— Вы очень прямолинейны, мисс Трент. Ну и хорошо. Я люблю прямолинейных женщин.

Он заметил испуганное выражение ее лица, и его раздутая физиономия начала сотрясаться от смеха.

— Вы считаете меня наглым? Прошу прощения. Вы должны поверить, что мое главное желание приобрести вашу благосклонность. Разрешите мне выразить вам, моя дорогая, насколько я вами восхищаюсь.

— Разумеется, — холодно ответила Элизабет.

— Да, разумеется. Но это всего лишь одна сторона того дела, которое я хочу с вами обсудить. Другая касается нашей недавней беседы. Я приготовил отчет об инциденте с каперами и подумал, что вам, должно быть, будет интересно узнать результаты моих разысканий.

Он посмотрел на нее выжидательно, но Элизабет, стараясь скрыть растущую нервозность, хранила молчание.

— По моему мнению, капитан Александр Бурк действительно напал на торговый корабль «Молот ветров» и захватил в плен капитана и команду, а также вас, моя милая. Как вы видите, пока все совпадает с той версией, которую Милз, а также некоторые другие изложили капитану Роберту Мабри, а затем и мне. — Синклер помедлил немного, в упор глядя на нее. — Однако потом наши версии несколько расходятся. Мое мнение, мисс Трент, таково, что ваши взаимоотношения с капитаном Бурком были, как бы это сказать, гораздо более сложными, нежели вы их представили Мабри или мне. Я считаю, что вы скрыли некоторые существенные детали вашего пленения на борту «Шершня».

Сердце Элизабет начало биться в груди с силой молота.

— Я не понимаю, майор, о чем вы говорите.

— Разве? Хорошо, позвольте мне быть более конкретным. По моему убеждению, вы, мисс Трент, и капитан Бурк были любовниками. Я вижу, вы шокированы.

— Шокирована? Разумеется! Я должна предупредить вас, сэр, что нахожу ваш тон оскорбительным. И, если позволите, отказываюсь дальше слушать ваши бредни!

Она вскочила, чтобы пройти мимо него прямо к двери, однако он неожиданно схватил ее за руку с такой силой, которая странно контрастировала с вкрадчивой сердечностью его голоса.

— Нет, мисс Трент, я еще не закончил. Если вы будете так добры и снова сядете на свое место — всего на несколько минут, — я буду счастлив объяснить. Или вы предпочитаете, чтобы я разговаривал напрямую с вашим дядей?