Курпатов Андрей 7 страница

Образовываются наши герои на какой угодно счет: просто «по своей профессии», по «другой профессии», «для общего образования», «для интереса». Почему-то во все это верится с трудом, особенно когда человек параллельно образовывается по экономике, изобразительному искусству, навыкам ораторского мастерства и дайвингу. Невольно возникает ощущение: что-то тут не так. Да и это, кажущееся, на первый взгляд, достойным занятие — образование — для большинства оказывается все тем же способом занять свою тревогу. Увлечение на какое-то время, конечно, снимает тревогу, но смущает следующее: на что тратятся силы? Насколько быстро это надоест? Как тяжело будет избавиться от этой новой привычки? Когда возникнет вопрос о бессмысленности жизни?

Умрем на голом энтузиазме!

Впрочем, хобби и образование — это в подавляющем большинстве случаев дело затратное. А если у тебя таких денег нет, если заработки твои не предоставляют такой возможности, но компенсировать свою тревогу ты четко решил посредством трудоголии, что тогда?! Тогда, решаешь ты, пусть сама работа, хотя и не приносящая прибыли, хотя и не имеющая никакого практического выхода, пусть она станет моей «путеводной звездой»! И начинается...

Говорят, что теперь на голом энтузиазме никто не работает. Но позвольте спросить, если никто не будет работать на голом энтузиазме, если иначе как противозаконными средствами денег не заработать, то на чем тогда наша многострадальная страна держится? Нефть да газ — но это только 30% бюджета. Где остальные 70%? Купи-продай? Но ведь на что-то надо купить... Наука, искусство, образование, медицина, общественное благо, наконец, они-то должны как-то существовать, и ведь как-то же они существуют (хотя зачастую больше имитируют свое существование)! Как? На голом энтузиазме! Конечно, какие-то загадочные, не произносимые вслух мечты за всем этим стоят, но в целом реализуются они на голом энтузиазме. А если что-то за этим энтузиазмом и скрывается, то именно невротическая трудоголия.

Читая на досуге что-то из написанного о деяниях Александра Македонского, Юлий Цезарь погрузился на долгое время в задумчивость, а потом даже прослезился. Когда удивленные друзья спросили его о причине этого, он ответил: «Неужели же вам кажется недостаточной причиной печали то, что в моем возрасте Александр уже правил столькими народами, а я до сих пор еще не совершил ничего блестящего! ». — Плутарх

Как же все это у нас начиналось? Возможно, был когда-то давно в нашей жизни человек «самых честных правил», вдохновивший неокрепшее молодое сознание наше на избранное теперь поприще; возможно, был строгий начальник, который и требовал как следует, и желание выполнить его требования вызывал; возможно, в детстве вбили нам в голову идею «великого служения»... Возможно. Однако вопрос, откуда у невротического поведения ноги растут, — дело десятое, важно то, что теперь это невротическое поведение стало эпицентром возбуждения в головном мозге, доминантою. Важно, что теперь, что бы мы ни делали, что бы с нами ни происходило, мы никогда не выпускаем из вида этой своей доминантной цели и задачи.

Организовывать, создавать, проводить в жизнь — вот слова, которые патологическим образом парализуют всю жизнь трудоголика. Работа пожирает человека денно и нощно, она в центре его внимания, только ею одной он и интересуется, только на нее и считает нужным тратить свои силы. А результаты? Они не имеют принципиального значения, поскольку разнообразные препятствия, злоключения и неприятности только усиливают, разжигают его. Для общества, возможно, это и неплохо (исключая разве близких родственников, друзей и прочих несчастных, кто был раздавлен во внутреннем пространстве субъекта господствующей доминантой).

Двадцать три года, и ничего не сделано для бессмертия! — Фридрих Шиллер

Должен же хоть кто-то работать, пока остальные страдают неврозами, исходят на хобби или, например, посвятили себя великому подвигу служения своей измученной этим семье. Должен... Слава трудоголикам, слава трудовому почину! Кто там гибнет на трудовой вахте? Ну, что ж, за «святое дело», «за правое», за мировую эволюцию, впрочем, что мировой эволюции в такой жертве? Что ей до одной положенной на ее жертвенник человеческой жизни? Ей до этого дела нет. Хочешь — ложись, не хочешь — находи для себя другие способы невротизации, благо, все неврозы хороши — выбирай на вкус!

Глава 2. Борьба и разрушители.

Их жизнь — борьба, покой им только снится! Никого не напоминает?. Итак, мы переходим к рассмотрению еще одного лидера чартов невротического поведения, где главное дело — это борьба, а сами борющиеся так или иначе выступают в роли разрушителей. С чем воюем? Ради чего воюем? Здесь эти вопросы не обсуждаются. Человек действует согласно знаменитому девизу г-на Портоса: «Я дерусь, потому что я дерусь! ».

Если мы с вами вспомним основную функцию инстинкта самосохранения, то нам не трудно будет понять, откуда ноги растут у этого странного жизненного стиля. Итак, инстинкт самосохранения реализуется двумя средствами: борьбой или бегством. Если животное оказывается в ситуации угрозы, перед ним только две дороги: или нападать, или уносить ноги. Мероприятия эти весьма энергоемкие, а поэтому и выделяются на них значительные силы нашего организма. Впрочем, мы — Homo Sapiens'ы — от большинства своих угроз убежать не можем, поскольку локализуются они внутри наших собственных голов. Тут больше поможет гильотина, чем нападение.

Современный человек достиг относительно высокой степени внешней безопасности, но это произошло за счет утраты внутренней гармонии. — Александр Лоуэн

Любой невротик обязательно раздражителен, т. е. проявляет агрессию, защищается. Причем поскольку проявить агрессию в отношении, например, собственного начальника весьма и весьма затруднительно, поскольку чревато увольнением, дополнительными нагрузками или уменьшением заработной платы, то, как правило, страдают наши близкие, а в некоторых случаях домашние питомцы. Впрочем, люди культурные не позволяют себе (или, по крайней мере, пытаются не позволять) проявлять собственное раздражение, поскольку «это неприлично», «недостойно», «невежливо» или «просто неправильно». Однако средства выделены и надо их куда-то, говоря современным экономическим жаргоном, «расписать». И куда же? Если на причину, вызвавшую стресс, нельзя (зачастую просто потому, что она скрыта от сознания), на родственников, друзей, знакомых — тоже нельзя, то остается только на самого себя. В этом случае мы будем иметь уже не агрессию, а аутоагрессию (т. е. агрессию, направленную на самого себя), и это тоже — борьба.

Кто под руку подвернется?

Если вы не в курсе, то знайте: дети — существа ужасно жестокие! Они еще не стали людьми, находясь на промежуточном этапе от животного к человеку (нет в них еще сознательности! ). Они еще не стали полноценными членами общества. Будучи от природы, как и всякие звереныши, эгоистичны, они фиксированы на себе, а других, если и замечают, то уж точно не чувствуют, не догадываются, что другому человеку может быть больно, обидно, тяжело. Со временем это пройдет, но пока..., пока дети жестоки. В любом детском коллективе (класс, кружок, отряд в летнем лагере) моментально определяются лидеры и «изгои». Последние становятся «козлами отпущения», или, как говорят англичане, «мальчиками для битья», то есть существами, на которых можно отыграться, на которых можно «спустить собак» и таким образом вволю разрядиться.

Дети, конечно, находятся в состоянии постоянного стресса, ведь воспитание само по себе — стресс. А если есть стресс, то есть и оба предписанных инстинктом самосохранения варианта поведения — бегство или нападение. От сильных, разумеется, убегают, а на слабых, понятное дело, нападают или «наезжают» (это кому как будет угодно). И даже если они, эти слабые, и не виноваты, они могут стать виноватыми. Помните крыловское: «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать! — сказал и в темный лес ягненка поволок»? Здесь то же самое: получай тумак, «мальчик для битья», потому что я сейчас напряжен из-за родителей, учителей, воспитателей и старшеклассников. Дети разряжаются на слабых и не умеющих постоять за себя сверстниках, впрочем, если кто в этом и виноват, то вышеперечисленные создатели стресса, поэтому обвинять ребенка в жестокости абсолютно неправомерно, ее можно только констатировать.

Впрочем, взрослые от детей мало чем отличаются. Разница только в том, что мы можем объяснить себе, почему в таких-то и таких-то ситуациях не следует раздражаться. Но ведь подобные объяснения не отменяют самого раздражения, они его, напротив, даже усиливают. По большей части взрослые не выглядят жестокими только потому, что они научились хорошо это скрывать, да так, что всякие обвинения их в жестокости кажутся просто некорректными. Во взрослой жизни часто встречаются «козлы отпущения», на которых тревожные, но внушающие страх персонажи «отыгрываются». Чаще всего «козлами отпущения» оказываются родственники (которым по самому их статусу приходится терпеть все) или домашние животные (существа, как известно, молчаливые и терпеливые, поскольку зависимые).

Один из моих пациентов, находившийся в хроническом конфликте со своим начальником, от которого полностью зависел и материально, и психологически, завел для «битья» сначала бультерьера, с которым бился так, что последний (и без того глуповатый) совсем головою двинулся, а потом кошку, которая от подобных «разборок» вошла в настоящий раж и показала-таки обидчику, кто, где и кому «царь природы» — искусала самым натуральным образом. Были, наверное, и другие способы справиться со своей тревогой и агрессией, однако легче идти по пути наименьшего сопротивления: получив взбучку от «старшего» — «взбить» «младшего».

С чем будем бороться?

До сих пор речь шла только о «реакциях», но не о стиле жизни, а ведь иногда борьба (такая или сякая) действительно становится способом существования человека. Начинается все, как правило, с обычной неприятности — испытал человек где-то отрицательную эмоцию, почувствовал себя некомфортно, обиженным, неоцененным и оскорбленным. В подсознании возникает возмущение, вызванное нарушением спокойствия нашего инстинкта самосохранения. Последний начинает тарабанить своими рабоче-крестьянскими кулачищами в сознание, которое, в свою очередь, быстренько соображает, как это возмущение урезонить, как обвинить обидчика, что ему «впаять» и какую «меру наказания назначить».

Дальше — больше. Поскольку в современном обществе любая социальная драма заканчивается банальным расхождением по углам ринга (это раньше стрелялись и застреливались), то возникает ситуация, характеризующаяся отсутствием чувства законченности, завершенности, удовлетворенности от ощущения поставленной точки. Что я имею в виду? К примеру, рассорились старые приятели, даже набили друг другу физиономии, а что дальше? Дальше — один пошел по одним знакомым и давай рассказывать, какой его обидчик нехороший, а другой уже у других общих знакомых сидит да желчь свою изливает. А этим, что посередине, которые все сидят и слушают, что им делать? Они головами кивают, но ничью сторону занимать не намерены, а потому у наших подравшихся приятелей нет никакого ощущения победы: битва была, а лавры где-то затерялись. Таким образом, борьба началась, да не закончилась.

Такая незавершенная ситуация — это настоящая катастрофа! Человек попытается поставить точку, терроризируя всех и вся. Но что толку? Такая стратегия эффекта иметь не будет. Постепенно сознание сформирует жесткую установку: «все люди — гады (козлы) и потенциальные предатели», «никому доверять нельзя», «ни на кого положиться нельзя», «ни с кем дела иметь нельзя», все равно — «обманут», «предадут» и т. п., потому что «каждый только о себе думает», «эгоисты» и «прохвосты». Такая внутренняя идеология — вещь ужасная, человек начинает видеть «подвох», «обман» и «предательство» прежде, чем вообще что-либо успеет произойти. «Мир таков, каковы наши доминанты! » — говаривал некогда замечательный русский ученый А. А. Ухтомский. Поэтому бороться можно с кем угодно и сколько угодно.

В ситуации конфликта потребностей индивид должен быть способен к принятию ясного и определенного решения. Приняв такое решение, он либо остается в контакте, либо уходит. Он должен пожертвовать менее важной потребностью ради более важной. Но если он не способен к различению и не может принять решение, или если его не удовлетворяет то решение, которое он принимает, он не может ни полноценно находиться в контакте, ни полноценно уйти, именно это становится трагедией — и для него, и для окружающих. — Фредерик Перлз

Я выиграл — ты проиграл!

Как выяснили социальные психологи, нет более простого способа превратить друзей во врагов, чем заставить их участвовать в игре по формуле «я выиграл — ты проиграл! ». М. Шериф в 1966 году провел очень показательный эксперимент. Он сформировал две группы мальчиков-школьников (11 — 12 лет) и поселил их в разных, удаленных друг от друга палаточных лагерях. Там ребята обживались, обе группы сплачивались, занимались совместной работой — обустройством лагеря, обеспечением себя топливом и провизией.

Но по истечении двух недель экспериментаторы свели обе группы вместе и объявили начало игр, которые проходили по принципу «я выиграл — ты проиграл! ». Выигравшая команда получала все призы и медали, проигравшие оказывались ни с чем. Уже после нескольких дней таких соревнований прежде милые и чудные ребята из обеих групп превратились в «сборище злой, испорченной и разнузданной шпаны». Противники обменивались оскорбительными выкриками, устраивали драки, нападали на лагеря друг друга. Короче говоря, рай в одночасье стал адом. К сожалению, вся наша жизнь проходит под лозунгом этой игры: «я выиграл — ты проиграл! », поэтому нам вряд ли стоит удивляться, что для некоторых людей их борьба и тенденция к разрушению оказывается «делом жизни».

Грех остается грехом, хотя бы его совершали мужи, в остальном почтенные. — Альберт Эйнштейн

Независимость справедливости.

Особенно приятно бороться за священную корову под гордым названием «справедливость». Что такое эта «справедливость», по большому счету, никому не ведомо. То, что для одного — «справедливость», для другого — «попрание прав и свобод». Справедливость, дорогие мои, — это такая фикция, на которую можно все списать и с помощью которой от всего можно отбояриться. Мы апеллируем к справедливости, когда нам недостает аргументов, и особенно когда у нас вовсе нет никаких аргументов, кроме, конечно, чувства обиды. Обида — это всегда плод неправомерных ожиданий и результат весьма самонадеянных попыток заставить мир крутиться вокруг нашей бренной особы.

И зачем мы так уперлись в это слово «справедливость»? Пушкина убили в 37 лет, а Лермонтова — и вовсе в 26! О какой справедливости мы говорим, какой справедливости ищем? Подобная тактика — отыскать «виноватого» и «правду» — вряд ли может быть признана состоятельной. Если у нас что-то не получается, если мы сталкиваемся с препятствиями, то следует искать выход, следует искать новые возможности, следует, в конце концов, оставить проблему, которая не может быть решена.

Так или иначе, но среди нас множество людей, которые кладут свою жизнь на алтарь «борьбы за справедливость». Эти правдолюбы и правдоискатели зачастую никаких претензий к конкретным лицам не имеют, им важен «сам принцип»: «все должно быть по справедливости, и никто не должен ее нарушать! ». Эта борьба поедает огромное количество сил, а психическому аппарату это в радость — куда-то силушку надо девать! Вот и девают, мучая себя и других, причем уже просто так, словно бы на всякий случай, по инерции, по установившемуся стереотипу. Чтобы убедиться в том, что борьба за справедливость является формой невротического поведения, достаточно взглянуть на экспериментальные данные.

Решения проблем распределения нетривиальны. Дети дерутся, коллеги жалуются, члены групп откалываются, скандалисты распаляются и нации воюют из-за вопросов честности. Как известно родителям, работодателям, учителям и президентам, наиболее распространенная реакция на любое решение о дележе — «это нечестно! ». — Арнольд Кан и Уильям Гэддерт

В результате исследований замечательного социального психолога Ли Росса выяснилось, что несправедливость больше ощущают те, кто уверен, что за счет своей работоспособности, компетентности и полезности они имеют права на большие поощрения, и, даже получая больше остальных, они считают себя «самыми обделенными».

Есть и другие интересные данные: раньше у женщин объективно было меньше прав, нежели у мужчин, но постепенно это неравенство было устранено. Как вы думаете, женщины стали думать, что их положение улучшилось? Ничего подобного! Они стали считать себя еще более обделенными, чем прежде! И с этим ничего не поделать, поскольку синоним слова «справедливость» — слово «мало», а за «много» можно бороться сколь угодно долго, поскольку хорошего, как известно, много не бывает.

Справедливость независимости.

Наконец, последний вариант борца — это борец за независимость. Да, есть такие люди, у которых когда-то и при каких-то обстоятельствах произошло ущемление этого пикантного места. И если в первом рассматриваемом нами случае воитель-разрушитель одновременно верит и не верит в «Братство», во втором — в «Равенство», то здесь, в третьем, — в «Свободу». Ничего не скажешь: идеалы Великой французской буржуазной революции живут и побеждают! По крайней мере, пытаются.

В чем же выражается эта «борьба за незалежность»? Разного рода суверенитета можно требовать от родителей, супругов, друзей, сотрудников по работе, от государства, «господствующей идеологии» или просто от устоявшихся мнений. Действительно, есть среди нас персонажи, которые невротично протестуют против всякого, как им кажется, проникновения в их жизнь. Во всем они чувствуют давление и пристрастность, уязвление их благородного самолюбия, а также неуважение к их достоинству — личному, социальному, половому, профессиональному, политическому.

Такого рода личности даже организуются в целые группы. Например, феминистки — женщины, уверенные в том, что их половое достоинство унижено от рождения «уродами мужского пола». То, что последняя формулировка, в свою очередь, унижает достоинство мужчин, этих воительниц не интересует никоим образом. Главное, что «мужчины везде распространили свои патриархальные нравы, логическую аргументацию, а также фаллическую символику». Есть повод побороться, а с чем и как — станет ясно во время драки, в которую, как известно, главное — ввязаться.

Свобода — странная вещь. Каждый может легко обрести ее, если только он умеет ограничиваться и находить самого себя. — Иоганн Вольфганг Гете

Есть в социальном обществе и масса вполне обыденных институтов, которые заставляют человека чувствовать себя зависимым, — например, брак. Сколько моих пациентов и пациенток чуть ли не с первой минуты после оглашения знаменитого приговора: «Именем Российской Федерации объявляю вас мужем и женой», — начинали качать права, не останавливаясь, даже оказавшись на больничной койке! «Притеснение», которое так мучает этих борцов невидимого брачного фронта, как правило, вызвано не какими-то фактическими действиями супруга, а просто собственным ощущением «несвободы». Все это выглядит, по крайней мере, странно, однако если мы вспомним, что битва нам нужна по определению, то вряд ли удивимся.

Невротическое поведение — это невротическое поведение. И дело не в том, что оно болезненное, дело в том, что от него больно. Потому что невозможно работать с ощущением, что ты закабален; невозможно довольствоваться своим браком, полагая, что жизнь твоя скована этими жесткими и жестокими узами; невозможно, наконец, найти общий язык с родителями, если в каждом слове, которое бы ни слетело с их уст, слышится одно-единственное: «Ты несвободен! ».

«Доброжелатель» — это тоже борец!

Кстати, о родителях. Дантовское «благими намерениями выстлана дорога в Ад» — всем хорошо известно. Однако для большинства этот тезис остается лишь красивым литературным оборотом, которым можно блеснуть при каком-нибудь подходящем случае. Но Данте был прав значительно больше, нежели принято думать.

Родители все делают, как им кажется, во благо детей, особенно лишая их, своих детей, возможности свободного волеизъявления, права самостоятельно принимать решения, собственнолично ошибаться и таким образом учиться на своих ошибках.

Впрочем, этот грешок водится не только за родителями, но и за множеством других жизненных персонажей, которые позволяют себе подписываться именем «Доброжелатель». Чего от этих доброжелателей ждать — понятно. Их хлебом не корми, дай вторгнуться в чужую жизнь и совершить в ней что-нибудь примечательное, за что им «потом будут благодарны». Но было бы большой ошибкой думать, что все это делается ради этой самой благодарности (кто ее видел, эту благодарность? ), — делается это потому, что такой человек избрал особый, весьма специфический способ борения — «жить чужой жизнью».

Я полагаю, что основной барьер, мешающий общению между людьми, — это наша естественная тенденция судить, оценивать, одобрять или не одобрять утверждения другого человека или другой группы. — Карл Роджерс

«На себя бы посмотрел! О себе бы подумал! » — кричат те, кто должны быть благодарны. Однако же я должен предостеречь подобных крикунов. Эти «живущие чужой жизнью» именно о себе и думают, с чем-то ведь им надо воевать, куда-то нужно свои силы направить. Были бы они заняты другим, были бы они загружены по полной программе, — о «чужих жизнях» и не вспомнили бы, но когда нечем себя занять, почему бы не вмешаться? Какая разница — драка это или гуманитарная помощь, главное — вмешаться, а там видно будет!

Аутоагрессивное поведение.

Под занавес этой темы — самая, может быть, печальная рубрика — «аутоагрессивное поведение». Аутоагрессия — это агрессия (борьба), направленная против себя самого. Кажется, что такие случаи редки, поскольку с кем-с кем, а с собой-то мы пребываем в состоянии хронического мира или, по крайней мере, удивительной челночной дипломатии, способной, как кажется, уладить любой возникший конфликт. Вспомним, что мы всегда себя оправдываем, даже если есть ощущение, что поступили как-то «не так», «неправильно» или «некрасиво». Мы находим достаточную аргументацию, стараясь убедить себя, что, в конечном счете (или по большому счету), мы были правы. Возможно, поступили и «не идеально», но «не преступно» — это точно. Однако же здесь речь идет о сознании, точнее, о его способности к самооправданию. Проблема в том, что корни аутоагрессивного поведения залегают ниже сознания, в подсознании, т. е. это своего рода автоматизм, некий биологический рудимент, дающий всходы в социальной жизни.

У животных есть два принципиально отличных друг от друга вида агрессии: межвидовая и внутривидовая. Хорошо известна агрессия, используемая животным в целях «личной самообороны», защиты — это проявление межвидовой агрессии. Но каждое животное — это еще и представитель вида, сохранением которого, само того не подозревая, оно занимается, причем очень усердно.

Что же нужно, чтобы вид не вымер? Только ли оборона от «внешнего врага» — животных других видов? Оказывается, нет. Главный враг любого животного — это его сородичи. Если бы животные одного вида жили в мире и согласии друг с другом, то это в обязательном порядке привело бы к серьезнейшей катастрофе! Перенаселение чревато недостатком пищи, а «компактное проживание» — угрозой единовременной гибели всего вида от стихийного бедствия.

Всякий бунт предполагает не только отвращение к незаконному вторжению, но и целостное, мгновенное принятие человеком определенной части собственного существа. — Альбер Камю

С другой стороны, если представители одного вида будут друг с другом беспрестанно ссориться, то как же они создадут необходимые супружеские пары? На этот случай природа предусмотрела важный механизм: «переориентацию внутривидовой агрессии». Как он проявляется? Допустим, самец испытывает агрессию по отношению к остальным своим сородичам, но одновременно льнет к самке. Есть вероятность, что и от этой самки в таких обстоятельствах могут остаться ножки да рожки.

Но происходит следующее: самец, проявляя агрессивность и к самке, вдруг поворачивается к ней спиной и начинает изливать свою внутривидовую агрессию на соперников, других самок, вообще на кого придется. Таким образом он переориентирует свою внутривидовую агрессию, вырабатываемую на самку, на других представителей вида, чем, кстати, защищает свою будущую семью и будущее потомство.

Все природа хорошо придумала, спасибо ей! Однако же в человеческом обществе, в отличие от общества животных, как всегда, все наперекосяк. Мы живем не стаями, а семьями — это раз, так что если на кого и переориентировать агрессию со своей «самки», так только на детей, родителей или тещу. Во-вторых, агрессия в социальном обществе вообще, как и избиение невинной супруги в частности, понятное дело, не поощряется. Что же делать? Кто еще есть, на кого без зазрения совести можно перевести свою внутривидовую агрессию? Догадались? Правильно, на самого себя, при этом не рискуя быть осужденным и опороченным. И переориентирует...

Даже не догадываясь об этом, мы переориентируем свою внутривидовую агрессию с наших сородичей на самих себя, жертвуем, можно сказать, собой, потому что мы «приличные люди». Совершенно неосознанно мы ставим свою собственную жизнь под удар, полагая, что все это в порядке вещей. Вещи-то, может быть, и в порядке, да вот с головой у цивилизованного человека возникают проблемы.

Большая часть нашей борьбы в жизни — чистая фантазия. Мы не хотим стать теми, кто мы есть. Мы хотим стать фантазией, думаем, что должны быть похожи на идеалы. Это наше желание быть совершенными никогда не даст нам удовлетворения. Всегда есть что покритиковать, чтобы продолжить игру-самоистязание, которая может принять чудовищные размеры. — Фредерик Перлз

Чем проявляется аутоагрессивное поведение? Читайте и узнавайте: нарушением правил дорожного движения (включая переход дороги на красный свет и вождение автотранспорта в нетрезвом виде), нарушением правил техники безопасности (на рабочем месте, при обращении с огнем, электричеством и т. п. ), наркоманией, алкоголизмом, вредными привычками (курение, гиподинамия и т. п. ), другими признаками ведения нездорового образа жизни, невыполнением предписаний врача или выполнением их по собственному усмотрению (непредохранение от инфекций, несоблюдение диеты и т. п. ), экстремальными видами работ (например, высотные) и спорта (альпинизм, парашютный спорт и т. п. ), суицидальным поведением (мысли о самоубийстве, попытки самоубийства и т. п. ), преступным поведением (человек таким образом подвергает значительной опасности не только других, но и себя), другим асоциальным поведением и прочее, прочее, прочее. Если такие проявления в жизни человека наличествуют в избытке, то стиль его существования — хроническая аутоагрессия, чреватая, правда, не гибелью, а общей невротичностью.

Глава 3. Вера и верующие.

Что мы знаем о существовании некой «Высшей силы»? Практически ничего, кроме того, что нам очень хотелось бы, чтобы она была. Все остальное — это множество фактов, так или иначе скомпонованных с целью подтверждения изначальной гипотезы, а также определенное число очень смелых утверждений, которые были положены в основание той или иной религиозной доктрины.

И христиане, и иудеи, и мусульмане верят в то, что существует некое «полномасштабное» Божество, с той лишь небольшой разницей, что в первом случае от Его (Божества) имени говорит его сын (Иисус Христос), во втором и третьем случае Божество общается с людьми через своих пророков и рукоположенных царей. В буддизме все и проще, и сложнее, поскольку относительно «полномасштабного» Божества тут мало что понятно, однако ясно другое: путь Будды открыт всякому, но вместе с тем число официально зарегистрированных Будд ограниченно.

С развитием науки и знаний о мире, нас окружающем, некоторые «смелые утверждения» оказались под большим вопросом. Например, сроки сотворения мироздания, указанные в ряде основополагающих текстов, не соответствуют данным радионуклидного анализа, эволюционная теория противоречит религиозным представлениям по этому поводу. Наконец, феномен бессмертия души, несмотря на все попытки его доказать, остался простым допущением. Но ведь и ученые — люди верующие, они верят в «Высшую силу», полагая, впрочем, что это силы «Природы», «Вселенского разума», собственно «Вселенной» и т. п. В конечном счете, феномен «веры» не предполагает ничего, кроме уверенности в чем бы то ни было.

Тридцать лет я искал Бога. Но когда я вгляделся, то увидел, что на самом деле Бог был искателем, а я — искомым. — Боязид Бистами

Бог человеку необходим. Если Он есть, то, значит, «все под контролем», «во всем есть свой смысл», а главное «я не одинок». В удовлетворении этих потребностей — определенности, наличия смысла жизни и принадлежности к общности, — собственно, собака и зарыта. Есть Бог или нет Бога — это вопрос, который не может быть убедительно разрешен формально-логическими средствами, здесь нет и не может быть «несомненных доказательств», а также «обоснованных опровержений».