Примечание Автора 10 страница

Охотники и собиратели питались лучше большинства жителей Земли, а вовсе не занимались бесконечными отчаянными поисками пищи, и у них уходило всего два‑ три часа в день на то, что ты мог бы назвать работой, так что свободного времени у них тоже было больше, чем у многих других существ. В своей книге об экономике каменного века Маршалл Салинс описывает их как «первобытное общество изобилия». Кстати, жертвой хищников человек тоже практически не становился. Выбор хищников на него обычно просто не падал, так что, как видишь, ужасная картина жизни твоих предков всего лишь пример той ерунды, которую внушила тебе Матушка Культура. Если пожелаешь, ты можешь убедиться, что я сказал правду, посидев полдня в библиотеке.

– Хорошо, – сказал я, – но что дальше?

– Теперь, когда ты знаешь, что все твои страхи – чепуха, изменилось ли твое отношение к жизни Несогласных? Стала ли она казаться тебе менее отталкивающей?

– Может быть, и менее, но все равно отталкивающей.

– Давай рассмотрим такой пример. Представь себе, что ты – один из бездомных жителей этой страны, безработный, не имеющий профессии, с женой, такой же безработной, как ты сам, и двумя детьми. Тебе не к кому обратиться, у тебя нет надежды на лучшее, нет будущего. А я могу дать тебе коробочку с кнопкой, нажав на которую, ты немедленно перенесешься во времена, предшествовавшие земледельческой революции. Ты будешь говорить на языке людей, среди которых окажешься, будешь уметь все то, что умеют они. Тебе никогда больше не придется тревожиться ни за себя, ни за свою семью. Для тебя все будет готово, ты окажешься членом первобытного общества изобилия.

– О'кей.

– Ну и как, нажмешь ты на эту кнопку?

– Не знаю. Сомневаюсь.

– Почему? Тебе ведь не придется отказаться от замечательной жизни. Согласно нашей гипотезе, здесь ты ведешь жалкое существование, которое не изменится к лучшему. Значит, дело в том, что та, другая жизнь кажется тебе еще хуже. Причина твоего отказа не в том, что ты не можешь пожертвовать жизнью, которую ведешь, а в том, что не можешь вынести приобщения к другому образу жизни.

– Да, так и есть.

– Что делает ту жизнь столь отталкивающей для тебя?

– Не знаю.

– Похоже, что Матушка Культура изрядно поработала над тобой.

– Да.

– Хорошо. Давай попробуем подойти к этому с другого конца. Когда Согласные сталкивались с охотниками и собирателями, земли которых они хотели присвоить, они пытались объяснить, почему им следует отказаться от прежнего образа жизни и тоже стать Согласными. Они говорили: «Ваша жизнь не просто жалка, она неправильна. Предназначение человека – жить иначе. Поэтому не противьтесь нам. Присоединитесь к нашей революции и помогите нам превратить мир в рай для человека».

– Верно.

– Возьми себе роль носителя культуры, миссионера, а я буду играть роль охотника и собирателя. Объясни мне, почему та жизнь, которую мой народ находил вполне удовлетворительной на протяжении тысяч лет, жалка, ужасна и отвратительна.

– О боже!

– Ладно, я начну первым… Бвана, ты говоришь нам, что мы живем неправильно, что наша жизнь жалка и постыдна. Ты говоришь нам, что человеку не было предназначено так жить. Нас это озадачивает, бвана, потому что тысячи лет нам казалось, что такая жизнь хороша. Но если вы, кто летает к звездам и кто посылает свои слова по миру со скоростью мысли, говорите нам, что это не так, то мы должны со всем благоразумием выслушать то, что вы скажете.

– Ну… я понимаю, что ваша жизнь кажется вам хорошей. Это потому, что вы невежественны, необразованны, глупы.

– Истину ты говоришь, бвана. Мы ждем, что ты нас просветишь. Так объясни нам, что в нашей жизни мерзкого и постыдного.

– Ваша жизнь мерзка и постыдна потому, что вы живете как животные.

Измаил озадаченно нахмурился:

– Я не понимаю, бвана. Мы живем, как живут все остальные. Мы берем от мира то, что нам нужно, и не больше, так же, как львы или олени. Или львы и олени тоже ведут постыдную жизнь?

– Нет, но ведь они всего лишь животные. Для людей жить таким образом неправильно.

– Ах, – сказал Измаил, – вот этого мы и не знали. И почему так жить неправильно?

– Потому что, живя так, вы не хозяева собственной жизни.

Измаил склонил голову к плечу и посмотрел на меня:

– В каком смысле не хозяева, бвана?

– Вы не имеете контроля над самой важной, самой необходимой вещью – запасами продовольствия.

– Ты меня удивляешь, бвана. Когда мы голодны, мы отправляемся на поиски и находим себе какую‑ нибудь еду. Какой же контроль еще нужен?

– Вы имели бы больший контроль, если бы сами сажали растения.

– Как это, бвана? Какая разница, кто сажает растения?

– Если вы сажаете их сами, вы точно знаете, что получите.

Измаил довольно захихикал:

– Ах, ты изумляешь меня, бвана! Мы и так точно знаем, что получим. Все живое в мире – еда. Не думаешь ли ты, что все это исчезнет за одну ночь? Куда оно денется? Еда всегда здесь, день за днем, сезон за сезоном, год за годом. Будь это не так, нас не было бы тут, чтобы разговаривать с тобой.

– Да, но если бы вы сажали растения сами, вы могли бы держать под своим контролем то, сколько у вас будет пищи. Вы могли бы сказать: «В этом году мы вырастим больше ямса, а в следующем – бобов, а еще через год – клубники».

– Бвана, эти плоды растут в изобилии без малейших усилий с нашей стороны. Зачем нам трудиться и сажать то, что и так вырастет?

– Да, но… Разве никогда не случается, что вам чего‑ то не хватает? Разве не бывает, что вы хотели бы найти ямс, а оказывается, что он не вырос?

– Да, так бывает. Но разве то же самое не происходит с вами? Разве не случается, что вы хотели бы собрать ямс, а он на ваших полях не вырос?

– Нет, потому что, когда мы хотим ямса, мы отправляемся в лавку и покупаем банку.

– Да, я слышал о такой системе. Скажи мне вот что, бвана. Банка ямса, которую ты покупаешь в лавке… сколько вас работало, чтобы банка оказалась для тебя в лавке?

– О, сотни, наверное. Крестьяне, перевозчики, рабочие на консервной фабрике, производители оборудования, упаковщики, грузчики и так далее.

– Прости меня, бвана, но это выглядит как чистое безумие: делать столько всего лишь ради возможности в любой момент полакомиться ямсом. Люди моего народа, когда захотят ямса, просто идут и выкапывают его, а если ямса не окажется, находят что‑ нибудь другое, не хуже, и сотням людей не приходится трудиться, чтобы у нас была еда.

– Ты упускаешь самое главное.

– Да, бвана, должно быть, упускаю.

Я подавил вздох.

– Послушай, важно вот что. Если вы не имеете контроля над запасами продовольствия, вы живете по милости природы. Не имеет значения, что пищи вам всегда достаточно. Дело не в этом. Вы не можете жить, завися от каприза богов. Такой образ жизни не подходит для человека.

– Почему, бвана?

– Ну… Вот смотри. Однажды ты отправляешься на охоту и убиваешь оленя. Прекрасно, просто чудесно! Но ты ведь не имеешь контроля над тем, чтобы олень тебе обязательно попался?

– Нет, бвана.

– О'кей. На следующий день ты снова отправляешься на охоту, но оленя, которого ты мог бы убить, тебе не попадается. Разве такого не случалось?

– Конечно, случалось, бвана.

– Вот видишь! Не имея контроля над оленем, ты не имеешь оленя. И что же ты теперь делаешь?

Измаил пожал плечами.

– Ставлю силки и ловлю парочку кроликов.

– Ну конечно. А ведь тебе не следовало бы удовлетворяться кроликами, когда тебе нужен олень.

– Именно поэтому мы и ведем постыдную жизнь, бвана? Поэтому нам следует отказаться от жизни, которую мы любим, и отправиться работать на одну из ваших фабрик? Только потому, что мы едим кроликов, когда не удается убить оленя?

– Нет. Дай мне докончить. Вы не имеете контроля над оленем, да и над кроликами тоже. Представь, что в один прекрасный день ты отправляешься на охоту, но не находишь ни оленей, ни кроликов. Что тогда тебе делать?

– Тогда мы будем есть что‑ нибудь еще, бвана. Мир полон еды.

– Да, но послушай… Если вы не имеете контроля ни над какой едой… – Я оскалил зубы. – Понимаешь, нет гарантии, что мир всегда будет полон еды. Разве вы не страдали от засухи?

– Конечно, страдали, бвана.

– Ну и что тогда случается?

– Трава сохнет, все растения сохнут. На деревьях не растут плоды. Дичь исчезает. Число хищников уменьшается.

– И что происходит с вами?

– Если засуха очень продолжительна, наше число тоже уменьшается.

– Ты хочешь сказать, что вы вымираете, верно?

– Да, бвана.

– Ха! Вот в этом и дело!

– Разве умирать постыдно, бвана?

– Нет… Вот, понял! Главное в другом: вы вымираете, потому что зависите от милости богов. Вы вымираете, потому что думаете, будто боги должны о вас заботиться. Такое годится для животных, но вы‑ то должны быть умнее!

– Нам не следует доверять свою жизнь богам?

– Определенно не следует. Вы должны сами заботиться о своей жизни. Это и есть достойный человека путь.

Измаил удрученно покачал головой:

– Печальную весть ты нам принес, бвана. С незапамятных времен живем мы в руках богов, и нам всегда казалось, что живем мы хорошо. Мы предоставляли богам трудиться, они для нас сеяли и растили плоды и дичь, а мы сами вели беззаботную жизнь, и всегда в мире для нас было достаточно еды, потому что – видишь? – мы живы!

– Да, – строго сказал я ему, – вы живы, но посмотрите на себя! У вас ничего нет. Вы наги и бездомны. У вас нет никакой уверенности в завтрашнем дне, нет комфорта, перед вами не открывается никаких возможностей.

– И все это потому, что мы живем от щедрот богов?

– Безусловно. В глазах богов вы имеете не больше значения, чем львы, ящерицы или блохи. В глазах этих богов – богов, которые заботятся о львах, ящерицах и блохах, – вы ничем особенным не являетесь. Вы всего лишь еще один вид животных, которых нужно прокормить. Подожди‑ ка… – Я закрыл глаза и на минуту задумался. – Вот что важно. Боги не делают различия между вами и всеми другими существами. Нет, не то… Подожди секунду. – Я подумал еще и сделал новую попытку. – Ага, знаю! Не спорю, боги дают вам достаточно, чтобы вы жили как животные, но чтобы жить как люди, вы должны сами себя обеспечить. Боги делать этого не собираются.

Измаил бросил на меня изумленный взгляд:

– Ты хочешь сказать, что мы нуждаемся в чем‑ то, чего боги давать нам не желают, бвана?

– Да, похоже, так. Они дают вам то, что вам нужно, чтобы жить как животные, но ничего сверх этого, чтобы вы могли жить как люди.

– Но как такое возможно, бвана? Как могут боги, которым хватило мудрости создать Вселенную, наш мир и всех живых существ в нем, быть настолько глупыми, чтобы не дать людям того, что им нужно, чтобы быть людьми?

– Не знаю, как такое возможно, но что есть, то есть. Таковы факты. Человек жил в руках богов три миллиона лет и под конец не стал жить лучше и никуда не продвинулся.

– Ах, бвана, воистину, странные вещи ты говоришь! Что же это за боги такие?

– Они, друг мой, – фыркнул я, – некомпетентные боги. Поэтому‑ то вы и должны взять свою жизнь в собственные руки.

– И как же нам это сделать, бвана?

– Как я уже говорил, вы должны начать выращивать для себя пищу.

– Но разве это что‑ нибудь изменит, бвана? Еда есть еда, кто бы ее ни производил – мы или боги.

– Дело как раз в этом. Боги дают вам только то, в чем вы нуждаетесь. Вы же можете выращивать больше того, что вам нужно.

– Зачем, бвана? Что хорошего в том, чтобы иметь больше еды, чем нам нужно?

– Проклятие! – заорал я. – Наконец‑ то я понял!

Измаил улыбнулся и повторил:

– Так что же хорошего в том, чтобы иметь больше еды, чем нам нужно?

– Вот в этом‑ то, черт побери, и заключается вся суть! Когда вы имеете больше еды, чем вам нужно, боги над вами не властны!

– Мы можем натянуть им нос.

– Именно!

– И все‑ таки, бвана, что нам делать с едой, которая нам не нужна?

– Запасайте ее! Имея запасы, вы сможете перечить богам, когда они решат, что настала ваша очередь голодать. Запасайте еду, так что, когда боги пошлют засуху, вы сможете сказать: «Ну нет, меня это не касается! Уж я‑ то голодать не буду, и ничего вы с этим не поделаете, потому что теперь моя жизнь – в моих собственных руках».

Измаил кивнул, перестав разыгрывать Несогласного.

– Итак, ваша жизнь теперь в ваших собственных руках.

– Правильно.

– Тогда о чем же вам тревожиться?

– Что ты хочешь сказать?

– Если ваша жизнь в ваших собственных руках, только от вас зависит, будете ли вы жить или вымрете. Именно это означает выражение «взять свою жизнь в собственные руки», не так ли?

– Да. Однако, несомненно, есть еще вещи, которые вне нашей власти. Мы не смогли бы взять под контроль или пережить полную экологическую катастрофу.

– Значит, вы все‑ таки не в безопасности. Когда же вам ничто не будет грозить?

– Когда мы вырвем из‑ под власти богов весь мир.

– То есть когда весь мир окажется в ваших собственных, более компетентных руках.

– Да. Тогда мы освободимся из‑ под власти богов. И они ни над чем больше не будут иметь власти. Вся власть сосредоточится в наших руках, и мы наконец обретем свободу.

– Что ж, – спросил Измаил, – продвинулись мы вперед?

– Мне кажется, продвинулись.

– Как ты думаешь, обнаружили мы корни твоего отвращения к жизни, которую вели люди до начала земледельческой революции?

– Да. Самое бесполезное увещевание Христа заключается в его словах: «Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться… Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их… Вы не гораздо ли лучше их? » В нашей культуре единодушный ответ на это будет: «Нет, черт побери! » Даже самые благочестивые монахи озабочены тем, чтобы сеять, жать и собирать в житницы.

– А как насчет святого Франциска?

– Святой Франциск полагался на щедроты земледельцев, а не Бога. Даже самые ортодоксальные из ортодоксов затыкают уши, когда Иисус начинает вещать о птицах небесных и о полевых лилиях. Они уверены, что говорит он это просто для красного словца.

– Значит, ты думаешь, что именно в этом корень вашего отвращения. Вы хотели и продолжаете хотеть, чтобы ваша жизнь находилась в ваших собственных руках.

– Да. Несомненно. Для меня любая другая жизнь почти невообразима. Я способен думать об охотниках и собирателях только как о существах, пребывающих в состоянии постоянного беспокойства о том, что принесет им завтрашний день.

– Но они не живут в вечной тревоге. Спроси любого антрополога. Они гораздо меньше страдают от неуверенности в завтрашнем дне, чем вы. Им не грозит потеря работы. Никто не может заявить им: «Платите денежки, иначе не получите ни еды, ни одежды, ни крова».

– Я верю тебе. Если подойти к делу рационально, то верю. Но я имею в виду свои чувства, свое воспитание. Матушка Культура говорит мне, что жить в руках богов – значит постоянно испытывать страх и тревогу, жить в бесконечном кошмаре.

– И именно от этого избавляет вас земледельческая революция: она кладет конец мучительному кошмару. Она делает вас неподвластными богам.

– Да, правильно.

– Итак… Мы теперь нашли два новых определения: Согласные – это те, кто обладает познанием добра и зла, а Несогласные…

– Несогласные – те, кто живет в руках богов.

Часть 12

Около трех часов дня дождь прекратился и ярмарка ожила, зевнула, потянулась и вновь принялась освобождать деревенщин от их денег. Снова оказавшись не у дел, я побродил немного вокруг, расстался с несколькими долларами и наконец решил, что стоит разыскать хозяина Измаила. Им оказался чернокожий с жестким взглядом по имени Арт Оуэнс, пяти с половиной футов ростом, который явно тратил больше времени на поднятие тяжестей, чем я на свою работу за пишущей машинкой. Я сказал ему, что интересуюсь возможностью приобрести его гориллу.

– В самом деле? – пробубнил он без всякого выражения – похоже, мое предложение не произвело на него впечатления.

Я повторил, что в самом деле интересуюсь животным, и спросил, во сколько оно мне обойдется.

– Примерно в три тысячи.

– Ну, это нереально.

– Какая же сумма вам кажется реальной? – спросил он без всякого любопытства, явно не заинтересованный.

– Ну, предположим, тысяча.

Он усмехнулся – совсем слегка, почти вежливо. Мне почему‑ то этот парень нравился. Он был из тех, у кого где‑ нибудь в ящике пылится диплом юридического факультета Гарварда, которому не нашлось достойного применения.

– Это очень‑ очень старое животное, знаете ли, – сказал я ему. – Джонсоны привезли его еще в тридцатых годах.

Мои слова привлекли его внимание. Он спросил, откуда мне это известно.

– Я знаю эту гориллу, – небрежно ответил я, словно знал сотни подобных животных.

– Я мог бы снизить цену до двух с половиной тысяч, – предложил Оуэне.

– Беда в том, что двух с половиной тысяч у меня нет.

– Понимаете, я уже заказал художнику в Нью‑ Мехико вывеску с гориллой, – сказал он. – Заплатил аванс в две сотни.

– Угу… Я мог бы, пожалуй, наскрести полторы тысячи.

– Не вижу, как мог бы снизить цену больше, чем до двух двухсот.

На самом деле, будь у меня при себе деньги, он был бы рад получить две тысячи… Может быть, даже тысячу восемьсот. Я сказал, что подумаю.

Был вечер пятницы, и окрестные зеваки начали расходиться только после одиннадцати, а мой престарелый любитель взяток явился за своей двадцаткой и вовсе ближе к полуночи. Измаил спал сидя, закутавшись в свои одеяла, но я разбудил его без всяких угрызений совести: я хотел, чтобы он пересмотрел свой взгляд на прелести первобытной жизни.

Измаил зевнул, два раза чихнул, прочистил горло, сплюнул и без особой симпатии уставился на меня.

– Приходи лучше завтра. – Его голос, насколько это возможно при мысленном общении, был хриплым.

– Завтра суббота – ничего не выйдет.

Измаил был недоволен, но понимал, что я прав.

Чтобы отсрочить неизбежное, он старательно принялся перетряхивать одеяла и устраиваться поудобнее. Наконец усевшись, он снова окинул меня неприязненным взглядом.

– На чем мы остановились?

– На новых наименованиях для Согласных и Несогласных: те, кто познал добро и зло, и те, кто живет в руках богов.

Измаил закряхтел.

– Что случается с людьми, которые живут в руках богов?

– Что ты имеешь в виду?

– Я вот что хочу спросить: что случается с людьми, живущими в руках богов, такого, чего не случается с теми, кто строит свою жизнь на познании добра и зла?

– Что ж, давай разберемся, – ответил я. – Не думаю, что ты рад это услышать, но в голову приходит вот что: люди, которые живут в руках богов, не делают себя правителями мира и не заставляют всех жить так же, как они, а люди, познавшие добро и зло, все это совершают.

– Ты вывернул все наизнанку, – сказал Измаил. – Я спрашивал, что случается с людьми, живущими в руках богов, и не случается с теми, кто строит свою жизнь на познании добра и зла, а ты говоришь мне прямо противоположное: что не случается с живущими в руках богов и случается с познавшими добро и зло.

– Ты хочешь найти нечто положительное, случающееся с людьми, живущими в руках богов?

– Именно.

– Ну, они и в самом деле позволяют всем вокруг жить так, как кому нравится.

– Ты говоришь мне о том, что они делают, а не о том, что с ними случается. Я пытаюсь привлечь твое внимание к следствиям их образа жизни.

– Прошу прощения. Боюсь, я не понял, к чему ты клонишь.

– Ты прекрасно все понял, просто не привык думать в соответствующих терминах.

– О'кей.

– Помнишь вопрос, с которого мы начали, когда ты сегодня только появился: как человек стал человеком? Мы все еще ищем ответ на него.

Я откровенно застонал вслух.

– В чем дело? Что за стоны? – спросил меня Измаил.

– Дело в том, что такие общие вопросы не вызывают у меня ничего, кроме уныния. Как человек стал человеком? Не знаю. Стал, и все. Он стал человеком так же, как птицы стали птицами, а лошади – лошадьми.

– Совершенно верно.

– Перестань, – сказал я ему.

– Ты, очевидно, не понимаешь, что только что сказал.

– Похоже на то.

– Попытаюсь тебе объяснить. Прежде чем вы стали Homo, кем вы были?

– Австралопитеками.

– Хорошо. И как Australopithecus стал Homo?

– Он просто ждал.

– Ох, прошу тебя! Ты здесь для того, чтобы думать.

– Извини.

– Стал ли Australopithecus Homo, сказав: «Мы познали добро и зло, подобно богам, поэтому нам больше не нужно жить в их руках, подобно кроликам или ящерицам. Отныне мы, а не боги, будем решать, кто останется жить и кто умрет на этой планете».

– Нет.

– Могли ли они стать людьми, сказав это?

– Нет.

– Почему?

– Потому что они перестали бы подчиняться условиям эволюции.

– Именно. Теперь ты можешь ответить на вопрос: что происходит с людьми, с живыми существами вообще, которые живут в руках богов?

– Ах… Да, понимаю. Они эволюционируют.

– А теперь ты можешь ответить на вопрос, который я задал утром: как человек стал человеком?

– Человек стал человеком благодаря тому, что находился в руках богов.

– Так же, как живут бушмены в Африке.

– Живут правильно.

– Так же, как живут крин‑ акроре в Бразилии.

– Тоже правильно.

– Ведь не так, как живут чикагцы?

– Нет.

– Или лондонцы?

– Нет.

– Ну вот, теперь ты знаешь, что происходит с людьми, которые живут в руках богов.

– Да. Они эволюционируют.

– Почему они эволюционируют?

– Потому что находятся в соответствующих условиях. Потому что именно там происходит эволюция. Человекообразные обезьяны эволюционировали в первобытного человека, потому что участвовали в конкуренции, потому что были объектами естественного отбора.

– Ты хочешь сказать, что они все еще были частью целостного биологического сообщества?

– Верно.

– Вот потому все и произошло: потому Australopithecus стал Homo habilis, Homo habilis стал Homo erectus, Homo erectus стал Homo sapiens, и Homo sapiens стал Homo sapiens sapiens.

– Да.

– А что случилось потом?

– А потом Согласные сказали: «Нам надоело жить в руках богов. Больше никакого естественного отбора для нас, спасибо».

– И тем все кончилось.

– Тем все и кончилось.

– Помнишь, я говорил, что разыграть сказку – значит жить так, чтобы сделать ее былью.

– Помню.

– По мнению Согласных, эволюция завершилась созданием человека.

– Да. И что?

– Как стали бы вы жить, чтобы это стало реальным? Как стали бы вы жить, чтобы заставить эволюцию закончиться, создав человека?

– О‑ ох… Я понял, к чему ты клонишь. Нужно было бы жить так, как живут Согласные. Мы определенно живем так, чтобы положить конец эволюции. Если так будет продолжаться, у человека не будет преемника, как не будет преемника у шимпанзе, орангутангов, горилл – как не будет преемника ни у одного живого существа. Все кончится на нас. Чтобы воплотить в жизнь свою сказку, Согласные должны положить конец эволюции – и они чертовски преуспели в этом.

– Когда мы еще только начали и я пытался помочь тебе найти завязку сюжета Согласных, я говорил, что сказка Несогласных имеет совсем иную завязку.

– Да.

– Может, теперь ты готов эту завязку сформулировать?

– Не знаю… В настоящий момент я не могу вспомнить даже завязку сюжета Согласных.

– Ну, это не проблема, ты вспомнишь. Каждый сюжет – это развитие завязки.

– О'кей. Ладно. Завязка истории Согласных заключается в том, что мир принадлежит человеку. – Я несколько минут подумал, потом расхохотался. – А ведь здорово! Завязка истории Несогласных такая: человек принадлежит миру.

– Что это значит?

– Что это значит? – Я все еще продолжал смеяться. – Ох, не смеши меня!

– А все‑ таки?

– Это значит, что с самого начала все живые существа принадлежали миру, и это объясняет, как случилось, что все сложилось именно так. Одноклеточные, плававшие в древнем океане, принадлежали миру, и поэтому возникли более поздние формы. Кистеперые рыбы, выползшие на берега континентов, принадлежали миру, и поэтому со временем возникли земноводные. Поскольку земноводные принадлежали миру, со временем возникли пресмыкающиеся; поскольку пресмыкающиеся принадлежали миру, со временем возникли млекопитающие; поскольку млекопитающие принадлежали миру, со временем возникли приматы; поскольку приматы принадлежали миру, со временем возник Australopithecus; поскольку Australopithecus принадлежал миру, со временем появился человек. Три миллиона лет человек принадлежал миру – и именно поэтому он множился и развивался, становился более умным и более умелым, пока наконец не стал таким умным и умелым, что его стали называть Homo sapiens sapiens, и это означает, что появились мы.

– И именно так три миллиона лет жили Несогласные, так, как если бы они принадлежали миру.

– Правильно. И в результате появились мы.

– Мы выяснили, что случится, если принять завязку истории Согласных, что мир принадлежит человеку.

– Да. Произойдет катастрофа.

– А что случится, если принять завязку Несогласных, что человек принадлежит миру?

– Тогда эволюция будет продолжаться вечно.

– И как тебе это понравится?

– Я голосую «за».

– Я тут кое‑ что надумал, – сказал я.

– Что же?

– Мне кажется, что сюжет, который я только что пересказал, – тот самый, который Несогласные разыгрывали три миллиона лет. Сказка Согласных звучит так: «Боги создали мир для человека, но потом перестали справляться с делом, так что нам пришлось взять власть в свои, более компетентные руки». Сказка же Несогласных иная: «Боги создали человека для мира, точно так же, как они создали для мира лосося, ласточку или кролика; похоже, до сих пор все шло удачно, так что мы можем не беспокоиться и оставить управление миром богам».

– Правильно. Можно изложить все иначе, как можно изложить иначе сказку Согласных, но такой вариант не хуже других.

Я немного помолчал.

– Я думаю теперь о смысле мира, о намерениях богов и о предназначении человека… применительно к сюжету Несогласных.

– И что же?

– Смысл мира… по‑ моему, в третьей главе Книги Бытия все сказано правильно. Мир – сад, сад богов. Я говорю так, хотя и очень сомневаюсь, что боги имеют к этому какое‑ нибудь отношение. Мне просто кажется, что такое выражение – удобное и вдохновляющее.

– Понимаю.

– В саду растут два дерева – одно для богов, другое – для нас: древо познания добра и зла и древо жизни. Однако мы можем найти только древо жизни, если хотим остаться в саду, и мы можем остаться в саду, только если не тянем руки к древу познания добра и зла.

Измаил одобрительно кивнул.

– Что же касается намерений богов… Пожалуй… Эволюция ведь обнаруживает определенную тенденцию, верно? Если начать с тех простейших одноклеточных в древних океанах и двигаться шаг за шагом к тому, что мы видим сейчас, и дальше, то обнаружится тенденция к усложнению. И к возникновению сознания и разума. Ты согласен?

– Да.

– Другими словами, самые разные создания на планете находятся на пороге обретения сознания и разума. Таким образом, ясно, что не только ради человека боги создали мир. Никогда не предполагалось, что мы окажемся единственными актерами на сцене. Очевидно, что боги намеревались сделать эту планету садом, полным разных разумных существ.

– Да, на то похоже. А раз так, то предназначение человека тоже становится совершенно очевидным.

– Да. Как это ни удивительно, но все и в самом деле очевидно: поскольку человек первым обрел разум, он должен сделаться первопроходцем, тем, кто указывает путь другим. Его предназначение – первым понять, что разумные существа стоят перед выбором: либо попытаться воспротивиться богам и погибнуть, либо посторониться и дать место всем остальным. Однако этим дело не ограничивается. Предназначение человека – быть отцом для остальных; конечно, я имею в виду – не биологическим отцом. Дав им шанс – китам и дельфинам, шимпанзе и енотам, он в определенном смысле становится их прародителем… Как ни странно, такая судьба гораздо величественнее того, о чем мечтают Согласные.

– Чем же?

– Только представь себе… Через миллиард лет, что бы тогда ни существовало… кто бы тогда ни существовал, этот кто‑ то скажет: «Человек? О да, человек! Что за замечательным созданием он был! Он мог уничтожить весь мир, обратить в прах все живые существа, но он прозрел прежде, чем стало слишком поздно, и отступил. Он посторонился и дал нам всем шанс. Он показал нам, как следует жить, чтобы мир навсегда остался садом. Человек – образец для всех нас! »