Примечание Автора 3 страница

– Понятно, – сказал я. – О'кей. Предназначение человека было покорить мир и править им, и именно так он и сделал – почти. Полностью покорить мир ему не удалось, и похоже на то, что это его и погубит. Дело в том, что, завоевывая мир, человек его разорил. И какого бы могущества мы ни достигли, мы недостаточно могущественны, чтобы остановить это разорение или исправить тот вред, который мы уже причинили. Мы выплескивали в мир ядовитые отходы своей жизнедеятельности, как будто он бездонная пропасть, и мы продолжаем это делать. Мы тратили невосполнимые ресурсы, как будто они никогда не иссякнут, и мы продолжаем их тратить. Трудно представить себе, как в таких условиях мир переживет следующее столетие, но никто на самом деле ничего не делает, чтобы предотвратить несчастье. Эту проблему предстоит решать нашим детям или детям наших детей.

Спасти нас может только одно. Мы должны увеличить свое могущество. Весь причиненный вред был следствием нашего завоевания мира, но мы должны продолжать его покорять, пока наша власть не станет абсолютной. Вот тогда, когда мы научимся повелевать всем, ситуация исправится. Мы овладеем энергией ядерного синтеза – не будет больше загрязнения окружающей среды; мы по своей воле станем вызывать и прекращать дожди; мы на квадратном сантиметре начнем выращивать бушель пшеницы. Мы превратим океаны в фермы; мы сможем управлять погодой – никаких больше ураганов, никаких торнадо, никаких засух и несвоевременных заморозков. Мы заставим облака увлажнять землю, вместо того чтобы бессмысленно проливаться над океанами. Все процессы на Земле будут проходить там, где следует, там, где им предписывали боги, – в наших руках. И мы станем управлять ими так же, как программист управляет компьютером.

Вот так обстоят дела. Мы должны продолжать завоевание. И наше завоевание или окончательно разрушит мир, или превратит его в рай, – тот самый рай, которому было суждено возникнуть под властью человека.

Если нам это удастся, если мы наконец сумеем стать абсолютными владыками мира, тогда нас ничто не остановит. Тогда начнется эра «Звездного пути». Человек выйдет в космос, чтобы завоевать и подчинить своей власти всю Вселенную. Может быть, это и есть главное предназначение человека: завоевать и подчинить своей власти Вселенную. Вот как великолепен человек!

К моему изумлению, Измаил взял ветку из своей груды и восторженно и одобрительно замахал ею.

– Должен сказать, что твой рассказ просто великолепен, – сказал он, ловко обгрызая с ветки листья. – Но ты понимаешь, конечно, что, если бы случилось так, что ты все это рассказывал сто или хотя бы пятьдесят лет назад, ты говорил бы о будущем мире только как о рае. Само предположение, что завоевание мира человеком может быть не только благотворным, представлялось бы немыслимым. Только тридцать или сорок лет назад люди вашей культуры начали сомневаться в том, что все идет лучше и лучше и так будет продолжаться всегда. Они не видели возможного конца.

– Да, это так.

– Впрочем, есть один упущенный момент в твоем рассказе, а он необходим для того, чтобы объяснение, которое дает ваша культура тому, как случилось, что все сложилось именно так, было полным.

– Что же это за момент?

– Думаю, ты и сам можешь догадаться. Пока что мы получили вот какой результат: мир был создан для того, чтобы человек им владел и правил, и его предназначение – стать раем под властью человека. За этим утверждением неизбежно должно следовать «но», и так было всегда. Дело в том, что Согласные всегда считали мир гораздо более несовершенным, чем тот рай, которым ему было предначертано стать.

– Правильно. Дай‑ ка мне подумать… Не подойдет ли, например, такое дополнение: мир был создан для того, чтобы человек покорил его и властвовал, однако завоевание оказалось гораздо разрушительнее, чем предполагалось.

Ты меня не слушаешь. «Но» появилось задолго до того, как завоевание вами мира стало угрожать самому его существованию. «Но» всегда использовалось для объяснения всех несовершенств рая: войн и жестокости, нищеты и несправедливости, коррупции и тирании. Такое объяснение голода и угнетения, распространения ядерного оружия и загрязнения окружающей среды и до сих пор в ходу. Этим «но» оправдывалась Вторая мировая война и будет оправдана, если потребуется, третья мировая.

Я с недоумением смотрел на Измаила.

– Да это же общеизвестно! Любой школьник мог бы назвать «но», о котором я говорю.

– Не сомневаюсь, что ты прав, и все равно не вижу…

– Подумай как следует! Что в мире пошло не так? Что всегда происходит не так? Под властью человека мир должен был стать раем, но…

– Но человек завалил работу.

– Конечно. Но почему он ее завалил?

– Не знаю. Так почему?

– Завалил ли человек работу потому, что не хотел, чтобы мир стал раем?

– Нет. На мой взгляд, он был обречен ее завалить. Человек хотел сделать мир раем, но, будучи человеком, не мог не завалить работу.

– Но почему? Почему именно человек не мог не завалить работу?

– Потому что в человеческой природе есть какой‑ то фундаментальный изъян, нечто постоянно противодействующее созданию рая. Нечто делающее человека глупым, жадным, недальновидным разрушителем.

– Конечно. Это знают все представители вашей культуры. Человек был рожден для того, чтобы сделать мир раем, однако трагедия заключается в том, что он был рожден с изъяном. В результате создаваемый им рай всегда оказывается чем‑ то подпорчен: глупостью, жадностью, недальновидностью, разрушительностью.

– Верно.

Поразмыслив немного, я посмотрел на Измаила долгим взглядом, с трудом осознавая тот вывод, к которому пришел.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что такое объяснение неверно?

Измаил покачал головой:

– Спорить с мифологией бесполезно. Было время, когда представители вашей культуры верили, будто их родной мир – центр мироздания. Если Вселенная была создана ради человека, здравый смысл говорит, что его родина должна быть ее столицей. Последователи Коперника не стали с этим спорить. Они не стали, указуя на людей, вещать: «Вы заблуждаетесь! » Они просто показали на небо и предложили: «Посмотрите, что там на самом деле творится».

– Что‑ то я не понимаю, к чему ты клонишь.

– Каким образом Согласные пришли к выводу о том, что в человеческой природе наличествует фундаментальный изъян? Какие свидетельства этому они нашли?

– Не знаю.

– Мне кажется, что ты намеренно проявляешь тупость. Они рассматривали свидетельства истории человечества.

– Понятно.

– А когда началась история человечества?

– Ну… около трех миллионов лет назад. Измаил с отвращением посмотрел на меня.

– Эти три миллиона лет только совсем недавно были присоединены к истории человечества, как ты прекрасно знаешь. А как считали до этого: давно ли началась человеческая история?

– Э‑ э… Несколько тысячелетий назад.

– Именно. Более того, среди представителей вашей культуры принято считать, что вся история – это ваша история. Никто и не подозревает, что жизнь человечества простирается за пределы вашего царствования.

– Это так.

– Так на какие же свидетельства опирались представители вашей культуры, когда решили, что человеческая природа имеет фундаментальный изъян?

– Они нашли такие свидетельства в собственной истории.

– Правильно. Они рассмотрели примерно полпроцента доказательств, принадлежащих к тому же единственной культуре. Не такая уж представительная выборка, чтобы основывать на ней столь категорическое заключение.

– Согласен.

– У человека нет никакого фундаментального изъяна. Если бы людям пришлось разыгрывать сказку, согласно которой они должны жить в согласии с миром, так они и жили бы. Однако преподнесенная им сказка требует, чтобы они с миром враждовали, и в соответствии с вашей культурой вы с миром враждуете. Если сказка, которую людям придется разыгрывать, потребует, чтобы они стали повелителями мира, они будут себя вести как повелители. И если в разыгрываемой ими сказке мир окажется врагом, которого нужно покорить, люди его покорят, и в один прекрасный день мир неизбежно ляжет к их ногам, истекая кровью, как это и происходит сейчас.

– Несколько дней назад, – сказал Измаил, – я назвал твое объяснение того, как случилось, что все сложилось именно так, мозаикой. Пока что мы рассматривали лишь набросок мозаики, ее общий контур. Сейчас мы не станем заполнять его деталями. Ты с этим легко справишься и сам, когда мы закончим.

– О'кей.

– Однако один существенный элемент мозаики нуждается в прорисовывании, прежде чем мы двинемся дальше… Одной из самых удивительных особенностей культуры Согласных является страстная и непоколебимая вера в пророков. Влияние таких личностей, как Моисей, Гаутама Будда, Конфуций, Иисус Христос, Мухаммед в человеческой истории просто огромно. Не сомневаюсь, что это тебе известно.

– Да.

– Особенно удивительной эту особенность делает тот факт, что ничего подобного в культуре Несогласных нет, если не считать последствий катастрофических контактов с цивилизацией Согласных, в результате чего появились Вовока, Пляска духа, культы Джона Фрамма или карго в южных районах Тихого океана. Если не считать этих случаев, среди Несогласных не существует традиции поклонения пророкам, которые являются, чтобы наставить род людской на путь истинный или дать человечеству новые законы.

– Я смутно что‑ то такое себе представлял. Наверное, так случается с каждым. По‑ моему, это… Впрочем, не знаю.

– Все‑ таки продолжай.

– Мне кажется, все думают так: «Что за черт, какое значение имеют эти людишки? » Я имею в виду вот что: неудивительно, что у дикарей нет пророков. Бог не особенно интересовался человечеством, пока не появились эти симпатичные белые неолитические земледельцы.

– Да, ты уловил самую суть. Однако сейчас я хочу рассмотреть не вопрос отсутствия пророков у Несогласных, а то огромное влияние, которым пророки пользуются среди Согласных. Миллионы людей готовы защищать свой выбор пророка ценой собственной жизни. Что придает пророкам такое невероятное значение?

– Это чертовски хороший вопрос, но не думаю, что знаю на него ответ.

– Хорошо, попробуй задуматься вот о чем. Что пророки пытаются совершить в мире? Ради чего они являются?

– Ты сам сказал это минуту назад. Они нужны, чтобы исправить нас и научить, как нам следует жить.

– Это, похоже, жизненно важная информация. Стоящая того, чтобы ради нее умереть.

– Очевидно.

– Но почему? Почему вам требуются пророки, чтобы научить вас этому? Почему вообще кто‑ то должен указывать, как вам следует жить?

– А‑ а, теперь я понимаю, к чему ты клонишь. Пророки нужны, чтобы наставить нас на путь истинный, потому что иначе мы не знали бы, как жить.

– Конечно. Вопрос о том, как людям следует жить, всегда в конце концов приобретает среди Согласных религиозное значение, всегда кончается спором между пророками. Например, когда в этой стране впервые легализовали аборт, это сначала рассматривалось как чисто гражданское дело. Однако когда у людей возникли сомнения на сей счет, они обратились к своим пророкам, и вскоре началась религиозная перепалка, в которой обе стороны ищут поддержки представителей той или иной церкви. Точно так же вопрос легализации наркотиков вроде героина или кокаина сейчас обсуждается в чисто практических аспектах, но, если когда‑ нибудь такая возможность сделается вероятной, люди определенного склада немедленно начнут искать в Писании указания на то, как смотрели на это пророки.

– Наверняка. Такое поведение сделалось настолько автоматическим, что его принимают как нечто само собой разумеющееся.

Ты только что сказал: «Пророки нужны, чтобы исправить нас и научить, как нам следует жить». Почему так? Почему без пророков вы не знали бы, как вам следует жить?

– Хороший вопрос… Я сказал бы… Вот посмотри на пример с абортами. Мы можем спорить о них хоть тысячу лет, но никогда не найдется аргумента достаточно весомого, чтобы положить конец спорам, потому что на каждый довод найдется опровержение. В результате остается неизвестным, как следует поступать. Поэтому‑ то и нужен пророк. Пророк знает.

– Да, думаю, так и есть. Однако вопрос остается: вы‑ то почему не знаете?

– Думаю, что вопрос остается потому, что ответить на него я не могу.

– Вы знаете, как расщеплять атом, как посылать исследователей на Луну, как пересаживать гены, но не знаете, как вам следует жить.

– Верно.

– Так все‑ таки почему? Что на этот счет говорит Матушка Культура?

– Да… – пробормотал я и закрыл глаза. Минуты через две я сказал: – Матушка Культура говорит, что возможно точное знание о таких вещах, как расщепление атома, космические путешествия или гены, но точного знания, как людям следует жить, не существует. Оно просто недостижимо, поэтому мы его и не имеем.

– Понятно. А теперь, выслушав Матушку Культуру, что скажешь ты?

– В данном случае я соглашусь с ней. Точного знания о том, как людям следует жить, просто не существует.

– Другими словами, лучшее, что вы могли бы сделать, поскольку точного знания нет, – это посоветоваться с собственным разумом. Именно это и происходит при обсуждении легализации наркотиков. Обе стороны апеллируют к разумным доводам, и какое бы решение вы в конце концов ни приняли, правильное ли оно, вы так и не узнаете.

– Совершенно верно. Тут не будет идти речь о том, чтобы сделать то, что должно, потому что способа узнать это не существует. Решение придется принимать просто большинством голосов.

– Ты абсолютно уверен в том, что говоришь? Что просто нет способа получить точное знание о том, как людям следует жить?

– Абсолютно уверен.

– Откуда у тебя такая уверенность?

– Не знаю. Точное знание того, как следует жить… не может быть получено теми же способами, какими мы получаем точное знание в науке. Как я уже говорил, его просто нет.

– А искал ли его кто‑ нибудь из вас? – Я хихикнул. – Говорил ли кто‑ нибудь: «Раз у нас есть точное знание обо всех этих научных вещах, не поискать ли нам точного знания того, как следует жить? » Делал ли кто‑ нибудь такое?

– Сомневаюсь.

– А тебе это не кажется странным? Учитывая то обстоятельство, что данная проблема – самая важная для человечества, можно было бы предположить, что существует целый комплекс паук, решающих ее. Вместо этого мы обнаруживаем, что ни один из вас никогда не поинтересовался, можно ли получить такое знание.

– Мы же знаем, что его не существует.

– Ты хочешь сказать, что вы это знаете до попытки найти?

– Именно.

– Не очень‑ то научный подход для так уважающих науку людей, тебе не кажется?

– Что ж, верно.

– Мы теперь знаем о людях две очень важные вещи, – продолжал Измаил, – по крайней мере если основываться на мифологии Согласных. Первое: человек несет в себе какой‑ то фундаментальный изъян, и второе: человек не имеет точного знания о том, как следует жить, и никогда не будет его иметь. Похоже на то, что между двумя этими вещами существует связь.

– Да. Если бы люди знали, как следует жить, они сумели бы справиться с изъяном, заложенным в человеческой природе. Я вот что имею в виду: знание, как следует жить, включало бы знание о том, как следует жить несовершенным существам, иначе оно не было бы подлинным. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

– Мне кажется, понимаю. Другими словами, зная, как следует жить, вы смогли бы взять под контроль человеческие недостатки. Если бы вы знали, как жить, вы не запарывали бы постоянно работу по управлению миром. Может быть, то, о чем мы говорили как о двух разных вещах, на самом деле является единым целым. Может быть, изъян в человеке как раз и заключается в том, что он не знает, как следует жить.

– Да, что‑ то в твоих словах есть…

– Теперь у нас имеются все главные элементы объяснения, которое твоя культура дает тому, как случилось, что все сложилось именно так. Мир был дарован человеку, чтобы он превратил его в рай, но человек постоянно заваливал работу из‑ за фундаментального изъяна человеческой природы. Он мог бы что‑ то исправить, если бы знал, как ему следует жить, но он этого не знает и никогда не узнает, потому что такого знания не существует. Таким образом, как бы человек ни трудился ради того, чтобы превратить мир в рай, он, наверное, и дальше будет заваливать эту работу.

– Да, похоже на то.

– Это очень печальная сказка, где говорится о безнадежности и напрасных усилиях, – сказка, которая учит, что сделать ничего нельзя. Человеческая природа несовершенна, поэтому человек продолжает портить мир, который должен был превратить в рай, и поделать с этим вы ничего не можете. Вот и получается, что вы мчитесь к катастрофе и все, на что вы способны, – просто наблюдать, как она приближается.

– Да, так все выглядит.

– Разве можно удивляться тому, что, не зная ничего, кроме этой безнадежной сказки, которую человечеству предстоит разыгрывать и дальше, столько людей глушат себя наркотиками, алкоголем, телевидением? Нет ничего странного в том, что так много людей сходит с ума или кончает жизнь самоубийством.

– Правда. Но есть ли другая?

– Ты о чем?

– Есть ли другая сказка, в которой можно было бы жить?

– Да, другая сказка есть, но Согласные делают все, что могут, чтобы уничтожить ее вместе со всем остальным.

– Много ли тебе приходилось во время путешествий осматривать достопримечательности?

Я глупо заморгал:

– Осматривать достопримечательности?

– Прилагал ли ты все усилия для того, чтобы увидеть местные памятники культуры?

– Пожалуй… Иногда.

– Уверен, ты замечал: только туристы на самом деле осматривают местные чудеса природы и объекты исторического интереса. На практике достопримечательности невидимы для местных жителей – именно потому, что они всегда на виду.

– Да, это так.

– Так обстоит дело и в нашем путешествии. Мы бродим по твоему культурному ландшафту и рассматриваем достопримечательности, которых местные жители в упор не видят. Посетитель с другой планеты нашел бы их замечательными, даже поразительными, но люди вашей культуры принимают их за само собой разумеющееся и даже не замечают.

– Так и есть. Тебе пришлось бы взять меня за голову, повернуть в нужном направлении и сказать: «Разве ты не видишь этого? » А я спросил бы: «Чего? Там и смотреть не на что».

– Мы сегодня потратили много времени на осмотр одного из самых впечатляющих монументов вашей культуры – аксиомы, согласно которой не существует способа получить точное знание о том, как людям следует жить. Матушка Культура предлагает принять ее на веру без доказательств, поскольку аксиомы по определению недоказуемы.

– Верно.

– И какой же вывод можно сделать из этой аксиомы?

– Что нет смысла искать подобное знание.

– Совершенно верно. Согласно вашим картам, мир мысли не выходит за границы вашей культуры, и, если ты рискнешь за эти границы выйти, ты просто упадешь с края земли. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

– По‑ моему, да.

– Завтра мы наберемся храбрости и пересечем эту границу и, как ты увидишь, вовсе не упадем с края земли. Мы просто окажемся на новой территории, – территории, которую никогда не исследовал ни один представитель вашей культуры, поскольку ваши карты говорят, что ее просто не существует, да и существовать не может.

Часть 6

– Ну и как мы себя сегодня чувствуем? Ладошки вспотели? Сердечко колотится?

Я задумчиво посмотрел на Измаила сквозь разделяющее нас стекло. Подмигивание и игривость были чем‑ то новым, и не могу сказать, что это мне понравилось. У меня возникло искушение напомнить ему, что он всего‑ навсего горилла, но я сдержался и буркнул:

– Пока что я довольно спокоен.

– Прекрасно. Как Второй убийца из «Макбета», ты так на целый свет в обиде, тебя ожесточила так судьба, что ты пойдешь на все, чтоб за несчастья отмстить другим.

– Безусловно.

– Тогда начнем. Перед нами стена, воздвигнутая на границе мира мысли в вашей культуре. Вчера я назвал ее монументом, но ведь не существует ничего, что помешало бы стене быть монументом, верно? Как бы то ни было, эта стена – та аксиома, которая гласит: точное знание о том, как людям следует жить, недостижимо. Я отвергаю эту аксиому и перелезаю через стену. Нам не нужны пророки, которые учили бы нас, как следует жить: мы можем выяснить это сами, узнав, что на самом деле лежит за пределами стены.

Сказать на это было нечего, так что я просто пожал плечами.

– Ты, конечно, настроен скептически. Если верить Согласным, во Вселенной можно найти любую полезную информацию, но только не о том, как людям следует жить. Изучая Вселенную, вы узнали, как летать по воздуху, как расщепить атом, как со скоростью света послать весть на далекие звезды и так далее, но, сколько бы вы ни изучали Вселенную, самого важного и необходимого знания – знания о том, как вам жить, – вы не получите.

– Правильно.

– Столетие назад будущие воздухоплаватели были точно в таком же положении, когда шла речь о том, чтобы научиться летать. Ты понимаешь почему?

– Нет. Я вообще не вижу, какое отношение к нашей теме имеют воздухоплаватели.

– Не было никакой уверенности, что эти будущие воздухоплаватели ищут знание, которое вообще существует. Некоторые говорили, что найти его невозможно, так что нечего и искать. Теперь ты видишь, в чем сходство?

– Ну да, пожалуй.

– Этим, кстати, сходство не ограничивается. В то время о полетах достоверно не было известно ничего. Каждый придерживался собственной теории. Одни говорили: «Единственный способ взлететь – подражать птицам; необходима пара машущих крыльев». Другие возражали им: «Одной пары недостаточно – нужны две». Третьи фыркали: «Чепуха! Бумажные самолетики летают без всяких машущих крыльев. Необходима пара неподвижных крыльев и мощный двигатель, который толкал бы аэроплан сквозь воздух». И так далее. Спорщики могли отстаивать свои любимые теории, сколько пожелают, потому что точного знания не существовало. Так что воздухоплавателям ничего не оставалось, как действовать методом проб и ошибок.

– Угу.

– Что помогло бы им действовать более эффективно?

– Ты сам сказал: точное знание.

– Но какое именно знание?

– О боже мой… Им нужно было знать, что создает подъемную силу. Им нужно было узнать, что воздух, обдувающий аэродинамическую поверхность…

– Что это ты пытаешься описать?

– Я говорю о том, что происходит, когда крыло самолета встречается с потоком воздуха.

– Ты хочешь сказать, что подъемная сила возникает всегда, когда поток воздуха обдувает аэродинамическую поверхность?

– Именно.

– А как это называется? Как называется утверждение, описывающее явление, всегда возникающее при определенных условиях?

– Закон.

– Конечно. Первые воздухоплаватели должны были действовать методом проб и ошибок, потому что не знали законов аэродинамики, не знали даже, что такие законы существуют.

– О'кей, теперь я понял, что ты хочешь сказать.

– Представители вашей культуры находятся в таком же положении, когда возникает вопрос, можно ли узнать, как следует жить. Им приходится прибегать к методу проб и ошибок, потому что они не знают соответствующих законов и даже не знают, существуют ли такие законы.

– И мне трудно не согласиться с представителями своей культуры, – сказал я.

– Ты так уверен, что законы, по которым людям следует жить, нельзя открыть?

– Уверен. Конечно, существуют законы, созданные людьми, вроде запрета наркотиков, но они могут быть изменены голосованием в парламенте. Невозможно голосованием отменить законы аэродинамики, но подобных законов, управляющих жизнью людей, не существует.

– Я понял. Именно этому учит Матушка Культура, и в данном случае ты с ней согласен. Прекрасно. Однако ты, по крайней мере, ясно видишь, что я пытаюсь сделать: продемонстрировать тебе закон, который, как ты согласишься, невозможно изменить голосованием.

– О'кей. Я постараюсь слушать тебя совершенно непредвзято, хотя и не могу представить себе никакого способа совершить подобное.

– Что такое закон тяготения? – спросил Измаил, вновь озадачив меня внезапной переменой темы.

– Закон тяготения? Ну, он заключается в следующем… Каждая частица материи притягивается к любой другой частице, и сила притяжения зависит от расстояния между ними.

– И где же был вычитан этот закон?

– Что ты хочешь сказать?..

– Он был выведен благодаря рассмотрению чего?

– Э‑ э… материи, наверное. Поведения материи.

– Значит, он не был выведен в результате наблюдения за поведением пчел?

– Нет.

– Если ты хочешь понять привычки пчел, ты за пчелами и наблюдаешь, а не за альпинистами, верно?

– Верно.

– А если у тебя возникнет странная мысль: могут существовать законы, говорящие о том, как человеку следует жить, где ты будешь их искать?

– Не знаю.

– Станешь ли ты искать их на небе?

– Нет.

– Погрузишься ли ты в теорию субатомных частиц?

– Нет.

– Ну а теперь попробуй предположить, где их искать.

– В антропологии?

– Антропология – научная дисциплина, как физика например. Открыл ли Ньютон закон тяготения, читая физический трактат? Именно там этот закон был записан?

– Нет.

– А где?

– В материи. В материальной Вселенной.

– Итак, если существует закон, касающийся того, как следует жить, где он будет записан?

– В поведении людей, наверное.

– У меня есть для тебя поразительная новость. Человек не один на этой планете. Он часть сообщества, от которого полностью зависит. У тебя когда‑ нибудь возникали такие подозрения?

В первый раз я увидел, как Измаил поднял одну бровь.

– Не обязательно тебе демонстрировать сарказм, – сказал я ему.

– Как называется то сообщество, лишь одной частью которого является человек?

– Сообщество живых существ.

– Браво. Не кажется ли тебе вероятным, что закон, который мы ищем, возможно обнаружить в этом сообществе?

– Не знаю.

– А что говорит на этот счет Матушка Культура? Я закрыл глаза и прислушался.

– Матушка Культура говорит, что, если бы такой закон существовал, к нам он был неприложим.

– Почему?

– Потому что мы неизмеримо выше остальных членов сообщества.

– Понятно. А не мог бы ты назвать мне еще какие‑ нибудь законы, которым, будучи людьми, вы не подчиняетесь?

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что на коров и тараканов распространяется закон тяготения. Вы – исключение?

– Нет.

– Как насчет законов аэродинамики?

– Тоже нет.

– Генетики?

– Нет.

– Термодинамики?

– Нет.

– Можешь ты назвать мне хоть какой‑ нибудь закон природы, который не распространяется на людей?

– С ходу не могу.

– Сообщи мне, если что‑ нибудь придумаешь. Это будет величайшим открытием.

– О'кей.

– А тем временем нам следует считать, что, если и существует закон, управляющий поведением членов сообщества живых существ в целом, люди ему не подчиняются.

– Так говорит Матушка Культура.

– А что ты думаешь по этому поводу?

– Не знаю. Не вижу, каким образом закон, управляющий черепахами и мотыльками, мог бы иметь серьезное значение для нас, хотя, полагаю, черепахи и мотыльки подчиняются тому закону, о котором ты говоришь.

– Правильно, подчиняются. Но ведь и законы аэродинамики не всегда так много для вас значили, верно?

– Верно.

– А когда они обрели значение?

– Ну… когда мы захотели научиться летать.

– Значит, когда вы хотите летать, законы аэродинамики приобретают значение?

– Да, приобретают.

– Ну, тогда законы, управляющие выживанием, могут стать для вас важными, раз вы оказались на грани самоуничтожения и хотите пожить еще немного.

– Пожалуй, так и случится.

– Как действует закон тяготения? Для чего может использоваться притяжение?

– Я сказал бы, что тяготение устанавливает порядок на макроскопическом уровне. Именно оно удерживает вместе различные объекты – Солнечную систему, Галактику, всю Вселенную.

Измаил кивнул.

– А тот закон, который мы ищем, удерживает вместе сообщество живых организмов. Он устанавливает порядок на биологическом уровне точно так же, как закон тяготения устанавливает порядок на макроскопическом уровне.

– О'кей. – Наверное, Измаил почувствовал, что меня смущает какая‑ то мысль, и сделал паузу, вопросительно взглянув мне в глаза, давая возможность продолжить. – Однако трудно поверить, что наши собственные биологи о таком законе не подозревают.

Голубовато‑ серая кожа на лице Измаила собралась в складки; он с насмешливым удивлением посмотрел на меня:

– А ты полагаешь, что вашим биологам Матушка Культура ничего не говорит?

– Говорит, конечно.

– И что же она им говорит?

– Что, если такой закон существует, он не распространяется на нас.