Сирил Коллар 5 страница

Предчувствуя катастрофу, я заказал ирландское пиво. Я не знаю, что сказать Лоре, и она начала первая:

– Ну что, хорошую ночь провел?

– Не начинай, прошу тебя.

– Не нервничай, я же ничего такого не сказала… Черт, у тебя же есть чувство юмора, это так забавно!

Я смотрю на Сэми. Он очень хорош сегодня. Я вспоминаю прошлую ночь и понимаю, что не выношу зубов Оливье. Лора кладет ладонь на мою руку.

– Почему ты никогда не смотришь на меня так, как на Сэми?

К счастью, он сам ответил ей:

– Брось, Лора, у него глаза как у побитой собаки, потому что ему скучно, все очень просто.

Мы стоим на тротуаре возле моего мотоцикла. Напряжение растет: мы не знаем, что дальше делать. Я не могу увезти с собой их обоих. Я сознательно поехал на свидание на мотоцикле, а не на машине, чтобы заставить себя сделать выбор, но оказался совершенно на это не способен, меня тошнит, ноги ватные, я чувствую себя безмерно уставшим.

Мы бродим по тротуару, никто ничего не хочет. Я один виноват в возникшей неловкости. Чтобы не выбирать, я ускользаю.

– Я ничего не могу придумать и не хочу ничего, а раз вы тоже не можете, я ухожу!

Я надеваю шлем, сажусь на мотоцикл и уезжаю. Я хорошо знаю Сэми, он не упустит предоставленную ему возможность.

Я не ошибся: Сэми увез Лору к Марианне, которая уехала в Польшу. Лора все время плачет, рвется звонить мне, а Сэми уговаривает ее не делать этого. Он поит ее теплым, заваривает травы. Она лежит на матрасе, а Сэми массирует ей плечи и спину, она без майки, он тоже остался в одних трусах.

Руки Сэми на Лорином теле, она потихоньку успокаивается. Она лежит на животе, Сэми ласкает ей грудь, прикасается к ней членом, когда наклоняется, чтобы помассировать затылок.

Лора переворачивается на спину, Сэми снимает с нее джинсы, начинает ласкать через кружевные трусики, они запутываются в простынях, и Лора говорит:

– Нет, Сэми, извини, я не хочу заниматься с тобой любовью.

Лора прожила в квартире Марианны целую неделю, Сэми продолжал массировать ей тело и готовить отвары, но она не сдавалась. Когда я звонил, она сразу же начинала плакать, потому что я с ней едва здоровался, а потом подолгу болтал с Сэми. Лора чувствовала, что я хочу его, а она нам только мешает. Я даже не смотрел в ее сторону, когда два или три раза забегал проведать Сэми.

Лора говорит мне, что Сэми ведет двойную игру.

– Он лижет тебе ноги, когда ты здесь, и плевать на тебя хотел, как только ты исчезаешь.

Мы еще не занимались любовью, я представляю себе Сэми, распаленного видом Лориного тела. Она смотрит на мой хобот и говорит, смеясь:

– Господи, да ты просто больной! Он никогда еще не был таким огромным!

Я вхожу в нее и шепчу:

– Не знаю, как ты смогла устоять перед Сэми.

– Просто я люблю тебя!

Про себя я думаю, как же смог заснуть Сэми, если был возбужден, но не удовлетворен.

Как обычно, все оказалось прекрасно, неповторимо; наслаждение каждый раз ощущается по‑ другому, все сильнее и сильнее. Наши тела вздрагивают в унисон. Я прижимаюсь губами к Лориному уху и шепчу:

– Черт, я хочу, чтобы ты сейчас же кончила!

Я повторяю это три или четыре раза, и Лора начинает кричать. В последний момент я выскакиваю из ее лона и извергаю свое семя ей на грудь.

В последний день, проведенный Лорой в доме Марианны, я пришел навестить Сэми около восьми вечера. Лора собирает вещи в сумку; мать согласилась принять ее обратно, и она возвращается. Мы встретились взглядами, тяжелое молчание, опущенные глаза.

Я спал с Сэми, но мы не занимались любовью, он сказал, что очень устал, но я чувствовал, что он сожалеет о Лорином теле. На рассвете меня разбудил звук открывающейся двери: приехала Марианна. Она взглянула на меня так, как будто я был метеоритом, упавшим в ее постель. Она вернулась из Польши на грузовике на день раньше, чем собиралась. Приняв душ, Марианна скользнула к Сэми в постель. Он обнял ее, и они занялись любовью, а я лежал, глядя в потолок.

В половине восьмого утра прозвенел будильник, Сэми встал, оделся и ушел. Я подошел к Марианне, начал ласкать ее грудь, ее губы скользнули вниз по моему животу, и она сделала мне минет. Потом мы опять заснули.

Я не заметил, как прошла осень и наступила зима – жирная, мокрая и пронизывающая; свинцовые стружки в грязных лужах. Я не работаю и трачу все оставшиеся у меня деньги на кокаин. Нарыв на моей руке растет, он стал густо‑ фиолетовым. Холод истребил ночные запахи, в городских подземельях стало меньше народу, а те, кто приходит, закутаны в теплую одежду. Игла регулярно впивается в вену над моим локтем, забирая на анализ отравленную кровь, хотя в этом и нет никакого смысла, ведь врачи ничего не знают об этой болезни. То есть они знают все меньше и меньше.

Я как будто сшит из кусочков себя самого, как если бы меня сначала разрезали, а потом собрали в совершенно произвольном порядке, лишь бы создать видимость человеческого тела. Я всего лишь сборище перепуганных атомов.

Койка, другая койка, кресло с подлокотником, на который я кладу руку, чтобы сестре было удобно взять у меня кровь. Роскошные квартиры, комнаты горничных, шероховатые стены, к которым я прислоняю свое измученное тело: секс и любовь, нет только ни секунды покоя.

Я все еще хожу туда, где люди напоминают тени, их тела и взгляды встречаются, они приближают собственную гибель. Я возвращаюсь оттуда, оставив за спиной клочья дикой ночи, скелет чуда, на моей спине отпечаток решетки, на теле отпечатки чужих сапог, грудь горит, на лице высыхают чьи‑ то плевки, трусы намокли…

Краски диких ночей померкли. Блеклая пастель чьих‑ то курток, вытертых о бетон, серые, замкнутые лица с признаками вырождения, выцветшие джинсы, обтягивающие зады и яйца. Пыль, пятна влаги, слеза, стекающая из‑ под века; все предметы приобретают оттенок гладкой черной ночи, освещенной оранжевым светом натриевых фонарей.

В памяти остаются рваные черно‑ белые воспоминания о переплетенных телах, и только солнечный свет Сэми и ему подобных не теряется в темноте ночи.

Телевизор включен, но звук приглушен. Я слушаю пластинку Клэша. Разрушить, сжечь город, эсэрэсовец в каске орет: «Все вон отсюда, нечего тут смотреть! » Залитое кровью лицо убитого вчера Малика Уссекина. Газеты кричат о «моральном поколении», я уже совсем ничего не понимаю. Я вижу перед собой тоскующих людей, которые становятся агрессивными, как только кто‑ то покушается на их личную свободу. Звонит телефон, это Лора, она спрашивает:

– Мы увидимся вечером?

– Не знаю…

На все ее вопросы я отвечаю «Не знаю» с тем отвращением, которое так ее раздражает. Я ничего не могу с собой поделать, это сильнее меня, я говорю лишь бы что‑ нибудь сказать:

– Забудь меня…

– Ты шутишь?

– Конечно, шучу… Я просто ничего не хочу, и тебя видеть не хочу.

– Напрасно.

– Почему напрасно, тебе что, срочно член потребовался?

– И это тоже… Ты не хочешь все‑ таки оторвать задницу от стула?

– Лора, да я подыхаю…

– Ничего с тобой не случится, я знаю, все будет в порядке.

Я повесил трубку. Я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, не хотел ни выходить из дому, ни читать, ни мастурбировать. «С тобой ничего не случится». Как уверенно Лора это сказала. Восемнадцатилетняя девчонка, которая ничего не знает о жизни. На мгновение я увидел ее совершенно по‑ иному, ее соблазнительная красота становится уродством, у нее лицо колдуньи: под глазами огромные черные круги, золотистые глаза неподвижны, сальные волосы собраны в пучок, щеки запали и побледнели. Видеть в женщине ведьму – значит отказывать ей в женственности.

Я выхожу в коридор, чтобы выкинуть в мусоропровод пустой пакет. Моя соседка ждет лифта, двери открываются как раз в тот момент, когда я прохожу мимо нее. Она вскрикивает:

– Черт, я забыла переобуться! – потом поворачивается ко мне и говорит:

– Вам не трудно будет задержать лифт на минутку, я сейчас вернусь?

Я смотрю, как женщина бежит к своей квартире: она очень хороша, высокая метиска с длинными бесконечными ногами. Я прислоняюсь к двери, чтобы лифт не уехал, и спрашиваю себя, как это так получается, что красивая женщина живет с бородатым, почти лысым мужиком, служащим в почтовом министерстве, в свободное время пытающимся играть на скрипке и извлекающим из несчастного инструмента жалкие звуки. Моя соседка возвращается, бежит ко мне, держа в руке пару серебряных босоножек. Она говорит мне:

– У меня сегодня спектакль!

– Где?

– В Жювизи.

– А что вы там делаете?

– Я там работаю… веду шоу!

Она задевает меня, проходя в лифт. Дверь уже закрывается, когда она кричит мне:

– Вы должны как‑ нибудь зайти ко мне в гости!

Я иду выбрасывать мусор и говорю себе, глядя в черную дыру мусоропровода: если бы я был таким же стройным, как эта женщина, то мог бы прыгнуть туда, это был бы славный конец…

Я лежу и никак не могу заснуть. В дверь звонят. Я встаю, надеваю трусы и иду открывать: это Сэми. Лицо у него бледно‑ зеленого цвета, он спрашивает:

– Я могу войти?.. Или ты не один?

– Один… Входи, конечно.

Он присаживается на краешек кровати, потом вскакивает, срывает с себя куртку, бежит на кухню и наливает себе стакан воды из‑ под крана. Я никогда его таким не видел.

– Что случилось, ты заболел?

– Ничего…

Он запирается в сортире, и я слышу, как он блюет в раковину. Он выходит и идет полоскать рот. Я лежу на кровати, Сэми подходит, растягивается рядом со мной, но, когда я начинаю ласкать его затылок, он бормочет:

– Я не хочу…

Мне хочется одернуть его, сказать: «Здесь тебе не гостиница! », но я сдерживаюсь и убираю руку.

– Не хочешь чего?

– Трахаться, после того, что со мной случилось.

– Но ведь я могу дотронуться до тебя просто так, это вовсе не означает, что я тебя домогаюсь.

Он переворачивается на живот и начинает рыдать в подушку. Я тихонько притягиваю его к себе и говорю:

– Но что же случилось? Ты слишком много выпил, почему тебе так плохо?

– Я не болен, меня просто оттрахали… Ты понимаешь, я так отвратителен сам себе, что меня тошнит!

И Сэми все мне рассказывает. Он был на тренировке по регби; в раздевалке, после душа, тренеры‑ полицейские предложили игрокам поехать к Андре, и Сэми согласился. Они сели в машину и поехали в XVI округ. Поставив машину на авеню Жорж Мандель, вышли, подошли к какому‑ то дому, нажали на кнопку переговорного устройства. Женский голос ответил:

– Да, добрый вечер…

Тот, кто вел машину, сказал:

– Это регбисты.

– А, да‑ да, входите, вы знаете этаж?

– Конечно, спасибо.

Им открыла пятидесятилетняя женщина, провела их в большую, почти пустую квартиру. Там находилось человек двадцать голых девушек, стоявших, сидевших или лежавших в разных позах. Множество голых мужчин, высоких и крепких, в основном пожилых, занимались любовью с этими девицами поодиночке или группами, переходя от одной к другой, выставляя напоказ члены внушительных размеров.

Тренеры и игроки, уже бывавшие здесь, начали быстро раздеваться. Сэми не мог сдвинуться с места от удивления, тогда тот, кто привез их в этот дом, сказал:

– А ты чего ждешь? Разоблачайся!

Их было шестеро – два тренера и четверо игроков. Сэми было немного стыдно: он был самым маленьким. Он мускулистый, быстро бегает, но другие весят в два раза больше. Второй тренер уже смешался с гостями, один из спортсменов спросил:

– Ну что, можно начинать?

– Подожди, все должно быть как всегда.

И полицейский принялся объяснять Сэми порядок:

– Мсье Андре поставляет нам девочек, ты сможешь делать с ними все, что захочешь, но сначала ты должен оказать ему одну маленькую услугу… Пойдем со мной.

Они пошли по темному коридору, подошли к какой‑ то закрытой двери, и тренер постучал. Чей‑ то голос ответил:

– Да, входите!

Тренер и четверо игроков вошли в комнату и закрыли за собой дверь. Посреди комнаты стоял крепкий человек лет сорока, ноги его были закованы в кандалы, на руках – тоже кандалы, цепями прикованные к потолку. У него были светлые, почти белые, коротко стриженные волосы, совершенно безволосое, гладко выбритое тело. Какой‑ то молодой парень в черной эластичной куртке, холщовых штанах и сапогах хлестал прикованного человека кожаным ремнем; он остановился, увидев вошедших. Мужчина сказал:

– А, регбисты, это я люблю!

Молодой человек, истязавший его, отступил назад, а полицейский сказал:

– Мсье Андре, с нами новенький, Сэми, остальных вы знаете.

В углу комнаты, возле столика, на котором были разложены хлысты, веревки, кожаные ремни, щипцы, стальные кольца, свечи, маски и кожаные трусы, сидел какой‑ то человек. Мсье Андре сказал ему:

– Пьер, идите, развлекитесь немного, а потом возвращайтесь.

Мужчина встал и увел с собой парня в холщовых брюках. Андре тут же сказал:

– Ко мне!.. Я готов.

Тренер подтолкнул в спину одного из игроков:

– Давай, Тьери.

Мсье Андре закрыл глаза, Тьери встал у него за спиной и несколько раз ударил по ягодицам; потом, сжав кулаки, начал колотить по пояснице, спине и бокам. Сэми отвернулся, сделал шаг в сторону двери, но тренер задержал его.

– Останься и смотри.

Сэми заметил, что полицейский начал возбуждаться. В этот момент Тьери ударил Андре коленом в пах, дал несколько пощечин, ударил в живот, потом в грудь. У Андре, висевшего, как труп, на своих цепях, на губах блуждала блаженная улыбка, глаза оставались закрытыми.

Внезапно он взглянул на Сэми и сказал:

– Я хочу попробовать новенького.

Полицейский подтолкнул Сэми в спину:

– Давай, возьми свои перчатки.

Сэми вернулся с формой и спортивной сумкой, мсье Андре сделал ему знак подойти и тихо произнес:

– Надень трусы, майку и шиповки.

Сэми так и сделал. Андре скомандовал:

– Давай… Ты можешь делать со мной что угодно, все…

Сэми подошел и плюнул ему в лицо, потом на секунду замер, чувствуя, как поднимается в душе ярость. Он начал колотить Андре кулаками, потом ногами, им овладело дикое пьянящее чувство.

В комнату вернулся Пьер, и Сэми воспользовался инструментами с его стола, потом приказал отвязать Андре и положить его на пол, вскочил ему на спину и начал топтать шиповками. Андре яростно мастурбировал, и звон цепей сопровождал движения его правой руки. Когда он кончил, его сперма смешалась с грязью, прилипшей к обуви Сэми. Пьер взглянул на Сэми и заметил, что тот возбудился.

Пьер сказал:

– Неплохо для новичка, у тебя есть воображение! – а потом, обращаясь к тренеру, добавил: – Редко кому удается возбудиться с первой попытки.

Тот кивнул и сказал Сэми:

– Все в порядке, можешь идти к девочкам.

Сэми отступил к двери, как будто опомнившись от какого‑ то страшного сна, ударился о стену, разулся, открыл дверь и вывалился в коридор; у себя за спиной он услышал голос Пьера:

– Надеюсь, мы еще увидимся… Ты теперь знаешь адрес…

Сэми прошел через огромную комнату, где происходила оргия, добрел до входной двери, открыл ее, быстро оделся на площадке и кубарем скатился по лестнице. Его шатало, он сделал несколько шагов по тротуару, взглянул на небо, показавшееся ему черным от грязи, упал на колени, и его вырвало в канаву, рядом с чьим‑ то «харлей‑ дэвидсоном». Он не знал, куда ему идти, поэтому он пришел ко мне.

Мы все так же лежим рядом. Сэми говорит мне:

– Ты теперь понимаешь, почему меня тошнит от себя самого?

Я молчу, потому что мне нечего сказать, я даже не знаю, удивлен ли я. Я вспоминаю мои собственные ночи, думаю о Лоре: до какой жестокости дойдем мы в нашей любви? Сэми продолжает:

– Черт, но я ведь это сделал… И у меня действительно встал, это правда.

Я перевожу телефон в режим автоответчика, гашу свет, и мы засыпаем спина к спине, не дотрагиваясь друг до друга, нас разделяет пропасть из белых простынь, грязных от нашей с Лорой любви.

На следующее утро Сэми рано поднимается, ему нужно на работу. Он варит себе кофе на кухне, а я валяюсь в постели. Мы не обсуждаем то, что он мне рассказал вчера, Сэми звонит Марианне и начинает ругаться с ней, она хотела, чтобы он был с ней этой ночью, а он не вернулся. Сэми говорит с ней ужасным, холодным, безжизненным тоном, потом он просто вешает трубку бормоча:

– Меня тошнит от этой кретинки!

Он целует меня и говорит, что ему пора идти. Я замечаю как бы невзначай:

– Мы могли бы жить вместе…

– Здесь?

– Нет, я найду большую квартиру.

– Может быть, почему бы и нет.

Когда Сэми уходит, я замечаю, что на автоответчике горит цифра «1». Я перематываю пленку и слушаю: «Это Лора, сейчас два часа ночи, я никак не могу заснуть, ответь мне… ответь, я знаю, что ты дома… мне плевать, если ты там не один, ну же, ответь мне… я прекрасно знаю, что рядом с тобой любовник, я уверена, что это Сэми, я чувствую, но дай мне поговорить с тобой, почему ты так поступаешь?.. Тебе это ничем не поможет… (Конец связи. )» Лора замолкает, и через какое‑ то время автоответчик отключается.

Я иду смотреть квартиру в XX округе, на холме Менильмонтан. Мне нравятся эти названия – Бельвиль, Праздничная площадь, Крымская площадь, площадь Жореса. Это как раз напротив моего дома, дом принадлежит страховой компании, квартира просторная, на третьем этаже, прямо над большим универмагом. Улица довольно шумная, зато плата за сто квадратных метров невелика.

Я звоню в компанию и подтверждаю, что беру квартиру. Они, конечно, сделают ремонт, но с шумом ничего не поделаешь, мне придется поставить двойные рамы. После этого я набираю номер Сэми и сообщаю ему, что переехать можно будет первого января. Он спрашивает:

– Там две комнаты?

– Естественно!.. Я же знаю, что ты не педик!

Мне звонит Джемми, он настаивает на встрече, говорит, что это очень важно и что он не может обсуждать проблему по телефону. Я совершенно не понимаю, зачем такие тайны.

Я нахожу его в кафе на углу улицы Ги‑ Моке и авеню Сент‑ Уан. Я часто ждал его там, потягивая виски и разглядывая на стойке окурки, плевки и дневную пыль; время тянулось бесконечно, я подпирал щеки руками, вытирал ладонями влажный лоб и смотрел по сторонам, не идет ли Джемми. Наконец он приходил, приносил кокаин, и я знал, что сейчас мы поднимемся к нему и будем нюхать коку, но прежде он всегда выпивал кружку пива и делал это ужасно медленно. Это было бесконечно, Господи, ну почему он всегда делал это так медленно?

Потом мы готовили себе по две «полоски» и нюхали. Три четверти часа спустя все повторялось, а потом мы делали себе порции каждые полчаса, каждые четверть часа и уже не могли остановиться, нам казалось, что мир вот‑ вот взорвется. Мы разговаривали, слушали Криса Исаака и фламенко, мы по пять раз ставили одну и ту же песню, и мне начинало казаться, что я схожу с ума. На стенах квартиры висели плакаты с изображениями Брандо, Моррисона и Джеймса Дина, а Джемми рассказывал мне о своих разочарованиях, потерянных друзьях, о тюрьме, о маленькой лавочке на «Блошином рынке». Это было похоже на фламенко: ностальгия, фатальность, прошедшая трагедия, та, которая может случиться, но никогда ничего мрачного, никакой пошлости, такое впечатление, что мы будем жить вечно. Мы спускались в бар, пили джин или виски, чтобы смягчить действие кокаина.

На этот раз Джемми приходит первым. Он рассказывает мне какую‑ то запутанную историю, говорит, что ему совершенно необходимо, чтобы я пошел с ним на какую‑ то встречу к Сиреневой Заставе. Он говорит мне:

– Давай вперед, я сейчас все тебе объясню.

Семь часов вечера, на улице Шампионне пробка, и я злюсь.

– Успокойся, уверяю тебя, игра стоит свеч… Я хорошо знаю режиссера, он ищет молодого главного оператора, который все понимает с полуслова. Клиенты предлагают ему звезд, самых известных, всяких там англичан, но он никого не хочет, так что у тебя есть все шансы.

Поднимаясь по авеню Гамбетты, мы проезжаем мимо дома Жана Марка, моего приятеля‑ сценариста. Джемми говорит:

– Остановись, поднимемся на пять минут, мне нужно кое‑ что ему отдать.

Джемми звонит, Жан Марк открывает, делает вид, что удивлен, приглашает нас зайти. Мы идем следом за ним в гостиную, и я останавливаюсь посреди комнаты, совершенно обалдевший: в центре устроено нечто вроде буфета, а вокруг человек двадцать или тридцать гостей, все они приветствуют меня, смеются… Оказывается, Жан Марк собрал друзей, чтобы отпраздновать подписание контракта – меня утвердили главным оператором на полнометражный фильм Луи П., который он собирается снимать в Лиссабоне. Несколько минут я прихожу в себя от удивления, говорю всем, какое удовольствие они мне доставили.

Я вижу Марка, его подружку Марию, моих родителей, Омара, многих других, а Сэми привел Лору.

Я разговариваю с Луи. Он опять говорит, что не верит в мою болезнь, потом рассказывает, что один парижский журналист уверяет всех: «Да нет, он не мог заразиться! Он интересничает, чтобы придать себе веса… Да это в любом случае невозможно, он совершенно не сексуален! »

Я начинаю хохотать.

В первый раз я участвовал в съемках именно в группе Луи. Он меня всему научил. Я слушал его жалобы и вопли бывшего художника, которому все надоело – современная мода, глупость, халтура восьмидесятых, уход французских киношников, которые теперь снимают только выжженное пространство, лишенное страсти. Луи ворчит и созидает в этой пустыне свои творения, борясь с конформизмом других. У него нет детей, и мне много раз казалось, что я и есть его неродившийся сын. Я знаю, что в жизни редко встретишь людей, подобных Луи.

Вечер идет своим чередом, я перехожу от одного гостя к другому, довольно много пью, нюхаю кокаин в комнате Жана Марка. Я смотрю на Лору, и мне кажется, что она меняется прямо на глазах. Она разговаривает с Веро и вдруг ужасно бледнеет. За ней, с ненавистью в глазах, наблюдает Мария. Лора смотрит на мою мать, которая шутит с Сэми, подходит ко мне и говорит:

– Твоя мать не любит меня, посмотри на нее, ей даже Сэми милее, меня она сторонится! Она что, предпочитает, чтобы ты трахался с мужиком, лишь бы не со мной?

Я прошу Лору успокоиться, говорю, что у нас праздник и сейчас не время решать проблемы, да еще к тому же надуманные.

Сэми пьян, он тянет меня за собой в коридор, мы влетаем в туалет и запираемся. Потом начинаем целоваться, нежно прижимаемся друг к другу, я глажу его член через джинсы: Смеясь, мы выходим в коридор и видим Лору перед дверью. Она готова закричать, но в последний момент ей удается сдержаться, и она говорит мне:

– Какая же ты сволочь! – а потом, обращаясь к Сэми, добавляет: – Пошел отсюда, мерзавец, тебе, наверно, все это очень нравится?!

Сэми уходит, он ухмыляется и бормочет:

– Заткнись ты, ненормальная…

Лора в комнате Жана Марка, она плачет. Веро утешает ее, потом находит меня и говорит:

– Только ты можешь ее успокоить, сделай же что‑ нибудь!

Я вхожу в комнату, слышу ее рыдания и бросаю:

– Тебе обязательно нужно было испортить такой вечер?

– Ну почему ты такой? Веро сказал мне, что ты свел Кароль с ума. Это правда? Говорят, у нее был нервный срыв, ее парализовало…

– Что за бред?! – Веро отступает к двери, но я ловлю его за руку и спрашиваю со злостью: – Какого черта ты все это пересказываешь?

– А разве это не правда?

– Вранье, от первого до последнего слова! Убирайся!

Увидев, что я вернулся, Лора немного успокаивается. У меня одно желание – убраться из этой комнаты, она это чувствует, смотрит на меня с отвращением и говорит:

– А ты знаешь, что мне рассказала Мария?.. Что это она объяснила тебе, что такое женщина, а до этого ты и понятия не имел, как за это взяться… И ради тебя она обманула Марка? Чтобы научить тебя трахаться с девчонками?!

Остались только Сэми, Лора, Джемми, Марк с Марией, Сильвен и Веро. Жан Марк начинает наводить порядок, я уношу в кухню грязные стаканы, и Сэми идет следом за мной. Он целует меня, я впиваюсь в его рот, поворачиваю голову и вижу, что Лора смотрит на нас. Она отпрыгивает назад, открывает дверь, кубарем скатывается по скрипучей лестнице и кричит, как раненый зверь. Я бегу следом и догоняю ее уже на тротуаре. Она задыхается и продолжает вопить, у нее вырываются даже не фразы, а просто отдельные слова:

– Почему… Ты никогда не будешь любить меня… Все пропало… Ты предпочитаешь это маленькое животное, лучше мне умереть…

Она вырывается, бежит к моей машине, бьет ногой по фаре, и стекло разлетается на тысячу кусков. Открываются окна, люди возмущаются, а Лора кричит все громче. На перекрестке останавливается патрульная машина, полицейские хотят забрать Лору, но Джемми вмешивается, начинает объяснять, что девушка просто слишком много выпила, ничего страшного, мы сами отвезем ее домой.

Я запихиваю Лору в машину, трогаюсь с места, оставив остальных на тротуаре, даже не попрощавшись. Я везу Лору к матери, она немножко успокоилась и даже говорит мне:

– Прости, я не хотела, но я не могу видеть, как ты целуешь его, меня ты так никогда не целовал… Разве нельзя было сделать так, чтобы я ничего не заметила?

– А ты разве не могла сдержаться хотя бы сегодня вечером?

– Ну да, ты считаешь, что сам был ко мне достаточно внимателен.

Я смотрю, как Лора входит в дом, она не может найти ключи и вынуждена нажать на кнопку домофона и разбудить мать.

Лоре никак не удается заснуть, она блюет почти всю ночь: алкоголь, съеденные на этом проклятом празднике пирожки, потом желчь и слюна, только слюна, заполняющая пустоту внутри ее тела.

Одна звукозаписывающая фирма предложила мне снимать для нее клип в Париже и Лионе. Я узнаю, что пригласить меня попросила сама певица, она видела фильмы, где я был оператором, ей нравится, как я ставлю свет.

Мы снимаем шестнадцать часов подряд, и я просто подыхаю от усталости. Босс «Шаман Видео» сдержал слово: Сэми уже не работает курьером, ему дали работу ассистента. Он теперь работает со мной, очень старается, и я им очень доволен. Себе самому я говорю, что сделал действительно доброе дело, Сэми теперь не рискует попасться, грабя квартиры со своими бывшими приятелями со Сталинградской площади. Мы расстаемся на улице, он отправляется к Марианне.

Я вхожу в свой дом, город пуст, холодно. Дует сильный ветер, ставни раскачиваются и бьются о стены. Поднявшись на лифте, я вхожу в темную квартиру и вижу горящую красную цифру на автоответчике: восемь сообщений. Я слушаю пленку и раздеваюсь; последний звонок был от Лоры: «Я думаю, что тебя нет, ты на съемках, но все равно хочу поздравить тебя с днем рождения… Пока. (Конец связи. )»

У нее грустный, усталый голос. Хорошо, что Лора обо мне не забывает. Работа, квартира, Сэми… я мало думал о своей любимой, надо будет завтра позвонить ей.

Декабрьская ночь. Лора лежит в моей постели, я разрываю зубами ее трусики и вхожу в ее лоно через прогрызенную дыру. И опять то же самое чувство: никогда еще мне не было так хорошо! Но когда мы оба кончаем, я с ужасом понимаю, что не могу обнять Лору, хотя и понимаю, как она от этого страдает. Но нежным я могу быть только с себе подобными.

Комната залита странным голубоватым светом, Лора закуривает сигарету, встает, начинает нервно ходить из угла в угол. Вдруг она замечает коробки с моими вещами, стоящие на полу.

– Ты переезжаешь?

Я чувствую ловушку, но лгать не хочу, да и зачем? Нетвердым голосом я объясняю:

– Я нашел другую квартиру, побольше.

– А где?

– В XX округе.

– Далековато.

– Ты знаешь, я не один там буду жить, мне нужен кто‑ то еще, чтобы вместе платить за квартиру…

– И ты, конечно, подумал о Сэми!

– Откуда ты знаешь?

– Я не знаю, я просто догадалась.

В глазах Лоры смесь ярости и страха, она почти кричит:

– Он получил, что хотел, он молодец, Сэми, он сильнее меня…

– Что значит «получил, что хотел»? Я сам предложил ему поселиться со мной.

– Да ну?!

Декабрь кончается, на улице страшный холод, небо серо‑ желтое. Вот‑ вот пойдет снег. Я в Ванве, выбираю аппаратуру для завтрашней съемки в Лионе.

Я обедал один, а войдя в квартиру, первым делом кидаюсь к автоответчику, это стало манией, меня гипнотизирует цифра, маленькая светящаяся красная отметка в окошечке. Мне нужны голоса людей, знаки внимания со стороны внешнего мира, Лорины слова, какая‑ то внешняя веха, чтобы держать голову над поверхностью, не утонуть в океане ужаса.

Четырнадцать сообщений. Я прослушиваю их на скорости, пока не нахожу нужное: «Алло, это Лора… (Конец связи. )» «…(Конец связи. )»

«Эй, это опять я, мне кажется, что ты уже дома… (Конец связи. )»

«… (Конец связи. )»

«Тебе действительно плевать, когда я говорю, что мне тебя не хватает. Я не хочу тебе надоедать, потому что знаю, что ты завтра утром рано уезжаешь в Лион, ответь мне, если ты дома. Может, я ошибалась, и тебя там нет… (Конец связи. )»