Андрей Кивинов, Олег Дудинцев 5 страница

— Не пугай — пуганая, — Лунина, не моргнув глазом, отвела рукой ствол. — Точно, он убил. Виригин. Сегодня дома следственный эксперимент проводили. Он сам все рассказывал и показывал.

— На хрена ж он Рому-то?

— Говорит, задерживать пришел. Они ведь вертухая, который тебе «ствол» передал, повязали, а тот Рому сдал.

— Думаешь, и деньги мент взял?

— Конечно. Иначе зачем он один приперся?.. Говорю, сейф нараспашку был.

Лицо Кедрова выдавало напряженную умственную работу. Что-то ему в этой истории не нравилось, он не мог понять — что именно.

— Сообразил майор, что всё бабло у Ромки, — пояснила Лунина, — ну и приперся. Выпытал, где сейф, а после убил и обставился. Ясно все.

— Что майору-то светит? — Кедров взял со стола бутылку, повертел, поставил назад.

— Да ничего! Они своего не посадят, а деньги наши с концами. «Распилят» там у себя в ментуре, козлы...

— Сколько там было?

— Твоих полтинник и наших штук тридцать.

— Волки позорные... И паспорт, значит, того... Чего же мне теперь делать, Лизка?

Голос Кедрова вновь стал очень недобрым. Лунина притворно сочувственно вздохнула и пожала плечами.

— Мне Ромина тачка нужна, — попросил Кедров. — На пару дней.

Лунина нехотя кивнула.

— И адрес майора, — добавил Кедров.

— Как же я узнаю?

Кедров молча сунул ей под нос ствол. Лунина поморщилась:

— Убери пукалку, дебил.

— Да я шучу, Лизка. Убрал уже, — Кедров расплылся в кривой улыбке. Вдруг он ухватил Елизавету широкими ладонями с короткими заскорузлыми пальцами за обе груди, стал мять через платье. Когда-то эти упругие, пятого размера груди очень ему нравились. Много лет, правда, минуло с тех пор. Но, с другой стороны, попробуйте поскучать десять дней в закрытой избе... И год в «Крестах»...

— Дурень, нашел время, — поморщилась Елизавета и хотела оттолкнуть Кедрова, но подумала, что можно, в общем, и не отталкивать. Чего уж там.

Все дело заняло у Кедрова и Луниной не более трех минут. Расстались они недовольные друг другом.

— Ладно, мужики... — вздохнул Макс— Иду к Шишкину. За приговором.

— Давай! — отозвался Рогов, не отрываясь от писанины.

— Удачи! — добавил Любимов.

— Да чего уж удачи... Поздно. Все же решено. Осталось только результат узнать...

— Ну, узнавай иди. И возвращайся.

— С меня в любом случае простава.

— Давай-давай... Ждем.

— В горле уже пересохло.

В двери Виригин столкнулся с раздраженным Егоровым. Тот, сверкая глазами, буквально ворвался в кабинет. Остановился перед столом Любимова, раздраженно выпалил:

— Еще раз так пошутишь, я из тебя самого Гудона сделаю... Эрудит нашелся!

— А что, не помог? — удивленно поднял честные глаза Жора. — Странно. Вроде всем помогал...

Егоров скрипнул зубами, но на новую провокацию реагировать не стал.

— Ладно, проехали... Слушай, вот доцент один... Хомко. Узнай, что за фрукт.

— Видел я где-то такую фамилию... А зачем он вам? — Любимов взглянул на визитку и едва заметно улыбнулся уголками рта.

— Помочь обещал.

— Племянницу в «Муху» пристроить? — с пониманием спросил Любимов.

— Я же говорил... А что делать, что делать, — вдруг раскипятился Егоров. — Ну, не поступит она, и что с ней делать?

— Не поможет вам доцент Хомко. Гудон скорее поможет...

Лицо Егорова начало краснеть, а сам он — надуваться, но Любимов успел предупредить взрыв:

— Вась, достань-ка кедровские визитки. И фотки. Смотрите, Сергей Аркадьевич...

— Ну! — посмотрел на фотографии Егоров. — Жмурик. Что я, трупов не видал?

— Да посмотрите внимательно, — Рогов будто бы даже обиделся на пренебрежительного жмурика. — Похож?..

— На кого? — пялился в фотку Егоров.

— Это же доцент ваш, ёкарный лещ!

— Да ну! Тот с бородой был. И с усами. Ну-ка, ну-ка... Точно ведь он! И кто же его завалил? Студенты?

Рогов с Любимовым переглянулись.

— Да так... один человек хороший.

— Некстати, — огорчился Егоров. — Кто же теперь поможет?

Ответ вертелся на языке у Жоры, но он сдержался.

Поднимаясь на третий этаж к Шишкину, Виригин вдруг остановился передохнуть. Устал. Не от жизни устал (все мы от нее устали, каждый может выдать проникновенный монолог о каком-нибудь «космическом одиночестве» или вроде того; так что жаловаться грех). Не от событий последних дней (от них — понятно). А вот просто — по лестнице подниматься... Как-как пенсионер.

Виригин встрепенулся, сбросил секундную слабость и бодро прошел в кабинет начальника.

— Разрешите?

— Привет, Максим, заходи. Присаживайся. С прокуратурой сегодня говорил.

— И что там?

— По убийству Лунина дело прекратили. Необходимая оборона. А вот с должностным... — Шишкин развел руками.

— Возбудили? — спросил Виригин.

— Возбуждают. Как им ни доказывал... — Лицо у Шишкина было виноватое, хотя, на самом деле, он и так добился очень многого. — Рогом уперлись — должен был доложить, вызвать группу, а не линять с места происшествия.

— Ничего, Палыч! Все нормально.

— Погоди ты, не все! Есть еще статья шесть УПК. В связи с изменением обстановки. То есть на пенсию. Тогда дело могут прекратить.

Виригин так и чувствовал про пенсию. Почти уверен был. Не признавался себе впрямую — из внутреннего суеверия, что ли. Потому что оно хоть и не слишком радостно, но в целом — благоприятный исход.

— Я готов, — просто сказал он. — Листок дай, пожалуйста.

Шишкин пододвинул бумагу и ручку. Виригин написал рапорт. Вот и все. Пять минут. Он свободен.

Почти свободен.

Дело прекратят, можно не сомневаться. Виригин, действительно, на хорошем счету. Врагов, во всяком случае, у него точно не было.

— Пенсия? — хором спросили Рогов с Любимовым, когда он вернулся.

— Угадали... — усмехнулся Виригин.

— Не самый плохой вариант.

— И чем займешься? — поинтересовался Любимов.

— Ну... для начала, я думаю, по паре пива. А там — действуем по обстоятельствам.

— Хороший план! — одобрил Жора.

— Продуманный, выстраданный, — добавил Вася.

— Сейчас, только дочке позвоню... — Виригин снял трубку— Юль, привет. К маме собираешься? Скажи ей — я с утра буду. А так передай: все закончилось нормально... Ну, так. Подробности потом. В целом — нормально... Все, мужики, я готов!

— Надо же, он готов, — возмутился Рогов. — Пенсионер! Между прочим, до конца рабочего дня еще пять минут...

Уже когда выходили из главка, Любимов спросил:

— А анекдот тебе Шишкин не рассказал? Про Стошу?..

— Про кого?!

— Не рассказал, значит... Нам рассказал сегодня. Говорит, тогда еще хотел рассказать, в день побега Кедрова... Но забыл.

— А теперь вспомнил! — поддержал игру Рогов. — Запал, значит, в душу Палычу анекдотец!

— Хотя, казалось бы...

— Да... ничего, казалось бы, особенного. -

— Ну не томите! — возмутился Виригин.

— Короче, звонок на радио: «Вы не могли бы передать песню про Стошу Говнозада? » А они там, на радио, точно как ты: «Про кого-про кого?.. »

— Так про кого же? Кто это?.. — не понял Максим.

Рогов и Любимов захохотали и пропели нестройным дуэтом:

— «Сто ша... гов назад... на цыпочках счастья... »

«Все закончилось нормально».

Юля не знала в подробностях, что имел в виду отец, но главное ясно. Страхи позади. Мама тоже обрадовалась. Ей еще с утра стало лучше, а от Юлиного сообщения — и, может, еще от огромного букета гладиолусов — она окончательно пришла в себя. Врач пообещал, что Ирину выпишут домой буквально дня через два-три.

В общем, жизнь налаживалась.

Юля спешила к метро. Она немножко опаздывала: у Дома кино на Караванной улице ее ждал Антон. Он вычитал в журнале, что там идет комедия про мошенников, орудующих в разных городах — в Москве, в Берлине, в Стамбуле и, кажется, в Париже. Посмотреть в конце этой ужасной истории комедию про мошенников — отличная мысль!

Впрочем, не все были согласны, что история закончилась и тем более — «закончилась нормально».

Сергей Федорович Кедров стоял у лунинского «фольксвагена» на безлюдной улице, которая тянулась вдоль больницы, и подбрасывал на ладони ключи. Окликнул Юлю:

— Девушка, извините, вы из больницы?

— Из больницы, — дружелюбно ответила Юля.

— А по каким дням здесь впускают?

— Кроме вторника и четверга, в любой день. — Юля приближалась к мужчине ближе и ближе. Интуиция, «расколовшая» Лунина, здесь не сработала.

— А время?..

— С десяти до шестнадцати. — Юля подошла к Кедрову вплотную. — Но на самом деле там вот в заборе есть дырка, и...

Кедров предъявил черный пистолет. Ствол уткнулся Юле в живот.

— Пикнешь, пришью, нах... Быстро в тачку.

Юля остолбенела от ужаса. Не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Даже если бы она решила выполнить приказ мужика, то ничего не получилось бы. Ступор.

Кедров свободной рукой схватил девушку за волосы и потащил в салон.

Оцепенение спало, Юля закричала что есть мочи, стала вырываться. Кедров ударил ее в лицо тяжелой рукой, в которой был зажат пистолет. Юля рухнула на заднее сидение и лягнула Кедрова ногами.

Пистолет выстрелил.

Пуля вошла в плечо девушки. Все перед глазами стало отчаянно красным. От адской боли Юля потеряла сознание...

Кедров выругался, прыгнул на водительское место, «фольксваген» взревел и скрылся за поворотом.

И в ту же секунду с другой стороны тихой улицы появился милицейский патруль.

Патруль искал пьяных.

Парой пива на брата и ограничились — на скамейке у фонтана в Таврическом саду. Дальше как-то «не пошло». В самом парке в кафе водка дорогая, в магазин бежать далеко. То есть сбегали бы, конечно, под настроение, но настроения-то не было...

Виригин и впрямь как-то устал. Захотелось домой. Спокойно посидеть, обдумать планы на жизнь, которая с завтрашнего дня станет совсем-совсем другой.

Формально он еще неделю будет ходить на службу, сдавать дела. Но можно-уже не спешить появляться вовремя, можно не вздрагивать от телефонных звонков — на происшествие его уже не сдернут.

Грустная будет неделя — в одних кабинетах с близкими людьми, из ритма жизни которых ты выпал. И рядом вроде бы с ними, а на самом деле — бесконечно далеко.

Юльки дома не было. Ах да, она же собиралась в кино. С этим дурачком Антоном. Ничего, кстати, оказался парнишка.

Максим потрогал обои, посмотрел на стены и потолок. Решил в ближайшие же дни заняться ремонтом. На серьезный денег нет, а косметический сделать — самое время. Пока не определился с новой работой.

Да, о новой работе надо будет уже завтра потихоньку начать кумекать...

Хоть и думал Виригин, что не придется больше вздрагивать на телефонные звонки, а — вздрогнул. Сразу почувствовал: нехороший звонок.

— Слушаю, — произнес пересохшим, не своим каким-то голосом.

— Виригин? — уточнил кто-то незнакомый.

— Кто это?

В трубке хмыкнули.

— Моя фамилия Кедров. Слыхал, наверное? Та-ак...

— Ну, слыхал... Сдаться хочешь?

— Шутник, бля, — хмыкнул Кедров. — Слушай, шутник, твоя дочь у меня.

— Что-о? — не было ни капли сомнений, что Кедров не врет. Как же это...

— Сама она мне не нужна, не боись. Я деньги хочу вернуть.

— Ты сдурел! — взорвался Максим.

— Спокойно, майор... Ты же, когда в Рому стрелял, не нервничал. А Рома, между прочим, мой кореш. Он мне, как дочь...

Кедров мерзко рассмеялся.

— Я в него не... — начал Виригин и осекся. — Какие еще деньги?

— Мои кровные. Мне чужого не надо. Восемьдесят тысяч баксов.

— Откуда они у меня?

— Из Роминого сейфа.

— Я не брал, — машинально ляпнул Макс. Сообразил сам, что глупо прозвучало. Будто он перед бандюганом отчитывается, словно перед начальством.

— Дурку не гони... Завтра не будет «лавэ» — с соплячкой своей прощайся, нах. Заметь: мы с тобой по одним правилам играем.

— Понял, — Максим постарался взять себя в руки. — Только там не было восьмидесяти. Шестьдесят с копейками.

В нем проснулся оперативник. Затянуть разговор, озадачить противника, сбить его со сценария... Может неожиданно сработать.

— Врешь, мусор!!

— Чего мне врать-то? В моем-то положении... Где я тебе найду больше?

Кедров помолчал, подумал. В том, что Лизка могла втихую «срезать» из сейфа двадцатку, он ни на секунду не сомневался. И вообще — не до торговли сейчас. Линять надо срочно. И майора крутить, пока горячий...

Виригин в это время набрал свободной рукой SMS-ку Любимову: КЕДРОВ ЗВ. МНЕ И ЧЕРЕЗ 2 МИН. ЛУНИНОЙ. ПРОСЛУШКА! Он знал, что у Любимова в техотделе — близкие друзья. Конечно, нужно, чтобы они оказались на смене, чтобы Любимов сразу дозвонился... Шанс невелик, но...

Надо попробовать подержать урода на линии.

— Слышь, майор. Допустим, ты не гонишь...

— Ну, правильно... Завтра встречаемся? Где? У меня деньги не дома, надо еще смотаться за ними.

— Еще не все. Паспорт мой вернешь и кордон с Белоруссией поможешь пересечь.

— С Белоруссией? — переспросил Виригин. — А чего там пересекать-то?.. Сейчас там даже документы не проверяют.

— На всякий случай. Я все-таки в розыске, поэтому с тобой надежней. Кстати, имей в виду, Юля себя неважно чувствует, так что поторопись...

— Что с ней?!

— Жить будет, нах. Но болеет, майор, болеет. Сама виновата. Все, завтра перезвоню. До одиннадцати смотайся за баблом, а потом жди дома... майор.

Короткие гудки.

Виригин обессилено опустился на стул.

Любимов мгновенно дозвонился в техотдел, друзья его оказались на месте, но...

Усилия оказались тщетными.

Во-первых, прослушка номера Виригина оказалась невозможной — там стояла защита. Максим и забыл, что несколько лет назад, во время последних губернаторских выборов, когда силовые структуры играли за разных кандидатов, всем сотрудникам главка защитили домашние телефоны. А снимать потом защиту в голову никому не пришло. Так что подключиться к вири-гинской линии можно было только из его квартиры.

Во-вторых, Луниной Кедров действительно тут же попытался позвонить с предъявой, но на новый телефон, который в «убойном» не знали. Телефон оказался отрублен. «С-сука», — ругнулся Кедров, но на домашний и на старый мобильный перезванивать не стал. Поосторожничал.

Он спустился в подвал проведать пленницу.

Юля валялась на охапке сена и тихо постанывала. Начала потихоньку приходить в себя. Руки и ноги пленницы замотаны скотчем, рот заткнут кляпом, но Кедрову все равно было удобнее, чтобы девушка оставалась в бессознанке.

Он достал шприц, сделал ей укол...

Еще раз набрал номер Луниной.

«Абонент заблокирован... »

— Поймаю, разблокирую — мало не покажется, — зло пробормотал себе под нос Кедров.

— Смотри, Макс, снова в строю, — попытался подбодрить Виригина Шишкин. — Я уж думал, не поработаем больше вместе...

Его показная бодрость отклика не нашла. Все промолчали. Рассеивая неловкость, Виригин коротко ответил:

— Последний раз, Палыч.

Боевой штаб в силу обстоятельств обосновался на опустевшей виригинской квартире. Семен сидел около телефонного аппарата, подключенного к записывающей технике и АОНу. Шишкин шептался с Любимовым.

— Как там жена Лунина?..

— Да ничего. Про деньги, типа, не знает. Кедров ей якобы звонил, тоже спрашивал. Где он — без понятия. В глаза врет.

— Все она знает, зараза...

— Знает, конечно, — кивнул Любимов. — Вот говорит, что Кедров ей домой звонил, а прослушка не засекла. Значит, у нее еще одна трубка есть. Но предъявить ей пока нечего. Но ничего — Васька и Игорь ее дожмут...

— Я с банком договорился насчет денег, — повернулся Шишкин к Виригану. — Они на пару дней дадут в долг.

— Спасибо...

Зазвонил телефон. Семен повозился с приборами и кивнул. Максим снял трубку.

— Слушаю.

— Максим, это я, — послышался голос жены. — А ты что, не на работе?

— А, Ириш... Привет. Перекусить заскочил.

— Юлька говорит, у тебя все нормально? Правда?..

— Ну. Практически... Лучше, чем думал. Я приду завтра, все расскажу. Сегодня не получается, извини. Ты-то как?

— Да все отлично уже, я домой готова. Врач не пускает. Говорит, еще день, два...

— Ты врача слушай! — испугался Виригин.

— Я слушаю... Дай мне Юльку.

— Она к подружке ушла...

— А... хорошо, я перезвоню. Целую.

— Целую, Ирёныш!

Виригин положил трубку, вытер пот со лба. Кедров обещал проявиться после одиннадцати. Шел уже второй час дня: звонка не было.

— Смотри, — Шишкин вытащил из портфеля карту, — я тебе план принес. Подробный, гаишный. Поедешь до Белоруссии по ювелирным маршрутам...

— Да чего там — трасса и трасса, — пожал плечами Макс— Я так прикинул, доберемся часов за семь-во-семь... Можно бы быстрее, но на моем драндулете...

— Недалеко, в принципе, — согласился Любимов.

В этот момент вновь пробудился телефон. Семен понажимал кнопки, кивнул Виригану. Тот прокашлялся, снял трубку.

— Слушаю.

— Виригин? — Голос Кедрова смешивался с шумом улицы. Видимо, он звонил из автомата.

— Ну, а кто еще? Дай с Юлей поговорить.

— Не выйдет. Она в отрубе.

— Она жива?!

— Пока — да, — усмехнулся похититель. — И почти здорова. Не ссы, я свое слово держу! Снотворняк ей вкатил. Бабло у тебя?

— У меня.

— Молоток. А паспорт?

— Вот, в руках держу...

— Держи крепче, нах, — хохотнул Кедров. — И подъезжай через два часа к площади Победы. Вылезай из тачки и маячь там сусликом. Я тебя узнаю.

— Сам ты суслик...

— Заткнись. Мы с тобой, мент, одного поля ягода. И не вздумай в войнушку играть. Без меня вы ее не найдете.

В трубке раздались гудки.

— Сволочь! — сплюнул Виригин.

Помимо всего прочего, ему не нравилось, что Кедров считал его равным себе. И с этим человеком ему предстояло провести в машине семь часов...

— Звонок с Балтийского вокзала, из автомата, — сообщил Семен.

— Хочет, чтобы я через два часа на площади Победы был, — Виригин в бессилии опустился на стул.

Шишкин посмотрел на часы:

— Так, я двинул в банк. Жора — бери мою машину и пулей на границу... А ты, Максим, главное — не волнуйся. Все идет как надо... Или почти как надо.

Виригин припарковался напротив гостиницы «Пулковская». Вышел из машины, закурил. Кедров опаздывал. Скорее, наверное, не опаздывал, а осматривался на местности, искал «хвосты».

Макс сообразил, что забыл взять в дорогу воды. Путь неблизкий. Пошел к лотку у входа в «Пулковскую». Кедров наверняка следит за ним. Что ж, пусть следит.

Стайка японских туристов, жужжа во все стороны видеокамерами, вышла из автобуса и двинулась к отелю. Маленькая японка в серебристом плаще выспрашивала у гида, отчаянно коверкая русские слова:

— Правда ри говоррят, сито Петеррбург — крими-наррьная сторрица России?..

— Неправда, — деликатно улыбался гид. — Это выдумка досужих журналистов и авторов телесериалов. Санкт-Петербург — культурная столица.

Возле машины стоял Кедров. Виригин, не торопясь, подошел. Они впервые увидели друг друга.

— Здорово, майор... Нас тут не обложили? Не советую.

Виригин промолчал.

— А мне водички не купил? Ни копья, веришь ли...

Виригин так же молча дал Кедрову деньги. Кедров вразвалочку сходил к ларьку, вернулся с водой.

— Паспорт принес?..

Виригин достал из кармана документы и отдал Кедрову. Тот полюбовался на свою физиономию.

— Красавец... Последний подарок от Ромы с того света. Хороший был мужик, нах. А ты его, майор, ку-ку... Я-то твою дочку пожалел — цени. Бабло где?

— В машине, — впервые открыл рот Максим.

— Ну, загружаемся...

Виригин сел за руль, Кедров — на заднее сидение. Там он пересчитал деньги.

— Отлично, майор... А говорил — не брал. Ну-ка, грабли поднял по-быстрому...

Кедров шустро и грамотно обыскал Виригина.

— Нормалек. Не в обиду, майор, я тебе тридцатку потом отдам, нах, когда разменяем... Ксиву свою ментовскую взял?

Виригин кивнул.

— Неразговорчивый ты... и хорошо. Чтобы всем гаишникам вместе с правами предъявлял, понял?

Виригин снова кивнул.

— И хер ли ты стоишь, если понял? Вперед, к братским бульбашам!

— Где Юля?

— Как только в Белоруссии будем, назову место. Мне крысятничать незачем. Может, еще и сведет нас судьба, чего ссориться. Я, майор, по понятиям, бля. Если только сам все не испортишь...

Виригин резко надавил на газ.

Вскоре он выбрался через пробки на Е-95 (раньше так называлась дорога на Москву; теперь классификация изменилась, и этот прославленный в песне номер достался белорусской трассе) и развил предельную скорость.

Не то чтобы Виригин сильно любил быструю езду, скорее, нет. Но скорость дарила ему один важный эффект: улетучивались из головы мрачные мысли. Словно ветром выдувало. Проблемы, правда, оставались.

Очнувшись, Юля долго не могла сообразить, где находится. Почему так темно вокруг. И почему ей так трудно дышать. И почему не слушаются руки и ноги...

Может быть, она еще спит?

Потом все вспомнила. Рванулась. Руки пронзила резкая боль, но кляп во рту ослаб. Долго жевала противную вонючую тряпку, боялась, что стошнит. Наконец, кляп выпал.

Некоторое время думала, закричать или нет.

Если враг рядом, будет только хуже.

Жутко болело плечо.

В конце концов, решила, что надо действовать. Для начала все-таки закричать. Но крик получился слабеньким-слабеньким... утонул в темноте...

А папа, мама... А Антон... Знают ли они, что с ней случилось?

Антон, отчаявшись дозвониться по телефону, долго стучал в дверь квартиры. Бесполезно. Спустился во двор. Окна квартиры Виригиных были темны. Что их, в тюрьму всех забрали? Пометавшись с полчаса по двору, он отправился домой. Завтра — решающий экзамен. Хоть одно дело нужно довести до конца.

Ирина в этот момент тоже терзала телефон — на столике дежурной сестры. Стенные часы показывали без двух двенадцать. Дома никто не берет трубку. Телефон сломался? Может быть, конечно...

Мобильник Максима отключен. Деньги на счету кончились?

Что-то не так.

Минутная стрелка равнодушно перескочила на полночь.

Ирина схватилась за сердце...

А Виригин выжимал, что мог, из старой своей колымаги. Спешил приблизить развязку. Но кое-где трассу ремонтировали, дорога сужалась до одной полосы, дважды или трижды зависали в пробке, полчаса стояли практически без движения, потом еще минут сорок, в других случаях поток машин полз со скоростью беременной черепахи, и все это доставляло Максиму буквально физическую боль. Словно отзывались в нем страдания Иры и Юльки.

Было ясно, что ни за семь часов, ни даже за восемь до финиша не добраться.

И каким он еще будет, финиш?..

Хорошо хоть попутчиком Кедров оказался не вредным. С разговорами не лез, на пробки не раздражался, проявляя какое-то едва ли не философское терпение, сидел себе тихо на заднем сидении, поглядывал подозрительно назад и по сторонам, иногда что-то насвистывал.

Вот только сейчас решил немного пройтись «по душам».

— Я ведь по масти не «мокрушник», майор. Я человек интеллигентный. Знаток человеческих душ.

— Это ты в суде доказал. Знаешь, что умер конвоир-то?..

— От кого слышу! — воскликнул Кедров. — Ты, нах, что ли, ангел? А у меня так карта легла. Обрати внимание, какой я деликатный. Девчонку твою... аппетитную — не тронул ведь. Пожалел цветущую юность. Нет, напрасно ты меня не ценишь, майор...

— Ценю... — Макс старался держать себя в руках.

— Что ж мне, сидеть прикажешь? Ну ты даешь! Сам-то не стал садиться... «Отмазали» тебя. А я не мент — самому «отмазаться» пришлось... Ладно, я подремлю немного. Учти, майор, я чутко дремлю.

На трассе Виригина не тормознули ни разу. Гнал он что есть сил, но на предупредительные сигнальные огни встречных доброжелателей, оповещавших о засевших в кустах ребятах с радаром, — реагировал оперативно, скорость сбрасывал. И сам, углядев, язык сломаешь, гаишников-гибэдэдэшников, добросовестно подмигивал встречным.

Водительская солидарность — правило номер один. Ты помог — тебе помогут.

Так что первый и единственный раз документы пришлось предъявлять на российском кордоне.

— Доброй ночи! — поприветствовал Виригина прапорщик-погранец. — Документы, пожалуйста...

— Здравствуйте... — как и договаривались, вместе с паспортом Максим протянул служебное удостоверение. И опять пронзила неотвязная мысль: в последний ведь раз, наверное, пришлось им воспользоваться. — Свои...

— Багажник откройте на всякий случай, товарищ майор. Инструкция...

Виригин вышел из машины... Кедров наблюдал за происходящим через заднее стекло. Ничего не видел, кроме поднятой крышки багажника. Если эта сука Виригин что и затевал, то логичнее всего валить его прямо здесь. На заставе у Кедрова шансов — сильно меньше нуля. Но не дурак же он, этот Виригин... Дочь ведь...

Вот, нормалек, возвращаются.

— Счастливого пути! — козырнул пограничник.

Белорусский контрольно-пропускной пункт находился буквально в пятистах метрах. Впрочем, стражи братского народа не проявили к машине никакого интереса, просто рукой махнули...

— Надо же, какие бульбаши ленивые, — усмехнулся Кедров. — А если мы гексоген в багажнике везем?.. И наши тоже странные. К своему майору полезли. Перемешалось все...

— Мы в Белоруссии, Кедров, — перебил Виригин своего спутника. — Адрес говори. Где Юля?

— Щас, две минуты, — кивнул тот. — Еще немного проедем. Сейчас налево. На проселочную. Метров через сто останови, но движок не глуши.

Виригин подчинился. Затормозил. Кедров достал пистолет и приставил его к затылку Виригина.

— Теперь выходи, майор.

— Что-то ты не то делаешь, земляк...

— Всё то, — хмыкнул Кедров. — Выходи, бля. Не обману.

Макс вышел, Кедров — за ним. Держа Виригина под прицелом, мошенник забрался на водительское место, закрыл дверцу, опустил стекло, тронулся вперед.

— Где Юля?! Сволочь!

— Запоминай, майор. Горелово, Парковая, дом семь. Захочешь — найдешь. Спасибо за компанию...

И газанул. Автомобиль растаял в ночном тумане. Три секунды — и красные огоньки пропали из виду. Виригин включил мобильник, набрал номер:

— Алло, Палыч! Горелово, Парковая, семь!

Отъехав еще с километр по проселку — как говорится, по «волчьим тропам» (пригодилась гаишная карта, которую глазастый Кедров заметил в пути и отобрал у Виригина) — беглец с паспортом на имя Могилева свернул в лес и остановился.

Витебская область — не Питер, белые ночи «не действуют», но заря в этих краях и в это время года начинает заниматься рано. Первые просветы забрезжили на небесах, словно в стакан чая капнули несколько капель молока: вроде бы мало они влияют на общий цвет, но что-то неуловимо уже изменилось. Березы еще не белые, но уже не сливаются в сплошной темный массив, а выделяются из фона резкими стройными тенями. Даже какая-то ранняя птица негромко крикнула в кронах. Или почудилось?..

Кедров нагнулся, опустил ладони в траву-мураву, и росы в пригоршне оказалось столько, что хватило вымыть лицо.

Всё, вот она, свобода. Из Белоруссии он выберется без проблем.

Кедров со вкусом потянулся, суставы блаженно хрустнули... какое счастье — после нескольких часов, проведенных в тесном салоне.

Но все же в салоне.

А что должен чувствовать человек, согнувшийся в три погибели в багажнике?

Он (багажник, а не человек) распахнулся, и ошеломленный Кедров увидел перед собой дуло автомата Калашникова, перекошенную от злости рожу и услышал сиплый крик:

— Руки на капот, быстро!..

Не на капот — в карман руку Кедров сунул мгновенно, а зря...

Рогов знал, что враг вооружен «макарычем», и имел от начальства не то что разрешение — прямой приказ стрелять на поражение.

Вася дал короткую очередь, пули пересчитали фаланги на кисти Кедрова, не зацепив при этом остальной организм.

Второй раз такой фокус он вряд ли повторил бы...

Всю ночь Юля то теряла сознание, то приходила в себя — и то, и другое как бы наполовину. Призрачное такое состояние между небом и землей.

То морда какого-то чудовища с оскаленной пастью склонялась над ней, лез из пасти грязный толстый язык, текла кровь, лапы тянулись к горлу, и Юля в ужасе зажмуривалась.

То ей слышалось в сене мягкое шебуршание, и с дикой мыслью «мышь! » — а мышей Юля боялась больше всего на свете, возможно, даже больше чудовищ, — она, наоборот, широко распахивала глаза.

То ей виделась привольная гладь Невы, полная белоснежных кораблей и алых парусов, и взлетающий над рекой в диком скоке «медленный» всадник, только вместо Петра коня держит под уздцы Антон, а оставленная змея превращается в собачку и обиженно тявкает с постамента.

То вообще буддисты в оранжевых кришнаитских одеяниях, потрясая какими-то огромными африканскими бубнами, хороводят хоровод вокруг памятника Пушкину на площади искусств и поют: «Феличита... »

Саднило плечо, а особенно сильно хотелось пить.

Наверху в темноте послышались какие-то звуки, человеческие голоса, шум... Либо это последняя галлюцинация, либо спасение.

Шваркнуло вверху что-то металлическое, грохнул люк, луч фонарика заметался по стенам.