Андрей Кивинов, Олег Дудинцев 4 страница

— Остынь, Жор, с утра съездим с ордером. Выходной все-таки...

Юля стояла у окна и грызла ногти. Вообще от этой дурацкой детской привычки она окончательно отучилась еще в шестом классе, но... Сейчас она снова стала маленьким глупым ребенком. Ноготь исчезал со скоростью горения спички.

Юля шагнула в глубь комнаты. В большом зеркале, вделанном в платяной шкаф, колыхнулось ее отражение. Она посмотрела и ахнула. Лицо какое-то черное... Сморщенное. Откуда эти морщины через весь лоб? Что происходит? Она будто бы постарела за этот день... на двадцать лет!

Предчувствие беды охватило Юлю сразу, как она вылезла из горячей ванной. И не оставляло с тех пор ни на секунду.

Остановить Зеленина она не могла: мобильника у Антона не было.

Где он сейчас?

Что с ним?

Где этот дурацкий пистолет?

И зачем она только согласилась? О чем думала?

Телефонный звонок разорвал тишину, как выстрел. Юля вздрогнула. Выскочила в коридор, схватила трубку

— Алло... Да... Хорошо... Я поняла, через пять минут.

Слава Богу, жив...

— Кого? — выглянул из комнаты отец.

— Меня. Схожу, учебник Ленке отдам, — Юле стоило больших усилий говорить ровным голосом. Хорошо, в коридоре было темно, и отец не видел ее лица.

Пять минут во дворе показались вечностью.

Сколько же можно идти из соседнего квартала? Или он звонил не из дома, а из таксофона?

Юля вдруг захотела выкурить сигарету... хотя никогда раньше этого не делала. То есть пробовала, конечно, несколько раз, но совсем не понравилось.

А сейчас вдруг ощутила острое желание затянуться горьким дымком.

Антон возник из темноты неожиданно, как привидение. И лицо такое... призрачное. Бледное.

— Что случилось?, — почти крикнула Юля.

— Ничего, — ответил Антон отсутствующим каким-то голосом.

— Получилось?..

— Пока нет... Держи.

Антон протянул Юле все тот же пакет. Из магазина «Дикси». С пистолетом внутри.

— Ты поговорил с ним?

— Да... То есть... После объясню... Пока. Экзамен завтра.

Антон растворился во мгле, оставив ничего не по. -нимающую девушку у подъезда.

«Спокойно, — сказала она себе. — Эмоции потом. Надо еще вернуть пистолет на место».

За Луниным поехали с утра не с пустыми руками, а захватив четверку омоновцев — Кедров вполне мог прятаться у подельника дома и открыть огонь.

— Хорошо бы так... — размечтался Жора. — Сегодня бы со всем и покончить... Макс на работу придет, а у нас раз — детки в клетке! Как говорится, одним махом семерых побивахом, — и добавил, обращаясь к омоновцам. — Как, мужики, справитесь?

— Семерых? Говно вопрос, — лениво откликнулся старший омоновец.

— Ну, там максимум двое...

— А Макса, — предложил Рогов, — за то, что вчера отсыпался и сегодня опоздал, — справки писать засадим... О, смотрите, братья по разуму! Не к нашему ли клиенту?

У подъезда стояла милицейская машина. «Убойщики» и омоновцы, сосредоточенно нахмурившись, быстро поднялись на четвертый этаж. Дверь в квартиру Лунина была распахнута. У двери дежурил сержант милиции. Завидев столь внушительную делегацию, он взял под козырек.

— Что тут у вас? — Любимов вместо приветствия кивнул на открытую дверь.

— «Убойный» отдел главка.

— А-а... там один «холодный». Проходите.

Рогов присвистнул:

— Похоже, ОМОН нас сегодня согреет... Извините, мужики, за беспокойство.

— Говно вопрос, — вновь лениво откликнулся старший. Других слов, похоже, он не знал.

Рогов и Любимов прошли в квартиру. Вещей у Лунина было немного, но все очень необычные. «Стильные», как сейчас говорят. Узкие шкафы, упирающиеся в потолок, кресла со стеклянными подлокотниками, компьютер на грибной ножке — тонкий, как бумажный лист. Белые стены и даже пол белый.

— Пижон, едрить его, — оценил обстановку Вася Рогов.

Сам пижон в светлой косоворотке и в плетеных белых тапочках лежал навзничь под экраном гигантского телевизора, рядом с открытым секретером. Рот его свела неприятная оскаленная полуулыбка. В районе сердца растеклось пятно крови. Рядом валялся револьвер «Оса».

— Жена утром с дачи вернулась и обнаружила, — пояснил майор из райотдела милиции. — Из «макары-ча» завалили. Вон гильза валяется...

— Угу, — Любимов посмотрел на гильзу— Что ж, за— цепка.

— Видимо, он тоже стрелял, — сказал майор. — Один патрон использован.

Любимов нагнулся к револьверу, глянул, не прикасаясь.

— «Оса». С резиновыми пулями.

— Такими можно запросто башку снести, — прокомментировал майор. — В упор тем более...

— Это вы открывали? — спросил Рогов про секретер.

— Нет. Так и было. Жена говорит, ничего не пропало.

Рогов порылся во внутренностях секретера и скоро выудил оттуда заграничный паспорт и пачку визиток на разные фамилии.

— Глянь, Жор, — раскрыл Вася паспорт. — Это ж наш друг Кедров. Его рожа. Фамилия только... как это по-русски читается? Мо-ги-лев. Подходящая фамилия. И визиток куча. Сплошные доценты. Профессор есть... Что скажешь?

— А что тут скажешь? Что Кедров залег на дно и ждет документы. Вот этот самый паспорт. И уже не дождется. А может, он его и грохнул... Надо пробить звонки на мобильник этого... как его? Лунина. Пойдем с женой побеседуем.

Заплаканная жена Лунина, симпатичная с виду, сидела на кухне, тупо уставившись в чашку с остывшим чаем.

— Чем супруг занимался?

— Так, ничего серьезного, — тихо ответила она. — Мелкий бизнес. Здесь купил, там продал... На жизнь хватало.

— А раньше кем был? — поинтересовался Рогов.

— Администратором Дворца культуры.

— Ага. Тут у вас всё... — Рогов окинул взглядом кухню, где тоже было много диковин — электрочайник, например, похожий на летающую тарелку, — культурно так... И что вы об этом думаете? Об убийстве?

— Как снег на голову, — по-прежнему еле слышно ответила Лунина.

— Может, из-за бизнеса?

Женщина молча пожала плечами.

— А револьвер вы у него видели?

Лунина покачала головой.

Любимов показал ей раскрытый паспорт Кедрова-Могилева:

— А человека этого знаете?

— Могилев... Нет, не знаю. Простите, можно, я умоюсь...

— Да, конечно.

Лунина быстро встала и ушла в ванную. Зашумела вода.

— Так что скажешь?.. — опять спросил Рогов.

— Возможно, его работа, — взмахнул Любимов паспортом. — «Макаров», опять же... У того же есть «Макаров».

— Ну, это нам эксперты скажут — тот, не тот... А мотив?

— Мани, мани... Сто тысяч ведь не найдены. Могли не поделить. Вот он и пришел делить.

— А документ свой почему не забрал? А гильзу почему оставил, ёшкин кот? Кедров — ушлый и грамотный...

Любимов пожал плечами.

— Пьяный, наверное, был.

Вечером трезвый и злой Кедров беседовал по мобильному телефону с грустной Елизаветой Луниной, вдовой фальшивого доцента дюжины петербургских вузов. Скорбь и предстоящие похороны, впрочем, не помешали Елизавете Николаевне сходить на Большую Конюшенную в салон сотовой связи и купить там анонимную сим-карту «Новотела». Как в воду глядела Лунина: подозрительный Любимов, покинув квартиру на Мойке, попросил знакомых из технического отдела поставить телефоны вдовы на «черную» (неофициальную, то есть — не санкционированную прокурором) прослушку. Но закон Любимов нарушил зря — Елизавета Николаевна оказалась осторожнее...

— На фиг мне его убивать, сама подумай? — кипятился Кедров. — Как, бля, я теперь за бугор свалю?.. Он паспорт сделал?

— Сделать-то сделал, но они его забрали!..

— Черт! А ты чем думала?! Не могла припрятать?!

— Сергей, ты в своем уме? У меня мужа вчера убили... Да я и не знала, что там паспорт, это они нашли. Они мне твою карточку показали — я сказала, не знаю такого. На риск пошла...

— А деньги?! Деньги где?!

— Не было денег. Ни наших, ни твоих... Я, когда Рому нашла, даже в ментуру не позвонила — а сразу в сейф... Пусто. ,

— Врешь! — рявкнул Кедров.

— Сергей, опомнись... Я тут без копейки...

— А может, это ты его грохнула, нах? -- жестко спросил Кедров.

— Сергей, ты...

— Короче, Лизка, ты мне мои пятьдесят кусков отдашь. Ищи, где хочешь. Завтра звякну.

Кедров в сердцах оборвал связь. Водка кончилась. Оно, может, и к лучшему, что водка кончилась, но еда — тоже. Вся, не только помидоры.

— Перебьешься, — ответила Елизавета Лунина в воздух.

Сняла со стены любительскую картину с изображением Зимней канавки, открыла дверцу потайного сейфа. Тугие пачки долларов приятно радовали глаз. Елизавета стала перекладывать их из сейфа на стол...

— Смотрел «Зенит» вчера? — спросил Любимов у Рогова.

— Да ну, расстройство одно. Радимов в пустые ворота не забил. Я бы на ее месте сто раз подумал...

— На чьем месте? — не понял Любимов.

— На месте Тани Булановой. Она же замуж за него вышла. А ты бы, Макс, ей кого посоветовал? Эрика Хагена?

— Жору. Он у нас холостой и тоже в футбол играет.

Рогов крякнул, хотел что-то добавить, но не успел: зазвонил телефон. Василий взял трубку.

— Да, привет. Виригин? Здесь... Макс, тебя Семен.

Голос эксперта главка Семена Черныга показался Виригину странным. Обычно Семен, невзирая на ситуацию, был бодр, ироничен и всегда готов к острой еврейской шутке. Сейчас же он был явно встревожен.

— Да, Семен, хорошо. Зайду.

Семен по обыкновению сидел за компьютером. Коротко глянул на Виригина и снова уткнулся в экран.

— Семен, что стряслось?

— Слушай, Макс, тут такая ерунда. Я гильзу со вчерашней «мокрухи» по учетам проверял.

— Ну! С теми, что в зале суда, совпадает?

— Нет, не совпадает.

— Блин, жалко! — расстроился Виригин. — Значит, не Кедров? Или у него два «Макара»?

— Погоди, Макс. Слушай сюда. По инструкции, я всегда и табельное оружие по спискам проверяю. На всякий случай.

— И что? — не понял Виригин.

— И то... Короче, я тут шестой год, и ни разу такого не было. Не убивают наши сотрудники из табельного оружия. Как правило...

— Само собой. Психбольные, что ли? А к чему ты это все, Семен?..

— А к тому, — вздохнул Семен, — что Лунина из твоего «ствола» грохнули.

— Слушай, мне не до шуток.

— Да какие шутки. Вот, взгляни, — Семен ткнул в монитор. — Пистолет К-1807. Твой?

Виригин вытащил из кобуры пушку, сличил номер. Растерянно произнес:

— Ну, мой...

— Дай-ка сюда.

Семен забрал пистолет, повертел, понюхал ствол, вытащил магазин.

— Да чушь это! — махнул рукой Макс— У тебя там вирус завелся.

Семен высыпал на ладонь патроны.

— Никаких вирусов. Смотри, одного «леденца» не хватает, — Семен поднес патрону глазам. — И серия та же.

— Я, что ли, его убил? — изумленно спросил Максим. У него появилось странное ощущение абсолютной нереальности происходящего. Словно бы он находится внутри какой-то книги — фантастического романа? — которую сам же и читает... Кроме всего прочего, надо отметить, что до сих пор Виригину никого, никогда убивать не доводилось. Даже на законных основаниях.

— Не знаю... — Семен глянул оперу в глаза. — Не думаю, но... Разбирайся, короче, только в темпе вальса. Я вообще сегодня должен ответ дать в прокуратуру, но денек потяну. Хорошая мысль: скажу, что вирус или что винды не «сосут». Они там... наверху... непонятные слова уважают. Макс, но утром я обязан доложить. А то мне кердык...

— Да я вчера весь день дома был! — Виригин словно выпал из гипнотического транса, — И потом, я же не идиот — из своего оружия! Ты чего, Семен?!

— Я-то ничего... Прикинь тогда, кто мог.

— Да никто! Он всегда при мне.

— А дома?

— В сейфе лежит.

— А ключ?

— Ключ? Ключ в кармане...

— А карман? — не унимался въедливый Семен.

— Что «карман»?! В куртке...

— А куртка?

— Куртка... Ну, на вешалке иногда. Когда я дома.

— Ну и вот, — подвел черту Семен.

— Что «и вот»?! У меня дома — жена да дочь! Жена больная лежит...

— Значит, дочь! — сделал вывод эксперт.

— Ты с ума сошел, Семен!

— Я? Ну-ну... Ты, Максим, успокойся и с дочкой поговори. Молодежь нынче странная, по своим знаю. Иной раз такое отмочат... Вот мой старший кота в дом принес. В двадцать лет! Кота! Добро бы в десять, когда все тащат. И после пятидесяти понятно, когда уже потихоньку... ну, потихоньку. А тут — в двадцать! В детстве причем эту живность терпеть ненавидел...

Максим застонал и гулко приложился затылком к стене.

Впрочем, быстро взял себя в руки.

Сам удивился своей выдержке и трезвости мысли.

Мужикам в отделе убедительно соврал, что у него в одном дворе с Луниным друг детства обнаружился. Пенсионер по инвалидности, все время на балконе сидит. Надо съездить, потолковать.

Так убедительно врал, что сам почти поверил. А ведь вовсе не был мастером по этому виду спорта.

По дороге заметил у метро бригаду лохотронщиков, но играть не стал, не до того.

Бабушке-блокаднице в троллейбусе руку подал, помог сойти.

И даже хлеб в булочной купил — жена просила. Она, правда, позже его ждала, удивилась очень.

А вот до чего, дурачина, не допетрил — Юльку в кухню или на улицу вывести для разговора. Чтобы жена не слышала. Спросил при Ирине:

— Юля, ты мой пистолет вчера брала? Только честно.

Внутри у Виригина все клокотало, но он себя сдерживал.

Юля вздрогнула, перекосилась.

— Какой пистолет?

— Вот этот, — Максим достал из кобуры пистолет, показал Юле. — Из сейфа в прихожей.

— Н-нет... — пролепетала дочь.

— Ты же никогда не врала, — сказал Виригин.

И тут же подумал, что тоже никогда не врал, а сегодня вот эдак лихо обманул Василия с Жорой. Надо было сразу мужикам все рассказать.

Ох, неладное что-то происходит с его жизнью. Юля отвела глаза.

— Максим, что случилось? — вскрикнула Ирина. Виригин и забыл о ее присутствии. Теперь поздно.

— Из него вчера человека убили.

— Как?! — закричала Юля. Громко — люстра аж звякнула.

— Господи, какого человека? — выдохнула Ирина.

— Какого? Какая разница... Одного мошенника.

Ирина с ужасом повернулась к дочери. Та смотрела в стену.

— Но причем здесь Юля? — бормотала Ирина. — Она же дома была.

— Ты ведь к подруге выходила? — вспомнил Виригин.

— На пять минут... Книгу отдала и вернулась.

— Дай мне ее телефон, — скомандовал Максим.

— Сейчас.

Юля встала и пошла из комнаты.

— Да это ошибка! За пять минут... Она не могла. Максим, о чем мы говорим! — Ирина словно спохватилась и закричала: — Ты что, думаешь, Юля могла убить человека?! Ты соображаешь?!

— Не могла, конечно, Ириша. Просто отдала кому-то пистолет. Сейчас выясним... Где она?

— А это точно не ошибка?..

— Есть заключение эксперта. И в убийстве меня обвинят.

— Тебя?! — вскрикнула Ирина. То, что в течение десяти секунд ее дочь и муж оказались втянуты в дело об убийстве, в голове решительно не укладывалось.

В прихожей хлопнула дверь, Виригин метнулся в коридор, потом в подъезд, выскочил на улицу, но Юли уже и след простыл. И непонятно, в какую из двух арок бежать — о том, что питерские проходные дворы вечно дают фору убегающему, опытный оперативник Виригин знал на собственном опыте. А Юлька в средних классах очень неплохо бегала, учитель физкультуры, помнится, настоятельно рекомендовал записаться в секцию легкой атлетики.

Вот и пригодился талант.

Что же происходит-то...

— Сбежала, — развел руками Максим, вернувшись в квартиру. Теперь он по-настоящему растерялся.

— А тебя обвинят? — тупо спросила Ирина. — Как?..

— Очень просто. Мой пистолет — мне и сидеть! Других вариантов нет.

— Как... сидеть? — Ирина пошатывалась.

— Хорошо сидеть! — взорвался Виригин. — В Нижнем Тагиле!

В Нижнем Тагиле раскинулась специальная здравница для осужденных сотрудников правоохранительных органов. Для своих, то есть. Условия получше. И отношения между людьми, говорят, тоже получше. Чуть-чуть. «Ну вот уже и робу полосатую примеряю», — подумал Виригин и тут же заметил, что жена, порывисто вздыхая, заваливается на пол...

Но зона есть зона...

Виригин еле успел ее подхватить и донести до дивана, потом бросился к телефону вызывать «скорую».

Так же, как и отцу часом раньше, ей казалось, что происходящее происходит не наяву. И даже не во сне, а вот, скорее, в книге, в фильме, в телесериале.

Не может такое происходить с ней, простой выпускницей обычного одиннадцатого «б» обычной школы Петроградской стороны!..

Она вдавила кнопку звонка.

Антон сразу открыл дверь. Словно ждал ее.

На нем были старые джинсы и клетчатая рубашка. В голубую и синюю клетку. Антон был босиком. Почему в такие минуты бросаются в глаза всякие ненужные мелочи?

— Ты? — удивился Антон. Или не удивился.

— К экзамену готовишься? — спросила Юля, отметив сарказм в собственном голосе.

— Я... Нет. Сдал сегодня...

— Сдал?! — крикнула Юля.

И со всей силы шмякнула Антона ладонью по щеке.

Как в кино.

Как в другой, настоящей, взрослой жизни.

«Скорая» приехала мгновенно.

Максим, наслышавшийся историй о том, что в последние годы врачи-спасатели являются на зов страждущих все неохотней, начал вызов с того, что представился майором милиции. Хотя скромный Виригин никогда не любил пользоваться в быту служебным положением. Но справедливо, наверное, говорят: какое время — такие песни. И потом: очень может быть, что он последние дни — майор милиции. И теперь очень и очень долго не сможет воспользоваться служебным положением... Ирине вкололи укол, погрузили на носилки, понесли к машине.

— Куда ее?

— В шестую больницу, коллега, — узнав, что муж Ирины — майор милиции, врач почему-то назвал его коллегой. Виригин спорить не стал.

— Можно, я с вами? — попросился Максим, хлопая себя по карманам: мобильник здесь, кошелек тоже... И сообразил, что не может ехать: надо Юльку искать.

— Сожалею, но нет, коллега, — отказал врач. — Да вы не волнуйтесь, ей уже ничего не грозит. Лучше завтра приезжайте.

В этот момент запиликал мобильник.

— Пап, я сейчас приду, — быстро сказала Юлька и отключилась.

Небо было голубое-голубое... ни единого облачка.

Юля плакала на груди у Антона. Прижималась к нему всем телом, обнимала его руками за плечи, за спину — крепко-крепко. Чувства, которые он сейчас испытывал, мало было назвать «противоречивыми». Они ведь даже ни разу не целовались. Он ощущал Юлю каждой своей клеткой, и душа, сразу рухнувшая в пятки, грузно ворочалась там, как потревоженный зимой в берлоге медведь.

Мысли о Юле путались с мыслями об убийстве, заглушали друг друга, а взгляд падал на письменный стол, заваленный учебниками и тетрадями, механически глотал какие-то формулы... И в результате в такой трагический и удивительный момент в голове вертелся холодный пустой сопромат.

— Ты как сдал-то? — спросила вдруг Юля.

— На четверку.

— И что? — беспокойно спросила Юля (вот женская логика! Нашла о чем тревожиться! ). — Хватит для поступления?

— Должно хватить, если последний сдам на пять. Я отвечал-то сегодня... На двойку с минусом. Вообще не соображал. Круги перед глазами. Там два препода были в комиссии, которые меня по курсам подготовительным хорошо знают. И хотят, чтобы я поступил. А третий отошел как раз. Повезло. А эти спросили только, не наркоман ли я. Я сказал, что просто переволновался. Четверку поставили. Пожалели...

— Пожалели, значит... Антош, почему ты вчера мне не рассказал? — Юля шмыгнула носом и сменила тему.

— Испугался, Юль. Растерялся. Понимаешь... Я же первый раз...

— С почином. Зачем стрелял?

— Так вышло. Мы когда в комнату с ним зашли, я говорю — надо деньги вернуть. Он согласился.

— Прямо с ходу согласился? — недоверчиво переспросила Юля.

Удивительным образом, понимая все, что произошло, — что она, Антон и отец могут быть теперь арестованы, что мама может загреметь в больницу (Юля не знала, что это уже случилось) — каким-то далеким фрагментом души она испытывала... нет, не удовлетворение... но какое-то странное чувство уважения и благодарности к Антону.

Как же так можно? Он же человека убил, столько народу подставил...

И несмотря на все это Юле захотелось поцеловать своего незадачливого друга. Сдержалась. И отстранилась — с трудом выбралась из тесных объятий.

— А что, под дулом-то пистолета... Он такой вежливый... да, говорит, ваша взяла, и не только сила, но и правда на вашей стороне... В секретер полез. А потом вынимает оттуда пистолет — и в меня. Я тоже от неожиданности нажал. Он и упал. Смотрю, не шевелится...

— И ты сбежал...

— Да. Он тоже мне в грудь попал.

Антон расстегнул рубаху. На щуплой груди багровел огромный синяк.

— Наверно, резиновая пуля...

Юля осторожно потрогала синяк.

— Отца теперь посадят, Антоша...

— Да я все понимаю, — торопливо согласился Антон. — Пистолет его, значит, он и убил. Юль, я уже все решил. Ночью, и потом после экзамена еще думал... Не переживай, я пойду и признаюсь. Скажу, что сам у вас пистолет взял, без спроса.

— Ага, из сейфа. И кто в это поверит?

Антон притих. Задумался.

— Надо с отцом посоветоваться, — предложила Юля. — Ты сиди здесь тихо пока, ладно?..

Дома Юлю ждал сюрприз. Мамы нигде не было, зато на кухне сидели за столом отец и два его сослуживца. Бутылка коньяка, сыр нарезан неровными ломтями, кривые кружки копченой колбасы, хлеб — не нарезан, а наломан... Сразу видна мужская рука.

— А где мама? — спросила Юля вместо приветствия.

— В больнице твоя мама, — опережая Виригина, ответил Любимов. — Довели вы ее...

Они с Роговым прибыли к другу по своей инициативе. Выслушав неловкую брехню Макса про какого-то дурацкого соседа-инвалида (уж кто-кто, а Василий с Жорой знали Виригина вдоль и поперек), они сделали вид, что поверили, а потом предприняли стремительное служебное расследование. Семена — тоже ведь не хухры-мухры, а боевой товарищ — расколоть особого труда не составило. Он лишь сожалел, что не может, по семейным обстоятельствам, присоединиться к делегации. Затарились в ближайшей «Пятерочке» и двинули в гости — без звонка.

— Садись, Юлия Максимовна, — предложил Любимов.

Юля присела.

— В больнице?..

— Сердечный приступ. А ты думала — игрушки все? Выпьешь с нами? — спросил Любимов.

Юля посмотрела на отца. Виригин сидел мрачный, никак не реагировал.

— А давайте, — решилась она.

— Наш человек, — одобрил Рогов и разлил коньяк в рюмки.

Чокнулись. Юля выпила залпом. Коньяк оказался не такой противный на вкус, как в прошлый раз, в парке на Крестовском... Отдает, конечно, бытовой химией, но в целом пить можно. И тепло приятное разлилось по телу. Стало легче. Интересно, как там Антон...

Юля оглядела скудный стол. Предложила:

— Может, приготовить что-нибудь?

— У нас все хорошо, Юлия Максимовна, — ответил Любимов, отправляя в рот кусок колбасы. — А вот у тебя не очень. Так что рассказывай...

— Что рассказывать?..

— Да все, — сказал Рогов.

И Юля все рассказала. О том, как встретила, сдав документы на факультет, маму с неприятным типом в бородке. О том, как предпочла на сочинении малопонятный буддизм Пушкину, и чем это закончилось. О мамином признании. О трех тысячах евро (на этом моменте Рогов ее перебил, вновь озадачившись вопросом о презрении к заслуженным североамериканским баксам, и успокоился лишь, услышав про «культурную столицу»). О расследовании, которое они предприняли с Антоном. Об обнаружении мошенника в «Мухе», о слежке. Об отцовском сейфе и пистолете.

Ну и, конечно, о том, что произошло вчера днем на Мойке, в двухстах метрах от смертного одра Александра Сергеевича.

— Ну, чего, — прокомментировал Любимов. — Картина ясна. Наливай, Василий Иваныч.

— И где сейчас твой Антон? — нервно спросил молчавший доселе Виригин.

— Дома сидит. Можно его позвать. Позвать?

— Не надо пока, — отказался отец. — Дураков здесь и так хватает.

— Пап, что ему будет?..

— Что... Под суд пойдет, - ответил Максим скорее в воспитательных целях. Было понятно, что если кому идти под суд — то, скорее, ему самому.

— Он же защищался! — воскликнула дочь. — Тот в него из резинового стрелял!

— «Из резинового» — хорошо сказано... Статей, Юля, знаешь, много... Если не за убийство, то за кражу оружия, за вымогательство.

— Пап, Антон же ради меня, помочь хотел, — Юля была готова разреветься.

— Умники, ничего не скажешь! — прокомментировал Рогов. — Расследовали, выследили, «замочили»... Акселераты, ёлкин блин!

— Рыцарь. Печального образа. Без страха и ума, — добавил Виригин.

— Но тот же сам преступник, людей обманывал! — жалобно заныла Юля. — Маму...

— Эх, Ирина, Ирина... — вздохнул отец. — Говорил я ей... И ведь обещала!

— Благими намерениями, Макс... — Любимов хлопнул друга по плечу.

— Да знаю. Делать-то что? — Виригин кивнул на Юлю. — Они ведь тоже при делах.

Юля все-таки разревелась. Кино в ее голове кончилось, уступив место грубой реальности.

— Маленькие детки, маленькие бедки... — блеснул цитатой Рогов.

— Иди спать, Юль, — велел Любимов. Она глянула на отца.

— Умываться и спать! — повторил тот, не глядя на дочь.

Юля ушла. Любимов закрыл за ней дверь. Стоя в темном коридоре, Юля подумала, не подслушать ли, что говорят на кухне... Но тут же осеклась — хватит этих шпионских игр. Не стала.

И Антону не позвонила, хотя очень хотелось. Завтра позвонит.

— Ситуация критическая, но не смертельная, — рассуждал на кухне Рогов, разливая остатки коньяка, — учитывая, что убили «кидалу». Туда ему и... Прости меня, Господи.

— Я бы, Макс, на твоем месте на себя все взял, — припечатал Любимов, опрокинув коньяк в рот.

— Да это ясно, куда деваться... — вздохнул Макс— Вот только как это выглядеть будет?..

— Смотри. Все логично. Мы с Васей конвойника «раскололи», и я тебе позвонил. А ты решил сам Лунина задержать. Один. Пришел к нему, представился, предложил пройти. Он — за пистолет. А тебе что оставалось? Необходимая оборона. Так ведь оно и есть, по существу..

— Ну, ты дал! — почесал голову Виригин. — А чего я вдруг один-то поперся?..

— Это ладно. Шило в жопе... Бывает, — рассудил Рогов. — А вот чего же ты не доложил? Это серьезнее...

— Испугался он, — подсказал Любимов.

— Детский лепет, — возразил Виригин. — Никто не поверит.

— Плевать. Морду ящиком и стой Па своем. Ты на хорошем счету — прокатит..

Виригин задумался.

— Какую-нибудь статью все равно подберут, — настаивал захмелевший Вася. — Человека убить — не «ствол» посеять.

— Или на пенсию отправят, — предположил Жора. — Здесь фифти-фифти... Чем-то придется жертвовать.

— Макс, я бы не «вписывался», — продолжал Рогов.

— Вась, лучше, чтоб жену с дочкой осудили?.. Ты гонишь уже, — Любимов отобрал у Васи бутылку.

— А жену-то за что?.. — не понял тот.

— За что... За взятку, олух. Короче, Макс, там сегодня Семен компьютер сломал. Отверткой куда-то там в щель двинул, все задымилось... Так что, если к утру созреешь, признание будет раньше, чем экспертиза...

Виригин проводил друзей во двор. Роскошный закат заливал небо, будто кипело-пенилось жидкое золото. Лет двадцать назад, вот в такую же белую ночь, Максим впервые поцеловал Ирину.

Сегодня он не ложился. Выкурил остававшиеся полпачки четвертого «Кента». Если бы сигареты не кончились, смолил бы еще.

Он вспоминал, как выглядела тогда Ирина, и понимал, что она очень похожа на Юльку. Вернее, наоборот — Юлька на Ирину. Если вырядить дочь в то белое платье колоколом, что было тогда на Ирке... Неужели он это помнит?! А ведь и впрямь помнит!.. И если сделать ей такую же прическу, конский хвост...

Мода меняется, нравы меняются. Виригин смотрел в окно. Заря зарю сменила, и настоящая белая ночь разыгрывала на небесах свою феерию.

Мода меняется, нравы меняются, песни другие, книги другие...

А белые ночи над городом — те же.

И при Петре, и при Пушкине.

И ведь в войну та же сияла красота, в блокаду: природа равнодушна к человеческим страданиям...

Интересно, что у Юльки с Антоном. Насколько далеко... Она защищает его, как... Как своего мужчину.

С Антоном этим, чтоб его, все же придется встретиться. С утра пораньше. Подробности выведать. Чтобы не путаться там в показаниях — в незнакомой квартире на Мойке.

— Вот тебе водка, помидоры... Пельмени.

— Самые дешевые выбрала, нах!

— Шел бы ты, знаешь... Может, тебе еще слепить надо было? Собственноручно? Кто ты такой мне, вообще? Скажи спасибо, что приехала...

В поселке Горелово природа отказала Кедрову в зрелище белой ночи. Казалось бы, совсем близко от города, но в Питере царила волшебная погода, а здесь еще днем начало моросить, а к вечеру дождь хлестал — как из ведра.

И настроение у Кедрова было — мрачнее погоды. Лунина перед отъездом услышала в телевизоре, что охранник тот — от ранений скончался. Ч-черт. Теперь он, Кедров, — убийца. Оно, конечно: что побег с покушением плюс к восьмерке, что убийство — разница уже невелика. Но все же...

— А ты мне мозги не пудришь? Насчет майора? А то, бля, смотри... — и Кедров покачал перед носом Луниной стволом «Макарова».