Ким Харрисон 5 страница

О Кайросе можно и вовсе промолчать.

— Мэдисон, — начал папа с испуганным видом, и я вспомнила, как застала его тогда одного в своей комнате. Он складывал мои вещи обратно по коробкам и был уверен, что я умерла.

— Ни царапины, — ответила я, гоня прочь воспоминания. — В светофор врезался другой парень.

Папа посмотрел мне в глаза, пытаясь понять, не вру ли я, и сказал:

— То есть в знак «стоп».

Я покачала головой и уверенно поправила:

— В светофор.

С кухни донесся смех Грейс. И правда, смешно.

— Он свалился с провода, и какой-то парень в него въехал. А иначе мог бы упасть на Джоша.

С папы наконец сошло это испуганное выражение. Он приосанился и тихо сказал:

— Похоже, у его ангела-хранителя сегодня сверхурочные.

Мерцающий шар света бодро влетел в комнату.

— Верно подмечено, пирожок, — сияние Грейс померкло в солнечном луче. — Да мне даже не поручали его охранять, но Мэдисон такая грубиянка, а он милый. Дал мне на колокольчике посидеть и все такое.

Я обернулась на голос и увидела за Грейс наш задний двор и изгородь, через — а, может, и сквозь — которую все на свете видела миссис Волш.

— Он хорошо водит, пап. Всегда пристегивается, ну и прочее.

Папа засмеялся и положил руку мне на плечо.

— Знаю, мама давала тебе куда больше свободы...

— Да не то чтобы, — перебила я, вспомнив строгие правила и комендантский час. Она требовала, чтобы я была приличной и правильной, как она. А я всего-навсего хотела быть собой.

— Соберешься в следующий раз звать друзей в гости — позвони мне, ладно?

Он развернул меня, и мы вместе пошли на кухню.

— Хорошо. Извини. — Обошлось без нытья — ну почти, — и папа остался доволен. А от чувства возложенной на меня ответственности сразу стало легче.

— Вам еды хватило? — спросил папа на пороге кухни, и я кивнула.

Джош говорил по мобильнику, но, увидев нас, сказал «пока» и отключился. Я сначала забеспокоилась — может, звонил кому-то из своих товарищей и рассказывал про «эту чокнутую Мэдисон», — но он улыбнулся мне, и я тут же отмела эту мысль. Славная у него улыбка. А еще лучше, что он мне верит. Словно камень с души свалился. Я больше не одна.

— Спасибо, что подвез Мэдисон до дома, — сказал папа, и мне совсем полегчало. Ему тоже нравился Джош.

А тот, похоже, сообразил, что у меня все хорошо, и принял более непринужденную позу.

— Ерунда, — он снова переставил свой стакан. — Мне было по пути.

— По пути откуда? — спросил папа, доставая из холодильника чай со льдом.

Я поколебалась. Папе я не говорила, что собираюсь сегодня в школу.

— Из школы, — Джош поправил очки. Ему было явно любопытно услышать, какую отмазку я придумаю. — Наша команда бегунов участвует в завтрашнем празднике, тренировались. Не хотите меня поддержать? Доллар за забег.

— Конечно. Впишите меня, — папа нагнулся достать из посудомойки стакан. Я нахмурилась. Это я должна была сегодня утром все оттуда вытащить. — Ты же не на длинные дистанции бегаешь? — В его голосе зазвучала легкая тревога, как бы не пришлось выкладывать кругленькую сумму.

— Нет, забег на милю.

Папа с улыбкой налил себе чаю. Поскорее бы он ушел. Меня ждали дела. Люди, которых надо спасать.

— Мэдисон, а ты мне не говорила, что участвуешь в празднике.

— Э-э... — Я почесала затылок, подыскивая ответ. — Ну, я подумала, может, пофотографирую. Но это глупость.

— Вовсе нет, — возразил Джош, и я готова была отвесить ему затрещину. — Народу нравятся такие штуки.

Я взглядом попросила его придержать язык и улыбнулась, когда папа закрыл холодильник и повернулся к нам.

— Да кто станет платить за фотку, которую получит не сразу, а только через два дня? — сказала я.

Папа кивнул, но не в знак согласия. Знала я это его задумчивое выражение. Он прислонился к стойке и скрестил ноги.

— Если в этом все дело, я достану тебе такой принтер, чтобы можно было распечатать все прямо на месте, — сказал он, и у меня внутри все сжалось. — Будешь давать талончики, а перед уходом — уже фотографии.

— Правда?! — воскликнула я с наигранным воодушевлением. Может, позвонить своему начальнику в цветочный магазин и уговорить вызвать меня на работу? Лишь бы отделаться от всего этого.

— Ну конечно, — папа поправил очки. — Я чуть не купил такой тебе на день рождения, но сначала решил достать камеру получше.

Я подумала о новом фотике на своем туалетном столике. Снимала я в основном новенькие с иголочки шмотки, которые мне накупил папа, и посылала фотки по электронке Венди. Она, наверное, помрет, когда увидит мои кроссовки с черепами и костями.

— Спасибо, пап, — я бросила на него умоляющий взгляд, стараясь показать, что хочу остаться с Джошем наедине. — Я поговорю с кем-нибудь.

— Давай уж, — папа прихватил стакан и легкой походкой направился к двери. — Джош, а ты оставайся на обед, если хочешь.

— Спасибо, мистер Эй, но я обещал маме быть дома к полседьмого.

Папа понимающе кивнул, улыбнувшись такому неформальному обращению. Уверена, раньше его никогда так не называли. Барнабас несколько раз говорил с папой, и всегда чрезвычайно официальным тоном.

— Я в кабинете, — сказал папа. — Надо кое-что сегодня доделать, но это можно и дома.

Я вздохнула, когда он наконец-то вышел из кухни. Его шаги раздались у входа, потом дверь егокабинета скрипнула, но так и не захлопнулась. Не очень-то много у него там дел, но кабинет прямо напротив кухни, и папамог оттуда за нами приглядывать.

— Как-то раз из Заира девчонка...

— Не надо, пожалуйста, — вполголоса проворчала я, и Грейс захихикала. Может, найду колокольчик, чтобы ей было где жить. Очень уж я испугалась, когда упал светофор.

— Он мне не доверяет, — тихо сказала я, садясь напротив Джоша. Полседьмого? У Барнабаса почти четыре часа на то, чтобы вернуться и прекратить этот кошмар. Да где он вообще? Неужели все еще ведет переговоры с серафимами?! Плюхнулся на колени и все дела.

Джош фыркнул и слопал еще чипсину.

— Это мне он не доверяет.

Я улыбнулась и оперлась локтями о стол. Папа говорил по телефону. Черные крылья не отправляются отдыхать в конце рабочего дня, и если Барнабас к тому времени не вернется, дело будет плохо.

Совсем недавно я сидела под замком за побеги из дома после комендантского часа. Но если я не останусь с Джошем на ночь, он может ее и не пережить. Вряд ли Грейс согласится быть ангелом на побегушках.

— Похоже, как уберечься от Кайроса после полседьмого, ты еще не придумала? — спросил Джош, и я бросила на него извиняющийся взгляд.

— Ничего такого, что бы не грозило мне домашним арестом. — Я взглянула на Грейс. Она оставит меня и отправится за Роном, только если стрясется беда, с которой ей самой не справиться. Но в этом случае я, возможно, уже успею окончательно погибнуть. Что плохо. — Кто-то из них уже должен был вернуться. Может, что-то пошло не так?

С лампочки прозвенела Грейс:

— Все там так. Но если тебе запрещено входить во врата рая, не так-то быстро привлечешь внимание серафимов.

— Чувствую себя такой беспомощной! — воскликнула я.

— Беспомощной? Это ты-то? — буркнула Грейс, и когда она приземлилась на стол, голос ее зазвучал громче. — Я даже не знаю, зачем я здесь. Барнабас защитил бы тебя куда лучше, чем я. Зачем Рон утащил его с собой? Проще было позвать другого жнеца, он бы и помог поговорить с серафимами.

Джош глядел на меня непонимающе — он ведь слышал лишь половину разговора.

— У тебя здорово получается. Ты напугала меня до чертиков, когда сбросила этот светофор на Кайроса. Этот трюк уже явно тянет на вторую сферу...

Джош улыбнулся и сунул в рот остаток бутерброда:

— Меня тоже до чертиков. Спасибо, что спасла мне жизнь.

— Хитро придумано, да? — ее крылышки засияли ярче.

Я кивнула, встала, собрала тарелки и отнесла в раковину. Так зачем Рон забрал Барнабаса с собой? Больше не хотел, чтобы со мной оставался жнец?

Джош глотнул содовой, обрызгался, покраснел и вытер подбородок.

— Я не хочу сидеть под замком. Мы же можем хоть что-то успеть до полседьмого.

— Например, придумать, как избавиться от Кайроса? — Я сполоснула тарелки. — Само собой, да мне справиться с главным у темных жнецов — раз плюнуть, — сказала я и задумалась. — А впрочем, не такая уж плохая мысль, — признала я, вытирая руки. — Если я стащу у него новый амулет, он не сумеет распоряжаться потоком времени, пока не сделает еще один. Ему придется уйти. И меча у него тогда не будет.

Когда я обернулась, лицо у Джоша было озадаченное.

— А он не может просто взять амулет у кого-нибудь из жнецов?

Я улыбнулась, осознав: только что сказала «поток времени», а Джош по-прежнему сидит и слушает меня.

— Нет. Кайрос может касаться камня жнеца. — Я вспомнила, как Рон держал камень Барнабаса, — но не пользоваться его силой. Рон тоже. — Я тронула свой камень и умолкла, вспомнив, как от амулета Накиты и самоцвета в рукояти ее меча исходило одинаковое сияние. — Но приближаться к нему — не очень-то здоровская идея. Он просто утащит меня с собой. А если ты попытаешься забрать камень, Кайрос срежет твою душу. Но должен же быть какой-то выход.

Мне было тревожно, а Джош спокойно поправил очки и сунул в рот чипсину. Не боится или притворяется? Впрочем, чего бояться живых мертвецов? К тому же это никоим образом не его проблема. А моя.

— Значит, амулетом жнеца ты воспользоваться не можешь, а амулетом Кайроса — можешь? — проговорил Джош с набитым ртом. — А что в нем такого особенного?

— Ну, амулет Кайроса — это не совсем камень жнеца, — с сомнением ответила я. — Это камень хранителя времени, — добавила я, приободренная тем, как Джош принял «поток времени». — А хранители времени — люди. Наверное, в их амулетах божественность... немножко разбавленная.

— Хранитель времени, — тихо повторил Джош и, видимо, удовлетворенный, вновь принялся за чипсы. — Значит, повезло, что ты не взяла по ошибке камень жнеца?

— Н-да, повезло. — Мне стало неуютно. Кайрос вернулся за моей душой, но почему он вообще охотился за мной? И почему моя смерть приблизила бы его к «высшему кругу», как он сказал в ту ночь, когда убил меня? Неужели мне было уготовано совершить нечто такое, что угрожало бы самим ангелам? — Возможно, обычный человек не способен орудовать этой штукой, поэтому я и не могу ничего с ней поделать, — мрачно сказала я, вертя в руках амулет.

Джош вскинул голову:

— А что с ней вообще можно делать?

Я заправила пурпурные кончики волос за уши и задумалась. Раз это амулет хранителя времени, значит, мне подвластно то же, что и Рону — теоретически.

— Помимо соприкосновения мыслями сожнецами? Ну, я, наверное, могла бы останавливать время, — я вспомнила, как скакали тени, когда Рон появлялся и исчезал. — Или расплываться, как привидение, я видела, как Рон это делал. Изменять воспоминания. Рон уже дважды менял резонанс моего амулета. Барнабас умеет гасить действие амулета, чтобы не мешать черным крыльям вынюхивать жертву, — тогда и он будет знать, кто она. Еще он умеет с помощью амулета искать цель; наверное, хранителю времени это тоже под силу. А еще он как-то говорил, что умеет оставлять для черных крыльев ложный след и тем самым обманывать темных жнецов — они тоже идут по пятам за этими существами в поисках жертвы. Я уперлась взглядом в стол.

— Барнабас говорит, может, у меня не получается соприкасаться с ним мыслями, потому что мой амулет принадлежал темному хранителю времени, а он — светлый жнец. Диаметральные противоположности. Но я больше ничего не пробовала.

Джош откинулся назад, скрестив руки на груди.

— Ну так вот. Тебе нужно попробовать что-нибудь другое. Что не имеет никакого отношения к жнецам. Если ты станешь невидимкой, то сможешь просто подойти к нему и р-р-раз — его новый амулет уже твой.

Я пристально смотрела на Джоша, обдумывая его слова. Очень даже может быть, что украсть новый амулет Кайроса и в самом деле так просто. Я снова улыбнулась Джошу. У меня словно появилась надежда.

— Во всяком случае, попробовать стоит.

— Ты поможешь?

— Не нравится мне все это, — пробормотала Грейс сосвоей лампочки, но наперекор ей я лишь укрепилась в своей надежде.

— Само собой! — воодушевленно отозвался Джош. Похоже, ему не очень-то улыбалось провести ночь в шкафу, прячась от темного жнеца. Хотя кто стал бы его упрекать?

Я встала, скрипнув стулом.

— Пошли отсюда.

— Зачем?

Я кивнула на комнату напротив.

— Не собираюсь упражняться, когда папа рядом.

А развлекаться в моей комнате он ни за что не позволит. Но должно же быть какое-нибудь общественное место, где на нас никто и внимания не обратит. Библиотека, например. Я пару раз забиралась туда по ночам, когда подсмотрела, как библиотекарь прячет ключ за кирпичом. Мне начинал нравиться этот городишко.

— Но... — глаза Джоша тревожно сузились.

— Да ничего с тобой не случится, — успокоила я, стаскивая его с табуретки. — Ангел-хранитель рядом. Ты под его прикрытием. Времени у нас всего до полседьмого. Надеешься, что Барнабас успеет?

Джош кивнул и отнес стакан в мойку.

— Ладно.

По мне, с головы до ног, пробежала искра волнения.

— Пап! — громко позвала я. — Мы с Джошем поедем в город, мне нужна дополнительная карта памяти в фотик. Хорошо?

— Возьми телефон, — отозвался папа, — и денег брось. Возвращайся к шести.

— Вас понял! — я хлопнула ладонью по заднему карману шортов — телефон был на месте, и повернулась к Джошу. Все-таки хорошо, что у него есть машина. — Готов?

Он озадаченно воззрился на меня:

— Куда мы поедем? Ко мне никак, мама дома работает.

Откуда-то сверху донесся звонкий смех:

Жила-била девочка-врушка,

Померла — стала врать еще хуже.

— В библиотеку? Но сначала в торговый центр, ладно? Мне и правда нужна новая карта. Раз уж я теперь строю из себя фотографа на празднике. Спасибо некоторым, — закончила я сухо.

Джош расплылся в улыбке:

— Если завтра утром буду жив, заехать за тобой?

— А то ты не знаешь, — улыбнулась я. Он хочет меня подвезти, и вряд ли только из-за черных крыльев. Кажется, я ему нравлюсь.

Я помахала папе, он выкатился на рабочем кресле к двери кабинета посмотреть, как мы уходим, и улыбнулся мне. Несмотря ни на что, мне было хорошо. И не только потому, что я, кажется, нравлюсь Джошу. Я месяцы напролет буквально билась о стену головой, пытаясь приручить свой амулет, но лишь чувствовала себя все глупее и глупее, а Барнабас все больше впадал в уныние. Если Джош поможет мне найти разгадку, то не придется полагаться во всем на Барнабаса или Рона. Я и сама справлюсь.

Ну что ж, размышляла я, пока Джош шарил по карманам в поисках ключей, может, и не совсем одна, но я это сделаю.

Я была в «Наименьшем общем знаменателе», или «НЗ», как его называли, всего один раз. Папа привез меня сюда поесть пиццы, забегаловка была забита студентами, которые либо зубрили в преддверии выпускных экзаменов, либо расслаблялись после сдачи. Конечно, он хотел помочь мне вписаться в новую обстановку, но поедание пиццы в компании папы, когда все остальные сами по себе, создавало явно не то впечатление, которое я рассчитывала произвести.

Улыбнувшись этой мысли, я заказала картошку фри. Джош был снова — или до сих пор — голодный, и мы хотели забежать на минутку, но оказалось, здесь вполне удобно упражняться: в большом заведении было совсем мало народу. Прошел почти час, и я начинала беспокоиться. Может, дело не в амулете, как говорил Барнабас, а во мне? Когда Джош отошел в туалет, я увидела, как над стоянкой промелькнуло черное крыло, и моя испуганная физиономия — я в очередной раз пыталась дотянуться до мыслей Барнабаса — повергла Грейс в истерику.

Мы уже сходили в торговый центр, и новая карта памяти лежала в моей модной сумочке на столе, рядом стояли нетронутыми картошка и содовая. Джош уже принялся за вторую тарелку, он размеренно жевал, окуная ломтики в острый сырный соус, и наблюдал, не превращусь ли я в привидение.

Дневной свет лился в большие тонированные окна, выходившие на торговый центр. Когда-то «НЗ» был обычной закусочной, где продавались бургеры, но покорился условностям, и теперь к вашим услугам предлагались латте и бесплатный вай-фай. В середине стояли столики и кресла с подушками, а вокруг — кабинки. Несколько человек, склонившись над ноутбуками, лазили по сети и жевали чересчур дорогие сандвичи и особые чипсы на любителя.

Из полутемного уголка доносилось звяканье — это переговаривались между собой игровые автоматы. С улицы долетал шум колес — это скейтбордисты испытывали свои доски и нервы на прочность, нарезая «змеиные петли» и запрыгивая на искусственные холмики. Стук колес по фанере вторым пульсом бился у меня в ушах. Грейс отдыхала на колокольчике, который, по идее, должен был звонить, если кому-то из скейтеров удавалось высоко подпрыгнуть и дотянуться до него. Одна из стен была полностью из толстого поцарапанного плексигласа, и за ней с грохотом мелькали туманные тени.

Я отвернулась от прозрачной стены и взглянула на Джоша. Пальцы покалывало, но не от того, что я приблизилась к разгадке амулета — скорее, слишком сильно сжала его в ладонях. Может, надеяться на то, что я научусь хоть чему-нибудь полезному за такой короткий срок, чересчур оптимистично, но полагаться на других ради собственной безопасности я устала, да и Джош был готов мне помочь.

— Видишь меня? — с надеждой спросила я.

Джош уставился прямо мне в глаза, и я сникла.

— Смотри не перестарайся, — посоветовал он.

Я медленно выпустила камень из рук.

— У нас осталось всего несколько часов. Непохоже, чтобы к этой штуковине прилагалась инструкция.

В унынии я провела пальцем по стаканчику из вощеной бумаги, стирая выступившие на поверхности капли. Однажды после особенно утомительной тренировки я спросила Барнабаса, как он делает это, но ничего путного так и не добилась. Он только сказал, что «думает сонные мысли», а мне надо просто научиться связываться с ним на случай, если понадобится помощь. Сонные мысли... Ну да, а стоит предаться счастливым мыслям, тут же расправлю крылья и улечу.

— Ты же всего час как стараешься. Не суди себя строго. У нас еще есть немножко времени, — сказал Джош и тревожно сощурился.

Время, подумала я, скатала шарик из бумажной обертки и бросила на стол. Может, поучиться замедлять время? Но, по-моему, это куда сложнее, чем превращаться в невидимку.

— Не волнуйся, — успокаивал Джош, но сам явно начинал беспокоиться.

Встречу со смертью нелегко забыть, и я снова содрогнулась, вспомнив, как Кайрос стоял надо мной, его обнаженный клинок сверкал в лунном сиянии, а я беспомощно сидела в разбитом кабриолете.

Рука невольно потянулась к амулету, и я сжала камень, будто хотела убедиться: пусть это и амулет хранителя времени, но я все еще здесь и вроде как живая. Самым страшным в моей жизни было мгновение, когда я проснулась в морге и увидела саму себя, лежащую на столе. Хуже того, я знала, что виновата сама: села в эту машину, и никакая мега-привлекательность тут не оправдание. Теперь Кайрос не казался мне таким уж красавчиком. Поверить не могу, что целовалась с ним.

Я крепче вцепилась в амулет. Он со мной вот уже несколько месяцев, его тяжесть успокаивала. Без него я не просто стану невидимой — сделаюсь бесплотной, смогу проходить сквозь стены и закрытые двери. Легкая добыча для черных крыльев. Совсем как привидение. Может, это и есть ключ? Не «думать сонные мысли», а найти какой-то способ подавить власть камня?

Я уставилась в стол, вспоминая подробности той страшной ночи в морге. Я чувствовала, как бьется сердце, как движется воздух в легких — дышала по привычке, — но мое тело лежало в черном пакете на столе и не ощущало ни гладкость целлофана, ни холод гранита. Я словно была отделена от реального мира. Связь между мной и миром разрушилась. И в ужасе я побежала.

Воздух во мне, казалось, истончился, я будто стала бесплотной, почти такой, как и была на самом деле. Ноги сделались ватными. Прикосновение к предметам словно резало прямо по кости. Только когда Барнабас бросился ко мне, я снова почувствовала себя нормально. И лишь тогда поняла, что потеряла. Вселенная не принимала меня без тела, пока амулет Барнабаса не оказался достаточно близко. Ей было не за что уцепиться, чтобы вернуть меня в мир живых.

Может, когда я отделилась от своего тела, время и Вселенная перестали увлекать меня вперед? А может, амулеты — это своего рода точки, от которых время и пространство отталкиваются и ускоряют свой бег и которые удерживают разум и душу в связи с настоящим? И если мне удастся разорвать эту связь...

Я беспокойно заерзала на жестком сиденье. Кажется, я на верном пути. Закрыв глаза, я попробовала представить себя как отдельную личность, нитями прошлого связанную с настоящим. Я слышала шум вокруг: Джош потягивал содовую, звонил телефон, — и после бесплодных месяцев тренировок наконец что-то произошло.

С внезапным волнением я осознала, что вижу линию своей жизни. Напряженно вглядываясь в нее, я увидела свой путь из вероятности в настоящее, изумилась тому, как моя жизнь переплеталась с жизнями других людей. А дальше — уродливый клубок на месте моей смерти, словно время или пространство затянулись в узел, чтобы не случилось разрыва, когда душа будет отсечена от них... Словно там, где я исчезла, воспоминания других людей переплетались с темнотой, придавая ей прежнюю форму, с призраком настоящего, который внезапно возник, когда я завладела амулетом Кайроса. Но теперь время находило мою душу и увлекало ее вперед не с помощью моего тела, а через амулет, который я стащила. Цвет — или звук — изменился. До момента моей смерти линия была темно-синяя, но потом внезапно становилась лиловой очень темного оттенка, на грани с ультрафиолетом. Как у Накиты.

Моя аура, сообразила я. Мне тут же захотелось все бросить и попробовать связаться с Барнабасом, но я вновь сосредоточилась. И вздрогнула, увидев, как от моей души тянутся нити мыслей в будущее — наверное, мысль быстрее времени. Я ясно видела фиолетовые нити, которые простирались от меня в будущее и тянули меня вперед вместе со всей Вселенной. И именно мой амулет давал времени точку опоры для дальнейшего движения, он окрасил линии после моей смерти — он привел все это в действие.

А если разорвать часть нитей, тянущихся от амулета к настоящему, я стану невидимкой? Как тогда, когда убежала от Барнабаса в морге? Словно я и не ношу камень, хотя он по-прежнему у меня на шее?

Я вздрогнула в предвкушении и немного расслабилась — хотела убедиться, что все так же сижу рядом с Джошем и ничего пока не происходит. Должно сработать. У нас совсем мало времени. Я не стану уничтожать все нити — только несколько — и ни в коем случае не те, что тянутся в будущее. Только те, что связывают меня со здесь-и-сейчас.

Глубоко вздохнув — хотя мне это и не было нужно, — и выдохнув, я оборвала нить, которая привязывала меня к настоящему. Она лопнула, как шелковая паутинка, и в голове у меня раздалось тихое гудение. Приободренная, я размахнулась посильнее и вновь провела воображаемой рукой между собой и настоящим. То же гудение будто эхом отдалось во всем теле. Словно перед моим внутренним взором пробегали звуковые волны, проникали сквозь меня и замирали, наталкиваясь на стену кабинки.

— Мэдисон... — прошептал Джош, я открыла глаза и уставилась на стол. Пальцы покалывало. — Получилось. — В голосе его звучал благоговейный страх.

Я выдохнула, как будто вынырнула из глубины. Рывком подняла голову и посмотрела на Джоша. Я снова слышала скейтбордистов с улицы — звук опять стал реальным, и невидимые волны исчезли. Сердце колотилось, перед глазами все плыло, словно я была живая. Джош глядел на меня во все свои голубые глаза.

— Получилось! — повторил он и подался вперед. — Ты теперь вернулась, но я только что видел стул за тобой. — Он огляделся — не заметил ли кто. — Такая странная штука. Давай еще разок!

Мне стало легко-легко, и я откинулась на жесткую спинку сиденья.

— Хорошо. Попробую.

Взвинченная до предела, я положила ладони на стол и всей своей волей потребовала, чтобы это случилось вновь. Я смотрела в небо сквозь окно. Перед глазами помутилось, и я погрузилась в свои мысли. Я чувствовала присутствие камня повсюду в своем недавнем прошлом, он словно сплетал сеть, связывал каждое мгновение с предыдущим. Теперь было легче, я мысленно коснулась фиолетовой нити и заставила ее съежиться и исчезнуть. Звуки сделались приглушенными, мне стало нехорошо — так случалось, когда я становилась бесплотной. Биение сердца хотя оно и было лишь воспоминанием, утихло.

— Черт возьми, Мэдисон! — воскликнул Джош, глотая слова. — Ты исчезла! — Он заколебался: — Ты... здесь? Поверить не могу!

Сосредоточившись, я оборвала разом довольно много нитей от будущего к настоящему, проверив, достаточно ли тех, что будут подгонять меня вперед.

— Я здесь. — Я чувствовала, как движутся губы. Слова доносились словно издалека. Я перевела взгляд на Джоша, теперь это казалось проще. Он удивленно озирался, но в основном смотрел на спинку сиденья позади меня.

— Вот и славно, — он откинулся назад. — Я тебя еле слышу. Прямо мурашки по коже. Как будто ты шепчешь в телефон, вроде того.

По едва слышному гудению у самого уха я догадалась, что Грейс покинула свой колокольчик. Я повернулась на яркий свет, бешено носившийся по кабинке, и разинула рот от удивления.

— Я тебя вижу, — прошептала я. — Господи, ты такая красивая!

Она была совсем крошечная, хотя из-за своего сияния казалась размером с софтбольный мячик. Смуглая, с тонкими, ясно очерченными чертами лица. Золотое мерцание размывало ее силуэт. Было непонятно, дымка или нечто осязаемое. Туманные очертания крыльев и были мерцанием, которое я видела прежде.

Крошечная хранительница тут же остановилась, вслушиваясь в мой голос. Она удивленно замигала, и глаза ее сверкали, как солнце.

— Я потеряла твою песню, Мэдисон, — сказала она. — Я больше не слышу твоей души. Перестань! Я тебя не вижу.

Сработало! Я была в восторге. Если мой ангел-хранитель меня не видит, ни жнец, ни хранитель времени тоже не смогут.

— Я невидимая. — Я по-прежнему удивленно смотрела на Грейс.

— Уж это я вижу, — огрызнулась она, взволнованно покачиваясь в воздухе. — А теперь прекрати. Я еле-еле слышу песнь твоей души. Не могу же я защищать того, кого не вижу.

Я повела рукой — она светилась белым по краю, примерно так же, как кончики черных крыльев. Любопытства ради я попробовала взять свой стакан. Холод напитка пробрал до костей, и я вздрогнула. А еще я, кажется, не могла сжать пальцы, чтобы схватить стакан. Как же я тогда сижу на стуле, не проваливаясь? Я подвинула плетеную соломенную салфетку на столе. Наверное, я материальна настолько, что могу воздействовать на мир, но очень слабо. Гулять при шквальном ветре, пожалуй, не стоит. Может, так Барнабас и летает.

— Мэдисон, ты еще здесь? — прошептал Джош.

— Да. — Я восстановила несколько нитей, пока будущее превращалось в настоящее.

Хранительница вздохнула с облегчением, а Джош тут же поймал мой взгляд.

— Черт возьми! — прошептал он. — Я вроде как тебя вижу. Уф, Мэдисон, это так странно. Можно тебя потрогать?

— Я бы не стала, — сказала Грейс, паря над столом, но я лишь пожала плечами. Джош протянул руку и прикоснулся к моему запястью. Мы оба вздрогнули и одновременно отдернули руки. Пальцы Джоша, казалось, жгли огнем.

— Холодно. — Он спрятал ладонь под столом.

— Так меня лучше слышно? — спросила я, и он кивнул.

Ничего более странного в жизни не делала. Обрывать нити, тянущиеся от амулета, когда они из будущего превращались в настоящее, теперь казалось совсем легко. Как делать уроки под музыку и подпевать. Получилось. Наконец-то научилась чему-то я чуть не расплакалась от облегчения.

— Великолепно, — улыбнулся Джош, когда я, к большому неудовольствию Грейс, снова стала невидимой. — Теперь тебе наверняка удастся забрать амулет.

Я засмеялась, и Джош поежился.

— Не смейся, невидимка, — сказал он, оглядываясь. — Жуть какая. Меня теперь кошмары замучают.

Кажется, я на миг стала совсем видимой, когда входная дверь неожиданно открылась. Я снова сосредоточилась на амулете, оборвала сразу целый пучок нитей — тут же почувствовала себя дурно, но взяв себя в руки, теперь дергала нити постепенно, одну за другой. Джош напрягся: двое вошедших направлялись к нам, а третий задержался у стойки, чтобы сделать заказ.

Я растерялась, не зная, что предпринять. Они видели, что Джош один. Высокую девушку в топике от кутюр и коротеньких шортиках — само лето! — я узнала. К нам неторопливо шествовала Эми, за ней плелся Лен. Паркер был у стойки и, как всегда, за всех платил. Все трое из команды бегунов.

Эми из крутых девчонок. Обертка очень милая, но я сама в старой школе довольно долго старалась стать крутой девчонкой и знаю, что под оберткой частенько ничего нет. Эми обычно гуляла с Леном, если только не наказывала его за очередной обман. Но я как-то раз увидела Лена в действии и совсем перестала ее жалеть.

Лен здоровяк и любил размазывать ребят послабее по стенкам шкафчиков, пока учителя не видят. А потом делал вид, что пошутил, а жертвы охотно глотали унижение за честь быть замеченными таким крутым парнем, хотя бы на пять секунд. Не лучший бегун в команде, он просто очаровашка — особенно в собственных глазах — и обращается с девушками, как с мороженым: каждый месяц пробует новый вкус на денек-другой. И он такой симпатичный, что девочки, за которыми он увивался, легко с такими манерами мирились. А меня это раздражало до ужаса.