Вольфганг Хольбайн 17 страница

Это были два до неузнаваемости обгоревших тела. Могенс предположил, что Мерсера и Мак-Клюра, однако мог об этом только гадать, и никогда не сказал бы, кто есть кто. Пламя сожгло одежду, выжгло волосы, брови и ресницы и уничтожило все знакомое в их облике. Тела стали заметно меньше, как будто страшный жар, который обуглил их члены, скрючил руки и ноги, одновременно и съежил всё. Больше не было различий между аскетического сложения Мак-Клюром и тучным Мерсером — по крайней мере, на первый взгляд, — будто огонь вытопил весь жир, словно масло на раскаленной сковороде.

И хотя вид этого был страшнее всего, что Могенс видел в своей жизни, он заставил успокоиться свой бунтующий желудок, насильственно удерживая его в повиновении ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы справиться с дурнотой. Какая-то часть рассудка Могенса была возмущена тем, что Уилсон попросту оставил лежать здесь тела обоих ученых, как будто они также были не более чем обломками автомобиля, но другая отчетливо осознавала, как тяжело ему самому было спуститься сюда. А в условиях сильнейшей грозы, которая разразилась прошедшим днем, по всей вероятности, было совершенно невозможно поднять обоих погибших по крутому склону. Очевидно, шериф и его люди, прикрыв останки, оставили их лежать, чтобы забрать на следующий день, не рискуя собственными жизнями.

Однако здесь только два тела. А где же Хьямс?

Могенс снова покрыл трупы брезентом, потом, медленно поворачиваясь, огляделся, пытаясь извлечь хоть какой-то смысл из хаоса окружавших его теней и неясных расплывчатых очертаний. Он постарался представить себе, как здесь все выглядело раньше, не только в подобной же темноте, но и еще под проливным дождем, в бушующем урагане. Скорее всего, шериф и его люди не различали и собственной руки перед носом. Но Могенс считал Уилсона — хоть и почти не знал его — добросовестным малым, который тщательно обшарил, по меньшей мере, ближайшую территорию вокруг автомобиля, даже если он и не мог знать, что в машине находилось три человека. Так что эту окружность можно было не брать в расчет.

Но именно в том и заключалась проблема. Автомобиль лежал на довольно ровной небольшой поверхности, окруженной обломками металла и хаотичным нагромождением кусков скал с острыми, как бритва, краями. Некоторые из них были размером не больше собачьей будки, другие — величиной с дом, и все они, без исключения, поблескивали остриями сколов и были определенно опасны. Даже если Хьямс выбросило из машины до того, как она загорелась, упасть на такие скалы и остаться в живых не оставалось ни малейшего шанса.

Тем не менее Могенс, карабкаясь, полез между разбросанными во все стороны ледниковыми валунами, чтобы обыскать окрестность. Пусть здравый смыл и твердил ему, что никто не в состоянии выжить среди таких скал, он с каждой минутой становился увереннее, что жалобы и стоны ему не послышались.

А как далеко может забросить тело, выброшенное из переворачивающегося на ходу автомобиля? Определенно, не слишком далеко. Может быть, на двадцать пять-тридцать футов. Если Хьямс и была еще здесь, то непременно где-то поблизости. Иначе он едва бы расслышал мольбу о помощи с дороги наверху.

Могенс облазал территорию радиусом шагов в тридцать. Хьямс он не нашел, зато обнаружил кое-что другое.

Почти по прямой за выгоревшим автомобилем и едва ли шагах в десяти от него валуны нагромоздили своего рода каменный балдахин, и в пределах треугольной зоны ливень не промочил землю. И тем не менее там чернело пятно, которого в принципе не должно было быть. Могенс нагнулся, наклонился вперед и нащупал под рукой что-то теплое и влажное. Когда он отдернул ее и поднес к глазам, в свете звезд его пальцы и ладони поблескивали черным, но Могенс знал, что на самом деле это красное. Ему даже не требовалось специфического запаха, чтобы определить, что земля пропиталась кровью. И это была теплая кровь. Так что Хьямс еще жива! И еще кое-что: оставленное пятно крови, над которым он склонился, доказывало, что, как бы тяжело ни была ранена Хьямс, она оказалась в состоянии передвигаться. К несчастью, дождь, пощадивший маленький кусочек земли, всю окружающую территорию превратил в сплошную топь, которая была не менее зыбкой, чем настоящее болото, и следы на ней держались всего лишь несколько секунд, так что узнать, в какую сторону поползла Хьямс, не представлялось возможным.

Могенс поразмыслил, как бы действовал человек с такими серьезными повреждениями. Как угодно, только не благоразумно. Скорее уж, как смертельно раненный зверь, который ищет темного, скрытого от глаз местечка, чтобы там умереть. Хотя с другой стороны, именно тяжело раненные люди способны подчас на невозможное. Короче: это была загадка, которую одними спекулятивными размышлениями не разрешишь. Оставалось только надеяться на удачу и попытаться найти Хьямс, прежде чем будет поздно.

Систематически выкрикивая имя археологини, Могенс принялся концентрическими кругами обшаривать местность. Ответа он не получил, равно как и не наткнулся ни на новые следы крови, ни на саму Хьямс. Могенс осмотрел каждую расселину, ощупал каждую тень, проверил каждую щель за камнями, достаточно широкую, чтобы туда мог заползти человек, — и в конце концов сдался. Как ни тяжело ему было это признавать, таким манером дальнейшие поиски были бессмысленны. Как никогда, ему было не по себе бросать Хьямс в беде. Но оставалось только одно, что он еще мог для нее сделать: вернуться в лагерь и поднять по тревоге Грейвса и Тома. Через несколько часов начнет светать, Том мог бы съездить на грузовике в город и привезти на подмогу Уилсона и как можно больше его людей, чтобы продолжить поиски при дневном свете и более благоприятных условиях. Если только это уже не будет слишком поздно для Хьямс!

С тяжелым сердцем он пустился в обратный путь. Времени, чтобы вернуться к руинам «форда», потребовалось больше, чем он рассчитывал — видимо, он удалился значительнее, чем полагал. Зато теперь чуть-чуть посветлело, так что опасности напороться в темноте на скалу было меньше. На все про все он потерял более получаса, пока снова доковылял к выгоревшему автомобилю.

Оба трупа исчезли.

Могенс находился от того места еще на расстоянии пятнадцати-двадцати шагов и тем не менее в тусклом свете звездной ночи опознал его сразу. Брезент, который он добросовестно натянул на обуглившиеся тела, валялся разодранный в клочья, а бренные останки Мерсера и Мак-Клюра словно испарились. Могенс стоял как громом пришибленный и пялился на драное черное полотнище, не вполне отдавая себе отчет в том, что он видит. Потом на ватных ногах поплелся дальше и опустился возле него на корточки. Он нерешительно протянул руку, но тут же отдернул ее, не доведя движения до конца. Его пальцы дрожали.

Искромсанное полотно было еще не всем ужасом. Прямо от него, с места, где прежде лежали тела, вели прочь два глубоких следа-волочения, которые терялись среди скал, а между ними Могенс заметил огромный расплывающийся отпечаток ступни. На первый взгляд его можно было бы принять за след человека, но Могенс слишком хорошо знал, какая тварь в действительности оставила его. Обуреваемый с трудом подавляемым страхом и отвращением, он поднял голову и проследил за волочащимися бороздами. Хотя они вскоре и пропадали за скалами, видны они были отчетливо. И только рассеянный свет нарождающейся луны позволил ему обнаружить еще две вмятины от гигантских ступней.

Могенс прямо на корточках развернулся и поднялся. И в этот самый момент ему в лицо ударил такой ослепляюще яркий свет, что он испуганно вскинул руку, чтобы защитить глаза.

— Не двигаться! — приказал свирепый голос.

Могенс и не смог бы двинуться, даже если бы хотел. Яркий белый свет буквально парализовал его и так буравил глаза, что он с трудом подавил стон. Он поспешно поднял и вторую руку, чтобы плотнее прикрыть глаза, и, прищурившись, через завесу слез смотрел на бьющий луч. Позади него задвигались тени, и вместо того чтобы погаснуть этой мучительной пытке, к первому добавился еще один прожектор.

— Какого черта вы здесь делаете, профессор Ван Андт?! — загремел усиленный рупором голос шерифа Уилсона.

— Еще кофе? А может, чего покрепче, профессор? — шериф Уилсон качнул кофейником в сторону Могенса, а на его лице обозначилось вопросительное выражение.

Когда Могенс покачал головой, шериф лишь пожал плечами и заново наполнил свою кружку дымящейся черной жидкостью, которая, по мнению Могенса, не только на вид напоминала смолу, но и на вкус тоже.

— Как хотите, профессор, — наконец сказал он. — Только хорошенько подумайте. Разговор нам предстоит еще долгий.

Могенс не стал отвечать. Было это, конечно, давно, но еще не забылся кой-какой опыт от общения со служителями закона, по крайней мере, чтобы знать, что все слова излишни. Он не мог точно сказать, подозревал ли его Уилсон, а если да, то в чем конкретно, но что он мог утверждать с абсолютной уверенностью, так это то, что у шерифа уже сложилось определенное мнение об аварии «форда», и любая попытка переубедить его в чем-то, была не чем иным, как пустым сотрясанием воздуха. Манера, в которой Уилсон задавал вопросы, манера, в которой выслушивал и смотрел на него, даже сама манера вроде бы ничего не предпринимать была Могенсу хорошо знакома. Для Уилсона дело было уже ясным, и что бы Могенс ни говорил или ни делал, не изменило бы предвзятого взгляда на ход вещей.

— Итак, еще раз сначала? — Тон Уилсона был вкрадчивый, почти просительный, но, сказать по правде, прежде всего его взгляд выдавал Могенсу, как надоело ему ставить одни и те же вопросы, и получать на них одни и те же ответы. Только не те, которые он хотел услышать. И в то же время Могенс знал, что Уилсон будет продолжать в том же духе и дальше; часы, а понадобится, и дни напролет.

Могенс поплотнее закутался в тонкое шерстяное одеяло, которое дал ему шериф, с трудом справляясь с ознобом, причиной которого были в равной степени банальный холод и усталость. Под суровой тканью одеяла, которая царапала кожу, как наждачная бумага, он был почти голым. Уилсон забрал его одежду под тем предлогом, чтобы отдать ее почистить, но Могенс подозревал, что скорее речь шла о том, чтобы исследовать возможно оставшиеся на ней следы крови и другие улики.

— Прошу вас, шериф, — вяло сопротивлялся Могенс. — Я не скажу вам ничего больше того, что повторял уже десятки раз. Разумеется, я не могу заставить вас верить мне, но ничего другого вы не услышите, продолжайся это хоть весь день.

Он попытался вложить в свой голос вкрадчивую интонацию, ни в коем случае не вызывающую или покровительственную, однако понял, что попытка с самого начала была обречена на провал. Во взгляде шерифа, вроде бы равнодушном, что-то промелькнуло. Могенс напомнил себе, что надо быть осторожным. Возможно, Уилсон и не имел ничего против него, но он был простым человеком, а как все простые люди, относился к академикам со смесью уважения и порожденной собственной неуверенности.

— Шериф, чего вы от меня, собственно, ждете? — продолжил он после заметной паузы сдержанно-спокойным тоном. — Я не могу вам больше ничего сказать. Я вышел, чтобы найти пропавшую кошку.

— И вы ее нашли, только, к несчастью, мертвую, — вздохнул Уилсон. — Какой-то хищный зверь разорвал ее на куски. Но вместо того чтобы вернуться за помощью или хотя бы за оружием, вы на свой страх и риск с пустыми руками пустились в погоню за зверем? Который, как вы сами сказали, загрыз взрослую кошку! — Шериф покачал головой. — А вы можете себе вообразить, профессор, какое животное могло совершить нечто подобное?

Могенс молчал. Он не только мог вообразить, он его видел! Но ни словечком не обмолвился Уилсону о твари с горящими красными глазами. Подобную глупость он совершил девять лет назад и больше такого не повторит.

— Вы либо отчаянный храбрец, профессор, либо глупец!

— Глупостью, — вмешался голос, раздавшийся от двери, — было бы профессору Ван Андту отвечать еще хоть на один ваш вопрос, шериф.

Уилсон резко повернул голову в ту сторону, и Могенс заметил, что краска отхлынула от его лица, а в глазах вспыхнуло смешанное чувство страха и ярости одновременно, было только непонятно, которое из них превалирует. Сам Могенс тоже встрепенулся, когда обернулся и узнал непрошенного гостя на пороге кабинета Уилсона:

— Джонатан!

Грейвс мимоходом кивнул ему и, оглушительно хлопнув дверью, приблизился к столу Уилсона.

— Что здесь происходит? — требовательно спросил он.

В первое мгновение казалось, что одного повелительного тона Грейвса достаточно, чтобы сломить сопротивление Уилсона, однако шериф быстро сообразил, где они находятся. Он даже не поднялся. Выпятив своенравно подбородок, он сверкнул на Грейвса глазами и позволил себе внушительную паузу, прежде чем заговорить:

— Доброе утро, доктор Грейвс. Чтобы ответить вам: у меня есть некоторые вопросы к профессору Ван Андту, и я думаю, что вас не касается…

— О! Вы думаете? — перебил его Грейвс, источая яд. — Что ж, тогда я скажу вам, что я думаю, шериф! — Он повел рукой в сторону Могенса, ни на секунду не выпуская Уилсона из поля зрения. — Меня очень даже касается, что вы допрашиваете одного из моих сотрудников, шериф!

— Никто не говорит о допросе, — возразил Уилсон. Он пытался придать своему голосу самоуверенности, но слова его прозвучали жалко. — У меня всего лишь пара вопросов к профессору Ван Андту.

«Он уже проиграл», — подумал Могенс.

— И поэтому он должен был раздеться и сидеть перед вами на стуле в полуголом виде?

— Не в этом дело, — поспешно сказал Могенс. — Моя одежда запачкалась, и шериф Уилсон был добр и велел ее почистить.

Грейвс облил его ледяным взглядом и продолжал обращаться к Уилсону.

— Итак, в чем дело?

— Мы задержали вашего… — он указал на Могенса, — …сотрудника поблизости от сгоревшего автомобиля. Он что-то там делал.

Грейвс со скучающим видом пожал плечами:

— Это наказуемо? Строго говоря, автомобиль все еще принадлежит мне, и я не имею ничего против, чтобы профессор Ван Андт осматривал его.

Глаза Уилсона недобро сверкнули:

— Не перебарщивайте, доктор Грейвс! Возможно, у нас всего лишь обычный городок, и я обычный шериф, но мы здесь знаем, что законно, что нет. Обстоятельства дела еще не выяснены. Речь идет о смерти двух человек, возможно, даже трех! А профессор Ван Андт был замечен слоняющимся поблизости от сгоревшей машины. — Он сделал хорошо выдержанную паузу и почти триумфально закончил: — И трупы доктора Мак-Клюра и доктора Мерсера исчезли!

— И? — невозмутимо спросил Грейвс, словно эта весть тоже была из разряда обычных. — Вы полагаете, что профессор Ван Андт похитил их?

— Во всяком случае, на его руках была кровь.

— Это кровь доктора Хьямс! — не выдержал Могенс.

— Доктора Хьямс? — кажется, Могенсу удалось, по крайней мере, на короткий момент возбудить любопытство Грейвса. — Как Хьямс? Это бы значило, что…

— …она еще жива! — взволнованно подтвердил Могенс. — Во всяком случае, думаю, была жива, когда шериф Уилсон арестовал меня.

Грейвс разъяренно взглянул на Уилсона, но на этот раз шериф опередил его:

— Разумеется, я подошел к заявлению профессора Ван Андта со всей серьезностью. Даже если мне, честно говоря, верится в это с трудом. И все-таки я послал пятерых моих людей на место аварии, чтобы еще раз все обыскать. Поверьте, если доктор Хьямс еще жива, мои люди найдут ее.

— А если она мертва, шериф… — Грейвс склонился над его столом и уперся костяшками пальцев, — …тогда мои люди установят, когда наступила смерть. А если выяснится, что доктор Хьямс скончалась потому, что вы не прислушались к профессору Ван Андту и слишком поздно организовали поиски, тогда помоги вам Бог!

Лицо Уилсона потеряло последние следы краски, однако Грейвс не дал ему возможности что-то сказать в протест или оправдание, а тихим, но резким голосом отчеканил:

— Должен ли я исходить из того, что могу забрать профессора Ван Андта с собой в лагерь? У нас масса работы!

— Разумеется, — принужденно ответил Уилсон. Он окинул Могенса внимательным взглядом. — У вас не совсем мой размер, но я мог бы предложить вам свою запасную униформу, чтобы вы могли ехать.

— И, несомненно, столь же любезно приедете забрать ее назад собственноручно? — спросил Грейвс с издевкой. — И лучше всего прямо сегодня после обеда.

Уилсон еще больше помрачнел, но, едва сдерживаясь, проглотил дерзкий ответ, вертевшийся у него на языке, и вышел, очевидно, за обещанной формой. Грейвс дождался, пока дверь не закроется за ним, и повернулся к Могенсу. Наигранное хладнокровие слетело с его лица, как маска.

— Что, ради всего святого, ты…

— Оно снова здесь, Джонатан, — дрожащим голосом перебил его Могенс.

Грейвс склонил набок голову:

— Что снова здесь?

— Это… это существо, — его голос дрожал так сильно, что он едва мог говорить. — Монстр с кладбища, который утащил Дженис.

— Что ты такое говоришь, Могенс? — Грейвс попытался рассмеяться, но это ему плохо удалось. — Это полная чепуха!

— Я его видел, — сдавленно прошептал Могенс. — Он убил Клеопатру, и… и я думаю, это он утащил Хьямс. — Он глубоко дышал, чтобы вообще быть в состоянии произносить слова. — Пару дней назад, Джонатан, на кладбище, я в первый раз видел его. Это было чудовище из мавзолея. То самое, которое тогда утащило Дженис и двух других. Оно здесь, Джонатан.

Он ожидал, что Грейвс, скорее всего, поднимет его на смех, в крайнем случае, засомневается, но Грейвс только молча и сосредоточенно смотрел на него, а потом очень серьезно спросил:

— Ты уверен?

— Да. Безусловно.

Грейвс молчал долго. Выглядел он очень задумчивым, но вроде бы и напуганным.

— Но зачем? — пробормотал он. — Зачем здесь? Почему сейчас?

— Может быть, он все это время ходил за нами по пятам, Джонатан! Может быть… все эти годы он выжидал, чтобы застать нас вместе?

— Чепуха! — Грейвс-таки рассмеялся, но смех его звучал как-то нервно. — Это… Я имею в виду, в этом нет никакого смысла. Зачем ему… Я ведь ничего…

— Я его тогда ранил, — тихонько вымолвил Могенс. — А ты был рядом, Джонатан. Возможно, ему нужны мы оба. — Он беспомощно поднял плечи. — Не может быть, чтобы он случайно объявился после стольких лет. А с той ночи мы ни разу не были вместе, Джонатан. — Он перевел дыхание, нервно облизнул губы, бросил быстрый взгляд на дверь, за которой исчез шериф, потом на входную и только после этого продолжил:

— Есть еще кое-что, Джонатан.

— Что?

— Том. Он с тобой?

Грейвс так же стремительно глянул на дверь, через которую сам вошел, и ответил:

— Нет. Я приехал на «бьюике». А почему ты спрашиваешь?

— Потому… потому что я думаю, что он как-то с этим связан.

— Том?

Могенс кивнул. Он заговорил не сразу, а когда решился, голос его звучал робко и с запинками. Для Могенса все вдруг стало на свои места, даже если он еще не отваживался до конца поверить в это. Том, который знал так много. Который не нуждался во сне. Который всегда оказывался на том месте, где происходили события. Том, который на все имел ответ.

— В ночь, когда я впервые увидел его на кладбище. Это был Том, Джонатан. Он принес меня домой, когда я потерял сознание. Я думаю, он… он говорит, что это был он, тот, кого я видел, но я теперь не уверен, что это так. Он тоже должен был его видеть!

Грейвс молчал. Он побледнел.

— В чем дело? — спросил Могенс.

— Том, — ответил Грейвс. — Мисс Пройслер попросила его показать ей место раскопок. Когда я уезжал, они как раз спускались под землю.

Минуты, пока Уилсон не вернулся с обещанной униформой, тянулись целую вечность, а несколько мгновений, чтобы Могенсу одеться, еще дольше. Уилсон указал ему на соседнее помещение, но Могенс, недолго думая, прямо на месте сорвал с себя одеяло и в спешке натянул одежду, хотя отчетливо сознавал, что это только усилит подозрения шерифа. Не прощаясь, он вылетел из участка и с трудом заставил себя не мчаться на ту сторону улицы, где Грейвс оставил свой «бьюик».

Грейвс оставил без комментариев его вызывающее подозрения поведение, лишь неодобрительно сдвинул брови и так резко взял с места, что Могенс инстинктивно вцепился в сиденье. Могенс не мог судить, водил ли он увереннее, чем Том, но ехал он, во всяком случае, быстрее. Им хватило всего нескольких минут, чтобы выбраться за пределы города и достичь ответвления дороги на кладбище и далее к лагерю. Сердце Могенса забилось сильнее, когда они подъехали к тому месту, откуда сорвался «форд». Теперь, при свете дня, были видны следы шин, которые автомобиль оставил на покрытии дороги, несясь навстречу катастрофе. Даже ливень не смог смыть их полностью.

Грейвс резко нажал на тормоз, так что Могенса швырнуло вперед, и он поспешно выкинул руки, чтобы упереться в приборную доску. Результатом стала острая боль в запястьях, от которой у него перехватило дыхание. Грейвс посочувствовал ему почти презрительным покачиванием головы и взялся за ручку дверцы.

— Что ты делаешь, Джонатан?! — с испугом вскрикнул Могенс. — У нас нет времени!

— Это может быть важно.

Грейвс открыл дверцу и вышел. Могенс довольно долго взирал на него с ужасом, но, понимая, что любая попытка поторопить Грейвса приведет лишь к потере времени, полез из машины вслед за ним. Ему едва удалось открыть дверцу — запястье сильно ныло.

— Джонатан!

Грейвс поступил так, как поступал всегда, когда Могенс обращался к нему. Он проигнорировал его. Опустив взгляд к земле, он обошел машину и последовал за черным отпечатком покрышек, тянувшихся прерывистой линией.

— Вон там сзади он отклонился с прямой дороги, видишь?

— Джонатан, думаешь, это действительно важно? Теперь, когда…

— Да, — оборвал его Грейвс. — Поверь мне. Может быть важнее, чем ты думаешь.

Могенс уставился на него пристальным взглядом, но понял, что любые возражения бесполезны. Против воли он повернулся и посмотрел в том направлении, куда указывала обтянутая черной кожей рука Грейвса. След шин то и дело терялся между кустиками сорняков и грибов, проросших сквозь асфальт там, где природа пробила удушающий слой, залитый людьми. Когда Могенс понял, на чем заостряет его внимание Грейвс, ему уже было не трудно следить глазами за черными полосами.

— Я все время исходил из того, что Мерсер был пьян и поэтому потерял контроль над управлением, — задумчиво сказал Грейвс. Он вздохнул. — Может быть, он и был пьян, но что касается всего остального, я был неправ по отношению к нашему дорогому доктору. Посмотри-ка: он резко затормозил перед стеной кладбища, так что машина пошла юзом. Должно быть, он уклонялся от чего-то. Чего-то, что там появилось.

Он был достаточно деликатен, чтобы не произносить слова вслух, да, собственно, и зачем? Его простертая рука указывала на кладбищенскую стену, и не вообще, а на то место, где грубо сложенные бутовые камни были выворочены. И вряд ли это произошло давно. Стенки пролома еще не замшели, и несколько выпавших камней скатились на дорогу, да так там и лежали. «Они вывалились наружу, — в ужасе подумал Могенс, — как будто их выбила мощная жуткая сила с той стороны стены! » Не требовалось слишком буйной фантазии, чтобы нарисовать разыгравшуюся тут картину. Мерсер мог быть пьян, мог ехать слишком быстро, но его вины в аварии не было. Нечто появилось с кладбища, разворотило стену, и Мерсер от страха вывернул руль и таким образом потерял контроль над управлением.

— Теперь нам действительно пора, Джонатан, — сказал Могенс. — Возможно, мисс Пройслер в опасности.

Казалось, Грейвс вообще не слышал его слов. Он еще раз пристально посмотрел на прерывистый след шин, потом развернулся и подошел вплотную к тому месту, где он обрывался. Горстка мелких камушков под носками его ботинок сорвалась и с позвякиваньем стеклышек в заветном мешочке малыша покатилась вниз по склону.

— Это моя вина, Могенс, — тихо сказал Грейвс. — Я не должен был их отпускать.

— Джонатан, — взмолился Могенс, — мисс Пройслер! Она наедине с Томом там, под землей!

Грейвс никак не реагировал. Он стоял, словно окаменев, и смотрел вниз, на разбитые останки «форда». Даже на таком большом расстоянии Могенс различал следы волочения, которые уходили в скалы. Почти машинально он отметил, что в пропасти не было никого, кто бы искал Хьямс.

— Я думал, это опасно только ночью, — бормотал Грейвс. — Я думал, днем… — Он вытащил свой портсигар и попытался прикурить сигарету, но его руки слишком сильно дрожали. — Я совершил чудовищную ошибку, Могенс. Ошибку, которая стоила жизни Мерсеру, Мак-Клюру и, возможно, Хьямс. Это моя вина.

— Но это же полнейшая бессмыслица, — запротестовал Могенс. — Ты не мог предвидеть, что произойдет!

— Ты полагаешь, что Хьямс и двое остальных уехали из-за тебя, так ведь? — Грейвс жестко хохотнул. — Ты прав, Могенс. Но это я так захотел. — Он снова попробовал прикурить, и на этот раз ему удалось. Он не посмотрел на Могенса, когда заговорил снова, а не отрывал взгляда от разбившегося автомобиля через серые клубы дыма, которые сам выпускал. Его голос стал тише. — Я мог их остановить. Достаточно было одного слова, чтобы они остались. Но я хотел, чтобы они уехали. Ради их же безопасности. Я убил их, потому что хотел спасти. Если бы это не было так ужасно, то можно бы посчитать за остроумную шутку судьбы.

— Я… я ничего не понимаю… — начал Могенс.

— Разумеется, нет, — оборвал его Грейвс. — Да и как бы мог? Еще один промах, Могенс. Может быть, это то, что я больше всего ненавижу в тебе: ты заставляешь меня признавать собственные человеческие слабости.

— Джонатан, ты рехнулся? Мисс Пройслер там под землей с Томом, а ты…

— Мисс Пройслер в безопасности, — снова перебил его Грейвс.

Могенс часто заморгал.

— Мисс Пройслер там с Томом, — напомнил ему Грейвс. — А поэтому в большей безопасности, чем если бы она была здесь с нами.

Заметив замешательство Могенса, Грейвс грустно улыбнулся.

— Ты что, не слышал, что я тебе рассказывал о Томе? — обалдел Могенс.

— Каждое слово, — усмехнулся Грейвс. — Но, видно, придется мне рассказать тебе кое-что о Томе. Да, Могенс, ты прав, он видел ту тварь на кладбище. Ты ее не придумал.

Могенс молчал. Сообщение Грейвса словно обухом ударило его по голове. Он попытался разобраться в нем, но мысли разбегались, возможно, потому, что он начал подозревать, что за этим мнимым признанием стоит куда больше пугающих тайн. И Могенс не был уверен, хочет ли он их знать.

— Идем, Могенс, поехали дальше.

Грейвс бросил сигарету на землю и тщательно затоптал ее, а потом повернулся, решительным шагом обошел автомобиль и снова сел за руль. «Бьюик» тронулся, едва лишь Могенс сел рядом и еще не закрыл дверцу. Однако теперь они ехали не так быстро, как прежде.

Взгляд Могенса невольно прилип и не мог оторваться от пролома в кладбищенской стене. Сердце забилось чаще, и он поймал себя на том, что крепко сжал руки, чтобы унять дрожь. В отличие от первых двух раз, когда он видел кладбище, сейчас территория за стеной лежала в лучах солнца, и там не было ничего, чего бы стоило страшиться. Но так же, наверное, думал и Мерсер, когда подъезжал к этому месту, а минуту спустя он и двое других были мертвы.

Грейвс заговорил снова, только когда они миновали это место и оставили позади еще приличный кусок.

— Ты не должен сердиться на Тома, Могенс. Он не хотел тебе врать. Мне пришлось как следует надавить на него, чтобы он наплел тебе все эти небылицы.

— Звучало очень убедительно, — ответил Могенс и сам испугался, как дрогнул его голос.

— Ты нравишься парню, он не хотел тебя обманывать.

— Куда… т-ты клонишь, Джонатан? — заикаясь, спросил Могенс. — Ты хочешь сказать, что Том… Ты уверен?

— Я приехал сюда не ради храма, а ради него. — Грейвс, не отрывая взгляда от дороги, мотнул головой в сторону кладбища. — То, что мы нашли храм, было скорее случайностью.

— А Том…

— О, что касается Тома, он говорил о себе правду, — поспешно заверил Грейвс. — Он действительно родом из этих мест. И правда то, что ход к храму он нашел случайно. А последние пять лет, — добавил он, помолчав, — Том почти всегда сопровождает меня во всех поездках. Многим из того, что я выискал, я обязан Тому. И без него меня давно бы не было в живых, Могенс, но совершенно точно не здесь.

— Пять лет? — изумился Могенс. — Но тогда ему было…

— Двенадцать, — кивнул Грейвс. — Ему было двенадцать или, может, тринадцать, кто там может знать точно? Но он был очень смышленый парень, это я заметил сразу. В ту же ночь, когда я поймал его на том, что он обшаривал мою палатку, — добавил он с хитроватой ухмылкой.

— Он что?..

Улыбка Грейвса стала шире.

— Он пытался обокрасть меня, — подтвердил он и поднял руку. — Однако не суди поспешно, Могенс. Мы здесь не в Сан-Франциско и не в Гарварде. И уж тем более не в твоем обожаемом Томпсоне. Здесь дикий край, Могенс, хоть до Сан-Франциско и рукой подать. Здесь твердая земля и жесткие люди. Если ты думаешь, что они знают слово «милосердие», то ты еще больший дурак-романтик, чем я подозревал. — Он покачал головой, хотя Могенс и словом не возразил ему в ответ. — Какие здесь шансы на будущее у сироты, не умеющего ни читать, ни писать, у которого никого нет и о ком некому позаботиться? Он может стать вором — а может попробовать сделаться президентом Соединенных Штатов. Том решил стать вором.

Грейвс рассмеялся, как будто это была самая удачная из всех шуток, но Могенс оставался серьезен.

— Он мне рассказывал, что у него были приемные родители, — сказал он.

— Были, — подтвердил Грейвс. — Они погибли. Их убила бестия.