Вольфганг Хольбайн 13 страница

Том так и не появился, чтобы принести обещанный кофе. Но Могенс был не в обиде. Как бы он сейчас ни страшился остаться в одиночестве, это было все-таки лучше, чем общаться с Томом. И не играло никакой роли, что разумом он понимал, что несправедлив к юноше. Однако воспоминания — возможно, и ложные, — которые подсовывала ему разыгравшаяся фантазия, были настолько омерзительными, что в этот момент он просто не мог отнестись к Тому непредвзято.

Он запер дверь, разделся и тщательно, насколько это возможно холодной водой, обмылся. У него не нашлось ничего, чтобы обработать раны, но в этом и не было необходимости: хотя все свое тело он ощущал как один большой синяк — да примерно так оно и выглядело, — однако за исключением четырех еще не затянувшихся шрамов, которые шли длинными полосами от левого плеча через всю грудь, он, похоже, вышел из переделки целехоньким. Даже лодыжка, которая все еще причиняла боль, почти не опухла — по крайней мере, сломанной она не была и даже не была серьезно вывихнута. Может быть, это, как и все, происходившее в подземной палате, всего лишь плод лихорадочного бреда?

Промыв раны, он установил, что они и близко не были столь глубоки, как ощущались. Правда, они горели, но выглядели так, будто их оставили ногти человеческой руки, а не когти мифического чудища. Могенс переоделся — запас его чистой и, главное, целой одежды заметно таял — и прикинул, под каким предлогом будет уместно пойти к Тому, чтобы извиниться и, в первую очередь, поблагодарить, что он снова спас ему жизнь. Но тут снаружи послышался шум подъезжающего автомобиля.

Могенс подошел к окну и от удивления сдвинул брови. На этот раз авто неслось не на такой бешеной скорости, как при первом визите, но это, несомненно, был полицейский автомобиль шерифа Уилсона. И он так же затормозил прямо у хижины Грейвса. Могенсу показалось, что за заляпанным грязью лобовым стеклом он различает вторую фигуру, сидящую рядом с шерифом. Уилсон приехал не один.

Он понимал, что Грейвс вряд ли будет рад его сейчас видеть, и все-таки покинул свое убежище и решительно зашагал в ту сторону. Ему было плевать, как среагирует Грейвс. Про себя он уже решил, что больше не задержится здесь. Вообще было ошибкой приезжать сюда, но еще большей глупостью — доверять Грейвсу. В отчаянном порыве изменить свою судьбу еще раз, он поверил в то, во что хотел верить, и забыл то, что подсознательно знал всегда: все, к чему прикасается Джонатан Грейвс, неизбежно будет испорчено.

Он не ошибся: Уилсон прибыл не один. В то время как он вылезал из машины и напяливал свою нелепую шляпу, открылась вторая дверца, и вышел невысокий хорошо одетый господин с жидкими волосами и очками на носу. Он бы показался Могенсу более симпатичным, если бы не бросил на него косой взгляд, в котором сверкала едва сдерживаемая ярость.

— Шериф Уилсон.

— Профессор, — приветствовал его Уилсон, приложив два пальца к краю своего «стетсона» и одарив скупой, но вполне искренней улыбкой. Его спутник обернулся и посмотрел на Могенса со сдержанным удивлением, которое, должно быть, относилось к его званию. Он не промолвил ни слова, но гнев в глазах поумерился. Могенс ничего не понимал.

Однако задать вопрос он не успел, поскольку в этот момент дверь позади них распахнулась так стремительно, что со стуком ударилась о стену, и выскочил Грейвс.

— Стеффен! — взревел он. Лицо его побагровело от бешенства. — Сколько раз вам говорить, чтобы вы…

Он оборвал себя на полуслове, заметив Могенса, глубоко вдохнул и подчеркнуто спокойным тоном обратился к Уилсону:

— Шериф Уилсон, я требую, чтобы вы удалили этого человека с моей территории. Доктор Стеффен и его коллеги получили категорический запрет ступать на мои земли.

Стеффен собрался резко возразить, но Уилсон взглядом приказал ему помолчать и обратился непосредственно к Грейвсу:

— Это мне известно, доктор Грейвс. И тем не менее прошу вас выслушать доктора Стеффена. То, что он имеет сказать, важно. Также для вас и ваших сотрудников.

Грейвс еще больше скривился, насколько это было возможно, однако проглотил колкий ответ, вертевшийся у него на языке, и позволил себе отрывистый кивок.

— Доктор, — в тоне Уилсона слышалось больше, чем простое обращение, а именно: настоятельная просьба держать себя в рамках и не подливать еще больше масла в огонь. Возможно, Грейвс был здесь не единственным, кто склонен к холерическим припадкам бешенства.

Стеффен набрал воздуху, и, когда он начал говорить, его голос звучал по-деловому, как у доцента, который читает в аудитории лекцию своим студентам:

— Прошедшей ночью было зарегистрировано землетрясение, доктор Грейвс. И достаточно мощное.

— Что вы говорите? — вставил Грейвс. — А я и не заметил. Я, видите ли, спал.

Могенс порадовался, что в этот момент ни Уилсон, ни его спутник не смотрели в его сторону, поскольку он не смог удержаться и не вздрогнуть от испуга. Грейвс же совсем обнаглел. Он повернулся к Могенсу с вопросом:

— А вы что-нибудь заметили, профессор Ван Андт?

Могенс был так ошеломлен, что машинально покачал головой. Стеффен бросил на него короткий испытующий взгляд и снова повернулся к Грейвсу. По его лицу было непонятно, к какому заключению он пришел.

— Что крайне удивительно, доктор Грейвс. Толчки были, как я сказал, достаточно сильными. Их почувствовали даже в городе. А по показателям наших приборов следует заключить, что эпицентр находился как раз на этом месте. Прямо под вами.

— Значит, ваши приборы следует подвергнуть тщательной проверке, доктор, — холодно ответил Грейвс. — Здесь никто не заметил ничего подобного.

— Кому вы это рассказываете, Грейвс! — вспылил Стеффен.

— Вам, — усмехнулся Грейвс.

Стеффен и без того с трудом сохранял самообладание, но тут его терпение лопнуло:

— Не лгите мне, Грейвс, — набросился он на него. — Я хочу наконец знать, чем занимаетесь вы и ваши так называемые коллеги там, внизу!

— Боюсь, не вполне понимаю, о чем вы ведете речь, коллега. — Грейвс не только оставался на удивление спокоен, но просто наслаждался кипящей в противнике яростью.

Стеффен, весь дрожа от гнева, развернулся к Уилсону:

— Шериф! Я требую, чтобы вы приняли меры! Немедленно!

Уилсон выглядел слегка растерянным.

— Боюсь, в этом пункте я вынужден присоединиться к доктору Грейвсу, — сказал он. — Я тоже не вполне понимаю, чего вы хотите.

Стеффен ожесточенно замахал руками в сторону Грейвса.

— Вы обязаны что-то предпринять, — задыхаясь, крикнул он. — Эти… эти люди никакие не ученые! Не знаю, чем они тут занимаются, но что бы это ни было, оно опасно! Я требую, чтобы мне немедленно показали, что происходит там, внизу!

Уилсон выглядел еще более беспомощным, чем до того. А по лицу Грейвса расползалась довольная ухмылка. Какие бы еще аргументы ни приводил геолог, подумалось Могенсу, он все равно уже проиграл. Грейвс добился того, чего и хотел, просто заставив его высказаться.

Сознавая свое бессилие, Уилсон со вздохом разочарования повернулся к Могенсу:

— А вы, профессор? Вы уверены, что ничего не заметили?

Могенс ответил не сразу. Не следовало забывать, что он говорит с полицейским, человеком, который по определению умеет отличать правду от лжи и видеть не только то, что лежит на поверхности. И хотя Грейвс, по всей очевидности, относился к Уилсону с пренебрежением, Могенс чувствовал, что тот прекрасно владеет своей профессией. Могенс к этому времени переоделся, так что раны, которые он вынес из-под земли, были сокрыты под рубашкой. И все-таки выглядел он не так, будто всю ночь провел в безмятежном сне. Уилсон должен был, по меньшей мере, чуять, что все не совсем так, как пытается представить Грейвс. Поразмыслив, Могенс тем не менее пожал плечами:

— Я ничего не заметил. Мне очень жаль.

— А вы чего ожидали? — взвился Стеффен. — Рука руку моет!

— Пожалуйста, поумерьте свой пыл, Стеффен, — холодно осадил его Грейвс. — Я не потерплю, чтобы оскорбляли моих сотрудников.

Он произнес это, не убирая с лица улыбку, но, когда Уилсон отвернулся, она превратилась в гримасу.

— Шериф, я человек терпеливый, однако и мне все это уже действует на нервы. С тех пор как мы начали здесь работы, доктор Стеффен не останавливается ни перед чем, чтобы получить доступ к месту раскопок. Не знаю, зачем ему это нужно, и пока я воздержусь от высказывания каких-либо предположений, но, в конце концов, это уже не смешно!

Стеффен не мог сдержаться:

— Я требую…

— Вы, — неожиданно резким тоном перебил его Грейвс, — вообще не можете здесь ничего требовать. Скажите еще спасибо, что я не прошу шерифа Уилсона привлечь вас за нарушение неприкосновенности жилища и клевету!

— Не знаю, что вы делаете там, внизу, — прошипел Стеффен. — Но я это выясню, обещаю!

Грейвс едва слышно засмеялся:

— Сегодня первое апреля, доктор Стеффен. Отдаю вам должное, что помните добрую старую традицию разыгрывать в этот день других. Или вы на полном серьезе утверждаете, что наша работа явилась причиной этого землетрясения?

Даже в ушах Могенса это прозвучало нелепо, хоть он знал причину лучше остальных. Стеффен на это ничего не сказал, просто свирепо поджал губы и сверкнул на него глазами. А Уилсон вдруг стал похож на провинившегося ребенка, которого схватили за руку над сахарницей.

— Я требую, чтобы мне предъявили это так называемое место раскопок, — настаивал Стеффен.

— Нимало в этом не сомневаюсь, — съязвил Грейвс. — Кто вам платит, Стеффен? Какой-нибудь университетишко? Или газетенка?

— Вопрос, скорее, в том, кто вас оплачивает, — надменно парировал Стеффен. — Я навел о вас справки, Грейвс. Так называемый университет, который финансирует ваши работы здесь, пользуется весьма сомнительной славой и…

— Довольно! — резко оборвал его Грейвс. — Благодарю вас за визит, и прощайте!

Стеффен огорошенно уставился на него, однако Уилсон не дал ему возможности возразить.

— Извините за беспокойство, доктор Грейвс, — сказал он. — Если у меня возникнут еще вопросы, могу я рассчитывать на ваше содействие?

— Само собой разумеется, шериф. Всего хорошего!

Уилсон и Стеффен забрались в автомобиль, а Грейвс с каменным лицом ждал, пока они отъедут.

— Теперь ты понимаешь, что я имел в виду, Могенс? У нас действительно мало времени.

— На что? — недоуменно спросил Могенс. — Боишься, что Стеффен и вправду докопается до того, что на самом деле ты делаешь там, внизу?

— А что мы там делаем? — снова засмеялся Грейвс. — Ну, Могенс, давай, иди в лагерь Стеффена и поговори с ним. Я и пытаться не буду тебе помешать. Спускайся к геологам и расскажи, что мы вызвали демона из далекого прошлого, и из-за этого произошло землетрясение! — Он глубоко вдохнул, отступил на полшага, а потом примирительно сказал: — Извини, Могенс. Это было не по-джентльменски. Я… Мы оба сейчас немного нервничаем.

— Да, — согласился Могенс. — Мне тоже так кажется. — Он махнул рукой в ту сторону, куда уехала машина. — А почему бы тебе просто не показать Стеффену, что ты нашел?

— Стеффену?! — чуть не задохнулся Грейвс. — Ты что, сошел с ума?

— Ни в коей мере, — ответил Могенс. — Я знаю этот сорт людей, Джонатан. Да и ты, думаю, тоже. Стеффен не отступится, пока не добьется своего.

— Может, ты и прав, — по размышлении сказал Грейвс. — Что касается Стеффена, а не твоего дурацкого предложения показать ему все. Он не сдастся, тем более мы должны поторопиться. — Он мотнул головой на палатку. — Том недавно был в туннеле. Дела, конечно, неважные, но не так ужасны, как могло бы быть. Я велел Тому укрепить балками места, где повреждения особо велики, и он обещал мне закончить работу сегодня после обеда. Можешь использовать это время, чтобы немного отдохнуть. Сам я именно так и сделаю. Боюсь, в ближайшие дни нам не удастся как следует выспаться.

— Ты не слышал меня, Джонатан? Я больше никогда не спущусь вниз.

— Да ладно, Могенс, спустишься, — усмехнулся Грейвс.

— Ты собираешься меня принудить?

— И хотел бы, да не знаю как, — откровенно признался Грейвс. — Но в этом не будет необходимости. Я слишком хорошо тебя знаю, Могенс. Тебе плевать, что про тебя болтают другие и что они думают. Ты — прирожденный исследователь. Ты просто не сможешь остановиться, пока не разгадаешь тайну этой двери. А теперь иди и постарайся заснуть. Сегодня ночью нам ох как понадобятся твои силы!

Хотя Могенс и не собирался следовать совету Грейвса и ложиться спать, но внезапно, пока он возвращался к себе, усталость сморила его так, что он упал на постель, даже не раздеваясь — не для того, чтобы спать, а просто отдохнуть и привести мысли в порядок. Однако едва голова коснулась подушки, он провалился в глубокий сон без сновидений, от которого очнулся далеко за полдень, бодрый и свежий, каким давно себя не чувствовал, но жутко злой на самого себя. Естественно, его тело всего лишь взяло свое, то, что требовалось после напряжения и страхов прошлой ночи, но он-то не хотел спать, уже потому, что именно это и советовал ему Грейвс, и то, что он пошел на поводу у усталости, он ощущал как собственное поражение.

Могенс почувствовал голод. Взгляд на часы сказал ему, что Том уже как час задерживается с обедом, и это только обострило его раздражение.

Картины прошедшей ночи все еще терзали его измученную память, и он не решался выйти, чтобы поискать Тома, поэтому довольствовался только глотком воды и снова взялся за книги, лишь бы себя чем-нибудь занять.

Это не помогло.

И дело было не только в урчавшем животе и внутреннем беспокойстве, перешедшем из сна в реальность, которые мешали ему сосредоточиться на работе. Что-то изменилось. Символы, знаки и рисунки, совсем недавно являвшиеся ему открытыми, вдруг стали недоступны пониманию, как клинопись. Еще день назад он с удивительной легкостью расшифровывал тексты в книгах, которые Грейвс доставил ему из Мискатоникского университета, а сейчас они были тайной за семью печатями, которая не желает себя открывать. Как будто знание, с таким трудом приобретенное им за последние дни, выполнило свою задачу и больше не давалось в руки; словно оно являлось инструментом, который одолжили на время, а потом отняли. Это было донельзя неприятно, но в то же время и странным образом пугало, что он едва ли мог себе объяснить. Способность понимать незнакомую письменность у него пропала, но осталось кое-что, что наводило жуткий страх: в нем засело знание, что они коснулись того, чего касаться ни в коем случае было нельзя.

Битые два часа он листал книги, пока наконец не пришел к решению: плевать на то, что произошло, и на то, чего Грейвс от него требовал и чем грозил, он больше никогда не спустится под землю, а, наоборот, покинет это проклятое место, и не позднее, чем сегодня.

Могенс захлопнул последнюю книгу, аккуратно поставил ее назад на полку и вышел из дома, чтобы пересечь площадку к дому Грейвса и поставить того в известность о своем решении.

И, как водится, он снова попал в разгар жутчайшей ссоры.

Грейвс был не один. Дверь в его хижину стояла — что было крайне необычно — широко раскрытой, и уже за дюжину шагов от дома до Могенса долетали возбужденные голоса.

По голосам он узнал Хьямс — почему это его нисколько не удивило? — и, как ни странно, Мак-Клюра. На секунду Могенс задумался, стоит ли идти дальше. В том, что отношения Грейвса с коллегами были не безоблачными, он имел возможность убедиться уже в первый час своего пребывания здесь, но пока что ему удавалось не втягиваться в склоки и держаться особняком. Однако теперь и это было поздно. Момент, когда еще можно было не влезать во все, что связано с этим жутким местом раскопок, безвозвратно упущен.

Не удосуживаясь постучать, Могенс переступил порог и обвел присутствующих беглым взглядом еще до того, как Грейвс и остальные повернулись к нему. Он еще никогда не бывал внутри, но благодаря скупому и тем не менее точному описанию Тома по дороге от Сан-Франциско все здесь показалось ему знакомым. Целая стена была занята массивным стеллажом, доверху заполненным книгами и пергаментными свитками, а массивный стол, за которым сидел Грейвс, был в беспорядке заставлен стеклянными колбами, трубками, горелками Бунзена, тиглями — Могенсу это напомнило скорее кабинет средневекового алхимика, чем лабораторию серьезного ученого начала двадцатого века.

Могенс пробежался по всему рассеянным взглядом. Он не только отдавал себе отчет, что ворвался в разгар спора, но и ясно почувствовал, насколько он здесь неуместен — особенно в данный конкретный момент. Мак-Клюр, который как раз в момент прихода Могенса старался убедить Грейвса, не только на повышенных тонах, но и взволнованно размахивая руками, оборвал себя на полуслове и смущенно оглянулся на него, Хьямс сверкнула на него злобным взглядом, Мерсер просто смотрел в сторону.

— Я не вовремя? — спросил Могенс.

— Вовсе нет, — сказал Грейвс.

Мерсер и Мак-Клюр упорно смотрели сквозь и мимо него, а Хьямс, которой одного воинственного взгляда показалось мало, дала себе труд ответить однозначным «да».

— Заходите, профессор, — как ни в чем не бывало пригласил Грейвс. На его тонких губах играла подчеркнуто приветливая улыбка. — Твои многоуважаемые коллеги говорят как раз о тебе, профессор. Но я полагаю, им лучше поговорить с тобой.

Могенсу было не до риторических изощрений.

— В чем дело? — резко спросил он.

— Разве я не объяснил только что? — продолжал Грейвс в том же тоне. — Дело в тебе, профессор.

Это было уже в третий раз, когда он обращался к Могенсу не по имени, а по его академическому званию, и Могенс понимал, что не без оснований. Однако стрелы не попадали в цель: чем преувеличеннее Грейвс подчеркивал его профессорское звание, тем уязвимее становились позиции Могенса.

— Ерунда! — среагировала Хьямс, прежде чем Могенс успел что-то ответить. — Дело не в вас, профессор.

«В ее устах слово звучит оскорбительно, — снова отметил Могенс. — К тому же хватило бы и его одного, без этой презрительной ухмылки на губах».

— Не считайте себя такой уж важной птицей! — она демонстративно отвернулась от него к Грейвсу. — Ну, так каков будет ответ?

Грейвс покачал головой.

— Воспитание не позволяет дать вам достойный ответ, моя дорогая. Хотя вы его заслуживаете, — сказал он. — К тому же полагаю, он вам прекрасно известен. Я не позволю себя шантажировать. Даже такой привлекательной женщине, как вы, доктор Хьямс.

— Шантажировать? — Хьямс мгновение сверлила его взглядом, потом передернула плечами. — Ну, если вы это так называете… — Теперь ее ледяной взгляд коснулся Могенса. — Даю вам час подумать над тем, что я сказала, доктор Грейвс. Примите правильное решение!

— То же самое я посоветовал бы вам, доктор Хьямс. — В его голосе льда было не меньше. — У нас подписан договор.

— Так подайте на меня в суд. — Хьямс с минуту вызывающе смотрела на него, явно ожидая возражения, а не дождавшись, резко развернулась и кинулась через открытую дверь вон. Мак-Клюр последовал за ней по пятам, Мерсер же, как всегда, колебался и, по всему, чувствовал себя не в своей шкуре, когда, наконец, решился последовать примеру коллег, и то после того, как украдкой посмотрел на Могенса почти умоляющим о понимании взглядом.

— Болваны! — прорычал Грейвс. — Если ты никогда не задавался вопросом, Могенс, что такое «синий чулок», то посмотри на Хьямс.

— Что все это значит? — не поддержал разговор Могенс. — Что здесь произошло?

Грейвс вздохнул.

— То, чего я уже давно опасался, — признался он. — Мисс Хьямс не самая приятная особа, но она далеко не дура. Она с самого начала подозревала, что там, внизу, находится нечто большее, чем просто ушедший под землю храм, воздвигнутый потомками египетских мореплавателей. — Он снова вздохнул. — Землетрясение, Могенс. Ей что-то попало в руки. Не знаю, что. Я всем запретил спускаться вниз. Только надо было думать, что Хьямс наверняка ослушается. — Он пожал плечами. — Ну, ладно. Ты хотел знать, чего они добивались? Хьямс мне поставила ультиматум. Но я никому не позволю давить на меня.

— Что за ультиматум?

— Ну, она поставила меня перед выбором: или я показываю ей, что мы нашли на самом деле, или она и двое других слагают с себя обязанности и уезжают.

— И?

— Пусть едут — холодно сказал Грейвс. — Они нам больше не нужны.

Он встал из-за стола, обошел его и распростер руки, намереваясь обнять Могенса за плечи, но в последний момент сдержался, когда тот невольно отшатнулся. Могенс не вынес бы, если бы его коснулись эти жуткие руки.

Могенс смущенно откашлялся:

— Джонатан, ты…

— Мы у цели, Могенс! — не дал ему договорить Грейвс. — Неужели ты не понимаешь? Нам здесь эти болваны больше не нужны!

— Они не станут молчать о том, что видели здесь, — предостерег его Могенс.

— И что? — пренебрежительно отмахнулся Грейвс. — Пусть себе болтают! Какое это теперь имеет значение! Мы это сделали, Могенс, неужели ты не понимаешь? Пусть говорят! Пожалуйста, пусть бегут к Уилсону и все ему расскажут, или даже к этому дураку Стеффену. Мне нет до этого дела. Больше нет.

— Пару часов назад ты говорил совсем другое, — напомнил ему Могенс.

— Тогда я еще не осознавал, как близко мы подошли к цели, — неожиданно разволновался Грейвс. Он больше не мог стоять на одном месте или хотя бы не жестикулировать. — Том закончил свою работу. Не позже чем через час мы уже можем спускаться и продолжить начатое.

Могенс смотрел на него в полной растерянности.

— Ты не слышал меня, Грейвс? — с содроганием сказал он. — Я больше не спущусь в это проклятое подземелье! Никогда! Ни за что на свете!

Он демонстративно сделал шаг назад и расправил плечи. Грейвс смотрел ему в лицо ничего не выражающим взглядом, однако в его глазах начал разгораться тот самый пылающий гнев, с которым он окидывал взглядом Хьямс и двух других.

— Подумай хорошенько, Могенс! — холодно предупредил он.

Что-то под маской его лица зашевелилось. Оно начало меняться неприметным, но жутким образом, и Могенсу все труднее становилось видеть его, не говоря уж о том, чтобы выдерживать его взгляд.

И тем не менее он настаивал на своем:

— Я уже подумал, Джонатан. И мое решение твердо. Я исчезну отсюда, еще сегодня. Мне вообще не надо было приезжать.

— Ты, жалкий дурак! — прошипел Грейвс. — Ну так давай, уходи! Беги к остальным, да поторопись! Может, у них еще найдется для тебя местечко в их колымаге!

Могенс хотел ответить, но больше не смог выдерживать взгляд Грейвса и выносить жуткий вид его меняющегося с каждой секундой лица. Да и к чему? Грейвс не относился к людям, на которых действуют аргументы, если уж они что-то вбили себе в голову.

Не говоря ни слова, Могенс развернулся и отправился в свое жилище укладывать чемоданы.

Ему не требовалось много времени, чтобы бросить свои тряпки в два потертых чемодана, с которыми он прибыл. Его и без того скромный гардероб оскудел еще больше: рубашку и брюки со вчерашней ночи можно было только выбросить, да и ту одежду, в которой он шастал по кладбищу, тоже не спасти. Могенс в беспорядке побросал то, что еще оставалось, в один чемодан и повернулся к книжным полкам, чтобы забрать привезенные с собой книги.

Дверь открылась, и Могенс спиной почувствовал, что в дом кто-то вошел и, сделав пару тяжелых шагов, остановился.

— Не бойся, — сказал он, не оборачиваясь, — я забираю только то, что принадлежит мне. Твои драгоценные манускрипты я не трону.

— Знаю, дорогой профессор, — раздался за его спиной голос, который определенно не принадлежал Джонатану Грейвсу. — Вы никогда не возьмете чужого.

Могенс вздрогнул и, прежде чем повернуться, застыл на добрые пять секунд. Он сам чувствовал, как краска бросилась ему в лицо.

— Мисс Пройслер?!

— Приятно, что вы меня узнаете после столь долгого времени, — насмешливо сказала мисс Пройслер.

Это на самом деле была она! Хоть это было совершенно невозможно, абсолютно немыслимо и до жути смешно — мисс Пройслер оказалась за две с половиной тысячи миль от дома, в дыре на другом конце страны, и это притом, что за всю свою жизнь она ни разу не покидала Томпсона. Но это была она! Она стояла в двух шагах от двери с потертым чемоданчиком в левой руке и плетеной корзинкой в правой, из которой на Могенса таращились горящие оранжевые глаза.

— Мисс Пройслер, — пробормотал он.

— Да. Вы это уже говорили, — заметила ему мисс Пройслер и надула губки. — Я сейчас рассержусь, профессор. Разве так встречают старую добрую приятельницу?

Она поставила корзину с Клеопатрой на пол, чемодан из другой руки попросту уронила и раскрыла свои объятия, как будто всерьез ожидала, что Могенс непременно сейчас бросится от радости ей на шею.

Могенс же не двинулся с места. Он просто не мог.

— Но где… я имею в виду, как вы оказались здесь? — промямлил он.

Мисс Пройслер разочарованно опустила руки. На какую-то секунду она потеряла контроль над своим лицом, и Могенс отчетливо понял, что она была близка к тому, чтобы удариться в слезы. Но в следующий момент она взяла себя в руки и даже выдавила — пусть и слегка обиженную — улыбку.

— Да, это было долгое и довольно утомительное путешествие, должна вам признаться, — промолвила она. — Но я с удовольствием проделала его, чтобы увидеть вас, мой дорогой.

— Ах так, — буркнул Могенс.

Не самый умный ответ из всех возможных. И не особенно вежливый. Но это было все, на что он сейчас способен. В голове у него царил полный сумбур. Мисс Пройслер? Здесь? Но почему?

Мисс Пройслер вздохнула:

— Вижу, что вас просто переполняет радость встречи. Надо мне было предупредить вас заранее. Мне что, вернуться в город и дать вам телеграмму? Или будет достаточно, если я просто выйду за дверь и постучу?

— Нет… конечно, не надо. — Могенс собрал всю свою волю в кулак, чтобы хотя бы приподнять извиняюще плечи, потом неловко откашлялся и сказал: — Простите, пожалуйста, мое невежество, мисс Пройслер. Просто я… удивлен видеть вас здесь.

Наконец-то он вышел из своего оцепенения, обошел стол и направился к мисс Пройслер, однако в двух шагах от нее предусмотрительно остановился, пока мисс Пройслер не истолковала неправильно его поведение и все-таки не надумала заключить его в объятия.

— Я… я… даже и не знаю, что сказать. Ну, во-первых, здравствуйте. И все-таки… Как вы здесь оказались? Я имею в виду… зачем, ради всего святого, вы отправились в такую долгую утомительную поездку?

Мисс Пройслер пристально посмотрела на него, одновременно с иронией и с упреком, но ответила на его вопрос не сразу. Она сначала, наморщив лоб, обвела долгим взглядом его жилище, причем взгляд ее становился все более неодобрительным.

— Да-а, — пробормотала она, — по всему видно, я приехала как раз вовремя. Этой… — она на мгновение замялась, словно не решаясь произнести слово «комната» по отношению к тому, что предстало ее взору, — …каморке явно не хватает женской руки.

А потом она сделала такое, от чего у Могенса отвалилась челюсть: даже не сняв пальто, она прошествовала мимо него и склонилась над грудой рваной одежды на полу у кровати. Могенс не мог бы сказать точно, но ему почудилось, что она бормочет себе под нос что-то вроде «ох, эти мужчины! ».

— Мисс Пройслер! Прошу вас! Что вы делаете?.. Разденьтесь хотя бы вначале.

Мисс Пройслер, пыхтя, выпрямилась, держа его разодранные брюки в правой руке, а лохмотья рубашки в левой, как трофеи, которые наконец-то завоевала после долгой охоты.

— С удовольствием бы это сделала, но, боюсь, мне для этого слишком мало места, — потрясая трофеями, сказала она. — Профессор, вы меня удивляете! Я всегда считала вас таким аккуратным человеком!

Могенс подошел к ней, отобрал порванную одежду и бросил ее на пол, там же, где она лежала.

— Я как раз собираю вещи, — сообщил он.

Мисс Пройслер часто заморгала:

— Собираете вещи?

— Я уезжаю, — подтвердил Могенс. — Мне очень жаль, но боюсь, вы напрасно проделали такой долгий путь.

— Вы не хотите оставаться здесь? — уточнила мисс Пройслер. Ее голос вовсе не звучал раздраженно или разочарованно. Напротив.

— Да. Работа здесь… несколько иного характера, чем я себе это представлял. Наверное, я совершил ошибку, вообще приехав сюда.

Мисс Пройслер не стала его упрекать: «Я же вам говорила! », но он явственно прочитал укор у нее в глазах, как будто бы она это сказала.

— Может быть, несмотря ни на что, вы все-таки предложите мне присесть? — мягко спросила она.

Могенс встрепенулся и предложил ей единственный в комнате стул. Он поднял с него лежавшую там кипу бумаг и какое-то время, беспомощно озираясь, держал ее в руках, прежде чем положить на откидную доску конторки. Бумаги тут же слетели с наклонной поверхности и рассыпались по полу. Мисс Пройслер удивленно подняла брови, но промолчала в ожидании момента, когда Могенс поможет ей снять пальто, и только после этого села. Ее взгляд проблуждал по неприбранному столу, но, к удивлению Могенса, она и на это ничего не сказала.

— Так, значит, работа здесь вам не нравится, — заметила она с трудно скрываемым удовлетворением в тоне.

— Нет… то есть да, — запутался Могенс. — Просто… это не то, чего я ожидал.

— Он ужасный человек, да? Этот доктор Грейвс. — Мисс Пройслер ответила на собственный вопрос многозначительным кивком, не допускавшим никаких возражений. — Ну, тогда я, наверное, правильно сделала, что не сдала вашу квартиру.

Могенсу потребовалось время, чтобы сообразить, что мисс Пройслер имела в виду.