Вольфганг Хольбайн 7 страница

А потом он сделал то, чего не сможет простить себе до конца жизни: он резко повернулся, протиснулся между Дженис и каменным саркофагом и в несколько широких шагов уже был у лестницы. Дженис с шумом втянула в себя воздух и обернулась в его сторону, когда он снова остановился, но все еще не решалась последовать за ним. Могенс не мог разглядеть выражения ее лица, потому что, когда он унес с собой лампу, она осталась там стоять одна, защищенная только колеблющимся красноватым язычком пламени свечи, которому было не под силу сдержать наступающий мрак. Тени метались по ее лицу, как маленькие дымные зверьки. Что-то надвигалось из темноты штольни.

— Могенс? Дженис? — заскрипело ржавое железо, и Могенс едва сдержал испуганный вскрик, когда у него над головой раздались шаги и неровный круг желтого света заскакал по ступеням. — Вы там, внизу? Может, это меня и не касается, но что вы, голубки, там делаете? — Грейвс непристойно засмеялся, постепенно вырисовываясь из неясной тени за лучом света в человеческую фигуру.

— Я спускаюсь. Так что кончайте с тем, чем бы вы там ни занимались, и одевайтесь.

Могенс с облегчением вздохнул, в то же время стремительно поворачиваясь к Дженис:

— Оставайся там, где ты есть, Джонатан! Дженис!

Последнее слово он уже выкрикнул, но Дженис не шевельнулась, она стояла, как парализованная, и смотрела на него во все глаза. Могенс слышал, как Грейвс продолжает спускаться по лестнице. Вот уже свет его фонаря соединяется с лампой Могенса, он что-то изрекает насмешливым тоном, чего Могенс не понимает.

— Дженис, — умоляет он. — Пожалуйста!

— Но, Могенс… что…

Дженис испуганно задохнулась и закрыла рукой рот, когда раздался жуткий скребущийся звук. Но он шел не из туннеля, Могенс ошибся. Леденящий душу звук доносился из саркофага!

Свеча, которую Дженис поставила на его край, начала подрагивать. Ее пламя заколыхалось сильнее, и множество юрких теневых зверьков заскакало по лицу Дженис. Снова раздался скрежет, на этот раз громче, тяжелее, будто с глухим хрипом камень трется о камень. Свеча закачалась еще больше, Наклонилась и упала. Только на одно короткое мгновение тьма объяла фигурку Дженис, пока Могенс не вскинул лампу, свет которой разорвал ее удушающие объятия. Дженис отступила от саркофага на два шага. В блекло-желтом пляшущем свете керосиновой лампы ее лицо было мертвенно-бледным, а глаза от ужаса почернели.

— Что здесь происходит? — Грейвс остановился на последней ступени и поднял руку, так что свет его фонаря слился с лампой Могенса. Скрежетание нарастало, и крышка саркофага начала сдвигаться! Грейвс испустил испуганный крик, Дженис тоже закричала и поднесла другую руку ко рту. Под крышкой обозначился зазор с волос толщиной, он расширился до щели, в которой показалась заскорузлая трехпалая рука, она с силой вцепилась в край саркофага и раздвинула проем еще шире.

Дженис завизжала. Грейвс в ужасе вскрикнул громче, чем прежде, а щель стала много шире. Могенса пробил ледяной озноб от чистого омерзения, когда он яснее разглядел руку. Это была не человеческая ладонь, а мощная, покрытая шерстью лапища, огромная, как совок лопаты, с ужасающими когтями. Показалась мускулистая, до абсурдности длинная рука, и крышку гроба, весившую не меньше центнера, отшвырнуло с таким толчком, что она пролетела через все помещение и, ударившись о стену, разбилась на кусочки.

И безумие обрело плоть.

Могенс не знал, кричал ли он, но кто-то кричал, свет начал сумасшедший стробоскопический танец, в котором движения… этой особи стали походить на череду следующих друг за другом моментальных снимков безумия, и глазам Могенса предстало покрытое шерстью существо, некоторым образом антропоморфное, напоминающее калеку, выше, чем мужчина, но много массивнее, с бесформенной бочкообразной грудной клеткой, длинными, висящими, как плети, руками и мускулистыми ногами, колени которых были выгнуты под каким-то неправильным углом, и устрашающими когтями на ногах и руках. Однако самое страшное являл собой череп. До шеи тварь все-таки имела в своем облике что-то человеческое, но все, что находилось выше, было чистым кошмаром. Причудливый череп больше походил на собачий, только шире и приплюснутей, на нем торчали большие острые уши, из которых произрастали жесткие пучки волос. Морда была чересчур вытянута в длину, под широким собачьим носом, вырезанным словно тесаком, лоснились противные слюнявые розоватого мяса губы, а за ними поблескивал оскал пары дюжин криво посаженных острых, как кинжалы, клыков. Челюсти выглядели такими крепкими, что могли бы без труда перекусить руку взрослого мужчины. Но каким бы жутким ни выглядел сам череп, страшнее всего были глаза на нем.

Чудовищная тварь вовсе не имела острые звериные глаза или горящие красным огнем глаза демона, нет, Могенс назвал бы их человеческими, если бы не переполнявшая их адская злоба и алчность, при одном виде которых душа Могенса скорчилась, как смертельно раненный зверь.

Все это Могенс увидел в одну нескончаемую секунду. Потом свет качнулся дальше, чудовище исторгло хриплый рык и невообразимо мощным рывком набросилось на Дженис.

Могенс изо всех сил метнул в него лампой. Керосиновая лампа дважды перевернулась в воздухе, угодила монстру промеж лопаток и со звоном разбилась. Возгоревшийся ярким пламенем керосин вылился на спину и плечи твари и поджег его шкуру, но брызги пылающей жидкости попали также на волосы и платье Дженис, и ее крики стали еще пронзительнее. Могенс бросился вперед, в порыве отчаяния боком перескочил через разверстый саркофаг и заколотил крепко сжатыми кулаками по затылку чудовищного существа.

Эффект оказался таким же, как если бы он бил по голой скале. Мускулатура под заскорузлой, покрытой коркой грязи шкурой была тверда, как железо, и Могенс завопил от боли, когда горящий керосин опалил его руки. Монстр обернулся с яростным ревом, мгновение помедлил, а потом направил на него удар полыхающей лапищи. Могенс попытался уклониться от него и одновременно ударить в ответ, но для первого он был не слишком проворен, а второе, хоть и удалось осуществить, не возымело ни малейшего действия. Он врезал прямо в морду кошмарной твари, но почувствовал только, как ободрал кожу на костяшках своих пальцев, когда его кулак обрушился со всей силой на твердую, как сталь, челюсть. И практически в ту же самую секунду его достала лапа бестии.

Удар оказался настолько мощным, что просто сбил Могенса с ног и отшвырнул назад. Вместо пронзительного крика из его уст вырвался лишь захлебывающийся хрип, когда ему сдавило легкие, и он почувствовал, как два-три ребра с хрустом сломались. Беспомощно размахивая руками, он опрокинулся навзничь в стоящий позади него саркофаг. Последнее, что он помнил, было горящее факелом чудовище, которое, рыча от ярости и боли, снова повернулось к Дженис, подхватило ее на руки и потащило в туннель. Потом Могенс ударился затылком о край каменного саркофага и потерял сознание.

— И только на следующее утро я очнулся, — обессиленно закончил Могенс свое повествование. С каждой минутой его голос становился все слабее, и последние слова он почти прошептал. Горло саднило, и, хотя Том снял с него промокшую одежду и укрыл тремя шерстяными одеялами, его все еще знобило.

— Это случилось девять лет назад, но я никогда не забывал эту мерзостную тварь. И прошлой ночью я увидел ее снова.

Том налил ему еще кружку кофе — это была уже третья, если Могенс правильно сосчитал, а возможно, и четвертая — и протянул ее Могенсу, прежде чем присесть на краешек кровати. Могенс отхлебнул большой глоток и обхватил обеими ладонями эмалированную кружку. Но ни дрожь тела, ни внутренняя дрожь не отступили, как он надеялся. Что-то в нем заледенело, окончательно и бесповоротно.

— На кладбище? — спросил Том.

Могенс кивнул. Он отхлебнул еще раз. Кофе был таким горячим, что обжигал язык, но ощущение внутреннего оледенения только окрепло.

— Да, — ответил он. — Все эти годы я пытался себя убедить, что все это было только страшной галлюцинацией. Шок от смерти Дженис, а может, и от удара головой. Такое ведь случается, правда? Иногда люди теряют память или вдруг вспоминают то, чего в их жизни никогда не происходило.

— Я о таком слышал, — согласился Том.

— Но вчера ночью я это существо видел! — Голос Могенса взвился до пронзительного крика. — Я стоял напротив него, лицом к лицу! И клянусь тебе, Том, это была та же самая тварь, которую я видел тогда на кладбище, которую я принял за Грейвса и которая… — Голос отказал ему, но Том понял и без слов, что он хотел сказать. В глазах юноши появилось выражение искреннего сочувствия.

— А что было потом? — спросил он через некоторое время. — Тогда, в Гарварде. Я имею в виду, вашу подругу нашли?

— Нет, — ответил Могенс. Он — на этот раз осторожнее — приложился губами к кружке и сделал небольшой глоток, прежде чем продолжить. — А также ни Марка, ни Элен. После того как я очнулся, мне сказали, что штольня, в которую уволок Дженис… уволокла… эта особь, обрушилась. Сам я больше никогда не ходил к этому мавзолею, но слышал, что они там раскапывали… на несколько ярдов, только потом пришлось прекратить, потому что туннель грозил обрушиться. Это было слишком опасно. От нее не нашли и следа. Ни следа Дженис, ни обоих других.

— А вы? — сострадательно спросил Том.

— А как ты думаешь? — горько сказал Могенс. — Для полиции дело было очевидным. У них имелся в наличии сломанный замок и открытый гроб. Двое молодых людей встречаются ночью на кладбище, один из них имеет пристрастие к разного рода подозрительным вещам… — Он с выразительным вздохом пожал плечами. — К тому же еще каучуковая маска, которую они нашли в кармане моего пиджака. Нет, Том, для полицейских следователей дело было закрыто еще до того, как я пришел в сознание.

— И вы никому не рассказали об этом… существе? — предположил Том.

— Это было моей величайшей ошибкой, Том. Я рассказал. Но это только ухудшило положение. Мне никто не поверил. Ни полиция, ни коллеги, ни мои профессора, ни даже те, кого я считал… своими друзьями. — Он издал горький смешок, про который сам не смог бы сказать, смех это был или его полная противоположность. — Большинство посчитало это глупой отговоркой. Некоторые решили, что я просто свихнулся. И никто мне не поверил. Думаю, я и сам бы не верил, случись это с кем другим.

— Но Грейвс! — вырвалось у Тома. — Я… я имею в виду доктора! Он же сам видел монстра!

— Я тоже так думал, — чуть слышно сказал Могенс. — Но, наверное, ошибся.

Том с сомнением посмотрел на него. Он ничего не сказал, но Могенс чувствовал, как трудно ему было поверить в это последнее утверждение. Да и почему он должен верить? Это же было чистой ложью. Правда заключалась в том, что Грейвс вообще отрицал, что той ночью находился на кладбище. Правда заключалась в том, что это был именно Грейвс, тот, кто поведал полиции о его увлечении оккультизмом и всем тому подобным. И правда была в том, что он, Могенс, провел четыре месяца в тюрьме и не попал на скамью подсудимых с лишением всех ученых званий только потому, что университет, желая избежать скандала, вмешался в это дело. И это был Грейвс, тот, который неделю спустя после страшных событий сел в поезд на Нью-Орлеан, чтобы занять место, предназначенное Могенсу, и въехать в квартиру, которая ждала их с Дженис. А позже Могенс убедился на собственной шкуре, что черные списки не только существуют, но и явно относятся к наиболее читаемым в стране сочинениям.

Ничего из этого он не поведал Тому. Он уже сказал ему больше, чем кому-либо на свете, — собственно говоря, он не рассказывал никому о событиях той страшной ночи. Но незачем было нагружать Тома своими собственными проблемами.

Однако во взгляде Тома он прочел, что тот раскусил гораздо больше из того, о чем Могенс умолчал, если не в деталях, то уж по смыслу точно. Да Могенс и с самого начала не делал тайны из того, что они с Грейвсом никакие не друзья. Том собирался что-то ответить, но в этот момент снаружи заслышались громкие голоса, юноша поднялся, прошел к двери и открыл ее, чтобы посмотреть. Могенс тоже попытался бросить взгляд наружу, но Том приоткрыл дверь всего лишь на щелку, да еще своим телом загораживал ему обзор.

— Сейчас вернусь, профессор, — поспешно сказал он, быстрым шагом вышел и плотно прикрыл за собой дверь. Могенс заметил лишь проблеск серого рассветного сумрака, пока дверь раскрывалась, и тем не менее он не только расслышал голос Грейвса, но и то, что тон его был очень возбужденным. Похоже, там, снаружи, разгорался яростный спор. Могенса, впрочем, это нисколько не удивило, как и не тронуло. Редкий человек, по его мнению, через более или менее короткое время общения не вступал с Джонатаном Грейвсом в спор.

Его мысли сейчас были заняты Томом — и прошлым вечером, конечно. Он не помнил, что происходило на кладбище дальше, равно как и не мог сказать, каким образом он добрался назад до своего дома. Том сообщил Могенсу, что нашел его на кладбище и принес сюда, и по положению вещей у Могенса вроде бы не имелось оснований сомневаться в этом — хоть он и с трудом мог себе представить, что этот хрупкий юноша без посторонней помощи поднял его через пятифутовую кладбищенскую стену, а потом тащил на себе обратно. Но, с другой стороны, зачем Тому его обманывать? У него нет на это никаких причин, и, кроме того, Могенсу просто не хотелось считать Тома лжецом. Ему мало встречалось людей, к которым бы он сразу испытал такое безоговорочное доверие, как к этому нежному, почти женственному юноше. Но и то, что он ему так безоглядно доверился, не слишком смущало его. Как образованному человеку, ему было ясно, что он находится в исключительной ситуации, в положении, когда он должен поговорить хоть с кем-нибудь, чтобы не свихнуться от ужаса, который подняли в нем былые воспоминания. Наверное, он доверился бы каждому, кто оказался рядом, когда он пришел в себя, даже мисс Пройслер.

Особенным же было то, что он нисколько не стеснялся Тома. После того как его с позором изгнали из Гарварда, Могенс никому не поверял эту историю и еще день назад мог бы поклясться, что унесет эту тайну в могилу. И все же он не сокрушался, что доверил Тому события той судьбоносной ночи. Если бы на его месте был кто-то другой, он, не медля ни минуты, оставил бы все это и никогда больше сюда не возвращался. Но, касаемо Тома, его тайна была в надежных руках — это он чувствовал всеми фибрами своей души. Что ни говори, а мальчик прошлой ночью, можно сказать, спас ему жизнь. Если бы он не появился вовремя… Могенса пробил холодный озноб при одной только мысли, что он мог бы оказаться один на один с этой песьеголовой бестией…

Если бы только он смог вспомнить, что произошло на самом деле, когда он повернулся и так внезапно оказался лицом к лицу со страхом из своего прошлого! Но там ничего не было. Его воспоминания обрывались на лицезрении страшного звероподобного рыла, а следующее, что он увидел, был Том, который сидел на табурете возле постели и терпеливо ждал, когда он очнется.

Дверь открылась, вернулся Том. Могенс припомнил громкий спор, свидетелем которого он стал хотя бы на слух, и попробовал что-нибудь прочитать по лицу Тома, но это ему не удалось.

— Что там стряслось? — спросил он прямо. И когда Том на это неопределенно пожал плечами, уточнил: — Надеюсь, у тебя из-за меня нет неприятностей с Грейвсом?

— Нет, — покачал головой Том. — Это один из «кротов».

В первый момент Могенс недоуменно посмотрел на него, но потом вспомнил разговор, который они с Томом вели в машине.

— Один из геологов?

— Они постоянно прокрадываются в лагерь и на кладбище, — подтвердил Том. — Доктор Грейвс страшно бушует по этому поводу. Однажды он даже пригрозил, что пристрелит следующего, кого застанет на месте раскопок. — Он пожал плечами. — Я-то не думаю, что он на самом деле сделал бы такое, но звучало это вполне убедительно.

По крайней мере, в этом пункте Могенс был согласен с Томом: он тоже не верил, что угроза Грейвса стрелять в геологов была высказана на полном серьезе. Джонатан Грейвс предпочитал добиваться своих целей куда более тонкими средствами.

— Еще кофе, профессор? — предложил Том.

Хоть Могенс и протянул ему пустую кружку, но в то же время отрицательно покачал головой и жестом дал понять, чтобы Том поставил ее на стол.

— Кажется, я еще не поблагодарил тебя, Том, — сказал он. — Без тебя меня бы сейчас не было в живых.

— Ерунда, — горячо возразил Том и, на секунду сделав испуганное лицо, быстро поправился со смущенной улыбкой: — То есть я хотел сказать, что это вам пришло в голову?

— Ну, если бы этот монстр меня…

— Никакого монстра там не было, профессор, — не дал ему договорить Том.

— Что значит не было? — оторопел Могенс. — Я его видел собственными глазами!

Том ответил не сразу, а когда заговорил, его голос изменился, стал тише, и сам он старался не смотреть Могенсу в глаза.

— Боюсь, это я должен извиняться перед вами, профессор, — сказал он. — Вчера вечером вы видели не монстра, а меня.

— Тебя? — Могенс решительно покачал головой. — Нет, Том, совершенно точно нет. Я знаю, что видел. Я хотел включить свет, но тока не было, и я вспомнил, что ты говорил, чтобы я просто позвал тебя, если будет что-нибудь нужно. Так что я вышел из дома, чтобы поискать тебя. И тут услыхал шаги и заметил какую-то тень. Кто-то бродил по лагерю.

— Мы выключаем генератор сразу, как только последний человек поднимается наверх, — пояснил Том. — Он жрет слишком много горючего, а его специально доставляют из Фриско. — Он поднял плечи. — Надо было предупредить вас. Извините.

Как будто дело было в этом!

— Я видел кого-то, — не отступался Могенс. — И я пошел за ним. Он прокрался через лагерь и направился к старому кладбищу!

— Это был я, — упорствовал Том.

Могенс вытаращил на него глаза:

— Ты?

— Я каждый вечер обхожу лагерь, — подтвердил Том. — А иногда еще раз и ночью. Бывает, что в лагерь пробираются любопытные. Дети из города или индейцы, которые воруют все, что плохо лежит, а потом меняют на выпивку. И другие… с не такими уж безвредными умыслами. Иногда я выхожу и на кладбище, чтобы посмотреть, все ли там как следует. Вчера вечером я тоже ходил туда. И все время мне казалось, что за мной кто-то идет, поэтому я спрятался за могильную плиту и ждал. А когда потом подошли вы… — Он изобразил виноватую гримасу и с видимым усилием посмотрел Могенсу прямо в глаза. — Мне так жаль, профессор. Если бы я знал, что так напугаю вас, то показался бы раньше.

— Не смеши меня! — сказал Могенс. Голос его дрожал. — Зачем ты это делаешь, Том? Чтобы меня успокоить? Ни к чему. Я знаю, что видел!

Но знал ли он на самом деле? А что если Том говорит правду, и это был действительно он, а не чудовище из его прошлого? Тогда ему придется признать, что он, как истеричная старая дева, испугался тени и грохнулся в обморок.

— Я знаю, что я видел, — не сдавался он. Но даже в его собственных ушах это прозвучало как чистое упрямство и уже не столь убежденно.

— Я не сомневаюсь, — ответил Том. — Но ведь могло быть так: почти десять лет назад вы пережили жуткую историю. Доктор Грейвс вам не друг, и, возможно, сама встреча с ним пробудила в вас тяжелые воспоминания. А к тому же еще все эти страшные вещи внизу, в храме. От них одних у всякого нормального человека начнутся кошмары.

— Ты за кого себя держишь? — раздраженно спросил Могенс. — За психиатра?

— А потом вы услышали шаги и покрались за мной. Да еще на кладбище! — гнул свое Том. — Тут все ваши воспоминания и нахлынули снова. И ваш гнев на доктора, которому вы никогда не простите, что он бросил вас в беде. И боль от утраты вашей подруги, и память о той страшной ночи. Да еще это кладбище, от него даже мне иногда становится не по себе. — Он со вздохом покачал головой. — Это я был таким дураком, что возник перед вами как из ниоткуда, вот вы и увидели этого… монстра. Со мной было бы точно так же. Да и с любым другим.

Могенс смотрел на юношу широко распахнутыми глазами. Он не мог сказать, что его шокировало больше: веская логика, стоявшая за словами Тома, или легкость, с которой мальчик распознал и проанализировал его ситуацию. Необразованный деревенский сирота, не знающий даже своего возраста? Смешно! Кем, черт побери, был этот мальчик?

Последний вопрос Могенс произнес вслух.

— Вы мне льстите, профессор, — ответил Том. — Но на этот раз вы ошиблись. Я совсем не такой уж умный. Я просто умею наблюдать, а времени, чтобы обдумывать, у меня навалом.

— И ты обожаешь розыгрыши, — сурово дополнил Могенс. Но, странное дело, он не мог сердиться на Тома всерьез. Особенно сейчас. Какой бы убедительной ни выглядела аргументация Тома на первый взгляд, Могенс знал, что она не соответствует истине. Однако что-то в нем жаждало принять ее за правду.

— Нет, — со смехом возразил Том. Могенс не мог бы с уверенностью сказать, в чем заключалась разница, но уже в следующий момент Том снова казался застенчивым бледным юношей — которому до мужчины оставалось больше лет, чем отделяло от детства, — смотрящим широко открытыми любопытными глазами на мир, которого он не понимал и которому доверял больше, чем того следовало. — Я просто беспокоюсь о вас, профессор. Знаю, это не совсем мое дело, но… — Он тщетно поискал слова и наконец, пожав плечами, сказал: — Вы не такой, как доктор Грейвс и другие.

— Не такой?

Дверь распахнулась, и ворвался Грейвс. Его лицо побагровело от бешенства, и он с такой силой захлопнул за собой дверь, что Том испуганно вздрогнул и вскочил со стула.

— Проклятые земляные черви! — лютовал он. — Ни разу… — Он оборвал себя на полуслове и полушаге и быстро завертел головой из стороны в сторону. Могенсу стало ясно, что одним-единственным взглядом Грейвс охватил не только все помещение, но и всю ситуацию. Под конец его взгляд уперся в покрытые засохшей грязью туфли Могенса, которые валялись на полу у кровати.

— Ты уходил из лагеря, Могенс? — спросил он и, не дожидаясь ответа, развернулся к Тому. Не то чтобы гнев в его глазах усилился, но явно получил другую окраску.

— Том! — набросился он на мальчишку, — я же велел тебе информировать профессора Ван Андта, что никто не должен покидать территорию без моего специального распоряжения!

— Он сделал это, — поспешно вступился Могенс за Тома еще до того, как тот попытался защититься.

Грейвс задумчиво сдвинул брови, и Том на полсекунды явно потерял самообладание, потому что посмотрел на Могенса совершенно растерянно, что, конечно, не укрылось от взгляда Грейвса.

— Это не его вина, — категоричным тоном продолжал Могенс. — Том уже по дороге сюда поставил меня в известность о твоем пожелании. — Он сел в постели, с трудом преодолевая искушение плотнее закутать плечи одеялом, когда почувствовал холодок, пробежавший по спине. Вместе с Грейвсом в дом ворвался поток ледяного воздуха, и все же Могенс не был уверен, от него ли его пробила дрожь. Возможно, причина крылась в ледяном взгляде, которым Грейвс мерил его.

— Значит, недостаточно внятно, — сказал Грейвс тоном, не оставляющим сомнений, как мало он поверил словам Могенса.

— О нет, Том выразился достаточно ясно, — холодно ответил Могенс. — Мне только не понятно, какую роль ты отвел для меня. Я здесь сотрудник или пленник?

Гревс нахмурился еще больше, но не промолвил ни слова.

— Ну? — Могенс встал, завернувшись в одеяло, и с вызовом посмотрел Грейвсу в глаза. — Так кто я здесь?

Губы Грейвса поджались в узкую бескровную полоску. Однако вместо того чтобы ответить, он коротко кивнул в сторону кучи грязной одежды у его ног, при этом ни на долю секунды не выпуская Могенса из поля зрения.

— Что произошло?

— Я был неловок, — ответил Могенс. — Не будь Тома, дело бы приняло куда худший оборот. Ты должен быть ему благодарен, а не делать выговор.

— Ты должен уяснить себе, Могенс, что мои распоряжения имеют под собой основания, — словно не слыша, продолжал Грейвс. — Места здесь небезопасные, особенно для тех, кто с ними не знаком. В эти болота уже забредал не один, кого потом больше не видели. — Он повел плечами, давая понять, что тема исчерпана, и повернулся к Тому: — А тебе что, нечем заняться?

Том исчез так мгновенно, словно растаял в воздухе, не забыв, правда, бросить Могенсу быстрый благодарный взгляд, который так же, как и удивление до того, не остался не замеченным Грейвсом.

— Почему ты его покрываешь? — спросил он Могенса, как только они остались одни. И поскольку вопрос остался без ответа, еще раз пожал плечами и со вздохом продолжил: — Ты симпатизируешь парню, могу понять. Он всем нравится. Малый он неглупый и на редкость приятный. Но ему нужна твердая рука. И я не люблю, когда кто-то братается с моими работниками. — Он предупредительно поднял затянутую в перчатку руку, видя, что Могенс готов вспылить. — Не позднее чем через час ты поймешь, почему я настаиваю на этих мерах безопасности. — Он огляделся. — У тебя еще остался кофе для бывшего сокурсника?

Могенс умышленно проигнорировал его примирительный тон, равно как и попытку изобразить на лице улыбку. Попытка так и осталась попыткой. Лицо Джонатана Грейвса было не из тех, что способны на улыбку.

— Посмотри в кофейнике, — Могенс мотнул головой в сторону стола. Потом сбросил одеяло, наклонился к своему чемодану и открыл его, чтобы достать свежее белье и костюм.

— Тебе вовсе не обязательно облачаться в выходной наряд, — посоветовал Грейвс, который гремел у него за спиной посудой. — Нам придется пробираться через… некоторым образом непроходимую местность.

Могенс отметил намеренную заминку в высказывании Грейвса, ему было ясно, что она служила одной-единственной цели: спровоцировать его на вопрос. Но он не доставил ему такого удовольствия и упорно не издавал ни звука, правда, к совету прислушался и выбрал самые простые вещи из своего более чем скромного гардероба.

Переодеваясь, он слышал, как Грейвс налил себе кружку кофе и уселся за стол. По его молчанию Могенс понял, что тот ожидает от него вполне определенной реакции или хотя бы вопроса. Может быть, он и сделал бы ему такое одолжение, если бы нечаянно не поймал уголком глаза выражение лица Грейвса. Это было лишь смутное впечатление, видение, мелькнувшее на тонкой грани, где реально зримого уже недостаточно и оно дополняется информацией, извлеченной из памяти — или фантазий, — а в этом случае совершенно очевидно, что именно из его фантазии. Ибо то, что Могенс увидел на одно короткое ирреальное мгновение, не было лицом Грейвса, ему привиделась кошмарная личина, которая имела лишь поверхностное сходство с человеческим обликом. В чертах Грейвса промелькнуло нечто хищно-звериное, дикое, что обычным образом скрывается за человеческими чертами, а теперь в определенный момент и под определенным углом зрения оно проглянуло из-за обыденного и привычного. И возможно, в этот самый миг Грейвс впервые показал, чем он был — не кем выглядел, а именно чем был: особью рептилии, которая притаилась и ждет подходящего момента, чтобы напасть.

Разумеется, то, что он видел, на самом деле не было Грейвсом. Это было то, что он хотел увидеть: образ доктора Джонатана Грейвса, который он нафантазировал себе за прошедшее десятилетие, квинтэссенция долголетней ненависти, униженной гордости и самоедства. Могенс полностью отдавал себе отчет, что это игра его воображения и он сам виноват в том, что несправедлив по отношению к Грейвсу. И все-таки именно из-за этого короткого смутного видения он и не мог ответить Грейвсу, а воспользовался ситуацией, чтобы затянуть переодевание сверх необходимого. Даже в собственных глазах он выглядел непроходимым глупцом, оттого что ничего не мог поделать со своими детскими страхами, однако его сердце бешено колотилось, когда он наконец закончил и повернулся.

Грейвс перевернул стул и сидел на нем верхом, опираясь руками на спинку. Время от времени он пригубливал кофе из своей кружки и не отрывал от Могенса холодного, ничего не выражающего взгляда.

— Даю пенни, чтобы узнать твои мысли, Могенс, — сказал он.

— Лучше не надо, — ответил Могенс. — Ты собирался мне что-то показать?

Теперь Грейвс выглядел немного обиженным.

— Начало не задалось, а, Могенс? — усмехнулся он, игнорируя вопрос Могенса. — Жаль. Я представлял себе все иначе, после стольких лет. Может быть, слишком упрощенно. Сожалею.

— Ты о чем-то сожалеешь? — Могенс приподнял бровь. — В это верится с трудом.

— Дай мне шанс.

— Такой же, как дал мне ты? — Могенс сам не мог понять, почему позволил втянуть себя в эту дискуссию. Он удивился, когда услышал собственный голос, который едва узнавал. — Почему ты ничего не сказал тогда, Джонатан? Одно-единственное слово и…

— …ничего не изменило бы, — закончил за него Грейвс. — Они поверили бы мне ровно столько, как тебе. Мы оба прослыли бы сумасшедшими, вот и вся разница. И, наверное, оба попали бы в тюрьму.

— А так ты предпочел, чтобы меня одного считали сумасшедшим, — горько заметил Могенс.

Грейвс отпил еще один долгий глоток, сверля его пронзительным взглядом поверх края кружки. И спокойно сказал:

— Да.

Поднимись он и ударь Могенса по лицу, шок не был бы таким сильным.

— Что? — прохрипел Могенс.

— Шокирован? — прищурился Грейвс. — Я бы на твоем месте был шокирован.

Понадобилось несколько секунд, пока до Могенса дошел истинный смысл этого признания.

— Так ты… ты тоже его видел? — Его сердце рвалось из груди. Он испытывал страх в ожидании ответа Грейвса. Панический страх.

Грейвс снова отхлебнул кофе, прежде чем ответить. Его ничего не выражающие глаза мерили Могенса бесконечно долго, растягивая муку ожидания на череду вневременных вечностей, так холодно, будто он чувствовал его страдания и продлевал себе наслаждение. Потом он пожал плечами и сказал тихим задумчивым голосом: