ПОД ОБЕРТКОЙ

6. 14

ПОД ОБЕРТКОЙ

— Вот эти?

На стойке сдачи книг лежали три стопки коричневых бумажных упаковок. Мэриан поставила на последней хорошо знакомый мне штамп Гэтлинской библиотеки — штамп всегда ставился два раза, и посылка перевязывалась белой бечевкой.

— Нет, и ту стопку тоже возьми. — Мэриан показала на еще одну стопку, возвышавшуюся на стоящей рядом тележке.

— А я-то думал, в этом городе никто не читает!

— Ну как же, читают! Просто боятся признаться, что за книги они читают, поэтому у нас есть не только межбиблиотечная пересылка, но и доставка домой. Книги просто ходят по кругу. Ну и два-три дня, конечно, требуется на обработку заявок.

Прекрасно! Я опасался даже спрашивать, что в этих коричневых посылках, вряд ли ответ меня бы порадовал. Я поднял одну стопку и простонал:

— Да что ж там такое, энциклопедии, что ли?

— Да. Если точнее, «Энциклопедия оружия», — отозвалась Лив, взглянув на подсунутую под бечевку опись.

— Лив, иди с Итаном. — Мэриан махнула рукой в сторону двери. — Ты же еще не видела наш прекрасный городок.

— Думаю, я бы пережила. Пойдем, Геркулес, помогу тебе загрузиться. И поторопись, а то гэтлинские дамы уже заждались… — Лив заглянула в другую опись, — «Книгу рецептов тортов «Каролинер»». Или подождут, ничего страшного?

— Тортов «Каролина», — автоматически поправил ее я.

— Ну я и говорю. «Каролинер».

Через два часа мы доставили почти все книги и проехали мимо школы «Джексон» и «Стой-стяни». Огибая Генеральскую клумбу, я вдруг понял, почему Мэриан с такой радостью взяла меня работать в библиотеку, где летом не было ни единого посетителя и практиканты в принципе не нужны. Она изначально хотела, чтобы я стал экскурсоводом-ровесником для Лив. Моя работа состоит в том, чтобы свозить ее на озеро, сводить в «Дэ-и Кин» и помочь ей разобраться в том, что местные говорят и что они на самом деле имеют в виду. В мои обязанности входило стать ее другом. Интересно, что скажет Лена? Если она, конечно, вообще заметит.

— Нет, я все равно не понимаю! Зачем ставить в центре города памятник генералу, участвовавшему в постыдной для вашей страны войне, в которой Юг потерпел поражение?

Ну еще бы, конечно, не понимает, подумал я, но вслух сказал:

— Местные жители чтят память павших в этой войне. Есть даже целый мемориальный музей.

Я не стал рассказывать, что именно в Музее павших солдат, всего несколько месяцев назад, Ридли пыталась уговорить моего отца покончить жизнь самоубийством. Оторвав взгляд от руля «Вольво», я посмотрел на Лив. Даже не помню, когда в последний раз на пассажирском месте сидел кто-то, кроме Лены.

— Экскурсовод из тебя никудышный, — вздохнула она.

— Это же Гэтлин, тут смотреть особо нечего. — Я взглянул в зеркало заднего вида. — Ну или особо нечего смотреть из того, что я хочу тебе показать.

— Ты что имеешь в виду?

— Хороший экскурсовод знает, что надо показывать, а что — не стоит.

— Но я все-таки останусь при своем: ты — совершенно заблудший экскурсовод.

Она достала из кармана резинку.

— То есть я — скорее заблудшая овца?

Глупые шутки — мой конек.

— И мое мнение распространяется как на твое чувство юмора, так и на манеру проведения экскурсий.

Щеки Лив порозовели от жары, и она принялась старательно заплетать светлые волосы в две косички. Жителям туманного Альбиона нелегко привыкнуть к влажности Южной Каролины.

— А что ты хочешь посмотреть? Хочешь поехать стрелять по банкам за старой мельницей у трассы номер девять? Положить монетку на рельсы перед поездом, чтобы увезти домой сувенир? Последовать примеру мух и пообедать на свой страх и риск в жуткой дыре, которую мы называем «Дэ-и Кин»?

— Да. Особенно последний вариант. Я просто умираю с голоду.

Лив добавила к одной из стопок последнюю библиотечную опись.

— …семь, восемь, девять! Значит, я выиграла, а ты проиграл, так что руки прочь от моих картофельных чипсов! — провозгласила она, придвигая к себе поближе тарелку с картошкой фри.

— В смысле от картошки фри?

— В смысле уговор есть уговор!

На ее стороне уже стояла тарелка с луковыми кольцами, чизбургер, кетчуп, майонез и мой чай с сахаром. Лив выложила посредине стола линию из ломтиков картошки, наподобие Великой Китайской стены разделяющую его пополам.

— «Сосед хорош, когда забор хороший! »

Я помнил это стихотворение, мы его по английскому проходили, и уверенно ответил:

— Уолт Уитмен!

— Роберт Фрост! — сокрушенно покачала головой она. — И убери свои лапы от моих луковых колец!

Ну конечно, как я мог перепутать? Сколько раз Лена цитировала при мне стихи Фроста и вставляла его строчки в собственные стихи!

Мы с Лив заехали пообедать в «Дэ-и Кин», потому что кафе находилось на той же улице, что и два последних адресата: миссис Ипсвич («Как прочистить прямую кишку») и мистер Харлоу («Классические фотографии кинозвезд времен Второй мировой войны», которую нам пришлось вручить его жене, так как самого получателя дома не оказалось). Сегодня я наконец-то понял, почему библиотечные посылки заворачивают в коричневую оберточную бумагу…

— Мне прямо не верится, — начал я, складывая салфетку, — кто бы мог подумать, что жители Гэтлина — такие романтики?

Я сделал ставку на церковную литературу, а Лив — на любовные романы. Я проиграл — восемь к девяти.

— Не просто романтики, а романтики-праведники. Какое замечательное сочетание, это так…

— Лицемерно?

— Вовсе нет! Я собиралась сказать: «Это так по-американски». Обратил внимание, что мы доставили книги «Всего лишь Библия» и «Сладостная прелестница Далила» по одному адресу?

— А я думал, это книга кулинарных рецептов!

— Ну разве что если Далила готовит что-то поострее, чем эти чипсы с чили. — Она помахала ломтиком картофеля фри.

— Чем этот картофель фри…

— Точно.

Я густо покраснел, вспомнив взволнованное лицо миссис Линкольн, когда мы позвонили в дверь и вручили ей эти книги. Я не стал рассказывать Лив, что преданная фанатка Далилы — мать моего лучшего друга и, бесспорно, самая большая праведница во всем городе.

— Ну и как тебе «Дэ-и Кин»? — поспешил я сменить тему.

— Я просто в восторге!

Лив впилась зубами в чизбургер и откусила кусок, способный посрамить самого Линка. За обедом она уже успела уничтожить средний рацион баскетболиста прямо у меня на глазах. Казалось, ей все равно, что я о ней думаю, и это меня радовало. Особенно если учесть, что все мои попытки наладить отношения с Леной в последнее время заканчивались полным фиаско.

— А что бы мы нашли в коричневой посылке, предназначенной тебе? Церковные книги или любовные романы? А может, и то и другое?

— Не знаю.

У меня в запасе много тайн, и я совершенно не знал, что с ними делать, но уж точно не рассказывать Лив.

— Да ладно тебе, у всех есть секреты!

— Не у всех, — соврал я.

— То есть под всей этой прекрасной оберткой ничего нет?

— Ага. Одна оберточная бумага.

В каком-то смысле, мне бы, наверное, хотелось, чтобы дело обстояло именно так.

— То есть ты похож на луковицу?

— Скорее на обычную прошлогоднюю картофелину.

— Итан Уот — не просто старая картофелина, — провозгласила Лив, внимательно разглядывая очередной ломтик картофеля фри. — Вы, сэр, ломтик картофеля фри.

Сделав это заключение, она улыбнулась и засунула картошку в рот.

— Прекрасно! — рассмеялся я. — Я — ломтик картофеля фри. И никакой тебе оберточной бумаги, и адреса нет.

— Это лишь подтверждает мою гипотезу, — гордо заявила Лив, помешивая соломинкой сладкий чай. — Ты однозначно стоишь в очереди на книгу «Сладостная прелестница Далила»!

— Черт, угадала!

— Не могу ничего обещать, но я, кстати, знакома с библиотекарем. И довольно неплохо!

— То есть мне светит халява?

— Светит, чувак, — засмеялась Лив.

Я засмеялся вместе с ней. С этой девчонкой было так легко, казалось, мы знакомы целую вечность. Не успел я об этом подумать, как веселье вдруг превратилось в чувство вины. Вот объясните мне, ну почему?

— Все таинственное кажется таким романтичным, правда? — спросила Лив, не отрываясь от картошки.

Я не нашелся, что ответить, ведь вокруг творилось столько таинственного, а она об этом и не подозревала, и она продолжала рассуждать:

— В моем городе бар и церковь находятся на одной улице, и прихожане просто курсируют между этими двумя заведениями. Иногда, по воскресеньям, мы там даже ужинаем.

— Вкушаете прелестные сладости? — улыбнулся я.

— Ну почти. Не настолько завлекательно. А вот напитки там вполне себе, — добавила она. — Лед, друг мой, у нас чаще лежит на земле, чем в стакане!

— Ты что-то имеешь против знаменитого сладкого чая, гордости округа Гэтлин?!

— Чай, сэр, должен быть горячим! И заваривать его надо в чайнике!

Я стянул у нее из-под носа ломтик картофеля фри и показал на стакан со сладким чаем:

— Знайте, мэм, для правоверных баптистов Юга это настоящий напиток дьявола!

— Потому что он холодный?

— Потому что это чай. Кофеин у нас под запретом.

— Вы не пьете чай? — в ужасе спросила Лив. — Нет, я никогда не пойму эту страну!

— Хотите поговорить о богохульстве? — поддел ее я, стащив еще один ломтик картошки. — Вас-то тут не было, когда в кафе «Завтраки и печенье у Милли», что на Главной улице, стали подавать готовое печенье, ну такое, из полуфабриката. Мои бабушки, Сестры, устроили такую истерику, что чуть все кафе не разнесли! Стулья туда-сюда летали!

— Они — монахини? — поинтересовалась Лив, засовывая луковое кольцо между булочками чизбургера.

— Кто?!

— Сестры, — уточнила она, снимая верхнюю булочку, чтобы было удобнее.

— Нет, просто они — сестры.

— Понятно, — констатировала Лив, кладя булочку на место.

— Ничего тебе не понятно!

— Если честно, вообще ничего, — призналась Лив и принялась за чизбургер.

Мы снова рассмеялись. Я даже не услышал, как к нам подошел мистер Джентри.

— Наелись? — спросил он, вытирая руки о полотенце.

— Да, сэр, — кивнул я.

— Как поживает твоя девушка? — спросил он, словно надеясь, что ко мне вернулся рассудок и я бросил Лену.

— Спасибо, сэр, у нее все в порядке.

— Передавай привет мисс Эмме, — разочарованно протянул он и вернулся за стойку.

— Надо понимать, он не в восторге от твоей девушки?

Лив просто задала мне вопрос, но я не знал, что ответить. Если твоя девушка без объяснений уезжает на мотоцикле с другим парнем, технически она остается твоей девушкой или нет?

— По-моему, доктор Эшкрофт говорила мне о ней…

— Лена. Мою де… ее зовут Лена, — ответил я, искренне надеясь, что мои слова звучат не так жалко, как я себя ощущал.

— Может, мы с ней увидимся в библиотеке, — предположила Лив, не обращая внимания на мое замешательство и спокойно потягивая чай.

— Не думаю, что она зайдет туда. Последнее время у нас столько проблем…

Не знаю, почему я сказал это. Мы с Лив едва знакомы. Но как только я произнес это вслух, мне стало легче, и внутреннее напряжение слегка ослабло.

— Вы наверняка справитесь. Дома я тоже все время ссорилась с моим молодым человеком, — как ни в чем не бывало ответила она, стараясь поднять мне настроение.

— А вы с ним давно встречаетесь?

Лив неопределенно махнула рукой, странные часы чуть не соскользнули с запястья.

— Мы разошлись. Он — полный отстой. Думаю, ему не хотелось встречаться с девчонкой, которая умнее него.

Мне вдруг захотелось сменить тему и поговорить о чем-нибудь, кроме девушек и бывших девушек.

— Слушай, а что это такое? — спросил я, показав на странный прибор, который поначалу принял за часы.

— Это? — переспросила она и протянула мне через стол запястье, чтобы я мог рассмотреть получше. — Это селенометр.

У огромных черных часов было три циферблата и тонкая серебряная иголка внутри прямоугольника, испещренного ломаными линиями. Прибор напоминал аппараты, которые измеряют силу землетрясения. Я с непониманием уставился на Лив.

— Селена — греческая богиня луны. Metron по-гречески «мера», — с улыбкой объяснила она. — Подзапустил греческую этимологию?

— Есть немного…

— Селенометр измеряет гравитационное поле Луны. — Лив задумчиво покрутила один циферблат, и под стрелкой появились числа.

— А зачем тебе знать гравитационное поле Луны?

— Я интересуюсь астрономией. В основном, всем, что связано с Луной. Эта планета оказывает поразительное воздействие на Землю. Ну, приливы-отливы и все такое. Поэтому я сконструировала селенометр.

— Сама? — Я чуть не подавился колой. — Честно?

— А что тут такого? Это не сложно, — покраснев, ответила она и смущенно взяла еще один ломтик картофеля. — Картошка — выше всяческих похвал!

Я попробовал представить себе, как Лив сидит в каком-нибудь английском аналоге «Дэ-и Кин», где даже не знают, что картошка фри называется «картошка фри», а не чипсы, и измеряет гравитационное поле Луны, склонившись над горой жареного картофеля. Да легче представить Лену, сидящую позади Джона Брида на его «Харлее»!

— Я дальше Саванны нигде не был. Не могу представить себе, на что похожа жизнь в другой стране.

— В моем Гэтлине? — переспросила Лив, и румянец постепенно отхлынул от ее щек.

— Ну да, в твоем родном городе.

— Это маленький городок к северу от Лондона. Называется Кингс-Лэнгли.

— Как-как?

— Кингс-Лэнгли, это в Хартфодшире.

— Ничего мне не говорит.

— Давай попробую по-другому: именно там изобрели «Овалтин», — объяснила она, откусив от гамбургера, и вздохнула. — Ну этот растворимый напиток, знаешь? Добавляешь молоко, и получается шоколадный коктейль.

— Какао, что ли? — удивленно переспросил я. — Типа «Несквик»?

— Точно. Потрясающая штука, ты должен попробовать при случае!

Я так расхохотался, что пролил колу на свою выцветшую футболку с логотипом компании «Атари». Поклонница «Овалтина» знакомится с парнем, неравнодушным к «Несквику»! Я бы рассказал об этом Линку, но, боюсь, он неправильно меня поймет. Прошло всего несколько часов, а мне казалось, что мы с Лив — старинные друзья.

— А чем ты занимаешься кроме того, что пьешь «Овалтин» и изобретаешь научные приборы, Оливия Дюран из Кингс-Лэнгли?

— Дай подумать. — Она скомкала обертку от чизбургера. — В основном читаю книги и учусь в заведении под названием «Хэрроу». [6] Место не для парней.

— Правда?

— Что — «правда? » — спросила она, сморщив нос.

— Сплошное мучение? «М-у-ч-е-н-и-е»! Семь по горизонтали, Итан Уот! Ты что, забыл? Семь по горизонтали, как в поговорке «Не жизнь, а сплошное мучение»!

— А без двусмысленных намеков никак? — улыбнулась Лив.

— Ты не ответила на вопрос!

— Нет. Вовсе не мучение, по крайней мере — не для меня.

— А почему?

— Ну, для начала потому, что я — гений.

Она говорила об этом, как о чем-то само собой разумеющемся. С тем же успехом могла бы сообщить мне, что она — блондинка или англичанка.

— А зачем же ты приехала в Гэтлин? Что делать таким гениям, как ты, в нашей дыре?

— Я участвую в программе АОТ, «Академический обмен талантами», обмен между Университетом Дьюка и моей школой. Передай, пожалуйста, майонез.

— Ма-я-нез, — медленно произнес я.

— Ну, я так и сказала!

— И зачем тебя отправили в Гэтлин? Чтобы ты поучилась в муниципальном колледже Саммервилля?

— Да нет же, глупая башка! Я должна пройти практику у моего научного руководителя, знаменитого доктора Мэриан Эшкрофт, она же выдающийся ученый!

— А о чем у тебя диплом?

— Фольклор и мифология в контексте общественных изменений после Гражданской войны в Америке.

— В наших краях эту войну до сих пор называют «войной между штатами».

Лив восхищенно рассмеялась. Я обрадовался, что хоть кто-то оценил эту шутку, хотя у меня она вызывала лишь чувство неловкости.

— А это правда, что здесь, на Юге, народ до сих пор наряжается в форму солдат Гражданской войны и разыгрывает баталии просто так, для прикола? — спросила Лив.

Я молча встал из-за стола. Одно дело, когда такие вещи говорю я, а вот слышать их от Лив — совсем другое.

— По-моему, нам пора. Мы еще не все книжки доставили.

— Нельзя оставлять тут такую вкуснотищу, — запихивая в карман пакетик с картошкой фри, встала Лив. — Скормим Люсиль.

Я не стал рассказывать ей, что Эмма обычно кормит Люсиль жареной курицей и остатками запеканки, которые ей подают на ее собственном фарфоровом блюдце, в точности следуя указаниям Сестер. Представить себе не могу, чтобы она стала есть эту жирную картошку. Сестры всегда говорили про Люсиль, что она — «особенная кошка».

Хотя Лена ей нравилась.

Мы направились к выходу, и, взглянув в грязные с разводами окна, я заметил, что мимо проехала знакомая машина. В дальнем углу парковки совершал разворот в три приема «фастбек». Лена постаралась лишний раз не проезжать мимо нас. Отлично…

Я стоял и смотрел, как ее машина сворачивает на Дав-стрит.

Ночью я лежал в постели, заложив руки за голову, и смотрел на голубой потолок. Всего несколько месяцев назад мы с Леной сейчас легли бы спать в разных комнатах, но остались бы вместе — читали, смеялись, разговаривали о том, как прошел день. За это время я уже разучился засыпать без нее.

Я перевернулся на другой бок и взглянул на свой старый треснутый мобильник. С дня рождения Лены он изрядно барахлил, но иногда все-таки звонил. Но звонил он в последнее время редко.

Хотя она и раньше нечасто мне звонила.

Я вдруг почувствовал себя как семилетний мальчишка, раскидавший все элементы пазла по комнате, превратив ее в огромную мешанину разрозненных фрагментов. Когда я был маленький, мама садилась на пол рядом со мной и помогала мне собрать из этой бессмыслицы картинку. А теперь я вырос, а мама умерла. Я продолжал крутить в уме эту мозаику, но она все никак не хотела складываться в единое целое. С тех пор ничего не изменилось. Ну разве что девушка, в которую я безумно влюблен, не говорит мне, что с ней происходит, да и вообще со мной почти не разговаривает.

А тут еще эти видения…

Абрахам Равенвуд, кровососущий инкуб, убивший собственного брата, знает, как меня зовут, и может видеть меня. Нужно сложить кусочки мозаики и понять, что происходит. Если уж раскидал мозаику по полу — надо собирать, нельзя просто взять и запихнуть ее обратно в коробку. Хоть бы кто-нибудь подсказал мне, с чего начать. По какому-то наитию я встал, распахнул окно, вдохнул ночной воздух и вдруг услышал громкое мяуканье Люсиль. Наверное, Эмма забыла впустить ее в дом. Я хотел было крикнуть ей, что сейчас спущусь, и тут увидел их: прямо под моим окном, на залитом лунным светом крыльце, прижавшись друг к дружке, сидели Люсиль и Страшила Рэдли. Страшила вилял хвостом, а Люсиль мяукала. Казалось, они ведут светскую беседу, будто два горожанина, встретившиеся на прогулке приятным летним вечером. Не знаю, о чем они там сплетничали, но новости явно были первостепенной важности. Я лег в кровать, продолжая прислушиваться к «разговору» собаки Мэкона и кошки Сестер, и незаметно для себя заснул.