Наталья Калинина 14 страница

Вечность мне бродить тут, прячась от зла, волнами врывающегося сюда сквозь «окна». Ссоры, конфликты, слезы, недовольства, дурное настроение, отчаяние, муки – все это видят зеркала и впитывают эту отвратительную «массу», заполняя ею коридоры. Зла тут накопилось так много, что в один день стеклянные стены не выдержат его натиска и взорвутся. И тогда зло сметающим потоком, как нечистоты из прорвавшейся канализации, хлынет в мир звуков и красок.

Я, боясь уйти далеко от дома, хожу лишь по знакомым мне коридорам, отходящим от развешенных по комнатам зеркал. Мой маленький мир, в котором главенствует зло, рожденное написанным кровью проклятием с того злосчастного зеркала. Увы, это я принесла его и, как заразу, распространила по остальным коридорам, заразив и сам дом. Зло разрастается плесенью на влажных стенах, вгрызается в балки древоточцами, раскидывает сети‑ паутины.

И, может быть, я могла бы что‑ то сделать для спасения моего дома: уедут гости, прекратятся их ссоры, зло лишится пищи… Если бы капли свежей крови не попали в зазеркальный мир. Старое проклятие, подпитанное ею, набрало такую силу, что стены коридоров пошли трещинами…

* * *

Я не услышала, как встал Рауль, но проснулась, почувствовав его отсутствие.

– Рауль? – позвала я, открывая глаза. И осеклась, увидев, что простыня на его половине – во влажных кровавых пятнах.

– Господи! – испуганно воскликнула я, мгновенно вскакивая на ноги. – Рауль, ты где?!

Дверь в ванную была приоткрыта, но из‑ за нее не доносилось шума пущенной воды. Совершенно не беспокоясь о том, что могу войти в неподходящий момент, подталкиваемая тревогой, я вошла внутрь.

Рауль сидел на краю ванны и перебинтовывал себе руку.

– Привет! – поздоровался он, как ни в чем не бывало. – Я тебя разбудил?

Я покачала головой. Заметила в раковине футболку в темных пятнах и выброшенный в мусорное ведро окровавленный бинт. Присев рядом с Раулем, я легонько коснулась ладонью его голой спины.

– Что с тобой?

– Ничего, – пожал плечами он и улыбнулся безмятежной улыбкой ребенка. Но никакой улыбкой и беззаботным тоном не замаскировать следы плохой ночи – темные круги, потухший взгляд покрасневших глаз. Из‑ за щетины и нездоровой бледности лицо Рауля казалось осунувшимся.

– Давай помогу, – предложила я, увидев, что бинт выскользнул из его пальцев и, разматываясь, полетел вниз. Рауль подхватил его почти у самого пола и с готовностью протянул мне.

– Ты неважно выглядишь, – честно сказала я, заканчивая перевязку.

– А кто будет хорошо выглядеть после такой ночи?

– Ты спал очень беспокойно. Я даже хотела позвать кого‑ нибудь на помощь.

– Зачем? – удивился Рауль.

– Потому что тебе было плохо. Ты метался, стонал, тебя лихорадило – то бросало в жар, то знобило.

– Ничего не помню, – покачал он головой. – Только то, что мне снился какой‑ то нехороший сон, который забылся сразу после пробуждения.

– А с рукой что?

– На первый взгляд все в порядке, – ответил Рауль, но как‑ то неуверенно. – Швы не разошлись. Раны не воспалились. И не кровоточат.

– Не кровоточат, говоришь? Однако же ты как‑ то уделал кровью и одежду, и постель. Не говоря уж о промокших насквозь бинтах. Тебе надо к врачу, Рауль. Я не знала, что с тобой делать ночью… Будила – ты не просыпался. Обнимала – ты меня отталкивал. Укутывала – скидывал одеяло и тут же вновь его искал. Лоб твой пылал как при высокой температуре.

– Но сейчас я в порядке.

– Ой ли?..

– Ладно, Анна. Вернемся домой, и я съезжу к себе в госпиталь, – нехотя сдался Рауль. – А пока займемся насущными делами. Если ты не собираешься возвращаться в постель, то давай приведем себя в порядок и спустимся. Думаю, после этой ночи вряд ли кто‑ то встанет рано, значит, завтрак задержится. Не станем всех ждать, выпьем кофе. А потом я посмотрю, можно ли вывернуть замок. В подвале поищу инструменты: я видел, что там брошены всякие вещи. Вдруг повезет?

Собрались мы быстро. Когда я торопливо причесывалась у зеркала, увидела, как по стеклу пробежала жирная мохнатая гадина с раздвоенным хвостом. Омерзительная до отвращения. Но я уже ничему в этом доме не удивлялась. Появление этой твари непонятно откуда было самым нестранным событием. Хоть и создавалось впечатление, будто она выползла из середины зеркала: на стекле появилась вначале ее передняя часть с тонкими ножками, затем – хвост с «рогаткой» на конце. Я, не проследив, куда скрылось насекомое, поспешила покинуть ванную.

Рауль ошибся, предположив, что мы проснулись первыми. В столовой уже был Давид, который возился с замком входной двери.

– Приветствую! – буркнул он, мельком оглядываясь и вновь возвращаясь к своему занятию – попытке ножом выковырять какую‑ то деталь.

– Как успехи? – поинтересовался Рауль, кивая на дверь.

– Да как… Дрянь дело! Пока ничего у меня не выходит.

– Инструменты не искал?

– А как же! У меня было много свободного времени для того, чтобы обследовать этот проклятый дом! – с сарказмом выдал Давид. Похоже, после ссоры с Нурией он «ночевал» в столовой.

– Мы тут как в мышеловке! И какой идиот сделал такие узкие окна, а на широкие поставил решетки? Я уже проверил все, что можно. Пробовал и прутья раздвинуть, и вытащить их из гнезд. Бесполезно! Особенно когда никаких инструментов нет.

– В подвале смотрел?

– И там тоже… Дьявол! Замок еще мудреный: ни одного шурупа с этой стороны… Не вывернешь! И дверь с петель не ссадишь. Все сделано как в тюрьме.

– Дай‑ ка я посмотрю, – предложил Рауль. Давид подвинулся, уступая ему место, и мимоходом заметил:

– Отвратительно выглядишь, приятель.

– А как еще выглядеть после отвратительной ночи? – парировал Рауль, внимательно оглядывая замок.

– Пойду, приготовлю кофе, – сказала я.

– Будь добра, – с благодарностью выдохнул Давид.

Поставив на поднос чашки с растворимым кофе и тарелку с печеньем, я вернулась в столовую и застала друзей уже не осматривающими замок, а разглядывающими что‑ то над дверью.

– Вчера ее не было, – сказал Давид, щурясь. – Точно говорю!

Я подняла глаза и увидела трещину в каменной кладке сбоку от двери в два пальца толщиной и длинной примерно в полметра.

– У твоей сестрицы в комнате тоже одна появилась.

– Давид, давай выпьем кофе, потом подумаем, что делать, – ответил Рауль, но и по его тону, и по встревоженно нахмуренным бровям стало ясно, что трещины его обеспокоили.

– Может, проще подождать, когда дверь сама выпадет? – неловко пошутил Давид, беря с подноса чашку. – И тогда мы выйдем.

– Не выйдем, – вдруг раздался еще один голос Лауры. Увлеченные рассматриванием стены, мы не заметили, как девушка спустилась в столовую. Одетая в джинсы и длинный свитер, с заколотыми наверх волосами, умытая, немного бледная, она казалась пятнадцатилетней. Ничего общего с той странной Лаурой, которая пугала чужой улыбкой, рядилась в короткое платье, развратно выставляя на обозрение бедра, и усмехалась, наблюдая ссоры. Сейчас она была той Лаурой, которую мы все знали. Но наваждение развеялось, стоило ей произнести следующую фразу:

– Эта тварь нас не выпустит.

– Какая тварь? – развернулся к сестре Рауль.

– Та, которая сталкивает нас лбами, чтобы нажраться дурной энергии, та, которая разъедает дом, – кивнула она на трещину. – Та, которая присосалась к тебе и пирует твоей кровью. Плохо! Теперь дом нас не выпустит. Нет выхода, понимаете? Мы обречены, и в первую очередь – ты.

– Нет, – честно ответил Рауль. – Не понимаю.

А Давид, сверкнув глазищами на девушку, ожидаемо вспылил:

– Лаура Оренсе Морено! Замолчи, иначе я за себя не отвечаю! От тебя тут одни неприятности! Если под тварью ты имела себя…

– Давид! – резко оборвал его Рауль. – Оскорблениями ты ничего не добьешься.

– Оставь его, – махнула рукой, отворачиваясь, Лаура. И мне показалось, что в ее глазах блеснули слезы. – Пойду выпью кофе.

– Иди, и не маячь тут! И так тошно, – пробормотал себе под нос Давид. Не знаю, услышала его Лаура или нет, – в этот момент она уже скрылась на кухне. Я взяла свою чашку и отправилась следом за девушкой.

Она стояла возле стола, повернувшись к двери спиной и опираясь ладонями о столешницу.

– Сделать тебе кофе? – заботливо предложила я. Девушка неопределенно покачала головой – то ли «нет», то ли «да». Затем решительно вытерла ладонью глаза и повернулась ко мне.

– Лаура, у него ночь вышла сложной, – попробовала я и утешить ее, и оправдать грубость Давида.

– Оставь, Анна, – поморщилась она. – Давид такой, какой есть. Меня не выносит с детства, что я могу сделать? Также ненавидеть его, как и он меня. Все.

– Что ты сказала по поводу твари? – сменила я тему. – Расскажи, что тебе известно. И откуда. Обещаю, что поверю тебе.

Лаура вздохнула, глядя в сторону, а потом, подняв на меня глаза, начала:

– Я…

Но договорить ей не дал поток ругательств, которыми разразился Давид.

– Что случилось? – вылетели мы с кухни.

Давид стоял на коленях перед входной дверью, в одной руке он держал нож с отломанным кончиком, а кулаком другой бил по замку.

– Зараза! Сломался!

– Я же сказала, что зло нас не выпустит, – прошептала тихо Лаура, но вслух съехидничала: – Что еще можно ожидать от страшилища, который только и может, что жалить языком. Носит дурацкие пижамы, делающие похожим его на перекормленного пингвина, и живет с уб…

– Замолчи! – отшвыривая нож, вскочил на ноги Давид. Не успели мы с Раулем и глазом моргнуть, как он поднял ручищу – то ли собираясь ударить Лауру, то ли закрыть ей ладонью рот. Я испуганно вскрикнула, Рауль метнулся к Давиду, стремясь перехватить его руку. Но Давид вдруг опустил ладонь с растопыренными пальцами на затылок девушки и, рывком притянув ее к себе, впился ртом в ее губы.

Мы так и замерли на полпути и, растерявшись, не сразу сообразили, что лучше тихо уйти и оставить «разбираться» Лауру и Давида наедине.

Нетерпеливо, так, будто в несколько мгновений пытаясь втиснуть желания всей жизни, совершенно не обращая внимания на нас, с алчностью похитителя сокровищ, Давид хватал, тискал, сгребал, гладил затылок Лауры, ее волосы, лицо, тело. Терзал, как умирающее от голода животное – жертву. Сжимал в объятиях с такой силой, что чудом не ломал ей кости. Целовал с жаждой перешедшего пустыню путника. Цеплялся за нее, как потерпевший кораблекрушение – за обломок доски.

Рауль тихонько присвистнул и выразительно посмотрел на меня: «Ну, что я говорил?.. » А затем, увидев, что Лаура высвободила руки, чтобы обнять Давида, дернул меня за рукав и кивнул головой в сторону лестницы. «Пойдем», – без слов произнес он. «Да, ты прав», – ответила я ему взглядом.

– Лаура… – донесся до нас еле различимый шепот Давида.

И тишину вдруг взорвала звонкая пощечина. Перекошенное незнакомое лицо, сжатые в кулак пальцы поднятой руки и ненависть, полыхающая в глазах – такой мы увидели, испуганно оглянувшись, Лауру.

– Не вышло хэппи‑ энда… – с горечью выдохнул Рауль, в бессилии разводя руками.

* * *

В моем первом поцелуе нет нежности молочного суфле и девственной неумелости. В нем нет сладости грез, робкой пылкости, легкости едва уловимых прикосновений, как от падающих на губы лепестков. Он совсем не похож на первый поцелуй из моих фантазий.

В нем – соль непролитых слез. И горечь невысказанных слов. В нем – прямота первобытных инстинктов. И боль истерзанного сердца. В нем – жар лесных пожаров. И пепел сожженных надежд. В нем – вспышки коротких радостей. И темнота одиноких ночей. Огонь страсти и лед чужого безразличия. Безумие, ослепление, отчаяние, решимость, страх и ликование. Поцелуй не ангела, а дьявола.

И нет перелива колокольчиков, в ушах – рев стихии. Нет учащенного стука сердца, – оно взорвалось от эмоций. Нет стыда невинной девы, а есть порочность падшей женщины. Все мое существо превратилось в одно желание – идти за ним, лететь за ним, бежать за ним. Хоть в воду, хоть в огонь, хоть в небо, хоть в могилу.

С ним все мои молитвы упростились до одной: храни его, боже… Рай там, где есть он, все остальное – ад.

Но только я собралась в ладонях протянуть ему расцветший в моей душе цветок, как с его губ сорвалось чужое имя.

Не Мария…

И я вложила в удар всю силу моего горя.

* * *

Впервые мы завтракали не вместе, за общим столом, а по отдельности – по мере того, как кто‑ то просыпался и спускался на кухню. Даже стол не стали накрывать. Может быть, потому, что наш шеф‑ повар Давид, спалив до угольного цвета пару тостов, обреченно махнул рукой и ушел, а может, потому что напряжение, возникшее в нашей компании, за ночь не развеялось, а, наоборот, зависло над нами плотным куполом. Ни у кого не было аппетита, в основном обходились растворимым кофе, выпивая его на ходу, прямо на кухне. Единственной парой в отличном настроении были Чави с Сарой. Как будто ничего не произошло! Похоже, после темпераментной ссоры последовало не менее горячее примирение. Скорее всего так и было, судя по блестевшим глазам Сары и геройскому виду, с каким расхаживал, потряхивая дредами, Чави.

– Не дом, а зоопарк какой‑ то, – проворчал он, принимая из рук Сары чашку с какао. – Проснулись с пауками в постели, можете представить?

Но его реплика осталась без внимания. Только заглянувшая в этот момент на кухню Моника воскликнула:

– Ой, а у нас все зеркало трещинами пошло…

Но и на эту новость никто не обратил внимания. Всеми будто овладела великая апатия. Даже о том, что нужно уезжать из дома, не заговаривали.

В столовую спустилась Нурия. Поздоровавшись сухо со всеми, она приготовила две чашки ромашкового чая и ушла в спальню. Глаза ее были сухими, но покрасневшими и опухшими. Наверное, остаток ночи она провела в слезах.

Рауль с Серхио изучали окно в комнате с пианино – оно им показалось самым широким в доме. И теперь пробовали выломать решетку. Я же, не зная, чем себя занять, просмотрела все рекламные буклеты (но среди них так и не оказалось ни одного, дающего хоть какую‑ то информацию о доме) и решила спуститься в подвал.

Савелий говорил, что корень зла – здесь. Я догадывалась, что нужно искать, но хотела проверить свое предположение.

Пройдя стеллажи с бутылками и винные бочки, я толкнула дверь из металлических прутьев. Тяжело, со скрипом, но она поддалась. Переступив через валявшуюся на проходе кочергу, не удивилась ее наличию, напротив, обрадовалась тому, что нахожусь на верном пути. Отметила взглядом разбитый фонарь. И наконец обнаружила то, что искала.

– Я увидела, что ты отправилась сюда одна и решила пойти за тобой, – услышала я вдруг за своей спиной и от испуга вскрикнула.

– Ой, прости, – потупилась Лаура. – Надо было как‑ то показать свое присутствие сразу, как только я спустилась сюда… Ты что‑ то тут ищешь?

– Уже нашла, – сказала я, кивая на пыльное зеркало, прислоненное к каменной стене. – Оно у тебя никаких воспоминаний не вызывает?

– Зеркало? – наморщила лоб Лаура. – Не знаю… У меня… провалы в памяти. Собственно желая поговорить с тобой об этом, я и спустилась. Ты обещала мне… поверить.

Я нашла взглядом перевернутое ведро, села на него и пригласила Лауру присесть на деревянный ящик.

– Мне здесь… страшно.

– А совсем недавно ты признавалась, что тебе отсюда не хочется уходить, – напомнила я.

– Это было еще до… До того, как я начала чувствовать себя непонятно. Будто я – это не я. Что‑ то ускользает из моей памяти, мне рассказывают об этих эпизодах посторонние, например Нурия, а я ничего не помню. Но взамен я получаю воспоминания о другом прошлом.

– То есть?..

Лаура вздохнула, опустила взгляд на зажатые между колен, обтянутыми узкими джинсами, руки, и призналась:

– Я «помню» эпизоды из жизни, но чужой. «Вспоминаю», как с семьей – не моей – собирала виноград. Страдаю по какому‑ то Анхелю. У меня в жизни не было знакомых с таким именем!

– Кажется, так зовут хозяина этого дома.

– О господи… Страдать по старику! – грустно усмехнулась Лаура. – Еще я знаю о каждом в нашей компании некоторые секреты. Например, как‑ то мне стало ясно, что Нурия сделала аборт. Что ты ревнуешь Рауля к его прошлым отношениям и боишься, что он вернется к Ракель. Что Чави и Сара… Да, в общем, и так понятно!

Она заметно смутилась, поняв, что чуть не выдала чужие тайны.

– Еще я знаю, какая опасность нам всем угрожает. Дом нас не выпустит! Дверь не откроется, решетки не выломаются. Может быть, он рухнет, потому что по стенам пошли трещины, и мы останемся под его обломками. Хозяин если и приедет за нами, то уже тогда, когда нас не станет.

– Что ты такое говоришь, Лаура! – воскликнула я.

– То, что откуда‑ то узнала… Странные вещи говорю, да? Боюсь, ты подумаешь, будто я больна, как друг Рауля. Знаешь, я бы согласилась на то, чтобы мои слова были бредом сумасшедшего, лишь бы они не оказались правдой! У нас еще был шанс выйти отсюда, но Рауль…

– Рауль? А он тут при чем?

– Он… Как бы тебе объяснить. Что‑ то случилось в прошлом… Трагедия. Пролилась кровь. И это породило зло, умножило его, напитало силой. Оно дремало, после того, как в прошлом уже хорошо побушевало. Но, попробовав крови, проснулось. Более сильным, жадным, непобедимым.

– Хочешь сказать, что в этом вина Рауля?

– Не прямая, конечно. Но, вернувшись раненым в этот дом, он подписал смертный приговор не только себе, но и нам всем. Тварь от него не отстанет… Будет сосать из него кровь и дальше. И чем больше «она» ею напитывается, тем сильней становится. Это как дразнить запахом крови акулу, понимаешь?

– Рауль сегодня проснулся в крови. И спал очень плохо… – пробормотала я, вспоминая и лихорадку Рауля, и кокон холода, который его окутывал.

Лаура вместо ответа развела руками, словно говоря: «Вот видишь! »

– Зло копится в зазеркалье, – продолжила она. – И просачивается через зеркала и через все, что может отражать. Может быть, Рауль неосторожно коснулся порезанной рукой зеркала и оставил на нем пятна крови?..

– Говоришь, все, что отражает, тоже в своем роде «двери»? – спросила я, припоминая ночь на кухне. – Не знаю, коснулся ли Рауль зеркала, но он разливал вино из бутылки, вертел в руках бокал. Хорошо, с этим более‑ менее ясно. Но что произошло в ту ночь, когда ты очнулась на ступенях лестницы, ведущей из этого подвала?

– Не помню, – покачала головой Лаура. – Мне только… снилось или виделось, что я бегу по прозрачному коридору. И вдруг, будто что‑ то вспомнив, развернулась и побежала назад. Прыгнула… И словно прошла через какое‑ то препятствие. Очнулась уже на ступенях лестницы. Все.

– Значит, говоришь, выхода нет? – раздался за нашими спинами голос, заставивший нас резко обернуться. Возле двери, опираясь одной рукой о стену, стоял Рауль.

– Ты все слышал? – с испугом спросила Лаура.

Вместо ответа Рауль подошел к нам, присел перед зеркалом и внимательно осмотрел его.

– А на вид – обычное!

Он поднял какой‑ то бумажный листочек, валяющийся неподалеку от зеркала, развернул его, прочитал написанное и хмыкнул.

– Ой! – воскликнула Лаура, выхватив у него из рук бумажку. – Я это уже видела… В одной из книг, которую взяла почитать в библиотеке, между страниц был заложен этот листок. Я использовала его в качестве закладки.

– Только ли как закладку? – нахмурилась я, читая. – Это похоже на записанный кем‑ то один из детских ритуалов, которыми развлекаются девочки. Мы в детстве тоже, помнится, с подругами пытались вызвать то Золушку, то Карамельную Королеву, то гномиков… Может ты прочитала то, что тут написано и спустилась в подвал к этому зеркалу? Подумала, что это твой последний шанс на исполнение заветного желания?

Домыслы, мои домыслы… Но могла ли она и правда попробовать таким образом «получить» Давида?

– Вспомни, Лаура, у тебя в руке оказался огарок свечи… – продолжала я.

– Анна, я ничего не помню, кроме того, что рассказала тебе! – воскликнула со слезами в голосе Лаура.

– Тише, тише, успокойся, – обняла я ее.

– Мне кажется, будто кто‑ то живет во мне!

– Спокойно, спокойно, – попросил ее доброжелательным тоном Рауль, поднимаясь с корточек. – Мы что‑ нибудь придумаем. Не может такого быть, чтобы не нашлось выхода. И из дома, и… вообще.

– Все из‑ за этого зеркала, – буркнула Лаура, с неприязнью глядя на пыльное стекло.

– Рама, кстати, у него не такая уж старая. Я бы сказал, почти новая.

– Ее поменяли. После пожара, – мрачно обронила Лаура.

Мы с Раулем переглянулись.

– Какого пожара? – встревожилась я, припоминая слова Савелия.

– В доме был пожар. В комнате, в которой я остановилась. И все из‑ за этого проклятого зеркала! – вдруг закричала она. И не успели мы опомниться, как Лаура с силой опрокинула зеркало на пол. Раздался громкий звон, и следом – хохот девушки.

– Бесполезно, бесполезно, – выкрикнула она сквозь жуткий смех, и страшная гримаса опять исказила ее лицо.

– Лаура? – шагнул к ней Рауль, протягивая руки, чтобы обнять.

– Бесполезно! – отскочила она. – Хоть все зеркала перебей, это не выход! Каждый осколочек будет по‑ прежнему выпускать зло из зазеркалья! Каждый осколочек, каждый бокал, каждая рюмка – все, что может отражать, подобно зеркалам! Мы тут останемся! Мы обречены!

– Да тише ты. Тише!

Рауль пытался обнять сестру, но она, как проворный зверек, отскакивала каждый раз, когда он почти хватал ее. И продолжала хохотать – не своим смехом. У меня мурашки пошли по коже, когда я вновь увидела эту жуткую ухмылку‑ оскал на ее красивом личике. Наконец, Раулю удалось схватить сестру. Он коротко кивнул мне, прося следовать за ним, и торопливо понес извивающуюся в попытках высвободиться сестру к выходу. Я поспешила за ними.

– Дьявольское место, – услышала я, как Рауль тихо пробормотал себе под нос. Перескакивая через ступеньки, с уже притихшей Лаурой, перекинутой через плечо, он бегом поднялся по лестнице. Но когда распахнул дверь, нас оглушили вопли, напоминающие крики потревоженных чаек, и сильно пахло гарью.

– Пожар!

Кто прокричал это слово, мгновенно приводящее в движение даже мертвые камни, я так и не разобрала. Крики, визг, суета, метания, паника. Ад.

– Не поднимайтесь туда! – закричал Чави, проносясь мимо нас со скрученной жгутом рубашкой, с которой капала вода.

– Что случилось?! – выкрикнула я ему в голую спину, тогда как Рауль торопливо поставил Лауру на пол и, проигнорировав предупреждение друга, ринулся за ним.

– Горит комната Лауры. Возможно, уже и часть гостиной.

– А зачем он рубашку снял и намочил? – невпопад спросила Лаура уже своим нормальным голосом. Видимо, от шока пришла в себя. Я ей не ответила и помчалась следом за Раулем. А за мной – и его сестра. Нормальные люди бегут от огня, а мы – наоборот. Помешательство…

– Куда?! – рявкнул встретившийся нам на лестнице Давид. – Быстро вниз!

– Давид, давай всех девчонок в подвал! – крикнул сверху Рауль и закашлялся. – Туда хоть дым не скоро проникнет.

– Быстро, быстро, быстро, – поторопил нас Давид, расставив в стороны, насколько позволяла узкая лестница, ручищи, чтобы не пропустить нас наверх.

– Рауль? – только и смогла вымолвить я.

– Сейчас мы все к вам спустимся! Законопатим щели, чтобы дым не так быстро просочился вниз.

Мы спустились на этаж. Давид, выцепив взглядом мчавшихся из кухни с наполненными водой кастрюлями Марка и Серхио, отобрал емкость у Марка и скомандовал:

– Марк, строй девушек и спускай всех в подвал! И сам сиди и сторожи их. А то, не дай бог, полезут сеньориты наверх – нам «помогать».

Марк коротко кивнул, принимая задание и, вытянувшись во весь свой небольшой рост, расправил гордо плечи и, разве что не выгнув грудь колесом, гаркнул:

– Девушки, все – в погреб!

– Давид! – окликнула повернувшегося к лестнице парня Моника.

– Дорогая моя, не время для споров, – оглянулся Давид, уже ставя ногу на ступень. – Если ты опять заведешь песню о том, что это «попахивает мачизмом» – отправлять женщин в погреб, тогда как я должен был предложить вам поучаствовать в тушении пожара, то мы тут все если не сгорим заживо, то задохнемся. Не тот момент, дорогая моя, не тот.

– Давид, я не это хотела сказать… – сделала к нему шаг Моника. – Будьте осторожны!

Он замешкался с ответом, глядя сверху вниз на девушку, прижимающую руки к груди словно в мольбе. И затем после паузы запоздало выдавил:

– Хорошо.

И торопливо побежал наверх.

– Моника, в подвал! – гаркнул Марк. И, обращаясь к остальным девушкам, бодро прокричал, стараясь заглушить встревоженный гул:

– Не волнуйтесь, все будет хорошо!

– Как же, будет хорошо, – пробормотала стоявшая рядом со мной Лаура. И вдруг, развернувшись, направилась к лестнице, но не к той, по которой спускались в подвал, а к ведущей наверх.

– Лаура, куда ты?! – побежала я за ней.

Но она неслась по лестнице с решимостью идущего первым спринтера. Чуть не сбила с ног спускавшегося навстречу Серхио. От неожиданности тот посторонился, пропуская девушку. Лаура скользнула мимо замершего на площадке с кастрюлей в руках Чави, оттолкнула Давида с Раулем, которые мокрыми футболками обкладывали порог, пытаясь задержать дым, просачивающийся сквозь щель. Распахнула, несмотря на возмущенные вопли и ругательства парней, дверь и ринулась в гостиную.

– Куда это она?! – воскликнули мы вместе с Раулем.

Я мельком увидела, что Лаура пересекла задымленную гостиную и, кашляя, влетела в охваченную огнем спальню.

– Идиотка! – взревел Давид. И, на ходу натягивая мокрую футболку, ринулся за девушкой.

– Чави! – крикнул Рауль, сгребая меня, в шоке замершую на пороге, в охапку. – Отнеси ее в подвал и не выпускай!

Он сунул меня в руки Чави, и тот, не церемонясь, перекинул меня через плечо и побежал по лестнице вниз. Рауль торопливо натянул на себя мокрую футболку и бросился в гостиную.

По дороге в подвал я выслушала от Чави целый поток ругательств – и в адрес дома, и хозяина, который устроил нам западню из‑ за установленных на окнах решеток, и в адрес гнилой проводки. Не обошел он и ослушниц – меня и Лауру.

Он сгрузил меня в подвале прямо на каменный пол. И сжал в объятиях бросившуюся ему на шею Сару.

– А Давид где? – встревожилась Нурия.

– Там… Спустится сейчас, – ответил ей Чави. – Я наверх! Марк, Серхио, следите за красотками, чтобы они опять, как тараканы, не расползлись по горящему дому!

С этими словами он сердито посмотрел на меня. Но выйти не успел, потому что на лестнице послышались голоса, и в подвал вошли Рауль с Давидом.

Оба опять были с голыми торсами, видимо, оставили футболки, как и собирались, под дверью. Давид нес на руках Лауру, Рауль шел следом за ними. Лица обоих были перепачканы, волосы опалены.

– Что с ней? – кинулись к Давиду с Лаурой на руках сразу Моника, Сара и Лусия.

– Ничего страшного. Немного наглоталась дыму.

– Она обожглась? – тревожно спросила я.

– Не успела, – ответил мне Рауль, почесывая выпачканный сажей нос. – Давид остановил ее. Сумасшедшая!

– Она без сознания?

– Была в сознании. А потом… выключилась, но дышит так ровно, словно сладко спит.

Давид тем временем оглянулся в поисках места, куда можно положить Лауру. Так и не найдя, на его вкус, ничего подходящего, присел с девушкой на руках на корточки и, бережно удерживая драгоценную ношу, аккуратно опустился на пол. Взгляд, которым его испепелила Нурия, мог бы разжечь другой пожар. Не она ли подожгла взглядом проводку в комнате соперницы? Но Давид даже не глянул в ее сторону.

– Похоже, и вправду уснула… – пробормотал Рауль после беглого осмотра сестры. – Странно. Но так даже лучше. Давид, присмотришь за ней?

Вместо слов парень крепче прижал к себе Лауру и, чтобы ей было удобно, подсунул ей под голову свою широченную ладонь. Девушка пошевелилась, что‑ то пробормотала и прижалась щекой к голой груди Давида.

– Рауль, куда ты? – встревожилась я, увидев, что он направился в глубь подвала. – Погоди, я с тобой!

Он подождал меня, и мы прошли через дверь на другую половину. Я решила, что Рауль остановится перед опрокинутым зеркалом, но он отправился дальше. Мы дошли до каменной стены, откуда противоположный конец подвала уже почти не был виден.

Прищурившись, Рауль внимательно осмотрел стену, кое‑ где потрогав камни, оглядел потолок и пол. Затем развернулся ко мне:

– Решил проверить, нет ли тут двери, ведущей наружу. Должен быть выход, что бы там ни говорила Лаура.

– Ты ей поверил?

– А ты? – вопросом на вопрос ответил он. Я промолчала, не зная, что сказать. Поверить Лауре означало принять то, что мы действительно оказались в смертельной ловушке. Я неопределенно мотнула головой, не выражая ни «да», ни «нет».

– Зачем она ринулась в огонь? – недоуменно спросила я, все еще не в силах избавиться от стоявшей перед глазами картины с бегущей в горящую комнату девушкой.

– Не знаю. Надеюсь, когда проснется, расскажет, что за сумасбродство пришло ей в голову, – раздраженно ответил Рауль. – Сказала лишь, что огонь для нее – единственный выход. Вот как хочешь, так и понимай!