Наталья Калинина 10 страница

Рауль коснулся пальцами своей шеи, как раз того места, где был отпечаток, похожий на засос.

– То еще кино. Ракель закричала, полицейские бросились к нам. А Манэль, запаниковав, отшвырнул меня. В весовых категориях мы с ним находимся одинаковых, но в состоянии приступа силищи у него прибавляется в разы. Конечно, Манэль не специально толкнул меня на стеклянную дверцу, сервант просто оказался рядом…

Замолчав, Рауль опустил взгляд на пораненную руку. Осторожно разогнул и согнул, насколько позволяла повязка, пальцы. И грустно усмехнулся:

– Все произошло на глазах полицейских, и ничего другого нельзя было сделать, только взять Манэля силой и транспортировать его в госпиталь. Полицейские спросили, хочу ли я заявить на друга… Господи. Нет, конечно. Но все равно ситуация уже закончилась не так, как могла бы закончиться. И это мне причиняет боль. Я не виню Ракель. Она очень сильно испугалась и сделала то, что подсказывал инстинкт самосохранения.

– Но как после такого у нее еще возникло желание «невинно пошутить»! В голове не укладывается!

– Тут уже мне не стоило забываться. Ситуация выбила меня из колеи, потеряв бдительность, не учел способность Ракель ударить «ножом в спину». Так же как ты летом поверила ей, посчитав, что человек, которому спасли жизнь, не станет врать своему спасителю, так и я не подумал, что Ракель воспользуется ситуацией. Я не собирался задерживаться у нее после того, как мы вернулись на такси из больницы. Хотел уехать сразу, но засомневался, что не усну за рулем. Меня «вело» после бессонной ночи, кровопотери и анальгетиков, и я попросил Ракель приготовить мне чашку крепкого кофе. Пока она возилась на кухне, прилег на диван и сам не заметил, как уснул. Ракель, конечно, и не подумала меня разбудить. Вот так я и оказался в ее «постели»… Не знаю, сколько я проспал, похоже, не один час. Вскочил и помчался сюда. Стал звонить тебе… Потом – Давиду, Чави, Монике. Но то ли вы сговорились, то ли в этом доме пропала связь, но прозвониться было невозможно.

– Да? Не знала, – удивилась я. – Ночью мы пытались связаться с тобой, но ты не отвечал.

– Сожалею… Правда, – сказал он, глядя мне прямо в глаза. Взгляд у него был уставшим, глаза – покрасневшими. Самое лучшее для него сейчас выспаться.

– Ладно, Рауль, – я коснулась ладонью его небритой щеки. – Принимай, как ты и хотел, душ, и отдыхай.

– Куда ты? – схватил он меня за запястье, когда я развернулась, чтобы уйти.

– Разве не ты жаловался на то, что устал и хочешь отдыхать?

– Я, – согласился Рауль.

– Тогда в чем дело? – улыбнулась я.

Он разжал пальцы, освобождая мою руку и с тревогой спросил:

– Что ты собираешься делать? Когда я усну?..

– Не бойся, не сбегу, – засмеялась я. – Куда я денусь из запертого дома и… от тебя.

– Ты мне веришь? Хотя бы сейчас?

Вместо ответа я с улыбкой протянула ему руку и взяла его ладонь в свою.

…Знакомый путь, по которому я передвигалась шагами‑ поцелуями – кончики пальцев, ладонь, опять пальцы – каждый по отдельности. Длинные пальцы музыканта, приводившие меня в восхищение. Пальцы, которые знали наизусть все мои родинки, впадинки, изгибы. Как умело и уверенно обращался Рауль с гитарой, так в совершенстве овладел «нотной азбукой» моего тела, создавая каждый раз новые мелодии. С каким вдохновением писал он песни, с таким создавал музыку в моей душе, касаясь знакомых ему секретных точек – в разной последовательности, не повторяясь.

– Не уходи, пожалуйста…

– Не уйду.

– Te quiero… Я тебя люблю…

Услышала ли я его слова, произнесенные на двух языках, или прочитала их во взгляде, услышала в биении сердца, когда он прижал меня к груди? Почувствовала ли в поцелуях, разгадала в прикосновениях к моему телу?

Упругие теплые струи воды разбивались о плечи Рауля и разлетались мелкими брызгами, и лишь избранные капли застывали, переливаясь, на бронзовой коже. Я стирала ладонями водный бисер, и на месте стертых капель тут же возникали новые – и так бесконечно. А пальцы Рауля уже перебирали мои мокрые волосы, целовали мое лицо, ласкали шею, спускались ниже по спине, возвращались к плечам.

Брызги воды… Брызги любви.

Мое «я тебя люблю» перекликалось с его «te amo». И пусть звучали признания по‑ разному, произносили мы их на одном языке – языке любви.

Рауль уснул первым, а я еще долго лежала без сна, поглаживая его по голому плечу и легонько касаясь губами шершавого подбородка. Как мне хотелось, чтобы время остановилось, как это произошло вчера, когда я ожидала вестей от Рауля! Но нет, оно будто решило наверстать упущенное и мчалось с тройной скоростью. Ну почему так? Что за необъяснимый феномен: когда я в разлуке с Раулем, время растягивается до вечности, но стоит мне оказаться с ним рядом, оно непостижимым образом сжимается до мгновения.

Уткнувшись носом Раулю во впадинку между ключицами, я уснула. И то ли недавний рассказ Лауры о ее странном сне отпечатался в моем подсознании, то ли в этом доме и впрямь была нехорошая энергетика, но я вновь увидела кошмар.

Я брела по бесконечному коридору с прозрачными стенами, за которыми ничего не виднелось. На мне было невесомое платье серого цвета с приталенным корсетом и многослойной юбкой, с каждым моим шагом осыпавшееся на прозрачный пол странными хлопьями. Когда я коснулась одной из оборок, и она от легкого прикосновения рассыпалась, с ужасом поняла, что платье сделано из пепла. От подобного открытия я замерла на месте, боясь пошевелиться. И пусть платье меня не согревало (от этого холода, выстудившего не только коридоры, но и внутренности, не могла бы спасти и шуба – казалось, воздух, который я выдыхаю, сразу превращается в кристаллики), но оно скрывало мою наготу. Чуть я задержалась на месте, и босые ноги пронзило болью от холода. Надо бежать. Ценой осыпающегося платья.

Я не сразу заметила эти пятна. Только когда наступила на что‑ то теплое, глянула под ноги и увидела, как по полу тянется цепочка красных брызг размерами с бусины. Оглянувшись, обнаружила оставленную за собой ту же кровавую цепочку. Кто‑ то раненый, человек или зверь, прошел здесь до меня. А может, он оставил мне такой знак? Пометил выход. И я побежала, стараясь не наступать на капли.

А они увеличивались в размерах, превращаясь в маленькие лужицы. И я остановилась так резко, будто налетела на прозрачную стену. Тот, кто прошел передо мной, выводит меня из коридоров ценой собственной жизни. Я присела над одной из лужиц и занесла над ней ладонь с растопыренными пальцами, будто собиралась накрыть ее. От крови еще чувствовалось еле уловимое тепло. Чья‑ то остывающая жизнь.

Вскочив на ноги, я побежала так быстро, как могла, иногда оскальзываясь на лужицах. Успею ли? Успею ли увидеть того – человека или зверя, – кто выманивал у холода мою жизнь в обмен на тепло своей крови?

Когда впереди мелькнул свет – не этот неживой, а теплый, льющийся снаружи, – я увидела полупрозрачную фигуру. Тот, кого я увидела, стоял ко мне спиной, но я узнала его.

– Рауль… – беззвучно прошептала я, но он меня услышал и плавно повернулся. Солнечный свет, льющийся из проема, проходил через его призрачный образ без препятствий. Рауль молча посторонился, словно желая указать мне выход.

– Нет, – покачала я головой, в ужасе прижимая ладони к голой груди. Я не уйду отсюда одна. Там, в другом мире, мне нечего делать без Рауля. Мир для меня живой, если там есть любимый.

Но Рауль настойчиво указывал полупрозрачной рукой на выход. Он вел меня к нему, оставляя в качестве меток свою кровь, до тех пор, пока потерял ее всю и, обескровленный, сам стал частью прозрачного мира.

– Уходи…

– Рауль?! – в ужасе закричала я.

– Я здесь, – сказал он вдруг, не размыкая губ. Его голос, однако, звучал слишком бодро для призрака. И прямо над ухом.

– Рауль!

– Да тут я, тут.

Ощутив теплое прикосновение к щеке, я открыла глаза. Рауль – настоящий, а не приснившийся, лежал рядом и успокаивающе гладил меня по лицу.

– Ты… – шумно выдохнула я.

– Ну что ты раскричалась? Куда я денусь?

– Мне приснился кошмар…

– Понял уже. Но что бы ты ни увидела, это был всего лишь сон.

– Какое счастье!

– Может, теперь уберешь когти? – ворчливо попросил Рауль. – Они у тебя, похоже, острее, чем у Булки.

Я вопросительно вскинула брови, недоумевая, при чем тут наш кот. И с опозданием поняла, что вцепилась мертвой хваткой парню в руку. Слава богу, не в раненую.

– Прости, – смущенно пробормотала я, увидев, что на его коже остались глубокие «впадинки» от моих ногтей.

– Ладно уж… Видно, что‑ то тебе и впрямь страшное приснилось. Опять фабрика?

– Нет. Нет.

Рауль приподнялся на локте, потянулся к тумбочке и взял мобильный телефон. Глянув на экран, удивленно присвистнул:

– Ого! Обед мы с тобой, принцесса, проспали. Уже время полдника. А я еще даже не завтракал. И вчера остался без ужина. Как ты думаешь, долго я протяну на такой «диете»? Надеюсь, что нам оставили хоть что‑ нибудь из еды.

– А я очень надеюсь, что ключи нашлись, и мы наконец‑ то сможем выйти.

– Куда они денутся? А если не нашлись, позвоним хозяевам, чтобы нас открыли.

– Рауль… – окликнула я его. – Давай уедем отсюда. Мне здесь не нравится. Компания твоих друзей очень милая, но мне хочется больше времени проводить с тобой. И этот дом… он почему‑ то наполняет меня беспокойством.

– Хорошо, – после легкой заминки ответил Рауль. И, улыбнувшись, попросил: – Только вначале поедим, ладно?

– Но перед этим узнаем, как твоя сестра.

– Господи… – хлопнул себя по лбу Рауль. – Совсем забыл, что хотел к ней зайти!

Мы торопливо оделись, и уже собрались выходить, как в дверь постучали.

На пороге стояла Лаура. И ее цветущий вид стал ответом на наше беспокойство. Более того, выглядела Лаура совершенно не так, как мы привыкли видеть ее. Спортивной модели свитер она сменила на короткое платье из тонкой шерсти с облегающим лифом и расклешенным подолом. Зная манеру Лауры одеваться, можно было бы предположить, что она наденет короткое платье только с узкими джинсами, как, я видела, носили местные девушки, превращая элегантный стиль в спортивно‑ молодежный. Но она обулась в высокие сапоги прямо на голые ноги. Блестящие волосы нарочито небрежными волнами разбросаны по плечам, глаза подведены черным карандашом, а ресницы, похоже, накрашены, потому что они, и без туши длинные, сейчас казались накладными, как в театральном гриме. Яркий румянец на щеках, чуть подкрашенные губы, блеск в глазах – и от Лауры невозможно было отвести взгляд.

– Ой, – только и сказал Рауль, удивленно уставившись на сестру, которая картинно замерла на пороге в эффектной позе – опершись рукой о дверной косяк и изогнувшись в талии.

– Ой, – растерялась Лаура. И выпрямилась. – Что это с тобой?

– Гм… – пробормотал, приходя в себя, Рауль. – А с тобой?

– Ты про платье?

– И про него тоже. Но вообще‑ то про минувшую ночь. Что произошло?

– То же самое и у тебя спрашиваю, – кивнула Лаура на перевязанную руку брата. – Не Ракель ли тебя покусала?

– Я подожду вас в гостиной, – сказала я. Пусть Лаура расскажет брату про обморок без меня.

В ожидании Рауля с Лаурой я бегло просмотрела все книги на полках в надежде найти какую‑ нибудь информацию о доме. Но безуспешно. Тут были старые романы, какие‑ то справочники, пара альбомов с репродукциями Дали и все. Может, что‑ то интересное обнаружится среди рекламных буклетов? Дом интриговал меня. Казалось, что хранит он немало секретов. Была бы я писательницей, а не переводчицей, уже непременно придумала бы какую‑ нибудь историю, произошедшую в этих стенах. Начала бы со звонка Савелия… Или нет, с того, что собрались друзья в старом доме на отдых… Или нет, пожалуй, с услышанной во сне фразы дедушки про зеркала. Они и правда обманывают – отражают то, чего нет.

– Принцесса, о чем задумалась? – окликнул меня Рауль. – Идем?

Когда Лаура ушла вперед, я спросила у него про ее самочувствие.

– Говорит, что прекрасно, – пожал плечами Рауль. – А обморок… Возможно, духота сыграла злую шутку, или у Лауры резко понизилось давление… Если такое повторится, отправлю ее к врачу. Но не думаю, что она больна. Скорее всего это был разовый случай.

Я не стала расспрашивать Рауля подробней, ясно, что Лаура здорова.

Тогда что же с ней было ночью? После обморока?..

Обед нам действительно оставили. Давид – царь и бог на кухне – любил, когда к его произведениям относились с должным уважением, считал, что еда существует не только для утоления голода, но и для наслаждения и ритуал приема пищи должен быть соответствующе обставлен. Поэтому нас ожидали не просто остатки еды в кастрюлях и сковородах, а с заботой разложенные по салатницам и тарелкам порции, украшенные зеленью и какими‑ то декоративными ягодами, заботливо накрытые пищевой пленкой. Но мы были так голодны, что вряд ли в полной мере оценили эстетическую сторону творений Давида.

И как наше появление в столовой было встречено радостными возгласами, ироничными замечаниями по поводу долгого уединения, перемежавшимися попытками узнать, что случилось с Раулем, так и аппетит, с которым мы набросились на еду, тоже подвергся шуткам. Но мы были так заняты едой, что на реплики почти не реагировали.

Из разговоров стало ясно, что ключи не нашлись, а позвонить хозяевам дома невозможно, так как в помещении пропала мобильная связь – сразу всех возможных операторов. Рауль, услышав это, вытащил из кармана телефон, набрал какой‑ то номер, послушал и убрал мобильный.

– Что, не веришь? Думаешь, мы тебя разыгрываем? – проворчал Давид.

– Рауль, точно не ты вчера увез ключи? – спросила Моника. – Может, прихватил и выронил где‑ то?

– Моника, я их вообще не видел! И если бы ключи увез я, как объяснить то, что дом оказался заперт? Думаешь, я вышел, закрыл вас и уехал?

– А вдруг, – усмехнулся Давид. – В качестве ответной шутки. И продолжаешь разыгрывать. Ведь обратно же вошел как‑ то…

– Зачем мне так шутить? – возмутился Рауль и даже опустил вилку с наколотым на нее кусочком мяса.

– Сам ведь сказал, что не успокоишься, пока не отомстишь нам за «привидения».

– Давид, меня вчера «разыграли» покруче, чем вы со своими половниками и простынями, – с усмешкой ответил Рауль, то ли намекая на лишь нам известную «шутку» от Ракель (о да, в мастерстве «разыграть» она переплюнула Давида! ), то ли на все события минувшей ночи. – Ключи нужно спрашивать у того, кто дом запирал!

– В том‑ то и дело, что его никто не закрывал! – воскликнула Сара. – Когда Чави выходил курить, дверь еще была открыта. Спохватились только после ужина.

– Ну, – развел руками Рауль. – Если это не ваш розыгрыш… Тогда не знаю, разве что тут призраки водятся и двери запирают, и ключи прячут. В общем, или ключи сами обнаружатся в каком‑ нибудь неожиданном месте, или появится связь и будет возможность позвонить хозяину, или мы сидим здесь оставшиеся дни и ждем, когда владелец дома приедет за платой. Благо, еды надолго хватит. Последний вариант, конечно, уже крайний, но, думаю, до него дело не дойдет.

– Не дойдет, слишком поздно будет… – вдруг проговорила Лаура тихим, но весомым голосом, так, что ее услышали все. Она стояла у входной двери, ко всем спиной и, приподнявшись на цыпочках, потянувшись вверх, насколько позволял ее маленький рост, она попыталась достать рукой до чего‑ то на дверном стекле. При этом ее коротенькое платьице обнажило бедра почти до ягодиц.

– Что ты хочешь этим сказать? – недоброжелательным тоном осведомился Давид. Вид голых ног девушки, казалось, не произвел на него никакого впечатления. В отличие от Чави, который приковал к Лауре, а, вернее, ее бедрам, восхищенный взгляд и опомнился, лишь когда Сара ревниво дернула его за рукав рубашки.

– А то и хочу сказать, что если мы отсюда не выберемся в самое ближайшее время, то тут и останемся. Навечно, – обернувшись, самым что ни на есть серьезным тоном ответила Лаура.

– Зря вчера врача не вызвали. Похоже, упав, ты серьезно тюкнулась головой, – вздохнул Давид.

Я решила, что Лаура по привычке сейчас огрызнется, но она вдруг ласково улыбнулась и медовым голоском пропела:

– Давид, дорогой, да ради того, чтобы вновь оказаться в твоих объятиях, я бы еще не раз так «тюкнулась».

Реакция на подобное заявление была вполне логичной: Нурия стрельнула в Лауру настороженным и одновременно злым взглядом, Давид выронил из рук пачку сигарет, а Рауль, который в этот момент поднес стакан к губам, поперхнулся водой. Я же подумала, что Лаура начала новую войну, только теперь не против Давида, а за него. И, похоже, соглашаясь на приглашение брата, она на что‑ то рассчитывала: а как еще объяснить, что среди ее вещей оказалось платье – не самая подходящая одежда для полевых условий?..

* * *

Я опоздала. Зло захлопнуло мышеловку. И сколько еще удастся протянуть жертвам, зависит от того, решило ли оно сожрать их сразу или немного поиграть, как кошка с мышкой.

Я тоже оказалась в ловушке. Но мир, в котором я жила, научил меня многому. Двигаться. Сражаться. Мне предстоит биться – за свою вновь обретенную жизнь, за мою победу, за любовь мужчины.

Если успею.

Зло наступает. Разлагает все доброе, на что падает его тень. И люди в доме уже отравлены его гнилостным дыханием.

Не знаю, спасусь я или погибну вместе со всеми. Пожалуй, я бы предпочла смерть – настоящую, – чем возвращение в мой замороженный ад.

Но я еще поборюсь. И пусть сложилось не все, как хотелось, я поняла, что так даже лучше. Эта девушка мне поможет… А потом умрет. Потому что вместо нее должна возродиться я.

* * *

После ужина почти все остались в столовой, решив скоротать время за игрой в карты. Вынужденный арест и невозможность выйти на улицу сказались на общем настроении. Ужин прошел не в таком весело‑ шумном гуле, какой раздавался обычно за столом, а в напряженном молчании, нарушаемом лишь просьбами подать то соль, то оливковое масло. Не удавались шутки, разговоры гасли, не успев разгореться, не раздавались похвалы нашему шеф‑ повару. Впрочем, и сам Давид сидел с таким задумчивым видом, будто его совершенно не касалось происходящее.

Игра меня не привлекала, и когда ко мне подошла Моника и предложила поговорить о наследстве, я с радостью согласилась, Рауль примкнул к остальной компании.

Мы с Моникой уединились на кухне, приготовили по чашке кофе и сели на придвинутые к разделочному столу высокие табуреты.

– Тебе этот дом не кажется слишком безликим? – спросила вдруг Моника, размешивая сахар в чашке.

– В каком смысле? – не поняла я.

– В нем нет и намека на личную жизнь бывших хозяев. Возможно, ты не обратила внимания, ведь этот дом – первый, где ты побывала. Но на нашем счету он уже не знаю, какой. И в каждом доме всегда было что‑ то живое, уютное, когда складывается впечатление, что ты живешь не в гостинице, а приехал к знакомым погостить. Здесь же, несмотря на то, что нас и вином угощают, и постарались обеспечить всеми удобствами, дом какой‑ то… нежилой. Казенный. Конечно, может быть, дело в том, что его лишь недавно отреставрировали, и мы – одни из первых постояльцев. Но, обустраивая дом, будто забыли позаботиться о такой важной детали, как погружение в его историю. Вот ты заметила, например, что на стенах отсутствуют какие‑ либо картины, фотографии? За исключением того ужасного натюрморта в комнате с пианино. В домах, где мы останавливались прежде, частенько встречались фотографии бывших хозяев, какие‑ то их личные вещи – вышитые руками хозяйки картины, трубки хозяина, инструменты… А здесь все вещи мне кажутся собранными из разных мест. Не знаю, как объяснить тебе мои ощущения, Анна. Да, я обращаю внимание на детали, и в этом месте их явно не хватает. Это «казенный» дом, переделанный для туристов в гостиницу чужими, не хозяйскими руками. Вот такие мои ощущения.

Я призналась в своей попытке найти хоть какие‑ то упоминания об этом месте среди находящихся в библиотеке книг.

– Вот, ты точно заметила, что не хватает информации! – обрадовалась Моника, найдя в моем лице понимающую собеседницу. – Это огромное упущение! Ведь на сайте тоже мало рассказывается… Словно этот дом купили ради выгоды, и новые хозяева о нем ничего не знают и озабочены лишь тем, чтобы просто сдавать место под отдых, но не сохранять историю дома, «рассказывая» ее через предметы и детали. Кстати, чем‑ то подобным со мной поделились и Сара с Лусией. Значит, я не одна такая.

– А ты не знаешь, что напугало Сару? – поинтересовалась я.

– Конечно, знаю! – ответила Моника с таким видом, будто возмущена моими сомнениями в ее полной осведомленности во всех сферах жизни. – Когда она брала из буфета тарелки, ей показалось, что из зеркала на нее глянуло незнакомое девичье лицо. Всего лишь мгновение, и наваждение исчезло, а бедная Сара напугалась до крика. Но, думаю, ей всего лишь это показалось.

– Лусии вообще «показалась» фигура заходящей в комнату девушки, – вспомнила я.

– Да? Точно, что‑ то такое она говорила.

– Может, отсутствие семейных фотографий решили компенсировать фамильным призраком? – пошутила я. Моника улыбнулась и напомнила:

– Кстати, о фамильных делах… Займемся твоим наследством!

Я рассказала ей, что нам с двоюродной сестрой, которая, как и я, проживает в Москве, досталось наследство от дедушки в испанском поселке Санрок: дом и давно не работающая полуразрушенная фабрика, главной ценностью которой являлась земля. Мэрия поселка уже давно засматривалась на этот участок, желая использовать его под новые застройки, и предлагала купить за неплохие деньги. Но со вступлением в права наследования оказалось немало сложностей. Во‑ первых, хоть дедушка и постарался заранее оформить на нас с Марией бумаги, не все вышло так легко, как ему бы хотелось. Во‑ вторых, нас волновал налог на наследство. Но самая главная сложность заключалась в том, что дедушка пропал, тело его найдено не было. И доказательством его смерти являлось лишь письмо, направленное им еще до гибели доверенному лицу о том, что он по собственному желанию принял решение уйти из жизни. И вот что нам теперь с этим всем делать?

Моника слушала меня, не перебивая. Хоть и видно было по ее лицу, что возникло у нее немало вопросов.

– У меня есть копия того письма, – сказала я. – Тут, с собой. Постоянно ношу в сумочке.

– Стоит взглянуть! – оживилась девушка.

Я поднялась на второй этаж и застала неожиданную картину. В кресле, забравшись с босыми ногами и эффектно сложив их так, словно желая выставить напоказ в самом соблазнительном виде, сидела Лаура. Коротенькое платьице задралось, обнажая бедра, но это, похоже, совсем ее не смущало. Как не смущало и оголенное плечо, выглядывающее в широкий вырез. Опершись одной рукой на локоть и притулив щеку на ладонь, Лаура с легкой полуулыбкой наблюдала за выступающим перед ней Чави. Поза парня тоже заслуживала внимания: Чави стоял перед креслом, в котором сидела девушка, на одном колене, невольно вызывая ассоциации с готовым исполнить серенаду перед балконом средневековой красавицы кавалером. Впрочем, Чави не только собирался исполнить «серенаду», он уже играл что‑ то на гитаре – не столько самой Лауре, сколько ее коленкам.

В тот момент, когда я поднялась на этаж, Чави закончил игру и обратился к девушке:

– Красотка, вместе – я и ты, мы бы могли совершить великий переворот! Если бы ты согласилась играть в нашей группе, мы взорвали бы мир! Мировая слава – разве тебя это не привлекает? У тебя столько талантов…

Он красноречивым взглядом скользнул по голым ногам девушки.

– А если создать собственную группу! О, мы заткнули бы за пояс не только твоего брата с его несговорчивостью, но и рок‑ легенды! Ты только послушай эту тему…

И Чави вновь, тряхнув дредами, страстно забренчал на гитаре, не заметив усмешки, которой «наградила» его «сеньорита» за пламенную речь.

Это могло бы выглядеть комичным… но такие «игры» до добра не доведут. Однако, ничего не сказав, напротив, постаравшись проскользнуть мимо парочки как можно незаметней (Чави, увлеченный игрой, меня так и не увидел, а Лаура послала мне самую невинную улыбку), я скрылась в спальне.

И как вести себя в этой ситуации? Чави, похоже, совершенно наплевать на то, что рядом находится его девушка. Он в открытую завел «брачные танцы» вокруг Лауры, которая такое поведение друга брата только поощряет. Если бы Лаура сверкала коленками перед Давидом, я бы еще нашла объяснения… Но при Чави? Разве что только она надумала таким путем вызвать ревность любимого человека…

Позабыв, что внизу дожидается Моника, я прошла в ванную и отвернула кран с холодной водой. Но даже умывание не помогло остановить лихорадочное метание мыслей. Что делать? Наверное, лучше не вмешиваться. Но если Лаура раздразнит Чави до того, что он совсем потеряет голову и… вломится к ней, ночующей в одиночестве, в спальню? Мне не понравился плотоядный взгляд Чави, которым он «облизывал» коленки Лауры.

Потихоньку вызвать сюда Рауля, чтобы он сам «как бы между прочим» увидел эту сцену? Но телефон по‑ прежнему был нем и глух.

Я спохватилась, что моя задержка может выглядеть слишком подозрительной. Вдруг Моника, не дождавшись меня внизу, поднимется сюда? С ее правдолюбием она, увидев вместе Лауру и Чави, не промолчит. И быть тогда скандалу. Я торопливо завернула кран, вышла из ванной, нашла копию письма. Но не успела убрать сумку на место, как услышала донесшийся из коридора пронзительный визг и нецензурные слова, которые выкрикивал нервный женский голос. И голос явно не Лауры.

Опоздала! Похоже, Чави с Лаурой застали‑ таки в компрометирующей ситуации. Моника? Сара? Новый скандал с Лаурой в центре. Накрыться простыней и отползти в овраг…

Визг и ругательства быстро привлекли внимание: много ли времени надо, чтобы бросить игру и стремительно взлететь наверх? Меньше, чем полминуты. Не успела я высунуться из комнаты, как гостиная наполнилась голосами. Мои худшие предположения подтвердились: открыв дверь, я увидела воинственно наскакивающую на Чави Сару, которую пытался удержать Давид. Но девушка была так разгневана, что даже несмотря на тонкое сложение и, напротив, крепкое – Давида, парню удавалось с трудом удерживать ее. Чави тоже не стоял на месте и не молчал: размахивая руками, как ветряная мельница, он пытался перекричать свою разгневанную подругу. Вокруг него кругами ходили Рауль с Марком, пытаясь утихомирить, но приблизиться к Чави у них не получалось из‑ за его мелькавших рук, а уговоров он не слышал. Крики Нурии и Моники тоже тонули в визгах Сары и ругани Чави. В дверях испуганно жались друг к другу Лусия с Серхио.

И только Лаура продолжала сидеть в кресле, почти не изменив позы, и наблюдала за всем с искривившимся в полуухмылке ртом. Увидев выражение ее лица, я вздрогнула: похожее я видела минувшей ночью. И сейчас девушка будто получала удовольствие от происходящего, словно разворачивающаяся сцена ее развлекала!

В какой‑ то момент Марк неосмотрительно приблизился к Чави и получил такой сильный удар по лбу, что отлетел в соседнее кресло. К нему бросилась испуганная Моника. И в этот же момент Саре удалось вырваться из рук Давида. Подскочив к Чави, она с размаху залепила ему звучную пощечину.

– Вот тебе! – звонко выкрикнула Сара, вновь замахиваясь, тогда как ее бойфренд, выругавшись, поднял руку, то ли желая предупредить новый удар, то ли в горячке замахиваясь на подругу. Подскочивший вовремя Давид резким рывком оттащил Сару назад, а среагировавший одновременно с ним Рауль успел схватить Чави за локти.

– Хватит! – рявкнул Давид, удерживая брыкавшуюся девушку. – Хватит!

И в наступившей тишине послышались всхлипывания. Но не Сары, а Моники.

– Совсем с ума посходили! – прокричала она, обнимая Марка и гладя его по ушибленной голове.

– Моника, успокойся. Не заводи всех снова, – отрезал Рауль. Отпустив Чави, он наклонился над Марком. – Сильно досталось?

Парень помотал головой. Рауль, оглянувшись, нашел меня взглядом и попросил:

– Анна, принеси, пожалуйста, что‑ нибудь холодное. И полотенце. А также стакан воды для Моники.

Я прошла сквозь поредевшую толпу, отметив, что Сары и Чави уже нет. На кухне вытащила из морозильника какой‑ то пакет, схватила висевшее на крючке полотенце и набрала в стакан воды.

– Не знаешь, что там произошло? – раздался за моей спиной тихий голос. От неожиданности я чуть не выронила стакан.

– Ой, извини, я не хотела тебя напугать, – воскликнула стоявшая за мной Лусия.

– Ничего, все в порядке, – приветливо улыбнулась я ей. – А что произошло, не знаю. Вышла, как и многие, на крики.

– Похоже, Сара застала Чави откровенно флиртующим с Лаурой…

– Не знаю, Лусия, – развивать тему и строить предположения мне не хотелось. – Я пойду наверх, отнесу Монике воды.

– Да, да, конечно, – спохватилась девушка и посторонилась, пропуская меня.

Моника почти успокоилась и только тоненько всхлипывала, глядя на сидевшего в кресле с видом героя Марка. Рауль что‑ то говорил им обоим, но, услышав мои шаги, оглянулся, взял у меня стакан с водой и подал его подруге:

– Держи.

Я протянула Марку завернутый в полотенце холодный пакет, и он приложил его к ушибленному лбу.

– Зачем ты вообще приехала? – услышала я за своей спиной наполненный с трудом сдерживаемым гневом голос. Оглянувшись, увидела, что над Лаурой стоит Давид, сжимая в кулаки пальцы вытянутых по швам рук.