Лорел Гамильтон Кафе лунатиков 13 страница

Манжеты были такие же широкие и жесткие, как воротник, и скрывали руки почти полностью. Когда он поднял руку, стало заметно, что с одной стороны манжеты открыты, так что руками он все же пользоваться может. Завершали наряд черные джинсы и ботинки черного бархата.

Подвеску я раньше видела, но рубашка явно была новой.

– Стильно, – сказала я.

– Вам нравится? – улыбнулся он и расправил манжеты, будто они в этом нуждались.

– Приятная перемена после белого, – ответила я.

– Стивен, мы тебя ждали раньше. – Голос Жан-Клода был вполне вежлив, но можно было расслышать в нем темный и неприятный подтекст.

– Стивен возил меня к врачу.

Полночно-синие глаза повернулись снова ко мне.

– Ваше теперешнее полицейское расследование проходит с осложнениями?

– Нет, – ответила я и поглядела на Гретхен. Она смотрела на Жан-Клода.

– Скажи ему, – произнесла она.

Я так поняла, что она не имела в виду обвинить ее в попытке меня убить. Настало время для некоторой откровенности и даже драматических эффектов. И я верила, что Жан-Клод нас не разочарует.

– Пусть Стивен уйдет, – сказала я. Не надо, чтобы он погиб при попытке меня защитить: здесь он может быть в лучшем случае пушечным мясом – против Жан-Клода-то.

– Почему? – спросил Жан-Клод несколько подозрительно.

– Выкладывай, – потребовала Гретхен.

Я покачала головой:

– Стивену здесь делать нечего.

– Иди, Стивен, – сказал Жан-Клод. – Я не сержусь на тебя за опоздание. Анита для меня важнее, чем твой приход на работу вовремя.

Приятно было это знать.

Стивен как-то странно кивнул, чуть ли не поклонился Жан-Клоду, глянул на меня, но не решался уйти.

– Иди, Стивен. Ничего со мной не случиться.

Уговаривать его дважды не пришлось – он исчез.

– Так что вы хотели сказать, ma petite?

Я поглядела на Гретхен, но она смотрела только на него. На ее лице читался голод, будто она долго-долго этого ждала. А я глядела в его полночно-синие глаза и понимала, что могу – без меток вампира могу – смотреть в его глаза.

Жан-Клод тоже это заметил и раскрыл глаза чуть шире:

– Вы сегодня полны сюрпризов, ma petite.

– Вы еще главных сюрпризов не видели.

– Настоятельно вас прошу, не скрывайте их. Я очень люблю сюрпризы.

Что именно этот сюрприз ему понравится, у меня были большие сомнения. Набрав побольше воздуху, я быстро, как принимают горькое лекарство произнесла:

– Ричард сделал мне предложение, и я дала согласие.

Я могла добавить: “но теперь я не уверена”, но не стала. Слишком я сама запуталась, чтобы выдавать что-то, кроме голых фактов. Если он попытается меня убить, может быть, тогда я добавлю подробности. А пока что… подождем.

Жан-Клод сидел как сидел. Не шевельнулся. Щелкнул обогреватель, и я вздрогнула. Над кушеткой заработал вентилятор, воздух стал играть волосами Жан-Клода, тканью его рубашки, но я будто бы смотрела на манекен. Кроме волос и ткани, остальное было будто камень.

Молчание тянулось, заполняло комнату. Обогреватель отключился, и стало тихо, что я слышала шум крови у себя в ушах. Такая тишина, как перед мигом творения. Можно было понять, что сейчас произойдет что-то очень серьезное, только совершенно неизвестно, что именно. Тишина обступала меня, и я не собиралась быть той, кто ее нарушит, потому что понятия не имела, что будет дальше. Это бесконечное спокойствие пугало больше, чем самый дикий гнев. Не зная, что делать, я не стала делать ничего – образ действий, о котором мне редко приходилось жалеть.

Первой не выдержала Гретхен:

– Ты слышал, что она сказала, Жан-Клод? Она выходит замуж за другого. Она любит другого.

Он моргнул – длинное, грациозное движение ресниц.

– Спроси ее, Гретхен, любит ли она меня.

Гретхен встала передо мной, заслонив Жан-Клода.

– Какая разница? Она выходит за другого.

– Спроси ее. – Это были приказ.

Гретхен резко обернулась ко мне. Под кожей выступили кости, губы истончились в злобной гримасе.

– Ты его не любишь.

Это, строго говоря, не был вопрос, и я не стала отвечать. Тогда раздался голос Жан-Клода, полный лени и какого-то темного смысла, который я не поняла.

– Вы любите меня, ma petite?

Глядя в искаженное яростью лицо Гретхен, я ответила:

– Если я вам скажу “нет”, вы же не поверите?

– Вы не можете просто сказать “да”?

– Да, каким-то темным, извращенным уголком души я вас люблю. Вы довольны?

Он улыбнулся:

– Как же вы можете выходить за него, если любите меня?

– Его я тоже люблю, Жан-Клод.

– Точно так же?

– Нет, – ответила я.

– В чем же отличие вашей любви ко мне и к нему?

Все более и более хитрые вопросы.

– Как мне объяснить вам то, чего сама не понимаю?

– Попытайтесь.

– Вы – это как великая шекспировская трагедия. Если бы Ромео и Джульетта не совершили самоубийства, через год они бы друг друга возненавидели. Страсть – это форма любви, но не настоящая. Она не длится долго.

– А каковы ваши чувства к Ричарду?

– Его я не просто люблю, он мне приятен. Я радуюсь его обществу. Я… – Терпеть не могу объяснять собственные чувства. – Черт побери, Жан-Клод, не могу я этого выразить словами. Я могу себе представить жизнь с Ричардом, а с вами – нет.

– Вы назначили дату?

– Нет, – ответила я.

Он склонил голову набок, внимательно меня изучая.

– Все это правда, но в ней есть щепотка лжи. Что вы придержали про себя, ma petite?

– Я вам сказала правду, – огрызнулась я.

– Но не всю правду.

Не хотелось мне ему говорить – слишком он обрадуется. И это как-то нечестно по отношению к Ричарду.

– Я не вполне уверена, что выйду на Ричарда.

– Почему?

В его лице что-то мелькнуло, очень похожее на надежду. Я не могла допустить, чтобы он попусту надеялся.

– Я видела, как он становится страшноватым. Я ощутила его… мощь.

– И?

– И теперь я не уверена.

– Значит, он для вас тоже недостаточно человек. – Жан-Клод запрокинул голову, смеясь. Радостный поток звука, обволакивающий меня, как шоколад. Тяжелый, сладкий и назойливый.

– Она любит другого! – вмешалась Гретхен. – Какая разница, что она в нем сомневается? Она отвергла тебя, Жан-Клод, разве этого мало?

– Это ты сделала такое с ее лицом?

Гретхен заходила тугими кругами, как тигр в клетке.

– Она не любит тебя так, как я люблю. – Вампирша упала перед ним на колени, хватая за ноги, заглядывая в лицо. – Жан-Клод, я люблю тебя. Я тебя всегда любила. Убей ее, или пусть выходит замуж за того человека. Она не заслуживает твоего обожания!

Жан-Клод будто не слышал.

– Вы сильно пострадали, ma petite?

– Ничего страшного.

Гретхен вцепилась в джинсы Жан-Клода:

– Молю тебя, молю тебя, Жан-Клод!

Мне она не нравилась, но это страдание, безнадежная боль в голосе – это страшно было слышать. Она пыталась меня убить, но я не могла подавить к ней жалость.

– Оставь нас, Гретхен.

– Нет! – вцепилась она в него судорожно.

– Я воспретил тебе причинять ей вред. Ты ослушалась. Мне следовало бы убить тебя.

Она так и осталась на коленях, глядя на него снизу вверх. Выражения ее лица я не видела, и слава Богу. Терпеть не могу собачьего обожания.

– Умоляю, Жан-Клод, пожалуйста! Я же это сделала только ради тебя! Она же тебя не любит!

Вдруг ее шея оказалась в руке Жан-Клода. Его движения я не видела. Это было волшебство. Не знаю, что позволяло мне глядеть в его глаза, но это не помогало против его ментальных фокусов. А может быть, он действительно настолько быстр? Нет, такого не бывает.

Она пыталась что-то сказать. Жан-Клод сомкнул пальцы, и слова вышли тихими придушенными звуками. Жан-Клод встал, вздернув Гретхен на ноги. Она ухватилась руками за его запястье, чтобы не повиснуть на шее. Он поднимал ее, пока ее ноги не заболтались в воздухе. Я знала, что она могла бы сопротивляться. Я чуяла силу в этих тонких и хрупких с виду руках. Но она не боролась, если не считать рук на его запястье. Она позволит ему себя убить? А он это сделает? А я буду стоять и смотреть?

Он стоял, элегантный и стильный в своей великолепной черной рубашке, и держал Гретхен на вытянутой руке. Потом подошел к столу, все еще держа ее и без труда сохраняя равновесие. Такого даже ликантроп не мог бы – вот так непринужденно. Я смотрела, как худощавая фигура идет по ковру, и знала, что кем бы и как бы он ни притворялся, он не человек. Не человек.

Он поставил Гретхен возле стола, ослабил руку на ее горле, но не отпустил.

– Послушай меня, прошу тебя, Жан-Клод! Кто она такая, чтобы Мастер Города вымаливал ее благосклонность?

Он держал ее за горло, уже не сжимая. Свободной рукой он отодвинул ширму, и она отъехала, открыв гроб, стоящий на задрапированном пьедестале. Дерево, почти черное, сверкало зеркальной полировкой.

Гретхен с расширенными глазами заговорила лихорадочно:

– Жан-Клод, Жан-Клод, прости меня! Я же не убила ее, я могла убить, но не убила, спроси ее, спроси! Спроси!

Ничего, кроме панического страха, не осталось в этом голосе.

– Анита?

Это единственное слово скользнуло по моей коже, до краев полное гнева. Я очень порадовалась, что он гневается не на меня.

– Она могла убить меня в первой же атаке.

– Почему, как вы думаете, она этого не сделала?

– Я считаю, что она отвлеклась, пытаясь растянуть процесс. Сильнее им насладиться.

– Нет-нет, я только грозилась! Я хотела отпугнуть ее! Я знала, что ты не хочешь, чтобы я ее убила! Я знала, иначе она уже была бы мертва!

– Ты никогда не умела врать, Гретель.

Гретель?

Жан-Клод одной рукой приподнял крышку гроба, второй подтащив к нему вампиршу.

Она вырвалась, на ее горле остались кровавые следы от ногтей Жан-Клода. Она спряталась за креслом, выставив его между собой и Жан-Клодом, будто это могло помочь. По шее ее стекали капли крови.

– Не заставляй меня применить силу, Гретель.

– Мое имя – Гретхен, и уже больше сотни лет.

Впервые на моих глазах она проявила твердость духа по отношению к Жан-Клоду. Я даже подавила желание зааплодировать – впрочем, мне это не стоило труда.

– Ты была Гретель, когда я тебя нашел, и ты и сейчас Гретель. Не заставляй меня напоминать тебе, кто ты на самом деле, Гретель.

– Я не полезу в этот ящик по доброй воле. Нет.

– Ты хочешь, чтобы Анита увидела тебя во всей красе?

Я-то думала, что уже видела.

– Я не полезу. – Голос ее был твердым. Не уверенным, но упрямым: она собралась сопротивляться всерьез.

Жан-Клод стоял совершенно неподвижно. Потом поднял руку – томным жестом, другого слова не подберу. Почти как в танце.

Гретхен качнулась, схватившись за кресло для поддержки. Лицо у нее съежилось, но это не было истечение силы, которое я у нее раньше видела. Не тот вечный труп, который может вырвать тебе горло и танцевать в крови. Она увядала. Не старела – умирала.

Рот ее открылся, она вскрикнула.

– Боже мой, что это с ней?

Гретхен стояла, держась птичьими тонкими лапами за спинку кресла, и была похожа на мумифицированный труп. Яркая помада на лице выделялась мрачной полосой, и даже пшеничные волосы сделались тонкими и ломкими, как солома.

Жан-Клод подошел к ней, такой же грациозный, такой же прекрасный, такой же чудовищный.

– Я дал тебе вечную жизнь, и я могу ее отнять. Не забывай этого никогда.

Она издала горлом жалкое хнычущее мяуканье, протягивая к нему умоляющую костистую руку.

– В ящик, – велел он, и это слово прозвучало темно и зловеще. Он мог бы сказать “в Ад”.

Он выбил из нее волю к сопротивлению – или, быть может, “похитил” будет более точным словом. Ничего подобного я в жизни не видела. Новый вид вампирской силы, о котором в фольклоре даже шепота нет, черт его побери.

Гретхен, вся дрожа, шагнула в сторону гроба. Два трудных, шаркающих шага – и она выпустила опору в виде спинки кресла. Она упала, и две истонченные до костей руки подхватили ее вес, чего, казалось, не может быть. Отличный способ сломать руку, но Гретхен, казалось, о сломанных костях не думала. Я ее не осуждаю.

Она опустилась на колени, склонив голову, будто не имея сил подняться. Жан-Клод стоял, не двигаясь, и смотрел на нее. Он не пытался ей помочь. Будь это кто-то другой, а не Гретхен, я бы, наверное, попыталась бы.

Наверное, я двинулась к ней, потому что Жан-Клод вытянул руку, предупреждая мое движение.

– Если она сейчас покормится от человека, вся ее сила вернется. Она очень испугана, и я бы на вашем месте не стал сейчас ее искушать, ma petite.

Я осталась на месте. Помогать ей я не собиралась, но смотреть на это мне не нравилось.

– Ползи, – велел Жан-Клод.

Она поползла.

Все, с меня хватит.

– Жан-Клод, вы настояли на своем. Если вы хотите сунуть ее в гроб, возьмите и положите ее туда.

Он посмотрел на меня, и в лице его было что-то вроде удивленного интереса.

– Вы ее жалеете, ma petite. Она собиралась вас убить, и вы это знаете.

– Я бы ее застрелила, не задумываясь, но это... – Я не находила слова. Это не было просто унижение. Он сдирал с нее ее собственную личность. Я мотнула головой. – Это пытка. Если это для меня, я уже насмотрелась. Если вы это делаете для себя, то просто прекратите.

– Это делается для нее, ma petite. Она забыла, кто ее хозяин. Месяц-другой в гробу освежит ее память.

Гретхен доползла до пьедестала, вцепилась руками в драпировку, но встать не смогла.

– Я думаю, вы уже достаточно ей освежили память.

– Вы так суровы, ma petite, так прагматичны, но что-то вдруг, бывает, вызывает у вас жалость. И ваша жалость так же сильна, как ваша ненависть.

– Но удовольствия мне от нее гораздо меньше, – сказала я.

Он улыбнулся и приподнял крышку гроба. Внутри, конечно же, был белый шелк. Жан-Клод нагнулся и поднял Гретхен. Когда он переносил ее через край гроба, свисавший край плаща задел за дерево, и что-то звякнуло у нее в кармане, твердое и тяжелое.

Так мне не хотелось просить, что я чуть не промолчала. Чуть не.

– У нее в кармане мой пистолет. Он мне нужен.

Жан-Клод почти бережно положил ее на шелковую обивку, потом обшарил карманы. Держа в руке браунинг, он стал опускать крышку. Навстречу взметнулись скелетные руки, пытаясь удержать неотвратимый спуск.

Глядя на эти бьющие по воздуху пальцы, я чуть на все не плюнула.

– Должен быть еще один пистолет и нож.

Жан-Клод вопросительно округлил глаза, но кивнул. Он протянул мне браунинг, и я подошла его взять. При этом я оказалась так близко, что видела глаза Гретхен. Они были бледные, затуманенные, как в глубокой старости, но ужас они еще могли выразить.

И они бешено вращались, глядя на меня. В них был немой призыв, и сказать “отчаянный” значило бы сильно смягчить выражение. Она глядела на меня, не на Жан-Клода, будто зная, что я единственная здесь, кому на нее не плевать. Если Жан-Клода ее судьба волновала, то по его лицу этого сказать нельзя было.

Браунинг я ткнула под мышку – приятно было получить его обратно. Жан-Клод протянул мне “файрстар”.

– Не могу найти нож. Если хотите поискать сами, не стесняйтесь.

Я поглядела на сухую сморщенную кожу, на безгубое лицо. Шея кожистая, как у курицы. Я покачала головой:

– Не настолько я его хочу получить обратно.

Он засмеялся, и даже теперь я ощутила этот звук всей кожей, как бархат. Жизнерадостный социопат.

Жан-Клод закрыл крышку, и Гретхен страшно завыла и застонала, будто пытаясь вскрикнуть, но не имея на это сил. Тонкие руки заколотили изнутри.

Жан-Клод закрыл защелки и наклонился над закрытым гробом.

– Спи, – шепнул он.

И почти сразу звуки стали тише. Он еще раз повторил это слово, и стало тихо.

– Как вы это сделали?

– Успокоил ее?

Я мотнула головой:

– Нет, все это.

– Я ее Мастер.

– Нет. Николаос была вашим Мастером, но она этого делать не умела. Она бы сделала это с вами, если бы могла.

– Очень проницательно с вашей стороны и очень верно. Я создал Гретхен, Николаос меня не создавала. Мастер вампиров, создавший кого-либо, получает над созданным определенную власть. Как вы только что видели.

– Но ведь Николаос создала большинство приближенных к ней вампиров?

Он кивнул.

– Если бы она могла делать то, что делаете вы, я бы это видела. Она не могла бы не показать.

Он снова слегка улыбнулся:

– И опять ваша проницательность. Есть различные виды силы и власти, доступные Мастерам вампиров. Призыв животных, левитация, неуязвимость к серебру.

– Так вот почему мой нож не причинил вреда Гретхен?

– Да.

– Но у каждого Мастера свой арсенал способностей?

– Арсенал – очень точное слово. Так на чем мы остановились, ma petite? Ах да! На том, что я мог бы убить Ричарда.

Так, приехали туда, где были.

– Вы меня слышите, ma petite? Я мог бы убить вашего Ричарда.

Жан-Клод поставил ширму на место, и гроб с его страшным содержимым скрылся с глаз.

– Вам не хочется этого делать.

– О нет, ma petite, очень даже хочется. Я бы с удовольствием вырвал у него сердце и стал смотреть, как он умирает.

Жан-Клод прошел мимо меня, и черная рубашка развевалась, открывая его живот при каждом шаге.

– Я вам сказала, я не уверена, что выйду за него замуж. Я даже не знаю, будем ли мы еще встречаться. Разве этого не достаточно?

– Нет, ma petite. Вы его любите. Я чую его запах на вашей коже. Вы его целовали сегодня. При всех ваших сомнениях вы держите его близко к себе.

– Если вы его тронете, я вас убью, вот и все. – Мой голос прозвучал очень буднично и по-деловому.

– Вы попытаетесь меня убить, но это не очень просто сделать.

Он снова сел на кушетку, рубашка распахнулась, обнажив почти весь его торс. Единственным дефектом безупречной кожи был крестообразный шрам.

Я осталась стоять. Все равно он не предлагал мне садиться.

– Может быть, мы убьем друг друга. Музыку выбираете вы, Жан-Клод, но если начнется этот танец, он не прекратиться, пока один из нас не будет мертв.

– Мне не разрешается трогать Ричарда. А ему разрешается трогать меня?

Хороший вопрос.

– Я не думала, что он это будет делать.

– Вы встречались с ним несколько месяцев, и я почти ничего не говорил. До того, как вы за него выйдете, я хочу получить такой же период.

– В каком смысле “такой же период”? – вытаращилась я, не поняв.

– Чтобы вы встречались со мной, Анита, дали бы мне возможность за вами ухаживать.

– За мной? Ухаживать?

– Да.

Я уставилась на него как баран на новые ворота, не знаю, что сказать.

– Знаете, я несколько месяцев избегала встреч с вами, и не собираюсь это прекращать.

– Тогда я выберу музыку, и начнется танец. Даже если я погибну, и вы погибнете, Ричард погибнет первым, это я могу вам обещать твердо. Думая, что встречаться со мной некоторое время – судьба не столь прискорбная.

Да, в этом был резон, но…

– Я никогда не уступаю угрозам.

– Тогда я обращаюсь к вашему чувству честной игры, ma petite. Вы позволили Ричарду завоевать ваше сердце. Если бы вы сначала встречались со мной, может быть, вам сейчас было бы так же дорого мое сердце? Если бы вы не сопротивлялись так нашему взаимному влечению взглянули бы вы на Ричарда второй раз?

Я не могла ответить “да”, сохраняя при этом честность. Потому что сама не знала. Жан-Клода я отвергла, поскольку он не человек. Он – монстр, а я с монстрами не встречаюсь. Но вчера я краем глаза видела, каким может быть Ричард. Я ощутила силу вполне под стать силе Жан-Клода, от которой мурашки идут по коже. Мне стало трудно отличать людей от монстров – я даже о себе начала задумываться. К монструозности больше дорог, чем известно людям.

– У меня нет легкого отношения к сексу. С Ричардом я тоже не спала.

– Разве я пытаюсь шантажом принудить вас к секcу, ma petite? Я хочу получить равные шансы.

– Если я соглашусь, то что?

– То я заеду за вами в пятницу вечером.

– И мы куда-нибудь поедем?

Он кивнул.

– Может быть, даже попробуем узнать, как вам удается безнаказанно смотреть мне в глаза.

– Нет уж, давайте лучше это будет настолько нормальное свидание, насколько возможно.

– Как скажите.

Я глядела на него, он на меня. Он заедет за мной и пятницу вечером. У нас свидание. Интересно, что скажет на это Ричард?

– Я не могу вечно встречаться с вами обоими.

– Дайте мне те же несколько месяцев, что и Ричарду. Если я вас у него не отвоюю, я ретируюсь с поля боя.

– Оставите меня в покое и не тронете Ричарда?

Он кивнул.

– Вы даете слово?

– Слово чести.

Я согласилась. Предложение было лучше, чем я рассчитывала. Нельзя, конечно, знать, что стоит его слово чести, но она дает нам время. Время придумать еще что-нибудь. Что – я не знала, но что-то ведь должно быть? Что-то кроме флирта с Мастером, черт побери его мать, Города.

В дверь постучали, и я открыла, не дожидаясь разрешения Жан-Клода, – стучал кто-то назойливый. В комнату скользнула Райна. Насчет назойливости я угадала.

Она была одета в пальто с рыжим воротником, вокруг талии туго завязан пояс. Пряжка пояса болталась в воздухе. Райна развязала многоцветный шарф и встряхнула своими осенними волосами, сверкнувшими в лучах света.

За ней вошел Габриэль в черном пальто. Его волосы и странного серого цвета глаза подходили к цвету пальто не хуже, чем у Райны. От мочки до верхушки уха у него торчали кольца, и каждое было серебряным.

А за ними по пятам вошел Каспар Гундерсон. Этот был одет в белое твидовое пальто и этакую шляпу с пером. Был он похож на элегантного папочку мечты пятидесятых годов, и ему явно не очень хотелось здесь быть.

Роберт стоял у них у всех за спиной и нервно говорил:

– Жан-Клод, я им сказал, что вы заняты. Я им говорил, что вас нельзя беспокоить...

Он буквально заламывал руки от волнения. После того как я видела, что случилось с Гретхен, я не могла судить его слишком строго.

– Войди и закрой дверь, Роберт, – сказал Жан-Клод.

– Мне там надо присмотреть за действием, я...

– Роберт, войди и закрой за собой дверь.

Столетний вампир сделал, как было сказано. Закрыв дверь, он прислонился к ней, не снимая руки с дверной ручки, будто это могло его спасти. Правый рукав его белой рубашки был располосован, и из свежих царапин от когтей текла кровь. На горле тоже была кровь, как будто когтистая лапа вцепилась в него. Как Жан-Клод оставил на горле Гретхен, только настоящими когтями.

– Я тебе сказал, что будет, если ты меня еще хоть раз подведешь, хоть в любой мелочи. – Шепот Жан-Клода наполнил комнату, как ветер.

Роберт рухнул на колени.

– Мастер, смилуйтесь, смилуйтесь!

Он протянул руки к Жан-Клоду, и с одной из них упала густая капля крови. Очень красная на белом-белом ковре.

Райна улыбнулась. Я почти наверняка знала, следами чьих когтей щеголял Роберт. Каспар отошел и сел на диван, отстраняясь от этого зрелища. Габриэль смотрел на меня.

– Красивое у вас пальто.

Мы оба с ним были в черных пальто – отлично.

– Спасибо, – сказала я.

Он сверкнул в улыбке остроконечными зубами. Я хотела было его спросить, не больно ли ему от серебряных колец, но Роберт захныкал, и я повернулась к основному действию.

– Подойди, Роберт, – прозвучал голос Жан-Клода, такой горячий, что мог бы обжечь.

Роберт почти расстелился по ковру.

– Не надо, Мастер! Пожалуйста, не надо!

Жан-Клод упругими шагами подошел к нему, так быстро, что черная рубашка развевалась, словно миниатюрный плащ. Сверкнула на черном фоне белейшая кожа. Жан-Клод остановился около поверженного вампира, и рубашка взвилась вокруг замершего тела. Он стоял неподвижно, и в черной ткани было больше жизни, чем в нем.

О Господи!

– Жан-Клод, он пытался, – сказала я. – Оставьте его.

Жан-Клод посмотрел на меня глазами бездонно-синими. Я отвернулась. Может быть, я и могу встретить его взгляд безнаказанно, но все же... Он всегда полон неожиданностей.

– У меня было впечатление, ma petite, что вы недолюбливаете Роберта.

– Пусть так, но я уже сегодня видела достаточно наказаний. Они его раскровянили за то, что он не впустил их на несколько минут раньше. Почему вы на это не злитесь?

Райна подошла к Жан-Клоду. Острые каблуки медного цвета туфель оставили на ковре цепочку следов. Словно колотые раны.

Жан-Клод смотрел, как она подходит. Лицо у него было непроницаемое, но что-то было такое в том, как он себя держал. Он ее боялся? Быть может. Но во всем его теле чувствовалась настороженность, когда она подошла ближе. Все любопытнее и любопытнее.

– У нас была назначена встреча с Жан-Клодом. Если бы меня завернули у самой двери, это задело бы мои чувства.

Она переступила через Роберта, показав изрядную часть ноги. Мне трудно было сказать, надето ли на ней что-нибудь под этим пальто. Роберт не попытался подглядеть. Он застыл неподвижно, только вздрогнул, когда пола пальто задела его по спине.

Райна стояла, щеголяя безупречной формы икрами, почти касаясь Роберта. Он не отодвинулся. Застыл, будто притворяясь, что его здесь нет и все о нем забыли. Как ему хотелось бы.

Она стояла так близко к Жан-Клоду, что их тела соприкасались. Вроде как вклинилась между двумя вампирами. Я ждала, что Жан-Клод отступит, освобождая ей место. Он не отступил.

Она запустила пальцы ему под рубашку, охватив руками с двух сторон обнаженную талию. Напомаженный рот Райны раскрылся, и она потянулась и поцеловала Жан-Клода в обнаженную грудь. Он стоял, как статуя, но не послал ее к черту.

Что тут происходит?

Райна подняла голову и объяснила:

– Жан-Клод не хочет обижать Маркуса. Ему нужна поддержка стаи, чтобы держать город в руках. Правда, любимый?

Он взял ее руками за талию и шагнул назад. Ее руки тянулись за ним, пока он не отступил так, что она уже не дотягивалась. Она же глядела на него, как змея на птичку. Голодными глазами. Не надо было быть вампиром, чтобы почувствовать ее вожделение. Очевидное – это еще мягко сказано.

– У нас с Маркусом есть соглашение, – сказал Жан-Клод.

– Что за соглашение? – спросила я.

– Почему это вас интересует, ma petite? Вы собираетесь сегодня увидеться с мосье Зееманом. Мне разве не разрешается видеться с другими? Я вам предложил моногамию, и вы это предложение отвергли.

Об этом я не подумала. И мне это было неприятно.

– Меня беспокоят не верность или неверность, Жан-Клод.

Райна зашла ему за спину, провела по груди длинными крашеными ногтями. Руки ее согнулись, подбородок лег на плечо Жан-Клоду. На этот раз он расслабился в ее руках, прогнулся назад, погладил бледными руками ее плечи. И при этом смотрел на меня.

– Что же беспокоит вас, ma petite?

– Ваш выбор партнеров.

– Ревнуешь? – спросила Райна.

– Нет.

– Ну и врешь, – ответила она.

Что я могла сказать? Что меня злит, как она на нем виснет? Так это и было. И это меня злило еще больше, чем то, что она его лапает.

Я покачала головой:

– Просто мне интересно, насколько далеко ты готова зайти ради интересов стаи.

– О, до самого конца, – сказала Райна и обогнула Жан-Клода, встав перед ним. На каблуках она была выше него.

– А сейчас мы с тобой поиграем. – Она поцеловала его одним быстрым движением и встала на колени, глядя вверх.

Жан-Клод погладил ее по волосам. Бледные изящные руки охватили ее лицо, приподняли. Он нагнулся и поцеловал ее, но смотрел при этом на меня.

Чего он ждал – что я скажу “прекратите”? Поначалу он вроде бы ее чуть ли не боялся, теперь же ему было вполне нормально. Я знала, что он меня дразнит. Старается заставить ревновать. Что ж, до некоторой степени это получалось.

Поцелуй был долгим и страстным. Жан-Клод поднял лицо с мазками губной помады около губ.

– И что вы думаете, ma petite?

– Думаю, что вы упали в моем мнении, раз вы спите с Райной.

Горячим, рокочущим смехом засмеялся Габриэль.

– О нет, он с ней не спит – еще не спит. – И Габриэль пошел ко мне длинными скользящими шагами.

Я откинула полу пальто, показав браунинг.

– Давайте не сходить с ума.

Он расстегнул пояс пальто и поднял руки, сдаваясь. Рубашки на нем не было. В левом соске у него было серебряное кольцо, и в край пупа было продето такое же.

Я от этого зрелища вздрогнула.

– Я думала, что серебро раздражает ликантропа, как аллерген.

– Оно жжет, – сказал он с какой-то хрипотцой.

– И это хорошо? – спросила я.

Габриэль медленно опустил руки и движением плеч сбросил пальто. При этом он медленно поворачивался, материя падала изящно, как в стриптизе. Когда пальто соскользнуло с рук, Габриэль резко извернулся и в конце поворота метнул пальто в меня. Я отбила его в сторону, и в этом была моя ошибка.

Он уже навалился на меня, прижимая телом к полу. У меня руки оказались прижаты к груди, спутанные тканью пальто. “Файрстар” оказался под животом Габриэля. Я потянулась за браунингом, и рука Габриэля разорвала ткань, как бумагу, и вырвала пистолет у меня прямо из-под руки. И он чуть было не оторвал мне и кобуру вместе с рукой. На секунду вся левая рука у меня превратилась в полосу боли. Когда к ней вернулась чувствительность, браунинга не было, и с высоты нескольких дюймов на меня смотрело лицо Габриэля.