Глава 20 – Шелк

Стэф отменила наши утренние танцы в день маскарада, так как я предупредила ее, сколь поздно мне пришлось лечь спать ради того, чтобы приготовить наряд. Выглядела она очень веселой и что‑ то прошептала Сэму на счет того, что ему придется бороться за место в очереди на танец со мной.

Получилось так, что я не заснула к тому времени, к которому собиралась, и именно по этой причине, я случайно подслушала Сэма, говорящего по ВУСу. Он разговаривал тихо, как если бы не хотел разбудить меня. Или, чтобы я услышала.

– Так что, встречаемся в беседке на Северной Авеню?

В глазах помутнело, когда я села на кровать и выглянула в окно. Искусственный рассвет огороженного стеной города окрасил задний двор в тени и придал синего оттенка; из‑ за городской стены солнце восходило даже позже, чем обычно, хоть это было и нормально для середины зимы.

– Я думаю, она в опасности, и сегодняшний вечер идеально подходит для того, чтобы то‑ то пошло не так.

Что? Я уставилась на шелковые стены, хоть, конечно, не могла увидеть его сквозь полки, инструменты и книги, которые он хранил в комнатах между нашими.

– Она – моя главная подозреваемая. Я не знаю никого другого, у кого было бы столько же поводов навредить... – он резко замолчал. – Не думаю, что она работает в одиночку. Но я не нашел ничего полезного.

Слишком часто он упоминает какую‑ то женщину. Неужели он говорит обо мне?

– Спасибо, Стэф. Можешь еще позвонить Виту, Сарит и Оррину? – он усмехнулся, но тот факт, что кто‑ то определенно в беде – возможно я – сделал смешок неестественным. – Ага, ушло всего лишь пять тысяч лет, чтобы найти им применение.

Даже учитывая, что он шутил о своих друзьях, я вздрогнула, радуясь, что он не говорит так обо мне.

– Естественно я нуждаюсь в твоей помощи. Не будь глупой. Никто не может заменить тебя, – он звучал... раздраженно? Униженно? Трудно сказать. – Ладно. Увидимся через час.

Пока он пытался тихо ходить по дому, я умыла лицо и оделась. Обычные штаны и свитер. На улице стоял мороз; надеюсь, к вечеру потеплеет.

Запах кофе снизу манил меня к себе, вместе со звуком шипения еды на сковородке. На столе меня уже ждала кружка. Наверное, Сэм услышал, как я выбралась из постели, сам он стоял возле плиты, хмуро поглядывая на яйца.

Я сделала глоток кофе для храбрости и облокотилась на стойку рядом с ним. Он встретил меня с полуулыбкой.

– Хорошо спалось? – его голос был хриплым, будто он вообще не ложился.

Еще один большой глоток кофе. Я не хотела, чтобы он злился на меня, особенно сегодня.

– Я подслушала половину твоего разговора со Стэф. Что происходит?

Он сердито посмотрел на меня.

– Это был личный разговор.

– У тебя стены из шелка. В следующий раз, когда будешь говорить с ней, я просто оглохну, хорошо? – Я отнесла свою кружку обратно на стол. – И у тебя яйца подгорают.

Выругавшись, он взял лопаточку, чтобы отодрать еду от сковороды, и через пару минут мы ели жидкую в середине но хрустящую по краям яичницу. Обычно, из него был повар получше, но я ничего не сказала по поводу того, что он называл «завтраком», а я «ужасом», мне не хотелось его оскорбить. Я съела кусочки, которые более‑ менее были похожи на нормальную яичницу, а остальные порезала на части. Если повезет, он не сможет понять, сколько я не съела.

– Мне надо уйти на пару часов, – он вновь сел за стол. Его тарелка с едой выглядела так же, как и моя.

– Хорошо, – я выкинула свои объедки. – Тебе не обязательно все мне рассказывать. Некоторые вещи должны оставаться личными.

Он вздохнул и подвинул стул.

– Ана...

Я положила тарелку в раковину и повернулась к нему.

– Слушай, ты сам предложил мне жить здесь. Твои стены не звуконепроницаемые. Я могу случайно подслушать. Я не шастаю вокруг и не роюсь в твоих вещах, но если ты говоришь в доме, я, скорее всего, это услышу, – я тяжело выдохнула. – Я не хочу уходить, но если ты против того, чтобы я продолжала тут жить, все, что тебе надо сделать – это просто сказать.

Сэм пересек кухню в четыре длинных шага и стал ко мне так близко, как в день, когда чуть не поцеловал меня. Его рот открылся и закрылся, что бы там он ни собирался сказать, слова остались не произнесенными.

– Не уходи.

У меня накопилась куча всего, что я могла бы ему ответить, по большей части, грубого, но он действительно выглядел встревоженным – на его лице отражались десятки эмоций, но пропадали так быстро, что я не успевала их разобрать. Слишком сложно.

– Тогда, я не уйду, – я выдержала его взгляд. – Хотела бы я, чтобы ты мне открылся и сказал, что происходит.

Он закрыл глаза, и я вновь была слишком медленной, чтобы понять его выражение.

– Обещаю, что расскажу, только не сейчас. Мне действительно пора идти.

– Если ты не говоришь мне только потому, что хочешь, чтобы я хорошо повеселилась вечером, то ты дурак. Теперь я буду волноваться по любому поводу, – я засунула кулаки в рукава. – Я хочу сказать, ты же подарил мне нож. Что я должна думать после такого?

– Прости, Ана. Слишком многое тебе нужно объяснить.

– Тогда, сделай это, когда вернешься. – Я выдержала его взгляд, хоть он и опустил глаза, и моя шея заболела из‑ за напряжения, которое мне понадобилось, чтобы держать голову на нужном уровне. – Если я как‑ то в этом замешана, то имею право знать.

– Отлично. Поговорим, как только я вернусь, – он выдавил улыбку. – Пожалуйста, не уходи.

– Тебе придется быть гораздо более жестоким, чтобы заставить меня уйти, чем просто испортить завтрак. В конце концов, у меня ушло восемнадцать лет на то, чтобы уйти от Ли, а ты ведь знаешь, какая она ужасная, – наши одинаковые выдавленные улыбки стерлись с лица, когда мы поняли, как прозвучали последние слова: будто я действительно могла сравнить Сэма с Ли. Я ответила глухим голосом: – Я буду здесь.

Он кивнул, убрал локон волос с моего лица и вышел из кухни.

– Ненавижу быть подростком.

– Почему?

– Гормоны.

Он одарил меня грустной полуулыбкой и ушел.

Поскольку теперь он отсутствует, а у меня нету никаких занятий – библиотеку закрыли на время приготовлений к маскараду, и уроки на сегодня не были запланированы – я воспользовалась случаем примерить свой наряд, чтобы убедиться, идеально ли он на мне сидит. В нем я перестала быть собой, и это заняло целую вечность – правильно его надеть – но конечный результат мне понравился.

Я аккуратно сняла с себя все его детали и спрятала их на свое место.

Покончив с этим, я решила выйти на улицу и взяться за домашнее хозяйство. Животные сами себя не покормят. Стоило мне со всем закончить, как я услышала голоса Сэма и Стэф, за шорохом от морских свинок и кудахтаньем кур. Я бросила на полку старые рабочие перчатки и начала обходить дом, чтобы предупредить, что я снаружи и могу услышать их очень личный разговор.

– Это многое объясняет об Ане, не так ли? – спросила Стэф.

Я остановилась на входной тропинке. Они стояли как раз за уличными деревьями, достаточно близко, чтобы я четко слышала каждое слово. Громко шелестели сосновые ветки, и они могли не услышать мой приход. Я не хотела подслушивать, ведь прошло всего‑ ничего с того времени, как я сказала Сэму, что не шастаю вокруг, но поскольку их личный разговор был обо мне – это не честно, что меня исключили из него.

Сэм ответил:

– Когда мы отогревались возле озера, она думала, что я собираюсь вновь бросить ее замерзать. И еще, кажется, она боялась, что я заберу ее еду, – он говорил таким голосом, будто речь шла о чем‑ то невозможном. Должно быть, я выглядела глупо. – Она была уверена, что все, что я делаю – это какая‑ то злая шутка над ней.

– Больше она себя так не ведет, – голос Стэф раздался из того же места, откуда и раньше. Они не двигались. Наверное, для того, чтобы не продолжать свою беседу в доме, где я могу услышать.

– Больше нет, но я потратил много усилий для этого, и я не до конца уверен, что первая ее естественная реакция – уже не защитная. Для нас, восемнадцать лет прожитых с Ли кажутся чепухой, но для нее это вся жизнь.

Стэф задумчиво хмыкнула.

– Стыдно, что нашей первой новой душе пришлось расти в таких условиях. – В сложившейся тишине, я представила, как она откидывает свои длинные волосы или делает еще что‑ то естественно изящное. – Думаешь, то, что Ли сказала на счет Цианы, может оказаться правдой? Уже прошло, ну, сколько там, около двадцати трех лет с тех пор, как она умерла. Она не вернется.

Я не хотела этого слышать. Только не про Циану. Но мои ноги слишком отяжелели, чтобы ими двигать, будто жаркое солнце расплавило их по земле.

– Понятия не имею, – ответил Сэм, и я задержала дыхание. – Ана ничего не могла с этим поделать, точно как мы – с нашим перерождением, – на этих словах я вновь смогла дышать. – Какое‑ то время я думал, что количество наших перевоплощений – ограничено, но ты умирала гораздо чаще, чем Циана.

– Ткачество, как правило, не взрывоопасно.

Он проигнорировал ее сарказм.

– Мы с Цианой сблизились после того, как ты очень умно раздавила себя под катком...

На этот раз, мне показалось, что мое сердце остановилось. Он и раньше упоминал, но теперь я заинтересовалась. Насколько близки? Влюбленная парочка? И из‑ за меня она исчезла навсегда. Как он мог смотреть на меня после этого?

– Лазер сломался, и я упала, – настояла Стэф. – Вообще‑ то, это было больно, просто чтобы ты знал.

– Это не ты провела следующие три недели за его чисткой от самой же себя. У меня столько же прав жаловаться, сколько и у тебя. – Сэм устало усмехнулся. – В любом случае, после твоей смерти, мы с Цианой сблизились. Думаю, я чувствовал себя так, будто мы с ней многое упустили за наши жизни, и тогда настал удобный момент, чтобы наверстать упущенное. Я рад, что мы так и сделали.

Я крепко закрыла глаза и сжала себя так сильно, что мои ребра заныли. К слову сказать, он никогда не говорил со мной о Циане. Естественно, с чего бы...

– Мы все ожидали, что она вернется, – мягко сказала Стэф. – Это хорошо, что в конце своей жизни она была не одна.

– У Ли бы родилась она и Аны бы не существовало.

По голосу Сэма невозможно было сказать, что он чувствует. Грусть, уныние. Но это не помогло мне понять, хотел ли он, чтобы я оказалась Цианой.

Я хотела бы оказаться Цианой.

– Это если Ли права на счет, – голос Стэф стал более низким, – замены.

Сэм тяжко вздохнул.

– Даже если бы у нас было право голоса в этом вопросе, как мы можем выбирать между ними? Циана прожила сотни жизней, а у Аны, может быть, только одна. А что если существует много таких, как она, пока не рожденных? Возможно, они ждут кого‑ то, кто уже никогда не вернется. И вообще, как кто‑ нибудь может выбирать между тем, кого они знают около пяти тысяч лет, и кем‑ то... вроде Аны?

Я должна это прекратить. Одна нога вперед, потом вторая. Я заставила себя выйти на тропинку.

В голосе Стэф слышалось то же уныние:

– Хотела бы я ответить тебе. Думаю, ты прав на счет того, что мы ничего не можем с этим поделать. Возможно, это все работа Джанана. А может, дело в другом.

– Джанана не существует.

– Не говори такого, если Мойрик поблизости. Он относиться к таким заявлениям еще истеричней, с тех пор, как к нам присоединилась Ана. Советники думают, что это наше наказание.

– За что?

– Из‑ за неверия в Джанана? Мало поклоняемся? Я не знаю, но спроси любого. Они думают, что Ана – это только начало.

Я пошла вперед и вскоре увидела вспышку ярко‑ голубого сквозь сосновые ветви. Платье Стэф.

– Я четко поняла, что это от нас не зависит. Хорошо, потому что я бы никогда не смогла выбрать.

– Я тоже, – прошептал Сэм.

Я вышла на улицу и увидела этих двоих, стоящих лицом к лицу, с грустным выражением и поникшими плечами. Когда они обернулись на меня, я сказала:

– Я пришла предупредить, что была снаружи и все слышала.

– Ана... – Сэм двинулся ко мне, но я отступила, развернулась и кинулась к дому.

Ноги донесли меня до двери, но руки не повиновались – никак не выходило повернуть ручку. Пальцы задубели и руки тряслись, так что, когда Сэм появился рядом, я все еще кусала губы и пялилась на дверь. Я сосредоточилась на дереве, сосновой зеленой краске, которая впиталась в зерна. Не хочу смотреть на него.

– Ана, – он протянул ко мне руки, но я увернулась.

– Не мог бы ты открыть дверь, пожалуйста?

Он покорился с таким видом, будто это было самым трудным заданием на свете. Но это не Сэм только что подслушал, как его друзья раздумывают, он ли заменил людей, которых они любили, или говорили так, будто он дикий щенок, отказывающийся есть объедки.

Я действительно похожа на бабочку.

Моя обувь отзывалась глухим топотом по полу, когда я бросилась через гостиную, полную инструментов и с пианино в центре. Интересно, Сэм и Циане песню написал?

Вверх по лестнице, так быстро, как только можно.

Когда я добралась до балкона с видом на гостиную, то оперлась на перила и встретилась взглядом с Сэмом.

Он замер на полпути по лестнице, с измученным выражением, будто его рвало на части, а на лице отобразились все столетия жизни. Я представила его первую жизнь, закончившуюся неожиданно из‑ за драконьей кислоты. Его прошлую жизнь, закончившуюся со смертью Цианы, после чего он пошел на север; в Сердце его больше ничего не держало, так что Сэм отдался на растерзание драконам.

Мои руки начало покалывать от воспоминаний шипов роз и ожогов от сильфы. Я никогда не умирала, не то чтобы мир не старался это исправить.

Мы смотрели друг на друга, пока он не произнес мое имя и я сказала:

– Я не знала, что ты был влюблен в нее.

Я сидела в своей комнате весь оставшийся день, накрыв голову подушкой, чтобы заглушить звуки его игры на пианино. Старые сонаты и мелодии, которых я не знала. Может, он надеялся, что новая для меня музыка заставит спуститься вниз. Я же просто радовалась, что он не играет ту, которую назвал «Воплощение Аны». Это свело бы меня с ума.

Я смотрела на солнечный свет, пробивавшийся через кружевные занавески, как вдруг Сэм постучал в дверь.

– До заката остался час. Тогда и начнется маскарад. Если ты собиралась приготовиться.

В горле, будто кость застряла, когда я сказала:

– Иди без меня.

Последовала длинная пауза, во время которой я наблюдала за его силуэтом на фоне шелковых стен.

– Ты не хочешь идти?

– Наш внешний вид должен оставаться в секрете.

Я отчаянно нуждалась побыть кем‑ то другим некоторое время, чтобы никто не знал кто я. Что я.

Бездушная.

– Ох, хорошо, – послышался звук удаляющихся шагов, и как только я поняла, что он в своей комнате, то побежала в ванную и начала переодеваться.

Я надела крылья: шелк, растянутый на проволочном каркасе. Они прикреплены к синтетическому шелковому платью, сделанного из слоев цвета глубокого зеленого океана и голубого, идущих от моих плеч до колен.

Волосы я украсила венком из цветов и ленточек, которые становились длиннее сзади, свободно повиснув между крыльями. Я нанесла тени на веки, поэтому, когда я надела маску, черный соответствовал прорезям.

Пурпурный, голубой и зеленый шелк струился по моему лицу. Крылья бабочки.

Я откопала тот мелкий ножик, что дал мне Сэм, и вставила его в волосы, между короной из цветов и лент. Даже несмотря на легкий вес, он обременял меня, но я еще не забыла тех шагов недавней ночью.

– Я иду, – крикнул Сэм из коридора.

Солнце светило так ясно, что он не мог увидеть мою тень – крылья выдают меня с головой – и я сказала:

– Увидимся там.

– Как ты узнаешь кто я?

Иногда, я очень хочу его ударить.

– Я не видела твой костюм. Я правда собиралась сказать, что могу слышать вас снаружи. Это не моя вина, что вы так громко разговариваете.

Или болтаете обо мне, когда меня нет поблизости.

– Я не об этом спрашивал, – его голос надломился. – Ничто из этого никогда не звучало как вопрос. Джанан, у тебя самая активная оборонительная реакция, которую я когда‑ либо видел.

На моих губах останутся незаживающие вмятины в тех местах, где я часто кусала. На этот раз, я прикусила верхнюю.

– Будь осторожна по дороге на рынок.

Шаги направились в сторону лестницы.

– Сэм, – я чувствовала, что задыхаюсь. Или тону. Может, два в одном. Он остановился, в любом случае. – Ты спрашивал, как я узнаю кто ты.

Тишина.

– Я всегда знаю.

Через минуту послышался звук закрываемой двери, и я осталась в ванной в полнейшем одиночестве, разве что с отражением незнакомки в зеркале. Когда я посчитала, что уже прошло достаточно времени, чтобы он успел дойти до Южной Авеню, я проверила надежно ли закреплены маска и нож. Затем, я боком прошла через дверной проем, потому что крылья не давали выйти нормально.

Когда я покинула дом, на улице уже потемнело, я пыталась убедить себя, что сегодняшний вечер будет веселым. Я представила, как буду улыбаться и смеяться, и, возможно, в итоге окажусь в чьих‑ то руках на последнем танце, будто бы магия маскарада была реальной и могла помочь найти пару своей душе.

У меня не выходило представить себя за такими занятиями, но это нормально.

Ведь сегодня я не Ана.