Глава 14 – Опознание

В Доме Совета, библиотеке отводилось отдельное крыло.

Если бы не разговор с Сэмом, я бы полностью отдалась той головокружительной радости, которую почувствовала, когда он открыл тяжелые двери из красного дерева и мы вошли в просто невероятных размеров комнату.

Все стены были плотно заставлены полками, полными книг. Здесь не было никаких отдельных комнат для различных секций, как я себе представляла, но высокие книжные полки давали иллюзию конфиденциальности, если сидеть в углу или на балконе на первом этаже. Крепкие столы, тоже из красного дерева, стояли в ряд, заполняя пустоту в середине комнаты, на них стояли аккуратные лампы, с витражами разных оттенков. На них светились маленькие белочки и воробьи.

Между проходами лежали мягкие ковры, из–под краев которых выглядывал паркетный пол. Я переступила через снежные холмики, сверкающие, как алмазы, и вдохнула запахи кожи, краски и пыли.

– Может, – начала я, поворачиваясь к Сэму, который внимательно наблюдал за моей реакцией, – переедем жить сюда? Мы могли бы убрать в другое место те полки, что в середине комнаты, и поставить туда пианино.

Он издал какой‑ то звук, похожий на смех и закрыл дверь позади себя.

– Тут ужасная акустика. И где бы мы спали? – я показала рукой в сторону гигантских стульев с подушками, а затем на диван, укрытый одеялом. Цвет мебели – темный вельвет – подходил к цвету дерева, из которого тут было все сделано. Все вокруг было таким уютным и навевало на сон, что я никак не могла понять, почему люди не борются за то, чтобы остаться тут навечно. – Но акустика все равно ужасная.

– Мы бы могли все тут переставить, может, это бы помогло. – Я откинула голову назад и расслабилась. – Где полки с книгами о музыке? Я собираюсь спать именно там. – Он посмотрел на меня каким‑ то совершенно непонятным взглядом. Я съежилась и отвернулась, чтобы скрыть покрасневшие щеки. – Я думаю, в твоем доме найдутся все эти книги, не так ли?

– Давай я устрою тебе небольшую экскурсию. Я все покажу тебе, чтобы ты не потерялась в следующий раз. – Он протянул мне руку, но я проигнорировала, и Сэм просто опустил ее, будто никогда и не предлагал. – Мне может понадобится карта и фонарик, на всякий случай.

Я провела рукой по гладкому кожаному стулу, который начал скрипеть от этого. Отполированное дерево издало звук, похожий на тихий писк, когда я прикоснулась к парте, которую открывал Сэм. К моему удивлению, внутри она оказалась полой.

Он достал стопку бумаг и ручку, и передал их мне.

– Можешь спрятать бумаги в ежедневник. Не знаю, найдет ли его кто‑ нибудь, чтобы спасти тебя. Тебе придется самой нарисовать карту. – Ну конечно. С преувеличенной гордостью, он показал мне на дальнюю часть библиотеки. – Все, на северной стене и ближайших полках – наши личные дневники. На всех этажах. Профессиональные дневники хранятся в разных секциях, зависит от того, чему они учат.

Я вновь посмотрела на полки. Двенадцать историй, состоящие почти из пяти тысяч лет ведения дневников для миллиона других людей. Моя голова начинала болеть только от одной мысли об этом.

– Можешь спокойно брать почитать любую из них. Для этого их сюда и приносят – чтобы остальные вынесли какой‑ то урок для себя. – Он потянулся к ближайшей полке и пальцем задел корешок книги, вытаскивая ее со своего места. – Обычно, после перевоплощения, люди возвращаются к прошлому и описывают конец своей предыдущей жизни. Как правило, они упоминают причину своей смерти, чтобы остальные не повторили их судьбу. – Он усмехнулся и подмигнул, но мне было вовсе не смешно. – Книги с информацией о родословных на этом этаже...

– Мы можем сперва посмотреть на кое‑ что?

Лучше бы я это делала одна, но мне нужен кто‑ то, кто подтвердит мои догадки. Если кто‑ то и будет смотреть, как я выставляю себя полнейшей идиоткой, то пусть это будет Сэм.

Он ждал, когда я продолжу, конечно же, ничего не сказав о том, что я повела себя довольно грубо, перебив его. Ли бы ударила меня за это. Я сфокусировалась на мирной и пыльной библиотеке, чтобы успокоится перед тем, как произнести эти слова:

– Здесь есть твои фотографии или видео? Из твоих прошлых жизней?

На секунду, в помещении воцарилась полная тишина, лишь громко бухало мое сердце, будто сейчас разорвется на части, а затем он кивнул.

– Есть парочка.

В моей голове помутнело.

– Мне нужно увидеть их.

Он закусил губу – я впервые увидела, как он это делает и мне стало интересно, не от меня ли он подцепил эту привычку – и посмотрел вверх.

– Это что‑ нибудь изменит? Между нами?

Мне хотелось ему напомнить, что менять нечего. Этим утром ничего не случилось.

И все‑ таки, я была не полностью честна с собой. После всех моих обдумываний на заседании Совета – многое уже изменилось. Вопрос только в том, в какую сторону изменения.

– Я не знаю.

Сэм опустил голову, а затем повел меня на второй этаж, через лабиринт из книжных полок, забитых фотоальбомами и видеозаписями, по которым можно было отследить технологический прогресс.

Мы нашли уединенный уголок, где заполненные полки приглушали звук. Он кивнул в сторону одного из больших кресел и приказал мне сидеть, пока он будет искать карту памяти и фотографии на полках. Он нажал на какую‑ то кнопку, и панель передо мной отъехала в сторону, открывая вид на огромный черный экран. Он вставил карту памяти в определенное отверстие, и, пока она загружалась, положил фотоальбом на стол между нашими стульями. Торшер пускал веселые блики на глянцевой обложке.

Он листал страницы альбома, а потом показал мне цветную фотографию двух сорокалетних мужчин, обнявшихся за плечи. Они улыбались, глядя на меня, один с более широкой улыбкой – он придерживал рукой поля своей шляпы. У второго улыбка казалась более лукавой, поскольку один уголок его рта поднялся выше второго. Он был непривлекательным, с плохой кожей и тусклыми волосами, но его улыбка и источавшаяся от него энергия...

– Это ты.

Я ткнула пальцем на мужчину. Сэм – тот, который молодой и красивый – искоса посмотрел на меня.

– Ты уверенна?

– Абсолютно.

Он слегка кивнул.

– Второй – это Стэф. Он умер в результате несчастного случая, через неделю после того, как сняли это фото.

Было трудно поверить, что на фотографии тот же Сэм, что и сидит рядом со мной, но еще труднее мне далось понимание того, что женщина, с которой я познакомилась сегодня утром, так же была парнем на этой картинке.

Сэм перевернул на следующую фотографию, на которой были двое мужчин и женщина, играющие музыку. Один из них сидел за пианино, и сперва я решила, что это Сэм. Но, по какой‑ то причине, это казалось неправильным. Я стала всматриваться в них более внимательно, в поисках чего‑ нибудь узнаваемого. Даже посмотрела на Сэма, в надежде на подсказку, но тот просто облокотился на стол и смотрел на фото без всякого выражения.

Хотелось бы мне знать, о чем он думает.

Мужчина за пианино определенно не был Сэмом. Что‑ то не так было в его позе, Сэм за пианино выглядит по‑ другому. Я видела, как он играет всего пару раз, но он никогда не относился к пианино как к собственности. Он буквально ласкал его.

У второго мужчины была флейта, но он не играл на ней, так что выражение его лица было легко читаемым. Оно не было похоже на то, которое я замечала у Сэма.

Слишком... чужое.

Я обратила внимание на женщину со скрипкой. Она была высокой, мягкой и фигуристой. Она играла на скрипке так, будто исполняла колыбельную, лицо ее было задумчивым. Что‑ то зацепило меня в ее расслабленной позе и в том, как она смотрела на пианино или на пианиста. Мне было не разобрать. Я прикоснулась к ее лицу.

– Нашла тебя.

– Ты узнала по платью?

Я вновь на нее посмотрела. Конечно, на ней было надето то же платье, что и на мне этим утром. Также, ей – ему – оно больше шло, и я старалась не поддаться зависти.

– Нет, я его не заметила.

Видео давно загрузились, и экран ярко светился, ожидая дальнейших указаний. Сэм включил одно, и мы начали смотреть на группу людей, ходящих по рынку и о чем‑ то болтающих. Качество было плохим, но лица вполне можно было разглядеть.

– Его сделали вскоре после того, как мы научились снимать видео. Кое‑ кто, не буду называть имени, постоянно ходил и снимал все, что мог. Многие годы мы снимали видео, подобные этому. Никто их не смотрит, но и выкинуть рука не поднимается.

Я, может, и посмотрю. Но вслух я этого не сказала.

Казалось, мы сидели там часами, просматривая старые видео и фотоальбомы.

Я нашла его в толпе на рынке – Сердце вообще не изменилось за последние три тысячи лет – в группе музыкантов, и когда он показывал неприличные жесты тому, кто снимал, пока он убирал лошадиный навоз. Я нашла его на фотографии, где он держал кого‑ то под дождем, или его держали, и наклонялся к какому‑ то незнакомцу, с улыбкой на лице. Дважды я находила его, целующим мужчину или женщину, и в моем горле начал формироваться комок, так что я просто кивала, будто узнала его, а он мне верил.

Экран потемнел, и витражные лампы остались нашим единственным источником света. Я слышала, как он поет, наблюдала, как он начинал медленно уходить, когда кто‑ нибудь подходил к нему с видеокамерой – друзья, обычно, хватали его за руки и заставляли остаться – и смотрела, как он умирал от смеха, пока его лицо не становилось цвета баклажана. Я видела его молодым и старым, тощим и толстым, мужчиной и женщиной, красивым и уродливым.

Но ни один из тех Сэмов не выглядел так, как мой Сэм. Я просто знала, что это был он.

– Ты в порядке? – прошептал он.

Если не считать моего громко стучащего сердца, в комнате царила полная тишина. Я все не могла понять, как же я должна себя чувствовать. У меня было такое впечатление, будто я тону. Мне холодно, легкие болят, все мои конечности отяжелели, и я не могу понять, как мне выплыть отсюда.

Я засунула руки поглубже в свои рукава. Хотя, технически, его рукава.

– Нет, – ответила я. – Но это не важно. У нас есть еще много работы.

Я встала и притворилась храброй.